Найди

Глава 68

Мы возвращаемся в поместье Харкнессов почти в полной тишине. Если, конечно, взгляд, полный ненависти, не может издавать звуков. А он, к сожалению, и в самом деле звуков не издаёт. Иначе все слышали бы треск огня или звенящий грохот молний.

Именно это в голове я и слышу, пока смотрю на Уэйна, приехавшего в дом вместе с нами. На нём чёрная водолазка, облегающая крепкие мышцы, чёрные штаны, а светло-каштановые волосы торчат во все стороны в беспорядке. Яркие голубовато-серые глаза избегают взгляда со мной.

«Он покончил с собой». Именно это Гай сказал мне недавно. Неужели он не знает, что Уэйн всё ещё жив?

Едва Вистан скрывается с поля моего зрения, а Джаспер отходит вместе с ним, я толкаю Уэйна в грудь. Он совсем не ожидал того, что я применю хоть какую-то силу против него и вообще против кого-нибудь, поэтому с шумом ударяется о стену спиной.

— Как хорошо, что ты не умер, — говорю я. — Теперь у меня будет возможность заставить тебя страдать, как ты заставил меня.

— Придержи язык, сучка, — шипит он.

На его штанах заманчиво закреплён чехол, из которого торчит нож. Я вынимаю его с моментальной скоростью и направляю к его паху. Уэйн от удивления прижимается к стене вплотную, приподняв руки.

— А как теперь заговоришь?

Он делает тяжёлый вздох, когда я прижимаю лезвие сильнее.

— Но ты ведь всё ещё жива, — говорит Уэйн, его брови сводятся в злости, однако голос звучит так, будто его обладатель напуган. — Тебе не за чем теперь мне мстить.

— Не за чем?! — вскрикиваю я. Потом вытираю рукой тональный крем, густо лежавший на моей коже. — Видишь эти ссадины и синяки?! Это всё из-за тебя!

Я отхожу, отодвигаю ткань платья, демонстрируя шрам на ноге:

— И это! В меня стреляли! Ты, ублюдок, виноват в том, что мне пришлось пережить!

— Это не самая большая трагедия, — зло отвечает Уэйн.

— Да? Наверное, ты прав. Самая большая трагедия будет, когда я воткну этот нож в твоё грёбанное сердце или отрежу им твои яйца!

Я слышу шаги позади себя и оборачиваюсь. Камилла усмехается, на ней теперь немного другой наряд: платье из синего бархата, переливающееся на свету.

— Я вижу, что наша сущность постепенно передаётся и тебе, дорогая невестка, — говорит она с таким наслаждением, будто мы заключали какое-то пари, и она выиграла.

Мне столько всего хочется ей сказать, однако я сдерживаю позывы, ведь прекрасно знаю, что она дочка Вистана. Вряд ли кто-то останется целым после того, как оскорбит её.

Я вдруг начинаю представлять нас подружками. Ведь как обычно бывает? Девушки хорошо ладят с невестами своих братьев. Мы вполне могли бы ходить на шоппинги вместе, на концерты или в рестораны. Мы могли бы сидеть за чашкой чая и изливать друг другу душу. Может, сплетничать.

Было бы такое возможно? Вряд ли. В моих глазах Камилла — одна из мучительниц Гая. Прощать её поступки равно тому, как отвернуться от него.

А я никогда не отвернусь от него.

Двери открываются, и в дом входит запыхавшийся молодой мужчина с русыми волосами, собранными в пучок на затылке.

— Камилла, детка, мы уже опаздываем, — произносит он, подходя к девушке и чмокая её в губы. — Выглядишь потрясающе.

— Митч, знакомься с Каталиной, — вдруг представляет меня мужчине Камилла. — Уэйн, а ты пока свободен.

Уэйн кивает, и я с досадой гляжу на то, как он хватает с моей руки свой нож, обходит меня и направляется к лестнице. Как жаль, что я не успела всё-таки что-нибудь ему сделать.

— Это жена Гая, — говорит девушка, вдруг оказавшись около меня и кладя руки на мои плечи.

— Приятно познакомиться, — произносит Митчелл, но в голосе или в глазах ничего приятного нет. — Я много наслышан о жене Кровавого принца.

— Когда вы успели много слышать обо мне, когда в браке мы всего ничего?

Такое ощущение, что они оба не ожидали того, что я буду говорить без разрешения, поэтому даже переглядываются.

— Слухи и сплетни распространяются очень быстро, особенно когда дело касается знати, — отвечает Митчелл, кашлянув. — Тем более что, когда ты стала его женой, это всегда отмечается в базах Могильных карт. Создаётся карта, а раз создаётся карта, то и о твоём существовании узнаётся всеми автоматически.

