Не поздно влюбиться

Любовный роман — Harlequin — 1165

Глава 1

— Прошу прощения…

Слова замерли на губах Алисии Гриффитс, когда она подняла взгляд и вверх, по широкой груди, крепким плечам и загорелой щеке прошлась по лицу, которое было слишком хорошо знакомо ей. Несмотря на то что прошло десять лет, она не могла ошибиться, кем был мужчина, стоящий перед ней.

Грасиано Кортес.

Земля под ее ногами, казалось, задрожала. Ее горло сжалось, так что говорить стало почти невозможно.

— Алисия? — Он явно удивился, но пришел в себя гораздо быстрее, чем она. Его глаза сузились, он медленно рассматривал ее, сначала скользнув взглядом по ее лицу — от светлых волос, широко расставленных зеленых глаз до розовых губ. Затем его взгляд спустился ниже, к декольте шелкового вечернего платья.

Она и так превратилась в комок нервов — в тот вечер было самое большое благотворительное мероприятие, которое она организовала. Но встреча с Грасиано выбила ее из колеи.

— Что ты здесь делаешь? — выпалила Алисия. Правда, она видела список гостей два дня назад — после того, как все билеты были проданы, она не особо интересовалась тем, кто придет. Ей было важно, чтобы для участия в благотворительном аукционе зарегистрировались, как обычно, высокопоставленные жертвователи. Но Алисия заметила бы имя Грасиано в списке, а это означало, что он появился в нем позже.

— Насколько я знаю, это свободная страна… — протянул он, его голос был полон властности и насмешки, а его акцент оказал на нее свое обычное магическое действие.

Все внутри ее сжалось. Этот человек был ее личной катастрофой. Всегда. Но сейчас все было гораздо хуже. Ведь, помимо всего, он был отцом ее дочери. У него был ребенок, о котором он ничего не знал, потому что лишил Алисию возможности связаться с ним после того ужасного утра в Севилье.

— Ты пришел ко мне? — спросила она в смущении.

Господи, неужели он узнал об Энни? Он пришел, чтобы забрать Энни? Кровь отхлынула от ее лица, когда она подумала об этом.

— По какой причине я мог хотеть увидеть тебя, Алисия?

Ее глаза расширились от явного презрения в его голосе, и, хотя она понимала, что должна радоваться, ведь его слова означали, что он не знал правды, она еще больше занервничала.

В последний раз, когда она видела Грасиано, ему было восемнадцать лет — он был еще юношей, но в нем было больше решимости, чем у большинства взрослых людей. Должна быть причина для его присутствия на аукционе.

— Скажи мне сам, — предложила Алисия, бросив быстрый взгляд через его плечо.

Ей нужно было добраться до сцены, но ее ноги приклеились к полу.

— У меня нет причин, — твердо сказал он, сжав губы. — Десять лет назад я поклялся, что ты последний человек, которого я хотел бы видеть, и мое мнение не изменилось.

Она вздрогнула от холодности его тона. В памяти всплыли картинки из прошлого. То утро в Севилье, когда ее отец обвинил, запугал и выгнал Грасиано из дома. Но вместо того, чтобы поддержать парня, она лишь молча стояла рядом с отцом. Не важно, что она пыталась извиниться и объяснить ему что-то потом. Что она пыталась рассказать ему о ребенке, которого они зачали.

Он полностью исключил Алисию из своей жизни, и она не могла винить его за это.

— Это было давно, — тихо сказала она, хотя на самом деле это было неправдой. Энни делала их прошлое очень актуальным.

— Да, — согласился он, пожав плечами. — Если ты извинишь меня, меня ждет моя спутница.

Прежде чем она смогла остановить себя, она оглянулась и увидела, как длинноногая рыжеволосая женщина вышла из дамской комнаты и, перебросив свои вьющиеся волосы через плечо, направилась к Грасиано, как будто она была на подиуме, а не в коридоре бального зала отеля.

— Грасиано… — Алисия произнесла его имя, нахмурившись. Что она могла добавить?

Энни была центром ее внимания. Алисия пыталась сообщить ему, но по мере того, как Грасиано становился все более успешным, он делался и все более недоступным. В конце концов она бросила попытки и смирилась с тем фактом, что, даже если бы сказала ему, он не захотел бы иметь ничего общего с ребенком Алисии. Но сейчас? Он стоял перед ней. Алисия должна была найти способ сообщить ему важную новость.

А что потом?

Потом начнется судебное разбирательство об опеке?

Она будет судиться с таким богатым и могущественным человеком?

— Я…

Он окинул ее испепеляющим взглядом и засунул руки в карманы. Однако его небрежной позе противоречили напряженные линии его мускулистого тела.

— Не мог бы ты встретиться со мной позже? — тихо спросила она, зная, что, как бы ни боялась рассказать ему правду, она должна была это сделать.

Ей определенно нужно было поговорить с ним теперь, когда у нее была такая возможность, чтобы решить, каким должен быть ее следующий шаг. Какая бы вина у нее ни была перед Грасиано, она смягчалась тем, что он отказывался отвечать на ее звонки, а затем сменил свой номер, чтобы убедиться, что Алисия окончательно поняла, что он не хочет иметь с ней дело.

— Нет.

Его резкий отказ был как пощечина. Она не ожидала подобного.

— Дай мне всего десять минут.

— Давно я не чувствовал, что мне нужно что-то «дать» тебе, — выдавил он, и тогда она поняла, что время совсем не смягчило его чувства. Сейчас он был так же зол на нее, как и тогда.

Ее отец отчитывал этого человека почти тридцать минут, швыряя в него всевозможные ругательства, а Алисия молча стояла рядом с отцом, причастная к оскорблениям, потому что она ничего не говорила. Она до сих пор помнила выражение лица Грасиано, когда он повернулся к ней. Она знала: он ждал, что она защитит его, объяснит, что это было вовсе не сексуальное насилие, а отношения.

Но Алисия побоялась навлечь на себя гнев отца. Она поставила свое самосохранение превыше всего, даже Грасиано.

Для любого это было бы нарушением условий сделки, но для такого гордого человека, как Грасиано, ее предательство было непростительным.

— Пожалуйста.

Его глаза сузились. Рыжеволосая дама уже почти дошла до них. Алисия знала, что возможность поговорить с Грасиано наедине тает на глазах. Но если он пришел на бал, то у ее помощницы были его контактные данные. Ей не нужно форсировать события сегодня вечером.

— Ладно, — сказала она после паузы, слегка покачав головой, так что прядь гладких светлых волос упала ей на глаза. Она подняла руку, чтобы убрать волосы, и ее кожа покрылась мурашками, когда его взгляд проследил за этим жестом. — Это не имеет значения.

Он опустил голову в молчаливом согласии и, прежде чем она успела произнести еще хоть слово, повернулся, обнял свою даму за талию и повел ее вглубь бального зала.

Дверь в ее прошлое только что приоткрылась, и у нее не было другого выбора, кроме как пройти в нее.

Мало что могло удивить Грасиано Кортеса. Но правда заключалась в том, что через десять лет после того, как его выгнали из дома Алисии Гриффитс, он искренне верил, что больше никогда ее не увидит. Он считал, что она больше не имеет над ним власти, что он вне ее досягаемости.

Когда же увидел ее на сцене, у него возникло чувство, что его пронзил разряд тока. Тот же разряд чуть не разорвал его в коридоре двадцать минут назад.

Десять лет назад, в тот короткий безмятежный период его жизни, Грасиано на мгновение решил, что встал на ноги, что кто-то принял его таким, какой он есть, даже полюбил его. Кто-то заставил его улыбаться, смеяться и доверять, и все то, что он считал мертвым внутри себя, вернулось к жизни благодаря ей. Не без усилий. Он выстроил свою защиту по кирпичику, но мало-помалу она ослабила его бдительность.

Вот поэтому то утро было таким ужасным.

Горечь нахлынула на него, когда снова пробудились воспоминания о его глупой ошибке.

«Ты никудышный, грязный уличный подонок, и всегда им будешь. Всегда. Ты не существуешь для меня. А теперь убирайся из моего дома, пока я не позвонил в полицию».

Даже сейчас, десять лет спустя, ему становилось плохо, когда в памяти всплывали события того утра.

При первой же проверке своих истинных чувств Эдвард вышвырнул Грасиано на улицу, не заботясь о том, как это повлияет на него. А Алисия молча смотрела, предпочитая лгать отцу, но не признаваться, что секс был по обоюдному согласию, что они были… нет, не влюблены. Этого не было. В то время он так думал, но он был глупым, наивным подростком, ищущим то, чего не существует.

Это были гормоны, похоть, желание, удовольствие и соблазн запретного плода, один из древнейших инструментов соблазнения всех времен. Он хотел ее, потому что не мог иметь ее. Любовь не была частью этого. Что касается Алисии, то она бросила его, позволив отцу обвинить его в изнасиловании и вышвырнуть обратно на улицу. Она тогда подошла ближе к отцу и взяла его под руку, давая понять, что не собирается говорить правду.

Она предала Грасиано. Он многому научился у нее и ее отца и с тех пор держал людей на расстоянии вытянутой руки, как будто от этого зависела его жизнь.

Он стиснул зубы, пристально наблюдая, как она вышла на сцену, проигрывая в памяти их диалог. Грасиано крепче сжал свое колено и сидел неподвижно, как камень, когда она подошла к кафедре.

— Добрый вечер! — Ее глаза окинули толпу. Она искала его?

То, что Алисия стала старше, было очевидно. Она стала более утонченной и женственной, ее поведение было гораздо менее озорным, чем у шестнадцатилетней девочки, за которой он бегал повсюду, как щенок, когда ему самому было всего восемнадцать. Ее волосы были все еще светлыми, собранными в элегантный хвост, который блестел, когда она вертела головой. Ее макияж был безупречен — та Алисия, которую он знал, никогда не пользовалась косметикой. Ее отец никогда не позволил бы это своей маленькой девочке.

Она была действительно красивой, но такой она была всегда. Несмотря на свою ненависть к ней, Грасиано почувствовал, как у него зашевелилось прежнее желание. Он хотел прикоснуться к ее нежным губам рукой, потом губами… Он тихонько выругался.

Прошло десять лет с тех пор, как они прикасались друг к другу, и с тех пор у него было достаточно женщин, чтобы знать, как удовлетворять потребности своего тела. Но это было другое.

Он не просто хотел Алисию.

Он чувствовал непреодолимое желание быть с ней, напоминать ей о том, что у них было общего до того, как вмешался ее отец и все разрушил. Он хотел заставить ее признать, что это что-то значило. До этого момента он не осознавал, насколько ему нужно это признание.

Ее отец причинил ему боль, да, но предательство Алисии безвозвратно сломало что-то внутри его. Она вела себя так, как будто он ничего для нее не значил, и неожиданно самым важным в жизни Грасиано стало заставить ее признать, что это не так.

— Спасибо всем, что пришли.

Ее голос слегка дрожал, и он задался вопросом, не нервничала ли она оттого, что встретила его.

— Уже четвертый год я организую ежегодный благотворительный аукцион «Макгивен Хаус», и это первый раз, когда я буду принимать в нем участие, — добавила она с улыбкой, явно обретая уверенность в себе.

Толпа громко зааплодировала. Она умиротворенно подняла руки, непринужденно обаятельная и скромная.

