Не надейтесь избавиться от книг!

Тщеславных ничто не остановит

Ж.-Ф. де Т.: Прошлое доходит до нас искаженным всеми возможными способами, в особенности когда в этот процесс вмешивается глупость. Вы оба же настойчиво утверждали, что культура предпочитает запоминать лишь пики творения, оставляя без внимания почти все, что не могло бы стать предметом нашей гордости. Не могли бы вы привести примеры таких вот «других шедевров»?

Ж.-К. К.: Мне сразу приходит на ум необычный трехтомный труд «Безумие Иисуса», в котором автор объясняет, что этот человек на самом деле был «физическим и умственным дегенератом». Автор, Бине-Сангле[251], был известным профессором медицины, свое эссе он опубликовал в начале XX века, в 1908 году. Процитирую несколько блестящих отрывков: «Демонстрируя симптомы хронической анорексии и кровавого пота, скоропостижно скончавшийся на кресте от потери сознания при глотании, усугубленной существующим левосторонним плевритным кровоизлиянием, очевидно, туберкулезного происхождения…» Автор уточняет, что Иисус был маленького роста, с недостаточным весом, он происходил из семьи виноделов, где употребляли много вина, и т. д. Короче, «вот уже тысяча девятьсот лет западное общество живет за счет ошибки в диагнозе». Исследование написано сумасшедшим, но серьезность его подхода не может не вызывать уважения.

Есть у меня и еще один перл. У одного французского прелата XIX века однажды случилось озарение: он решил, что атеисты вовсе не порочные и не дурные люди. Просто они сумасшедшие. Значит, лекарство простое: надо их помещать в больницы для атеистов и лечить — обливать холодной водой и каждый день заставлять читать по двадцать страниц из Боссюэ[252]. Это вернет большинство из них к здоровой жизни.

Автор по фамилии Лефевр, человек, по-видимому, весьма одержимый, хотел представить свою книгу великим психиатрам того времени — Пинелю[253], Эскиролю[254], но те, разумеется, его не приняли. Я написал сценарий телефильма «Кредо», снятого двадцать пять лет назад Жаком Дере[255], в пику этому неистовому прелату, твердо решившему изолировать и поставить под душ всех атеистов. В газете «Монд» я однажды прочел заметку о том, как один профессор истории в Киеве был арестован КГБ, допрошен, объявлен сумасшедшим и посажен за то, что верил в Бога. В сценарии я попытался вообразить этот допрос.

У. Э.: Здесь стоит копнуть поглубже. Работая над книгой о поисках совершенного языка[256], я наткнулся на сумасшедших лингвистов, авторов бредовых теорий о происхождении языка, среди которых самыми забавными оказались националисты — по их мнению, язык их страны и был языком Адама. Так, по мнению Гийома Постеля[257], кельты происходили от Ноя. Другие, испанские, утверждали, что кастильский язык восходит к Фувалу[258], сыну Иафета. По Горопию Бекану[259] все языки ведут свое происхождение от первоначального языка, которым являлся антверпенский диалект. Абрахам Милиус[260] также доказал, как древнееврейский язык породил тевтонский, наиболее чистую форму антверпенского диалекта. Барон де Рикольт утверждал, что фламандский был единственным языком, на котором человечество говорило с колыбели. В том же XVII веке Георг Стирнхильм[261] в своем труде «De linguarum origine praefatio» наглядно доказывал, что готский язык, который, по его мнению, является древненорвежским, был источником всех известных языков. Шведский ученый Улоф Рудбек[262] в своей книге «Atlantica sive Mannheim vera Japheti posterorum sedes et patria» (три тысячи страниц!) утверждал, что Швеция была родиной Иафета, а шведский язык изначально был языком Адама. Один из современников Рудбека, Андреас Кемпе[263], написал пародию на все эти теории, в которой Бог говорит на шведском, Адам на датском, а Еву соблазняет змей, говорящий по-французски. Ну и, наконец, появился Антуан де Ривароль[264], который, конечно, уже не заявлял, что французский — источник всех языков, зато писал, что французский — самый рациональный язык, потому что английский слишком сложен, немецкий слишком груб, итальянский слишком беспорядочен и т. д. После этого мы переходим к Хайдеггеру, который утверждал, что философия может говорить только по-гречески или по-немецки — и тем хуже для Декарта и Локка. Недавний пример — исследователи пирамид. Самый известный из них, Чарльз Пьяцци Смит[265], шотландский астроном, обнаружил в пирамиде Хеопса все размеры вселенной. Этот жанр весьма обширен, а сегодня эстафету подхватил Интернет. Наберите слово «пирамида» в Интернете. Высота пирамиды, умноженная на миллион, равна расстоянию от Земли до Солнца; ее вес, умноженный на миллиард, соответствует весу Земли; длина четырех сторон, помноженная на два, дает одну шестидесятую градуса на широте экватора: то есть пирамида Хеопса соотносится с Землей в масштабе 1/43 200.

