К ее удивлению, у дома Примула, у самой цветочной арки, начинающей вход в поместье, стояли оба ее Консула. Их лица были закрыты темной вуалью, но Ясмин нутром чуяла их недовольство.
Ну правильно.
Ушла без разрешения. Вошла в зону риска… то есть в дом Примула без защиты. А заодно и обманула их, умчавшись вчера гулять без сопровождения. Список ее грехов был написан на похоронных лицах Консулов. Ясмин виновато проморгалась, но ни чего не сказала.
Она ненавидит контроль. Она сделает это снова. Либо кайся и не грешить либо…
Ясмин выбрала второе.
Они шли по цветочным глянцевым улицам Тихого квартала, как особы королевской крови. На них оборачивались и только что пальцем не показывали. Абаль был прав. Ясмин стала новостью номер один в мире Варды за последние пару месяцев. Полумёртвая девочка из уничтоженного тотема взошла сверхновой.
Ясмин шла по белым дорожкам парка, полностью выращенного в стиле уютной залы. Деревья в виде скамей и кресел, кустарник в форме стола, опрокинутые зеркала озёр лежали на цветочном ковре, отражая солнце. Цветочные качели, спрятанные в медные ниши плакучего бука манили присесть. Цветущие глициния горела на солнце белым фонтаном.
Иногда встречались веревочные качели и песочницы, до боли похожие на русские детские площадки, где бегали дети. Дети постарше галчатами грудились на спинках скамей и ветках деревьев, настороженными взглядами провожая Ясмин.
Да я знаменитость, с удивлением подумала она. Память подсказывала, что ее оригинальную тезку такое внимание выводило из себя. Она же напротив, чувствовала знакомое спокойствие. Ясмин любила работать с аудиторией.
Умела работать.
Особо смелым детишкам, подскочившим едва не впритык, она весело подмигнула, и те с счастливым воем помчались впереди неё.
У порога собственного дома ее поймала мастер Лия. Ясмин удивилась. В ее голове та плотно коррелировала с Бриаром и не считалась самостоятельной единицей. Ясноглазая и томная, как кошка, Лия отбилась от стайки подруг и тут же бросилась к Ясмин. Консулов словно не заметила.
— Мастер Ясмин! — воскликнула она с необычайной радостью. — А я вас так ждала, вы представить себе не можете.
Ясмин натянуто улыбнулась.
— Доброго полудня, мастер Лия, что-то случилось?
— Доброго, да, — тут же торопливо добавила Лия, махнув рукой подругам, и увлекла Ясмин в глубь одной из круглых лужаек. Те хорошо просматривались со всех сторон, и в то же время давали необходимое уединение. — Хотела извиниться перед вами за то глупое ночное вторжение. Нам так стыдно за него…
То есть, она решила извиниться за ночной визит спустя пять дней. И так торопилась, что едва не задыхается от радости. Надо же.
— Извинения приняты, — Ясмин великодушно попыталась добавить в голос тепла.
Лия ни в чем не виновата. Просто Абаля рядом нет, и мысль о его смерти изматывает душу. Час за часом.
Консулы отступили в тишь глянцевой зелени и словно растворились в золотом полудне, а Лия все трещала и трещала, что ей жаль, что она рада пригласить Ясмин в свой круг, и что она хотела бы очень поболтать о секретном.
Что, мол, Ясмин, как женщина, ее обязана понять.
К сожалению, Ясмин никак ее не понимала, и та, устав намекать, наконец-то выразилась прямо:
— Я об этих играх… — смуглое точеное личико сделалось едва ли не багровым. Тёмные глаза виновато спрятались за ресницами. — Которые ролевые. Я хотела… немного узнать об этом.
Ясмин, ждущая подвоха буквально из воздуха, едва не расхохоталась. Смех расслаблял и делал мир не таким чёрным.
— Если вы не против, мы хотели бы немного отдохнуть с вами в восточной беседке, — смущенно предложила Лия. — Там подают изумительный чай из желтого гибискуса и белые персики с ореховой пастой.
