— То есть..? — начинаю я тихо.
— Зайд достал бумаги, — говорит Гай. — Теперь мы муж и жена, Каталина. Теперь ты неприкосновенна, как мы и обещали.
Я сглатываю слюну, пялясь на своё новое имя: Каталина Изабелла Харкнесс. Харкнесс... Теперь я член этой сумасшедшей семейки. Родственница Вистана, желающего моей смерти, но теперь, вероятно, не смеющего завершать своё дело.
— Теперь ты королева, — продолжает тем временем Гай. — Полноправная королева.
— Но ты принц, а не король, — уточняю я, откуда-то найдя силы хихикнуть.
— В этом и заключается вся суть. Ты стоишь выше меня. По крайней мере, я заставлю всех считать также.
Я кладу бумагу на живот, пытаясь привстать на кровати, а потом дверь вдруг вновь открывается.
— Нейт, я ведь сказал... — строго начинает Гай, но его перебивает со смешком вошедший Зайд:
— Х_й тебе, а не Нейт. Я вообще-то зашёл отдать это.
Его карие глаза сперва кажутся мне осуждающими, а потом вдруг превращаются в виноватые и смущённые. В его нататуированной руке — золотая карта.
— Твоя карта, цыпочка, — говорит он каким-то тихим голосом. — И прости, что я надумывал себе всякую ху_ню.
— Всякую ху_ню? — недоумённо повторяю я, на что Гай слегка округляет глаза и шикает, словно отчитывая меня за матерщину.
— Зайд, — с нажимом произносит он.
— Ой, да не е_и мне мозги! — Зайд закатывает карие глаза. — Не время сейчас сюсюкаться. Я, правда, был долбо_бом. Я же решил, что ты и впрямь сбежала.
— Ничего, — улыбаюсь я, кивая. — Всё в порядке. — А потом улыбнувшись шире, добавляю: — Зáйди.
— Ё_аный в рот, — усмехается он. — Вот я и заслужил этого звания.
— Но Нейту ни слова.
— Нет. Я всё-таки похвастаюсь этому пиз_юку, не сомневайся.
Он всё же вручает мне в руку золотую карту с витиеватой надписью «Каталина Харкнесс» снизу. Я даже спрашивать не хочу, как и где он её достал, потому что мне отчего-то кажется, что на свете нет ничего, чего не смог бы Зайд Парса.
— Моя карта? — спрашиваю я Гая.
— Да, — кивает он. — Гарантия твоей безопасности... А теперь, Зайд, лучше исчезни отсюда сам.
— Абьюзер, — усмехается Зайд, а потом всё-таки движется к выходу. — Я вообще не е_у, как Лина будет тебя терпеть такого.
Дверь закрывается, снова создавая для меня отдельный с Гаем мир. Я всё вижу, как его губы хотят приоткрыться, а голос вырваться наружу. Вижу, что он хочет что-то спросить, но будто бы не знает, будет ли это правильно.
Зато я сразу догадываюсь, что именно он хочет спросить.
Я верчу в руках карту и как бы невзначай произношу:
— Я убила Хью.
Он делает вздох — слишком громкий и полный облегчения, будто бы от того, что я сама это сказала, и ему не пришлось вытягивать из меня эту информацию.
— Я видел его труп, — кивает он. — Но я никогда бы не подумал, что это сделала ты.
— Не думал, что я на такое способна? — усмехаюсь я.
Гай отрицательно качает головой. Ему будто бы жаль, что мне пришлось сделать нечто подобное.
— Но как бы то ни было, он ведь заслужил? — спрашиваю я.
— Конечно. Ты проявила милосердие, пока размазывала его чёртовы мозги по полу. Если бы он попался мне...
— Да, я помню. Ты бы запихал его оторванный член ему же в глотку.
Гай издаёт смешок, и со стороны мы выглядим так, будто находимся на простой повседневной встрече и обсуждаем самые незамысловатые вещи.
Он снова тянется к моей руке, он словно хочет постоянно чувствовать меня физически, ища любую возможность касаться моей кожи. И это как-то не вяжется с историей того, что он ненавидит физические контакты, о чём мне однажды рассказывал Нейт. Может быть, я вхожу в число избранных?
— Теперь ты в полной мере моя девочка, — говорит он тихо, опуская глаза к моим губам. — Ты согласна быть моей девочкой?
— А ты будешь тогда моим мальчиком?
— Нет. Я буду твоим мужчиной.