Ж.-К. К.: Это все равно, как некоторые задаются вопросом, не был ли, например, Миттеран реинкарнацией Тутмоса II[266].

Ж.-Ф. де Т.: То же самое со стеклянной пирамидой в Лувре: утверждают, будто она покрыта 666 стеклянными квадратами, несмотря на то что эта цифра регулярно опровергается авторами проекта и теми, кто там работают. Но правда и то, что Дэн Браун подтверждает эту цифру…

У. Э.: Перечень глупостей можно продолжать бесконечно. Например, вам знаком знаменитый доктор Тиссо[267] и его исследования по поводу мастурбации как причины слепоты, глухоты, dementia praecox и других недугов. Я бы добавил сюда произведение еще одного автора, имени которого не помню, о том, что сифилис — это опасная болезнь, ибо она может вызвать туберкулез.

В 1869 году некий Андрие опубликовал книгу о вреде зубочисток. А некий господин Экошоар писал о различных техниках сажания на кол. Другой, по фамилии Фурнель[268], в 1858 году написал о пользе наказания палками, приведя список знаменитых писателей и художников, которых били палками, от Буало до Вольтера и Моцарта.

Ж.-К. К.: Не забудьте про Эдгара Берийона[269], члена Французской академии, который в 1915 году написал, что немцы испражняются обильнее, чем французы, и по объему их экскрементов можно даже сказать, в каких местах они побывали. Таким же образом путешественник может узнать, что он пересек границу, отделяющую Лотарингию от пфальцграфства, оценив размеры фекалий на обочине. Берийон говорит о «гипертрофированной потребности в опорожнении кишечника у немецкой расы». Это даже вынесено в заглавие одной из его книг.

У. Э.: Некий господин Шенье-Дюшен[270] в 1843 году разработал систему перевода французского языка на иероглифы, чтобы он стал доступен всем народам. В 1779 году некий месье Шассеньон[271] написал четырехтомник, озаглавленный «Нарывы воображения, разлитие графомании, литературная рвота, энциклопедическая геморрагия, парад уродов», — предоставляю вам самим вообразить его содержание (например, там есть похвала похвале и размышления о лакричном корне).

Наиболее любопытный феномен — это сумасшедшие, пишущие о сумасшедших. Гюстав Брюне[272] в «Литературных безумцах» (1880) не делает никакого различия между безумными произведениями и произведениями серьезными, но принадлежащими лицам, по-видимому, страдавшим психическими расстройствами. В его списке, весьма пикантном, есть не только Генрион[273], который в 1718 году представил диссертацию о телосложении Адама, но и Сирано де Бержерак, Фурье, Ньютон, Эдгар По и Уолт Уитмен. В случае с Сократом он признает, что тот в действительности не был писателем, поскольку никогда не писал, но что тем не менее к разряду безумцев следует относить каждого, кто признается в наличии у него доброго гения (речь, очевидно, идет о мономании).

В своей книге о литературных безумцах Блавье называет (среди тысячи пятисот наименований!) последователей новых космогонических теорий, гигиенистов, пропагандирующих хождение задом наперед, некоего Мадроля[274], который разработал теологию железных дорог, некоего Пассона[275], опубликовавшего в 1829 году «Наглядное доказательство неподвижности Земли», и работу какого-то Тарди, который в 1878 году доказал, что Земля поворачивается вокруг своей оси за сорок восемь часов.

