Наследник для дикаря

Глава 19

Марат.

Отпускать ее невыносимо. Немыслимо.

Хрен знает, как, но она зацепила с первого удара.

Удара прямо внутрь, когда встретился с этими нереальными глазами. Затопила так, что я, впервые в жизни, как пацан, просто, на хрен, захлебнулся!

Нет.

Сначала я, конечно, зацепил фигурку.

И густые волосы цвета расплавленного золота.

Тут же поймал дикий стояк. Так и увидел. Почти почувствовал.

Как наматываю эти локоны на кулак. Жестко, как привык. Как люблю. Натягиваю так, что легкие слезы выступают в этих огромных глазищах от натяжения.

Как очерчиваю рукой по крутым, охрененно округлым бедрам.

И резко врываюсь. На полную длину. На максимум. Сразу. С размаха.

Вот тогда в этих глазах заискрится настоящее море! Океан!

И губы. Просто охренительные губы!

Вторым кадром перед глазами пошли именно они.

Как они обхватывают мой тут же занывший член.

А я долблюсь. Долблюсь в самую глотку. Прямо всхлипы ее, судорожные, от того как переполнена моим членом, услышал. Влажные толчки с потекшей по ее подбородку слюной. И глаза. Глаза, из которых брызнут слезы. С первого толчка!

Такой и представлял себе, когда к ней подошел.

Чуть не застонал от адского стояка, когда она медленно приподняла длинные пушистые ресницы.

Но…

Блядь! Как только впилась в меня взглядом своими огромными глазищами…

Дух вышибло. Напрочь.

Впервые.

И в груди что-то сжалось.

Она будет моей!

Это я понял уже в первого вздоха.

Который, кажется, мы сделали одновременно.

Так или иначе. Но будет. Этой ночью. И точка.

Выяснить, куда так спешила красавица, оказалось не так сложно.

Еще легче было бы тупо перехватить по дороге и отвезти к себе.

Но меня разобрал азарт.

Кажется, это впервые мне ответили так дерзко! Черт! Да она же не просто меня отшила! Она меня буквально послала, да еще и так невинно глядя мне в глаза!

Не скрою.

Желание схватить в охапку и стянуть с этого подиума уже очень быстро перевесило желание понаблюдать за женщиной, которая уже стала моей. Хоть еще и не поняла этого.

Даже кулаки дернулись. И зубы сжались.

Но я сдержался, пусть и бормоча сквозь сжатые зубы маты и проклятия.

Мне стало интересно. И я решил пойти до конца. Понять. Рассмотреть. Что из себя представляет и чем дышит.

Поначалу меня это не интересовало. Одна ночь. Как всегда. А после… Распрощаться, отвесив неплохие чаевые.

Но… Видимо, хрупкий Алмаз , занимающаяся одной из самых порочных профессий и торгующая своей красотой, таки зацепила меня намного сильнее, чем я поначалу думал! Намного сильнее!

Не скажу, чтобы прям за горло, но…

Я видел, как ее пожирали голодными глазами. И как она сияла, купаясь в этом восхищении и похоти. А, проще говоря, наслаждалась. Чувствовала себя в привычной атмосфере!

Твою мать!

Даже гадко как-то стало. Девок этого пошиба, и даже этой конкретной фирмы, я знаю очень хорошо.

Любую из них можно в любой момент дернуть. Дня или ночи.

Обслужат по первому разряду. Профессионально. Мастерски.

Частенько вызывал. Даже имен не собираясь не то, что запоминать, а даже спрашивать!

Но то, что она такая же… Из этих… Дорогих и одноразовых…

Черт. Гадко стало. Даже во рту какой-то омерзительный привкус появился.

Я почти ушел. Сам на себя разозлился, что столько времени потерял на продажную дешевку. Мысленно уже послал ее к чертям!

Повернулся уходить. Мне точно на таких приемах делать нечего. Любую мне Эрнест сам, лично привезет и хвостом еще передо мной вилять будет! Любую!

Но…

Мне в спину ударили слова про аукцион!

И сам не понял, как красная пелена заволокла все перед глазами!

Ее сейчас купит кто-то из этих извращенцев, что втайне подрачивали, гладя, как она рассекала по подиуму!

Руки сами сжались в кулаки.

Из горла вырвался рык.

И я готов был каждому оторвать то самое место, которое побуждало их не отрывать взгляда от экрана! И торговаться за эту нежную плоть!

