Наследник олигарха

Глава 30

ДЕМИД

В каждом взгляде — ожидание. В каждом движении — завораживающе предвкушение.

Мы с Владой словно заново переживаем моменты первых встреч. Но каждый из нас уже совершенно иначе относится к ним. Не так, как прежде. Теперь я ценю все то, что есть в моей жизни, намного больше. Потому что добиться хоть малейшего сдвига было нереально сложно.

Каждая ее улыбка — как награда за моменты отчаяния, частенько напрасное ожидание и невозможность даже прикоснуться.

— О чем задумался? — ласковый голос плавно проникает в мои мысли, а я расслабленно улыбаюсь, обгоняя впереди идущую машину.

— О тебе.

— И что думаешь? — моя маленькая лисичка, сверкая глазками, уточняет словно между прочим.

Что хреново мне теперь без неё. Что хочу просыпаться с ней по утрам. Хочу, чтобы прошлое, наконец, перестало стоять между нами. А отпустить его до конца… получится ли когда-нибудь?

— Всего не выразить словами.

— Мы с твоей мамой быстро нашли общий язык, — Влада легко переключает тему. Она в последнее время вновь начала чувствовать себя раскованно и свободно в моем присутствии, чему я безмерно рад. — А с Мишкой так и вообще они подружились почти сразу.

Доезжаю до знакомых ворот и жду, пока они откроются.

Через пять минут мы «вваливаемся» к маме шумной компанией.

Ее глаза загораются, когда она видит Мишку и сразу же вовлекает внука в разговор, коротко поздоровавшись с Владой.

Полтора часа пролетели как пять минут — я и сам не заметил, как время уже приближается к часу дня.

Утром мне отзвонился Александр, сообщив, что по Нестерову полнейшая тишина и даже если идти от обратного, если искать связи Нестерова с клиниками или работниками, пока ничего выследить не удаётся. Цепочки нет. Членов комиссии еще не трогали, чтобы ничего не сорвалось. Но лично я считаю, что это уже мало на что повлияет.

Помню, как Саша мне сообщил результат экспертизы проверки подлинности подписей врачей на тех документах, что у нас остались. Я рассчитывал на другой результат. Подписи совпадают. Олег по своим каналам проверил их ещё раньше. Ответ тот же. Как такое может быть — ума не приложу.

Врачей всех трёх клиник удалось найти и побеседовать, несмотря на то, что один из них теперь живет в другом регионе. Но это запутало дело ещё больше, потому как все трое в один голос кричали, что никаких подлогов в жизни не организовывали. Более того, никогда бы на такой шаг не пошли. Причины увольнения банальны. У первого — переезд. У второго — переквалификация и профпереориентация без последующей смены места работы. У третьего врача — собственный декрет. И все выглядит почти правдоподобно. Но тем не менее подлог очевиден.

— Алло, — недовольно прикладываю трубку к уху, увидев имя контакта на экране.

— Демид Андреевич. Есть продвижение. Зацепился я за Ольгу Логинову, через неё вышел на нового человека. Я почти уверен, что ноги оттуда выросли. И я сегодня же съездил бы и пообщался. Но тут такая ситуация… мимо инструкций. Поэтому я вынужден посоветоваться и заранее поставить вас в известность.

— Не тяни уже.

Смиренно ожидаю, наконец, услышать фамилию Нестерова, точнее, его приближённых. А вместо этого обухом бьет по голове громкое оглушающее:

— Ольга Логинова — подруга вашей матери.

— Бывшая подруга, — деловито поясняет Олег. — Они уже много лет не общаются. А мы проверяли близкое окружение и совсем не то направление поначалу взяли. Поэтому Ольга затерялась. Девичья фамилия — Дегтярёва, — именно в этот момент внутри простреливает, а память начинает воспроизводить поблекшие картины прошлого: подруга мамы — яркая, рыжая, худощавая — частенько у нас бывала. Я мелким был, от силы лет семь… мама называла ее Ольгуша. Как ещё вспомнил — сам не знаю. А потом встречи начли угасать, ее приезды сократились. На смену старой подруге пришли папины друзья: Анатолий и Софья... Олег тем временем продолжает. — Женщина сменила фамилию на Якименко. И вот сейчас она Логинова. Раньше работала фельдшером в обычной общеобразовательной школе. Рекомендации у неё неплохие. Шесть лет назад она устроилась в Росздравнадзор, и там работает по сей день. Это она была в составе проверяющих комиссий, — слова Олега молоточками глухо отдаются в голове. — Я бы предпочел встретиться с ней и поговорить, но тут замешаны личные интересы вашего ближайшего родственника. Поэтому, Демид Андреевич, я вынужден обратиться к вам за разъяснением дальнейших действий.

Наблюдаю, как мама мерцающим счастливым взглядом смотрит на Мишку. Не отнимая трубку, пытаюсь подобрать слова и сориентироваться. Сколько ни стараюсь, не получается рассмотреть притворства. Ее лицо светится. А я окончательно запутался.

Как? Зачем? Для чего? Мама…

От отца… да, пожалуй, можно было ожидать всего чего угодно. Но от мамы — никогда.

