Влад
Крылья породистого носа Асии нервно вздрагивают. Пухлые губы слегка поджимаются, и хоть тут же разглаживаются, я успеваю заметить, что Асия вовлеклась в наш разговор эмоционально, а это уже полдела, даже если я и не преследую больше цели давить, выбрав другую тактику.
Нет, поначалу я, конечно, поддался собственному темпераменту и примчался к их дому. Стоял там, вдавив ладони в наличники, и все внутри клокотало от осознания, что от моего ребенка меня отделяет какая-то хлипкая деревяшка. От обиды, граничащей с ненавистью. От какого-то стыдного предвкушения, которое в один момент трансформировалось в понимание ее мотивов и… почти их принятие.
В конце концов, если все трезво взвесить, в случившемся была и моя вина. Не знаю, в какой пропорции, но она была. Я лично сделал так, что рядом со мной Асия не чувствовала себя в безопасности. Взять хотя бы тот случай, когда наш сын был зачат.
О чем говорить вообще?
Разве я имел право обвинять ее в том, что она не захотела иметь со мной ничего общего? Да, наверное. А еще я мог злиться, гореть буквально в огне сжигающей меня ненависти, оставляя после себя обугленную пустыню. Но однажды я уже поддался чувствам. Позволил эмоциям взять над собой верх. И вот куда нас это привело.
С жадностью обводя Асию взглядом, вспоминаю, как стоял там, у них на пороге, а все эти мысли, одна за другой, проносились в моей голове. Я то заносил руку, чтобы постучаться, то, сжав пальцы в кулак, прятал ее в кармане, натыкаясь и стопорясь о вот какую истину – учитывая, что я с ней сделал, Асия вообще могла избавиться от ребенка. И вряд ли кто посмел бы ее в этом упрекнуть, учитывая ситуацию. Даже, блядь, я сам. Но она не стала избавляться. Она его в себе выносила, родила… Одним этим полностью меня обезоружив. Я буквально чувствовал, как уходит запал, оставляя после себя во рту горький вкус сожаления и щемящей, какой-то совершенно ненормальной тоски.
Попятившись, я едва не упал со ступенек. Чертыхнулся. Обхватил голову руками и стал думать о том, что же делать. Как себя повести, чтобы она сходу меня не послала.
– Как взрослые, говоришь? – перекатывает на языке, возвращая меня в реальность. – Ну, давай. Поговорим. Только не сейчас. Сам понимаешь. – Разводит руками.
– Я могу подвезти тебя домой, когда все закончится, – предлагаю, все еще не до конца веря, что этот разговор происходит в реальности. Как и в то, что в принципе было время, когда я мог касаться, целовать и трахать эту женщину. Все же губа у меня не дура. Уже тогда я понимал, какой передо мной бриллиант. Я ее любил, когда это еще не было мейнстримом.
Асия зависает, словно и впрямь обдумывая мое предложение. Как вдруг ее глаза слегка расширяются.
– Привет. Вот так встреча, – искусственно улыбается Чуранова, вцепившись в мой локоть. Перевожу взгляд на жену, о которой забыл и думать. Вчера она несколько раз пыталась выпытать, почему я сам не свой, но до разговора с Асей я решил ничего ей не рассказывать. Да и вообще… как-то не было желания перед ней оправдываться. Вероятно, потому, что я уже отчетливо понимал – между нами все кончено.
– Да-а-а, – тянет Асия. – Сколько лет, сколько зим, Шур.
– Александра, – поправляет та.
– О, – только и выдыхает Асия, пробегаясь по моему лицу смеющимся и все понимающим взглядом. Блядь. Ну просто испанский стыд, да.
Морщусь, потому что захват Шурки на моем локте становится ощутимо болезненным. Бедняжка вцепилась в меня так, словно боится, что я прямо сейчас уйду в закат с ее подружкой. Ничего кроме брезгливой жалости такое ее поведение не вызывает. Зато понятным становится, почему их отношения сошли на нет. С ее стороны. А вот почему от Чурановой отдалилась Асия – вопрос, который все больше меня занимает ввиду того, что за ним закономерно следует другой – знала ли Шурка о том, что ее подруга беременна?
В груди холодок проносится. Посреди солнечного весеннего дня меня окутывает морозным дыханием зимы.
– Пойдем? Тебя уже заждались прокатчики из Штатов, – наигранно улыбается Шура. И тут у Асии звонит телефон.
– Да, сынок? – щебечет она, глядя в побледневшее лицо бывшей подруги. – Ты поймал жука? Серьезно? Бр-р-р, – переходит на чистейший английский, отворачиваясь. Сжав до скрипа зубы, перевожу взгляд на Чуранову. Она выдает себя с потрохами волнами исходящего от нее страха. Просто, мать его так, с потрохами…
– Ты знала, – сощуриваюсь я.
