Не небом едины

Глава 54

— Надо что-то делать, надо что-то делать, — Лёня оставил меня лежать на кровати и заметался по спальне, — чёрт, да где она, почему трубку не берёт? — всполошился он, вызванивая кого-то, я предположила, что «умницу». — Если Марта не придёт в себя, то мне капец, и план сорвётся тогда ко всем чертям. И эта не отвечает? Да где их носит?! — от его вскриков я едва не оглохла. — Наконец-то, где вы обе шляетесь без дела? Почему я до вас не могу дозвониться? Бегом ко мне! Живо! — скомандовал истошно, включив свет в спальне, что яркой вспышкой сверкающей люстры, взгромоздившейся на потолке, чуть не ослепил меня, поскольку я привыкла порядком к темноте.

Спустя минут пятнадцать, по моим ощущениям, перед спальней послышался цокот каблуков, будто кто-то ими раздирал паркет. Я слегка приоткрыла глаза, чтобы подсмотреть, кого Леонид позвал, пока я якобы была без сознания. Вошла Изольда. Абсолютно живая и здоровая, и бодренькая. В жёлтом корсетном коротком топе с чёрными блестящими пуговицами и белых бриджах с золотистыми стразами с низкой посадкой, оголяющих стройный живот. О том, что мы с ней были похищены, что наш бывший ей разбил голову, говорила лишь повязанная косынка с яркими подсолнухами. Если бы я лично не засвидетельствовала, как у подруги из раны на голове сочится кровь, после того, как Леонид разбил ей голову графином с вином, то вполне бы предположила, что никакого ранения и не было. «Или это новые навязанные мне воспоминания? Похищение? Нападения? Алиса, подстрелившая Лёню из ружья?», — заштормило меня в вихре безбрежного недоумения.

Изольда процокала на каблуках к кровати, и я закрыла глаза от греха подальше.

— И чего ты панику развёл, выдернул меня с маникюра? — кисло прогнусавила она.

— С какого на хрен маникюра? Мне срать на ваши маникюры-педикюры! Или вы на курорт приехали?! Совсем страх потеряли?! Нечем заняться?! Так я вам с Алиской быстренько найду занятие! Например, организацию похорон Платона!

«Похорон Платона?», — бросило меня в дрожь, но я отогнала от себя набежавшую волну паники.

— Брр, похороны как-нибудь без меня, — брезгливо возразила Изи. — А Алису задействуй, ей это близко по духу. Патологоанатом, как никак. Чего звал то? — безучастно спросила она.

«Патологоанатом в 16 лет? Или Алисе не 16? И она не моя дочь?», — посыпались на меня новые вопросы.

— Марта без сознания! Без сознания, Изи! Чем ты накачала мою жену? Твою же мать! — воскликнул Леонид, и от его натужного ора, я чуть не подпрыгнула на кровати.

— Бывшую жену, — прошипела та, — бывшую. А ну тихо мне. Я тоже орать умею. Мы здесь на равных, и нечего из себя строить главного, а из нас своих шестёрок делать. Выискался громила с Нижнего Тагила.

— Я тебя счас так разгромлю, таких люлей отвешу, что задница загорится. Ты не вдубляешь, что, если ты укокошила Марту…нам ни-че-го…мать твою за ногу не светит?! И можешь попрощаться с безбедной бездельной старостью, шестью нулями на своей банковской карточке, Мальдивах и прочих цацках.

— Не трогай мою мать, Липатов! Ты где понабрался этих дешманских фраз, ментовских сериалов пересмотрел? — процедила Изольда. — Марта спит, к твоему сведению. Нечего мне тут устраивать концерт по заявкам. Накачала я бедную Марточку, вы поглядите на него. Укокошила. Будь моя воля, я бы твою Ильинскую давно уко-ко-ши-ла, придушила голыми руками, что она нас разлучила. И вообще! — задохнулась от возмущения она.

— Что за вообще? Давай, не стесняйся в выражениях. А потом сама ей доложишь, почему мы обделались.

— Ты вообще эндокринолог или кто, Лёня? Не можешь отличить труп от спящего тела? Может, тебе нервишки стоит подлатать и заодно проверить свою профпригодность? — взбесилась Изи.

— Ну-ну, солнышко, не злись, — ласково промолвил Липатов, — ты же знаешь, я давно не практикую.

— А когда тебе практиковать и врачевать, когда ты, аферист недоделанный, бабками у нас рулишь да над бывшей женой измываешься который год?

— С твоей помощью издеваюсь, моя соблазнительная врединка, — пылко проговорил он, — скоро всё закончится. И мы будем вместе почивать на лаврах, поедем за океан, как и мечтали с тобой. Впереди нас ждут райские наслаждения.