Он слегка наклонился вперед на своем стуле, не обращая внимания на людей за его столом, включая свою девушку, имя которой в тот момент он даже не мог вспомнить.

— Не бойтесь, я не буду ведущей этого вечера, — сказала она с тихим смехом, от которого тысяча стрел пронзила его кожу. Этот смех скользнул по нему, дразня его, насмехаясь над ним, требуя от него невозможного.

«Не мог бы ты встретиться со мной позже?»

Он сильнее вдавил пальцы в бедро. Приглашение вылетело из ее уст, и он так хотел согласиться, что сразу же резко ответил отрицательно.

Грасиано опустил голову, его дыхание сбилось, и он почувствовал, как его спутница бросила на него любопытный взгляд. Это отрезвило, и он вспомнил важный урок, который усвоил много лет назад: никогда не показывай своих чувств.

Никогда не позволяй никому знать, что тебе больно.

Никогда не позволяй никому видеть твою боль.

Грасиано выпрямился, в глазах у него снова появилась решимость, когда он сфокусировался на сцене и с видимым спокойствием наблюдал, как проходит благотворительный аукцион. Суммы, полученные по каждому лоту, были поистине ошеломляющими и подтверждали как ценность продаваемых предметов, так и ценность дела: «Макгивен Хаус» предлагал помощь тем, кто спасался от домашнего насилия. Это дело было близко сердцу Грасиано — он лично пожертвовал миллионы евро на благотворительность.

Глядя на Алисию, такую грациозную и очаровательную, он мог думать только о ее поступках по отношению к нему, о том, как спокойно она наблюдала, как его снова выбрасывают на улицу, о том, как это предательство поразило его до глубины души.

Грасиано не принимал решения на основе эмоциональных импульсов. Но в тот момент именно жажда мести заставила его полыхать решимостью. Десять лет назад она потеряла его доверие, и, хотя он смог справиться с этим, последствия ее отношения к нему, как отравленные щупальца, проникали во все сферы его жизни, и он нуждался в своего рода экзорцизме.

Учитывая, что их пути еще раз пересеклись, ему не стоило упускать такую возможность.

Алисия Гриффитс будет принадлежать ему, и он заставит ее признать, как неправильно она поступила, отказавшись от него, как от мусора.

— Напомни мне, почему я позволила тебе уговорить меня на все это? — пробормотала Алисия своей помощнице, бросив на нее измученный взгляд, когда начались торги за предпоследний лот аукциона. Она уже сильно нервничала даже до того, как узнала, что Грасиано находится в зале.

— Потому что ты воплощение альтруизма, — подмигнув, сказала Конни.

— Да, да, но я закулисный альтруист. Выставлять себя на аукцион — это безумие.

— Во-первых, ты выставляешь на аукционе свой значительный опыт организатора мероприятий, а не себя. Во-вторых, отступать уже поздно. Я случайно узнала, что Мод Петерсон отчаянно пытается ангажировать тебя на свадьбе своей внучки и держит наготове свою чековую книжку.

Алисия подняла одну бровь.

— Свадьба?

Для проведения свадьбы ей пришлось бы отказаться от врожденного неверия в идею долгой и счастливой жизни — или, по крайней мере, притвориться.

— Очень дорогая английская деревенская свадьба со списком состоятельных гостей, которые все могли бы стать отличными донорами для нашей благотворительности, — сообщила Конни, возвращая внимание Алисии к текущему сценарию.

— Я не думаю, что могу рекламировать нашу деятельность на свадьбе.

— Нет, но Мод — сплетница, и она обязательно всем расскажет о благотворительности.

— Да, это правда. — Алисия скривила губы, скользя глазами по залу. Одна только мысль о том, что Грасиано здесь, что он наблюдает за ней, вызывала у нее странные ощущения.

Бабочки запорхали у нее в животе, когда аукционист поднял свой молоток. Ее глаза метнулись к экрану за его спиной, и она удивленно моргнула, узнав, какую огромную сумму принесла поездка в Нью-Йорк, подаренная известным футболистом. Значительно выше стоимости билета, но, конечно же, речь шла не только о перелете и первоклассном размещении: мировая звезда футбола обещал приготовить ужин для покупателя лота и принять его у себя дома. Каждый делал свое дело, и теперь настала очередь Алисии.

Кроме того, взять неделю ежегодного отпуска и использовать ее, чтобы спланировать мероприятие для какой-нибудь богатой светской львицы, было совсем нетрудно. Она могла организовать любое мероприятие во сне, и ей было бы неплохо направить свои умения на что-то другое, кроме благотворительных обедов, веселых спортивных мероприятий и аукционов.

Аукционист начал представлять Алисию, читая биографию, которую предоставила Конни:

— Алисия Гриффитс — имя, известное всем нам благодаря ее неустанной работе в «Макгивен Хаус». С тех пор как четыре года назад она начала работать в этой организации, она утроила ее доход и вывела ее на новый уровень известности. С практической точки зрения это означает, что мы помогаем гораздо большему количеству людей, потому что она дала нам возможность сделать это. До прихода в «Макгивен Хаус» Алисия работала в королевской семье и отвечала за соблюдение протокола и проведение мероприятий, а теперь ее опыт и организаторские навыки доступны и вам. Алисия щедро предлагает одну неделю своего времени, чтобы организовать любое мероприятие, которое вы задумали. Корпоративное или личное событие, ее работа будет ограничена только вашим воображением.

Аукционист повернулся в сторону бального зала, где Алисия продолжала ждать своего часа.

— Алисия! Составь мне компанию на сцене.

Ее желудок закрутился в тысячу узлов, а колени затряслись. Он был где-то там; этот насмешливый изгиб его губ преследовал ее, пока она шла по сцене.

— Ты уверена, что я не могу отказаться? — пробормотала она Конни полушутя, когда вышла на сцену.

— Уверена. — Конни легонько подтолкнула ее.

Алисия подошла к аукционисту, радуясь, что со сцены нельзя было ничего разглядеть, потому что ее нервы не выдержали бы мысли о том, что на нее смотрят все эти глаза.

— Начнем торги с десяти тысяч фунтов?

Что, если никто не сделал ставку на нее? И Грасиано стал свидетелем ее смущения.

— Десять тысяч фунтов!

Она узнала голос Мод и склонила голову в улыбке. Свадьба явно много значила для пожилой женщины. На мгновение Алисия почувствовала знакомую боль, которую ощущала всякий раз, когда она сталкивалась с любовью одного члена семьи к другому. Как приятно, должно быть, иметь кого-то, готового всегда поддерживать тебя! Ведь Алисия, напротив, боролась со своими родственниками. Быть матерью-одиночкой, даже для прекрасной маленькой девочки, было непросто.

— Десять тысяч фунтов, — сказал аукционист после короткой паузы, означавшей удивление. Он наклонился вперед на кафедре. — Кто-то готов предложить пятнадцать?

— Пятнадцать! — вмешался еще один голос — женский, но не сразу узнанный Алисией.

Прежде чем аукционист успел ответить, вмешалась Мод:

— Двадцать!

Потом еще один голос, на этот раз мужской и постарше:

— Двадцать пять!

Алисия повернулась к Конни, на ее лице отразилось удивление. Этого не предполагалось.

— Тридцать! — снова закричала Мод. Она действительно была полна решимости.

— Тридцать пять! — послышался другой женский голос.

— Пятьдесят! — закричала Мод, и Алисия могла представить себе ее решительное выражение лица. — У меня есть пятьдесят тысяч фунтов за одну неделю работы Алисии.

Алисия впилась ногтями в ладонь. Для этой свадьбы ей придется сделать все возможное: голуби, радуга, магия. Свадьба должна быть идеальной.

С улыбкой на лице, с сердцем, бьющимся так громко, что его стук отдавался в ушах, она оглядела зал. Огни были слишком яркими, чтобы ясно видеть, но она знала, что он был там.

— Пятьдесят тысяч фунтов раз. — Ведущий сделал драматическую паузу — и без особой необходимости. Ни в коем случае никто не будет тратить больше на организатора мероприятий. — Два!

Алисия затаила дыхание вместе с остальной толпой. Стояла полная тишина. Она ждала, когда упадет молоток, отчаянно желая, чтобы все это закончилось, чтобы она могла сбежать со сцены, но за несколько секунд до того, как аукционист поднял его, раздался голос, четкий и хриплый, с акцентом.

— Пятьсот тысяч фунтов!

Тишина сменилась шепотом, и Алисия поднесла руку к губам. Она сразу узнала этот голос. Ее сердце подпрыгнуло к горлу, и она повернулась к аукционисту, который сиял от удовольствия.

— Просто чтобы убедиться, что я не ослышался… Вы сказали «пятьсот тысяч фунтов?»

— Да.

— Щедрое предложение! Вы зарегистрированный участник торгов, сэр? — Алисия старалась говорить ровно, но ее голос прерывался от эмоций. — Все участники аукциона предварительно регистрируются для участия в торгах.

Аукционист закрыл микрофон рукой и прошептал:

— Это обязательное условие!

Алисия повернулась лицом к толпе, ее губы приоткрылись от шока. Она беззвучно умоляла Грасиано, где бы он ни сидел, передумать. Но было слишком поздно.

Ведущий быстро завершил эту поистине уникальную сделку, ударив молотком по своей стойке. Алисия вздрогнула, глядя на толпу невидящим взглядом.

— Дамы и господа, какой поистине исключительный вечер! Те из вас, кому посчастливилось приобрести какой-либо лот: предмет или человека, — он повернулся к Алисии и усмехнулся, — пожалуйста, оставьте свои данные и оплату в офисе администратора возле двери в течение часа. Свои лоты вы сможете забрать в понедельник утром.

Алисия ждала у стола администратора и никак не могла успокоиться. Пятьсот тысяч фунтов? О чем он думал?

Она расхаживала по офису, пока другие победители аукциона приходили и подписывали контракты, обязывающие их оплачивать свои товары, или оставляли чеки. Всем этим займется Конни в понедельник утром. Алисия ждала и скользила глазами по толпе в поисках Грасиано. Может, ей удастся заставить его передумать?

— Это ошибка, — сказала она Конни, вошедшей в помещение. — Я не могу… Мы должны подойти к Мод и узнать, готова ли она заплатить…

— В этом нет необходимости.

Стоя спиной к двери, Алисия замерла, краска отхлынула от ее лица, когда она услышала его голос.

— Конни! — прошептала Алисия, но чего она хотела? Чтобы ее помощница что-то сказала или сделала?

— Добрый вечер, сэр. Вы счастливый обладатель услуг мисс Гриффитс?

Она едва услышала вопрос Конни. В ушах у нее звенело, а разум был в свободном падении от осознания того, что Грасиано сделал на нее ставку.

— Да.

— Замечательно. А как вас зовут, сэр?

Алисия медленно повернулась, готовясь снова встретиться с ним лицом к лицу, на этот раз понимая, что он только что пообещал непомерную сумму за неделю ее времени.

— Это Грасиано Кортес, Конни, — тихо сказала Алисия.

— О, вы знакомы? — прощебетала Конни.

Алисия поспешила оспорить это.

— Просто человек, с которым я проводила время много лет назад.

Было важно отделить прошлое от их настоящего. Она проигнорировала насмешку, отразившуюся на его лице.

— Понятно, — нахмурилась Конни.

Алисия придала своему голосу нотку презрения; в конце концов, что еще он заслужил?