— Митч работает в специализированном отделении папиного бизнеса уже много лет, — заговаривает Камилла. — Через него проходят карты и вся информация о работниках. Вся.

— Мне, честно говоря, насрать, — отвечаю я безразлично.

Они оба отшатываются от удивления.

— Зачем мне эта информация? — снова заговариваю я, не желая давать им шанса на то, чтобы ответить что-то язвительное в мою сторону.

— Я... — начинает Камилла, но горничная, внезапно вошедшая в холл через входные двери, опережает её своим голосом:

— Прошу прощения, что прервала вашу беседу, но ваш водитель уже прибыл.

Камилла встряхивает волосами, поправляет своё роскошное платье, подходит ближе ко мне и тычет меня в плечо, произнося:

— Посмотрим, насколько тебя хватит и как скоро ты сдашься. Харкнессы не всем по зубам.

Усмехнувшись, я отвечаю:

— Тогда я воспользуюсь своими зубами, чтобы вгрызться им в глотки.

А затем разворачиваюсь и ухожу к ступенькам.

* * *

Гай выглядит гораздо лучше, чем тогда, когда я видела его в последний раз. Кожа не так бледна, губы более розовые, вернулся блеск в глазах.

Я счастлива видеть его выздоравливающим.

— Я принесла тебе поесть, — произношу я, постучав костяшками пальцев по дверному косяку.

Повернув голову в мою сторону, Гай мягко улыбается, будто очень рад нашей встрече. Он приподнимается с кровати и заводит волосы назад рукой. Вид у него усталый.

— Мне надоело лежать в кровати целый день, — жалуется он. — Я не привык сидеть без дела.

— Пока ты выздоравливаешь, будешь сидеть на месте, — строго выговариваю я, притягивая стул ближе к кровати. — Это не обсуждается.

Гай издаёт краткий смешок:

— Моя королева мне приказывает?

У меня от таких слов отчего-то голова ходит кругом, но я держу себя в руках, когда отвечаю:

— Да, приказываю. А теперь открой рот, как послушный мальчик, и ешь.

У него слегка приподнимаются брови от удивления, а я не верю в то, что это всё спокойно сказала ему в лицо. Ещё и с таким тоном, будто говорю серьёзно.

Нанизав на вилку кусочек варёной моркови, я подношу её к его губам. Он послушно открывает рот, принимая овощ.

— Молодец, — говорю я, когда он стягивает морковь с вилки зубами.

— Ты первая женщина, которая видит меня в таком уязвимом состоянии, моя Роза, — произносит Гай, жуя. — Я не знаю, должен ли радоваться или грустить по этому поводу.

— Мне только в радость впервые ответить заботой на твою заботу.

На его губах снова появляется улыбка.

Я хочу его поцеловать. Лечь рядом и обнять так крепко, что забудется весь мир. Забудется всё, что когда-либо существовало. Потому что в такие моменты не бывает больше никакого другого смысла, кроме как него, него и только него...

— Чем занималась, пока я бездельничал? — спрашивает он.

Я даю ему откусить немного из брокколи с тарелки, а потом отвечаю:

— Ничем... Пыталась найти телефон, чтобы позвонить парням и спросить, как у них дела. Твой отец тогда сказал, что помучает их. Что это значило?

— Ничего. Он просто пугал тебя.

Я закусываю губу, когда вспоминаю Уэйна, а потом пытаюсь понять, стоит ли мне спрашивать у него об этом недоразумении. Однако мне кажется, что сейчас не время его беспокоить такими вопросами, поэтому заговаривать пока не осмеливаюсь.

Гай съедает ещё несколько кусочков овощей, а потом говорит, что больше не хочет. Я убираю тарелку. Переводя взгляд на комод, я вижу раскрытую книгу, лежащую страницами вниз.

— Любишь читать? — спрашиваю я, беря книгу в руку. Мягкий переплёт с изображением половины мужского лица с жутковатой улыбкой. — «Бойцовский клуб»? О чём она?

— О парне, который, сам того не понимая, страдает от раздвоения личности. — Спустя небольшую паузу Гай добавляет: — Но это был жуткий спойлер. Теперь смысла читать у тебя нет, извини.

Я смеюсь, откладывая книгу.

— Ничего страшного. Я не слишком увлекаюсь художественной литературой, честно говоря.

— Здорово. Потому что Моника, например, одержима любовными романами. Нейт любит поныть о том, что все его деньги уходят на книги для неё.

— Тебе жалко было бы тратить свои деньги на книги для меня? — наигранно обижаясь, спрашиваю я.