— Возьмём паузу на пару дней. Я сам поговорю. И дам тебе отмашку.

— Принял. Если что — я на связи.

— Естественно.

Нажимаю отбой. И вновь поднимаю изучающий взор. Сложно сказать, что творится внутри. Она папу подговорила? Как это было?

А сейчас просто делает вид, что все прекрасно. В это тоже верится с трудом.

Мама… такая родная. Она всегда меня защищала перед отцом, даже если после это ее противостояние мужу выливалось в громкий скандал.

По натуре мама довольно мягкий человек. Я бы даже сказал, она всегда без давления и окольными путями гнёт свою линию. Это не напрягает, не отталкивает и частенько приводит к результату.

— Все в порядке? — выводит из задумчивости нежный голос.

— Да. В полном.

— Ты немного в лице поменялся.

Смотрю на свою девочку и понимаю, что готов ради неё на все. Я и тогда был готов против семьи пойти. И сейчас пойду, если придётся.

Крепко обнимаю ее прямо на глазах у мамы, и плевать, что это может вызвать приступ недовольства.

— Ты что? — напряжение пропитывает ее голос.

— Хочу, чтоб ты знала, — шепчу тихо, так, чтоб слышала только она. — Я больше никому не позволю тебя обидеть.

— Что случилось? — любимые глаза распахиваются. Владу напрягает мое поведение. Пора заканчивать.

Но так не хочется выпускать ее из объятий. Впервые она позволила подобное. И да, я делаю это специально. Потому что мама бросает на нас тёплые взгляды, а ее губ касается слабая улыбка.

Всем своим видом я заявляю, что Влада не просто стечение обстоятельств и в моей жизни занимает куда более прочное положение.

— Пустяки. Неожиданные небольшие неприятности, которые отнимут время, — вдыхаю запах ее волос и целую в макушку, — только и всего. Нам пора.

— Полчаса у нас ещё есть. Нужно срываться, но ничего не произошло?

— Планы немного поменялись. Я вас домой сейчас отвезу и уеду.

Влада прекрасно понимает, что что-то не так, но оставаться здесь и дальше с моими малышами я не хочу. Вернусь через часа полтора-два. Если дороги окажутся свободными. И тогда мы поговорим с той, кому я бесконечно доверял всегда.

Мама, конечно же, «очень расстроилась» и попросила ещё разок встретиться с Владой и Мишкой.

— Давайте позже решим, — обрубаю домыслы на корню и мечтаю поскорее вернуться, чтобы расставить все точки над i. И услышать… что? Признание?

Дорога до Влады туда-обратно, рабочие звонки и проверка почты отняли около трёх часов. Каждая секунда которых ослепляла недоверием и разочарованием. Второй раз одну и ту же ошибку я не допущу. И я жажду услышать ЕЁ версию.

Все-таки нужно дать возможность высказаться, оправдаться. С некоторых пор я усвоил это очень хорошо.

Миную ворота, которые сам так тщательно выбирал, и останавливаюсь. Оставляю машину прямо на подъезде к дому. Был бы с водителем — не знал бы, куда деть руки от обжигающего нетерпения.

Наконец дверь распахивается, и я прошу домработницу позвать хозяйку дома.

— Сынок? А вы разве не уехали? Мишенька забыл что-то?

— Пройдём в кабинет отца.

В этой комнате все осталось таким же, как и при жизни папы. Почти. Огромное окно с тяжёлыми темно-зелёными шторами. Много книг. Массивный письменный стол из ореха. Лакированное дерево всегда казалось мне слишком темным и громоздким, но отец особенно любил такую мебель.

Отмечаю, что пыли нет. Везде чисто, свежо, проветрено. Работники клининга знают своё дело.

Мне известно, что мама сюда никогда не заходит. Но трогать и выбрасывать ничего не разрешает.

— Я вернулся поговорить, — занимаю отцовское кресло, маме лишь остаётся подъехать к противоположному концу. — Нужно обсудить кое-что из прошлого. Мам. Мне все известно, но я отказываюсь верить. И мне просто необходимо услышать твою версию.

— Что случилось, сынок?

— Я знаю о твоей Ольге. Я просто не верю, что вы с отцом могли… — я осекаюсь, потому что глаза мамы тут же наполняются неверием и ужасом.

В ее взгляде осознание. Она все понимает. Нет наигранного испуга. Жалкого артистизма. Она принимает все как есть.

— Могли, сын. Все ошибаются. И мы с папой не исключение.

— Ты так спокойно об этом говоришь?

— А что мне ещё остаётся? — она опускает взгляд, лицо ее искажает боль. — Никогда не думала, что придётся обсуждать это с тобой.

— Придётся, мам. Придётся. Очень тяжело поверить в то, что мои самые родные…

— Демид, — мама перебивает, тон ее серьёзный, тихий. А в голосе неприкрытая боль. — Измену простить ещё тяжелее, поверь. И я, право слово, считаю, что тебе незачем в этом копаться. Тем более что папы уже нет. И это слишком личное.

— Какую измену? — уставившись на маму, я округляю глаза.

— Ты ведь сам сказал, что тебе все известно. Насчёт Ольги и папы. Или… ты что-то другое имел в виду?