— Аська, не трогай меня!
— Ну, тёть Лин, ты должна хотя бы попробовать!
— Моей смерти хочешь, да? Отойди, говорю. Жееень!
— Дядь Жень! Она не отцепляется!
Картина маслом: Я и ролики. Точнее: Я, фонарный столб и ролики.
Аська пытается оторвать меня от столба, а я отчаянно сопротивляюсь. Я люблю фонарный столб. Я ему доверяю. Он моя опора по жизни. Ни за что не отпущу!
— Девочки? Проблемы?
Евгений подкатывает к нам на своих гигантских «самокатах», с уверенностью заправского роллера, сияя здоровьем и отличным настроением. Ненавижу!
— Дядь Жень, скажи ей! — противно верещит Аська, а я понимаю, что мой конец близок: сейчас Евгений начнёт охмурять меня, давить обаянием, уговаривать, и я, как всегда, не выдержу, сдамся, отпущу свою единственную опору и мне конец. Я упаду и разобьюсь. Сломаю себе что-нибудь. Ударюсь головой и получу несовместимую с жизнью травму. Я знаю это, просто знаю. И от этого еще крепче цепляюсь за столб.
— Линара, посмотри на меня. Ну же!
Улыбается, гад. А я рук уже не чую, потому, что, практически вишу на них.
— Умница! А сейчас перенеси сначала одну ладонь мне на плечо, потом другую. Представь, что я — это столб, я такой же крепкий, только намного приятней на ощупь.
— Не могу представить. Столб стоит, а ты движешься.
— А мы будем двигаться вместе.
— И вместе упадём. Ой, мамочки, ой… нет…
— Да!
— Жееень!!
— Держу, держу, не бойся! Всё в порядке.
— Только не отпускай!
— Ни за что на свете. Смотри, ты уже стоишь!
Ну, это сильно сказано. Теперь я просто вишу на шее Евгения, перебравшись на него с ловкостью ленивца, насильно оторванного от родного дерева.
— У меня ролики бракованные, — бормочу я потерянно. — Точно бракованные, они едут в разные стороны. Ой! Вот, видишь?! Мне их надо срочно поменять, кати меня назад.
Евгений смеётся:
— Всё хорошо. И с роликами порядок. У тебя почти получается. Теперь, давай, повернись ко мне спиной… я держу тебя, держу, Лина! Так. Выдвигай сначала одну ногу вперёд, потом вторую… ии… поехали!
Аська, как чертова водомерка, крутится вокруг нас юлой на своих роликах, а я каланча-каланчой, ноги вместе собрать не могу. Такое ощущение, что они сами по себе, а я сама по себе.
— Дядь Жень, смотри, как я умею! Правда, здорово?
— Ого! Да ты профи!
— Ха-ха!.. — заливается Аська, а меня зло берёт
— Не понимаю я вашей радости, это же средневековые пыточные орудия. Как там? Испанский сапог, что ли? Только на колёсиках.
— Поначалу у всех такое мнение, но стоит научиться, как начинаешь наслаждаться скоростью.
— Враки всё это. О-о-о-ойй!!!
— Тихо-тихо!..
Мой поперечный шпагат мог быть весьма эффектным и болезненным, если бы не Женя: он удерживает меня, спасибо ему за это. Правда, я всё же успеваю пересчитать затылком все его кубики на прессе, затормозив на самой пикантной выпуклости пониже, отчего он крякает, и резко дёргает меня за подмышки вверх, при этом его ладони, совершенно случайно, разумеется, оказываются на моих грудях. Я взвизгиваю, Женя чертыхается и, в испуге отпускает меня. Я теряю опору и валюсь прямо на него. Он отчаянно балансирует, и мы, как два пьяных эквилибриста, с охами и ахами, пытаемся удержаться на разъезжающихся в разные стороны ногах, истошно цепляясь друг за друга. Жене, к счастью, удается сделать это первому.
Аська, сложившись пополам, угорает над нами до слёз, и, как выясняется, не одна она. Толпу мы собрали изрядную, кто-то даже хлопал.
— Улыбнитесь, нас снимают! — шутит Евгений, ставя меня, наконец, в вертикальное положение. — Завтра наверняка это будет в топе под заголовком «Брачный танец взбесившихся журавлей».
— Скорее уж «Камасутра на роликах».
Евгений ржёт, как конь, притянув меня к себе и крепко удерживая за талию, а я едва могу дышать, и то, через раз.
— Ну, всё, с меня хватит, — говорю, сдувая растрёпанные волосы с потного лица. — Я уже насладилась скоростью достаточно. Теперь везите меня вон до той лавочки и там бросайте, дальше сами развлекайтесь.
С невероятным облегчением усаживаюсь на лавку.
— Мои бедные ножки… Никогда больше, ни за что… — причитаю я, освобождаясь от роликов — этих орудий пыток. Разминаю ступни, потом пытаюсь навести порядок на голове. Резинку я потеряла, и теперь волосы космами торчат в разные стороны. Сумку мы, конечно, оставили в раздевалке, так что даже расчески нет. Я пятернёй сгребаю пряди и кое-как заплетаю косу.