— Нет. Боюсь, как раз наоборот: я тратил бы на них все свои миллионы, так что шкафов у нас не хватило бы.

Я хихикаю — искренне и весело. Почти так, будто ничего плохого никогда и не случалось. Его рука тянется к моей ладони. Сейчас на его пальцах нет колец.

— Мне хочется признаваться тебе в любви каждый день, моя Роза. В порядке ли я?

Я кладу ладонь на его лоб, делая вид, что проверяю температуру.

— Думаю, да, — улыбаюсь я. — Пока ты здоров, к счастью.

— Значит, всё же я не глупец? — спрашивает он. Глаза смотрят на меня пронзительно. — Значит, моё сердце меня не обманывает?

— Сердце никогда не обманывает... Мне так говорили.

— И не обманет, — тихо произносит Гай, притягивая меня за руку ближе и целуя ладонь. — Пока моё бьётся для тебя, оно не солжёт мне.

Я мысленно возвращаюсь обратно в подвал, в тёмную и прохладную комнатку, в которую нас бросили. Вспоминаю голову Гая, прислонившуюся к стене, вспоминаю весь мой ужас от того, что я не обнаружила сердцебиения наутро. Меня наизнанку едва не выворачивает от этих ещё чётких воспоминаний.

— У нас, кстати, не было свадьбы, — произношу я, чтобы отвлечь себя от тягостных мыслей.

Гай улыбается и кивает:

— Верно... Хочешь свадьбу?

— Не то, чтобы хочу, но... было бы здорово.

— Я могу позвонить Нейту, он устроит.

— Хватит обращаться с ним как со своим мальчиком на побегушках, — смеюсь я. — Ты все задания на него скидываешь.

— За деньги, которые ему платят Могильные карты, он с радостью займётся любой работой.

Я задумываюсь, вспоминаю разнообразные виды карт и решаюсь спросить:

— Когда ты станешь главным в вашей организации, ты сделаешь Нейта и, может даже, Зайда обладателями серебряной, да? Не останутся же они, наверное, обладателями чёрной карты.

У Гая мигом меняется выражение лица. Он кривится, словно я произнесла что-то очень неприятное. Меня сильно заинтересовывает эта реакция.

— Что-то не так? — осторожно спрашиваю я.

— Я не хочу быть главным. Совсем. Я не хочу быть связанным с Могильными картами. И никогда не хотел.

Наверное, дело в его отце, думаю я. Кто захочет находиться под властью своего тирана-отца всю сознательную жизнь? А потом думаю: может быть, Кровавый принц просто уже устал отмывать кровь с рук...

— Ты можешь это устроить? — спрашиваю я неуверенно. — Можешь избежать этого?

— Тео поступил очень умно, когда сбежал, — отвечает Гай. — Жаль, я не оказался настолько же мужественным и умным, чтобы решиться на такой шаг... Даже если он и не жив уже, по крайней мере, его убил не собственный отец.

У меня замирает сердце от этих слов, и я снова готова разрыдаться, броситься к нему и обнять так крепко, насколько это вообще возможно. Каждый день мне приходится сталкиваться с этими чувствами внутри себя, каждый день у меня горит душа от желания забрать хотя бы частичку его боли себе.

— Значит, избежать ты не можешь... — выдвигаю я своё предположение, основанное на его словах.

— Да, не могу. Если отец решит передать мне свою власть или с ним что-нибудь случится, я вынужден буду принять всё, как есть.

— Не думаю, что с Вистаном Харкнессом что-то случится в ближайшее время, — говорю я, хотя в уме держу всё своё желание его убить. — И вряд ли он передаст тебе всю свою власть самостоятельно, правда же? Бояться нечего.

И встаёт дилемма: до этой минуты я горячо желала избавиться от Вистана, но теперь в сердце у меня сплошные сомнения. Я всё это время хотела придумать что-то, что его уничтожит. А теперь, оказывается, своими действиями я могу уничтожить жизнь Гаю, дать ему то, что так ему нежеланно.

Что мне теперь делать?

— Даже если он передаст мне всю свою власть и сделает лидером Могильных карт, — заговаривает Гай, — сам при этом оставаясь жив, ничто не помешает ему управлять мной, манипулировать как марионеткой. Так что ещё неизвестно, что будет хуже.

— По крайней мере, — говорю я, пододвигаясь на стуле ближе к нему и сжимая его руку, — я буду рядом с тобой.

— Только это меня и успокаивает, моя Роза.

И тогда я больше не собираюсь сопротивляться своему желанию. Я поддаюсь вперёд и целую его в губы. На этот раз наш поцелуй самый нежный и мягкий из когда-либо существовавших. Совсем другой вид поцелуев, которыми возлюбленные, наверное, показывают заботу и свою преданность. Не такой, какой был у нас в машине однажды.

