Найди

Глава 65

Я глажу волосы Гая, радуясь тому, что его глаза ещё полны жизни. Да, блеск очень тусклый, но он всё же есть, и это самое главное. Кожа холодная и бледная, и я понимаю, что пуля могла вызвать снижение давления, оттого и бледность и почти незаметный медленный пульс. А моя паника лишь усугубила ситуацию.

Гай не умирал и не возвращался из мёртвых, как мне показалось сперва. Он меня ни на секунду и не покидал, сдерживая своё обещание.

Дверь со скрипом открывается.

Я даже не сразу слышу, как в помещение кто-то входит. Лишь спустя несколько секунд в ушах раздаётся грубый шаг ботинка по бетонному полу.

— Я поражён. — Вистан хлопает в ладоши, словно наблюдает за интересным представлением. — Как оказалось, этот щенок всё же не настолько убог и беспомощен, как я считал! Я ставил шестьдесят процентов на то, что к утру он сдохнет. — Он кратко смеётся, будто бы то, что его родной сын лежит в луже крови, едва не умирая, брошенный в настоящую темницу, нечто забавное. — Приведите его в порядок.

И по его команде двое мужчин в белых халатах, — должно быть, врачи или медбратья, — синхронно кивают и беспрекословно выполняют приказ. Они хватают ослабшего Гая под мышками с обеих сторон, поднимают и тянут к выходу. Я остаюсь неподвижна, уставившись на собственные перепачканные кровью руки. Мир вокруг вдруг начинает вращаться, а к горлу подступает тошнота.

Вистан подходит ближе, я вижу его идеально чищенные туфли перед собой, потом ко мне тянется рука с перстнем и поднимает мою голову за подбородок.

— Я сдержу своё обещание, — говорит он с ухмылкой. — Ваши друзья прощены за предательство. Разве что их немножечко попытают в моих камерах, и можно будет считать, что мы квиты. — Я больше не чувствую ничего, пока он уверенно, твёрдо и с насмешливым тоном продолжает говорить: — Мой неотёсанный сопливый сын принят обратно. Как и ты. Добро пожаловать в семью, Каталина Харкнесс.

И после этого Вистан оставляет меня одну, оставив дверь открытой.

Сидя на бетонном холодном полу, обессиленная, с разрывающейся болью в голове и руками в крови Гая, я всё пытаюсь понять, погубит ли меня дикая нарастающая ненависть к этому жестокому бездушному человеку или же во мне растёт желание расплющить его голову точно так же, как и Хью.

И я наконец решаю: он точно поплатится за то, что сделал. Пусть в этом никто не сомневается.

Когда я выхожу из заточения на всю ночь, глазам предстаёт широкий коридор, ведущий к лестнице. По сторонам от меня расположены железные двери, подобные той, из-за которой я только что вышла. Мраморный пол устлан дорогим ковром, по которому я бесшумно ступаю. Моё роскошное платье теперь выглядит не так роскошно, однако это самое последнее, о чём я думаю, когда осторожно поднимаюсь по лестнице, не слыша никаких звуков — лишь тишина, давящая и устрашающая. Я поднимаюсь из некого личного подземелья поместья Харкнессов на первый этаж, оказываясь в просторном блестящем фойе.

Как настолько ужасный человек может жить в таком красивом месте?

— Кто тебе позволил ходить по дому в таком виде? — раздаётся презрительный тон за моей спиной.

Обернувшись, я обнаруживаю Камиллу Харкнесс — красивую, нарядную, но совсем не добрую. Рядом с ней стоит молодая горничная, опустившая в повиновении взгляд. Словно принцесса и её фрейлина.

Мне вдруг вспоминается, что я практически ничего не знаю о ней, как не знаю ничего и о пропавшем Тео — младшем брате Гая.

— Приведи себя в порядок, господи, — закатывает глаза Камилла. — Не позорь нашу фамилию, раз осмелилась стать одной из нас.

— А ты думаешь, опозорить её может только мой вид? — У меня от желчи горит горло, я хочу выплеснуть её прямо в лицо сестре Гая.

Камилла округляет глаза, словно никто никогда не смел раскрывать рта перед ней до этой самой минуты. И я почему-то вижу в ней немного себя из прошлого. Папина принцесса. Никто ничего не скажет, никто не осмелится забрать у неё любовь отца.

— Я очень не советую тебе дерзить мне, — произносит она угрожающе. — Я с лёгкос...

— Неужели ты знаешь обо всём, что делает отец с Гаем, и молчишь?

Она смотрит на меня твёрдо, на её красивом аристократическом лице не видно никаких эмоций.

— Честь семьи – дело очень тонкое, — наконец отвечает она, но не успевает добавить ещё что-то, как я, в ужасе от её слов, перебиваю её мысли:

— О какой чести может идти речь?! Отец мучает сына всю его сознательную жизнь! Как вы можете позволять такому происходить в доме?!

