Не по сценарию

Глава 6

Асия

Я всегда удивлялась, когда недоброжелатели называли меня мажоркой. Папа, конечно, никогда не был скуп. У меня было все, и это все было самым лучшим. Но, как мне казалось, не чрезмерным. Я не меняла сумки Kelly словно трусы-недельки, и в моем розовом мире этого факта было вполне достаточно, чтобы отринуть мысли о своей привилегированности. Я думала, мне есть с кем себя сравнить. Вот только сравнивала я себя с ребятами из моего круга, а там априори не было тех, кто тянет лямку от одной нищенской зарплаты к другой, день и ночь думая о том, как бы выкроить пару тысяч на коммуналку. Словом, выборка у меня была изначально хреновой. Но поняла я это лишь после смерти отца. Шурка права. Я не меньше других избалована сытой жизнью. Избалована до того, что тупо не знаю, как можно жить другой…

– Мамочка, мы что-нибудь обязательно придумаем, – замечаю я, глядя на тонкую сгорбившуюся фигуру матери, заставшую у окна в пол. Она оборачивается, силится улыбнуться, но губы не подчиняются. Ее попытки держать лицо выглядят жалко. Равно как и то, что мама будто самоустранилась от решения наших проблем, а ведь она такая же наследница отца, как и я.

– Обязательно придумаем, Юлия Кирилловна! – кивает Шурка, не отрывая глаз от планшета. – Я как раз изучаю актуальные проекты, куда мы можем сунуть вас с Асей.

Чуранова вызвалась стать моим агентом. И я с облегчением согласилась. Работа мне нужна как никогда, но я не имею ни малейшего понятия о том, где ее искать. Ну не предлагать же себя всем знакомым режиссерам? Неудобно. Сами они не спешат звать меня в свои новые проекты. Да и если бы это случилось, Боги, ну сколько среди них профессионалов? Я не могу сниматься у кого попало. Фамилия очень сильно сужает выбор и затрудняет жизнь. Это только кажется, что напротив.

– И как успехи?

– Пока не очень, – признается Чуранова. – Но так и поиски только начались.

– Это может занять слишком много времени. А я не знаю, чем заплатить за электричество уже сегодня, – сникает мать. Мне ее чувства понятны. Когда я увидела платежку – чуть не обалдела. Оказывается, содержание нашего родового гнезда ежемесячно обходится в шестизначную сумму. Это без учета оплаты экономки, садовника, горничной и охраны. Долги растут с каждым днем – зима в этом году лютая. И нам тупо больше не по карману такая недвижимость. Я всерьез начинаю подумывать о немыслимом – о том, чтобы продать наш дом. Но даже если я решусь предложить этот вариант матери, а она согласится, выставить его на продажу мы сможем не раньше, чем через полгода. Когда оформим наследство. А до этих пор у меня нет ни одной мысли, за счет чего содержать эту махину.

Кроме одной.

Унизительной. Но как будто все более безальтернативной.

Чем дальше, тем навязчивее эта самая мысль становится. Обрушившееся на нашу семью несчастье очень сильно меня изменило. Когда тебя предают и отворачиваются самые, казалось бы, близкие, оптика восприятия действительности, все твои «хорошо и плохо» неизбежно трансформируются, а границы сдвигаются. И вот уже то, что еще совсем недавно казалось совершенно немыслимым, вовсе таким не кажется.

Наверное, я стала циничной. Просто не смогла этого избежать.

Костер моего разочарования в людях полыхал так ярко, что буквально выжег все эмоции подчистую. Мысль о том, чтобы лечь под Худякова, уже не кажется мне ни унизительной, ни смешной, ни пугающей. Гораздо больше меня унижают мнимо-жалостливые взгляды коллег по цеху, которыми они прикрывают свое злорадство.