Ясмин оглядела смущенные юные мордашки, выглядывающие из зарослей цеанотуса, похожего на розовый снег, и согласилась. Впервые за долгое время она чувствовала покой.
— Чудесный чай, — похвалила Ясмин.
Это были ее первые слова за все чаепитие. Золотая молодежь Астрели создавала идеальный шумовой фон, вовсю веселилась, но сама поглядывала в сторону беседки.
Ясмин терпеливо внимала всеобщему интересу. Позволяла разгадываться себя.
Думала с иронией — хорошо в зубы не смотрят, не то заглянули бы.
— А… персики? — неуверенно спросила одна из девушек.
— Чудесные.
А паста дерьмо. Ясмин аккуратно счищала ореховый ужас с персиковых боков на край тарелки. В Варде это было не принято. Угощение съедали полностью, даже если оно не нравилось. Терпи и ешь, таковы правила этикета. Самый максимум, который могла позволить себе госпожа — съесть совсем немного и отказаться под предлогом бережного отношения к фигуре. А Ясмин плевать хотела на традиции. Она и так полжизни провела, отыскивая истоки собственных комплексов. Заводить новые она не собиралась.
А юные госпожи все теснее собирались вокруг беседки. Звенел смех, мелькали тонкие на руках браслеты, золотились косы на полуденном ярком солнце. Взгляды, быстрые, как осы, кружили рядом, приманенные свежей сплетней. Ясмин чувствовала себя свадебным караваем, который не знают, с какого бока взрезать.
— А мастер Тихой волны… Вы заключили помолвку?
Тишина настала мгновенно и оглушительно. Ясмин звякнула чашкой.
— Нет, — безмятежно сказала она. — Я не верю в помолвки, и если выйду замуж, то одним днём, без долгих раздумий.
Девицы заохали, но не разбежались в ужасе. Даже наоборот, подсели ближе, выспрашивая подробности. Одна даже предложила начать рисовать эскиз свадебного платья, раз уж в Астрели’ это священнодействие длиться около полугода. Ясмин со смехом отказалась.
Она не хотела платье.
Ясмин хотела, чтобы Абаль вернулся, и она свернулась бы в перепуганный насмерть комочек в его руках. Пережила эту битву, укрытая щитом его любви. Как говорила мама: «Мечтаешь все».
— А мастер Файон? Ходят дурацкие слухи, что он претендует на помолвку с Бересклетом, так?
Это уже было сказано шепотом. Ясмин равнодушно улыбнулась.
— Если эти слухи подтверждает сам мастер Невидимой сети, то так и есть, — она качнула пальцем очередной персик. Надо купить таких домой. — Но мне о его намерениях неизвестно.
Она глупо поступила тогда, в «Зелёных листах». Нужно владеть информацией прежде чем заводить себе врага. Зачем Файон вообще в неё так вцепился? Она даже не истинный Бересклет. Одной половиной ее крови владеет низвергнутый тотем, а второй — ненавистный ему тотем Аквилегии. Да она даже не красавица! Сколько в Астрели юных высокопоставленных прелестниц молятся, чтобы мастер Файон взглянул на них. И мало, кто откажет.
Возможно, никто не откажет.
Ну, кроме неё.
Она даже признавала, что Файон красив. При этой мысли она привычно содрогнулась, ибо красота жила в глазах смотрящего.
— А ты встречаешься с мастером Бриаром? — Ясмин прямо взглянула на Лию.
Если ей задают такие прямые вопросы, значит, и сами готовы отвечать. Та смутилась. После вскинула взгляд. Ее подруги странным образом сдвинулись, словно закрывая собой полукруг беседки.
— Здесь Титориум, — пояснила одна из них. — Вы не думайте, никто из этих, — она пренебрежительным кивком обозначила любопытствующих девиц за резьбой беседки, — и слова не слышал.
