Наследие

Летит над искрящейся в лучах солнца гладью океана скутер. Солоноватые брызги щекочут лицо. На душе легко и радостно. Предвкушение скорой встречи с Анной переполняет меня, я никак не могу надышаться вольным воздухом, и все происходившее со мной на дне кажется теперь кошмарным сном.

Что еще человеку надо для счастья? Я молод и здоров, у меня интересная работа, которую не променяю ни на какую другую… И у меня есть Анна.

Небольшая стая дельфинов догоняет скутер и мчится рядом. Некоторые из них порой приближаются совсем близко, рискуя попасть под струю водомета. На сердце вдруг становится тревожно. Мне начинает казаться, что дельфины хотят предупредить меня о какой-то опасности…

Набережная Розы Ветров непривычно пустынна. Аквамариновые волны лениво плещутся о полупрозрачные пластиковые плиты, покрытые кое-где ракушками и красноватыми водорослями. Обычно роботы каждую неделю чистят береговые плиты, и потому водоросли сразу бросаются в глаза.

Причальные гроты и шлюзы вроде бы не изменились за время моего двухнедельного отсутствия, но что-то в облике понтонного острова вселяет неясную тревогу…

Пришвартовавшись к центральному шлюзу, я убедился, что меня никто не встречает. Все автоматические трапы на причале почему-то подняты. На всякий случай вплотную подхожу к ближайшему автомату и останавливаюсь перед его фотоэлементами. Автомат некоторое время моргает огоньками. Значит, работает. Просто заблокирован…

Меня явно не желают пускать в родную обитель… Пнув с досады ни в чем не повинную машину, прикидываю высоту основного борта. Около трех метров. Разбежавшись, вскакиваю на панцирь кибера и, ухватившись за прутья, подтягиваюсь к верхней палубе. Через несколько секунд уже бегу по мокрому силиконовому покрытию понтонного острова к центральной диспетчерской.

— Остановитесь!!! — грохочет вдруг сверху хриплый мужской голос. — Не входите в помещение! Это приказ!

Поднимаю голову и вижу раструбы громкоговорителей, установленные вдоль набережной через каждые тридцать — сорок метров. Раньше их здесь не было.

— Возвращайтесь на материк! Не дотрагивайтесь ни до чего руками! Это опасно…

Голос умолкает, но еще некоторое время громкоговорители издают странные клокочущие звуки.

Возможно, в других обстоятельствах я послушался бы совета неведомого доброжелателя. Но не сейчас. Как я мог покинуть остров, не выяснив, что происходит здесь. Ведь на острове более двух тысяч человек, много женщин и детей. А сейчас не видно ни души.

Не слушая больше предупреждений, вбегаю в диспетчерскую. Коридор, освещенный тусклым светом аварийных ламп, пуст. Ближайшая дверь заперта изнутри. С минуту барабаню по ее толстой обшивке, но безуспешно. Мертвая тишина. Вторая дверь… Третья… Не помню, в какой по счету комнате в ответ на мой стук раздались звуки шагов. Кто-то медленно шел по пластиковому полу, тяжело ступая босыми ногами. Вдруг раздался хриплый женский голос:

— Это ты. Карл?

— Нет, я только что прибыл со станции ГТСЗ…

— Значит, вы не из биологического отряда? — в голосе женщины послышалось разочарование. Дыхание было тяжелое, с присвистом. Ей нелегко было говорить.

— Нет, я не из биологического отряда, но, может, вы мне объясните, что произошло?

— На вас нет гидрокостюма? — спросила женщина.

— Я достану, если надо…

— У нас все заражены, — раздался едва слышный шепот. — Ходить могу только я. Но и мне осталось недолго…

— Да что же здесь случилось?!

— Никто ничего толком не знает, но, кажется, мы все обречены… Зачем вы пришли сюда? Ведь Карл останавливал вас!..

Что же здесь творится? Люди погибают от неведомой болезни, но находят еще силы, чтобы предупреждать об опасности других.

— Чем я могу помочь вам?