— Гай виноват сам. — Хладнокровие, каким Камилла это произносит, заставляет моё сердце содрогнуться, а затем упасть куда-то вниз. — Если бы он делал всё, чего хотел папа, многого можно было бы избежать.

— Убийство человека – это то, чего хотел твой папа от двенадцатилетнего мальчика, — напоминаю я, нарочно выделяя возраст.

Я знаю, что разговаривать с человеком, росшим в центре преступного мира, бесполезно. Она считает происходящее вокруг себя нормой, ведь это понятно. И всё же мне так хочется, чтобы у неё дрогнул хотя бы голос. Чтобы в голову поступило хотя бы одно маленькое сомнение в адекватности действий своей семьи.

Но Камилла остаётся также хладнокровна и бездушна, что и её отец:

— Папа хочет только всего хорошего нашей семье. Ты выступаешь сейчас угрозой. Ты втянула Гая на свою сторону, и тебя за это убить мало. Однако папа милосерден. Он проявил к тебе терпение. Будь благодарна ему за это!

От абсурдности её слов я едва не вскрикиваю во всё горло, закрывая уши и вырывая волосы на голове. Мне хочется истошно вопить, будто бы только так я смогла бы вразумить эту чокнутую девчонку, со стороны больше напоминающую последовательницу какой-то секты. И ведь так и может быть. Я слышала, что секта — это необязательно целая группа незнакомых людей, объеденённая одним убеждением или верой. Сектой может выступать простая семья, где один человек манипулирует всеми остальными, снабжая своими бредовыми идеями.

Кажется, весь род Харкнессов — самая настоящая секта. Ведь это имеет смысл. Вистан часто упоминает Бога в своих жестоких речах, Гай же говорил, что Харкнессы приравнивают себя к Богу.

— Папа зовёт на завтрак, — говорит Камилла, обрывая мои мысли. — Но в таком убогом виде ты к нашему столу не подсядешь... Рита! Приведи её в порядок и сопроводи в столовую.

— Да, мисс, — кивает ей до этого момента безмолвная горничная. Мне даже кажется, она боится заговаривать без разрешения своей хозяйки.

Камилла, оставив после себя шлейф из приятных дорогих духов, уже уходит. Её тёмно-синее платье безупречно сочетается с золотисто-каштановыми волосами и светлой кожей, а высокие каблуки словно обычное для неё дело, будто она с рождения на них ходит.

Без сомнений, Камилла Харкнесс считает себя настоящей принцессой криминального мира своего отца. Вистан — король, Гай — принц, а она — принцесса. Правда, мне интересно, как она смотрела на то, что «король» периодически издевался над «королевой»? Или же она этого не знала? Но как могла не знать, если жила в одном доме с ними?

— Мисс, пожалуйста, не задерживайтесь, — вдруг окликает меня горничная. — Нужно идти, иначе мистер Харкнесс будет зол.

— Пусть мистер Харкнесс идёт нах_й.

Она округляет глаза, глядя на меня так, будто мои слова вызвали самого дьявола.

— Расслабься, — бросаю я ей почти небрежно. — Скоро тебе не придётся перед ним пресмыкаться. Ни перед кем из них.

И затем я позволяю ей вести меня в одну из свободных комнат. Здесь очень светло и чисто, и, кажется, никто не живёт. Я принимаю душ, стараясь не задерживаться, смываю с рук кровь Гая и пыль, успевшую сесть на меня в подвале. Затем горничная вручает мне облегающее чёрное платье и туфли, которые прислал Вистан. Мне хочется порвать платье голыми руками, словно глупо пытаясь таким образом отомстить, но вместо этого послушно надеваю его. Мне жутко от мысли, что моё поведение может вызвать у Вистана больший гнев, который затем обрушится на Гая. Поэтому я постараюсь играть роль невинной овечки.

Горничная ведёт меня в столовую, в которой издевались над Гаем ещё только вчера вечером. От ещё ярких воспоминаний к горлу подкатывает тошнота, и я стараюсь не смотреть на пол, на котором его держали прижатым и обездвиженным.

— Замечательно выглядишь, прелестница-невестка! — встречает меня Вистан с такой дружелюбной улыбкой, что я на секунду забываю о том, кто он на самом деле.

За столом сидит и Джаспер, и при виде меня он слабо кивает, будто приветствуя. Его руки всё в тех же перчатках.

— Где Гай? — В моём голосе отчётливо слышно нарастающее волнение.

— Не беспокойся. — Вистан снова улыбается. — Он в порядке. Лежит, отдыхает, лечится. Я ведь не могу допустить, чтобы с моим сыном что-то случилось.

