Настроение — Песец

Глава 1

Надежда, что Живетьева подорвала саму себя, не оправдалась сразу, как только я проверил Метку. Жизнь там еле теплилась, но было видно, что идет восстановление. Был бы клинок из изнаночного металла — рискнул бы переместиться к маяку у питомника, где обнаружилась метка. Точнее, метки. Вторая, Николая, выцветала на глазах, пока не потухла, и у меня появилась в запасе одна свободная. Но Николай — всего лишь мелкая подлая шавка, его смерть ни на что не повлияет, в отличие от такого матерого волкодава, как Живетьева. Вот она, увы, умирать не собиралась. Встанет, отряхнется и обвинит в нападении уже нас. Подлом, немотивированном, вероломном.

Беспалова, всхлипывая, выплескивала страх в ругательствах, Шелагины ее успокаивали, утверждая, что все уже закончилось. Но они были неправы. Опасность со стороны Живетьевой и императора никуда не делась.

— Павел Тимофеевич, — прошептал я ему на ухо. — У нас проблемы. Живетьева выжила, но похоже, питомник разнесен и там много кто погиб. В том числе Николай.

Во взгляде Шелагина появилось сожаление, вот только касалось оно не того, кто умер, а того, кто выжил.

— Нам нужно предъявить обвинение до того, как это сделает Живетьева, — громко сказал Шелагин-старший.

— Павел Тимофеевич, вы что? — удивилась Беспалова, терзая совершенно мокрый носовой платок. — После такого взрыва никто не уцелеет.

— Она целитель, — напомнил я. — Кроме того, у нее хорошие защитные заклинания. Так что она выжила, уверяю вас.

Беспалова продолжила нас убеждать, что выжить в эпицентре такого взрыва невозможно. Шелагин-младший же сообразил, что я говорю не просто так, и досадливо бросил:

— Нужно было запись вести, но кто знал, что она так внаглую придет нас убивать.

— Я предположил, — скромно ответил я. — Запись вел. Нужно из нее вырезать кусок с ее требованием и активацией бомбы и вместе с признанием Николая сбросить в сеть.

На удивление никто не стал протестовать, пытаясь «спасти княжеское достоинство», потому что наконец поняли, что император при отсутствии огласки опять постарается спустить всё на тормозах при молчаливой поддержке остальных князей. Поди, заявят: «Не убили же и ничего не разрушили. Так чего вы возмущаетесь?»

Сегодня нас с Шелагиным-младшим в списке допуска во дворец не было, но мы все равно поехали, чтобы быть в курсе происходящего на Совете. Посидим в машине, чай не привыкать.

Записи в Сеть мы отправили до выезда, и комментарии там уже сыпались как горох из дырявого мешка. Все сплошь осуждающие Живетьеву. И не только ее. Активно продвигалось мнение, что честные целители — только те, кто состоит в Лиге Огонькова, остальные — подлые, нечестные и куда менее способные. Создавалось впечатление, что поток этой информации шел со стороны моего старого знакомого, пользовавшегося любой возможностью упрочить свою репутацию. На фотографиях он выглядел уверенным в себе и довольным жизнью. Никто бы не заподозрил, что не так давно он рыдал от страха при дознании Гильдии, пытаясь доказать, что никогда не занимался бесплатным исцелением. Наверняка и сейчас не занимается, только подводит под это основательную философскую базу. Мол, целительство от главы Лиги не может быть бесплатным, иначе это урон имиджу основателя.

Новости про живетьевский питомник я тоже поискал. Информация о взрыве просочилась, но без подробностей и без комментариев от целительского Рода. Также не было фотографий, поэтому оценить степень ущерба не представлялось возможным.

Все просмотры в сети я прекратил, как только в зал заседаний вошел император. После обмена приветствиями взял слово Шелагин и заявил:

— Пора прекращать этот беспредел!

— Вы о чем, Павел Тимофеевич? — удивился император.

Настроение у правителя было прекрасным. Так и казалось, что он пребывал в уверенности, что Живетьева с нами разберется и снимет с него необходимость вмешиваться.

— Я про утреннюю бодрящую попытку Живетьевой убить нас с княгиней Беспаловой.