— Я так понимаю, вы планируете какое-то мероприятие?

Он прищурил глаза.

— Правильно.

— Хорошо. Что ж, если ты оставишь свои данные моей помощнице, я свяжусь с тобой, как только платеж будет произведен.

— Я попрошу тебя начать с понедельника.

— С понедельника? — Алисия уставилась на него, на мгновение забыв, что должна быть невозмутимой. — Почему так скоро?

— Событие назначено на конец месяца.

— Почему ты еще не начал им заниматься?

— Я не знал, что на свои пятьсот тысяч фунтов я купил себе еще и инквизицию. Вы можете это сделать или нет?

Алисия бросила на Конни недоверчивый взгляд, а на лице самой Конни отразилось смущение.

— У тебя две встречи, но я могу перенести их…

Это был не тот ответ, которого хотела Алисия.

— Как вас зовут? — Грасиано обратил внимание на помощницу.

— Конни.

— Мой помощник пришлет вам план завтра утром, Конни. Мне потребуются услуги мисс Гриффитс на пять дней. Ее рейс — в понедельник утром.

— Секунду!

Алисии нужно было перевести дух. На мгновение ей будто снова вернулось шестнадцать, все ее надежды, желания и мечты были сосредоточены вокруг этого мужчины. Поверила ли бы она тогда, что они смогут так холодно разговаривать друг с другом? Какое-то время он действительно был частью ее. Но это были всего лишь детские мечты, не более того.

— Неделя моего времени — это неделя моего времени, а не… я не могу… Ты же не думаешь, что я поеду с тобой в Испанию?

— Я полагаю, мои пятьсот тысяч фунтов покупают мне твое безраздельное внимание?

— Ну да, но я могу так же хорошо работать и из кабинета моего офиса.

— Нет, — ответил он холодно и решительно. — Событие должно состояться на моем острове, как и его планирование. Ты не сможешь организовать то, что необходимо, если не увидишь это место. Если тебе нужны мои деньги, прими эти условия.

У нее отвисла челюсть.

— Мистер Кортес, — Конни попыталась привнести в разговор немного официальности, — обычно это не так…

— Мое пожертвование нельзя назвать обычным, — сказал он с уверенностью человека, который всегда прав. — Это сделка. Да или нет.

Неделя на острове Грасиано? Она не была сумасшедшей. Она не была глупой. Но она уже подсчитала, что могут сделать его полмиллиона фунтов — скольким семьям они могут помочь. Она никак не могла позволить, чтобы благотворительная организация потеряла его пожертвование. Ее график был напряженным, хотя теперь она трудилась только неполный рабочий день — она много работала волонтером и имела широкий круг общения. Но Алисия знала, что ей стоит только попросить, и Диана поможет. Пожилая женщина стала для Алисии как мать или бабушка, она была единственным человеком, на которого Алисия могла положиться.

Ей будет тяжело разлучиться с дочерью на пять дней, но Энни больше не была ребенком. Она больше не звала Алисию посреди ночи. Она была уверенной в себе, любимой девочкой, которая обожала школу и рассуждала на серьезные темы. Она справится без Алисии неделю.

Она смотрела, как Грасиано полез в карман и вытащил телефон.

— Я переведу деньги сейчас, если ты подтверждаешь свое участие.

Каким образом он стал таким богатым?

В ее сознании всплыл его образ в тот последний день, так четко, как если бы это была фотография: потрепанные кроссовки, старые джинсы, свободная футболка. Но даже в поношенной одежде он всегда вел себя уверенно. Он всегда был предназначен для большего, чем жизнь, которую он прожил. Вопрос был не в том, как он разбогател, а в том, почему она когда-то сомневалась в нем.

— Алисия? — Конни нахмурилась, очевидно заметив сомнение Алисии.

Алисия уставилась на Грасиано, желая, чтобы она понимала его сейчас так же хорошо, как тогда. О чем он думал? Чего он хотел?

— Это очень щедрое пожертвование, мистер Кортес. — Она намеренно поддерживала деловой тон, но его губы скривились с намеком на насмешку — губы, которые когда-то изучали все ее тело. Жар залил ее лицо, и она быстро отвела взгляд. — Конни уладит формальности. Если вы меня извините, мне еще нужно кое с кем поговорить.

— Ты действительно собираешься в Испанию? На неделю?

Невозможно было смотреть в умные, пытливые глаза Энни. Чувство вины нахлынуло на Алисию, когда она смотрела на маленькую девочку, которая была так похожа на отца, которого она никогда не видела, — на отца, который ясно дал понять, что не хочет больше слышать об Алисии.

До прошлого вечера.

Она была сбита с толку и напугана тем, что поступки, которые совершила, будучи растерянной шестнадцатилетней девочкой, внезапно всплыли на свет. Она пыталась рассказать ему все, напомнила она себе. Она этого не хотела. Она не выбирала это. Тем не менее тот факт, что родила ребенка от Грасиано и воспитывала его девять лет, внезапно стал выглядеть как преступление.

— Мама!

Мама. Сердце Алисии сжалось. Значит, она еще не совсем подросток.

Слезы подступили к горлу, когда она заставила себя смотреть прямо в глаза любимой дочери. Она закуталась в одеяло, сидя на кровати в маленькой бледно-розовой комнате на втором этаже.

— Ну, дорогая, это всего пять дней, но я изо всех сил постараюсь вернуться домой раньше. Как ты думаешь, ты справишься?

Энни сморщила нос и глубже зарылась в подушки.

— Ты же знаешь, что Диди разрешает мне есть мороженое перед ужином, когда тебя нет дома.

Алисия рассмеялась:

— Вот почему у нас никогда не остается ничего в морозилке!

— Нет, это потому, что у Диди есть две огромные миски для мороженого, которые принадлежат только ей, — поправила Энни, и сердце Алисии сжалось. — Что такое Испания?

Перед ее глазами всплыли воспоминания о солнце, апельсинах, сорванных прямо с дерева и съеденных еще теплыми, кристально чистой воде, холмистой местности, глиняных зданиях, музыке и Грасиано, когда он только появился у них в поместье. У него были сердитые черные глаза, и он был вначале такой молчаливый, такой холодный, что ей невольно захотелось вызвать у него улыбку.

— Красивая страна, — ответила она хриплым голосом.

— Ты там долго жила?

— Пять лет. — Она откашлялась. — Мы переехали сразу после того, как твоя бабушка — моя мама — скончалась.

— А куда вы переехали?

— У твоего деда была недвижимость за пределами Севильи и церковь на окраине города.

— Ты поедешь в Севилью?

— Не сейчас.

— Ты увидишь своего папу?

Губы Алисии скривились от гнева, но она не хотела, чтобы дочь заметила это.

— Нет, дорогая. Не думаю.

Она старалась не испортить мнение Энни о своем отце-священнике, но по мере того, как маленькая девочка становилась старше, она, естественно, проявляла больше интереса к своим родственникам. Однажды Алисии придется честно признаться в возникшем между ними конфликте, в том, как отец бросил ее, настолько разочаровавшись в ней из-за того, что она забеременела в шестнадцать лет, что не смог продолжать жить с дочерью.

«Ты моя самая большая неудача, Алисия».

Однажды она расскажет дочери, что Эдвард Гриффитс, всеми любимый и уважаемый священник, угрожал выдвинуть обвинения против Грасиано, если Алисия когда-либо снова заговорит с ним. Эта угроза висела над ее головой в течение многих лет. В детстве она безошибочно в это верила, и даже сейчас, став взрослой, она верила в циничное намерение Эдварда.

«Этот уличный мальчишка воспользовался тобой в моем доме. Ни один полицейский или судья не поверит ему. Он будет гнить в тюрьме за это. Просто дай мне повод, и я это сделаю. Он это заслужил».

— Почему ты его не увидишь?

Ее тянуло обратно в настоящее, ее ладони вспотели, сердце билось слишком сильно.

— Я еду работать, и я не собираюсь тратить время ни на что, кроме работы, потому что мне так не терпится вернуться домой к тебе. — Она наклонилась вперед и поцеловала Энни в лоб. — Ди заберет тебя из школы завтра. Увидимся в субботу утром на футболе.

Глаза Грасиано следили за катящимися волнами, словно он мог найти смысл в их ритме, как будто морские глубины могли помочь ему обрести ясность. Он смотрел на море и размышлял о том, где может быть его брат. Он снова подумал об еще одной сорвавшейся зацепке, о возникших, а затем рухнувших надеждах, о растущей уверенности в том, что он совсем один на этой земле, что вся его семья потеряна для него навсегда.

Ему надо было смириться с этим фактом.

Но когда он снова увидел Алисию, это заставило его вспомнить время, когда он надеялся на новую семью.

Решение нанять ее в качестве организатора мероприятий было спонтанным, но он не пожалел об этом. Грасиано доверял своим инстинктам, и в тот момент, когда он снова увидел Алисию, понял, что ей давно пора задуматься о том, как она с ним поступила.

В последнее время он часто думал о своем брате. О родителях. О детстве, смехе его матери, голосе отца, маленьком брате, о его ручке, доверчиво держащейся за руку Грасиано, когда они переходили дорогу, идя в школу.

Его любили, и он любил, а потом все произошло при самых ужасных обстоятельствах. Он отчетливо помнил скрежет металла, когда их машина врезалась в перила на обочине дороги.

Он закрыл глаза, отгоняя эти мысли, игнорируя пульсирующее чувство глубоко в животе, тоску по чему-то, что он давно потерял и что никогда не сможет обрести вновь.

Грасиано был прагматиком. Он не мог вернуть своего брата, он не мог спасти своих родителей, он не мог вернуться к своей семье, но у него были все деньги в мире, и в этот раз он мог использовать их, чтобы исправить по крайней мере одну ошибку своего прошлого: в его силах заставить Алисию испытать то же, что он однажды испытал благодаря ей. И он собирался насладиться чувством мести.

Глава 2

Какое облегчение, сказала себе Алисия… Грасиано не появился в аэропорту Лондон-Сити, чтобы встретить ее. Еще приятнее, что он не появился на борту роскошного частного самолета, который доставил ее из Лондона на взлетно-посадочную полосу в Валенсии, откуда на белом вертолете она полетела над Балеарским морем до места назначения.

Вертолет облетел скопление островов, прежде чем приблизиться к одному, самому большому из шести, поросшему густым лесом. Когда он опустился ниже, она увидела, что западная сторона острова значительно освоена. Безошибочно можно было узнать поле для гольфа и большой особняк с белыми стенами.

Они спустились еще ниже, и она увидела два бассейна — один рядом с домом, а другой в зарослях, окруженный деревьями и виноградными лозами. Но больше всего в такой теплый день, как этот, ее манил океан.

Как давно она не отдыхала!

Как-то она отвезла Энни в Корнуолл, когда ей было четыре года, просто на выходные, но все прошло идеально. Они ели мороженое и рыбу с жареным картофелем и делились едой с десятками голодных или просто жадных чаек. Тот отдых был коротким и совершенно не впечатляющим. А сюда она прилетела не отдыхать, несмотря на живописное место.

Мало того, что это была рабочая поездка. Она понятия не имела, почему Грасиано принял такое странное решение и нанял ее. Забыть их прошлое было невозможно, и она никогда не сможет расслабиться рядом с ним.

Когда-то ей придется сказать ему об их дочери, но она не знала, как это сделать.