Ясмин приятно удивилась. Надо же, о ней пекутся. Вот что делает с человеком статус будущей снохи Примула. Интересно, как они запоют, если Абаль не вернётся? Ясмин подумала об этом и ощутила равнодушие. Если Абаль не вернётся, ничья реакция не будет иметь значения. Абаль — ее личная Декартова система координат. Начало летоисчисления. Точка отсчета, с которой началась ее жизнь. Без него…
На несколько секунд Ясмин ощутила собственную надломленность. Она всегда была сильной. Цельной. Абаль сделал ее слабой.
— Встречаюсь, но вы… ты, — Ясмин кивком подтвердила переход на близкое общение, и Лия улыбнулась, — понимаешь, что у меня не будет ни свадьбы, ни помолвки.
— Почему? — удивилась Ясмин. — Ты же из тотема Каламуса? Это уважаемый тотем.
Последнее она добавила из вежливости. Каламус, если чем и славился, то только изворотливостью и коварством. Но Лия, пусть и недолго, представляла его в Большом совете, что значило весьма высокое положение.
Лия понимающе переглянулась с подругами и расхохоталась:
— Я приемная дочь тотема Каламуса, знаешь, как я оказалась в совете? Чтобы не пришлось отдавать место любимому сыну.
— В совете сидеть опасно, — подтвердила ещё одна девушка.
Такая же темноокая и смуглая, как Лия. Кажется, ее звали Пион. Такие претенциозные имена давали только в глубоких деревнях, в Астрели это считалось дурным тоном.
— Мы тут все в одном положении, — пояснила ещё одна. — Приёмные дочери высоких тотемов. Пока ещё дочери.
Ясмин уставилась на них в ужасе. Талантливые мастера, не имеющие поддержки семьи, забирались сильными тотемами. В дочери. Но через год-другой либо становились матерями-одиночками, приносящими сильный приплод, либо выдавались замуж за союзников тотема. Или становились мастерами, идущими на опасные военные операции, в Ридану, в Чернотайю, куда не отдашь родного ребёнка.
Но формально придраться было не к чему. Одна только Лия была одета в золото с головы до ног, словно и в самом деле была любимой дочерью.
— Меня сделали членом совета на случай неудачного хода, — пояснила Лия. — Каламус продавливает спорную политику, и если что-то пойдёт не так, голова моя с плеч, а тотем чистенький и не при чем.
— Но Каламус убрали из совета, — возразила Ясмин.
Подобралась, как кошка. В самом центре Тихого квартала изо дня в день собирались в круг отверженные дети великих тотемов. Чёрное пятно на репутации политики Примула. А девицы, бродящие поодаль — настоящие цветы своих тотемов. Приглядывают за приемными отщепенками.
— Единственное, что Бриар смог сделать для меня, — Лия невесело усмехнулась. — Может теперь я стала и не особенно ему интересна. Ему нравится побеждать, разгадывать и исследовать, а я уже прогнулась. Попросила.
Мысленно Ясмин согласилась.
— Не подавай виду, — посоветовала она. — Будь ты хоть на атомы разобрана, он все равно пару раз вернётся, чтобы проверить, как ты. Выжила ли. Будешь валяться в ногах, уйдёт счастливый, а будешь счастлива без него, сразу занервничает. Охотникам всегда кажется, что после них жизни нет.
Девчонки засмеялись.
Уже к вечеру, когда прощались, одна из них — знать бы кто — шепнула:
— Будь осторожна завтра, тотем Таволги не играет честно.
Утром Ясмин с трудом съела тост, пересоленное яйцо, а чай вылила в раковину. Сознание было холодным и ясным, как свежевымытое стекло.
Мастер Эгир буквально на днях стал мастером с оружием третьего порядка. Необычайно высокий прогресс для его возраста. Вполне возможно, что и на нем потопталась Чернотайя. Теоретически, оригинальная Ясмин с оружием четвёртого порядка превосходила мастера Эгира, но вот практически…
Она могла проигрывать технически. Получив титул в восемнадцать, она осталась без наставника, а книги не давали должного объема практических знаний. А если тотем Таволги не играет честно, то мастер Эгир будет много сильнее третьего порядка. Он может использовать приемы Таволги, если получил одобрение главы. Он может использовать его силу, если тот сумеет передать ему цветок тотема. В отличие от Ясмин, Эгир тренировался под руководством опытного бойца, отличившегося в войнах с Риданой. Он выгодно смотрелся на фоне самоучки Ясмин.
