Глава 53

Гай возвращается в машину с тремя разными видами шоколада: с одной плиткой, одной пачкой с шарикообразными шоколадными конфетами и одним батончиком, и с коробочкой сока. Всё это он вручает мне через приоткрытое окно.

— Может, за то время, пока я отсутствовал, ты успела ещё чего-нибудь захотеть? — спрашивает он.

Я отрицательно качаю головой, в предвкушении разворачивая обёртку шоколадного батончика. Гай на моё удивление садится на заднее сиденье, а не за руль.

— Хочешь посидеть со мной? — улыбаюсь я, не понимая, откуда вдруг взялось моё дружелюбие.

— Мне кажется, тебе нужен отдых после бесконечного шума клуба. Поэтому немного посидим в тишине.

— Ты прав. Отличная идея.

Он выговаривает со смешком:

— Разумеется. Я ведь всегда прав.

Я шуточно фыркаю, принимаясь за свой батончик. Шоколад уже подтаял, поэтому я стараюсь касаться пальцами лишь обёртки, чтобы не перепачкать руки.

Гай не отрывает от меня взгляда, пока я перекусываю батончик и в наслаждении прикрываю глаза.

— Перестань издавать эти звуки, Каталина, — вдруг говорит мне он.

Я в удивлении поворачиваю к нему голову.

— А что не так? Какие звуки?

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я.

Конечно, понимаю. Но от вкуса шоколада у меня автоматически вырываются стоны. Что мне ещё нужно делать?

Как бы то ни было, вместо оправданий я решаю лишь усмехнуться и продолжить жевать нугу и орехи, попадающие мне в батончике.

— Так ты нарочно? — спрашивает Гай, хотя и полноценным вопросом это не назвать. Звучит больше как осознание.

— Нет, — с перепачканным ртом отвечаю я. — Я просто до невозможности люблю шоколад.

— И эта твоя любовь доставляет мне страдания.

— Страдания? — У меня поднимается в вопросе бровь.

Гай кивает. Отсюда мне кажется, что его глаза потемнели, хотя навряд ли такое возможно. Вероятно, всё это лишь из-за того, что мы сидим в машине с затонированными окнами, и в салоне темно.

— Мои стоны заставляют тебя страдать? — спрашиваю я, нарочно растягивая слово «стоны».

Не знаю, с каких пор мне вдруг начали нравиться эти игры. Но мне вскружает голову дразнить его, видеть это выражение лица, когда он осознаёт, что ничего не может сделать со мной. Это факт.

Я заворачиваю оставшийся батончик в обёртку и откладываю в сторону, затем перевожу всё своё внимание на Гая. Он сидит почти впритык к противоположному ко мне окну, поэтому я вынужденно пододвигаюсь ближе к нему.

— Поможешь мне? — спрашиваю я, указывая на свои губы, обляпанные шоколадом.

У него горят глаза. Но голос спокоен, он даже не дрогнул, когда Гай произносит:

— Ты так хочешь моей смерти?

— Уже нет. Не хочу. — Выждав небольшую паузу, я добавляю: — Наверное...

Он издаёт смешок:

— Наверное? Это обнадёживает.

Наконец Гай выпрямляется. Он достаёт из бокового кармашка на дверце машины салфетку и тянет её к моим губам, как я неожиданно для него отталкиваю его руку. Он удивлённо приподнимает брови, уставившись на меня в немом вопросе.

— Когда я просила помочь, — поясняю я, — я имела ввиду немного другое.

— Нет, Каталина. — Гай отрицательно качает головой, опуская взгляд. — Ты просто играешь сейчас со мной.

— Поцелуй меня, — не выдерживаю я. — Пожалуйста.

Он поднимает голову и недоверчиво всматривается мне в лицо.

— Нейт давал тебе что-то пробовать? — спрашивает парень.

Я начинаю хохотать от его предположения:

— Думаешь, я опять под какими-то веществами?

— Именно об этом я и думаю. Только недавно ты твердила, что ненавидишь меня, а сейчас просишь тебя поцеловать?