— Уже поздно… Идите в радиорубку. Карл, наверное, там. Он даст вам гидрокостюм… — Некоторое время из-за двери раздавалось лишь тяжелое дыхание. — Обязательно найдите гидрокостюм… Он предохранит от заражения… Извините, я очень устала… — вновь послышалось шлепанье босых ног.

— К черту костюм! Что с Анной? Неужели она тоже больна?! Где она?..

…Радиорубка заперта, как и все остальные отсеки. Изо всех сил барабаню в дверь. Наконец раздался хриплый голос, тот самый, что предупреждал меня по радио об опасности. Неразборчивый хрип перешел вскоре в кашель.

— Почему вы не послушались меня? — спросил Карл, откашлявшись.

— Я не уеду, пока не узнаю, в чем дело…

— Вы все равно никому не сможете помочь. Биологи уже целую неделю не в состоянии ни до чего докопаться.

— Мне сказали, что вы можете дать мне гидрокостюм.

— Значит, Сима еще жива?

Я молчу, ошеломленно глядя на дверь.

— Ладно, — раздается из-за нее. — Это напрасная жертва, но я вижу: вас не переубедишь… Гидрокостюмы не гарантируют полной безопасности, но все-таки уменьшают вероятность заражения. Они в последнем отсеке… Прямо и налево…

Через несколько минут, бренча кислородными баллонами, я ввалился в радиорубку. Она оказалась пуста. Внимательно осматривая полутемное помещение, я обнаружил вдруг, что в кресле, повернутом спинкой к двери, кто-то сидит. Хотел подойти поближе, но справа на экране портативного компьютера вспыхнула надпись:

«Не подходите ко мне: не хочу, чтобы вы видели мое лицо».

«Почему?» — хотел спросить я и тут только понял, что в своем гидрокостюме, лишенном акустических преобразователей, не смогу разговаривать с Карлом.

«Пишите вопросы», — вспыхнула на экране новая надпись, и рука в белой синтериловой перчатке подвинула к краю стола пачку бумаги с лежащим сверху толстым карандашом.

«Когда это началось?» — написал я и вложил записку в вытянутую руку Карла. «Одиннадцать дней назад», — вспыхнул на экране ответ.

«Много жертв?»

«Несколько сотен человек».

Сердце болезненно сжалось. Неужели среди них Анна?

«Почему вы на острове?» — вспыхнул на экране вопрос.

Я написал, что был на глубинной станции и что не было связи с сушей. Передавая записку, я слегка приблизился к креслу и заглянул в лицо Карла.

Лучше бы я не делал этого. Увидев его лицо, невольно отшатнулся, пытаясь подавить чувство ужаса и отвращения. Это была какая-то гноящаяся кровавая маска с выпученными, почти выкатывающимися из орбит глазами. Только тогда я по-настоящему осознал весь ужас происходящего. Опять пронзила мучительная мысль об Анне.

«Скоро приду», — написал я и выскочил из рубки.

Скорее… Бегу мимо знакомых и таких пустынных сейчас скверов, бассейнов, спортплощадок. Вот наконец ее коттедж! Кто эти люди в гидрокостюмах? Впрочем, потом… Все потом… Сейчас главное — найти Анну. На ходу срываю с себя маску. Она должна видеть мое лицо, знать, что я рядом и готов спасти ее или разделить с ней ее участь…

— Что вы делаете?! — приглушенный женский голос заставляет меня обернуться.

У входа в спортзал вижу стройную высокую женщину в белом комбинезоне. Рядом двое мужчин. Один из них, полный и невысокий, тоже облачен в белоснежный комбинезон. Лицо его скрывает маска. Но вот второй. Это Джимми. Я узнал его сразу, несмотря на то, что лицо его забинтовано и видна лишь узкая щель для глаз. Джимми я узнал бы среди тысячи по его долговязой сутулой фигуре и манере стоять, отставив левую ногу в сторону.

— Андрей! — Джимми тоже узнал меня. — Разве ты не на материке?

— Как видишь… — я заглядываю в глаза Джимми. Они красные, словно после многих бессонных ночей, и чем-то напоминают глаза Карла из радиорубки…

— Объясни мне, что здесь творится? Уже битый час я пытаюсь понять, что здесь произошло, но все безуспешно…

— Прежде всего наденьте маску, — тоном приказа говорит женщина. — По всей видимости, вы еще не заразились.

