— Да чтоб тебя, — рычу сквозь сомкнутые зубы, пытаясь достать с полки листы для лазаньи.
Какого чёрта их кладут так высоко? Неужели никто в нашем городе не готовит дурацкую лазанью, так что их специально закинули повыше?!
Тянусь на цыпочках и поглаживаю коробку, но никак не могу её подцепить. Не будь у меня в руках кучи всего, было бы легче, но носиться по всему магазину в поисках нашей тележки у меня желания нет.
Неожиданно меня накрывает тенью. Ничем хорошим это обычно не заканчивается, так что я резко оборачиваюсь и отталкиваю подошедшего.
Ой, бли-и-и-ин…
Я подумала, что ко мне опять подкрался брат. Он вечно пытается напугать до визга, а потом наслаждаться моим глупым видом.
Но это не брат, а высокий парень с тёмными аккуратно уложенными волосами. На первый взгляд мы с ним ровесники, но, стоя рядом, я чувствую себя ребёнком.
Он родился в качалке или что? Чем нужно питаться, чтоб плечи такие широкие стали?
Смотрю ниже и вижу на тёмной рубашке мокрое пятно. Вздрагиваю и поднимаю взгляд. Пронзительные ярко-голубые глаза смотрят с недовольством. Даже осуждением. По пальцам течёт нечто липкое, и в этот миг я, наконец, понимаю, что случилось.
Яйца.
Я разбила об него яйца, которые держала вместе с пачкой туалетной бумаги, фольгой для запекания и банкой горошка.
— Ой.
Выразительные глаза незнакомца сужаются, а в следующий миг он делает шаг на меня. От неожиданности и какой-то неотвратимости этого, я роняю покупки на пол. Повреждённая упаковка яиц в дурацкой ячейке из тонкого пластика противно скрипит.
— Прости, — натягиваю я улыбку и отскакиваю от него. — Мне жаль, правда.
Господи боже мой. Он же меня об колено сломать напополам может!
Я уже почти решаюсь на позорный побег или истеричную мольбу о помощи, как он ловит меня за руку и вкладывает в неё что-то прямоугольное. Опускаю взгляд и вижу коробку нужных мне макаронных листов.
— Ты в норме, нет? — спрашивает он, поднимая руки так, будто собирается свернуть мне шею за порчу его крутой рубашки.
Я замираю. Лёгкие наполняет какой-то ненавязчивый, но очень вкусный запах мужской туалетной воды. Он так близко, что я вижу своё отражение в его глазах. О чём он спрашивал вообще?
Парень отстраняется и хмыкает. Отступает на шаг и смотрит на меня свысока, только после этого я вспоминаю, как дышать.
Ух… Что со мной?
— Прости, — повторяю я, растягивая губы в неестественной улыбке. — Давай я… постираю её? Не заметишь даже.
Бровь незнакомца заинтересованно поднимается.
— Что, прямо здесь снимать?
Мне нравится его голос. Хрипловатый, взрослый. Наверно он всё же старше.
Рассеянно киваю, а после понимаю, что именно несу.
— В смысле нет! Я… Ты меня запутал!
На губах парня появляется самодовольная ухмылка.
— Но рубашка испорчена. По твоей вине.
Я хмурюсь. Он что, хочет, чтобы я химчистку оплатила? Или новую купила? Первое ещё возможно и приемлемо, если, конечно, речь не идёт о какой-то супер-дорогой химчистке, то на вторую у меня вряд ли хватит денег.
— Прости, — повторяю я в третий раз. — Мне правда очень жаль. И я готова исправить ошибку…
— Отлично. Тогда ты едешь ко мне.