Найди

Глава 60

Я перевожу взгляд на труп снова, упиваясь и наслаждаясь видом убитого мной Хью. Теперь он не сможет причинить боль ни мне, ни кому-либо другому. Теперь его труп будет валяться никому ненужной тушей, которую съедят дикие собаки.

Сжимаю пистолет сильнее, задаваясь вопросом: смогу ли правильно использовать его в случае чего. Не поранюсь ли случайно сама?

Тишина такая давящая, что мне кажется, я оглохла. Я делаю тихий шаг в сторону двери и осторожно выглядываю наружу, вытягивая пистолет вперёд. Тело шатается, нога всё ещё отдаётся болью. В голову лезут мысли: я не смогу, я такая слабая, я такая жалкая.

Только не сейчас, Лина! — кричу я на себя изнутри. — После того, что ты сделала с тем мерзавцем, какая-то дрожь не может тебя подвести!

Я киваю своим мыслям и иду по коридору, окутанному ночной тьмой. Из-за отсутствия света мне приходится шарить по стенам свободной рукой, чтобы понять, куда мне идти.

— Она хорошенько поработала той ночью, — слышу я вдруг чей-то хриплый голос совсем неподалёку.

Я замираю, но всего на пару секунд, после чего с новыми силами уверенно плетусь вперёд, когда понимаю, что шаги отдалились.

Я обязательно выберусь отсюда.

Я обязательно выберусь отсюда.

Я обязательно выберусь отсюда.

Я обязательно выберусь отсюда....

Едва различив шум приближающихся со спины шагов, я испуганно прошмыгиваю в первую попавшуюся комнату, показавшуюся сбоку от меня через широкий дверной проём. Затаиваю дыхание, прижав к груди пистолет. Палец с курка я убираю на всякий случай. Шаги становятся громче, и вот, мимо моего укрытия проходит двое мужчин. Вскоре они отдаляются, разговаривая о чём-то, и я расслабленно выдыхаю.

Никто пока не заглядывал к Хью. Никто пока ничего не знает. Но это будет продолжаться не вечно. Нужно предпринимать шаги быстрее.

На моём лбу выступает пот, я вытираю его ладонью, размазывая ещё не до конца застывшую кровь по коже. В другом случае мне пришлось бы едва сдерживать рвотные позывы от этой ситуации, но сейчас меня мало волнуют даже кусочки чужих мозгов, застрявшие в волосах.

Убедившись в том, что никого больше поблизости нет, я медленно выхожу из комнатки снова. Я долго осматриваюсь по сторонам, борясь с головокружением, пока вдруг не обнаруживаю вход в другую, более просторную комнату с окном: лунный ночной свет без труда пробирается через его разбитые стёкла внутрь. И оно не оснащено металлической решёткой.

Я делаю обнадёживающий шаг вперёд.

— Хэй!

Голос, который словно гром среди ясного неба, отзывается глухим эхом от стен, заставляет меня вздрогнуть.

— Девчонка сбежала!

От ужаса я ныряю в заветную комнату, слыша шаги за спиной. Ко мне подбегает светловолосый парень, отражая в глазах самые недобрые намерения. Я резко захлопываю дверь прямо перед его носом и закрываю защёлку. Глупая защита и совсем не надёжная, но она даёт мне немного времени убраться отсюда как можно скорее. Я бегу к окну и бью локтем остающиеся целыми части окна, разбивая стекло и создавая себе проход. В лицо бьёт приятный прохладный ветер. Дверь позади меня грохочет; снаружи пытаются разнести её в щепки, чтобы вновь добраться до меня. Я залезаю на подоконник, гляжу вниз, и, не размышляя долго, прыгаю.

Как только мои ноги соприкасаются с твёрдой землёй, я телом падаю совсем рядом с бетонным блоком, едва не ушибаясь о него головой. Я кричу от пронзившей тело боли, но пытаюсь утешать себя тем, что нахожусь на улице. Вот, свобода совсем близко. Я не могу упустить её с рук.

Спотыкаясь, снова падая, рыдая от невыносимой боли, я бегу вперёд по направлению к лесу. Шум крови встаёт в ушах, но жажда жизни приказывает мне не останавливаться.

Но внезапно кто-то хватает меня за край платья, потянув к себе. Я вскрикиваю, ощутив, как вот-вот упаду снова.

— Я поймал её! — кричит парень, подзывая к себе остальных и давая им понять, что всё под контролем.