— Не преувеличивайте, Павел Тимофеевич. Госпожа Живетьева славится тем, что всегда доводит задуманное до логического конца. Если бы она планировала вас убить, мы бы с вами не разговаривали. И вообще, странно обвинять целителей в покушениях. Вы забываетесь, Павел Тимофеевич, оскорбляя главу Гильдии необоснованными подозрениями.

— Да какие подозрения! — возмутилась Беспалова. — Живетьева с утра пораньше заявилась в дом Песцовых-Шелагиных с абсурдными требованиями, а когда мы отказались их выполнять, попыталась взорвать нас всех. У нас есть запись.

— Надо же, у вас есть запись? — издевательски сказал император. — Смотрю, у вас на все случаи жизни есть записи. Как удобно, чтобы опорочить целителей. Почему мы должны заниматься вашими частными разборками, а не делами государственной важности? Считайте, вчерашний день ушел полностью на ваши проблемы. Так вы еще и сегодняшний хотите превратить в такой же фарс?

Раздались отдельные одобрительные выкрики. И кто знает, были ли они в поддержку императора или против Шелагина. Все же Павел Тимофеевич вел слишком активную жизнь, чтобы не заполучить противников. Те же Прохоровы утопят его с удовольствием, поспособствуют отбиранию княжества, а потом заявят претензию на отторгнутый участок.

— И все же, Константин Николаевич, я хотел бы, чтобы эту и еще одну запись просмотрели все, — раздраженно выдохнул Шелагин. — Нет ничего хуже, чем поворачиваться спиной к опасности и делать вид, что ничего не происходит.

— Я вас предупреждал, чтоб вы перестали собирать гадости про Живетьевых? Предупреждал, и неоднократно. Почему вы не послушались, Павел Тимофеевич? Вы подрываете основы нашего государства. Одну из. Потому что любая страна сильна своими целителями, а не только воинами.

Шелагин в этот раз решил больше не пререкаться с императором, а устроить трансляцию записи на весь Совет. Обрезали мы, начиная с угроз Живетьевой и заканчивая тем, как она открыла портал. То есть никак нельзя было сказать, что мы что-то выдумываем или наговариваем на Арину Ивановну. Но император постарался.

— Я бы сказал, Павел Тимофеевич, что в чем-то она права. Если смотреть с ее точки зрения. Вы действительно выбросили Николая на улицу. Я не могу к этому относиться с одобрением. Тем самым вы создали не слишком хороший прецедент по отношению к усыновленным детям.

— Позвольте, — возмутилась Беспалова, — Николай не являлся усыновленным ребенком. Его родители преступным образом выдали того за сына князя Шелагина, а он в благодарность пытался убить всю семью.

— То есть вы опять хотите обвинить Живетьевых? Шелагины в большей степени ответственны за воспитания мальчика. Хотел их убить — значит, было за что, — уперся император. — С таким потребительским отношением к детям нас ждет несчастливое будущее.

В этом с императором князья соглашаться не торопились. Наверное, каждый представил себя на месте Шелагина и понял, что в этом случае императорские симпатии будут на стороне кукушонка, а не того, в чье гнездо подкинули чужого ребенка.

— Николай пытался нас убить и по дороге в Дальград, — довольно мирно сказал Шелагин. — Нам удалось записать еще одно видео с ним в главной роли. Думаю, вам будет особенно интересно.

— По-вашему, мы собираемся на Совет, исключительно чтобы посмотреть ваши видео? Вы уверены, Павел Тимофеевич, что мы должны развлекаться, а не работать? Государственные дела требуют нашего внимания. А нам приходится тратить время на разбор ваших внутренних дрязг с Живетьевыми. Примиритесь уже с ними, и закончим на этом.

Пристрастность императора ни у кого не вызывала сомнения, поэтому пару голосов в поддержку Шелагина раздались. Редкие и совсем слабые. Павлу Тимофеевичу это оказалось достаточно, чтобы включить следующее видео, где Николай, брызгая слюной, вопил:

— Потому что княжество должно быть моим! Я законный наследник! Почему я должен уступать свое место какому-то ублюдку? А так все прекрасно получилось бы: авиакатастрофа с единственным выжившим. Уверен, император не стал бы особо углубляться в расследование, спустил бы всё на тормозах. Он уважает Арину Ивановну и не будет против нее действовать. Да он вообще у нее с руки ест, она сама так говорила. Что проведем идиота, он и не заметит, как останется не только без моего княжества, но и без власти в стране.