– О чем?
– Прекрати ломать комедию, иначе я тебя прямо здесь закатаю в асфальт.
Чуранова сглатывает. Вытирает о платье вспотевшие ладони, не в силах проморгать подкатившие к глазам слезы. Обычно мне ее жалко. Обычно я очень хорошо понимаю ее чувства, потому что в свое время и сам их переживал. И до сих пор, несмотря на все мои достижения, находятся те, кто считает меня не более чем зарвавшимся выскочкой, каким-то чудом исхитрившимся попасть в круг избранных. Это не добавляет уверенности, да… Я знаю. Это даже в костюме за пару штук баксов заставляет чувствовать себя ряженым клоуном, в которого вот-вот начнут тыкать пальцем. Но если я давно разобрался со своими комплексами, то Шурка, я в этом уверен, до сих пор чувствует себя самозванкой. Даже в макияже, шикарном платье от Prada и внушительном бриллиантовом обвесе.
– Поговорим дома.
– Не о чем говорить.
– Влад! – пугается она, снова хватая меня под локоть. – Ну, ты чего? Что такого ужасного я сделала?! Ну? Что? Я тоже была беременна! Выбирая между ее ребенком и своим, я выбрала своего.
– И где же он?
Я все же бью, да. Некрасиво, может быть, подло. Впрочем, ничуть не более подло, чем она поступила со мной. Губы Чурановой болезненно кривятся. Смотрю на нее, и будто туман рассеивается – так вот почему у нее был этот пунктик насчет детей. Все так просто! Она же тупо надеялась уравнять шансы. Дело даже не в ее вдруг проснувшемся материнском инстинкте.
– Какое же ты чудовище, – хрипит она, глядя на меня так, будто я у нее на глазах утопил котенка.
– Кто бы говорил. А я-то думал, ты ей и впрямь подруга.
– Что же тогда ты на меня полез?
Хотел сделать больнее моей девочке. Но я ни за что не стану обсуждать Асию с Чурановой. Это только наше с ней.
Проигнорировав вопрос, кошусь на часы:
– Значит так, я вернусь домой часов в одиннадцать, к этому времени тебя там не должно быть. Возвратишься домой – подавай на развод. Делить нам нечего, поэтому все получится сделать быстро.
– Ты с ума сошел? Ты сошел с ума… – шепчет Чуранова, в ужасе на меня пялясь. – Почему ты всех собак на меня вешаешь, м-м-м? Что мешало ей самой рассказать о своем положении, ты не думал?! Я, как могла, боролась за свое счастье, а ей ты был и даром не нужен!
Все же напрасно я начал этот разговор здесь, где ему не место. Мог бы и догадаться, что Чуранова так просто меня не отпустит. Вон, на нас уже оборачиваются посторонние люди. Дерьмо…
– Я все сказал, Шура. Лучше уезжай, правда. Ты себе даже не представляешь, каким ходишь краем… – шиплю с ненавистью и, крутанувшись на пятках, ухожу от жены прямиком к Асии, которая как раз закончила разговор с нашим сыном.
Сыном… Это вообще можно как-то пережить, а? На первый взгляд кажется – нет. Я просто сдохну, меня разорвет от беснующихся в груди эмоций.
– Предлагаю встретиться после пресс-конференции. Подойдет?
– Вполне. Только, подозреваю, тебе придется слишком долго ждать ее окончания.
– Ничего страшного.
– Хм. А ты изменился, – тихо замечает Асия, не таясь меня разглядывая.
– Нет, девочка. Люди не меняются. Говоря по правде, я держусь из последних сил. И то лишь потому, что понимаю – нам нельзя воевать дальше. Слишком много невиновных пострадало от этого, тебе не кажется?
Если бы здесь можно было курить, я бы затянулся с превеликой радостью. А так лишь смотрю на нее, смотрю, и смотрю… И не могу насмотреться, потому что она такая красивая! И моя. Как бы ни противилась этому. Моя на самом высоком уровне, том уровне, где наши ДНК, смешавшись, остались в вечности.
– Может быть, – отводит глаза.
– Ну, тогда до встречи.
Осталось только как-то этой встречи дождаться. А это почти невозможно. Потому что за ней, я знаю, последует еще одна. Та, которая разделит мою жизнь на до и после. Встреча с моим сыном.
