Не небом едины

Глава 17

«Женюсь на тебе одной, дождусь, когда ты расстанешься со своим горе-мужем, и женюсь только на тебе, мне других не надо», — слышу я в забытьи.

Я иду по диковинному, утопающему в зелени под слепящим солнцем саду, срывая с невысоких деревьев манящую, яркую голубику и закидывая в рот ягоду за ягодой, пока какой-то юноша не хватает меня за руку, сжимая нашими ладонями горсть голубики. Руки становятся сине-фиолетовыми, влажными и липкими, но мы с ним скрещиваем пальцы, и идём дальше по саду вместе, заливисто смеясь. Я поворачиваю голову в сторону юноши, чтобы разглядеть, но не вижу его лица. Он разжимает пальцы и стремительно убегает от меня вперёд. Я пытаюсь его догнать, но он бежит быстрее меня. В какой-то момент я настигаю таинственного юношу, он оборачивается на меня, и…

— Стёп, я — половозрелый мужик, — сквозь пелену полусна я слышу натянутый голос Платона.

— Платонов, ты — половозрелый дурак и му…! — язвит в ответ Калинин, не договаривая до конца.

— Вот только не надо мне мораль читать, — Плутоний недовольно фырчит, а я чуть приоткрываю один глаз и вижу, как мужчина раздувает ноздри и поворачивает голову в мою сторону, я тут же закрываю глаза.

— Это же надо быть полным идиотом, чтобы искать, искать женщину, которую любишь, найти её и…отойти в сторону, ожидая, пока она сама к тебе потянется, узнает в тебе того ненаглядного Плутония.

— Да узнала она меня, я уверен! Делает из меня шута-плута горохового, артистка погорелого театра!

— А ну цыц, — Степан перешёл на шепот, — пусть человек в покое побудет, ты её со своей Алёной извёл, ироды окаянные.

— Опять ты про Алёну? Господи?! Перестаньте меня к ней приписывать. — тихо взревел Платонов, а я отчего-то улыбнулась, подумав томно про себя: «Таки Плутоний с Ней не вместе».

— Забыли про Алёну, много чести вспоминать не твою секс-подружку, — Калинин хмыкнул, вызвав злорадный стон Платонова, — вернёмся к наболевшему вопросу. Ты так и будешь дальше ходить вокруг да около? Не пробовал поговорить с ней на чистоту?

— Секс-подружка, что за…Калинин, чтоб вас всех! — что-то пролетело в воздухе и, громыхнувшись, упало на пол, что я чуть не подпрыгнула на чём-то тёплом и бархатистом.

— Однако, не по-детски её вырубило то, может, врача надо было позвать?

— Не надо, — раздражённо пробурчал Платон, — у неё реакция на стресс, что я не знаю.

— Разумеется, HR Волгин у нас во всём и вся разбирается. Что это, кстати, был за спектакль, к чему?

— Я не знаю, оно как-то само пошло-поехало.

— Она тебя не узнала, и тебя это зацепило.

— Узнала, но старательно делает вид, что мы не знакомы…брезгует, видимо.

— Нет, Волгин-Платонов, ты…не дурак, — совладелец сочувственно прохрипел, — ты — больной на головушку, тебя лечить надобно.

— Ты мне то же самое говорил, когда я не мог её забыть.

Я лежала, не двигаясь и не дыша, желая дослушать до конца разговор владельцев «Платонов и партнёры». Они ни разу не упомянули её имени, но почему-то я была уверена, что речь идёт обо мне. Но…я не знала раньше Платона, если только в прошлой жизни.

— Когда забыл, легче же стало? Выходит, я был прав.

— Не забыл, — горестно вздохнул Платон.

— Но ты мне говорил, клялся и божился?!

— Да я готов был сказать, что угодно, лишь бы все от меня отвалили. Хотел я себе любить на здоровье и любил.

— И страдал, — ругнулся Степан.

— И страдал, нравится, моей русской душе страдать. Как прикоснусь к берёзе, да рюмку водки накачу, да запою: «Ах ты, степь широкая, степь, раздольная!», да давай страдать.

Когда Плутоний запел, я чуть не засмеялась в голос и не выдала себя, до того он комично это преподнёс.

— Плут и шут, что с тебя взять?

— Отстань, — огрызнулся Платонов.

— Не отстану, пока ты не поведаешь о своих грандиозных планах относительно неё?

— Не знаю, — Плутоний замолчал, лихорадочно дыша и словно всхлипывая, — ведь вот она…совсем близко, стоит только руку протянуть, прижать её к себе, и так далеко. Она и раньше была недосягаема для меня, а теперь…одному Богу известно, что в голове у этой девчонки.

«Девчонки?», — опешила я и открыла глаза, забыв о конспирации.

— Тоже мне девочку нашёл, — иронично пробурчал Степан, а я от непонятной мне самой подступившей обиды, закрыла глаза, приготовившись слушать дальше. Впервые в жизни мной овладело недюжее, необъяснимое и запретное любопытство, коим я никогда не страдала раньше. «Нет, Платон и его контора Никанора на меня определённо влияют не лучшим образом», — ухмыльнулась я про себя, стиснув руками нечто под собой, напоминающее плед.

— Для меня она всегда будет юной и прелестной, — мечтательно пропел Плутоний.

