(Не) мой жених

Глава 39

Лев

— Да! Говорите, — произносит Аня в трубку после того, как я позвонив долго молчу, не решаясь сказать и слова, тем самым завершить вызов. Я уверен, стоит мне намекнуть, что это я и она сбросит вызов, не захотел со мной говорить. — Не молчите! Я внимательно вас слушаю! — недовольно говорит, и я даже через трубку слышу, что она нервничает, явно догадавшись, что звоню именно я, но отчего-то не кричит и не проклинает.

— Точно? — подаю голос, сглотнув от страха, что сейчас всё закончится.

— Лев, — выдыхает она моё имя, учащая этим моё дыхание. — Откуда у тебя мой номер? — возмущённо начинает, после нескольких минут молчания, за которые я вслушивался в её дыхание, а она не скидывала звонок, давая мне шанс.

— Добыли, — уклончиво отвечаю, вспомнив об обещании, данном Алексу. — Мы можем поговорить? — спрашиваю её, даже не надеясь на согласие. — Я просто должен объясниться, а потом ты можешь больше не брать трубку, но сейчас прошу! Выслушай меня! — произношу, понимая, что если она не поймёт, что я ей говорю, что я проиграю всё. Её! Свою любовь! Шанс, что всё наладится! И себя!

Готов ли я на это?

Готов!

Если есть хотя бы маленькая возможность, что мы будем вместе! Если есть хотя бы одна капля её любви ко мне, то поймёт! Простит! Примет!

— Хорошо, — сдаётся. — У тебя есть ровно три минуты, — оповещает она меня, и я тут же бросаю взгляд, чтобы засечь время. — Начинай, — командует моя невеста, а я от растерянности, что она дала мне возможность высказаться растерялся.

— Даже не знаю с чего начать, — признаюсь, подавив нервный смешок. — Наверное, с того, что всё ещё люблю и скучаю по тебе. Очень.

— И? — с притворным равнодушие торопит она меня, но я знаю, что мои слова её волнуют и трогают сердце до самого глубины.

— Я не хотел тогда избавляться от нашего ребёнка! — уверенно начинаю оправдываться, хоть мне и не оправдания. — Я бы не смог, бельчонок! Я думал об этом, но не решился, потому что понял, что не могу так с тобой поступить! Прости

Слова льются из самого сердца, и я не могу остановить поток оправданий, потому что мне важно быть прощённой ею. Мне хочется сказать ей о многом, но с губ срываются совсем иные слова. А для того, что я хочу сказать, их не придумали. Сложно описать то, что у тебя на сердце и на душе. Это надо видеть и чувствовать самому.

— Там не хватало несколько таблеток, Лев, — напоминает мне Аня. — Я неглупая. Или у тебя ещё какая та беременная девушка была? И на неё ты недостающие таблетки истратил?

— Нет! Только ты! Ты мне что настолько не доверяешь? — возмущённо задаю вопрос, не веря, что такая мысль могла прийти в её голову.

— И всё же нам не хватало таблеток для комплекта… — тянет, требуя ответа.

— Прошу выслушай меня сейчас и не отключайся, — решительно заявляю. — Я растворил недостающие таблетки в чае, который приготовил для тебя, а потом вылил его в раковину, а тебе приготовил обычный, собиравшись признаться тебе во всём, но ты опередила меня и нашла упаковку от таблеток. Я не дал бы тебе тот чай! Ты мне веришь?

— Зачем? — не унимается и продолжает расспрос. Я знаю, что она там плачет и слёзы её вызвал я. — Зачем ты хотел избавиться от малыша?

Я чувствую её боль. Слышу её безмолвный крик души, который она прячет, чтобы я не узнал, как ей сейчас плохо. Ей сложно справляться со своими эмоциями, я понял это давно. И сейчас… её маска спокойствия — настоящий ужас: боль, крик, слёзы, ненависть, желание мстить, сделать больно, убить, погибнуть самой, раствориться, исчезнуть, убрать меня из своего сердца и жизни.

Она пытается выполнить обещание, данное мне в лифте, но у неё ничего не получается. Потому что не может человек вырвать из своей души часть себя. У меня тоже так было… но я сумел справиться и принять свою вину и простить тебя. Ей следует поступить также: принять себя и простить себя за слабость, которой она считает чувства ко мне.

— Когда мне было десять у моих родителей родился ещё один сын, — начинаю свой рассказ. — Моя мать была носительницей гена гемофилии, поэтому мой брат родился больным. В тот ужасный день мама отвлеклась и не уследила. Он умер от генетического заболевания, так же как и её родной брат, — замолкаю, убирая с глаз воспоминание, где мама кричит, держа окровавленного мёртвого брата на руках. — Смерть моего брата, а после состояния мамы запечатлелось у меня в памяти и слово «генетическое заболевание» и «мои дети» пугало меня и в один момент я решил, что у меня не будет детей… У меня не будет родных. Я планировал усыновить или удочерить кого-то вместе с женой… тобой. Когда я узнал, что ты беременна, у меня перед глазами возникла картина, где мама, крича просит Бога забрать её тоже к брату или забрать её, а ему вернуть жизнь… Она очень плохо переживала горе. Папа с трудом вывел её из того состояние. И мы закрыли эту историю под семью замками, чтобы мама не страдала. Почему я не хотел ребёнка? Я боялся, что такое же случиться с тобой… Я мог тебя потерять! Не факт, что ты пережила бы смерть ребёнка, как моя мать…

— Лев, а ты здоров? У тебя нет этого заболевания? Я никогда у тебя не замечала ничего такого, — насторожённо интересуется. — Или я была невнимательна и не замечала этого?