Воспользовавшись ситуацией, я пну его локтем в живот, отчего он издаёт болезненный стон, чуть отшатнувшись назад. Я отбегаю от него в сторону, вытягиваю перед собой пистолет и громко кричу:

— Не подходите ко мне! Я клянусь, я убью вас всех!

К нам подбегает ещё один мужчина, но он резко тормозит, когда видит, что я собираюсь делать. В глазах обоих нет никакого страха быть застреленным. Ведь какая-то хрупкая девушка, измазанная в крови, вспотевшая и почти обессиленная, ничего им не сделает. Они даже всерьёз не воспринимают мои слова.

Единственная причина, по которой они не убивают меня остаётся той же — я нужна им живой.

— Не делай глупостей, — заговаривает со мной один из них, сделав шаг вперёд. — Давай не будем усложнять и без того сложную ситуацию.

— Заткнись! — выплёвываю я, громко и часто дыша.

Я понимаю, что нет иного варианта, как выстрелить. И я без колебаний в следующую секунду уже делаю это. Не теряя времени, чтобы прицеливаться, я стреляю в одного из мужчин. Из-за громкого хлопка второй, — тот, что помоложе, — вздрагивает, опустив голову, а в моей голове будто что-то взрывается. Я еле удерживаюсь на ногах от мощной отдачи пистолета, но резко разворачиваюсь и бегу туда же, куда собиралась.

Бег по земле, покрытой сломанными ветками, обломками кирпичей, камнями и прочим, босыми ногами доставляет жуткий дискомфорт, но я пытаюсь игнорировать эти ощущения. Я бегу, стараюсь не наступать на большие камни, чтобы не споткнуться и не упасть. Увидеть их сейчас, когда на улице царствует ночная темнота, весьма сложно, поэтому я прилагаю максимальные усилия, заостряя все чувства разом. Ноги устают быстро, они предательски тянут меня вниз, но я не сдаюсь. Бегу быстрее, слыша как за спиной раздаются голоса, вскрики, приказы.

Слышу гром, заставивший всё вокруг затрепетать. Небо вспыхивает белым ярким светом. Затем на моё голое плечо падает капелька воды. Начинается дождь. Я ругаюсь себе под нос вперемешку со слезами, накопившимися от отчаяния. Не сворачиваю, продолжаю бежать к лесу, к дороге, проходящей совсем недалеко.

Но внезапно раздаётся выстрел.

В первую секунду я принимаю его за раскат грома, но сразу за этим громким звуком следует острая боль в районе ноги. Из горла вырывается глухой крик. Не удержавшись на этот раз, я падаю на мокрую траву, поцарапав себе ладони о камни, лежащие прямо подо мной. Стараюсь ползти вперёд, а боль с каждым движением становится более невыносимой. Оборачиваюсь, убирая мокрые волосы с лица, чтобы увидеть, что происходит сзади. Вижу, как вдалеке, со стороны здания, ко мне направляются маленькие кружочки света, становящиеся всё ярче и ярче. Это люди, держащие меня в плену, бегут ко мне с фонариками. Нехотя опускаю взгляд ниже и вижу, как нога истекает кровью.

Они стреляли в меня... Они попали в мою ногу.

Я стону от боли, сжимаю губы, чтобы не кричать, и ползу вперёд, прилагая максимальные усилия, чтобы оставаться в сознании. Дыхание сбивается, становится прерывистым, шум дождя заглушает все остальные звуки, но я отчётливо слышу собственное сердцебиение.

Ты сильная, Каталина, — шепчет его голос в голове. Он повторяет эту фразу снова и снова, придавая мне сил, заставляя меня не опускать руки.

Нога болит сильнее, угрожая лишить меня возможностей активно шевелиться. Сейчас именно движение — мой единственный способ спасения. Погода, будто издеваясь над моим и без того ужасным положением, становится хуже; холод накрывает мои голые плечи и ноги, ветер бьёт в лицо вместе с ледяными каплями дождя.

Я понимаю, что выхода нет. Осторожно встаю на ноги, больно вонзив зубы себе в губы, и мычу от боли. Слёзы текут по щекам сами. Стараюсь не наступать на раненую ногу и, ковыляя, быстро иду к лесу, сжимая в правой руке пистолет. По пути я вечно оглядываюсь назад, чтобы понять, где находятся мои преследователи. Они далеко. У меня много времени спрятаться в лесу.