— В том то и дело, что той твоей юной и прелестной девочки давно нет. Да и ты не мальчишка, чтобы сохнуть по вымышленному образу из прошлого.

— Калинин, хватит! — прохрипел зло Платонов. — Я не сохну по некоему вымышленному образу. Я люблю реальную женщину.

— Недосягаемую для тебя, как и раньше, да?

— Я не в силах ничего изменить. Не могу же я заставить ответить её на мои чувства.

— Естественно, против лома нет приёма. Да и как заставить женщину полюбить тебя в ответ, если она тебя ни черта не помнит. — совладелец устало вздохнул, видимо, присев в кресло, потому что что-то скрипнуло.

В комнате или кабинете, я не успела разглядеть, что это за помещение, где мы втроём находились, повисла гнетущая тишина. Я была готова поклясться в тот момент, что мужчины пронзительно и подозрительно смотрят на меня. Я не знала и не понимала, каким я боком имею отношение к драматической истории неразделённой любви Волгина-Платонова, но при этом жутко нервничала и чувствовала себя перед ним виноватой…снова…в который раз…виноватой за неизвестную мне женщину не первой свежести, по мнению Калинина.

— Реально не помнит? — услышала я сиплый, слабый…обреченный голос Платона.

— Вероятно, да, — Степан замялся, — друг, она на была в той машине, и, может.

— Не может, — взвыл истошно мужчина и перебил Калинина. — Нет. Не может. Он был в машине один.

— Платон, мне жаль. Но они оба попали в аварию тогда.

— Но мне сказали, — от отчаяния, с каким говорил Плутоний, мне резко захотелось встать, подбежать к нему и утешить его.

— Для чего только от тебя скрыли правду? Ума не приложу.

— Потому что этот прохвост спал и видел, как бы прибрать к рукам богатства её отца. Она ведь почти ушла от него, какого лешего вернулась? После аварии мозги напрочь отбило.

— В тебе говорит горечь, не бросайся словами, потом корить себя будешь. Платон, я в любовных делах не самый подходящий советчик, мне чисто повезло с Лейлой. Но на твоём месте я бы с ней просто поговорил. Если она не помнит, возьми ты и напомни ей. Ты и себя изводишь, и её. Тошно смотреть на вас обоих.

— Проще порвать то, что уже порвано и стёрто с памяти, — Платон не говорил, а почти скулил, а у меня больно сжималось сердце от жалости и нежности к нему.

— Уволишь? — уточнил укоризненно Степан, и я резко распахнула глаза, встретившись с умоляюще-леденящим взглядом завораживающих каре-голубых глаз.

Взгляд Платонова не сулил ничего хорошего, и меня всю изнутри дико сковало напряжение до неприятного покалывания в пальцах руках.

— Вас не учили, что подслушивать нехорошо, Марта Юрьевна? — отчитал меня строго Платон.

Превозмогая себя, я несмело приподнялась на диване, подбирая слова, чтобы ответить Плутонию, и пытаясь сфокусировать внимание на пространстве, на владельцах «Платонов и партнёры», но у меня резко закружилась голова, и перед глазами помутнело.

— Платонов! — прикрикнул Степан и вмиг оказался рядом со мной со стаканом холодной воды, приводя меня в чувства.

— Спасибо, Степан Петрович, я в порядке, — я сделала новую попытку принять вертикальное положение, но пошатнулась, и Калинин придержал меня, усаживая обратно на велюровый тёмно-фиолетовый диван.

— Вижу, голубушка, в каком вы порядке, — сочувственно протянул совладелец, держа заботливо меня за руку.

Мне было невыносимо муторно, я ощущала гнетущую усталость, но через не могу встала с дивана и воззрилась на Платона…растерянного, взъерошенного и раздраженного.

— Что-то я не припомню, Платон Олегович, чтобы в сказке добрый волшебник измывался над Золушкой. Или у нас с вами современная интерпретация? — Степан поравнялся со мной, собираясь мне помочь, если я снова начну падать, но я его слегка оттолкнула, сделав шаг вперёд к Платонову. Мужчина привстал из-за стола в ответ, направляясь ко мне. И…

— Платончик, вот ты где! — радостно взвизгнула Она и тут же брезгливо скривилась, увидев меня. — Что за дела?! Курица?! — Она воинственно наступила на меня, раздувая свирепо ноздри. — Я же тебя предупреждала — не крутиться возле Платона Олеговича. Даже дышать не смей в сторону моего жениха.

Меня бросило в жар, а затем словно облили холодной водой, по телу пробежала дрожь. Калинин приблизился к Алёне, явно намереваясь меня защитить. Но Она перешла на истошный вопль, от которого заложило уши.

— Липатова, пошла вон отсюда. И ты уволена к чёртовой матери!

Из глаз брызнули слёзы, и я, ощущая себя целиком и полностью разбитой, растерзанной, униженной, бешено рванула к выходу из неизвестного мне…зловонного помещения, вырывая свою руку из цепкой хватки Степана, который тщетно надеялся меня остановить.

— Марта, стой, вспомни наше лето! — донеслось до меня, когда я мчалась, спотыкаясь без конца, по длинному, почти бесконечному, узкому коридору, давящему до тошноты своими стенами с лепниной и позолотой и ведущему к залу, где сотрудники «Платонов и партнёры» продолжали беззаботно веселиться.