Ж.-Ф. де Т.: В «Маятнике Фуко» фигурирует издательский дом, который по-английски назвали бы «vanity press» — издательство, публикующее книги за счет автора. И это еще одно место, откуда берутся такие «другие шедевры»…

У. Э.: Да. Но это совсем не романная выдумка. До написания «Маятника Фуко» я опубликовал исследование о подобных издательствах. Вы отправляете свой текст в одно из этих издательств, и оно, не скупясь, расточает похвалы очевидным литературным достоинствам вашего произведения и предлагает его опубликовать. Вы взволнованы. Вам дают подписать договор, в котором указано, что вам надлежит оплатить издание вашей книги, в обмен на что издательство обязуется сделать все, чтобы книга получила множество газетных откликов и даже, почему бы нет, престижные литературные награды. В контракте не оговаривается, сколько экземпляров издатель должен отпечатать, но подчеркивается, что нераспроданные экземпляры будут уничтожены, «если остатки тиража не будут выкуплены автором». Издатель печатает триста экземпляров, сто из них предназначается автору, который раздает их друзьям и знакомым, а две сотни отправляются в газеты и журналы, которые тут же выбрасывают их на помойку.

Ж.-К. К.: При одном только взгляде на название издательства.

У. Э.: Однако у издательства есть свои доверенные журналы, в которых вскоре будут опубликованы хвалебные рецензии на эту «значительную» книгу. Чтобы завоевать восхищение своих близких, автор приобретает еще, допустим, сто экземпляров (издатель их быстренько допечатывает). К концу года автору сообщают, что продажи были не слишком успешными и что остатки тиража (который был, по словам издателя, десятитысячным) будут уничтожены. Сколько экземпляров из него вы желали бы выкупить? При одной мысли, что его драгоценный труд может быть истреблен, автор приходит в отчаяние. И покупает три тысячи экземпляров. Издатель тут же допечатывает три тысячи, которых раньше не существовало, и продает их автору. Предприятие процветает, так как издатель не несет ровно никаких расходов на распространение.

Другой пример «vanity press» (тут можно назвать огромное множество подобных публикаций) — это имеющаяся у меня книга под названием «Биографический словарь современных итальянцев». Принцип в том, что вы платите за то, чтобы ваше имя там фигурировало. Вот, например, «Павезе Чезаре, родился 9 сентября 1908 года в Санто Стефано Белбо, умер в Турине 26 августа 1950 года» с пометкой «переводчик, писатель». Всё. Затем целых две страницы посвящены некоему Паолицци Деодато, о котором никто никогда не слышал. И среди этих знаменитых анонимов фигурирует, быть может, самый великий, некий Джулио Сер Джакоми: он издал книгу в 1500 страниц — свою переписку с Эйнштейном и Пием XII, книгу, в которой содержатся только письма, написанные автором тому и другому, потому что, по всей видимости, ни тот ни другой ни разу ему не ответили.

Ж.-К. К.: Я тоже выпустил одну книгу «за счет автора», но не надеялся ее продать — книгу об актере Жане Карме[276]. Она была написана после его смерти и предназначалась для нескольких близких ему людей, я набрал ее на компьютере, прибегнув к помощи сотрудницы. Затем мы отдали ее в типографию, чтобы отпечатать в пятидесяти экземплярах и сброшюровать. В наше время кто угодно может «сделать» книгу. А вот продать ее — это совсем другое дело.

У. Э.: Один итальянский ежедневник, притом весьма серьезный, предлагает своим читателям издать их тексты по заказу за довольно символическую сумму. Только издатель не будет ставить свое имя на этой публикации, поскольку не желает быть ответственным за идеи автора. Наверное, такого рода работа может сократить деятельность «vanity press» но, вероятно, усилит активность тщеславных людей. Тщеславных ничто не остановит.

Но есть в этой истории и позитивный момент. Эти издательства анонимны подобно текстам, которые свободно циркулируют в Интернете и нигде больше не публикуются, а это — современная форма самиздата, то есть единственный способ распространения идей при диктатуре, позволяющий избегнуть цензуры. Все, кто раньше занимался самиздатом на свой страх и риск, теперь могут без особой опасности размещать свои тексты в Сети.