Добираюсь до пункта назначения, стараясь не издавать громких звуков, хотя дождь отлично замаскирует моё мычание и плач, поэтому сильно по этому поводу беспокоиться не приходится. Бегу вглубь леса, руками проверяя себе путь, облокачиваясь на стволы высоких деревьев, а потом и спотыкаясь об их же толстые корни, выбирающиеся наружу. Однако мне удаётся удержать равновесие. Каким-то чудом я всё ещё иду вперёд.

— Она в лес побежала!

Голоса становятся ближе.

Я тороплюсь, пытаюсь унять колотящееся сердце в груди и прогнать страх из головы. Он легко затупляет разум, и найти выход уже не удастся, дай я ему хоть один шанс на существование в моей голове.

— Ищите везде! Но если кто-нибудь опять посмеет в неё стрелять, задушу собственными руками! Не стреляйте больше, ясно, выродки?!

Не могу понять, откуда доносятся голоса, они смешиваются в моей голове в один омерзительный рокот, оттого побег кажется сложнее. Ведь страх перед неизвестностью куда страшнее, чем если бы я чётко видела, с какой стороны идёт опасность.

— Как мы отыщем её в лесу ночью? — сквозь шум дождя и грохот грома слышится громкий голос. — Это невозможно!

— Прикрой свою пасть! Если не отыщем её, Вистан из нас всю дурь выбьет! Ты этого хочешь?!

Я не слушаю их, бегу дальше. Но я чувствую, как силы уже покидают меня. Если бы я знала, как нужно останавливать кровь... Сейчас же с адской болью в ноге, я продолжаю идти, а веки постепенно тяжелеют.

Всё же человеческий организм не такая уж и неуязвимая штука...

Опираюсь плечом об очередное высокое дерево и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Больная нога ещё кровоточит; я убеждаюсь в этом, прикоснувшись рукой к ране. Каждое малейшее движение доставляет дикую боль, распространяющуюся по всему телу. Страх смерти медленно накатывает к горлу, он душит меня своими холодными пальцами.

Вижу, как совсем рядом проскальзывает полоска света. Шмыгаю носом, вытираю лицо от слёз и капель дождя и продолжаю свой путь. Чтобы не упасть от головокружения, я хватаюсь за стволы деревьев, и ухожу подальше от только что промелькнувшего луча света от фонарика. В глазах всё плывёт, крутится и вертится. Странное ощущение, будто земля уходит из-под ног, наваливается на меня всем своим весом.

Я даже не сразу понимаю, что выхожу к асфальтной дороге. Трава и хруст веток под ногами сменяется твёрдой ровной поверхностью. Какова вероятность, что сейчас кто-нибудь проедет? В столь поздний час и в такой обычно безлюдной местности.

Моих шансов на выживание становится меньше. Это игра, в которой я вот-вот проиграю. И, кажется, я умру не от рук Вистана. Я умру от обильного кровотечения из-за пулевого ранения. Не так я представляла свою смерть, не так представляла конец своей жизни. Кто бы мог подумать, что всё так обернётся?

Я никогда больше не вдохну свободного воздуха. Я никогда больше не увижу лица близких.

Я никогда больше не увижу Гая...

Голоса исчезают, растворяясь среди шумов дождя и грома. Я выхожу к середине дороги, но не перестаю идти. Не знаю, куда, не знаю, с какой целью. Мощная волна отчаяния заставляет меня дрожать. Раненой ноги я уже почти не чувствую, как и всего тела. Дождь идёт сильнее, стекает по мне вниз, смывая кровь и слёзы.

Хоть моя жизнь прошла слишком быстро и оказалась такой короткой, в ней было достаточно прекрасных людей и дней. Не знаю точно, куда люди попадают после смерти, но в одном я уверена: теперь я готова ко всему, что будет дальше. Ко всему, что ожидает меня. Будь то неизбежная смерть или продолжение жизни, которая уже никогда не станет прежней...

Я останавливаюсь, падаю на колени и плачу вновь. Грудь дёргается от истерики, сил идти больше нет. Какой бы сильной мне не хотелось казаться, сил нет.

Я ложусь на холодный асфальт, на спину, даю дождю успокоить меня, падать на раны, синяки, очищать моё тело от грязи и крови. В душе одна бездонная пустота, становящаяся всё больше и больше, затягивая и надежду, и желание ещё пожить.