От злости я хочу разорвать ему глотку. Когда его губы складываются в издевательскую усмешку, я хочу всадить нож ему в сердце.

— Присаживайся. — Он указывает на стул возле себя и хватает вилку.

Я медленными шагами направляюсь к столу и сажусь на указанное место. Джаспер больше на меня не смотрит: он отводит взгляд и заполняет какие-то бумаги перед собой. Его лицо слишком сосредоточено, так что я думаю, вряд ли он в своём стиле продолжит мне ёрничать сейчас.

— Должен признать, я восхищён тобой в какой-то мере, — улыбается Вистан, отрезая себе кусочек омлета перед собой. — Мендес показал себя с отвратительной стороны, когда не смог предотвратить твой побег, поэтому, право, я восхищён.

Я бросаю быстрый взгляд на Джаспера, вспоминая его слова: «Думаешь, ты бы смогла сбежать из места, которое находилось под моим контролем? Это я позволил тебе сбежать». Я до сих пор не знаю, было ли это лишь его глупым оправданием своей невнимательности или он и в самом деле что-то затеял. Но наёмный убийца не даёт никаких знаков для того, чтобы я убедилась в том, что в действительности слышала тогда его слова. Сейчас он продолжает держать голову опущенной и заполнять бумаги.

Возвращаю взгляд на Вистана.

— Теперь ты член нашей семьи, — говорит он. — Дочь моего врага – член моей семьи... Как смешно звучит, правда ведь?

Я не отвечаю, потому что считаю, что смешно было бы, если бы он сейчас подох у меня перед глазами.

— Я видел, что ты сделала с Хью. — Вистан отпивает немного вина из хрустального бокала, глядя на меня будто и сурово и с восхищением одновременно. — Очень искусная красивая работа. Я впервые сотворил нечто подобное в свои пятнадцать.

Меня тошнит от того, с каким удовольствием он вспоминает убийство, учинённое им в таком молодом возрасте.

— Заслуживал ли Хью такой участи? — спрашивает Вистан меня.

Я поднимаю голову.

— Да, заслуживал, — зло бросаю я.

— Возможно, ты и права. — Он кивает, потом жуёт свой завтрак. — Но ты оставила женщину без мужа, а детей без отца. Как тебе такая ноша?

Я неосознанно округляю глаза и сжимаю челюсть от негодования.

У Хью, как оказалось, была жена и дети...

Во мне теперь нарастают смешанные чувства. Я молчу, глядя в зелёные глаза Вистана, которые моментами вспыхивают в голове знакомым взглядом. Как же всё-таки Гай похож на своего отца. Но, к счастью, только внешне.

— Им будет легче жить без такого мужа и отца, — уверенно выдаю я, не зная, какого ответа он от меня ждал.

Джаспер вдруг поднимает голову и издаёт смешок. Однако я на него внимания не обращаю.

— Хью просто выполнял свою работу, — продолжает Вистан с таким тоном, будто ему действительно жаль своего человека. — А ты его так жестоко убила.

Снова злость. Снова желание превратить его в кучку праха.

— И именно этим я восхищён, — неожиданно добавляет он, улыбаясь шире. — Я тебя недооценивал. Как недооценивал тебя и Хью, ведь так опрометчиво повернулся к тебе спиной. Кто же знал, что после таких пыток ты не сломаешься и попытаешься дать отпор. Видать, в тебе снова сыграла кровь серебряного.

Кровь серебряного... Мой папа был когда-то одним из членов Могильных карт. Не просто членом мафии, но и одним из самых приближённых к боссу. Я снова об этом вспоминаю и снова желаю зарыться головой в землю, чтобы этого не слышать.

— Знаешь, я никогда не забываю предательств и не оставляю безнаказанными тех, кто нанёс вред моей семье или моим людям. — Он поднимает два пальца и добавляет: — Ты заработала уже два наказания. Сперва я подумывал отправить тебя в самый гадюшный бордель где-нибудь в Неваде. Думаю, это послужило бы наказанием и для моего сыночка тоже: вряд ли он оставался бы доволен, зная, что его жену по кругу пускают разом несколько мужчин. — Вистан хохочет, а я сглатываю от ужаса. — Но ты слишком красива для такой работы. А красота – очень сильное оружие. Было бы глупо от неё отказываться, верно, Мендес?

Джаспер скучающе отвечает, не отрываясь от своего дела:

— Как скажете, мистер Харкнесс.

Вистан делает ещё пару глотков вина, глаза уже блестят, губы не перестают кривиться в ухмылке, а голос полон издевательства.