Каждый в этой гребаной стране в курсе, в каком отчаянном положении оказались мы с мамой. Каждый считает своим долгом высказаться на этот счет. Они не знают о нас ни черта, но готовность втоптать в грязь только за то, что наша семья богата и знаменита, потрясает. А пресса лишь способствует травле, подкидывая дровишки в костер межклассовой ненависти. Одни посчитали, сколько убытков нанес государству провалившийся в прокате отцовский фильм, другие – сколько на этом фоне мы с матерью потратили на наряды, которые выгуливали на красных дорожках в тот год. Критики, которые еще недавно ели с отцовской руки, наперебой кричат о том, что он не смог найти себя в новом времени. Я бы хотела сказать, что игнор со стороны Басова стал последней каплей, но стоит мне открыть соцсети, как помои вновь и вновь хлещут на меня, будто с брандспойта.

Худяков давал месяц. Я продержалась два. И теперь я все чаще прикидываю, насколько этим усугубила свое положение. Может быть, очень сильно, да. Вероятно, согласись я раньше, поведи себя правильно, он дал бы мне больше. Но за шанс хоть так щелкнуть его по носу я готова понести любые издержки. Что-то мне подсказывает, теперь щелкать по носу будут меня. И возможно, не только по носу.

Я действительно его разозлила – это то немногое, что я знаю наверняка. Потому что как раз чего еще от него ждать, не имею ни малейшего представления.

– Мы что-нибудь придумаем, – повторяю как заведенная.

– Я землю буду рыть, ага, – кивает Шурка. Мама резковато кивает и быстро выходит из комнаты, видно, чтобы скрыть от нас с Чурановой слезы. Я ничего не прячу. Да и слез нет. Устало растираю виски.

– Блин, Юсупова, ну ты че, мне совсем не веришь?! Сказала, будет тебе роль – значит, будет. Этот мудак еще пожалеет, что тебя убрал.

– А? – смотрю на Шурку, округлив глаза. – В каком смысле убрал? Вырезал?!

– Ты не знала? – офигевает она. – Постой, сама же рассказывала, что он тебе этим угрожал.

– Да-а-а, – пробегаюсь рукой по волосам. – Я просто не думала, что он… кхм… осуществит угрозу.

– Вчера на летучке только об этом и говорили.

– Ясно. Класс.

Заламывая руки, делаю тур по комнате. Убеждаю себя не рубить с плеча, но только оттягиваю время неизбежного. Знаю ведь, что надолго меня не хватит. Вдох, выдох. Достаю телефон. Протяжные гудки в нем – все равно что скрип ногтя по школьной доске. От них зубы сводит. Сердце бахает, разгоняя по организму странный субстрат, замешанный на страхе, тоске и какой-то ненормальной решимости. Черт с ней, с этой долбаной ролью! Если бы это касалось меня одной, я бы даже пальцем не пошевелила. Но это – последняя работа папы. Я должна… Нет, я просто обязана сделать так, чтобы она вышла такой, как он ее и задумывал.

Это моя единственная работа с ним!

Единственная… Я не могу позволить это у нас отнять.

– Да, – голос Худякова в динамике звучит резко и очень отчетливо.

– Привет. Надо поговорить.

– На разговоры у меня нет времени. Чего ты хочешь?

– Ты знаешь, – шепчу я.

– Может быть. Но во избежание двусмысленностей я бы предпочел убедиться, что мы понимаем друг друга правильно.

На улице почти весна. Беру в фокус гнездо аиста на макушке давно высохшей яблони, крепче сжимаю в руке айфон, безучастно отмечая тот факт, что никогда раньше не предполагала, насколько же Худяков мстительный. Мой косяк. Меня не раз предупреждали, что с таким, как он, шутки плохи. А я все думала – ну что он мне сделает?

– Я готова принять твое предложение.

– Думаешь, оно все еще актуально?

– Думаю, что это не телефонный разговор. Мы можем увидеться?

Влад не спешит с ответом, беспощадно юзая право сильного. В приличном обществе это считается моветоном. Но иллюзий я не питаю. Так происходит ровно потому, что до его использования просто не доходит. Кому нужно рисковать, испытывая терпение того, кто может здорово попортить жизнь?

Или действительно колеблется?