— Прости... — шепчу я в никуда. — Прости, что я не оправдала твоих ожиданий. Прости меня...

А потом наступает полная темнота, когда я закрываю глаза. Асфальт подо мной не кажется таким холодным. Тело не собирается больше сопротивляться боли.

Я уже готовлюсь умирать.

Но вдруг...

Я слышу, как со стороны ко мне летит машина. Не вижу, ведь я закрыла глаза, но чётко слышу рёв мотора. Она, видно, мчалась на большой скорости, потому что громкий скрежет колёс совсем недалеко от моего беспомощного тела едва не повреждает мне слух.

А потом я слышу хлопки дверью, шаги, шлёпанье обуви по лужицам и мокрому асфальту.

— Матерь божия! — слышу я знакомый голос, и внутри всё замирает.

Нейти.

Я не верю в то, что слышу. Я даже считаю, что это очередная галлюцинация, пока вполне реально не ощущаю на себе чьи-то руки.

— Каталина... — Зелёные глаза, показавшиеся следом и так красиво сочетающиеся с окружающим нас лесом, полны ужаса.

Вода стекает по его каштановым волосам, по подбородку, по его острым скулам. И будто при одном виде его красивого и такого совершенного лица я забываю о боли и страданиях.

Он проводит дрожащей ладонью по моим волосам, сжимает свои губы в тонкую линию, опускает взгляд к моему истерзанному телу. Мне даже кажется, что глаза у него намокают и вовсе не от дождя, но...

Потом эти же самые глаза меняются.

Они темнеют, страх, ужас, печаль теперь растворяются, и на месте их показывается ярость. Дикая, слепящая, полная ненависти.

— Отнеси её в машину, — холодно произносит он. Голос пронзает воздух, как пущенные пули.

Я слышу щелчок пистолета. Его пистолета.

— Чувак, уверен, что хочешь идти туда один? — взволнованно произносит Нейт. — Наверняка их там куча и...

— Отнеси её в машину. Живо. — Он бросает на меня полный горечи взгляд, но голос звучит очень грозно: — С ними я разберусь сам.

— Ладно...

И тогда Гай пропадает с моего поля зрения, он снова исчезает, и я думаю: может быть, мне всё это снится? А может я просто умерла и Рай в действительности существует? Я сейчас там и нахожусь?

Нейт осторожно суёт руки мне под тело, а я не могу пошевелиться, пока он поднимает меня с земли.

— Мне так жаль, Лина, — тихо говорит он, ведя меня к машине. — Если бы мы только знали...

Нейт кладёт меня на заднее сиденье, осторожно укладывая моё изнывающее от боли в каждой клетке тело на мягкую поверхность кожаного сиденья. Его рука касается моей ноги, проверяя рану.

— Я не хочу тебя расстраивать, крошка, но... в тебя стреляли, верно? Я должен вытащить пулю. Это очень важно сделать.

Я прокашливаюсь, не могу в полной мере открыть тяжёлые веки, но хрипло выдаю:

— Так сделай это, Нейти.

— Сейчас не самое время меня так называть, — ноет он. — Я в ужасе!!! Это просто капец!

Я вот-вот потеряю сознание.

Слышу шуршание: Нейт открывает бардачок, перекинувшись половиной тела через сиденье к передним креслам. Он вытаскивает что-то, я по-прежнему ничего не вижу, пытаясь не думать о боли, пытаясь сосредоточиться на иных чувствах и ощущениях.

— Будет больно, — мрачно и осторожно сообщает мне Нейт. — Очень больно. Но это нужно сделать, если мы хотим, чтобы ты ещё немножечко пожила.

В детстве я всегда была самой настоящей неженкой, боялась всего, что движется, а в особенности во мне всегда жил этот дикий страх перед болью. Обычный поход к стоматологу был для меня и родителей настоящим испытанием с кучей истерик и стресса.

Сейчас же мне почему-то всё равно.

Я просто хочу ещё пожить.

— Прикуси это. — Нейт протягивает к моему рту завёрнутую в твёрдый рулон тряпку или полотенце. — Так будет... легче перенести.

Я послушно выполняю всё, собираю все оставшиеся силы, чтобы вонзить зубы в полотенце.

Нейт открывает дверцу, выходит наружу, обходит машину и подходит ко мне с другой стороны, обеспечивая себе более удобный угол для извлечения пули.