Вертолет приземлился на мощеной круглой площадке, соединенной с домом дорожкой. Грасиано стоял в центре дорожки, расставив ноги и скрестив руки на груди, язык его тела был каким угодно, но только не дружелюбным. На самом деле, если бы он не заплатил столько денег за ее работу и не настоял бы на ее приезде на этот остров, она бы решила по его виду, что его возмущает ее присутствие.

Из-за вертолета она наблюдала за ним, оставаясь незамеченной. Время изменило их обоих, хотя она опасалась, что оно было к нему намного добрее. В свои восемнадцать лет Грасиано был худым, даже тощим, из-за жизни на улице и недостатка пищи. Сейчас он стал мускулистым и сильным, его тело излучало доминирование альфа-самца. Она достаточно хорошо разбиралась в мужской одежде, чтобы понимать, что та, что была на нем, была самой лучшей.

Он не прилагал никаких усилий к своей внешности, для этого он был слишком сосредоточенным на других вещах, но это не имело значения. Прилагал он усилия или нет, но он был, без сомнения, самым красивым человеком, которого она когда-либо видела.

Так было всегда.

Алисия закрыла глаза и застонала, когда вспомнила первый день их знакомства. В Севилье началась буря. Она боялась молнии, а гроза застигла ее в оранжерее, где она читала. Чтобы попасть обратно в дом, она должна была пройти через сад. Грасиано работал, подрезая фруктовые деревья, когда услышал ее крик. Он распахнул дверь в оранжерею, и за его спиной ударила молния, но она больше не боялась. Она не видела ничего, кроме него.

Грасиано был одет в майку и шорты, сидящие низко на бедрах, а его ботинки были старыми и промокшими. Но все это не имело значения. Она была очарована им. У него был квадратный подбородок, словно высеченный из камня, угловатые и острые скулы. Его глаза, обрамленные густыми черными ресницами, были карие. Его волосы намокли, но он провел по ним руками, отбрасывая их от лица, что только привлекло внимание к его высокому лбу.

— Кто ты? — выдохнула она, поднося руку к груди.

— Грасиано. Вы ранены?

Это было так похоже на него. Он отмахнулся от того факта, что они не знали друг друга, и сосредоточился только на той информации, которую хотел знать.

Теперь она ощутила ту же силу, исходящую от него, ту же непоколебимую власть над ситуацией, и она знала, что на этот раз ей нужно лучше защищать свои чувства, иначе она снова попадет под его контроль, как тогда.

Эта мысль заставила ее действовать.

Она отстегнула ремень безопасности и подошла к центральной двери кабины, чтобы в тот момент, когда лестница опустится, она могла сойти на землю, контролируя себя и готовая к делу. Чтобы убедить себя в этом, она перекинула сумочку через плечо. Только в этот самый момент ее глаза искали Грасиано, и маневр с сумкой лишил ее равновесия, так что, когда она делала второй шаг, ее лодыжка подвернулась.

Ее колени подкосились. Она рухнула на землю и лежала, распластавшись, на элегантной, выложенной елочкой брусчатке.

— Великолепно, — пробормотала Алисия себе под нос, боль в ободранных коленях не шла ни в какое сравнение с тем, что она так опозорилась. — Просто классно.

Алисии казалось, что это длилось вечность, но на самом деле Грасиано понадобилось всего несколько секунд, чтобы подойти к ней.

— Алисия… — Он протянул ее имя.

Не обращая внимания на его протянутую руку, с пылающими щеками, она осторожно приподнялась, ее колени заныли при движении. Она почти поднялась, когда ее лодыжку пронзила ужасная боль, и она застонала. Она гневно посмотрела на Грасиано, как будто он каким-то образом был виноват в ее падении.

— Что такое? — спросил он и теперь, к ее величайшему огорчению, обнял ее за спину, поддерживая ее или, по крайней мере, намереваясь ее удержать. Но на самом деле его прикосновение произвело противоположное действие, как будто тысяча лезвий пронзили ее тело от его простого, легкого касания. Его жест был таким интимным и знакомым.

— Не надо, — прошипела она, отстраняясь от него, и снова вскрикнула, когда ее лодыжка снова чуть не подвернулась. — Я повредила ногу, — отрезала она, будто это была его вина.

— Это очевидно.

— Когда мы летели, я видела машины для гольфа. Может, кто-то довезет меня до дома?

— В этом нет необходимости.

Прежде чем Алисия успела догадаться, что он имеет в виду, он схватил ее за талию и поднял, прижимая к своей груди, как будто она ничего не весила. Это был ошеломляющий момент. Десять лет назад они были любовниками, но всего один раз, всего одну ночь, и с тех пор не виделись. До нее никто не дотрагивался. С ней флиртовали, приглашали на свидания, но никто не вызывал у нее такого трепета, как Грасиано.

Она вздрогнула от прикосновения его тела, ощущая каждое движение его мускулов, его мужской аромат и щетину на его подбородке.

— Я уверена, что могу идти, — солгала она, заработав его циничную насмешку.

— Хочешь, я отпущу тебя, чтобы ты попробовала?

Они оба знали ответ на этот вопрос. Даже если бы его объятия не вызывали сильного привыкания, ее лодыжка не сможет сейчас выдержать ее вес.

Она не ответила, вместо этого сфокусировав взгляд на доме перед ними. Там было на что посмотреть, и даже больше по мере приближения к нему.

— Это потрясающе, — сказала она.

Грасиано шел медленно, каждый шаг был уверенным, но казалось, что дом находится далеко.

Как она заметила с воздуха, дом был квадратной формы с большим внутренним двором в центре. Когда Грасиано шагнул через двойную деревянную дверь в выложенный плиткой коридор, она мельком увидела внутренний двор и чуть не потеряла сознание. Она поставила его на первое место в своем списке для дальнейшего изучения, как только ей позволит ее лодыжка. Комнаты были большие, с высокими потолками. Он пронес ее через прихожую в гостиную с плиткой в марокканском стиле на полу, гобеленом на стене и мебелью в стиле середины прошлого века.

Добравшись до дивана, он усадил ее на него и тут же отпустил.

Однажды Алисия влюбилась в этого мужчину, но она ни за что не позволит ему соблазнить ее снова! Отношения между ними были слишком сложными, чтобы допустить какое-либо личное желание. Алисии нужно было решать, как справиться с тем фактом, что у них общая дочь, о которой он ничего не знал.

Она натянуто кивнула.

— Спасибо.

Удивительно, но он рассмеялся, и от этого звука ее кровь закипела.

— Ты говоришь так, словно скорее проклянешь, чем поблагодаришь.

— Зачем ты привел меня сюда? — спросила она, переходя к делу. Было трудно в буквальном смысле находиться не на высоте, лежа на диване, но это не остановит ее от стремления взять ситуацию под контроль.

— Тебе нужно дать отдохнуть лодыжке, — заметил он, то ли случайно, то ли намеренно не слыша ее вопрос. — Оставайся здесь, я принесу лед.

— Я в порядке, — солгала она, дождавшись, пока он выйдет из комнаты, прежде чем подтянуть брюки. Она с облегчением увидела, что ее лодыжка выглядит нормально, без отека. Значит, растяжения связок или перелома не было. Но когда она перекинула ногу через край дивана и попробовала опереться на нее, нога сильно заболела.

Проклятие.

Она снова легла и посмотрела в окно, из которого открывался прекрасный вид на средиземноморский сад и сверкающий океан позади него. Это был идеальный день, солнечный и теплый, только она не чувствовала никакого удовольствия, лишь горечь и опасность. Ведь тайна, которую она скрывала десять лет, могла теперь быть раскрыта.

Последние десять лет она могла позволить себе роскошь притворства. Делать вид, что Энни не нужно знать о своем отце, что ей лучше без него.

Было гораздо легче принять эти чувства, когда Грасиано был отсутствующим абстрактным понятием, а не мужчиной из плоти и крови, находящимся в том же доме, что и она.

Учитывая то, что произошло между ними и чем все закончилось, она знала, что приняла единственно правильное решение в то время и сделала все необходимое, чтобы обеспечить Энни счастливую жизнь. Она всегда делала все возможное для дочери.

Но это не отменяло прав Грасиано. И не сняло с нее вины.

Он быстро вошел в комнату с льняным кухонным полотенцем в руке. Она ожидала, что он отдаст его ей, но вместо этого он подошел к дивану, встал на одно колено и провел рукой по поврежденной лодыжке.

— Выглядит неплохо, — хрипло сказал он.

— Но ощущается другое, — сказала она, гордо вздернув подбородок.

Его взгляд переместился на нее, а затем вернулся к ее лодыжке. Медленно он сжал лодыжку крепче и быстро осмотрел ее. Сердце Алисии грозило вырваться из груди от его прикосновений. Во рту у нее пересохло, говорить было почти невозможно.

— Перелома нет. Но ты должна отдохнуть.

— Нет. — Это слово превратилось в хриплую мольбу.

Она должна была взять себя в руки.

— Почему бы тебе не рассказать мне о мероприятии, которое я должна организовать?

Он встал, повернувшись к ней спиной, подошел к окну и несколько секунд молчал, поэтому она тихо напомнила о себе:

— Грасиано?

— Это бизнес, — быстро сказал он. — Нам надо отметить слияние. Ничего сверхъестественного — около ста человек. Еда, напитки, музыка. Ты знаешь, что это такое.

Она нахмурилась. Он сообщил ей слишком мало деталей о событии, до которого оставался всего месяц.

— Ты предполагаешь, что люди останутся на острове?

— Я ничего не предполагаю. — Он повернулся к ней лицом, его глаза были прикрыты. — Вот почему я обратился к тебе.

— За моими услугами, — поправила она, во рту при этом пересохло от волнения.

Он один раз опустил голову, что она восприняла как кивок.

— Я хотел бы увидеть какие-то планы к среде. Я дам тебе знать, что мне нравится, и тогда ты сможешь заняться организацией.

— Ты так уверен в моих способностях.

— Почему ты так сказала?

— Если считаешь, что я смогу за два дня организовать что-то подходящее…

— Я уверен в твоих способностях, — подтвердил он через мгновение. — Твоя репутация великолепна.

Ей стало приятно.

— Откуда ты знаешь о моей репутации?

— Благотворительный аукцион, — сказал он, небрежно пожав плечами. — Гости за моим столом хорошо отзывались о тебе.

— Понятно.

Значит, Грасиано не следил за ее жизнью.

Конечно нет, и поэтому она должна быть безмерно рада. Если бы он когда-нибудь поинтересовался ею за эти годы, то знал бы об Энни. И это привело бы к тому, что он увидел бы ее фотографию, и все стало бы очевидным.

При мысли об этом ее красивое лицо исказила хмурая гримаса. Сначала она хотела, чтобы он узнал об Энни. Но проходили годы, и ей стало невозможно представить Энни чьей-то еще. Он заслужил быть в жизни Энни, но сделал это невозможным. Это была его вина, а не Алисии. Но ситуация была безнадежной. Это не означало, что она могла продолжать игнорировать их связь теперь, когда они были здесь, на его прекрасном острове, и у нее была возможность довериться ему.

Но что, если будет неправильно по отношению к Энни? В конце концов, что она знала о человеке, которым стал Грасиано?