Его самоуверенность имела под собой фундамент.
У Ясмин из козырей был только Белый цветок. Ее собственный. И множество способов его использования, но, к сожалению, теоретических. Она тренировалась пару раз с Консулами, но быстро бросила эту затею. Цветок брал взрывную площадь в десяток метров, и Ясмин пока не удалось сделать атаку более ювелирной. Она не умеет драться, не умеет выяснять отношения силовым методом и, ко всему прочему, лишена спортивной злости. Единственное, на что хватило ее уверенности — сменить наряд. Ну бегать же по чертовой арене в платье.
Из дома она вышла сосредоточенной, задрав нос повыше.
— Пожелай мне ни пуха, ни пера, — сказала она мастеру Молнии.
Тот ошарашено замялся. Даже через чёрную вуаль ее жёг изумленный взгляд.
И пусть смотрит, подумала Ясмин с раздражением. Она бы все равно долго в юбках не протянула. Кому-нибудь приходило в голову, какую фору мастеру-мужчине дает оппонент женского пола своей юбкой? Ей приходится тратить вдвое больше усилий, чтобы хоть в подоле не запутаться. А она даже не боец.
Она не бегает, она не прыгает. Она не кенгуру. Правда, в юности она ходила на танцы. Одна из маминых попыток сделать ее качественнее. Но вряд ли умение вальсировать спасет ей жизнь.
— Что такое "ни пуха, ни пера", — переспросил второй Консул, но первый его перебил: — Это очень смелый стиль одежды.
Ясмин могла поклясться, что если снимет с него вуаль, тот окажется, красным, как пожарная машина.
— Удобно, — сказала она и мгновенно закрылась.
Широкая рубаха, схваченная корсетом, не стесняла движений, а свободные штаны давали ее нехитрым танцевальным па выиграть немного времени. В конце концов, она ещё не так ловко обращалась со своим цветком.
Всю дорогу до ведомства, она пункт за пунктом вычисляла, что делает ее слабой. Откуда это дурное волнение и тревога? Чего она боится? Таволги? Файона? Самоуверенного золотоволосого Эгира?
Ясмин медленно отшелушивала страх, волнение, настойчивость Файона, перепуганные мордашки своих подзащитных. С трудом она сдвинула сторону и тревогу за Абаля, и бесполезность его — их — отца. В чистом остатке остался только сам Эгир. Бывали случаи, когда талантливый юный мастер превосходил оппонента с более высоким порядком оружия. Ясмин сама тому подтверждение. Она превзошла Фло и сделала это играючи, хотя на тот момент уступала ей и в опыте, и в силе оружия.
Сила Эгира в опыте, технике боя и сильных учителях. И в знаниях слабости Ясмин. Его наверняка готовил к бою мастер Файон, поэтому Ясмин будет перед ним, как на ладони.
Задумавшись она едва не проскочила арену.
Белый круг арены лежал сердцевиной гигантского каменного цветка, поднимавшего лепестки ступеней к небу. Чтобы добраться, приходилось спускаться в беломраморную чашу. Семь сотен шагов. Наверху оставался сад, оглушающе пахла глициния, гнулись к земле померанцы, осыпанные кислыми мандаринами. Развернула к солнцу глянцевые листья скимия, а вдоль шли вишни — сплошь в белом кружеве.
На несколько секунд Ясмин малодушно и остро ощутила своё одиночество. Беззащитность. Хотелось вернуться в цветущий обманчиво безопасный сад и снова почувствовать себя целой
Но Ясмин спускалась все ниже, и скоро остался только пятачок неба над головой. Арена была тиха, но небезлюдна.
По левую сторону арены расположился тотем Таволги. На удивление многочисленный. Она смотрела, изучала. Вспоминала слухи, что Таволга поглотила около трёх мелких тотемов и не брезговала брать приемных детей. Эгиру повезло, что он стал Таволге учеником, а не компостом. Рядом сидел отец Эгира, но когда Ясмин взглянула она него — отвел глаза.