Голос раздается из акустического транслятора, прикрепленного на груди женщины, поэтому он и кажется таким глухим.

— Только два слова! — я умоляюще смотрю на женщину и вновь поворачиваюсь к Джимми. — Что с Анной? Она здорова?!

— Я видел ее два дня назад, тогда она была здорова, но… — Джимми не успевает закончить, как-то странно закашлявшись. Кашель становился все более хриплым, глубоким и сопровождался зловещим свистом.

— Сейчас же надевайте маску! — приказывает женщина. — Через несколько минут вы сможете поговорить в антисептической камере…

— Извините, но я не могу… Я должен найти одного человека… Девушку… Это рядом…

Я решительно поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Андрей! — Это ее голос. Я не верю своим ушам. Растерянно оглядываюсь и вижу, как от группы людей в гидрокостюмах отделяется Анна.

— Андрей! — Она останавливается в нескольких шагах от меня и срывает маску. Золотистые волосы рассыпаются по плечам. — Зачем ты здесь? — шепчут ее губы, но я читаю в ее глазах радость и… надежду.

— Не подходи! — Анна пытается натянуть маску, но я ее опережаю. Она вырывается из моих объятий, закрывает лицо руками…

Потом я слышу тихий вздох облегчения и чувствую, как Анна крепко прижимается ко мне…

В комнате Анны ничего не изменилось. Словно не было этих кошмарных одиннадцати дней.

— Почему ты не выходил на связь? — Анна снимает гидрокостюм и собирается надеть свой зеленый халат.

— Взрывами сорвало буй с антенной.

— Выходит, ты мог вернуться и неделю назад?

— Сдвиг пластов привел к извержению газов. Никто еще не наблюдал этого. К тому же меня слегка завалило…

— Значит, это было извержение, — говорит Анна, думая о чем-то своем. Понимаешь, Андрей… — Она как-то странно смотрит на меня. — Эпидемия началась через день после взрыва…

Я молча смотрю в ее глаза, и смысл сказанного постепенно доходит до меня.

— Первое время мы ничего особенного не замечали, — продолжает Анна. Просто у некоторых появилось легкое недомогание. На третий день многие стали жаловаться на озноб и головные боли. Врачи объявили карантин, но было уже поздно: сейчас трудно даже ориентировочно подсчитать число зараженных. Медики обнаружили вибрион-возбудитель лишь два дня назад…

Анна встала и медленно подошла к иллюминатору. — На седьмой день тело покрывается язвами, появляются боли в горле, хрипота. На девятый день нарушается работа вестибулярного аппарата, становится трудно дышать, двигаться, а к вечеру… — Анна резко повернулась ко мне. — Андрей… — тихо сказала она, — у меня уже третий день…

Мы сидим вчетвером в антисептической камере и напряженно вглядываемся в экран стереовизора. На Анну мне даже страшно взглянуть. Но я стараюсь держаться бодро. Слева от меня Эва и Джимми. Эва — та самая женщина, что пыталась заставить меня надеть маску. Она руководит одним из биоотрядов, прибывших с материка.

… Диктор даже не пытается скрыть тревоги, ибо все уже давно поняли крайнюю серьезность положения. Речь идет далеко не о простой эпидемии, одной из тех, что уносили миллионы человеческих жизней в прошлые века. Возбудители дизентерии, тифа, холеры и подобных заболеваний не были созданы специально для уничтожения людей. Поэтому прошлые эпидемии выглядят безобидно рядом с этой, вызванной вирусом явно искусственного происхождения. Сейчас до минимума сведены личные контакты людей, ибо речь может идти о судьбе всего человечества.

— Надо уметь прямо смотреть в глаза опасности и трезво оценивать обстановку, — говорит Эва. — Положение действительно критическое, но о гибели человечества не может быть и речи. Биоотряды ведут напряженную борьбу за жизнь каждого человека…

— Прекрати, Эва, — Джимми говорит, не отнимая руки от глаз. — Мы же не дети… Пусть лучше Андрей расскажет об извержении… Мне кажется, что между ним и эпидемией есть прямая связь…

— Неужели вы думаете, что эти вирусы извержены из земных недр? спрашивает Эва.