Я в ужасе. Не знаю, от чего больше – от того, что решилась пойти на его условия, или же от того, что он в этом больше не заинтересован. В глубине души я, конечно, надеюсь, что Влад перебесится и простит, что я водила его за нос. Я уверена, что никогда больше не предам его доверия. Если чему меня и научили последние недели, так это ценить то, что мне давал этот человек, когда был ко мне расположен. В самом идеальном раскладе мы придём к тому, с чего начали. То есть к свадьбе, которая перестала меня пугать. Очистив мысли от шелухи эмоций, я поняла, какой была дурой, предпочтя ему другого. Теперь в мужчине меня привлекают совсем не те качества, что раньше. Я просто… Боже, я просто хочу защищенности. Вот и все. Пока я не разберусь, как жить, не имея страховки в виде мужчины, за спиной которого при случае смогу спрятаться.

– Сегодня в девять. Клуб Мизантроп.

– Ты не заедешь за мной? – переспрашиваю с недоверием.

– Прости. Дела.

В ухо лупят прерывистые гудки.

Козел!

Но с другой стороны, я сама виновата, да. Насколько же противоречивы одолевающие меня чувства! Качели моих эмоций сделали «солнышко» и понеслись к земле. Еще немного, и меня просто стошнит ими. Просто, к чертям, стошнит.

– Всерьез решила пойти на его условия? – хмурится Шурка. Резко оборачиваюсь на звук ее голоса. Она не осуждает меня. Нет. Просто пытается оградить меня от грязи. Почему-то Чуранова искренне верит, что это все не для меня, что я нежная девочка, которая всего этого не вывезет. А мне так стыдно признаться, что гораздо больше я боюсь не вывезти жизнь такой, какова она есть для девяноста процентов женщин. – Может, подождем? Ты же и в международные проекты пробовалась. Мало ли? Вдруг чего выгорит.

Я действительно прошла несколько проб в западные кинопроекты. Для меня это не проблема – мой английский идеален. Каким еще ему быть, если я училась в британской школе? Проблема в том, что меня так затюкали, что я просто перестала в себя верить. Может, и правда я ничего собой не представляю без фамилии отца, раз вокруг этого вертится столько разговоров?

– С последнего прошло полгода, Шур. Там давно собран каст.

– И все-таки. Как ты собираешься с ним трахаться, если он тебе даже не нравится?

Я не знаю! Не знаю, не знаю, черт его дери.

– В этом смысле я к нему даже не присматривалась, Шур. Может, все будет не так плохо.

– Ну, он не страшный, – кивает Чуранова. – И ему всего тридцать семь. Согласись, было бы гораздо хуже, если бы к тебе подкатывал отечественный аналог Харли Вайнштейна.

Меня хватает лишь на то, чтобы выдавить из себя кривую улыбку. Со смертью папы мое зрение будто утратило фокус. И чем больше я тычусь носом в то, чтобы рассмотреть настоящее, тем размытей становится картинка. Это как присматриваться к картинам Моне с расстояния в несколько сантиметров – неправильно. Лучше подальше отойти – большое, и правда, видится на расстоянии, но… Мне так страшно отступить, вдруг я вообще ослепну?

– Что мне надеть?

– А куда вы идете?

– В какой-то клуб.

– Надень что-то такое, в чем ты будешь выгодно отличаться от всех там присутствующих женщин.

Жаль, что, решив последовать совету подруги, я не знала, какие именно женщины там будут…

Влад не только не заезжает за мной, но даже не удосуживается встретить меня на входе, перепоручив это дело услужливой хостес.

– VIP-зона у нас на втором этаже. Я вас провожу, – улыбается девушка, перекрикивая оглушающе громкую музыку. Послушно иду за ней, огибая танцпол с расположенной прямо по центру барной стойкой. Верчу головой по сторонам, опасаясь встретить знакомых. У меня траур. Я пришла сюда не развлекаться. А вот Худяков с друзьями ни в чем себе не отказывает – отмечаю, когда оказываюсь у цели. Это настолько не вяжется с тем, что я ожидала увидеть, что на секунду я цепенею. Это не ревность… Отнюдь. С чего? Просто очередной тычок в то, что я теперь для него ничто. Даже более того… Это прямое указание, что я теперь ничем не лучше эскортниц, которых привели его сомнительного вида друзья.

Худяков убирает ладонь с задницы сидящей на нем шикарной телки и смотрит на меня немного мутным взглядом. А следом той же рукой похлопывает рядом, дескать, ну чего стоишь? Падай.