— Я разве не могла изменить своё мнение?

— Это не похоже на Каталину. Я ведь знаю тебя. Я изучал тебя множество месяцев до того, как впервые заговорить с тобой.

Я встряхиваю головой, как бы делая акцент на своих коротких чёрных волосах, которые всю мою жизнь были каштановыми и доходили до середины спины.

— Вы ведь меня изменили, — отвечаю я, улыбаясь. — Поэтому логично было бы вести себя по-другому, соответствующе новому облику.

— Для меня ты не изменилась. Ты всё та же.

Его глаза снова блестят. И мне кажется, такое происходит только в определённые моменты. Когда он становится по-настоящему искренним. Когда говорит не его рот, а сердце.

Я приближаюсь к нему ещё больше, опираясь руками на сиденье, моя голова находится на уровне его плеч, взгляд устремлён точно в его глаза и никуда больше.

— Тогда докажи, что ты меня любишь, — шепчу я. — Поцелуй же меня.

Несколько секунд проходит, прежде чем он опускает взгляд на мои губы и рассматривает их словно в неуверенности. Вид отсутствующий, словно он находится далеко отсюда, где-то в своём мире, где ему чужды все страдания, которые ему пришлось вытерпеть.

— Я не могу тебя поцеловать, — шепчет он, не отрывая взгляда с моих губ. — Хочу, но не могу.

— Можешь. Я сама тебя об этом прошу.

Может быть, он чувствует подвох? Может быть, он гораздо чувствительней, чем хочет казаться?

— Ты сводишь меня с ума, чёрт возьми, — хрипит он.

— Рада это слышать... Но ещё более рада буду, если ты всё же исполнишь мою просьбу.

Его пальцы касаются моей щеки, потом доходят до губ и опускаются ниже, к шее.

— Ты не будешь затем жалеть о том, что сотворила? — шепчет Гай.

— Невозможно будет жалеть о поцелуе с тобой, — выдыхаю я в ответ.

И тогда моя просьба вот уже исполняется: он хватает моё лицо и притягивает к себе. Я крепко цепляюсь рукой за его рубашку, сжимая пальцы.

Наши губы сталкиваются друг с другом.

Мир переворачивается вверх-дном. Я не чувствую уже опоры под собой, я просто парю где-то в небе. А поцелуй такой влажный и полный страсти, что всё моё тело ноет от желания и вожделения. Гай Харкнесс стал единственным человеком, кто привнёс такие непривычные мне ощущения. Наверное, поэтому я никак не могу забыть его касаний.

Шоколад с моих губ уже исчезает благодаря языку Гая, и наш поцелуй теперь получается со вкусом шоколада с ореховыми нотками.

Его руки укладывают меня на сиденье, прижимая к кожаной поверхности. Гай нависает надо мной сверху, и висящая на нём холодная цепочка касается моей шеи, потом части груди, когда его голова вдруг опускается ниже. Он отрывается от моих губ, целуя кожу на шее, а я протестую против этого, не желая разрывать контакт так рано. Я хватаю его за лицо и притягиваю обратно, шипя:

— Нет, нет, нет... Целуй меня в губы... Пока мне ещё недостаточно.

— Каталина... — шепчет он, его дыхание такое громкое и сбивчивое, что я принимаю его за стон. И от этого у меня внизу живота снова приятно тянет. Точно также, как в те дни, когда я ещё не знала страданий и по-настоящему любила Гая, не зная, кто он и зачем пришёл в мою жизнь. — Каталина, боже...

Я притягиваю его к себе ближе за ворот рубашки, снова впиваясь в губы. Его руки по обе стороны от моего лица, они опираются на кожаное сиденье подо мной, окна вокруг нас запотевают. Я пытаюсь не раздвигать ноги, вопреки желаниям, отчаянно свожу их вместе, иначе просто сойду с ума.

Моё сердце горит. Оно как раскалённый уголёк пылает где-то у меня в груди, согревая всё моё тело.