Понесла меня нелёгкая на этот ринк! Но сегодня немного пасмурно, и мы не пошли на пляж. Когда же выдумывали, чем заняться, Аська ткнула наугад пальцем в путеводитель, и сказала: «Вот сюда!» Я, было, возразила, что не умею кататься на роликах, но Евгений уверил меня, что я быстро научусь и войду во вкус. Наивный! Ну, или я наивная, что повелась на это.
— Тёть Лин, мы дотудова! — орёт мне Аська, а я машу им рукой.
— Только аккуратней!
— Не беспокойся, я за ней присмотрю.
Да, я достаточно доверяю Евгению, чтобы оставить на него племяшку, и всё же, как я могу не беспокоиться? Уже пять дней прошло, а от Нисар ни слуху, ни духу. У меня номер только на неделю снят — всего два дня осталось. Что делать, если сестра не объявится? Продлить проживание я не смогу — денег и так впритык. Пусть Нисар и внесла на мой счёт довольно крупную сумму, но здесь всё очень дорого, купюры летят со скоростью звука. А надо будет еще и билеты обратно покупать, и теперь, возможно, уже на двоих.
Была мысль позвонить тёте Роксане, но как объясняться с ней? В курсе ли она дел дочери, или нет? Что можно говорить, а чего нельзя? Куда же ты пропала, Нисар? Ладно бы одну меня подвела, но со мной же Аська! Ты не можешь с ней так поступать.
Я морщусь. Пить хочется невозможно. И вдруг моё желание исполняется: как по волшебству перед носом материализуется бутылочка минералки — холодная, запотевшая, вся в прозрачных пузырьках и потёках, точь-точь как в телевизионной рекламе. Я невольно облизываю губы и поднимаю глаза: передо мной незнакомец, импозантный мужчина, еще довольно молодой, но уже достаточно зрелый, чем-то смахивающий на Илона Маска — с такой же «пластиковой» улыбкой на лице. Одной рукой он опирается о трость с костяным набалдашником, другой протягивает мне воду.
— Я подумал, что Вам это сейчас необходимо.
Теряюсь, и машинально беру бутылочку.
— Спасибо. Вы телепат?
— Просто благодарный зритель. Пейте, не бойтесь, я купил её только что вон в том автомате.
Собственно, я не боюсь, просто странно как-то. И человек сам странный.
С шипением откручиваю пробку и делаю вожделенный глоток, второй, третий… Ммм… блаженство!
— Видел Ваше выступление. Должен сказать, Вы были великолепны.
— Благодарю. Я долго тренировалась.
Мужчина смеётся, и я вместе с ним. Лицо его меняется — искренний смех идёт ему, но он быстро прерывается, возвращая на место неестественную улыбку.
— Не будите возражать, если я присяду ненадолго, госпожа Загитова?
Садится. А я даже не пытаюсь скрыть удивление.
— Мы разве знакомы?
— Мы нет, но оба знакомы с господином Мансуровым, не так ли?
Я захлёбываюсь и начинаю кашлять. Мужчина хлопает меня по спине, как добрый заботливый папочка.
— Вижу, что так, — удовлетворённо кивает он. — Знаете ли, мы должны были с ним встретиться, но он, почему-то на встречу не явился.
Делаю судорожный вдох, горло дерёт, в глазах слёзы, но мужчина, будто не замечает моего состояния, спокойно продолжает:
— Однако, раз Вы здесь, могу предположить, что и он где-то поблизости. Так вот, передайте Вашему другу, что мы пока терпеливо ждём обещанного. И будем терпеливы еще 24 часа, но не более того. Если он не объявится, наш уговор с ним аннулируется, без перспективы на восстановление, зато с гарантированным взысканием с него возмещения за потраченное нами впустую время. Я ясно выразился?
Он что, смеётся? Впрочем, из этого словесного кружева мой мозг умудряется выцарапать главное: Мансуров где-то здесь, или должен быть здесь, или будет здесь, иначе ему «взыскание с возмещением» прилетит.
— Ну, вот, собственно, и всё, — «Илон Маск» встаёт. — С Вашего позволения, я откланяюсь. Но прежде скажу, что Вы очень красивы, и весьма… ммм… гибки, — не сочтите мои слова за бестактность. И Ваша племянница тоже очаровательная девочка. Берегите её. Оревуар.
Я молчу, у меня горло спазмом сковало, теперь уже от самого настоящего страха. Мне что, только что пригрозили Аськой?
Мужчина поворачивается, и, слегка прихрамывая, идет в сторону набережной, а я так и не могу выдавить из себя ни слова. Аллё, Загитова! Он же сейчас уйдёт, а ты так ничего и не выяснишь? Нельзя, нельзя просто так отпускать его, надо хотя бы узнать, кто он?
Я заставляю себя прохрипеть ему в спину:
— Постойте!