Мурашки по коже рассыпались искрами, когда она изгибаться начала перед камерой.

Я уже почувствовал пальцами ее белье. И то, как срываю его, прикасаясь к нежной коже. Светящейся коже. Уже будто и услышал ее первый стон!

Мозгами понимал, что это для нее привычное дело. И вся ее нежность, эта какая-то переливающаяся в каждом движении и глазах невинность – лишь игра. Нет никакого Алмаза. Ничего уникального. Простая продажная девка. Разве что чуть красивее других. Или просто необычнее.

И не отбривала она меня на самом деле. Просто не разобралась сразу, кто я. Не увидела толстый кошелек за моей простой одеждой.

А все равно.

Как завороженный смотрел. Глаз оторвать не мог. От каждого ее жеста.

Назвать готов был, кажется, любую сумму.

Но, твою мать! Она не будет ничьей! Моя!

Мне даже интересно было наблюдать за тем, как она со мной пыталась в кошки-мышки поиграть.

Понял же. Чутьем почуял, что в номере том была, внизу.

Забавно даже стало. Интересно было посмотреть, как далеко зайдет. Сколько бегать от меня будет?

От меня еще ни одна не сбегала! Наоборот. Как понимали, кто я, тут же хвостом вилять начинали. И ротиком готовы были поработать.

Тошно до скукотищи. А эта.. Хм… Не разозлила. Раззадорила!

И…

Твою мать!

Впервые для начала нравится эта игра. Впервые. За хер знает сколько лет захотелось узнать. Понять. Войти глубже, чем просто членом в тело.

Прочесть что-то там… В глубине глаз. Потому что мне впервые среди пустышек там где-то, на донышке, глубина настоящая показалась.

Ее смаковать хотел.

Быть нежным. Я. Я, на хрен, и нежность! Самому на миг дико стало.

Но… Прикоснулся. Туда. Глубже.

Трепет ее почувствовал. Губы. И дрожащие ресницы.

Запредельное что-то. Я. Я захлебнулся!

После первого же раза вдруг понял, что и она сама. Глубже. Намного глубже, чем следовало, в меня вошла. Проникла. Ворвалась с разбега!

Это надо было остановить. Убрать ее. Вышвырнуть.

То, что у меня под ребрами, просто орган. Он кровь качать должен! А не дергаться, будто простреленный. От чьих-то глаз!

Давно я такого не ощущал. Не чувствовал. Давно запретил себе чувствовать. В принципе.

Все женщины лгуньи. Продажные дешевки. И неважно, как дорого возьмут. Главное, что предать, воткнуть нож в спину для них как прогулка под весенним солнцем.

И ни один настоящий мужчина не позволит ни одной из этих особей проникнуть дальше, чем просто в постель!

А я дорвался.

Как голодный дорвался, едва пригубив. Едва распробовав.

Как охотничий пес на добычу готов был наброситься.

Инстинкт. Дикий. До одури запредельный. Вулканом во мне взорвался.

Нераспечатанная. Нежная. Настоящая!

Нет. Это все бред, – убеждал себя, стиснув челюсти и виски пальцами. До ломоты. До боли.

Не бывает среди них настоящих!

Мог бы наброситься. Не пытаться унять свой дикий голод.

Но, твою мать.

Понял, что просто порву. Порву девочку. На хрен. Стоит своего зверя внутреннего выпустить из-под контроля. Порву сам себя, потому что уже. С самого первого раза. С того трепета, как легкой дрожью отзывалось ее тело, стоило лишь провести по нему рукой, меня срывало.

Или она захлебнется. Или я.

Неужели? И правда? Мне цветок трепетный и невинный достался?

Не важно. Уже просто не важно. Главное, было самого себя сдержать. Убрать ее подальше.

Отправил машину и зарекся.

Не возвращаться. Не выяснять ничего про этот редкий даже для Эрнеста Алмаз.

Оторвался на другой. Обрушился на нее со всей своей дикой яростной жадностью. С диким голодом, который во мне маленькая алмазинка вызвала.

И…

Охренел, когда сама пришла.

Почти в ноги бросилась.

Что? Наигралась? В беглянку? Оценила цену подарков и остального, что могла бы от меня получить?

Зверь внутри завыл.

Такая же, как и все.

Зря я Эрнеста за то, что посмел продать ее, на больничную койку отправил.