Мысль о том, чтобы провести неделю с Грасиано, приводила ее в ужас, но это была возможность узнать человека, которым он стал, и выяснить, какую роль он может сыграть в жизни Энни. Что касается волнения, которое она ощущала всякий раз, когда он приближался к ней, ей просто придется игнорировать его.

Алисия уставилась в окно и заставила свое дыхание успокоиться.

— О твоей работе хорошо отзываются, — сказал он, снова появляясь в гостиной.

В течение десяти лет ей удавалось не думать об отцовстве Грасиано, но теперь больше не могла прятать голову в песок. Ее ответ показался немного натянутым.

— Спасибо.

— Я не столько льстил тебе, сколько констатировал факт. Я развивал свой бизнес, используя сильные стороны людей. Мне нужно мероприятие, организованное в срочном порядке. Ты способна это сделать.

— Итак, ты заплатил пятьсот тысяч фунтов, — сказала она, покачав головой. — Это не имеет смысла. Любая компания, которая занимается организацией мероприятий, сможет…

— У них уже все расписано на это время.

Значит, он пробовал бронировать в другом месте? Это немного снизило градус ее гордости собой.

— Переговоры о слиянии закончились быстрее, чем ожидалось. Договор будет подписан на этой неделе, а юридические процедуры должны завершиться в течение десяти дней или около того.

— А почему вечеринка? — спросила она. — Ты каждый раз устраиваешь праздник, когда приобретаешь компанию? Если да, то я полагаю, у тебя в штате есть координатор мероприятий.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что если ты покупаешь так много предприятий, то это имеет смысл.

— А откуда ты знаешь, что я приобретаю много предприятий?

Ее щеки вспыхнули жаром, когда он разоблачил ее секрет, — она-то, в отличие от него, часто искала о нем информацию в Интернете.

— Ты не единственный, чья репутация бежит впереди тебя. Или ты думаешь, я приехала бы на встречу с человеком, которого едва знаю, в эту глушь, не наведя ни одной справки?

— С человеком, которого ты едва знаешь? Я бы не так назвал наши отношения.

— Нет? — задыхаясь, ответила она, немного наклонившись вперед, пока ее лодыжка не заныла, и она была вынуждена остаться на месте. — Тогда как бы ты их описал?

— То, что мы не виделись много лет, не меняет того, что хорошо мы знаем друг друга. Что мы хорошо понимаем друг друга.

Она прикусила губу.

— Это было давно.

— И с тех пор многое произошло, — согласился он, придвигаясь ближе и внимательно глядя на нее. — Но ты когда-нибудь забывала обо мне?

Она ахнула, вопрос пронзил ее своей прямотой.

— Грасиано…

Как она могла ответить? Любой ответ мог быть опасен в ее ситуации.

Она должна была сделать то, что было правильным для их дочери.

— Ты преподала мне столько уроков, Алисия, что я не могу забыть тебя.

Ее сердце билось так сильно и быстро, что она слышала гул в ушах.

— О каких уроках ты говоришь?

— Начнем с того, насколько корыстными могут быть люди. Даже красивые и милые на вид. — Он провел большим пальцем по ее подбородку. — Возможно, таких людей очень много.

Она вздрогнула, отвернулась и разозлилась на себя за то, что даже тогда, когда он вел себя насмешливо, его прикосновение волновало ее.

— Что корыстного было во мне?

— Во-первых, твое молчание.

Алисия закрыла глаза, потому что он был прав. Она слышала, как ее отец набросился на Грасиано, угрожал вызвать полицию и предъявить обвинение в сексуальном насилии, слышала, как ее отец унижал мужчину, которого она любила, и ничего не сказала. Она молчала, пораженная тем ужасным, унизительным положением, в котором оказалась. Но потом, когда ее отец пригрозил обратиться в полицию, если она когда-нибудь снова свяжется с Грасиано, она закрыла свое сердце, зная, что она должна была защитить этого человека от ужасного преступления, которое ее отец хотел повесить ему на шею. Только когда было необходимо поговорить с ним, она пошла на этот риск — не ради себя, а потому, что он имел право знать, что у них родился ребенок. И в глубине души потому, что она верила, что он сможет все исправить. Ее сердце сжалось при воспоминании о растерянном, испуганном подростке, которым она была тогда.

— Не все такие сильные, как ты, — сказала она после долгой мучительной паузы. — У меня не было других родственников, кроме отца…

Казалось, это разозлило Грасиано еще больше. Он мрачно хмыкнул и подошел ближе, присев рядом с ней так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

— Твой отец обвинил меня в том, что я изнасиловал тебя, — напомнил он ей, и от боли в глубине его глаз у нее перехватило дыхание. Он до сих пор испытывал боль, что было неудивительно. — Ты ничего не сказала, чтобы поправить его. Ты позволила ему так обо мне думать.

— Я сказала ему правду позже. Потом. Он был очень зол.

— Он не имел права. Мы знали, что делали.

— Мы были чуть взрослее, чем дети.

— И что это значит? Ты считаешь, что мы ошиблись?

Как она могла ошибиться, если результатом стала Энни? И даже если бы Энни не было, Алисия не могла заставить себя сожалеть о той ночи. Только последующее утро она хотела бы изменить.

Он не стал ждать ее ответа. Хорошо, потому что она все равно не могла ничего сказать.

— Я знаю, ты думала, что я недостаточно хорош.

Она сердито покачала головой:

— Это неправда.

— Как и твой отец, ты искала выгодную партию.

— Перестань, — выдавила она, чувствуя боль от его оскорблений. Ее глаза невольно опустились к его рту, любуясь контуром его губ, даже в тот момент, когда она хотела наговорить ему гадостей.

— Ты из тех, кто хочет чувствовать себя достойным, «помогая» тем, кому повезло меньше.

— Что с этим не так?

Он проигнорировал ее вопрос.

— Это то, чем вы занимались тем летом, не так ли?

— Это было десять лет назад, — тихо сказала она. Она пыталась сосредоточиться на Энни, сохранять спокойствие перед лицом его гнева. — Почему это имеет значение?

Но это действительно имело значение. Прошло десятилетие, но боль была такой же сильной, как и тогда. Она попыталась отвести от него глаза, но они словно попали в ловушку.

— Действительно. Так много всего произошло с тех пор. — Он поднял руку, прижал к ее щеке, и она задрожала от желания. — Теперь мы другие люди, Алисия.

Да, теперь они были другими людьми. Алисия больше не была впечатлительной девушкой, которая влюбилась в этого мужчину в тот момент, когда увидела его.

— Но в ту ночь удовольствие, которое ты испытала, было настоящим, правда, Алисия? — Он произнес ее имя, как обычно, с сильным испанским акцентом. Ее кожа покрылась мурашками, и она вздрогнула от желания, не позволяющего думать или чувствовать что-то еще.

Он наклонился ближе, его рот был всего в паре сантиметров от ее рта.

— Ты помнишь, когда мы впервые поцеловались?

Ее сердце подскочило.

— Нет, — пробормотала она.

Его губы показали, что он понял, что это была ложь.

— Это было в библиотеке. Ты сказала мне, что тебе нужна помощь, чтобы достать книгу с верхней полки. Я достал ее, и, когда я передал ее тебе, наши пальцы соприкоснулись, и ты тихонько вздохнула, прежде чем посмотреть на меня. И, как сейчас, ты молча умоляла меня поцеловать тебя. Ты помнишь это?

Она отрицательно покачала головой, но на какой вопрос, на какое утверждение?

— Ты щелкнула пальцами, и я прибежал.

Она нахмурилась. Он не ошибся. Грасиано всегда был рядом с ней. Каждый раз, когда она нуждалась в нем, ей нужно было только попросить, и он делал все, что она требовала. Но он неправильно выразился, описав то, что она считала верностью и дружбой, как что-то зловещее и манипулирующее.

— Ты ведешь себя так, как будто то, что произошло между нами, имело большое значение, — сказала она, когда смогла снова заговорить. — Но это ты ушел, не оглянувшись. Ты недвусмысленно сказал мне, что ты будешь жить своей жизнью и больше никогда не вспомнишь обо мне. Ты был тем, кто изменил свой номер телефона.

— Я менял свой номер не для того, чтобы прятаться от тебя, — ответил он.

— О, я уверена, что к тому времени ты совсем забыл обо мне.

— Да. Но не уроки, которые ты мне преподала.

Его слова были как удар хлыстом.

— Если ты действительно забыл обо мне, то почему мне кажется, что ты меня ненавидишь?

Вена пульсировала на его шее, свидетельствуя о том, что и ему этот разговор дается нелегко.

— Я ненавижу таких, как ты, как твой отец…

Она вздрогнула.

— Ты меня не знаешь.

— Я знаю все, что мне нужно знать.

Она закрыла глаза, борясь с неожиданно сильным приступом боли.

— Тогда зачем ты нанял меня? И не лги мне. Это не потому, что тебе нужно мероприятие, спланированное в спешке.

— Почему не может быть и того и другого?

— И того и другого?

— Возможность убить двух зайцев одним выстрелом.

— Я не понимаю.

— Я всегда говорил себе, что, если я когда-нибудь увижу тебя снова, я перейду на другую сторону улицы. Одного раза хватило. Я ушел от тебя, от твоего отца, от того утра.

Ее сердце сжалось от грубой правды в его словах.

— Почему…

— Я был не прав. — Казалось, он заставлял себя говорить. — Я все еще хочу тебя. Она задохнулась от волнения.

— Грасиано…

Он прижал палец к ее губам. Она пыталась напомнить себе о серьезности той ситуации, в которой они оказались, но в этот момент все казалось незначительным. Инстинкт подталкивал ее вперед, как бы нелепо это ни звучало, к их прошлому.

— И ты была там, предлагая себя тому, кто больше заплатит. Как я мог не воспользоваться этой возможностью?

Она замерла.

— Это не… я не…

— Ты здесь, чтобы спланировать мероприятие, — сказал он, двигаясь губами к пульсирующей венке у основания ее горла и прижимаясь к ней губами. — Но ты у меня здесь, в моем доме, на пять дней, и я намерен максимально использовать их.

Глава 3

Грасиано то и дело возвращался к этой идее с тех пор, как она впервые пришла ему в голову на благотворительном аукционе. Соблазнить Алисию для мести, с одной стороны, привлекало его, но также вызывало у него отвращение. Его приводило в ярость то, что она все еще имела над ним какую-то власть, даже когда он осознавал, что хочет применить свою собственную власть над ней.

Чтобы доказать, что он отличается от томящегося от любви восемнадцатилетнего подростка, которого она использовала и выбросила. Чтобы показать ей, что он стал таким мужчиной, каким она никогда не думала, что он может быть.

Заставить ее хотеть его, как если бы он был ее вселенной.

Уйти, как тогда, только на этот раз воспоминания об Алисии не будут мучить его, не вызовут у него желания вернуться к ней, потому что он бросит ее сам.

Это был его шанс доказать, как далеко он продвинулся, насколько силен он сейчас. Местью не стоило гордиться, но иначе нельзя было описать ни чувства Грасиано, ни то, чего он хотел.

Что-то темное и злое заставило его задуматься о себе самом. Он чего-то не знал о себе. Да, он пойдет на это. Да, он так сильно хотел отомстить. Да, он хотел уничтожить ее так же, как она уничтожила его.