Я смотрю на нее и вдруг ловлю себя на мысли, что она без маски. Словно Джимми, Анна и я не больны вовсе… Неужели она тоже?

— Знаешь что, — Джимми, не отрывая руки от глаз, поворачивает голову ко мне. Я отчетливо вижу, что он внимательно смотрит на меня в щель между пальцами. — По-моему, это бактериологическое оружие… Здесь неподалеку целое кладбище затонувших кораблей. Среди них есть и из двадцатого века… Сдвиг пластов во время извержения мог окончательно разрушить какую-нибудь посудину… Короче, я собираюсь проверить эту идею. Оставшегося в моем распоряжении времени для этого хватит.

Джимми уже более десяти лет занимается подводной археологией. Он интересуется в основном античными кораблями, но во время своих подводных странствий наносит на карту все когда-либо затонувшие суда. Так что ему виднее…

— Не будем откладывать эту экскурсию, — говорит Джимми. — Завтра у меня предпоследний день…

…«Скат» медленно проплывает над небольшим судном, покоящимся на дне подводной расщелины.

— Если и в этот раз не найдем, вернемся, — в который раз уже уверяет меня Джимми.

Я киваю и направляю аппарат в глубину…

Ослепленные светом прожекторов, полупрозрачные глубоководные рыбы то застывают на месте, то гибкими молниями устремляются прочь.

— Не смотри в мою сторону, — просит Джимми. — Чтобы надеть маску, придется разбинтовать лицо…

— Собираешься выйти?

— Да… По-моему, это здесь…

— Но чем эта скорлупа отличается от остальных?

— Сам не знаю… Интуиция…

Я молча пожимаю плечами и, повиснув над расщелиной, включаю донное освещение.

— Транслируй на всякий случай на сушу, — говорит на прощание Джимми. Мало ли что может случиться… Эва уверена, что если на корабле есть яд, то рядом должно быть и противоядие…

Я молча включаю ретранслятор и обнимаю Джимми, стараясь не смотреть на его обезображенное лицо…

На крохотном экране ретранслятора я вижу пока то же, что и за прозрачной полусферой «ската».

Вскоре Джимми включает свой фонарь. Ошалевшие от света рыбы то и дело закрывают поле зрения перед объективом передатчика, укрепленного над маской Джимми.

Наконец луч фонаря выхватывает из полумрака покрытый толстым слоем ила борт корабля. Судя по всему, судно затонуло не менее сотни лет назад, еще в конце двадцатого века.

— Эта посудина явно из прошлого тысячелетия, — подтверждает мою догадку голос Джимми. — Во всяком случае, это не атомоход; ядерные реакторы тогда ставили только на ледоколах и подводных лодках…

Джимми уже плывет над палубой, заглядывая изредка в иллюминаторы. Палуба занесена илом, и пытаться сейчас найти вход в трюм бессмысленно.

— Все равно я плохо разбираюсь в системах судовых двигателей того времени, — говорит Джимми. — Попытаюсь проникнуть в грузовой отсек… Похоже, что судно пострадало от взрыва…

На экране появляется огромная пробоина, еще не успевшая затянуться донными наносами.

— Видишь? — спрашивает Джимми. — Это ведь результат извержения?

— Да… — тихо говорю я. — Этот разрыв образовался не более двух недель назад… Сдвиг пластов мог привести и к вертикальной деформации корабля…

Зияющее отверстие стремительно приближается, и вот уже луч фонаря освещает десятки контейнеров, заполняющих трюм…

— Это они… — хриплый голос Джимми едва слышен.

— Но они целы! — я почему-то перехожу на шепот.

Джимми ничего не отвечает, но я вижу, как луч фонаря судорожно мечется по стенам грузового отсека. Внезапно он замирает, и я понимаю, что вижу куски металла. Видимо, обломок скального основания во время извержения прорвал металлические ребра приржавевшего судна и раздавил часть контейнеров…

Луч фонаря освещает осколки стекла, затем рука Джимми в синтериловой перчатке поднимает одну из лопнувших ампул и подносит ее совсем близко к объективу передатчика, чтобы мы все могли ее получше рассмотреть.