— Скорей бы уже. Долго нам вокруг Марты плясать с бубнами?

— Пока Платон не упокоится с миром, и кое-кто не вступит в права наследования, — усмехнулся бывший и спросил у Изольды про меня, — она точно не того?

— Спит, спит, организм то стрессанул, да и успокоительных в ней со снотворным столько, что лошадь усыпить можно, — злорадно рассмеялась подруга.

— Главное, чтобы наша спящая красавица проснулась в нужный момент. Пусть спит, так и быть. — успокоился Лёня. — А мне сейчас не до сна. Я кое-что нам прикупил, плёточку, наручники, хочу попробовать немедленно. Ты же плохо себя вела, дрянная девчонка? — возбуждённо проворковал он.

— Оу, я вся в предвкушении, пошли скорее, накажи меня за плохое поведение, мой господин, — томно промурлыкала Изи и со скрежетом заскользила каблуками по паркету. — Но я бы поиграла в больничку, чтобы ты был доктором и вылечил мою голову, которая жутко трещит.

— Блин, прости, я не рассчитал удар, — повинился Лёня.

— Как же, как же, знаю я тебя, — подколола его Изи, — небось, как ненаглядную Марту увидел, так и ополоумел от счастья. Потому и зарядил мне по голове по полной.

— Ох, договоришься, Изольда, ох, отхлещу тебя по упругой немолодой заднице.

— Это кто немолодая, я? Да, я тебя за такие слова! — задорно вскрикнула Изи. — Держись у меня, конь-огонь, я тебя оседлаю до изнеможения.

Возбуждённый смех стих. Голоса бывшего мужа и бывшей подруги смолкли. Дверь в спальне закрылась, и я осталась одна. Я осталась наедине со своей непроглядной, кипящей пучиной вопросов без ответов. Проворочавшись с час, я так и не сомкнула глаз. После того, как я узнала, что Изольда в сговоре с Леонидом, и наше с ней совместное похищение было инсценировано, нервишки мои расшатались, тело лихорадочно затрясло. Нет, не так. После того, как я узнала, что эти двое любовничают и плетут интриги против меня и Платона. Я почувствовала себя каким-то Титаником, что столкнулся с айсбергом непонимания того, что происходит, а вопросы всё пребывали и пребывали, подступая ко мне, точно ледяные воды Атлантического океана, что тянули меня ко дну, лишая воздуха и света. В какой-то момент я не выдержала наплыва безутешных мыслей и встала с кровати, дабы их хоть на время отогнать от себя. Нащупав мягкие домашние голубые тапочки в виде дельфинов, я ступила по скрипучему паркету и бесстрашно вышла из спальни. Да, страх куда-то улетучился. А на смену ему пришли чувство голода и дикая жажда. Походив по балкону, где находилась отведённая мне спальня, я выяснила, что нахожусь на втором этаже какого-то дома, сплошь отделанного лакированным деревом с декоративными лепнинами и позолотой в интерьере. Внизу в зале на стене над дровяным, горящим камином висели то ли реальные головы убитых животных, то ли стилизованная имитация. Но так или иначе домик походил чем-то на охотничий. И мне в нём было уютно. А ещё у меня создалось ощущение…что я была в этом доме. Потому что с лёгкостью нашла ванную со скошенным потолком и треугольным окном с мозаикой, где быстренько умылась и причесалась, забрав волосы в хвост. И, также лихо сориентировавшись, набрела на просторную кухню.

Я открыла трёхдверный холодильник под дерево, принялась разглядывать его содержимое. Холодильник оказался забит сверху донизу всем, чем только можно: соки, смузи, несколько упаковок молока, каперсы, икра чёрная и красная, тарталетки с лососем, утка с яблоками, йогурты, пирожные, арбуз, клубника, яйца, лук порей, различные консервы, несколько видов колбасы, запечённый картофель и банка голубики. «Голубика поздней осенью, как интересно», — задумалась я и вытащила упаковку апельсинового сока.

— Вам следует быть осторожнее, Марта, — услышала я над ухом бархатный мужской голос и замерла с пачкой сока в руке, — это я бы пить не советовал. — промолвил незнакомец в чёрном костюме и чёрной рубашке, выудив из моих рук заветный сок.

— Но почему? — нахмурилась я, мне очень хотелось пить.

— В основном в питьё вам и подсыпают всякую дрянь, даже, если вам кажется, что упаковка герметично закрыта, как этот сок, — мужчина провернул крышку, щёлкнув ей, но я уловила, что сок открывали ранее.

— Я же нужна им живая, Лёня сам это сказал. — выдала я бездумно незнакомцу и прикусила язык.