— Да? — мужчина оборачивается.
— Скажите, кто Вы?
Он будто бы спохватывается, ругая себя за рассеянность:
— Ах, простите. Моя фамилия Калугин. Борис Викторович. Так не забудьте передать мои слова Мансурову, в Ваших же интересах сделать это поскорей. Всего доброго.
Я туплю с полминуты после его ухода, а потом лихорадочно начинаю искать глазами своих. Я ведь чувствовала, знала, что что-то грядёт. Да и не могло быть иначе, если дело касается Нисар. Во что она влезла? Во что втравила меня? А главное, во что втравила Аську? Господи, что же делать?
— Линара? — Евгений подъезжает ко мне. Руки в боки, лицо озабоченное. — Что-то случилось?
— Да, кое-что, — я рассеянно тру лоб, пытаясь собраться с мыслями. — Нам нужно срочно возвращаться.
Евгений, почему-то не удивлён.
— Хорошо. Идём домой. Возьми, я принёс сумку. И твои сандалии.
Сует мне в руки плетёнки. Я автоматически беру их и начинаю обуваться.
— Ты не понял, Жень. Нам с Асей нужно возвращаться в Москву.
На что Евгений опять-таки, спокойно кивает. И смотрит как-то… по другому, что ли? Но мне не до того, мои мозги в раздрае, никак не получается их собрать.
— Как думаешь, я смогу вернуть деньги за неиспользованные дни, или уже плюнуть на это дело?
— Давай обсудим это в номере. Ася! — кричит племяшке. — Греби на базу, закругляемся.
Несусь, как локомотив, а эти двое плетутся за мной, словно неживые. У поворота в коттедж и вовсе тормозят.
— Жень, ну чего вы там возитесь? — нетерпеливо окликаю их.
— Тут Аська мне какую-то нору хочет показать. Мы вернёмся через десять минут, ладно? Ты заходи, пока.
— Тёть Лин, я ему домик Матрицы покажу, а то он не верит!
— Недолго только! — ору, а сама влетаю в дом. Матрица, блин. Нашли время. Кидаюсь к шкафу, с грохотом вытаскиваю чемоданы, хватаю вещи, и вдруг слышу за спиной:
— Куда-то собрались, госпожа Загитова?
Это было произнесено спокойным, негромким голосом, но так неожиданно, что я с визгом подпрыгиваю. Из моих рук прямо на пол валится стопка Аськиных маечек. Я оборачиваюсь и холодею от ужаса. У окна в пол-оборота ко мне стоит мужчина. Высокий, бородатый, черноволосый, весь какой-то… дикий. И тут я узнаю его — это ОН! Тот парень с пирса!
Мужчина не смотрит на меня, он смотрит на улицу, раздвинув пальцами перемычки жалюзи. Жадно так смотрит, с нетерпением. И меня вдруг осеняет: он высматривает Аську!
Холодею от ужаса, и, в то же время концентрируюсь, принимая моментальное решение. Срываюсь с места, кидаюсь назад к двери, но мужчина проворнее меня, он успевает преградить мне дорогу. Я с налёту врезаюсь ему в грудь и отскакиваю, будто от оголённого провода под напряжением.
— Спокойно! Ася в порядке. Евгений приведёт её скоро.
У меня внутри всё переворачивается. Евгений? Он говорит о нашем Жене? Вот тут что-то нехорошее начинает скрестись в душе.
А мужчина продолжает обжигать меня чёрными глазами, такими чёрными, что даже зрачков не видно. У меня волосы на загривки встают дыбом, а ладони потеть начинают. Моё тело интуитивно группируется, готовясь дать отпор, и я делаю осторожный шаг в сторону, не упуская незнакомца из виду.
— Кто Вы? Что Вам надо? Что вам всем надо от меня?
Мужчина морщится.
— Насчет всех не знаю. А вот мне нужна моя дочь.
Чувствую, как по моему лицу пробегает нервная судорога. Дочь?! Господи! Ну, конечно! Эти чернющие очи, равнодушный кивок… «…познакомься, Линара…»
Я как сомнамбула снова приближаюсь к мужчине. Придирчиво всматриваюсь в него, распахнув глаза, до конца ещё не веря им.
— Заир?
Не могу, не могу отвести взгляд. Я ощупываю им его лицо: загорелый лоб, густые брови, скулы, покрытые тёмной бородой, недовольно поджатые губы. Волосы… они длиннее, чем на последних фотографиях, что я видела в сети. И такие жесткие наощупь… Господи! Я отдёргиваю руку. Я что, в самом деле, трогаю его волосы?! И он позволяет мне это?
— Прости…те, Заир… Самирович. Это от неожиданности.
Мои щёки пылают. А он прищуривается на меня недобро. Его взгляд… не холодный, нет, скорее отторгающий, колючий, даже ненавидящий. И улыбка… не улыбка вовсе — оскал тигра перед смертельным прыжком.
— Узнала, значит. Ну, что ж, свояченица, поговорим?