Цену себе просто, выходит, набивала. А когда поняла, что я могу утратить интерес…

Приползла. Собачкой послушной и безотказной быть сразу стала готова.

Знаю я этот сорт. Эту дешевую притворную невинность. Которые перегородку между ног подороже и выгоднее продать хотят! А сами отработаны по самое не хочу. В задницу и в рот раздолбанные, хуже последних, самых грязных шлюх!

На хрена принял обратно?

Готов был. Что пойму. Она из тех, кто послушно опускается на колени. В любое время. Будет служить своему хозяину безмолвной собачонкой. Окажется еще порочнее, чем многие, которые свой порок выставляют открыто. Не играют в святую невинность.

Значит, я вполне смогу утолить свой голод. Сбросить пар. Тот жесткий зуд, который девочка-алмаз во мне вызвала. И которого не утолила даже самая опытная и умелая девка их моделек Эрнеста. А даже она не держалась на ногах, когда я ее отправил прочь из своего дома.

Выжал девку до капли. Так, что пришлось бросить намного больше сверху. И взгляд ее был полон совсем не притворного ужаса.

А сам остался голодным. Зверски. По вот этому алмазу. Голодным до ломоты в костях!

Только вот все с ней снова пошло не по плану.

Охренел.

Ее что? И правда чуть не стошнило?

Твою ж мать!

Да она и минет не умеет делать!

Неужели? В первый раз?

И опять резанула куда-то. Прямо, на хрен, под ребра.

Вышвырнуть бы ее. Вот тогда. Сразу же.

Но нет.

Я как больной мазохист. Ненормальный извращенец.

Решил напоследок просто ночь вместе провести. Лежал и смотрел. Как она дышит. Как вздрагивают ее ресницы. Дурея от ее дыхания. От аромата. Настоящего. Природного женского запаха. Который в ноздри в глубже въелся. Намертво резанул по всем мужским инстинктам. Так резанул, что наутро зверь внутри бесновался. Готов был разрывать. Пожирать.

И ледяной душ ни хрена не помог.

Один взгляд на девчонку, и внутри такой сполох, от которого рычать захотелось.

Вышвырну. Намертво решил.

Просто дела решить надо. А дальше. Дальше девчонка отправится прочь.

Не собираюсь я с этим связываться. И так. Ни хрена не получил, кроме зубовного скрежета. А каприз девки выполнил. И даже ее успокоил.

Потому что…

Потому что, мать его, хотел!

Как почувствовал эти чертовы слезы на пушистых ресницах… Так снова под дых и ударила!

Захотелось ласкать. Успокоить. На руках баюкать.

Только ведь все они продажные. Все врут. Заглядывают, на хрен, прямо в душу, а стоит не вовремя спиной повернуться, как кинжал в спину и воткнут. Мне ли не знать?

И злоба дикая. Бешеная. Невыносимая. Темной волной взметнулась.

Лучше бы она, на хрен, просто продалась. Тупо продалась и член мне полировала только за бабки.

А ни хрена, выходит. За мужика. Собой пожертвовать решила!

Да и что там, на хрен, за мужик? Так. Недоразумение какое-то. Не поймешь так сразу. То ли мужик, то ли баба.

И вообще. Разве за юбками нормальный мужик прятаться будет? Сам разбираться должен. Или умей решать свои вопросы и женщину свою защитить, или на хрен ты вообще нужен? Зря землю топтать и пыль от себя дурную оставлять!

– Зачем пришла ко мне, Алмаз?

Провожу ладонью по щеке, а у самого демоны из самого нутра взлетают. Вверх поднимаются.

Ну же. Скажи. Скажи мне это, девочка.

За баблом пришла, потому что люблю его больше всего на свете.

Молчит. А я кулак сжимаю до хруста.

Неужели все-таки из-за него? Из-за сморчка того несчастного?

Так я как вытащил его, так и закопать могу. И даже поглубже!

– Я… Я не понимаю.

Еле шепчет. Хлопает на меня пушистыми ресницами. Глазищами своими так смотрит, что снова только рычать и остается!

– А что здесь не понимать, а, Алмаз?

Чувствую, как пальцы непроизвольно сжимаются на ее подбородке.

Как бы не повредить ее сейчас.

Нет. Надо было сразу вышвырнуть. И даже не слушать, что она там лепетала!

– Ну, не от любви же, которой ты вдруг воспылала с первой же ночи?

Рычу прямо в ее губы.