Когда воздух в лёгких кончается, я отодвигаюсь.

— У нас впереди ещё много поцелуев, — говорю я ему в губы. — Я дождусь твоего дня рождения, чтобы преподнести замечательный подарок.

Гай издаёт смешок вперемешку со словами:

— Ты позволишь мне целовать тебя там, где мне только захочется?

Я отрицательно качаю головой, когда произношу:

— Нет, я отблагодарю тебя за подарок на мой день рождения равноценным подарком.

Мне кажется, его глаза приобретают более тёмный оттенок. Он догадывается, к чему я клоню.

— И что же это за подарок, Каталина? — спрашивает он.

Я лишь мимолётно опускаю взгляд вниз, к нижней части его тела, как бы взглядом намекая на то, что планирую. Гай улыбается в ответ:

— Отплатишь мне той же монетой, значит?

— Можно и так сказать.

— И всё же мне гораздо приятнее было бы видеть твои бёдра у своего лица.

Я сглатываю, а между ног от его слов у меня вдруг всё заныло. Решая отвлечься, я прокашливаюсь, быстро встаю и иду к окну, выглядывая наружу. От дома как раз отъезжает белая машина, и я узнаю в ней сидящих Камиллу и её мужа.

— Почему тебе не нравится Митчелл? — спрашиваю я.

Гай хмурится:

— Митчелл?

— Да. Я помню, что ты его недолюбливал ещё тогда, когда я впервые приехала в этот дом по приглашению Вистана на ужин. Почему?

— Потому что он полный козёл. И я всегда считал, что он не подходит Камилле.

К счастью, возбуждение от его последних слов про «мои бёдра у его лица» спадает, так что я могу спокойно вернуться к стулу.

— Почему не подходит? Помнится, он младше её... Из-за этого?

— Да. Но помимо этого он славится своей любовью к «ночным бабочкам». Однако после их свадьбы я больше об этом не переживаю. Если он вдруг вздумает изменить Камилле, ему больше никогда не удастся ни с кем спать.

Гай так заботлив по отношению к своей сестре, но я ведь отлично помню, что сестра в ответ не пошевелит и пальцем ради своего брата. От этого факта меня терзают мысли: почему же всё так несправедливо.

— Как ты думаешь, Камилла достойна того, чтобы ты так переживал за неё? — Вопрос так легко слетает с языка, что я даже теряюсь, не ожидав от себя этого.

— Я люблю её. Она моя сестра.

— А разве она тебя любит?

Я стараюсь говорить нейтрально, но в голосе всё же пробираются нотки злости.

— Любит. Ведь она моя сестра.

— Разве тот, кто любит, может смотреть на бесчеловечность, происходящую у него на глазах?

— Ты говоришь о моих отношениях с отцом? — Гай поднимает взгляд, и я вижу, что он не собирается винить сестру ни в чём. — Что она могла сделать против этого?

— Не считать это всё нормальным для начала. — У меня вздрагивает голос, но я всё ещё держусь и пытаюсь не сорваться на крик. — Скажи, заходила ли она к тебе после того, что случилось? После того, как я стреляла в тебя.

Он не отвечает. Ответ ясен: нет, не заходила.

Я взмахиваю руками.

— Камилла не может заслуживать твоей любви, Гай... Она ужасная, бесчеловечная и жестокая!

— И я, — холодно произносит он. — Я такой же, Каталина, не забывай. Мы росли в одной семье.

— Нет, ты совсем не такой, как они.

— Тебе так кажется. — Гай отворачивается, но продолжает говорить: — Хочешь верить или нет, но я просто эгоист. Ты нужна мне, от этого и имеет своё начало моя забота. Я защищаю тебя как свою собственность.

«Наши женщины — наша собственность» — вспоминаю я слова Вистана, и меня передёргивает.

Кладу ладонь на его руку и говорю:

— Ты не будешь таким, как они. Я тебя изменю. Даю слово.

— Думаешь, ты сумеешь меня изменить?

— Да, — улыбаюсь я. — Я буду очень для этого стараться.

Теперь улыбается и он. Я сохраняю эту улыбку у себя в памяти.

— Я позволяю тебе делать со мной всё, что ты только захочешь, моя Роза. — Он проводит рукой по моим волосам. — Ведь отныне ты моя королева. Отныне я падаю на колени лишь перед тобой одной.

И я верю, что эти слова исходят из его сердца, которое с каждым днём всё более светлое и искреннее. Может быть, даже благодаря мне...