Дно ампулы покрыто темным маслянистым налетом…

— Они все полопались, — говорит Джимми. — От давления. Контейнеры были крепки и герметичны, а вот ампулы… Если бы не извержение, эти ампулы могли бы пролежать невредимыми еще сотни лет… И тогда не мы, а может, наши правнуки…

— Ладно, Джимми, — говорю я. — По-моему, этого достаточно для анализа. Ты свое дело сделал…

Джимми умер на следующий день в полдень.

До самой последней минуты он надеялся, что спасительная сыворотка будет найдена, но…

…Стоял прекрасный летний день. Пушистые кучевые облака плыли по лазурному небосводу, а на моих руках умирал в муках мой лучший друг.

Кто ответит за его гибель?! Кости создателей этого страшного оружия давно уже истлели в забытых всеми могилах, а вырвавшийся на свободу призрак прошлого уносит жизни людей, уже забывших страшное слово — «война»…

Над телом Джимми мы не произносили речей и не проливали слез. Мы сжимали кулаки, полные ожесточенной решимости биться до конца. На дне, в трюме судна, которое он обнаружил, уже работали десятки людей, поднимая на поверхность контейнеры со смертоносными ампулами.

После прощания с Джимми я тоже присоединился к исследователям страшного груза. Мы работали почти до утра, пока не убедились, что все контейнеры и ампулы, и даже осколки ампул, подняты на поверхность. Но «противоядия» не было…

Вечером к нам пришла Эва. От ее уверенности не осталось и следа. Она говорила о чем-то с Анной, но я вышел в соседнюю комнату и включил стереовизор… Смотрел на экран и думал.

Шел третий день, как я вернулся на остров. Третий день, как я заразился этой страшной болезнью. А у Анны — шестой… Значит, завтра у нее появятся язвы, а еще через два дня… Нет, об этом нельзя думать! Неужели современная наука не может победить вирус, созданный более чем сотню лет назад?! Но весь этот кошмар, возражал я себе, длится всего неделю! До этого никто не подозревал о том, что смертоносный вирус притаился в трюме затонувшего много лет назад корабля. Всего лишь пять дней прошло, как биологи поняли, с чем имеют дело… Это, конечно же, слишком малый срок…

Внезапно я почувствовал, что мне холодно. Раньше, занятый важным делом, я не чувствовал ни головной боли, ни озноба… Но время-то шло…

— Эва принесла хорошую весть, — сказала Анна, подойдя ко мне. — Биологи нащупали верный подход… Во всяком случае, они уже сейчас могут настолько повысить сопротивляемость организма, что новых жертв больше не будет. Эпидемия остановлена. Эва на себе испытала сыворотку. Теперь вирус ей не страшен… Правда тому, кто уже заболел, сыворотка не помогает… Эва уверяет, что через день-другой будет синтезирована новая сыворотка, — Анна с надеждой заглянула мне в глаза.

— Неужели ты сомневалась в этом?! — я постарался бодро улыбнуться…

Я не спал всю ночь, хотя предыдущие сутки провел на дне океана — помогал поднимать зловещие контейнеры. Вспомнились прожитые годы, и мне стало больно и досадно, что я не успел сделать многого. Если бы я знал, что мне отведен такой короткий срок!.. Что я могу сделать за оставшиеся шесть дней? К чему мучиться?

Алая полоска рассвета зажгла створки иллюминатора и осветила лицо Анны. Я вглядывался в родные черты, пока не увидел на левой щеке, ближе к уху, небольшое темное пятнышко. Приглядевшись, я вдруг понял, что это такое… Потом я разглядел еще одно пятнышко на шее. Оно уже гноилось и кровоточило…

…Проснулся я от шума дождя. Некоторое время бездумно смотрел в потолок, потом вдруг вспомнил все и вскочил с постели.