— Я так... — еле выговариваю я, отрываясь от его губ. — Господи, я так хочу тебя. И я никогда не знала, как это чувствуется. Гай, я...

— Каталина, нельзя, — вдруг говорит Гай, неожиданно схватив меня за запястья и прижимая их к сиденью. — Мы не можем.

Мне хочется кричать от досады и отчаяния, хоть я и понимаю, что действительно не стала бы доводить это дело до конца. И Гай это тоже знает. А иначе зачем останавливается?

— Потерпи, — улыбается он вдруг, всё также громко дыша и нависая надо мной. Я чувствую его ноги у своих бёдер.

— Потерпеть? — выдыхаю я.

— До своего восемнадцатилетия, — добавляет он тихо.

Я открываю глаза и хмурюсь:

— А что будет после моего восемнадцатилетия?

— Всё, что ты захочешь.

И на этом он решает закончить разговор и слезть с меня, пока я, разочарованно продолжая лежать, смотрю на то, как он выходит из машины и возвращается на своё место за руль, поправляя растрёпанные волосы и помятый из-за моих пальцев ворот рубашки.

Очень глупо и безрассудно, но я не могу отрицать очевидное. И заметить, когда всё изменилось, я тоже не могу.

И не признаю, что всё ещё его немножечко ненавижу.

* * *

Джаспер никогда бы этого не сказал вслух, конечно, но он терпеть не мог богачей и в особенности богачей Харкнессов. И всё дело было не в какой-то там зависти, естественно нет. Скорее, желание избавить мир от высшего злодея. А Джаспер считал Вистана злодеем номер два. После Сатаны, разумеется.

Вынырнув из своей тачки, парень прошёл к охране. Те не повели и бровью, окинув наёмного убийцу мимолётным взглядом, и пуская его во двор. Наверное, Джаспер Мендес был единственным, кто не обладал никакой картой, но его впускали в жилище Харкнессов без всяких проблем.

У входной двери стояла Камилла, когда Джаспер уже оказался около фонтанов. Она поправила своё роскошное сшитое известным дизайнером платье и двинулась по лестнице вниз, держа в левой руке клатч.

— О, мистер Мендес! — улыбнулась она белозубой улыбкой, заметив двинувшегося в сторону дверей молодого человека. — Удивительно снова видеть вас спустя столько лет в нашем доме.

Джаспер поцеловал ей руку, как истинный джентльмен.

— Очень рад видеть вас, прелестная Камилла Харкнесс, — заговорил он. — Вы цветёте и пахнете.

— Папа уже тебя ждёт. Так что ступай, мелкий червь, — усмехнулась в ответ девушка, совершенно не растроганная лестью обаятельного наёмного убийцы.

На самом деле она просто отлично помнила, что он сделал однажды, поэтому постаралась как-то унизить, показав своё превосходство. Затем Камилла прошагала на своих высоких туфлях дальше вниз по лестнице, оставив Джаспера с растянувшейся на губах ухмылкой. А потом он всё-таки вошёл в дом.

Вистан Харкнесс сидел в своём личном царстве — зал, где часто проходят переговоры между членами Могильных карт. Конечно же, присутствуют на таких встречах лишь обладатели серебряных и золотых. Неизвестно, что произошло с младшим сыном Вистана, Тео, так что и единственного обладателя золотой карты, Гая, здесь нет. Сегодня в прочем-то босс мафии решил провести время с самим собой в компании бутылки бурбона, так что и серебряных не наблюдается.

Горничная, уносившая поднос, едва не споткнулась о свои же ноги, завидев Джаспера у дверей.

— Осторожнее, милая дама, — улыбнулся он снова.

— Мистер Мендес, — кивнула она и прошмыгнула дальше, совершенно не желая разговаривать с опасным психом.

Даже горничные, прослужившие практически всю свою жизнь в поместье Харкнессов, до жути побаивались его. Хотя, казалось бы, если ты работаешь в доме у целой преступной семьи, кого тебе ещё можно бояться? Никто ведь даже уже и не остаётся.