— Пожалуйста, не сдерживайся, — говорит мне он, наклонившись ближе к уху. — Кричи во всё горло, если тебе от этого будет легче. Потому что обычно когда я бьюсь мизинцем о ножку какой-нибудь проклятой мебели, я визжу как самая визгливая девчонка на свете. Мне лично это помогает.

У меня нет сил даже хихикнуть.

Нейт наклоняется к моей ране, и уже на следующую секунду я вдруг чувствую холодный металл на своей коже. Я вздрагиваю всем телом, но стараюсь лежать как можно неподвижнее. Вцепляюсь руками в кожаное сиденье, сжимаю пальцами, вонзаю ногти, готовясь к чему-то ужасному.

И мои опасения оправдываются.

В следующую секунду мой вопль слышен сквозь сжатые зубы, которые вонзаются в полотенце. Слёзы брызжут из глаз, я кричу, дёргаю головой, пытаясь избавиться от жгучей боли в ноге, пока Нейт суёт металлический предмет глубже в рану, прикладывая к коже смоченный в чём-то бинт.

— Ещё чуть-чуть, — произносит Нейт. — Потерпи, пожалуйста...

Я слышу, как вздрагивает его голос, но чувствую, как уверенно действуют его руки. Ему приходилось сталкиваться с подобным, видно, не раз.

Моё бедное, такое хрупкое и уязвимое тело покрывается пóтом, кожаное сиденье липнет к открытым участкам кожи, воздух заполняет металлический запах свежей крови вперемешку со спиртом. Я вся горю, жар заполняет мои лёгкие, он сжигает во мне всё: кости, мышцы и суставы..

Я кричу. Я продолжаю истошно вопить, и полотенце в зубах пропитывается моей слюной, пока Нейт ковыряет рану, пытаясь достать до застрявшей пули.

Я думаю, что действительно сейчас умру, потому что боль невыносима, она сводит меня с ума, она лишает меня разума. Я чувствую, что сойду с ума, если это продлится ещё на несколько секунд дольше.

— Всё, всё... — успокаивающе произносит Нейт, прикладывая к ране бинт. — Я её вытащил. Её больше нет, крошка.

А острой боли в одной точке больше действительно нет.

Я чувствую, как ногу обматывают бинтом, как кожи касается мокрая поверхность ткани. Как боль теперь пульсирует, но она не такая сильная, как всего секунды назад.

Нейт заботливо гладит меня по волосам, убирает прилипшие к щекам пряди, прикладывает мокрую тряпку к горячему лбу.

— Вот, выпей. Это для того, чтобы компенсировать кровопотерю.

Вижу протянутую им бутылку воды. Его ладонь вся красная, будто он окунул её в целую банку с чьей-то кровью. Нейт подносит воду к моим губам, осторожно приподнимая мне голову, а я делаю несколько глотков.

— Как ты себя чувствуешь? — интересуется Нейт. — Скажи, что тебе полегчало, умоляю.

Моё сбивчивое дыхание становится тише и спокойнее, и я произношу:

— Я, наверное, всё сиденье заляпала своей кровью...

Нейт нервно смеётся на мой ответ, одновременно выпучивая глаза от шока:

— Ты едва не умерла! У меня чуть инсульт не случился за эти минуты! А сейчас ты смеешь ещё шутить!

— У меня ведь есть прекрасный учитель, — слабо улыбаюсь я.

И тогда в голубых глазах Нейта показывается такой свойственный ему блеск. А потом он тихо с лёгкой улыбкой произносит:

— Ты удивительна, крошка... И знаешь, это не тебе повезло с Гаем. Это Гаю повезло с тобой.

* * *

На меня накинут плед. Я лежу на коленях Нейта всё на том же заднем сиденье. Плед защищает меня от холода, а заботливые руки Нейта придерживают моё тело, не позволяя мне свалиться с сиденья, пока машина мчится по дорогам Сиэтла с бешеной скоростью.

Мы едем в больницу.

Никто из нас не произносит ни слова.

Я всё борюсь с накатывающей волной тошноты, вспоминая вновь и вновь совершённое моими руками, как посчитал бы нормальный человек, злодеяние. Я вспоминаю литры крови. Вспоминаю разбивающийся под моими руками череп. Вспоминаю посыпавшиеся зубы.

Я вспоминаю сотворённое долго, до тех самых пор, пока машина не тормозит.

На этот раз меня поднимает Гай.

