Не любовница

Глава 27

Михаил

У него давно не случалось настолько хороших, спокойных и душевных вечеров. Разговаривать с Оксаной было удивительно комфортно. Да и не только разговаривать — молчать тоже. С Таней ему когда-то было уютно молчать, но это ощущение давно ушло в прошлое. А другие женщины… все те, что перебывали у Михаила за последние десять лет… Тут ему было нечем гордиться — разговаривал он с ними лишь по необходимости. Если бы можно было молча сделать дело и уйти, не выгуливая женщину ни в ресторан, ни в кафе, и ни капли за ней не ухаживая, Михаил поступал бы именно так. Но подобный вариант — прерогатива девочек по вызову, использовать их он всё же брезговал. Находил девчонок, которые были не против отношений только ради секса, и сразу озвучивал, что женат, разводиться не собирается и рассчитывать можно только на недолгий совместный досуг. Поэтому и старался менять партнёрш раз в три месяца, хотя поначалу у Алмазова не было подобного правила, но несколько неприятных случаев расставили все точки по своим местам. Тогда Михаил понял, что три месяца — это максимум для отношений в его формате. Если тянуть дольше, у девчонок появляются загоны. Они начинают хотеть перехода в более обязательную фазу, а Михаилу это не было нужно.

Ни с одной из них он никогда не чувствовал себя по-настоящему комфортно. Всегда оставалась какая-то неловкость. Если бы он писал роман, то сравнил бы эту неловкость с ощущением, когда надеваешь обувь на размер меньше. Вроде и ходить можешь, и немного даже бегать, но всё равно — давит, неприятно, хочется немедленно снять и отдохнуть. Вот и Михаил, проводя пару раз в неделю вечера со своими любовницами, в процессе мечтал поскорее потрахаться и свалить — как бы ужасно это ни звучало, но это было единственным, что он желал получить.

Оксана — совсем другое дело. Хотя игнорировать физическую тягу к ней Алмазов уже не мог — подобное было бы совсем по-детски. Он даже понял, отчего всегда думал о своём секретаре, как о непривлекательной девушке, хотя на самом деле она таковой нисколько не была.

Он просто боялся пропасть. Как пропал ещё во время собеседования, когда Оксана смотрела на него своими ярко-голубыми глазами, разговаривала спокойно и важно, и поправляла сползающие ниже на нос смешные очки. Как пропал после, когда осознал, что Оксана повышает ему настроение, на неё нравится смотреть. Как пропал, подумав, что ему немного обидно её равнодушие — будто бы он не мужчина, а манекен какой-то. И позже, заметив, что это не совсем так, Михаил обрадовался — и снова пропал…

И что теперь делать? Он не имел ни малейшего понятия. Поэтому просто отвёз Оксану до дома, как они и договаривались, вежливо попрощался, напомнив свою просьбу показать ему её рисунки, и отправился домой — к жене и детям.

Когда Михаил заходил в свою квартиру, на часах было уже почти одиннадцать вечера. Он приходил домой примерно в это же время в те дни, когда встречался с любовницами, и всегда предупреждал заранее, что будет поздно. Вот и сегодня Алмазов ещё днём написал Юре и Маше, что задержится, и поэтому немного удивился, когда ему навстречу из кухни вышла недовольная Таня.

— Где ты был? — прошипела она, подскакивая к Михаилу и складывая руки на высокой и полной груди. — Ты же обещал, что не будешь задерживаться! Ради Маши!

— Я такого не обещал, — ответил он тихо, разуваясь. — Я говорил, что постараюсь задерживаться реже, не путай. Где дети?

— Маша спать ушла. — Жена поджала губы. — Ждала тебя до последнего, но полчаса назад её сморило. А Юра у себя вроде бы.

— Ждала? — Михаил замер и удивлённо покосился на Таню. — Но я ведь предупредил её.

— А она всё равно ждала! — возмутилась жена и повысила голос: — Ты ничего не понимаешь, а главное, не хочешь понимать! Я же просила, говорила, что она нервничает, когда ты задерживаешься после работы, думает, что ты хочешь нас бросить!

— Чего? — обалдел Алмазов, и тут из гостиной выглянул хмурый Юра.

— Мам, не кричи, пожалуйста, — сказал он вежливо, хотя Михаил видел, насколько с трудом сыну даётся эта вежливость. — Машка только что спать ушла и наверняка ещё некрепко уснула. Проснётся, опять услышит твои вопли и ещё сильнее расстроится. Да, кстати — пап, привет.

— Привет, — машинально кивнул Михаил, и Юра нырнул обратно в гостиную, откуда слышался шум работающего телевизора.

— Ладно, — сразу после этого вздохнула Таня, потерев лоб тыльной стороной ладони. — Миш, давай поговорим спокойно, а? Переодевайся и приходи на кухню.

— Нет, Тань, — отказался он, — не сегодня. У меня голова не соображает.

Жена тут же вновь взвилась почти до потолка.

— У тебя она никогда не соображает, когда речь идёт о том, чтобы поговорить о наших отношениях!

— Тань, — устало вздохнул Михаил, — у тебя склероз? У нас нет отношений. Мы так договорились десять лет назад, забыла? Никаких отношений, кроме родительских.

— Ты этого сам захотел! Ты, не я!

— То есть, — он не выдержал и ядовито, но тихо засмеялся, — если бы я взял и привёл в дом девочку — плод своей связи с другой женщиной, ты бы приняла это и захотела со мной после подобного общаться, как по-прежнему?

— Представь себе, да! — заявила Таня резко и почти торжественно, но Михаил только улыбнулся. Наверное, она думала, что после такого заявления муж растает, но Алмазов прекрасно понимал: Таня врёт, она никогда не приняла бы чужого ребёнка. — И я не приводила Машу, я её родила! И…

— Тань, — перебил жену Михаил, — можно, я просто пойду уже в свою комнату, приму душ и лягу спать? Давай завтра поскандалим, серьёзно, я сегодня слишком устал.

Жена что-то сдавленно прорычала и, развернувшись, убежала обратно на кухню.

А ведь когда-то он обязательно побежал бы за ней, чтобы утешить, поцеловать, попросить прощения… А теперь — лишь бы не видеть, не слышать, и уж тем более не осязать.

А началось всё это, как ни странно, в тот день, когда родилась Маша.