Когда ее отец обвинил его в изнасиловании Алисии, Грасиано почувствовал себя так, словно его ударили ножом. Он смотрел на нее и ждал, что она скажет что-то разумное, чтобы переубедить отца, а она только сжалась и спряталась за бушующего родителя, эта красивая девушка, с которой он занимался любовью несколько часов назад. Она была трусихой. Она была предательницей. Она позволила Эдварду оскорблять Грасиано самыми грязными словами и не заступилась за него. Ничего не сделала. Когда Эдвард вышвырнул Грасиано из дома, сказав, что он вызовет полицию, если тот снова постарается встретиться с Алисией, она по-прежнему молчала.

Она предпочла покой и свою «хорошую» жизнь правде, страсти и Грасиано, и он никогда не забыл этого предательства и не простил ее за него.

Он не думал о ней сознательно в течение последних десяти лет, но его желание отомстить заставило его задуматься, не всегда ли он хотел этого, не искал ли он возможности исправить ошибки прошлого.

Это было мелочно, это было жестоко, он почти наверняка будет сожалеть об этом, но Грасиано, как всегда, следовал своим инстинктам.

Десять лет назад он был медлительным. Нежным и осторожным. Он думал, что она хрупкая, и очень боялся сломать ее. Теперь они оба стали старше и мудрее.

— Грасиано! Что ты имеешь в виду? — настойчиво повторила она, но ее тело оставалось на месте, близко к нему, так близко, что он чувствовал запах ее тела.

Он хотел так много узнать об этой женщине, так много ему нужно было понять.

— Почему ты позвонила мне после того, как я ушел?

Ее глаза закрылись, и он наклонился к ней. Одно движение от любого из них — и их губы соприкоснутся. Ее глаза открылись, и она вздрогнула, но не отодвинулась от него. Ее рука поднялась, пальцы прижались к его груди, и чувства захлестнули Грасиано. Это был тревожный знак. Он должен был управлять своими желаниями. Он больше не потеряет себя из-за этой женщины.

— Как ты думаешь, почему? — Ее глаза смотрели на него умоляюще. — Я была унижена. Я не могла поверить в то, что он сказал тебе.

К его удивлению, слезы застилали ее глаза.

— Я не могла поверить, что позволила ему так с тобой разговаривать. Но ты должен понять…

Сочувствие было опасной ловушкой… Он не должен был слушать ее.

— Я понимаю, что ты предпочла позволить ему считать меня насильником, чем сказать ему правду.

— Я сказала ему правду, — настойчиво проговорила она, и ее пальцы вцепились в ткань его рубашки.

Он почувствовал удивление, а затем недоверие. Он не мог ей поверить, не хотел.

— Я сказала ему все. Я просто не могла сделать это прямо тогда. Я была слишком… потрясена.

Ее дыхание пахло ванилью. Он вдохнул его и почувствовал возбуждение в паху.

Давно он так сильно не хотел женщину. Возможно, все десять лет.

— И ты думала, что я вернусь к тебе?

— Нет, — прошептала она, вздрагивая. — Я знала, что это невозможно. Он бы никогда этого не позволил.

— И ты всегда делаешь то, что хочет твой отец.

Она отвела глаза.

— Мне было шестнадцать.

— Ты была достаточно взрослая, чтобы отдаться мне, — напомнил он ей.

— И что? Ты думал, я сбегу из дома и буду жить с тобой на улице, потому что мы спали друг с другом? Ты этого хотел?

Как будто она облила его ледяной водой, напоминая ему о ее истинных приоритетах. Она выбрала свою «хорошую» комфортную жизнь вместо того, чтобы поддержать его. Она хотела материальной безопасности, а не любви, которая, как он думал, была взаимной.

— После того я не хотел иметь с тобой ничего общего, — произнес он без каких-либо эмоций в голосе. — Я не верю во второй шанс.

Она немного отстранилась, но продолжала держать руку на его рубашке.

— Мне просто… нужно было с тобой поговорить.

— И все же твои действия привели к тому, что я стал тем, кем я стал. Я уехал из Севильи, повзрослел, изменился. Я совсем забыл о тебе.

Ее глаза едва встретились с его.

— Повезло тебе.

— И все же мы здесь, десять лет спустя, и я задаюсь вопросом…

— Что ты хочешь знать? — спросила она. Ее голос был хриплым от волнения.

— Каково это — целовать тебя, — просто сказал он, скользя глазами по ее лицу и безошибочно видя в нем желание. — Не так, как тогда, когда мы были подростками, а как взрослую женщину с опытом за плечами…

— Грасиано… — В ее голосе слышалась мольба. Это был призыв к здравомыслию или попытка соблазнения?

— Тебе это тоже интересно?

— Я не могу, — сказала она так тихо, что он скорее почувствовал ее слова, чем услышал.

— Не хочешь?

Она покачала головой.

— Это сложно.

— Почему?

— Потому что ты — это ты, — мягко ответила она.

— Мы здесь совершенно одни, — хрипло сказал он. — Никто из нас не должен притворяться всю следующую неделю.

Ее глаза расширились.

— Кроме того, поцелуй — это просто поцелуй.

Она издала хриплый звук, ее пальцы на его рубашке сжались, словно она изо всех сил пыталась удержаться за него.

— Грасиано, я не думаю, что это так просто.

— Я не поцелую тебя, если ты не попросишь меня об этом.

Она прикусила губу.

— Я не могу этого сделать. — В ее глазах отразилось замешательство. — Грасиано, наше прошлое…

— Прошлое не имеет к этому никакого отношения, — сердито перебил он, хотя прекрасно понимал, что именно его прошлое сделало его тем, кем он сейчас был.

— Грасиано…

Теперь в ее голосе была безошибочно мольба. Она наклонилась, сдавшись ему, так что он возрадовался победе, прижавшись губами к ее губам поцелуем, в котором были и гнев, и негодование, и тоска.

Алисия чуть не подпрыгнула от вихря эмоций, который закрутился внутри ее, когда их губы соприкоснулись. Это не был нежный поцелуй. Это не был поцелуй двух людей, воссоединившихся после долгих лет разлуки. Это был поцелуй, полный доминирования и злости. Она чувствовала это по тому, как требовательно он завладел ее губами. И все же она не возражала — не могла возражать. Она тоже была зла, зла так, как никогда не позволяла себе, из-за того, насколько бесполезным был этот гнев.

У нее был их ребенок, и она держала его в секрете от него.

Он сказал, что прошлое не имеет значения. Но если бы это было правдой, тогда никто из них не злился бы. Однако они не могли отказаться от своего прошлого.

Злость и гнев объединяли их сейчас.

Ее рука на его рубашке переместилась к его плечу, и она резко потянула его на себя, ярость смешивалась с голодом, желанием и страхом, потому что Грасиано пробудил в Алисии что-то, что она считала давно умершим.

Голос в ее голове кричал ей, чтобы она прекратила это безумие, взяла себя в руки, но она знала, что поступала разумно и правильно после долгих десяти лет. Ей надо было утолить голод, который настиг ее, не по крупицам, а лавиной, сразу.

— Пожалуйста, — простонала она ему, когда он поцеловал ее в шею.

Он провел языком по ее коже, и она застонала, извиваясь. Ее тело было полно огня, и только он мог потушить его. Он немного приподнялся, глядя на нее с выражением, которое она не могла понять, а затем его руки потянулись к ее рубашке, расстегивая две верхние пуговицы, обнажая тонкое кружево ее бюстгальтера.

Она тяжело дышала, когда его рука обхватила одну ее грудь, словно оценивая ее. Она подняла таз, больше не контролируя свое тело, полностью сдавшись потребностям, которые сейчас были сильнее ее способности мыслить.

Его пальцы коснулись ее соска, и она вскрикнула, прикосновение было интимным и таким незнакомым. Со времен Грасиано никто не делал с ней такого.

Он всегда имел над ней эту власть.

Но он никогда не был ее.

Как она нуждалась в нем в тот первый год! Как она тосковала по нему!

Горе захлестнуло ее, напомнив ей о катастрофических последствиях того, что произошло между ними, и этого было достаточно, чтобы убить ее либидо, погасить лихорадочную волну потребности, которую он так безжалостно разжег.

— Стоп! — Теперь она прижала руку к его груди, ее дыхание было неровным. — Мы должны остановиться.

О чем она думала? Она не могла целоваться с этим мужчиной! Она даже не должна была соглашаться приезжать сюда. Все было слишком сложно. У них была общая дочь, о которой он ничего не знал. Она скрывала от него Энни, и поначалу это имело смысл. Но сейчас? Какое у нее было оправдание лгать ему об их дочери?

Все было так сложно, запутанно и страшно. Грасиано уже давно отказался бы от претензий на свою дочь. По крайней мере, Алисия убеждала себя в этом. Но может ли родитель отказаться от собственного ребенка, не зная о его существовании?

У нее началась паника, в глазах потемнело, и она сильно побледнела.

Она почти ничего не замечала, кроме уверенных рук Грасиано, усаживающих ее на диван, затем наклоняющих ее голову вперед и опускающих ее ниже. Его рука ритмично поглаживала ее спину, его голос, тихо мурлыкающий что-то по-испански, успокаивал ее.

Слезы наполнили ее глаза, но, по крайней мере, она снова могла дышать.

Он, очевидно, почувствовал, что она пришла в себя, потому что он заставил себя встать, отошел от нее и в течение нескольких долгих секунд смотрел в окно, пока она поправляла свою одежду.

— Это была ошибка, — прошептала она.

Алисия закрыла глаза и увидела лицо Энни. В первую очередь она была матерью. Ее личные желания были гораздо менее важны, чем жизнь Энни.

Он медленно повернулся к ней лицом, уперев руки в бедра, выражение лица снова невозможно было понять, только в чертах его лица была тьма, опасность, заставившая ее дрожать.

Какая бы любовь ни была между ними, даже если она исходила только от нее, она превратилась во что-то другое. Что-то темное и злое. Ненависть.

— Ты не хочешь, чтобы я снова тебя поцеловал?

Она опустила глаза. Что она хотела? Лучше было не задумываться об этом.

— Это не должно повториться, — проговорила она вместо прямого ответа.

— Между нами есть незаконченное дело, и есть только один способ решить его.

Она прикусила губу, чтобы не согласиться с ним на словах, но в глубине души она знала, что он прав.

Может, здесь, на этом маленьком острове, она действительно была в оазисе, вдали от Энни и своих обязанностей по отношению к их дочери, вдали от жизни, которую старательно создавала для себя. Может быть, она может позволить себе быть безрассудной, и на этот раз от этого не будет никакого вреда. Или, может быть, ей следует бежать со всех ног, а не поддаваться искушению во второй раз в жизни.

Алисия была сильной в последнее десятилетие. Сильной, когда она противостояла своему отцу. Сильной, когда он выгнал ее из Испании и бросил в Англии с бабушкой, которую она едва знала. Сильной, когда она стала матерью-одиночкой в шестнадцать лет. Сильной, поскольку она в одиночку вырастила Энни… и ей нужно было быть сильной сейчас.