— Здесь небезопасно для вас, я про еду, — закрыл он холодильник, — вы проголодались, да, — договорился он сам с собой, будто мой ответ ему и не требовался. — Пока они заняты, мы можем спуститься ко мне. Я угощу вас своим фирменным жаркое и турецким кофе.

— Ой, нет, я пас, — отказалась, усмехнувшись, и посмотрела в окно, за которым плавно спускались с неба первые снежинки, — мне турецкого вина хватило, до сих пор расхлёбываю.

— Не отказывайтесь, Марта, — точно промурлыкал мужчина и обнял меня за плечи, — вы здесь явно надолго. И вам надо поесть, чтобы набраться сил. Ваш организм ослаб.

Многое мне было неведомо, кроме одного, что я никому не могу доверять. Ко мне тянулись едкие щупальца и пытались распотрошить, завладеть моим разумом и душой, со всех сторон. Моя дочь оказалась мне вовсе не дочерью. Мой бывший муж оказался любовником своей бывшей девушки и моей заклятой подруги. Про пропажу беременной Элины я скромно молчала и не думала. Потому что тут же возникал встречный вопрос, а была ли Элина, ибо я её не видела воочию, а лишь слышала о ней, и полагала, что это она мне отвечала с телефона Леонида, обвиняя меня в том, что я удерживаю его шантажом. С таким же успехом звонок могла принять Изольда, чей голос я не знала.

О моём же любимом волшебнике судачили по телевизору и хоронили всем миром. А Золушка Марта переместилась, как говорится, с корабля на бал. Правда балом в охотничьем домике и не пахло, а вот зловониями и мертвечиной разило. Да и сознание моё всё больше походило на непотопляемый Титаник, что неминуемо и стремительно опускается на дно неведения.

Но…я не теряла надежду на спасение. Я донельзя хотела жить. И я ухватилась за этого незнакомца, что помог мне избежать отравления или очередного помутнения рассудка, и прижалась к нему. От него веяло теплом и уютом, и пряностями. Как-то безмолвно мужчина окутал меня своей безмятежностью. И я развернулась к незнакомцу, встретившись с его заинтересованным, изучающим взглядом.

— Ты могла давно убежать, испугавшись, но осталась. Не боишься меня? — жарко спросил он, и его ярко-зелёные глаза вспыхнули в сумраке, словно огоньки новогодней гирлянды.

— Нет. Я не из пугливых. — дерзко ответила ему.

— А, если я от них? Тут, к слову, кругом камеры. — ухмыльнулся мужчина.

— Ооо, камеры, — загорелась я и подтянулась к нему на носочках, поскольку он был намного выше меня, — а давай устроим им шоу?

— Фаер-шоу? — захохотал он.

— Не, — я опустила лямку своей пижамной майки, — эротическое. Поможешь мне?

— Погоди, Марта, — остолбенел он и уставился на меня, — зрачки в норме. Тебя с голода что ли штормит?

— Штормит — подходящее определение. Как в песне, лучше и не скажешь, и не попишешь. В море ветер, в море буря. В море воют ураганы. В синем море тонут лодки и большие корабли. — запела я и закружила вокруг незнакомца в танце.

— Угомонись, ты всех растревожишь, и они сбегутся на твои шаманские танцы.

— Точно! Шаманка. Нет. Ведунья. Мне нужна тётя Маша. Это же она со своими травами помогла мне вспомнить Платона. Как хорошо, что я тебя здесь встретила. Глянь-ка, прояснил мне малюсенький кусочек чего-то, до чего я никак не докумекаю.

Незнакомец изменился в лице и перевёл взгляд с меня на угол кухни вверху. Я посмотрела туда же и обнаружила там камеру.

— Вот те на, ёшки-матрёшки. Да у нас тут прям реалити-шоу. Ты кем будешь, красавчик? — бросила я ему с вызовом и подтолкнула его к стулу. Он не удержался и упал на стул, увлекая меня за собой. Я заёрзала на нём, оказавшись в подвесе в неудобной позе, соскальзывая с него шелковистой пижамой, но, перекинув через его бедро ногу, устроилась сверху, как надо. Села, как влитая. — Хотят шоу? Будет им!

— Я Тихон, — представился он, засмеявшись. — А ты горячая штучка и отчаянная, Марта.

— О да, — вскинула я голову и застонала на камеру, — смотри, Липатов, что ты потерял. — Не тяжело? — тихо спросила у Тихона, вспомнив, какая я увесистая.

Но вместо ответа незнакомец привлёк меня к себе и впился в мои губы дурманящим поцелуем, и я услышала, как скрипнули половицы.