У меня внутри всё переворачивается от произнесённых им слов. Ему так легко удаётся будоражить моё сознание. А я удивляюсь тому, как легко способна переключаться на желание тесного с ним контакта после ужасающих событий, которые мне довелось пережить.
— Тогда я согласна быть твоей девочкой, — выдыхаю я.
— Сперва мы поедем домой. Прятаться больше не нужно.
— Домой? К тебе?
Он кивает, а я мигом вспоминаю его роскошный, мрачный дом в Клайд-Хилле. Тёмные, серые мраморные полы отпечатались в моей памяти очень хорошо. И все те картины, висевшие на стенах, словно изображения королевской семьи.
А потом я почему-то вспоминаю его кровать.
Желая отвлечься, я хватаю апельсин, намереваясь его съесть. Пытаюсь снять кожуру, вонзая ногти в плотную поверхность, но у меня ничего не выходит.
— Я почищу, — говорит Гай, глядя на мои жалкие попытки достать себе пропитание. Он берёт с моих рук апельсин, достаёт из пояса штанов перочинный ножик и принимается чистить фрукт.
Я сперва смотрю на его уверенные красивые руки, но потом взгляд сам перемещается к его груди, показывающейся через раскрытую часть его чёрной рубашки, верхние пуговицы которой распахнуты. На шее всё ещё висит цепочка с крестом и ещё одна с игральными картами. Я вспоминаю его безупречное тело и задумываюсь: подвернётся ли мне когда-нибудь возможность коснуться его также, как он касался меня когда-то. Потом в голову лезут шрамы на его спине. С двенадцати лет... Вистан наказывал сына с двенадцати лет. Тушил сигареты о кожу.
Сглотнув, я опускаю взгляд на уже почищенный и разделённый на дольки апельсин, который протягивает мне Гай.
— Спасибо, — говорю я, беря в руку кусочек фрукта.
— Доктор сказал, что тебя можно выписать прямо сегодня, — говорит Гай. — Хочешь ещё полежать в палате или...
— Нет, в палате лежать не хочу. Я хочу полежать на твоей кровати.
Он смущённо прокашливается, а я глазам не верю, когда вижу смущённого Гая Харкнесса. Как это очаровательно выглядит!
— То есть, ты готова ехать прямо сегодня?
— Да... Да, наверное.
Гай опускает взгляд к моим рукам, покрытым синяками, потом поднимается выше, к лицу, рассматривает ссадины, ранку на губе, а глаза гневаются и вспыхивают.
— И всё же я бы предпочёл убить его собственноручно, — говорит он ледяным до ужаса голосом. — Я бы заставил его пожалеть о каждой отдельной боли в твоём теле.
— Но он мучился перед смертью, — заверяю его я. — Ему было больнее, чем мне. Не волнуйся.
— Но утрата возможности это видеть своими глазами меня убивает, Каталина.
Впервые за долгое время я замечаю явную деталь в его словах и говорю:
— Ты так любишь моё имя.
Он нахмуривается, не понимая, к чему я это клоню. Я тем временем со смешком продолжаю:
— Ты около сотни раз в день обращаешься ко мне по имени. Почти каждый наш диалог начинаешь с моего имени.
— Потому что лишнее звучание твоего имени напоминает мне о том, что ты всё ещё рядом со мной. — И после небольшой паузы Гай грустно добавляет: — Так я убеждаюсь в том, что ты ещё не ушла.
Я не знаю, что на это ответить. Особенно трудно соображать становится, когда я вижу, как остекленел его взгляд. Взгляд, полный дикого страха. Кровавый принц, который ничего не боится, боится, что однажды я могу уйти.
Отворачиваюсь, чтобы больше об этом не думать.
* * *
Когда меня выписывают из больницы, на улице уже ночь. Я пытаюсь спуститься по ступенькам самостоятельно, но боль пронзает всё тело, едва я ступаю на землю раненой ногой. Доктор предупредил меня не делать резких движений, иначе разойдётся шов, который наложили на мою рану, и кровь потечёт снова. Поэтому уже на следующую секунду Гай поднимает меня на руки и несёт к машине. Я почти чувствую, как воздух стал свободнее, как ощущается сама свобода в кислороде.
— Чувак, я тебе, конечно, доверяю и все дела, но! — Нейт подбегает к нам сзади, глядя на то, как Гай сажает меня в машину. — Осторожнее с ней. Я, блин, до сих пор слышу её крик. Мне в кошмарах это будет сниться... Так что ты поосторожнее с ней.