— Входи. — Вистан подозвал Джаспера пальцами, лично сам не отрываясь от стакана с бурбоном и бумаг, лежащих на столе перед ним.

Джаспер закрыл за собой дверь и двинулся вперёд.

— Зачем пришёл? — спросил Вистан.

— Я хочу поговорить с Хизер.

— Зачем тебе это?

Парень усмехнулся:

— Думаю, она располагает нужной информацией.

Мужчина свёл брови, нахмурился, разозлился даже. Уму непостижимо было слышать, что Хизер Элмерз, — эта прелестная девочка, которую он знал с детства, видел, как она росла, эта любимая племянница его близкого друга, — может быть как-то причастна ко всей этой истории. Ведь к тому же она — обладательница серебряной карты.

— А конкретней? — прозвучал его голос.

Джаспер вынул из внутреннего кармана своего пальто какие-то бумаги и бросил на стол перед Вистаном. Долго вглядываться не пришлось: это были фотографии Хизер, выходящей из клуба «Angels Night».

— Ваш сыночек с его подружкой сейчас в этом клубе, на территории итальянцев, — произнёс Джаспер. — А Хизер их прикрывает.

— Откуда ты взял эту информацию?

Сообщать об участии в этом Уэйна Джаспер не стал. Вместо этого забрал снимки со стола и потёр ладони.

— Я просто профессионал в своём деле, и вы это знаете, — сказал парень. — Так где я могу найти Хизер?

Вистан щелкнул пальцами, и в зале словно по волшебству возникла старшая горничная в чистой глаженной униформе и со строгой причёской.

— Позвони Хизер и скажи, что я прошу её подъехать ко мне, — произнёс мужчина.

— Да, сэр!

Закивав, женщина мигом вышла из зала.

У Джаспера не оставалось и сомнений в том, что именно Хизер станет ключом к поимке этой наглой девчонки. Ведь именно так и сообщил Уэйн.

Так что оставалось лишь надавить на нужные точки и впоследствии заполучить желаемое.

А давить на больное Джаспер умел превосходно.

* * *

Возвращению в клуб я совсем не рада. Но зато рад Нейт, который весело встречает нас у двери в мою временную комнату.

— Мать честнáя! — прищурившись, восклицает он. — Вы что, сосались?!

От удивления я даже сперва чуть не отшатываюсь в сторону, а потом поворачиваю голову в сторону Гая. И стоило мне лишь глянуть на него, как я тут же всё понимаю. На его губах остались следы от моей помады.

Как неловко...

— Даже не оправдывайтесь, — фыркает Нейт. — Ничего не хочу слышать! Не помню, чтобы Гай увлекался косметикой, поэтому вот ЭТО – твоё, крошка!

— Мы и не собирались оправдываться, — отвечает Гай, вытирая губы салфеткой. — Есть что-нибудь новое? Видели кого-нибудь подозрительного?

— Не-а... — Блондинчика хватает всего на пару секунд, прежде чем он снова принимается за своё: — А вы только сосались или ещё чем-нибудь интересненьким занимались?

— Занимались, — отвечаю я враньём, опередив только-только раскрывшего рот Гая. — Мне даже понравилось.

— Фу, избавь от подробностей, Лина! Как не стыдно?!

Я хохочу, и моё выражение лица тут же убеждает его в обратном: в том, что я просто шутила. Но я уже особо не волнуюсь на этот счёт и просто вхожу в свою комнату глубже, устало разваливаясь на диване и сбрасывая с ног туфли. Ещё чуть-чуть, и я решу, что это мой новый дом.

— Я отъезжаю, — сообщает нам обоим Гай. — Нейт, Каталина остаётся всё также под твою ответственность.

— Да-да, — мямлит Нейт, махнув руками. — Иди уже, Кровавый принц.

Дверь захлопывается.

Парень садится на кресло и достаёт телефон. Спустя лишь пару минут по комнате проносится звук воспроизведённого им видео. Я слышу смех Моники, смех самого Нейта, голоса и шум, похожий на тот, который бывает, когда накрывают на стол: звяканье столовых приборов, тарелок и стаканов.

