Евгения Богданова
Господи, меня тошнило от самой себя. Я из-за всех сил старалась выглядит спокойной и счастливой. С первого взгляда Левицкого, когда целуя отца, готовилась устроить концерт, питаясь храбростью от отца, увидела звериную жестокость в его глазах. Словно он чувствовал не ладное, обещая исполнить свое обещание прямо здесь. И я не усомнилась.
Я терпела его касания, взгляды, играя роль влюбленной дуры! И даже, когда отец попытался передать какую-то бумажку, попыталась отговорить его, как смогла. Ведь на кону стоит жизнь родного отца. Подумаешь, жить под гнетом тирана…, лишь бы родным ничего не угрожало. И я играла, отдавая этой роли всю себя. Заставляя саму верить в это.
Я уверена, что увидела не только тревогу в оливковых глазах, но и смятение. Он должен отступить. Ведь все мы не вечны и у Левицкого есть слабые места. Я их найду и у нас будет шанс. Наивно? Возможно, но лучше так, чем потерять родную кровь так рано.
Мы провожали отца и я смотрела ему в спину, когда тот садился в машину. Мне хотелось закричать и кинуться следом, чтобы он увез меня отсюда, но я остановилась вместе с Левицким, не отводя от родного человека глаза.
— Обними меня! — прозвучало над моим ухом.
— Что? — повернулась к мужчине, округлив глаза.
— Я сказал, обними! Твой отец должен окончательно убедиться в твоей игре.
Я безропотно положила руки на высокие плечи, не понимая чем это поможет. Левицкий повернулся ко мне и с силой притянул к своему твердому телу. Почувствовала боль на коже под его руками. Не успела и слово промолвить, как мужские губы сжали мои, прикусывая до металлического вкуса на языке. Я не посмела пошевелиться, пока он терзал их до боли, мечтая, чтобы это закончилось. Услышав, как отцовская машина удалилась, нажала ладошками на ключицы, пытаясь оттолкнуть его, прекратив этот ад.
Он отстранился и провел большим пальцем по припухшей губе, явно довольный своим результатом. Я размахнулась, занеся руку над его лицом, но он опередил меня, схватив за запястье. Поймала на себе звериный взгляд и сжалась, боясь вдохнуть.
— Попробуй ещё раз так посметь! — процедил, не разжимая губ. — В комнату!
Он разжал железную хватку и я не медля, взбежала по лестнице и скрылась за дверью спальни Левицкого.
Осмотрев богато обставленную комнату, обнаружила, что мои вещи уже перенесли. Опрометью кинулась в ванну и взяв щётку, обильно смазал ее пастой. Проводя ею в полости рта, желая стереть всякий намек на его поцелуй. Губы нещадно саднят, но я тру, выплескивая слёзы и злясь чуть бы не на весь мир.
Бросила щётку в раковину и недовольная своим результатом, опрокинула все тюбики, выплескивая отчаянье.
Вышла из ванной и схватив очередную вазу, что украшают весь этот чертов дом, бросила в стену. За ней полетели какие-то статуэтки, затем книги. Я крушила все вокруг, пытаясь унять сжимающую меня боль.
Прекратив вакханалию, обессиленно рухнула на кровать. Закрыла подушкой рыдающее лицо и провалилась в тревожную пустоту.
Мне снился Левицкий с руками в крови, где я на коленях перед ним, сжимаю его колени. А вокруг безжизненные лица родных людей. Их глаза пусты.
Шум заставил открыть глаза и я не сразу поняла, что рядом со мной кто-то лежит.
— Я не делю свою постель с женщинами, так что сплю чутко. Спи, дорогая, — ласковый голос Левицкого не вселил в меня спокойствие.
Неужели он не заметил то, что я здесь натворила? Я отползла чуть дальше от мужчины и посильнее укуталась в одеяле.
В темноте послышался громкий выдох и он повернулся ко мне спиной. Я всю ночь не смогла сомкнуть глаз, слушая спокойное дыхание Левицкого.
С первыми лучами солнца, сквозь слабую дремоту, почувствовала прикосновения к своей щеке и тут же раскрыла глаза, встретившись со сосредоточенным янтарём.
— Что вы делаете?
— Ты красивая, — тихо прошептал. — Нам сложно будет спать, если ты будешь ёрзать всю ночь.
— Тогда дайте мне другую комнату.
Левицкий нахмурился и отстранился, дав обрести немного душевного спокойствия.
— Ты моя жена! — сурово произнес, осматривая разрушенную комнату. — Тебе придется здесь убрать. Ещё не хватает слухов среди прислуги. Настоятельно рекомендую ценить мою доброту. В твоём положении лучше не испытывать мои грани.
Я сжала челюсть, прожигая белый затылок мужа. Я бы с наслождением расцарапала суровое лицо супруга.
— Вечером мы едим к генеральному прокурору и это первый наш совместный выход в новом статусе, — обернулся и как-то странно посмотрел на меня. — Надеюсь, мне не надо напоминать, как ты должна себя вести.
— Я помню, Игорь Анатольевич.
— Тебе принесут платье, а то, что одевала на приём в моем доме, можешь носить только в этой комнате.
— Я его выбросила.
Левицкий улыбнулся и спокойно продолжил свою очередную лекцию. Я даже начинаю к ним привыкать.
— Там будут журналисты и высшие слои общества. Молись, чтобы я не заметил твоих взглядов в чужую сторону!
— Не заметите, — сорвалось с моих губ.
Его челюсть сжалась, а в глазах появились темные огоньки. Я сглотнула, опасаясь и уже жалея о своей несдержанности.
— Я тебя предупредил, девочка!
Он встал и направился в ванну и обернулся, когда я его окликнула.
— Но неужели никто не заметил моих встреч с Матисом? — при упоминание его имени мое сердце сжалось, пропустив удар.
— Ты думаешь, что я не смог удержать твой роман с Михаилом Орловым в тайне?
Расчётливый деспот! Чтоб тебя гиена огненная поглотила!
— А как же помолвка с Вашим сыном?
— Я принесу тебе журнал, милая. Там замечательная история нашей тайной любви. Я прослезился! — усмехнулся и сделал шаг в сторону двери, но остановился и снова повернулся. — Твое «Вы» я слышал последний раз, — и скрылся в ванной.
Стиснула зубами подушку и застонала в нее от безысходности. Он все продумал, все рассчитал.