Схлестываюсь глазами.

Смотрит. Не опускает. Сглатывает только шумно и губы нервно облизывает. Сочные губы, которые хочется озверело, до боли, до ее стона своими смять!

Чиркаю по этим губам пальцам. Она шумно выдыхает, а я сам обжигаюсь. Из нутра рвется рычание. Почти умирающий, воющий рык.

Не нежно. Не ласково.

Нет.

Так больше не будет никогда! Да и не про меня все это.

Я просто беру.

Сминаю жадными руками. Нежные белоснежные ягодицы.

Рвано дергаю на себя…

И…

Твою мать!

Ее рваный выдох, с хрипом, на грани, врывается в нутро. Сливается с моим внутренним демоном. Врезается в него, срывая, на хрен , все планки!

И я рычу.

Дергаю на себя, жестко, жадно, одурело, остервенело нанизывая на свой пульсирующий член.

Резко рву бедрами на себя. Распахиваю на максимум.

Еще. Еще. Сильнее!

Ее глаза затуманиваются. Почти гаснут.

А в моих ожог. Слепота.

Пелена яростная и….

Она…

Там. В самой глубине. На самой сердцевине.

Все демоны мои внутри ожили. Слились, переплелись в дно.

И я жадный. Такой до нее жадный. До этих глаз, до невинных, на самом деле, невинных на хрен, губ и глаз, что отпечатались внутри…

Ни хрена не вижу снаружи. Только яростно насаживаюсь. Долблюсь в нее. Снова. И снова. И снова.

Но голод не утихает. Нееет! Он становится в тысячи, в миллион раз сильнее!

С каждым толчком. С каждым ударом.

Только вижу ее внутри. Там. Под ребрами Ее образ. И глазища эти невозможные!

– Алмаз. Лиля?

Черт. Кажется, перегнул.

Девочка начинает хрипеть. Заваливается спиной по стол.

– Эй. Девочка. Ты как?

Блядь.

Я и правда беспокоюсь.

Провожу горящей рукой по ее раскаленному лбу.

- Тебе плохо? Маленькая… Прости.

Блядь. Знаю. Напор у меня сумасшедший. А с ней все вообще выходит из-под контроля! Таким голодным себя чувствую, как будто бы впервые до женщины дорвался!

И, твою мать. Не в первый раз это чувство во мне пробудилось! Знаю. Уже помню. Клятву, зарок дал себе больше такого не допустить! Потому и гнал ее! Гнал, как только мог! Но теперь… С ней… Все даже сильнее!

– Девочка моя… Алмаз!

– Все хорошо. Хорошо, Марат.

Лепечет.

А сама ноги поджимает. К самой груди. Как судорогой.

И по нервам. По каждому суставу этим движением лупит.

Твою мать!

Запрокидываю голову.

Мой член все еще в ней.

Разбухший. До одури голодный. Напрягшийся так, что хоть стены, на хрен, над головой рухнут, не смогу остановиться! Хоть автомат мне в спину разряди!

Но на нее, вот такую. Не могу смотреть.

Это не лицо. Она челюсти свела и будто терпит!

– Твою мать, Лиля!

Резко дергаю от себя.

Срываю с одуревше дергающегося члена.

Почти швыряю на стол.

– Сказал же тебе!

Обхватываю тонкий подбородок пальцами.

Знаю. Ей больно сейчас. А мне? Мне, на хрен, каково?

– Я…. Я же подчиняюсь…

Тихий голос.

Затрепетавшие ресницы. А меня выворачивает. Наизнанку. На хрен. Всего. Вместе с нервами и суставами.

– Сказал, твою мать! Правду говорить! Всегда! Иначе… Иначе я просто убью тебя, Алмаз!

И это не пустая угроза. Девчонка еще не поняла? За ложь я на раз убиваю. Не глядя, кто передо мной. После того… После того всегда! Даже друга лучшего не глядя завалю!

– Я не прощаю вранья, – шиплю, дергая на себя.

Заставляю смотреть мне в глаза . Ее. Перепуганными. Глазищами.

Шиплю прямо в распахнутые губы.

И сам. Снова. Обжигаюсь. Так, что, кажется, с моих губ кожа облазит от ожога этого чертового!

– Если я спросил. А тебе плохо. Ты должна сказать. Это понятно! Понятно, мать твою?!

Встряхиваю.

Какого черта она такая перепуганная?