Правая сторона заполнила один из ступенчатых лепестков почти целиком.
Тотем Омелы, тотем Баланзы, тотем Северной Линнеи. Тотем Песчанки тотем Калониктиона… Из мраморных ниш на неё смотрели родители ее учеников и сами ученики. Их семьи, близкие и сочувствующие. С ужасом, с надеждой. Все равно с надеждой. Ясмин мгновенно узнала Вейгела — по белым волосам, а после взгляд автоматически скакнул к Луну. Тот сидел особняком. В глубокой нише он делался похожим на лису, пойманную в капкан. На семь ступеней вверх от семей учеников сидела Фло, похожая в своём вызывающе розовом платье на одну из диснеевских принцесс. Все они пришли доказать ее право на защиту.
Так вот как выглядят битвы чести.
Под всеобщим молчанием Ясмин прошла к оператору для регистрации явки. Автоматически она отметила, что ее наряд вызвал глухое возмущение обеих сторон. Она коротко отвечала на вопросы мастера Идеальной защиты, мысленно выстраивая стекло между собой и окружающим миром.
— Порядок оружия?
— Четвёртый, — автоматически ответила Ясмин. Потом опомнилась: — Возможно, пятый. Точно пятый, но я все равно не уверена.
Мастер растерянно взглянула на неё, после куда-то в ок, как ученик за подсказкой. Ясмин, как сквозь толщу воды, наконец, увидела мастера Файона. Почти завершённое стекло в голове не давало пробиться эмоциям, но не мешало увидеть его торжественную красоту. Совиные глаза безразлично скользнули по ней.
— Доброго рассвета, мастер Невидимой сети, — вынужденно проговорила Ясмин.
Тот не счёл нужным ответить на вежливость.
— Теперь твой отказ от боя плохо скажется на моей репутации, — сказал он с безразличной полуулыбкой. — Но когда все закончится, я накажу тебя. Ты должна знать своё место в иерархии.
Мастер Идеального чего-там сидела прямая, как стрела, уставившись на собственные стиснутые руки.
— А… — припомнила Ясмин. — Сломаете руку. Или ногу? Я забыла.
Выводит на эмоции. Будит страх. Выуживает в темноте ее сердца забитые на подкорку воспоминания. Но прекрасное, ощутимое пальцами стекло не позволяло даже дать верное название ее чувствам. У неё их просто нет осталось.
Ясмин пожала плечами и вышла в центр арены. Плюсов в ее положении было катастрофически мало, поэтому она заняла центр, как потенциально удобное для круговой защиты место.
Тотем Таволги нехорошо оживился, видимо, радуясь, что она выбрала неудачную позицию для боя. Если подумать, центральное место выбирают только дураки, а лучше всего встать спиной к союзникам. Титориум, пущенный в траншею вокруг арены загудел и между ней и зрителями повисла белёсая дымка. Мир за пределами круга воспринимался словно сквозь дождевое стекло. Обычно это говорило о мощности Титориума. Но она так же понимала, что зрители видят их как на ладони.
Забавно, но Эгира она увидела последним, хотя он уже стоял в круге, разумно выбрав левый фланг и оставив простор для атаки. Она не видела его в бою, но сам титул говорил об атакующем даре.
— Доброго рассвета, мастер Бьющих листов.
Она формально склонила голову.
— Доброго рассвета.
Эгир коротко кивнул. Вся его красота, все добродушие сползли, как позолота с деревянной поделки. Почему? Ведь они и правда поладили!
— Почему? — усмешка испортила его красивое лицо. Не улыбка — оскал. Как у зверя. — Вы спрашиваете, почему? Разве не я должен спросить почему?