— А без тебя я, конечно, не догадался бы об этом, — бросает в ответ Гай саркастичным тоном.
Нейт делает такой звук, будто передразнивает друга, и корчит за его спиной глупые рожицы, высовывая язык.
— Если бы ты не был Кровавым принцем, я бы тебя побил, ей-богу! Бесишь!
— Нейти, пока! — машу я ему рукой, желая отвлечь.
И его выражение лица сразу меняется, он прямо светится от счастья, подскакивая на месте.
— Пока, крошка! Буду рад видеть видеть позже... Главное мы выполнили. Теперь ты в безопасности.
— Да. Увидимся ещё.
— Конечно.
Гай закрывает дверцу машины, садится за руль, и мы выезжаем на трассу, всё отдаляясь и отдаляясь от больницы.
Я слежу за обстановкой ночного Сиэтла. Вот-вот начнётся дождь, вот-вот всё вокруг снова будет сырым и холодным, люди запрячутся под зонты, а я тем временем продолжу своё тихое существование. Но уже под другим именем. И под другой ответственностью.
— Ты поймал и Джаспера? — спрашиваю я, когда Гай заворачивает к мосту, ведущему в пригороды Сиэтла. Я на мгновение даже замираю, когда вспоминаю, как когда-то через этот мост добиралась в университет домой и обратно.
— Нет. Поймать его будет задачей сложнее, чем какое-либо другое.
— А где он вообще может находиться?
— Где бы он не находился, я его убью, — произносит Гай. — Не переживай.
Он автоматически, наверное, даже совершенно этого не сознавая, хлопает меня по голой коленке ладонью, но у меня от этого мимолётного жеста загорается сердце. Но я не подаю никакого вида, так что он даже не замечает этого.
Уже спустя полчаса мы добираемся до Клайд-Хилла, до той самой улицы, на которой живёт Гай. Он по-прежнему поднимает меня на руки, пока я закидываю руки ему на плечо и шею, и меня ведут в дом из чёрного камня. Вистан добился не только того, чтобы сын пугался светлой одежды из-за бесконечных брызгов крови, но и светлого цвета в общем.
Мы входим внутрь, и только после этого Гай сажает меня на свой диван. В больнице меня тщательно вымыли и дали новую одежду, так что я не боюсь запачкать совершенно чистый диван или заляпать идеальные полы.
— Тут по-прежнему так чисто, — говорю я.
— Я по-прежнему здесь не ночую, — отвечает со смешком Гай, проходя к кухне и доставая бутылку воды и пакетик с бинтами. Во второй руке у него появляются ножницы. — Доктор сказал менять твою повязку каждые два часа.
— Хорошо.
Гай садится рядом и осторожно перекидывает мою ногу через своё колено. При прикосновении его изящных пальцев к моей голой коже у меня во рту всё пересыхает.
Вот же чёрт. Как же сложно просто находиться рядом с ним, не имея возможности почувствовать...
Я, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как он осторожно отклеивает пропитанную какой-то лечебной мазью повязку и кладёт её на стеклянный столик. На коже показывается запёкшаяся кровь, которую он осторожно вытирает небольшим куском марли, капнув на неё немного воды. Морщусь от шипящей боли, когда жидкость касается раны, и он сразу это замечает.
— Прости, — тихо шепчет Гай, взглянув мне в глаза.
Он накладывает мне на рану новую повязку, перевязывает её вокруг ноги и осторожно кладёт мою ногу обратно на пол.
Я свободно выдыхаю, когда мне больше не приходится чувствовать его колено.
— Так лучше? — спрашивает Гай.
— Да, намного. — Я слабо улыбаюсь. — Спасибо.
Он встаёт, снова возвращаясь на кухню и открывая холодильник. Я слышу его голос:
— Знаешь, я совсем не умею готовить, но мы можем заказать что-нибудь на дом, если ты голодна. Ты съела пару долек апельсина утром, и мне кажется, этого недостаточно.
— Мы можем попробовать приготовить что-нибудь вместе, — предлагаю я.
Он закрывает холодильник и смотрит на меня через всю комнату с удивлением.
— Не боишься того, что я спалю весь дом? — улыбается он.
Улыбается... Снова улыбается, боже... Да ещё и шутит!
Я хватаюсь за очередную редкую возможность увидеть его красивую улыбку с ямочками на щеках.