Я что? Хоть раз ей дал повод меня бояться? Да я же с ней… Как ни с одной… Никогда. Даже с той!

– Ты выгонишь меня теперь?

Трясется.

А я… Я ни хрена не понимаю.

Протираю лицо полыхающее рукой, выплеснув на голову бутылку минералки.

Какого хрена? Меня боится и в то же время от страха трясется, что прогоню?

Или того ублюдка так сильно любит, что через меня хочет ему безопасность обеспечить?

Отшвыриваю от себя. На стол. Подальше.

Сам бы его сейчас придушил. Вместе с ней!

– Иди сюда.

Грубо сгребаю в охапку.

Притягиваю к себе.

И…

Хрен знает, чем вдруг накрывает.

Провожу пальцами по дрожащим, уже помокревшим ресницам.

Чувствую, как внутри словно какой-то новый мотор оживает. Начинает гудеть. Подрагивать. Рычать.

– Прогонишь?

Кажется, ей даже все равно, что тушь поплыла.

Хм…

Обычно эти девки даже реветь грамотно умеют. Так, что товарный вид сохраняется. А если что-то и течет, то так, чтобы грязными не выглядели. Ровно на жалость. И не больше.

– Кто он тебе?

Вкрадчиво спрашиваю. А сам продолжаю водить пальцами по ее лицу. Пытаюсь стереть эту чертову тушь, но делаю только хуже. Размазываю на хрен по половине лица.

И… Твою мать!

Трясется. Сжалась вся. Плечи такие тонкие сдвинула. С этими чертовыми размазанными глазами и распухшим красным носом.

Брезгливость должна вызывать. А во мне что-то сжимается.

Опять. В самое сердце. Прямо под ребра. Какой-то новой, тоненькой иглой проникает.

Колет. Колет, зараза. Так, что сам задыхаюсь. Дышать не могу.

– Кто? Он?

Переспрашивает, распахивая и без того огромные глазища.

– Вот только не нужно сейчас играть со мной в дурочку, Алмаз.

Рычу. Рычу, и чувствую. Как пламя. Темное. Черное. Из самой глубины взрывается. Проситься наружу! Если взметнется выше, накроет. Все. И ее вместе со всем вокруг сейчас к чертям собачьи в щепки переплавит!

– Не притворяйся, – хриплю, проводя по ее щеке пальцами.

– Федор этот. Он тебе кто? Любимый? Ты ради него моей подстилкой стать согласилась? А. Нет. Не согласилась. Сама предложила, захотела ею стать!

Пусть. Пусть вот сейчас мне не соврет! Потому что пальцы уже ложатся на ее горло! Миг и сомкнуться на нем стальной хваткой!

– Нет.

Качает головой. Но как-то слишком уж отчаянно. И трясется еще сильнее. Врет! Ну врет же!

– Алмаз.

Делаю глубокий вдох. Смотрю предупреждающе. Если хоть капля инстинкта самосохранения в ней есть, должна понимать! Вот сейчас. На столе этом. Ее жизнь решается!

– Он просто помог мне. Федор только друг. Да и то никогда не был близким.

– Тогда почему за него просила?

Мнет пальцы. Зажимает в замок.

Врет. То ли не договаривает. А, в принципе, есть ли разница?

– Ты… Не поймешь, наверное…

Мнется, и вдруг глазищи на меня вскидывает. Снова, твою мать! В самое сердце!

– Я попытаюсь.

Со всей силы сжимаю челюсти.

Черт. На хрена? На хрена я вообще с ней разговариваю, а? Сразу же понял. Подальше ее от себя держать нужно! И дело тут… Ни в чем, кроме того, как она вдруг под самый панцирь проникает!

– Просто он единственный, кто старался помочь. Эрнест. Я ему доверяла. А он… Он меня продал! Федя хотел меня спасти, поэтому…

– Не продолжай, Алмаз. Я понял, – киваю, набрасывая на нее свой пиджак.

Вернее, не совсем набрасывая. Заворачиваю ее дрожащее тело в него. Совсем крохой выглядит в моем пиджаке. Одни глазища и торчат.

– Пошли.

Вздыхаю, подхватывая ее на руки.

– Куда?

Перепуганно лепечет, а сама ногтями мне в плечи вцепляется.

– Домой. Только на будущее. Если я увлекусь, ты говори сразу. Не привык я нежничать. И к девочкам нежным. Тоже. Не привык.