Он движется так осторожно, будто боится, что я разломаюсь на части. И при этом спешит, поднимается по ступенькам больницы, пока Нейт выбегает вперёд и открывает ему двери. Я стараюсь вдоволь насладиться запахом его одеколона, пока моя голова лежит ближе к его груди, стараюсь запомнить его касания, пока он бережно держит меня, стараюсь взглянуть ему в глаза, но не могу поднять головы.

В нос тут же бьётся этот знакомый любому человеку больничный запах, аромат лекарств и белых стен. Я вижу разве что проплывающие блики света от ламп на потолке, пока слышатся голоса.

Кто-то возмущается:

— Прошу прощения, сэр, куда это вы напр...

— О, Бог ты мой! — отзывается второй голос, принадлежащий женщине.

Я вижу, как надо мной показывается сразу несколько незнакомых лиц и тел в белых халатах. А я всё теряю и теряю силы, веки наливаются свинцом, прикрывая мне глаза.

Меня укладывают на мягкую кушетку на колёсиках. Я слышу много голосов, превращающихся в грохот, в сплошной шум, не имеющий никакого смысла. У меня болит голова, кто-то прикладывает ко лбу мешочек со льдом, кто-то касается моей руки, готовясь воткнуть иглу капельницы, кто-то дотрагивается до раненой ноги, пытаясь понять, насколько плохо дело...

А кто-то держит мою ладонь в своей. Я узнаю холодную кожу без труда. Узнаю эти кольца, которые касаются моих пальцев.

— Главное, возвращайся, — шепчет он, прижав губы к моему лбу. — Я буду тебя ждать. Каждый свой вдох.

И это последнее, что я слышу, прежде чем потерять сознание, больше не сумев сопротивляться.

* * *

Мне показалось, это был сон.

Когда я открываю глаза, я чувствую на своей руке чью-то лежащую ладонь. Еле раскрываю веки, щурюсь от слепящего солнца, струями вливающегося в палату.

В палату... В тихую, светлую, чистую, белоснежную комнату с мягкой как облако кроватью. Мне показалось, прошло чуть больше миллиона лет с тех пор, как я в последний раз лежала в постели, а не на грязной земле в окружении кирпичей и осколков стекла. Через голову, закрепляясь у носа, у меня натянута носовая канюля, через которую в ноздри поступает кислород. Я не ощущаю больше боли в ноге; мне перевязали рану, а я совершенно не помню, когда.

Гай, сидящий рядом, положив ладонь на мои скрещенные вместе руки, поднимает до этого опущенную голову, почувствовав, как я шевельнулась.

— Ты очнулась, — говорит он, словно спросонья. Часто моргает глазами, и я догадываюсь, что он спал. Прямо здесь. Рядом со мной, прямо на стуле.

Мне больно активно шевелить губами из-за ссадин и синяков, но я улыбаюсь:

— Как видишь, очнулась.

Его рука всё ещё лежит на моей ладони, он гладит мои пальцы, не сводя с меня взгляда.

— Как ты оказалась там? — Голос Гая твердеет как камень, а на прочность – как сталь.

— Уэйн, — не колеблясь, коротко выдаю я.

Он кивает, словно и сам знал об этом. Но лицо не выглядит спокойным. Нет. Он в ярости, просто очень ловко сдерживается.

— Юхууу! — вдруг проносится по палате весёлый голос, когда раскрывается дверь. — Крошка жива! Какая радость! Слава Богу, Аллаху, небесам, Яхье, Зевсу, Посейдону, Одину, Тору и всем остальным божествам, которые существуют или не существуют в реальности!

— Тише! — шикает заглянувшая в комнату медсестра. — Здесь вообще-то нель...

— Да-да! Пардон, мэм, больше не будем. — Нейт захлопывает дверь перед её носом, а потом, поворачиваясь ко мне, потирает руки. — Я так рад видеть тебя живой, крошка! Нет, я знал, конечно, что ты будешь живой, но всё-таки думал, что сперва ты поспишь несколько дней, а тут... Кстати! Я принёс тебе фруктиков!

Гай закатывает глаза, тяжело вздыхая и откидываясь на спинку стула, а я смеюсь, когда Нейт передаёт мне пакет с апельсинами.

— Скажи честно, чувак, — начинает блондинчик, — что ты с ними сделал? Ну, мне просто прикольно было бы услышать. Можем уже поговорить об этом? Ты вернулся весь в крови. Как какой-то мясник. Как будто свежевал мясо.