Меня слегка знобило, но я старался не обращать на это внимания. Анна сидела в соседней комнате перед иллюминатором и задумчиво смотрела на косые струи дождя. Заслышав звук моих шагов, она поспешно поправила не знакомую мне прическу. Обычно в домашней обстановке Анна затягивала свои роскошные густые волосы тугим узлом на затылке. Теперь же волосы были распущены вдоль плеч и прикрывали шею… К тому же подбородок закрывал высокий воротник свитера. Когда я вернулся с дежурства в биоотряде, нижнюю часть ее лица прикрывала марлевая повязка.

— Если так дальше пойдет, то завтра карантин снимут, — сообщил я, словно Анна, весь день проведшая у экрана информатора, могла не знать об этом. Почти всем здоровым ввели сыворотку, и теперь эпидемия им не страшна…

Анна печально улыбнулась. «Я знаю, что ты еще хочешь сказать, — говорили ее глаза, — но лучше не надо».

И все-таки я продолжал сообщать ей новости оживленно и громко, словно не видел эту улыбку и эти глаза.

В конце концов Анна печально вздохнула и все с той же грустной улыбкой предложила ложиться спать…

…Всю эту кошмарную ночь мне снились изуродованные взрывами остовы жилых домов и окровавленные тела. Меня оглушали завывания сирен и разрывы бомб. Жертвы концлагерей и мутанты Хиросимы проходили передо мной, словно запечатленные в кадрах музейной кинохроники…

В горле пересохло, словно я два дня пробыл в пустыне без капли воды. Дышать было неимоверно трудно, я с трудом сдерживал кашель. На губах — соленый привкус крови. Лоб покрылся испариной. Несмотря на сильный жар, меня знобило. Я чувствовал бешеное пульсирование крови в висках. Каждый удар сердца сопровождался острой болью в затылке.

Сдавив дрожащими руками виски, превозмогая адскую боль, я открыл глаза. Анны не было. Встал с постели и с трудом включил свет. В глазах стоял красный туман. Голова кружилась, но боль в висках немного стихла, кровь отлила от воспаленного мозга…

На зеленом пластике стола четко выделялось белое пятно записки. Буквы прыгали перед глазами, но я заставил себя прочитать все до конца.

«Андрей, любимый. Прости меня. Я не могу больше. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Я не могу больше терпеть все эти муки, когда конец предрешен. Прости меня, любимый! И не ищи… Ты все равно уже не успеешь помешать мне. Прощай! Крепко целую. Твоя Анна!»

Некоторое время я тупо смотрел в черный провал иллюминатора. Потом перечитал записку… Потом еще раз… И еще…

Я не мог, не хотел верить этому. Не знаю, откуда во мне вдруг появились силы. Расшвыривая стулья, натыкаясь на что-то, я помчался к причалу…

— Нет! — кричал я неведомо кому. — Этого не может быть!

Ведь есть еще время!.. Может быть, еще успеем!.. Где скутер? Я должен найти ее. Ведь еще не поздно! Не поздно!

Во мгле одиноко мелькали маяки периферийных понтонов. Огромная багряная луна висела над самыми волнами, и от ее зловещего света океан казался кровавым.

Только теперь я понял всю тщетность своих поисков.

Куда плыть?! Где искать?!

…Вновь и вновь я огибал остров, выкрикивая родное имя… Но зов мой безответно тонул во мгле…

Прошло много лет, но воспоминания о тех страшных днях до сих пор мучают меня. Лишь через два дня после исчезновения Анны меня нашли на Большом причале дежурные из биоотряда. В бессознательном состоянии я был доставлен в биоцентр, где мне одному из первых ввели новую, только что синтезированную вакцину. Человечество было спасено… Но какой ценой! За две недели смертоносный вирус поразил несколько тысяч людей. Многие медики и биологи погибли в поисках спасительной сыворотки…Часто я вспоминаю слова Джимми о том, что если бы не извержение, то не мы, а наши отдаленные потомки столкнулись бы с этим страшным наследием прошлого.

Кто может гарантировать, что в будущем жертв было бы меньше? Скорее наоборот: очаг эпидемии возник на плавбазе, и потому его смогли относительно быстро ликвидировать. Но в последнее время меня постоянно мучает мысль о том, что возможно и сегодня где-то в недрах земли или в глубинах океана покоится до поры до времени подобное смертоносное наследие…

Кто будет виноват, если случится непоправимое?!