— Я буду всё контролировать, — хихикаю я. — Если, конечно, не спалим его случайно вместе, потому что я тоже не умею готовить.
Он коротко смеётся.
Пытаюсь встать, отталкиваясь руками от дивана, но боль в ноге снова даёт о себе знать, и я беспомощно падаю обратно.
— Думаю, готовкой займёмся как-нибудь в следующий раз, — говорит он. — Сейчас тебе лучше не совершать лишних движений.
— Буду валяться и ничем не заниматься?
— Да. Тебе ведь нравится.
Я смеюсь, потому что он чертовски прав.
Гай садится на диван рядом со мной снова, потом хватает пульт и включает электрический камин под большим плазменным телевизором. Гостиная в миг заполняется приятным теплом, словно кто-то зажёг настоящий костёр.
— Замёрзла? — спрашивает Гай, касаясь кончика моего заледеневшего носа. — Замёрзла. Я принесу тебе плед.
Я хватаю его за руку прежде, чем он делает шаг в сторону ступенек, и говорю:
— Нет, плед мне не нужен. Лучше просто посиди со мной. Мне... мне не хочется оставаться одной. Страшно как-то.
Гай послушно садится обратно, на этот раз разве что перекидывая руку на моё плечо и прижимая меня к себе. Его тепло греет меня в считанные секунды. Я кладу голову на его грудь и слышу такое быстрое сердцебиение, словно он нервничает или боится чего-то.
— У тебя день рождения через час, — вдруг произносит он.
Я от удивления даже отстраняюсь.
— Какое сегодня число? — спрашиваю я.
Моя растерянность очень веселит Гая, и он с улыбкой отвечает:
— Двадцатое.
— О боже... Действительно.
Завтра мне исполнится восемнадцать. Уму непостижимо. Звучит так необычно, словно подобное со мной произойти не могло.
— Что бы ты пожелала в качестве подарка? — продолжает Гай.
— Это очень сложный вопрос. Я не могу просто сесть и придумать так находу.
— Разве это так сложно?
Я вскидываю руками и смеюсь:
— Вообще-то да! Особенно, когда этим вопросом застают врасплох. Как ты сейчас.
— Брось, Каталина. Не так уж это и сложно.
— Хорошо... Вот ты. — Я сажусь на диване удобнее, поворачиваясь лицом к нему. — Что бы ты пожелал получить прямо сейчас? Это может быть всё, что угодно.
Гай не задумывается ни на секунду, когда уверенно выдаёт:
— Твои губы, Каталина. Только твои губы.
Я замираю на месте.
Мне хочется сказать, что я совершенно не против была бы сейчас исполнить его желание, но язык не поворачивается подобное ляпнуть. Потому что пока не могу себе позволять таких безрассудств, помня какой огонь обычно горит в груди, когда я его целую.
— Это всё, чего бы ты пожелал? — спрашиваю я.
Он с улыбкой кивает.
— Какой-то скудный у тебя список желаний, — хмурюсь я.
— Вовсе нет. Он прекрасен.
Я киваю и ему, и самой себе, и придумываю очередную игру, в которую хочу его затянуть.
— Тогда сделаем так. Я поцелую тебя, если ты расскажешь мне что-нибудь о себе, чего я не знаю. Что-нибудь… весёлое.
Гай горько ухмыляется:
— Мне понадобится больше часа, чтобы вспомнить хотя бы парочку таких историй. У меня их совсем немного.
— Я не против. — Я опираюсь локтем на спинку дивана, подложив ладонь под голову. — Давай. Слушаю.
Он издаёт смешок, опустив голову к своим пальцам. Теребит кольца, задумываясь.
— Однажды мы с Камиллой объелись дури Нейта.
Я смеюсь:
— И как это произошло?
— Он притащил в тот день приготовленные им кексы, в которые была напихана дурь. Мы с Камиллой этого не знали и съели в тот день все двадцать кексов.
Я прыскаю от смеха, вспоминая, как ужасно вела себя я, когда обнюхалась порошка из галлюциногенных грибов. Вероятно, Гай с сестрой вели себя не лучше.
— И что потом? — спрашиваю я.
— Проснувшись утром в аэропорту Лаоса, мы договорились, что больше ничего приготовленного Нейтом есть не будем. До сих пор понятия не имею, как мы там оказались.