Гай отвечает спустя несколько секунд:

— Этим я и занимался.

Нейт присвистывает.

— Прикинь, Лина. — Он тычет меня в плечо. — И вот никогда же не поймёшь, он щас преувеличивает или говорит чистую правду.

— Я думаю, чистую правду, — хриплю я.

Сил привстать у меня нет. Я медленно истрачиваю последнюю свою энергию, каким-то образом ещё поддерживающую меня в рассудке. Я потеряла слишком много крови. Я будто бы вот-вот вырублюсь, если попытаюсь сделать лишнее движение.

— Нет-нет, Лина, только не смей покидать эту бренную землю. — Нейт тычет меня в плечо ещё раз. — Ты должна оставаться в здравом уме. Давай поговорим о чём-нибудь!

Я хнычу, веки у меня тяжелеют. Мне приходится очень стараться, чтобы не окунуться в приятный сон.

— О чём же мы поговорим? — хриплю я снова.

— О цветочках и бабочках, конечно же, — спокойным и невозмутимым тоном отвечает Нейт.

Моя грудь дёргается от смеха.

— Ну, или поиграем в «камень, ножницы, бумага», если хочешь. Хочешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Ты издеваешься надо мной, Нейти?

— Да.

— Думаешь, я недостаточно настрадалась?

Гай испускает тяжёлый вздох, резко дёргая Нейта в сторону за рукав толстовки, и серьёзным тоном проговаривает:

— Иди, сходи с ума в другом месте. Оставь нас одних.

— Не думаю, что сейчас самое время перепихиваться, — издаёт смешок Нейт. — Я, конечно, понимаю, что уже можно, но всё-таки...

В него летит такой взгляд со стороны Гая, что даже я пугаюсь, и будь я на месте этого блондинчика, давно вылетела бы из палаты.

— Ладно-ладно! — Нейт поднимает руки, потом гладит меня по голове, как ребёнка, и говорит: — Отдыхай, дурочка. Надеюсь, новости тебе понравятся.

Я хочу спросить, что за новости, но он уже мигом выходит из комнаты, будто нарочно оставляя меня в неведении.

Гай переключает внимание на меня снова. Он берёт мою руку, глядит на мою маленькую по сравнению с его руками ладонь, рисует невидимые узоры пальцем. Кольца сверкают при солнечных лучах.

— Я должен спросить кое-что, — начинает он.

— И что же? — произношу я.

— Делали ли они что-то... — Гай замолкает, сжимает челюсть, переводит дыхание. — Касались ли они тебя? Кто-то из них...

Я понимаю, о чём он говорит.

«Насиловали ли тебя?». Вот, что он по-настоящему спрашивает. И насилие в этом контексте подразумевает под собой не только избиения.

— Нет, — отвечаю я.

— Каталина, я знаю Хью, — говорит он, и в голосе проступает злость. — Я знаю, что он любит больше всего. Молоденьких девушек. А в особенности: насиловать их.

Я отрицательно качаю головой и шепчу:

— Но меня он в этом плане не трогал... Хотел, но его остановили.

— Хотел... — повторяет Гай, пока глаза дьявольски темнеют. — Он ещё легко отделался, Каталина. Если бы он попал в мои руки, я отрезал бы ему член и запихал по самую глотку.

— Я верю, — улыбаюсь я, хотя улыбка кажется такой неподходящей и абсурдной в этой ситуации. — Я бы с удовольствием на это посмотрела.

Гай отодвигается от удивления, хмурясь и изучая мои глаза так, словно собирается открыть себе портал в мой разум и понять, о чём я сейчас на самом деле думаю.

— Тогда у тебя есть отличная возможность насладиться новостью о казни остальных твоих мучителей, — вдруг говорит он.

На этот раз хмурюсь я.

— В каком смысле?

— Я собрал всех, кто участвовал в этом, у себя дома. В подвале. Они дожидаются своей смерти. Потому что они нарушили главное правило всего нашего клана: они тронули одну из Харкнессов.

Я открываю рот от удивления, хочу что-то сказать, но он вручает мне вдруг бумагу, на белоснежной поверхности которой напечатано чётким и жирным шрифтом:

Свидетельство о браке

И среди прочего текста снизу виднеется отчётливое и выделенное:

Каталина Изабелла Харкнесс