— Ты ошибаешься, Грасиано, — сказала она тихо, но твердо. — Между нами нет ничего незавершенного. Ты закончил все, когда растворился в воздухе, когда отказался отвечать на мои звонки, когда перестал существовать в моей жизни. — Она встала, ее колени слегка подрагивали. — Я знаю, что мой отец обращался с тобой как с грязью — хуже, чем с грязью, — но ты ушел, не оглянувшись. Ты ушел без…

— Без чего, дорогая? — Нежность в его голосе заставила ее вздрогнуть. — Твой отец был не единственным, кто обращался со мной как с грязью. Верно, он произносил это вслух, но ты поддерживала его своим бездействием. Что я должен был делать? Остаться и отправиться в тюрьму за преступление, которого я никогда не совершал? За такое гнусное преступление…

Он позволил словам повиснуть в воздухе, его гордость явно была уязвлена. Он тяжело дышал, скрестив руки на широкой груди, глядя на нее сверху вниз, и в его глазах бушевали темные сильные эмоции.

Алисия не могла заставить себя ответить. Мысль об обвинении Грасиано в изнасиловании после их ночи любви была ужасна.

Но она не могла позволить себе поддаться своим чувствам.

— У нас было столько времени, чтобы завершить наше незаконченное дело. Но не сейчас. — Она выпрямилась. — А теперь извини меня, у меня есть работа, и чем скорее я закончу и смогу выбраться с этого острова, тем лучше.

Глава 4

Алисия смотрела невидящим взглядом на свой ноутбук. Она провела весь день, изучая предыдущие мероприятия, которые устраивал Грасиано, компании, которые он купил, все, что могло дать ей представление о том, чего он хотел, без необходимости говорить с ним об этом.

Что было, конечно, глупо и по-детски.

Несмотря на то что между ними произошло, она приехала сюда, чтобы выполнять работу, и не собиралась игнорировать свои обязательства.

Ее лодыжка все еще доставляла ей проблемы, но благодаря болеутоляющим, которые он дал ей несколько часов назад, прежде чем отвести в комнату для гостей, она могла осторожно ходить.

Глядя на сверкающее на солнце море за окном, она жалела, что взяла с собой только деловую одежду.

В то время это был акт неповиновения, определение границ ее намерений в отношении Грасиано. Она планировала носить костюмы и туфли на каблуках, чтобы постоянно напоминать им обоим о том, что она прибыла сюда для работы.

Предвидела ли она уже тогда, что желание одолеет их? Возможно, но она рассчитывала продержаться как минимум час, не пытаясь сорвать с него одежду.

Она застонала, уронив голову на руки, униженная и оживленная в равной мере воспоминаниями о том, что произошло днем. Ее сердце бешено колотилось, когда она думала о том, каким чудесным был его поцелуй.

Вот только он был не просто красивым мужчиной, с которым у нее было общее прошлое. Связаться с Грасиано после того, как он стал стоить почти всех денег мира, было непросто. Вокруг него была стена.

Его номер телефона был недоступен, его местонахождение неизвестно, его повсюду сопровождала охрана. Даже когда она просыпалась посреди ночи в панике и понимала, что не может скрывать Энни от отца, она понятия не имела, как сообщить ему об этом.

Пока он не появился на благотворительном аукционе, он был недосягаем для Алисии, как и любой другой миллиардер или знаменитость.

Но теперь они были здесь вместе. Она могла сказать ему. А что произойдет потом?

Она закрыла ноутбук и рывком встала с мрачным выражением лица.

Если Грасиано планировал соблазнить Алисию своим стилем жизни, лучшего места он бы выбрать не мог. Она рассчитывала съесть фрукт на ужин, но, когда, хромая, она медленно вышла из своей комнаты и отправилась на поиски кухни, то обнаружила, что стол на двоих был накрыт посреди двора. Она остановилась, разглядывая белую ткань, бутылку с вином, свечи и хрустальные бокалы, а затем огляделась. Это была ее первая возможность как следует рассмотреть двор, и теперь она увидела детали, которые не смогла бы разглядеть из своего окна.

Большая лестница вела по одной стороне двора к балкону, который опоясывал внутренние стены, и именно по этим стенам ниспадали виноградные лозы, каскадом стекая вниз, как цветочные водопады, создавая праздник для глаз и райский аромат. Вокруг цветов жужжали пчелы, щебетали птицы.

Небо над головой стало темнеть, вокруг стен зажегся свет, создавая теплоту и атмосферу, которые заставили Алисию почувствовать, что она находится на пятизвездочном курорте, но более чистом и ухоженном.

Она еще раз успела осмотреться до того, как Грасиано появился во дворе, склонив голову, как будто глубоко задумавшись, так что у нее было время, чтобы изучить его и взять себя в руки, прежде чем он увидел ее.

Он был одет в бежевые шорты и свободную белую льняную рубашку, олицетворяя собой расслабленное обаяние, — только Грасиано, как она подозревала, никогда по-настоящему не расслаблялся. Это было не в его характере. Тогда, в восемнадцатилетнем возрасте, он весь кипел энергией. Вот почему его отец нанял Грасиано для работы в усадьбе, а не только в миссионерском доме.

«Этот мальчик никогда не отдыхает, — снова и снова удивлялся Эдвард. — Только посмотри, как он работает».

И Алисия смотрела. Она смотрела до тех пор, пока ей не захотелось вещей, которые раньше не имели для нее никакого значения. Во рту у нее пересохло, когда воспоминания нахлынули на нее, воспоминания, от которых она покраснела от теплого, влажного жара между ног.

— Ты хочешь есть? — спросил он, приблизившись.

— Да, — честно ответила она.

Он посмотрел ей в глаза, она смутилась и отвела взгляд.

— Пожалуйста, присаживайся.

— Спасибо, — пробормотала она, когда он сел напротив нее.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но через мгновение во дворе появилась стройная женщина с седеющими волосами и морщинистым лицом.

— Изабелла, — Грасиано склонил голову в знак приветствия.

— Приятно снова видеть вас, сэр!

— Я был рад вернуться. Изабелла, это моя коллега мисс Гриффитс.

Неприкрытая неприязнь слышалась в том, как он по слогам произносит ее фамилию — фамилию ее отца.

— Алисия, — ответила она с натянутой улыбкой.

— Алисия, — повторила Изабелла. — Рада приветствовать вас здесь. Хотите вина для начала?

Ужасная идея. Вино только ослабило бы ее контроль над собой. Но в то же время ее нервы были на пределе. Один бокал мог бы помочь ей пережить вечер.

— Да, вино было бы прекрасно, спасибо.

— Бутылку Риохи, — сказал он, улыбаясь, и она удивилась, увидев совершенно дружелюбную улыбку на его лице.

Изабелла кивнула и исчезла за деревянными дверьми.

— Я думала, ты сказал, что мы совершенно одни.

Его глаза остановились на ней, и она вздрогнула, когда ее кровь снова забурлила от возбуждения, а его улыбка сменилась оценивающим выражением.

— Ты расстроена?

Она не могла признаться в этом даже самой себе.

— На самом деле я чувствую облегчение.

Его ухмылка свидетельствовала о том, что он ей не верит.

— На острове живет минимальное количество персонала. Изабелла — моя экономка.

— Она живет здесь? — Алисия указала на особняк, стоящий поодаль.

— Возможно, ты заметила домики на другом конце острова, когда пролетала над ним?

— Я думала, что они для гостей.

— Некоторые из них для гостей. Другие для моего постоянного персонала.

— А сколько их?

— Всего восемнадцать.

— Я имела в виду персонал.

— Четыре человека. Изабелла, повар Хуанита, садовник Родриго и Луис, из охраны.

Из той самой охраны, из-за которой было невозможно связаться с ним много лет назад, когда она хотела рассказать ему об их общей дочери.

В этот момент вернулась Изабелла, и рядом с ней шла молодая женщина лет девятнадцати или двадцати. Она покраснела, когда посмотрела на Грасиано, и Алисия пожалела ее. Она знала силу мужчины напротив нее. Какая женщина сможет устоять перед его чарами?

Алисия отвела взгляд, когда Изабелла налила два бокала вина, а юная девушка поставила перед ними тарелку с закусками — чоризо, хлебом, оливками, сыром, фруктами и маленькими тарталетками с анчоусами и чесноком.

Когда они остались одни, она не удержалась и спросила:

— Эта девушка — повар?

— Да, один из проектов Изабеллы, — сказал он с такой любовью, что сердце Алисии заныло. На мгновение она вспомнила мальчика, которым был Грасиано, мальчика, который уделял ей все время в мире, который, несмотря на свою ужасную жизнь, всегда улыбался ей.

Этот мальчик больше не существовал для Алисии, но существовал для других.

— Проект? — спросила она, потянувшись за вином и сделав глоток.

— Она вербует людей с улиц, — сказал он, глядя прямо перед собой. Он смотрел на Алисию, на самом деле не видя ее. — Ей важно, чтобы они много работали и не принимали наркотики, — это два ее правила.

— Она знает о том, что тебе жилось тяжело?

— Это то, что у нас с ней общего.

Алисия немного наклонилась вперед.

— И Изабелла тоже?

— Она была одной из первых, кого я нанял.

— Все твои сотрудники происходят из этой среды?

— Какой смысл нанимать людей, если не можешь дать им второй шанс? Здесь у них есть крыша над головой, хорошая работа. Как и у Изабеллы, у меня очень мало правил.

Она снова отхлебнула вина.

— А какие у тебя правила?

— Честность и верность.

Алисия перевела взгляд на стол. С точки зрения Грасиано, в этом отношении она его подвела.

— А квалификация?

— По моему мнению, люди могут стать квалифицированными во всем, если они достаточно мотивированы, а ничто так не мотивирует, как жизнь на улице.

— Когда ты уехал из Севильи…

— Когда твой отец выгнал меня?

В горле пересохло, она кивнула.

— Я переживала за тебя.

Он прищурил глаза.

— Мне было страшно от мысли о том, что ты вернешься на улицу. Я не могла спать, думая, как ты живешь.

Между ними воцарилась тишина, изредка нарушаемая щебетанием птиц, пролетающих над головой.

— Твое беспокойство было излишним. Как видишь, со мной все в порядке.

— Но как? — настойчиво спросила она, наклонившись вперед, затем потянувшись за вином и заставив себя расслабиться. — Как ты все это сделал?

— Ты подозреваешь, что я совершил преступление? Что я каким-то образом украл свое состояние?

— Конечно нет!

— Или что я стал жиголо у какой-то богатой женщины и выманил у нее ее состояние?

— Мне это даже в голову не пришло, — пробормотала она. — Хотя если бы это было так, ты бы винил только себя. Помнишь, что ты сказал мне, когда я позвонила во второй раз? Когда мы в последний раз разговаривали?

Его лицо не выдавало никаких эмоций.

— Ты сказал мне, что нашел кого-то еще, с кем можно заняться сексом. Ты это так назвал. Я пожертвовала всем ради тебя, а ты…

— Чем ты пожертвовала ради меня? — спокойно спросил он.

— Ты думал, что моя жизнь была усыпана розами после того, как я рассказала отцу правду? — яростно спросила она. — Как, ты думаешь, он отреагировал? Как ты думаешь, что он сделал?

— Я понятия не имел, что ты скажешь ему правду после того, как я уйду. Ты определенно не выказывала такого намерения в то утро.

— Конечно, ты знал! — воскликнула она. — В то утро я была в шоке. Я была напугана и пристыжена. Я была воспитана на проповедях моего отца о чистоте и невинности. Но я рассказала ему позже, и мой мир рухнул. Я позвонила тебе, потому что ты был мне нужен, Грасиано. Я нуждалась в тебе. Но ты превратил то, чем мы были, во что-то такое отвратительное, в неуместное. Ты просто заменил меня. Вот что.

