Сидим в небольшом аэропорту, ждем регистрацию. Зал такой крохотный, что даже не верится, что там, за стеной, садятся и взлетают огромные лайнеры. Устроились мы неплохо. Несмотря на скромные размеры, аэропорт выглядит современным, и здесь есть всё необходимое, а главное — удобные кресла, в которых нам предстояло просидеть несколько часов до нашего рейса.
Склонив голову, Ася ковыряется в своём рюкзачке, пряча от меня надутые губы.
— Ты не понимаешь, я просто не знаю, кого люблю больше — Сашку или Пашку. Мне кажется, обоих одинаково. Я совсем запуталась!
— Вырастишь — разберёшься, — уверяю я племяшку, придвигаясь к ней ближе и стараясь приобнять.
Девочка моя в печали, и я её хорошо понимаю. Что ж, первая любовь — она такая, сладко-горькая.
— Что ты делаешь? — интересуюсь, между прочим, в попытке отвлечь Аську от грустных мыслей.
— Брелок прицепить хочу. Не получается.
— Оторвался, что ли? Давай помогу.
Я вынимаю из пальчиков Аси маленький брелок в виде рыбки — вроде как я уже такую раньше видела. Присматриваюсь к сломанному замочку.
— Где ты её взяла?
— Нашла.
Я верчу в руках явно не простой брелок — это же подвеска Нисар, я вспомнила её!
— Где нашла?
— На полу. В калидоре.
— Коридоре? У меня дома?
— Да. Это мамина. Она потеряла, а я нашла. Приделай мне её вот сюда.
Наверное, оторвалась, когда Аська зацепилась за неё своими космами.
Крепить подвеску из золота на детский рюкзачок идея так себе, а с другой стороны, эта вещица, при ближайшем рассмотрении, даже не похожа на золотую — слишком лёгкая. Так, позолоченный металл, округлый, напоминает блесну для рыбалки, только поменьше и поизящнее. Но если не золото, зачем Нисар носила его на шее среди прочих украшений?
Ну, носила и носила, что с того. Нисар тогда много чего странного делала. И вела себя странно: дерганная вся, нервная, хотя это как раз объяснить можно. Но иногда она вдруг замирала на месте, словно забывала, куда и зачем шла. И взгляд при этом пустой, бессмысленный, и тем пугающий.
Однако больше всего меня поразило, когда она вдруг спросила:
— Ты до сих пор ненавидишь меня, верно?
Я тогда с удивлением воззрилась на неё:
— Тебя действительно это интересует?
Нисар поджала губы и неопределенно покачала головой: толи «да», толи «нет», и ушла от темы, а я попробовала прислушаться к себе.
Нет, я не ненавидела сестру, это чувство слишком личностное, точечное, что ли. Моя же обида выходила за рамки частного. Это обида маленькой девочки, несправедливо и внезапно лишенной родительской любви в той мере, в которой каждый ребёнок обязан был получить для себя, чтобы почувствовать свою защищённость, нужность. Тётя и дядя не смогли мне этого дать — у них была их обожаемая Нисар, меня же сразу отбросили за эмоциональный барьер. С чем я, с трудом, но смирилась.
— Ну, вот, готово.
Я встряхиваю сумочку, чтобы убедиться, что рыбка крепко держится на шнурке среди множества других брелоков, но Аська уже потеряла к ним интерес, сидит, зевает во весь рот, глаза осоловелые совсем. Соображаю, что ребёнок мой утомился за почти десять часов путешествия. А впереди еще длинный перелёт с пересадкой. Сейчас, когда пройдено больше половины пути, поражаюсь самой себе: как я осмелилась пуститься в эту авантюру, да еще и с маленьким ребёнком? С другой стороны: а у меня был выбор?
— Поспи немного. Нам еще долго ждать.
Я снимаю с Аськи ботиночки, пристраиваю ноги на соседнее кресло, голову кладу себе на колени, а плечи прикрываю курткой. Племяшка не возражает, лишь ворочается, укладываясь поудобней.
— Ты же взяла их номер телефона? — спрашивает сонно, а я улыбаюсь про себя — не угомонится никак.
— Да, детка.
— А фотки сохранила?
— Сохранила, сохранила. Спи.
— Мы им позвоним, когда приедем, да?
— Обязательно. Мы же обещали.
— Тетя Лина?
— Что, милая?
— Я тебя тоже люблю.
— И я тебя. Очень.
Глажу её кудрявые волосики, а у самой сердце так щемит, что плакать хочется. И, вдруг, понимаю, что это чистая правда: я полюбила Аську всем сердцем. Когда только успела?