Господи боже…
Люди врут, говоря о том, что отцовская любовь приходит со временем. Я уже его люблю. Безусловно и слепо. Просто за то, что он есть. У меня кожа зудит – так хочется его увидеть. Но одновременно с этим я ужасно боюсь, что мое сердце тупо не выдержит этой встречи. А еще я ревную. Ревную даже своего отца к тому, что он видел моего сына, болтал с ним, касался… Тогда как лично у меня такой возможности не было. И что интересно, совсем не виню Асию в этом. Вообще ее не виню.
Встречи, встречи, встречи. Переговоры. Это только на красной дорожке красиво, на деле же любой фестиваль – площадка для работы. Не знаю, правда, о чем я договорился на этот раз. Все на автомате – разговоры, улыбки, рукопожатия, фото на память.
В зале, где идет показ фильма Асии, яблоку негде упасть. И хорошо, что я купил билеты заранее. Те разлетелись с какой-то феноменальной скоростью. Знаю, что это не может быть плохо, но все равно не готов к тому, как же это, блин, хорошо. И да, я должен болеть за свой фильм, представленный в той же конкурсной программе, и за свою актрису, но… Пожалуйста, дайте гребаную ветку Юсуповой. Вряд ли кто достоин этого приза больше.
Пресс-конференция после показа длится почти два часа. Бесконечный какой-то день. Когда Асия выходит ко мне, топчущемуся в стороне от толпы, я уже и не верю, что моему ожиданию когда-то придет конец.
– Прости. Я пыталась отделаться от них пораньше, но… – Асия пожимает плечами, намекая на то, что с таким же успехом она могла приказать солнцу погаснуть.
– Спасибо.
– Ничего ведь не получилось, – напоминает она, пряча руки за спиной.
– Ты могла бы оттягивать нашу встречу до бесконечности, но не стала.
– Если я тебя хоть немного знаю, вряд ли это имело бы смысл.
Мы встречаемся взглядами и замолкаем, пораженные тем, что можем поддерживать нормальный разговор, вместо того чтобы пытаться побольнее друг друга ужалить. Все дело в том, что мы теперь не одни, да? Что существует тот, ради кого мы нашли в себе силы забыть обиды? Если честно, теперь, по прошествии времени, они кажутся такими несущественными, что я просто диву даюсь тому, сколько дров мы наломали.
Или это только с моей стороны все по-прежнему остро?
А ей на меня плевать…
Блядь. Ну, вот и как с этой мыслью смириться? Я же вообще ни черта о новой Асии не знаю. Что если у нее уже давно есть другой мужик? Четыре года прошло. Гребаных четыре года. Я даже что-то ей предъявить не имею права.
– Асия! – мою девочку окликает какой-то бугай. Решив, что это тот, о ком я буквально только что думал, стискиваю зубы, да так, что еще немного, и те просто сотрутся в крошку.
– Это моя охрана. Извини, совсем забыла скорректировать наш маршрут.
Ох, ну да. Охрана. Всего-то.
Я все еще пытаюсь осознать, что женщина, которую я хочу, так востребована, что ей приходится отгораживаться от мира при помощи телохранителей, когда она возвращается.
– Они все время за тобой ходят?
– Чаще, чем мне того бы хотелось, – морщится Асия.
Кивнув, открываю дверь взятой в аренду тачки. Захлопываю за ней, когда Асия устраивается на сиденье, и обхожу капот. Надо бы что-то сказать, но в голове такая каша…
– Почему Артур?
– О, ты знаешь, как его зовут...
– Благодаря отцу.
Асия отводит взгляд. Кажется, ей все-таки неловко от того, что она так долго скрывала от меня сына. Если у нее и была уверенность, что она поступает верно, то теперь та пошатнулась. Даже интересно, что этому поспособствовало.
– И что? Тебе не травится? – сводит брови.
– Не знаю, – кошусь на нее. – Скорее, мне нужно привыкнуть.
– Привыкнуть к имени?
– К имени, к тому, что у меня вообще есть сын. Надо же. – Разговор вновь заходит на зыбкую почву, и потому я увожу его в сторону: – Так это что-то ваше национальное?
– И да, и нет. Артур – довольно универсальное имя на самом деле. Я ведь не знала, где мы в конечном счете осядем. Так что при выборе имени скорей руководствовалась его интернациональностью.
– Чуранова знала?
– А ты не понял? – усмехается как-то горько.
– Ты из-за нее ничего мне не стала рассказывать? Или почему?
– Я хотела. А потом увидела вас и… решила не лезть.
– Ну куда, Ась, куда не лезть, бляха?! – растираю лицо, чувствуя, что еще немного – и меня опять понесет. – Ладно. Это уже дело прошлое.
– Разве? – усмехается. – По-моему, Шура – твоя жена.
– Как ты понимаешь, это ненадолго.
– Что так?
– А ты как думаешь?