— Алёна, только не начинай, я тебя умоляю. — вдруг небрежно бросила Лейла моей начальнице, которая восседала на «моём будущем рабочем месте», закинув ногу на ногу и оголяя внутреннюю часть бедра.
— Лейла, где вас черти носили? — перешла на визг Она.
— Мы искали гармонию с собой и с миром после того, как ты довела Марту Юрьевну. — как ни в чём не бывало медленно нараспев ответила Лейла.
— Выходит, милочка, я вас довела? — оскалилась Она и поднялась с кресла, поравнявшись со мной. А я подумала: «Лейла, лучше бы ты промолчала».
— Алён, не нагнетай, будь ты человеком. — вступилась Лейла.
— Лейлик, ты у нас вроде — администратор, а не адвокат, я ничего не путаю? Так иди и администрируй, не испытывай моё терпение. И сколько раз тебе повторять, чтобы ты обращалась ко мне по отчеству, что опять за фамильярности да при посторонних?
— Марточка — не посторонняя. И я, между прочим, тоже никакой не Лейлик и не Лёлик, и не Болик. Заканчивай стращать нового сотрудника и понтоваться попусту, ты себя в деле покажи, а то говорить все горазды.
— Лейла! Я считаю до трёх. Один. — голос Алёны Игоревны оглушил меня, и я вжалась своими туфлями на невысоком квадратном каблуке в серый ковролин, моля небеса провалиться сквозь пол и исчезнуть из стен «Платонов и партнёры» раз и навсегда. «И что же у них всё такое серое и унылое в офисе? И так тошно!», — подумалось невольно.
— Держись, Марта. — прошептала мне на ухо Лейла, спешно ретируясь и оставляя меня один на один с Ней.
— Так-с, курица, я не в восторге, что Платон тебя пристроил к нам, да к тому же в мой отдел. Запомни, ты здесь на птичьих правах.
— Я не напрашивалась к вам в подчинение и могу уйти прямо сейчас.
— Э-нет, ради спокойствия Платона я готова тебя потерпеть…пока…только на глаза мне не попадайся и зубки не скаль, я этого не люблю. И о работе адвоката можешь забыть. Будешь договорами заниматься, с бумажками возиться, у меня нет ни времени, ни желания заниматься детским садом и тебя учить. Ты в договорах-то хоть что-то смыслишь? — брезгливо поморщилась Она.
— И грамоте обучена, и читать умею, и писать, и в договорах что-то да смыслю. И я — не курица. Меня зовут Марта Юрьевна, если вы не запомнили с первого раза. — жёстко я ответила Ей, не желая больше терпеть сие невообразимое, незаслуженное уничижение, понимая, что мне…нечего терять.
— Ишь какая языкастая! — прошипела начальница. — Ты язык-то свой попридержи, а то я мигом на тебя доложу Платону, а он, запомни, курица, ВСЕГДА будет на моей стороне. И из нас двоих он поверит мне, а не тебе, поэтому жаловаться ему очень не рекомендую.
— Во-первых, жалуются дети друг на друга в песочнице, а мы с вами взрослые люди. Во-вторых, если вы будете себя уважительно вести со мной и с остальными сотрудниками…как взрослый, воспитанный человек, то у меня и в мыслях не возникнет ябедничать на вас Платону Олеговичу. В-третьих, какой мне смысл идти к HR компании с какими-то вопросами, не касающимися трудоустройства? Для этого есть выше стоящее руководство.
— HR компании? Хм, — как-то странно улыбнулась Она, — да, HR тебе однозначно не поможет, ты сразу ступай наверх, там-то меня точно спустят с небес на землю и приструнят, и Бог с ним, что я — не только руководитель юридического отдела, но и ведущий адвокат, на котором, по сути, вся база клиентов «Платонов и партнёры» держится, главное, чтобы какая-то Марточка работала себе спокойно в гармонии с собой и с миром.
— Я же предложила уйти с глаз долой — из сердца вон, но вы сами воспротивились, «пристроили» меня, поэтому нечего меня унижать, Алёна Игоревна.
— Я посмотрю, в тихом омуте черти водятся. — разозлилась Она, а я поёжилась от её ледяного, хитрого прищура. — А ведь Платоша наивно полагает, что ты вся такая белая, пушистая и покорная. А ты вон с начальством пререкаешься, зубки скалишь, нехорошо, Марта…Юрьевна.