— Нет. Я здоров, — отвечаю, смотря на часы, которые показывали уже пятнадцать минут нашего разговора.

— И у меня его нет, — тихо произносит. — Я не являюсь его носительницей заболевания, как твоя мама. Значит, малыш наш тоже был бы здоров.

— Я тогда не знал об этом, — продолжаю рассказывать. — Ты ведь помнишь, что между известием, что ты беременна и нашей ссорой прошло всего несколько дней. Я должен был изучить этот вопрос, прежде чем решаться на такой шаг, но страх сковал меня. И я решил пойти по короткому пути, но всё же не смог.

— То есть всё это было из-за болезни? — задумчиво уточняет и я так и представляя, как сейчас она грызёт карандаш или ручку, как делает каждый раз, когда о чём-то думает.

— Да, — киваю, словно она может это увидеть. — После твоей якобы смерти я переживал, и отец отправил меня к психологу справиться со всеми моими переживаниями и депрессией. И эти мои детские страхи психолог тоже вытащил. Именно она меня убедила сходить в клинику и обследоваться и точно понять, будут ли у меня больные дети. И оказалось… что я чуть не совершил ошибку.

Мне было всего десять. Я любил рисовать, играть во дворе с братом в песочнице, строить ему башни, которые он рушил, смеясь так звонко и смешно, что я был готов строить и строить башни. Чёрт дёрнул меня в тот день поехать к однокласснику в гости и оставить маму одну справляться с братом. Если бы я остался, то вовремя бы позвал маму… Я пришёл уже тогда, когда мама, держа брата на руках, кричала и кричала… но брат был уже мёртв. Его крохотное, беззащитное тельце было безжизненным и в крови. Его собственной, из-за которой он погиб.

Её крик был таким громким, отчаянным и диким, что протяжение двух лет я слышал его каждый раз, стоило закрыть глаза. А брат весь в крови — приходит в кошмарах, но только не, когда я с Анной-Беллой. Она словно забирает всё и даёт мне дышать, спать… Моя девочка… моя лекарство и сейчас, когда её нет — крик матери, брат в крови, друг, что погиб в аварии, и мой собственный ребёнок… доводят меня до алкоголизма, ведь я частично виноват в том, что случилось с ними всеми.

И перед Аней виноват, но… я всё ещё надеюсь на прощение. Даже самую искорку, что вернёт мне моё лекарство и мою любовь.

— Но наш малыш всё же умер…

— Да… — соглашаюсь, стирая слезу. — Мне очень жаль! Я не хотел этого, бельчонок! Правда, я не хотел всего этого! Прости! — встаю с кресла и иду к окну. Распахиваю его и вдыхаю свежий воздух, пытаясь прийти в себя. — Я готов ждать твоё прощения сколько нужно! Я понимаю, что виноват и простить меня сложно, но… я хочу попробовать сделать хоть что-то.

— Лёва, почему ты не рассказывал об этом всем мне? — спрашивает она.

— Когда? — задаю вопрос, пожав плечами. — Когда ты была Беллой? Боялся, что уйдёшь, узнав, что я прокажённый. Да и вообще, ты говорила, что дети у нас будут после твоего двадцати семи летния. Когда у нас будет всё: карьера, дом, хорошее образование. Я думал, что до того времени решу этот вопрос и признаюсь тебе, но… не сделал этого. Анне не рассказывал, потому что не было необходимости. Я узнал, что здоров. А также боялся признать, что однажды чуть не убил своего ребёнка. Я тогда предугадал, что ты не захочешь меня знать…

— Мама сказала, что из-за аварии я вообще могла потерять способность иметь детей, — спустя короткую паузу тихо проговаривает.

— Мне очень жаль…

— Лев, я тоже по тебе скучаю, — сквозь слёзы признаётся моя любимая, лаская этими крохотными словечками. — Злюсь на себя, что не могу разлюбить, но и быть с тобой сейчас не могу. У меня есть дела и пока я их не решу, личные отношения поставлю на СТОП. Все проблемы, прошлое… мне не до них сейчас. Прости… Спасибо, что рассказал, но пока… я не готова пересмотреть свои взгляды.

— Что случилось? — серьёзно задаю вопрос, надеясь, что она ответит. — Зачем тебе нужна была такая сумма? Я могу ещё чем-нибудь помочь?

— Потом… — кидает и я слышу, как кто-то зовёт её именем «госпожа Аннабель Кравских». — Извини, мне пора! Иду, миссис Гарсиз, — прикрыв трубку, кричит она кому-то, но я всё же слышу.

— Что? — растерянно произношу. — Подожди! Я могу тебе ещё позвонить?

— Да, — отвечает она, спустя долгую паузу.

Да… она сказала «да»…

Я счастливый идиот!

Потому что у меня есть шанс вновь быть с ней!

Хоть она и сказала, что поставила всё на СТОП, Аня начала меня прощать.

Потому что не может иначе.

Потому что любит…

А я всё сделаю, чтобы не подвести.