— Мой неотёсанный сыночек никогда не был падок именно на внешнюю оболочку. В таком случае он давно трахнул бы каждую вторую знакомую нашей семье девушку – ведь все они восхитительно красивы. Вместо привлекательного личика этот глупец в первую очередь выбирает что-то другое. Впервые он выбрал себе в спутницы Алексис Брайт, чей отец успел насолить мне в прошлом. Я не желал видеть её в нашей семье, а он не послушался. Хотел умотать с ней куда-то, как ручной щенок. Пока за дело не взялся Мендес. А она совсем не была против поскакать на друге своего жениха.

— Зачем вы мне это рассказываете? — в презрении спрашиваю я, щурясь от омерзения к истории, которую уже слышала.

Вистан ухмыляется и делает мне замечание:

— Глупая девочка, впредь не смей перебивать меня, когда я говорю, хорошо? Иначе не обойтись нам без проблем.

Джаспер качает головой в каком-то неодобрительном жесте и усмехается моему поведению. Бумаги он уже сложил в одну аккуратную стопочку, а рядом ровно лежит ручка. Одна рука без перчатки.

— Мне интересно, что такого он нашёл в тебе. — Вистан ухмыляется, осматривая мои волосы, переходя к лицу, к глазам, потом опуская взор к моей шее. Он будто разглядывает меня как экспонат в музее. Мне становится неуютно. — Да, ты, несомненно, красива, но этого для него недостаточно. Как можно было полюбить дочь врага? И как можно продолжать верить в любовь после предательства избранницы? Любви не существует. Люди используют его как инструмент для порабощения.

Какой абсурд...

Я прочищаю горло и снова заговариваю:

— Если вы не верите в любовь, зачем тогда придумали этот план? Зачем решили мстить моему отцу за смерть своей жены?

Вистан будто бы был готов к этому вопросу. Он в довольстве складывает руки в замок, отодвигает в сторону пустую тарелку, и вовремя подоспевает горничная, унося грязную посуду со стола.

— Потому что отняли мою собственность, — громким чётким голосом проговаривает Вистан. — Наши жёны – наша собственность, вещи, предметы, которые находятся под нашей властью. Как принадлежащее нам имущество. Я надеялся привить это и своему сынку, но он вдруг решил, что ты – отдельная личность. — Он кратко смеётся. — Какой вздор! Он начал считаться с твоим мнением, прислушиваться, тогда как ты должна беспрекословно выполнять все его приказы. Как рабыня. Потому что наши женщины и есть наши рабыни.

Совсем непохожи, думаю я, слушая всё это.

Эти двое — одна семья. Отец и сын... Но они совсем непохожи. Я вспоминаю, как Гай разговаривает со мной, как касается меня, как спрашивал разрешения прежде чем поцеловать. В каждом его движении чувствуется уважение ко мне... Натали Харкнесс была настоящей королевой, раз сумела вырастить такого сына. И мне так жаль, что ей пришлось пройти через такую тяжёлую судьбу.

Я сжимаю кулаки под столом от злости, стискиваю зубы.

— Хочу я этого или нет, но Гай – мой единственный наследник, и, я думаю, есть способы его перевоспитать. — Вистан щёлкает языком. — А ты, дорогая невестка, будешь моим ключом к этому. Ведь ради тебя этот глупый мальчишка будет выполнять всё, что я скажу, верно? И тебя он будет слушаться.

У меня сжимается от страха сердце, когда постепенно до меня доходит то, что он сейчас может сказать.

— Тебе понравилось вчерашние представление? — спрашивает он. — Мне вот очень нравится отмечать каждое проявление слабости своего отпрыска. Какое же жалкое создание я сотворил, хотя готовил его быть таким же, что и его отец и дедушка, и все те мужчины, кто были до нас! Гай стал позором всего нашего клана. А я не допущу распространения всего этого позора по всей семье. — После недолгой паузы Вистан продолжает: — Я верну его на работу. Пытать людей у него получалось всегда очень искусно. И я знаю, что он не станет мне прислуживать, как раньше. Ты его ослабила. Превратила в сопливое жалкое создание. Тебе и разгребать.

— Что вы хотите этим сказать?.. — Мой голос подрагивает, хотя я и пытаюсь говорить отчётливо.

Вистан вытирает руки салфеткой, а потом поправляет свои русые волосы. Зелёные глаза, не умеющие быть нежными, в отличие от глаз сына, смотрят на меня очень пугающе. Весь вид Вистана Харкнесса внушает страх, какой бы смелой мне не хотелось себя чувствовать.

— Завтра состоится очень важная деловая встреча с боссом соседствующей с нами мафии, — произносит он. — Чёртовы итальянцы... Я хочу выкупить у них часть города. А Валентино Коломбо очень падок на красивых женщин.

Внутри меня пробирает холод, когда я понимаю, к чему он клонит. Однако не подавая никакого вида, я продолжаю молчать и слушать его.

А Вистан говорит дальше:

— Другими словами, милая невестка, я хочу, чтобы ты использовала свои чары для того, чтобы заставить его подписать мои бумаги.