Я хохочу так сильно, что у меня разболелся живот, а потом и раненая нога. Поэтому я закрываю ладонью рот, тыча Гая в грудь пальцем и приговаривая:
— Больше ни слова! Не смеши меня больше, а то я умру!
— Не надо умирать, милая. Больше не буду шутить. Но ты должна мне теперь поцелуй. Таков был уговор.
А я уже и не слышу никаких других его слов, кроме этого «милая». У меня в груди всё трепещет, и позабытое чувство нужности кому-то заполняет меня без остатка.
Я больше не смущаюсь, не стесняюсь, не пытаюсь казаться той, кем не являюсь. Я уже наклоняюсь к нему, пододвигаясь ближе: так близко, что моя грудь упирается в него.
И, конечно, целую.
Его губы такие приятные, и меня уносит куда-то очень далеко, может, даже в сам космос, когда его руки хватают мою голову, запуская пальцы в волосы. Когда, не отрываясь от моих губ, он углубляет поцелуй, засовывая язык мне в рот, а я испускаю стон, потому что невозможно было бы противиться этому вырывающемуся из самой груди звуку.
Лёгкие сжимаются, сердце стучится о грудную клетку, желая вырваться и убежать куда-нибудь. Я прижимаюсь к его телу сильнее, уже сажусь на его колени, обхватываю руками шею. Уже не чувствую ни раненой ноги, ни царапин и синяков. Его же руки хватают и мягко сжимают мою талию.
Мы одновременно поворачиваемся в сторону, глядя на висящие чёрные часы, пока наше громкое дыхание сотрясает стены.
23:59.
Одна минута — и я совершеннолетняя.
— Гай, — поворачиваюсь я к нему обратно, закидывая руки на его шею и продолжая сидеть на его бёдрах. — Гай, я хочу тебя. Я больше не могу сдерживаться.
Он вглядывается мне в глаза, убирает мои волосы от лица, касается большим пальцем губ.
— Ты хочешь получить свой подарок? — спрашивает Гай.
Я громко дышу, я трясусь от желания, но и одновременно с этим вроде как ещё сохраняю рассудок. Шепчу ему:
— Да. Хотелось бы его видеть.
Он улыбается, поправляя взъерошенные волосы и глядя на меня с явным удовольствием и интересом. Потом, пока я продолжаю сидеть у него на коленях, его взгляд несколько секунд ползёт по всему моему телу вверх-вниз. Он будто упивается моим видом. Потом говорит:
— Ложись, и я продемонстрирую тебе твой подарок.
Я удивлённо насупливаюсь.
— Какой?
«Ложись»... Что ещё может подразумеваться под этим словом? Кажется, мой мозг уже обо всём догадывается, несмотря на то, что я пытаюсь включать дурочку.
— Ложись, Каталина, и всё увидишь.
— Ты хочешь...
...заняться со мной любовью? — продолжает мой мозг, но Гай словно его слышит и отвечает:
— Нет. — Он качает головой. — Всё твое тело сейчас в синяках, у тебя повреждена нога, Каталина. Я не хочу делать тебе больно... Но я попытаюсь сделать тебе приятно другим способом.
У меня учащается дыхание, хотя я и пытаюсь это скрыть, потому что не хочу выдавать своё осознание. Но я послушно ложусь, ощущая, как в груди сжимаются лёгкие, как голова требует подчиняться, как сердце уверяет меня, что я поступаю правильно.
В конце концов, мы ведь теперь муж и жена. Даже если ещё не было никакой свадьбы.
Гай встаёт с дивана, теперь уже стоит надо мной, не смея отворачиваться, глядя прямо мне в глаза томным взглядом. А потом он вдруг начинает снимать свои кольца. Я судорожно сглатываю, когда непривычно пустыми от колец руками он проводит по внутренней стороне моих бёдер, стараясь не надавливать на синяки или царапины, а потом наклоняется и, обхватывая за талию, притягивает меня ближе к себе: я едва не упираюсь задом между его ног.
— Я не сделаю тебе больно, — повторяет он. — Только приятно.
Из моего горла вырывается резкое «Ах», когда он раздвигает мне ноги. Отсюда я вижу, что Гай не собирается расстёгивать ширинку, что не собирается снимать с себя штаны. Он просто... наклоняется к нижней части моего тела.
О боже...
Он медленно, словно давая мне возможность остановить его, если я вдруг не захочу продолжения, приподнимает платье, затем пальцами хватается за края моих трусиков.
Я почти вполне реально задыхаюсь.