Впрочем, техника самиздата совсем не нова. Можно найти книги XVII века, изданные в городах вроде какого-нибудь Франкополиса, городах, разумеется, вымышленных. Иными словами, это книги, за которые авторов могли обвинить в ереси. Сознавая эту опасность, писатели и издатели печатали их подпольно. Если в вашей библиотеке есть книга того времени, на титульном листе которой не указано имя издателя, значит, вы имеете дело с подпольным изданием. Их было предостаточно. Максимум, что вы могли сделать при сталинской диктатуре, если были не согласны с мнением партии, это заняться самиздатом. Тогда ваш текст мог хоть как-то подпольно распространяться.

Ж.-К. К.: В Польше в 1981–1984 годах такие книги по ночам подсовывали под дверь.

У. Э.: В демократических обществах, где цензура в принципе не существует, аналогом этого может быть выкладывание текста, отвергнутого всеми издательствами, в Интернет. Я знаю молодых итальянских писателей, которые так и поступали. Некоторым из них этот способ принес удачу: какой-то издатель прочел их и позвал к себе.

Ж.-Ф. де Т.: Такое впечатление, что мы можем полностью довериться безупречному чутью издателей. Однако это не так. Вот еще одна забавная или удивительная страница в истории книги. Быть может, стоит сказать об этом пару слов? Видят ли издатели дальше авторов?

У. Э.: Мы уже убеждались, что издатели порой бывают достаточно глупыми и отвергают шедевры. Это еще одна глава в истории невежества. «Я, наверное, чего-то недопонимаю, но у меня в голове не укладывается, зачем этому господину нужно на тридцати страницах описывать, как он ворочается в кровати перед сном». Это первый отзыв о романе «В поисках утраченного времени» Пруста. А вот по поводу Моби Дика: «Не думаем, чтобы эта вещь пользовалась спросом на рынке детской литературы». Ответ Флоберу по поводу «Госпожи Бовари»: «Сударь, вы похоронили ваш роман в ворохе деталей, хорошо выписанных, но совершенно излишних». Эмили Дикинсон: «Сомневаюсь. Все рифмы неправильные». Ответ Колетт по поводу «Клодины в школе»[277]: «Не удастся продать и десяти экземпляров». Джорджу Оруэллу по поводу повести «Скотный двор»: «Истории о животных в США будет невозможно продать». Касательно «Дневника» Анны Франк[278]: «Кажется, эта девушка не видит и не чувствует, как можно поднять эту книгу над уровнем обыкновенного курьеза». Но этим грешат не только издатели, есть еще голливудские продюсеры. Вот мнение одного «охотника за талантами» о первом выступлении Фреда Астера в 1928 году: «Он скверно играет, не умеет петь, и к тому же лысый. Может как-то выкарабкаться за счет танца». А вот по поводу Кларка Гейбла: «И куда мне девать парня с такими ушами?»

Ж.-К. К.: От этого списка и впрямь голова идет кругом. Попробуем вообразить, какую часть из всего, что было написано и опубликовано в мире, мы запомнили как нечто действительно прекрасное, волнующее, незабываемое, либо просто как список книг, стоящих быть прочитанными. Одну сотую? Одну тысячную? У нас слишком возвышенные представления о книге, мы охотно ее боготворим. Но на самом деле, если присмотреться, гигантскую часть наших библиотек составляют книги, написанные людьми совершенно бесталанными, откровенными кретинами или помешанными. Из двухсот или трехсот тысяч свитков Александрийской библиотеки, превратившихся в пепел, подавляющая часть наверняка была полнейшей чушью.

У. Э.: Не думаю, что в Александрийской библиотеке было столько книг. Мы всегда преувеличиваем объемы античных библиотек, мы об этом уже говорили. Доказано, что в самых известных библиотеках Средневековья содержалось не более четырехсот книг! Конечно, в Александрии их было больше, поскольку говорят, что во время первого пожара при Цезаре, когда огонь затронул лишь одно крыло здания, сгорело сорок тысяч свитков. Во всяком случае, нужно быть осторожнее, когда мы сравниваем наши библиотеки с античными. Производство папирусов невозможно сравнить с производством печатных книг. Чтобы создать один папирус или один единственный рукописный кодекс, требуется гораздо больше времени, чем чтобы напечатать огромное количество экземпляров одной книги.