Ясмин напряжённо выдохнула, невольно встав в четвёртую балетную позицию. Наверное, Эгир посчитал ее боевой стойкой, начав едва заметное движение по кругу. Неслышный крадущийся шаг, осторожность, считываемое по глазам удовольствие от охоты. Он искренне считал ее простой добычей, и запоздало Ясмин поняла почему. Он знает о ней все, записи ее боев лежали в архиве, а мастер Файон имел к ним доступ. Он знал ее атаки наперечёт, форму оружия, стратегию, эмоциональность. И слабость. Настоящая Ясмин не была вынослива, поэтому первую половину боя тратила на изучение противника, даже принимая серьёзные атаки, вторая сводилась к минимуму — молниеносное нападение и финал. Она заканчивала бой в несколько секунд.
— Спросите
Спросить о чем? — Ясмин отстраненно наблюдала за Эгиром, одновременно формируя в сжатой руке бутон.
— Спросить? Спросить, как смеет сорванный цветок быть милым с первым сыном тотема Кориара? Мой тотем настолько низок, что вы посмели принять наше чаепитие?
Ясмин удивленно хмыкнула. Подумать только, научный мир и девственность, возведённая в абсолют. Ей даже в голову не приходило, что чужая личная жизнь может кого-то обидеть.
— Это просто чаепитие, — буркнула она. — Не нужно придавать ему такое значение. Вряд ли бы мы увиделись после.
Эгир ответил пробной атакой. Тонкий лист, свернувшись в тугое остриё, взорвался каменной крошкой у самых ног. Интуитивно, каким-то шестым — седьмым, восьмым, неучтенным — чувством Ясмин ощутила, что третий порядок его оружия подошёл вплотную к четвёртому. Возможно, он станет мастером четвёртого порядка после этого боя.
Ясмин мгновенно выпустила бутон, и тот окутал ее тёплыми туманными лепестками. Она уже пробовала свой щит на Консулах, но на себе он ощущался иначе. Не как кокон, а как невидимый доспех. Ясмин лениво перетекла в одного танцевального па в другое, чтобы держать Эгира в пределах видимости. Чувство защиты было приятным.
Как сквозь толщу воды она поймала общий потрясённый выдох по ту сторону Титориума.
— Разве у неё не плеть? — донеслось едва слышное.
Иногда голубиный слух причинял беспокойство. Отвлекал. От неприятно удивленного Эгира.
— Я полагал, вы атакуете плетью или цветами, — невольно сказал он.
После отпрыгнул вбок, хотя Ясмин не атаковала, и запустил в неё серию листов. Все они отскочили от защитного кокона.
— Это ничего, — утешила Ясмин. — В отличии от вас, я даже не была знакома с вашим боем. Правда, я вас и не боялась.
Видимо попала в больное место. Эгир, опасный холодной контролируемой яростью, неожиданно взял два из своих листов, туго спелёнатых в гигантские иглы, и перешёл на ближний бой. От первого удара Ясмин автоматически увернулась, второй пропустила. Лист вскрыл часть лепестка, но не до конца. От третьего удара она увернулась уже активнее. Интуитивно, она чувствовала в его листах чужеродную энергию. Прежние атаки Эгира даже не задевали щит, эти два — вскрыли в один удар. Даже если ему помогала Таволга… Нет. Не Таволга. Таволга не настолько сильна.
— Тебе помог мастер Файон? — теперь она внимательнее наблюдала за техничными экономными движениями Эгира.
Эгир снизил атаку, переходя на мягкий круговой шаг. Смотрел словно сквозь. Пытался понять устройство кокона.
— Учитель учителя может помочь избранному цветку тотема согласно правилам, — рассеянно ответил Эгир.
Варда, с усталой злостью подумала Ясмин.
— Надо полагать, мастер Файон стал учителем главы Таволги примерно вчера? — уточнила она с нежностью. — Как удобно.
Сарказм пропал втуне. Эгир, наконец, взглянул ей прямо в лицо. Около десяток листов вонзилось по левую сторону от Ясмин, отрезав от неё часть арены.
— Я действую согласно правилам, госпожа Ясмин, в отличие от вас, — с чистой убеждённостью в своей правоте сказал Эгир.
— Ну и какие я правила нарушила? — со скукой в голосе спросила Ясмин.