— Ребенок просто не в себе, — нервно сказал император. — Вообще, в его возрасте допрос под зельями незаконен.

Он замолчал, потому что речь зашла о реликвиях и все в зале услышали:

— С реликвией княжеской что собирались делать? Она тебя не приняла бы.

— Арина Ивановна ее перенастроила бы без проблем. Она любую реликвию может перенастроить.

После этих слов в зале воцарилась тишина, в которой слова Шелагина прозвучали особенно веско:

— Встает вопрос, Константин Николаевич, вам ли подчиняется ваша реликвия и не влияют ли целители на вас своими отнюдь не безобидными методиками.

— А почему у вас не встает вопрос, кому подчиняется ваша реликвия? — сварливо спросил император, еще не сообразивший в какую задницу попал.

— Потому что к моей реликвии Живетьевым доступа не было, — уверенно ответил Шелагин. — А вот к вашей… Я очень сомневаюсь, Константин Николаевич, что вы не подвергались воздействию со стороны Арины Ивановны.

— Что за чушь? — возмутился император.

— Если это чушь, то вам не составит труда показать, что именно вы управляете реликвией, доверенной предками.

— Разумеется, — бросил император. — Хотите проверить в схватке?

Шелагин сделал совсем короткую паузу и бросил:

— Если вы настаиваете, Константин Николаевич.

— Настаиваю. Любое недоверие для меня оскорбительно, — заявил император и наверняка наконец обратился к реликвии, потому что следующие его слова прозвучали не столь уверенно: — Впрочем, убивать вас только за то, что вы беспокоитесь о государстве, не буду. На этом заседание считаю закрытым.

— Что⁈ — раздались удивленные голоса с мест, но император их не слушал. Судя по Метке, он торопливо перемещался к сокровищнице.

— Кто-нибудь мне может объяснить, что произошло? — спросил Прохоров.

— Похоже, Павел Тимофеевич оказался прав с реликвией, — ответил ему незнакомый голос. — Если бы реликвия императору отвечала, то мы сейчас наблюдали бы поединок с вполне определенным исходом.

— Как это может быть, что реликвия вдруг перестала отвечать императору? — удивился Прохоров.

— Кажется, об этом нужно спрашивать Живетьевых.

Князья заговорили все сразу, придя в ужас от предположения, что их могут лишить основы власти — управления реликвиями.

Император двигался очень быстро. Кажется, он вообще бежал, чтобы проверить возникшее у него ужасное подозрение. Наконец его метка совместилась с Маяком сокровищницы и император простонал:

— Сука, старая сука… Что же теперь делать?

— Но если императорская реликвия подчиняется Живетьевым, — тем временем в зале заседаний продолжалось обсуждение, — что же тогда у нас с верховной властью? Неужели мы должны будем подчиниться роду целителей только потому, что они обошли защиту реликвий?

— Что за чушь?

— Чушь не чушь, а императорская реликвия — основа нашей сети, — напомнил тот же голос.

— Это только предположение. Нужно потребовать, чтобы император продемонстрировал реликвию. И то, что она подчиняется ему, а не Живетьевым, — потребовал кто-то. — Нам не нужна Арина Ивановна над нами.

Понеслась ругань, поскольку неожиданно зашла речь о выборе нового императора, причем цесаревича в этой роли почти никто из присутствующих не видел, только себя, будучи уверенным, что уж ему главная реликвия точно подчинится.

— Господа, а вы не торопитесь? — спросил Шелагин. — Вы уверены, что император покинул нас именно по этой причине, а не по какой другой?

Император, судя по его злым возгласам, пытался дозвониться до Живетьевой, которая явно была без сознания, поэтому не отвечала. Император окончательно распсиховался, но в этот раз не потребовал доставить старушку перед свои очи, а рванул к ней сам, справедливо решив, что так получится переговорить быстрее.