— Хочешь, чтобы я остановился? — спрашивает его голос.
— Нет... — выдыхаю я, неспособная дышать ровно. — Нет, не хочу.
На часах уже 00:02. Я уже как две минуты совершеннолетняя.
И тогда в полной мере убедившись в том, что я совсем не против происходящего, Гай осторожно стягивает с меня нижнее бельё.
Я умираю, я желаю, чтобы это никогда не заканчивалось, я совершенно не стыжусь того, что оказалась под ним неприкрытая. Что он видит то, что ещё никто никогда не видел. Самую сокрытую часть меня.
Внутри всё переворачивается, паникует, а голова опьянена, но при этом я трезва на все сто процентов и полностью осознаю всё, что сейчас со мной делается.
— Постарайся не издавать громких звуков, — шепчет Гай, находясь между моих ног. Я чувствую его дыхание у себя внизу. — Нас могут услышать.
— Кто? — вырывается у меня, пока глаза прикрыты, пока тело ноет от желания. — Ах...
И тогда я чувствую, как его влажные губы касаются того, что есть у меня между ног.
Я сгибаюсь от неожиданности, но его руки хватают меня и сжимают к дивану за талию, не давая сдвинуться с места. После губ чувствуется его язык, и миссия не издавать громких звуков оказывается под угрозой, когда у меня приоткрывается рот, и из горла уже выходят первые стоны.
— Гай... — шепчу я, дыша слишком громко.
— Да, милая? — В его голосе слышатся нотки насмешки, когда он это произносит.
— Ты издеваешься, — констатирую я факт.
Он ухмыляется, я чувствую это всем своим телом, над которым он взял контроль. Его руки продолжают сжимать мою талию, я извиваюсь под ним, пока чувствую, как пылает всё моё женское существо, когда его язык и губы делают такие движения, что заставляют меня содрогаться. Сердце трепещет в груди, оно собирается стучаться по внутренней стороне груди бесконечно долго, пока я не ослабну.
Сладкие, приятные, невероятные движения между моих ног... Я никогда не думала, что что-то может вызывать такие сильные чувства, когда кажется, что ты вот-вот откинешься от удовольствия и не будешь даже жалеть о такой глупой смерти.
Я чувствую, словно что-то ползёт по моим раздвинутым ногам к той самой точке, в которой всё и происходит. Что-то тянущее и изнывающее.
Комнату заполняют причмокивания Гая, мои тихие стоны и звук трения кожи о кожу, когда я извиваюсь на диване, никак не пытаясь лежать ровно и спокойно. Я опускаю вниз руку, касаясь головы Гая, и запускаю пальцы в его волосы. Наконец моя мечта осуществляется, потому что теперь я сжимаю его волосы, прижимая ближе к чувствительному месту, пока его голова неустанно трудится над принесением мне удовольствия.
— Гай... — хнычу я, чувствуя, как тело загорается всё сильнее и сильнее от его напористых движений языком.
— Осталось немного, милая, — сбивчивым дыханием сообщает он. Его руки опускаются с моей талии к ногам, и он держится за мои бёдра, сжимая кожу пальцами и не давая мне свести ноги вместе.
И он прав. Осталось немного.
Потому что я уже чувствую, как удовольствие медленно ползёт по моему разгорячённому телу вниз. Как оно вот-вот настигнет меня именно там, где всё и происходит. Чуть-чуть. Совсем чуть-чуть осталось до конца для того, чтобы считать это дело завершённым. От нетерпения я сама шевелюсь туда-сюда, желая приблизить этот самый конец.
А потом Гай вдруг отодвигается, и я больше не чувствую его губ и языка у себя между ног. От разочарования я едва не плачу, беспомощно моля его продолжать.
Лицо Гая вдруг оказывается у моего уха, а рука, опустившись ниже, проводит по тому моему месту, которое изнывает и ноет уже несколько минут. Он делает несколько быстрых круговых движений и шепчет:
— Кончай, Каталина.
И будто под его приказом я распадаюсь на миллион частей, когда удовольствие, достигнув своей точки, выбирается наружу мощным порывом.
Крик вырывается из горла прежде, чем я успеваю это осознать. Моё влажное тело трясётся и дёргается, а я не могу никак это проконтролировать. Я дрожу, каждая клеточка моего тела дрожит вместе со мной.
А Гай отходит, словно с удовольствием рассматривая результат своей работы.
— С днём рождения, Каталина Харкнесс, — усмехается он.