Ж.-К. К.: Но Александрийская библиотека — это очень амбициозный проект, государственная библиотека, которую никак нельзя сравнивать с частной библиотекой какого-нибудь, пусть даже великого, короля или с монастырской библиотекой. Александрию скорее можно сравнить с Пергамом, библиотека которого тоже сгорела. Возможно, удел каждой библиотеки — когда-нибудь быть сожженной.

Ж.-Ф. де Т.: Но мы теперь знаем, что огонь уничтожает не только шедевры.

Ж.-К. К.: И это, как нам кажется, может служить утешением. Большинство исчезнувших книг неинтересны, тем не менее среди них можно было бы найти несколько вполне занимательных и в известном смысле поучительных. Чтение подобных книг всегда было хорошим развлечением. Другие же внушали тревогу за душевное здоровье их авторов. Существовали и плохие книги: исполненные агрессии, ненависти, оскорблений, призывающие к насилию, к войне. И впрямь страшные книги. Символы смерти. Если бы мы были издателями, стали бы мы издавать «Mein Kampf»[279]?

У. Э.: В некоторых странах существуют законы, направленные против отрицания Холокоста. Но есть разница между правом не публиковать книгу и правом уничтожить уже опубликованную книгу.

Ж.-К. К.: Вдова Селина, например, всегда препятствовала переизданию «Безделиц для погрома»[280]. В какой-то период, помню, эту книгу было невозможно найти.

У. Э.: Для моей антологии «История уродства» я выбрал отрывок из «Безделиц» по поводу уродства еврея с точки зрения антисемита, но, когда издатель попросил у держателя прав разрешение на перепечатку, вдова ему отказала. И тем не менее эту книгу можно найти в Интернете в полной версии — разумеется, на нацистском сайте.

Я рассказывал о сумасшедших, настаивающих на хронологическом первенстве своих национальных языков. Но вот вам, пожалуйста, еще один кандидат, который в свое время постулировал истины наполовину верные, наполовину сомнительные. Во всяком случае, его считали еретиком, и он чудом избежал костра. Я говорю об авторе «Prae-Adamitae» Исааке де ла Пейрере[281], французском протестантском писателе XVII века. Он утверждал, что миру не шесть тысяч лет, как написано в Библии, потому что в Китае были найдены родословные, доказывающие, что мир существует дольше. Поэтому миссия Христа, пришедшего искупить первородный грех человека, касалась лишь иудейского средиземноморского мира, но не других миров, которые не были затронуты первородным грехом. Это похоже на те проблемы, что поднимались либертинами[282] по поводу множественности миров. Если гипотеза о множественности миров верна, то как объяснить тот факт, что Иисус Христос пришел на Землю, а не куда-нибудь еще? Если только не вообразить, что он был распят на множестве планет…

Ж.-К. К.: Когда мы с Бунюэлем снимали «Млечный путь»[283], фильм, иллюстрирующий христианские ереси, я придумал сцену, которая нам очень понравилась, но слишком дорого стоила и поэтому не вошла в фильм. Где-то с сильным грохотом приземляется летающая тарелка, открывается кабина пилота. Оттуда вылезает зеленое существо с антеннами и потрясает крестом, к которому прибито такое же зеленое существо с антеннами.

Чтобы не заходить так далеко, вернусь на мгновение к испанским конкистадорам. Высадившись в Америке, они задались вопросом: почему здесь никто и никогда не слышал о христианском Боге, об Иисусе, Спасителе? Разве Христос не сказал: «Итак, идите и учите все народы»? Не мог же Бог ошибаться, когда просил своих учеников учить новой истине всех людей. Отсюда логическое заключение: эти существа не люди. Как сказал Сепульведа[284], «Бог не захотел видеть их в своем царстве». Чтобы как-то все же доказать принадлежность американских индейцев к роду людскому, некоторые даже изобретали фальшивые кресты, которые якобы были найдены у них и которые якобы подтверждали, что христианские апостолы побывали на этом континенте раньше, чем испанцы. Но подлог был изобличен.