Я предложил Шелагину-младшему поехать за императорской машиной, тем более что хотелось посмотреть на последствия живетьевского самоподрыва. Опять же появилась надежда прекратить мучения пострадавшей единственным доступным мне способом. Может, в том состоянии, в котором она сейчас, голова отпилится подручными средствами так, что все решат: это последствия взрыва.

Князья переключились на обсуждение безопасности своих реликвий, так что мы их вполне могли оставить без присмотра: все равно, если пропустим что-то важное, то Шелагин-старший и Беспалова расскажут.

На машине мы доехали до поворота к питомнику. Дальше за императорским автомобилем ехать было уже опасно: дорога одна, нас заметят сразу, ни к чему хорошему это не приведет. Поэтому я предложил нашим развернуться и ждать меня на противоположной стороне дороги, сам же ушел в невидимость и короткими порталами принялся перемещаться в нужном направлении.

Надо признать, защитные заклинания питомника оказались куда хуже аналогичных на бывшей живетьевской собственности под Дальградом. Обломки стройматериалов разлетелись далеко за пределы огороженной территории. Куски как стен, так и мебели начали попадаться задолго до того, как я приблизился к питомнику.

Живетьева оказалась под завалами, которые сейчас разбирали спасатели. Пока живых им удалось достать всего несколько человек и в таком виде, что восстанавливаться тем придется долго. А вот трупов оказалось много, и не все они были целиком. Точнее, целиком там мало кто был. Разве что те, кто привык на себе постоянно носить защитные артефакты. Таких было не очень много, и только из верхушки Рода.

— Что здесь случилось? — повелительно спросил император.

— Точно неизвестно, Ваше Императорское Величество. Скорее всего, Арина Ивановна проводила какой-то эксперимент и не справилась с потоком магии, — ответил ему кто-то.

— Ее уже достали? Она точно там?

— Телефон не отвечает, Ваше Императорское Величество.

— Шелагины, — вспомнил император. — Она была у Шелагиных.

— Ее водитель вернулся с машиной не так давно, Ваше Императорское Величество. Говорит, ему сообщили, что хозяйка ушла порталом.

И одежду гостьи, оставленную у нас дома, тоже ему передали. Конечно, Живетьева выбрала то, с чем могла безболезненно расстаться, но нам ее тряпки не нужны. А ей сейчас могут пригодиться…

— Ушла порталом вместе с бомбой, — буркнул император. — Почему вокруг меня одни идиоты?

На мой взгляд, сейчас он нагло присвоил себе слова Живетьевой, пользуясь тем, что она не слышит. Извлекут ее не скоро и, к сожалению, надежды на то, что она умрет до того, как до нее доберутся, нет никакой. Судя по Метке, сейчас Живетьева активно восстанавливалась, так что я не исключал, что, когда до нее докопаются, наружу она выйдет своими ногами.

Пора было возвращаться, но внезапно я уловил слабый писк буквально на грани слышимости. Пойдя на звуки, обнаружил щенка. Отлетел тот далеко, но из повреждений получил только сломанную лапу, на диагностирование чего моих целительских знаний оказалось достаточно. Похоже, это был один из тех двух щенков, что находились в кабинете Живетьевой, но ни второго щенка, ни его матери поблизости не было.

Я обезболил, аккуратно вправил перелом и отправил целительскую волну и регенерацию, намереваясь осуществить первую помощь, а потом подбросить малыша работникам питомника, чтобы дальше его выхаживали уже они. Но внезапно он открыл глаза и уставился на меня чуть мутноватым младенческим взором. Только этого не хватало! Теперь до конца жизни он будет признавать хозяином только меня. А значит, его либо забирать с собой, либо убивать, чтобы не демаскировал. Я выбрал первое, засунул щенка за пазуху и отправил в целительский сон, досадуя, что не догадался сделать этого раньше — тогда не имел бы дополнительной проблемы.

Император возвращаться не собирался, планировал остаться до того времени, пока не станет известно, выжила Живетьева или нет. Судя по тому, с каким выражением лица он говорил о сообщнице, ему хотелось придушить ее лично. Только вот делать этого он, увы, не будет. Во всяком случае, пока не убедится, что та не сможет вернуть ему власть над реликвией.