Я многое Ей хотела сказать, но понимала, что в бессмысленном словесном бою Она в любом случае одержит победу. Да и не пристало мне в мои 42 бодаться с какой-то невежественной особой. Типичная троечница с последней парты. Со мной в классе учились такие, которые всё делали исподтишка, демонстрировали, какие они «взрослые» и курили у входа в школу назло учителям и на зависть «несмелым» одноклассникам, срывали уроки, вызывающе одевались, хамили, преисполненные ядом злобы. Меня всегда поражало: «Откуда в них столько ненависти, раздражения, зависти? Ведь жизни то не видели да пуд соли не съели.». Хотя это, видимо, извечный вопрос, раз им в далёком XVIII веке задавался Жан-Жак Руссо: «Откуда в мире столько зла? Ведь, каждый в детстве верил в чудо.». Я не считала себя в школе шибко умной, училась между 4 и 5, но зла никому не желала, зубрёжками не страдала, что знала и умела, тем делилась с одноклассниками. Мне по большому счету было без разницы, у кого какие оценки в дневнике, но почему-то те троечники меня пугали, они изрядно всех доставали от мала до велика. И как-то незримо прослеживалась взаимосвязь между оценками и поведением. При чём были добрые, милые троечники, я со многими из них дружила, такие, которые особо не вникали в суть школьных предметов, любили прогулять уроки, особенно мальчики, которым мяч подавай погонять, а не корпеть над сочинением про «Анну Каренину» или решать логарифмические задачи. А эти…как Она…бесята с гнильцой, и повырастали они обозлёнными пуще прежнего, прибавив к «юношеским» недовольствам бытием «взрослые» нереализованные амбиции, несбывшиеся мечты или неустроенную личную жизнь. Я посмотрела на Неё: «Всё же при ней, фигурка ладная, с Платошей на «дружеской ноге» и не только, я полагаю, все у неё по струнке ходят, выглядит как звезда с обложки журнала, успешна в профессии, раз «вся база клиентов «Платонов и партнёры» на ней одной держится». А чего она злая тогда как собака Баскервилей?». Что до наивного и невинного «волшебника» — Платоши — то…подставил он меня, конечно, подписал на какую-то авантюру. Если ранее я предполагала, что за меня кто-то попросил и помог. То после «душевной беседы» с Ней моё мнение изменилось, мне подумалось в сердцах, что кто-то попросил испортить мне жизнь и услужил…не иначе. Например, Элина. Я вспомнила её гневные слова: «Оставь Лёню в покое, в противном случае я подниму свои связи, и тебе мало не покажется.». Дело рук Элины, что меня «пристроил» Волгин в преисподнюю «Платонов и партнёры», или Божий промысел, мне предстояло с этим разобраться, но мало мне точно не показалось, пусть я и оставила в покое бывшего мужа!
— Мартышка, оторвись от безделья, поработай для разнообразия. — сказала Она с издёвкой, и низенькая, мало приметная девушка или женщина неопределённого возраста с заплетёнными тоненькими тёмными косичками в очках с объёмными стёклами подошла робко к нам и во все свои большие светло-карие глаза, которые выглядели пугающе огромными сквозь толщу стёкол, посмотрела на нас.
— Что надо сделать, Алёночка Игоревна? — с задором бодро провозгласила девушка с косичками. А я почти услышала девиз пионеров: «Будь готов!». А Мартышка и была, скорее всего, «Всегда готова», раз так подорвалась, подбежала и чуть ли не хвостиком завиляла при виде злобной и «любимой» дрессировщицы. Цирк какой-то, а не топовая юридическая компания. Нет! Зоопарк! Раз я — курица, а эта в очках — мартышка, то тут зоопарк. «Платон Олегович, а кто же вы в этом зоопарке? Пастух, что загоняет стадо под розги кнута Алёны Игоревны?», — с досадой задалась я вопросом, на который мне никто бы не ответил. Мне было жаль себя, жаль того, как начиналась моя трудовая деятельность на склоне лет, жаль того, что я разочаровалась в своём симпатичном волшебнике с каре-голубыми глазами и волнистыми пшенично-русыми волосами, иллюзорным представлениям о работе которого я слепо поверила. Но как говорила мудрейшая Маргарет Митчелл в «Унесённые ветром»: «Прошлого не вернуть. Мёртвых не воскресить. Дни беззаботного веселья остались позади. И, беря в руки тяжёлую корзину, Скарлетт мысленно взяла в руки и свою судьбу: решение было принято. Пути обратного нет, и она пойдёт вперёд…». И я решила тоже безоговорочно, без права капитуляции пойти вперёд, с той только разницей, что позади меня не было…ни дня беззаботного веселья.