— Что это ты смотришь? — спрашиваю я, привставая.

Нейт, глядя на экран, как оказалось, улыбается.

— Я смотрю на женщину моей мечты, — отвечает он спустя несколько секунд.

— Моника?

— Да-а-а.

У меня на губах сама по себе растягивается широкая улыбка. В последний раз нечто подобное происходило, когда я смотрела на горящие взгляды родителей, которыми они обменивались каждый раз, когда видели друг друга.

— Как вы познакомились? — Я ложусь на живот, согнув руки в локтях и подставляя их под подбородок.

— Как в тех дебильных сопливых мелодрамах, которые смотрят девчонки, — хохочет Нейт, откладывая телефон. — Но я всем сердцем люблю тот день. Очень. Наверное, лучший день в моей жизни.

Его лицо сияет, пока он говорит о ней. Это видно. Необязательно самому влюбиться почти до безумства, чтобы понять чувства других людей. И сейчас я вижу на его лице искреннюю радость.

— Как-то раз мы пошли с парнями кататься на коньках, — продолжает Нейт. — Был выходной. Отец Гая впервые за миллион лет не дал нам поручений, поэтому мы решили провести так называемый выходной вместе. С нами была и Софи, но тогда она была лишь девушкой Лэнса, они только-только планировали пожениться... Я катался очень неважно. Постоянно падал, потому что вставал на коньки всего во второй раз в жизни. Короче говоря, придурок Зайд тогда толкнул меня, решив, что это смешно. И я тупо налетел на катавшуюся рядом девушку. На Монику. — Нейт смеётся, глаза загораются сильнее. Воспоминания явно встали прямо перед ним. — Моему бедному заду тогда нехило досталось, когда я шлёпнулся на лёд, но зато чудная попа Моники была в полном порядке, потому что она упала прямо мне на колени.

Я смеюсь вместе с ним, забывая обо всех выпавших на мою долю горестей.

— Это так мило, Нейт!

— Нет, это не самое милое. Самым милым было её лицо... Ну чёрт, я влюбился в неё с первого взгляда! И это без преувеличений!

— Я верю.

— В самом деле! Мне кажется, в тот момент я умер и родился заново. Да я даже не слышал, как в сторонке надо мной во всю глотку ржал Зайд. В другой ситуации я бы надрал ему зад, а потом Лэнсу пришлось бы нас разнимать два часа.

— И что потом? Что сделала Моника?

Нейт улыбается шире, мечтательно уставившись куда-то в стену. Потом говорит:

— Она сказала, что у меня красивые глаза. Вот уже в ТО-О-ОТ момент я умер уже во второй раз и заново родился в третий.

Я хохочу, утыкаясь лицом в подушку, затем поднимаю голову и подтверждаю тогдашние слова девушки:

— Но у тебя действительно красивые глаза, Нейти.

— Вау! — Он делает удивлённое лицо, раскрывая рот и глаза. — Мы уже дошли до той стадии, когда ты считаешь меня своим другом? Ты назвала меня Нейти!

— Ты и есть мой друг, Нейти, — улыбаюсь я. — Ты спасаешь мне жизнь, рискуя своей. Конечно, не ради меня, но всё же...

Он кратко смеётся, прежде чем ответить:

— Не, ну если серьёзно, на самом деле ты классная девчонка, Лина. И если в начале я реально спасал твою жизнь ради Гая, то сейчас я делаю это и ради тебя тоже. Я уже тебе об этом говорил, вообще-то.

— Очень обнадёживающе, спасибо.

— Но, пожалуйста, всё-таки пообещай мне не разбивать ему сердце.

Улыбка с моих губ сползает, словно её и не было. Я долго молчу, совершенно не скрывая собственных сомнений. А Нейт терпеливо ждёт, вглядываясь мне в лицо.

— Хорошо, — наконец киваю я. — Обещаю.

Он усмехнувшись, кратко отвечает:

— Я это запомнил.

Загрузка...