Ответ ее не волновал. Она просто тянула время. Через несколько минут беготни стало ясно, что сражаться она не умеет, мыслить стратегически тоже. Умеет только скакать по арене, как коза, развлекая публику.
— Сорванный цветок, госпожа Ясмин, не смеет принимать приглашения, входить в общество и дарить знаки внимания мужчинам.
— И женщинам, — поспешно вставила Ясмин между собственными прыжками.
Спасибо тренированному телу. Оно не успела растерять навыки за дни прокрастинации. Если выберется живой, тут же займётся фитнесом. Ну или чем тут занимаются мастера…
— Женщинам? — с недоумением переспросил Эгир. — При чем тут это?
— Ну как же, а мастер Файон? — охотно пояснила Ясмин. — Я ввела в искус достойнейшего из мужей, лет пятидесяти от роду… Вы не знаете, сколько мастеру Файону лет? Я тоже не знаю, возможно ему пятьдесят пять. Или шестьдесят?
— Сорок четы… Я ничего не понял.
Эгир вдруг резко остановился, и Ясмин сразу полегчало. Мельтешение перед глазами очень утомляло.
— Я, значит, сорвала невинный лютик, но ему-то можно ходить на чаепития и делать комплименты какой-нибудь госпоже. Ну или господину. Где справедливость?
Эгир медленно моргнул, словно пытаясь усвоить информацию. Ясмин всмотрелась в идеальные аполлоновские черты и поёжилась. Эгир был слишком юн, слишком запутался. Застрял в промежуточной фазе между юностью и взрослением, но ещё не был окончательно испорчен. Не окончательно встроился в порочную рабскую систему Варды.
Смешно, но почти мгновенно мастер Эгир стал ей симпатичен снова.
— Но… Это же разные вещи.
Ясмин зло усмехнулась.
— Для греха нужны двое, — сказала она, наклонившись к Эгиру. В летней глубине его глаз лежал страх перед выбором. — И отвечать должны двое, а не тот, который семнадцатилетняя госпожа.
— Вам было семнадцать? — переспросил Эгир и ту же, словно опомнившись, упрямо мотнул головой. — Мастер Невидимой сети предупреждал, что вы станете лгать. Сказал, вы хитры и бессердечны, меняете мужчин и свои симпатии… Ваша красота сплошной обман!
Переход от сомнений к ярости был таким резким, что Ясмин не успела отпрыгнуть от новой атаки. Один из листов вскрыл лепесток щита, а второй, пройдясь по остаточному следу, зацепил кожу. Рукав туники отсекло начисто. На плече набух кровавыми бусинами порез.
Ясмин запоздало отскочила, но Эгир уже нашёл ее слабое место. Щит не был достаточно крепок, да и она ещё не умела управлять им профессионально.
Нужно атаковать, подумала она испуганно. Куда простому психотерапевту против мастера с колюще-режущим. Атаковать, иначе он меня зарежет прямо на арене, просто потому что мужчина физически сильнее женщины.
Их уравнивала только магия.
Пока уравнивала.
Эгир кружил вокруг неё ястребом, в глазах горела решимость. С десяток листов взрезали каменный пласт под ногами и землю ощутимо качнуло. Ясмин отпрыгнула снова. И ещё раз. Эгир сообразил, что необязательно пробивать щит, достаточно бить в незакрытую точку — под ногами.
Ясмин сформировала обеими ладонями цветок и шепнула:
— Пожалуйста… Давай закончим! — и швырнула в Эгира, который мгновенно рванулся в противоположный край арены.
Но цветок смазанным движением оказался буквально у него перед носом и из белой точки раскрылся сотней белоснежных лепестков. От взрыва у Ясмин заложило уши. Титориум замолк. Ясмин покачнулась и с трудом разлепила глаза, но перед носом стояла завеса каменной плотной пыли.
А когда рассеялась…
Мастер Эгир, похожий на сломанный манекен, лежал на несколько сотен ступеней вверх. Алая полоса крови тянулась по ещё белой диагонали арены, а юный мастер лежал под полуденным солнцем, неловко свесив голову.
Кажется, у него был сломан позвоночник.