На его челюсти дернулся мускул, это было единственным признаком того, что он ее слушает.

Он сделал глоток собственного вина.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он через мгновение, с нарочитой осторожностью ставя на место бокал. — После всего этого времени ты хочешь, чтобы я сказал, что солгал? Что я скучал по тебе? Что ты мне тоже нужна?

— Только если это правда.

Он долго и пристально смотрел на нее, и она затаила дыхание в ожидании, но через мгновение снова появилась молодая женщина с подносом в руках.

Когда они опять остались одни, Алисия решила сложить оружие. Она чувствовала себя ошеломленной и слишком опустошенной их разговором, чтобы возобновить его.

Очевидно, у Грасиано тоже отсутствовало желание развивать начатую тему.

— Есть две возможности для проведения вечеринки, — сказал он, взяв щипцы и накладывая ими еду на ее тарелку. — Например, в этом дворе. Это недалеко от кухни, пол тут ровный, что о чем-то да говорит, так как большая часть этой стороны острова покрыта горами.

Она удивилась той легкости, с которой он переключился на бизнес.

— Но рядом с пляжем есть место, тоже красивое и ровное, и вид на скалы и океан станет захватывающим фоном на закате солнца.

— Мне нужно больше информации о том, что за вечеринка, — сказала она.

— Спрашивай, что хочешь.

Проблема была в том, что ее интересы не имели ничего общего с вечеринкой. Она играла со своей салфеткой на коленях, пока Грасиано наполнял ее стакан.

— Ты сказал, около ста человек?

— Да. Такая небольшая, можно сказать, интимная вечеринка. Директор компании, которую я покупаю, директор моей собственной компании. Топ-менеджмент.

— А друзья? — спросила она. Ей была интересна жизнь, которую он вел.

Он поднял бровь. Он понял, о чем она спрашивала.

— Алисия, ты имеешь в виду моих подружек?

Ее щеки вспыхнули, загоревшись еще до того, как она поняла, о чем спрашивает.

— Ну, ты же с кем-то встречаешься.

— Можно и так сказать.

Жар перекинулся на ее шею.

— Действительно? Для тебя важен только секс?

— Редко речь идет о большем, — сказал он, пожимая плечами.

Она ухватилась за эти слова, осознавая, что нарушает границы приличия.

— Но иногда дела обстоят иначе?

— Какое значение это имеет для проведения мероприятия? Здесь моя любовница или нет?

Любовница. Так чувственно. Так интимно. Она вонзила ногти в ладони и посмотрела прямо перед собой.

— В принципе, никакого, — ответила она хриплым голосом.

— Значит, это исключительно личный интерес?

Она опустила взгляд на свою тарелку.

— Да.

Врать было бесполезно. Тем более что ее любопытство было не только естественным, но и взаимным.

— В данный момент я не встречаюсь ни с одной женщиной.

— А обычно ты встречаешься с более чем одной женщиной?

— Я всегда хожу на «свидания».

— Как с той рыжей с благотворительного бала? Интересно, что бы она подумала, если бы знала, что ты привез меня сюда?

— Ей все равно. Кэролайн не питает иллюзий относительно моей моногамии.

Ревность чуть не разорвала ее надвое. Она подняла на него глаза, потрясенная своей внутренней реакцией — и разозлившись на нее. Прошло десять проклятых лет. Конечно, после нее он был со многими другими женщинами. Так почему же это так больно?

Потому, что они сидели за столом лицом к лицу, а время превратилось в вихрь, который мог засосать их в прошлое.

— Молодец, — пробормотала она, чтобы заполнить тишину и убить надежду.

Грасиано негромко рассмеялся. Он потянулся к ней через стол, взял ее за обе руки, а его ноги под столом зафиксировали ее ноги, так что она оказалась в ловушке, застряв, как муха в паутине.

— Осторожнее, Алисия. Кажется, ты ревнуешь.

— Нет, — возмутилась она. — Поверь мне.

Он поднял бровь и ухмыльнулся.

Она в гневе вонзила вилку в кусок мяса.

— С чего бы мне ревновать? — спросила она. На этот вопрос она сама пыталась найти ответ. — То, что случилось между нами, было много лет назад. Мы оба пошли дальше.

— Да, — легко и быстро согласился он, но глаза его слегка сузились, и он пристально смотрел на нее, так что у нее пересохло во рту. — И все же, когда я поцеловал тебя…

— Я уже говорила тебе, что это было ошибкой. Это больше не повторится.

Что-то сжалось в ее груди, но она должна была быть сильной. Слишком многое было поставлено на карту.

— Просто… оставь это, Грасиано. Я здесь, чтобы работать.

Она действительно надеялась, что продержится пять дней.

Глава 5

Алисия убедила себя, что обрадовалась, когда не увидела Грасиано на следующее утро. Она оделась в костюм, за неимением других вариантов, и несколько часов работала в своей спальне, прежде чем голод выгнал ее на поиски фруктов или чего-нибудь легкого. Изабелла протирала пыль в гостиной. Она предложила Алисии гораздо более сытный завтрак, чем та предполагала. Тем не менее омлет, свежеиспеченный хлеб с маслом и кофе стали прекрасным началом дня.

Пока Изабелла готовила, она без умолку болтала, и каждое третье слово было «Грасиано». «Грасиано такой добрый, такой заботливый, Грасиано слишком много работает, Грасиано очень щедрый». И Алисия поймала себя на том, что кивала и почти не слушала, пока наконец не спросила:

— А где сегодня Грасиано?

Изабелла виновато улыбнулась, возможно приняв вопрос Алисии за желание увидеть хозяина.

— Он полетел в Барселону по работе. Я же говорю, он всегда работает.

Она покачала головой, но улыбнулась и поставила перед Алисией еще одну чашку кофе.

Алисия сомневалась, что он всегда работал. В конце концов, он изо всех сил старался доказать, насколько активной была его любовная жизнь.

Для Алисии отсутствие Грасиано означало возможность свободно дышать.

— Думаете, он не будет возражать, если я осмотрюсь? — Она указала на свой ноутбук. — Это для моей работы.

— Он бы не привез вас сюда, если бы не доверял вам. Просто дайте мне знать, если вам понадобится моя помощь.

Итак, у Алисии было несколько часов, чтобы как следует осмотреть дом и окрестности, и она не собиралась терять ни минуты. Она начала с дома, заглядывая в комнаты с открытыми дверями, избегая закрытых или запертых, не желая наткнуться на спальню Грасиано или что-то еще слишком личное.

Сам дом был очаровательным: явно старым, но прекрасно сохранившимся, будто кто-то когда-то потратил целое состояние на его ремонт, оставив при этом его первоначальные черты. Паркетные полы, мозаичная плитка, замысловатые фрески и резьба по стенам… Это было богато и красиво.

Она никогда бы не могла подумать, что этот дом может принадлежать Грасиано.

Но пока она осматривалась, она вспомнила обрывки их разговоров — когда он любовался домом ее отца или рассказывал ей о процессе постройки здания — от фундамента до крыши.

А где, по ее мнению, он мог бы жить?

Неужели она думала, что он всегда будет бездомным и без гроша в кармане?

Нет. Она просто не загадывала так далеко вперед. Она каким-то странным образом воображала, что они всегда будут вместе.

Верхний этаж особняка можно было легко использовать для торжественной части. В большом обеденном зале можно было разместить оркестр. Великолепная лестница будет обвита цветами вокруг перил, а по всему двору можно будет развесить фонарики, чтобы создать ощущение праздника.

Идеи приходили к ней на ходу, поэтому, когда Изабелла появилась во дворе в час, Алисия вздрогнула от неожиданности.

— Уже пора обедать? Время пролетело так быстро.

— Грасиано попросил вас присоединиться к нему на террасе.

— Грасиано? — Ее расслабленное состояние улетучилось в мгновение ока. — Я думала, он в Барселоне.

Изабелла растерянно пожала плечами.

— Его собрание, должно быть, закончилось рано. Вам показать дорогу?

У нее было искушение проигнорировать его просьбу, но она была профессионалом, и это была прежде всего работа. Ей платили за то, чтобы она работала здесь, и ее личный этический кодекс не позволял ей халтурить.

— Да. — Она поджала губы. — Я буду признательна.

Грасиано, казалось, глубоко задумался, когда она зашла на восхитительную террасу с видом на океан. Вид был настолько захватывающим, что ей пришлось остановиться, вдохнуть аромат морской соли и тропических цветов, прежде чем повернуться к нему и тут же пожалеть об этом. На нем был темно-синий костюм, но он сбросил пиджак и галстук на спинку стула и расстегнул рубашку у горла. Во рту у нее пересохло, а колени ослабли.

Она отвела взгляд, вздохнула, пытаясь успокоить расшатанные нервы.

— Я осматривала дом, — выпалила она, желая, чтобы он не произнес ни одного из своих саркастических замечаний о том, как она смотрела на него, словно влюбленный подросток.

— Изабелла сообщила мне.

— Она шпионит за мной? — удивленно спросила Алисия, подходя к стулу напротив Грасиано и устраиваясь на нем поудобнее.

— Нисколько. Она любит поговорить. Возможно, ты заметила? Она упомянула, что ты осмотрела все комнаты.

— Не все, — поспешила возразить Алисия. — Я не входила в комнаты, двери которых были закрыты.

— Там нет ничего такого, что нужно было бы прятать, — ответил он, пожав плечами.

— Я не хотела вторгаться в твою личную жизнь.

— Ты вторгнешься в мою личную жизнь, если зайдешь в мою спальню? Я переживу это.

Он бы пережил это, но насчет себя она сомневалась. Ей уже было трудно дышать. Мысль о том, что она увидит его личное пространство, вызвала у нее легкое головокружение. Когда он работал у них много лет назад, он спал в общежитии, которое ее отец переоборудовал для беглецов, нуждающихся в убежище. Теперь она считала, что ее отец эксплуатировал тех людей. Это была бесплатная рабочая сила. У Грасиано не было собственной спальни. У него также не было никаких вещей, так что Алисия никогда не видела его комнату и не могла представить, какой она будет. Но ей лучше этого не знать.

— Как долго ты здесь живешь? — спросила она через мгновение.

— Я здесь не живу постоянно. Я живу то на острове, то в Барселоне, то в Лондоне.

— В Лондоне?

— У меня там офис.

— И часто ты там бываешь?

— Примерно неделю каждый месяц. Почему ты спрашиваешь?

Она прикусила губу, играя пальцами на коленях. Она жила в тихом жилом квартале, далеко от делового центра. Они вряд ли могли столкнуться друг с другом. Но от мысли о том, что Грасиано все эти годы находился в одном городе с Алисией и Энни, а Алисия ничего не знала, ей стало не по себе.

— Я сейчас просто пытаюсь составить картину твоей жизни.

— Это поможет тебе спланировать мероприятие?

— Это не больно, — честно сказала она, а затем вздохнула, решив, что честность — лучшая политика, по крайней мере с ним. — Но более того, мне просто любопытно. Ты многого добился. Мне интересно, как ты живешь. И то, как ты это сделал.

— Я много работал.

— Но что ты делал? — настаивала она. — Через шесть месяцев после отъезда из Севильи ты стал высококлассным риелтором. Хотя у тебя не было опыта работы с недвижимостью.

— Недвижимость — это люди, а у меня был большой опыт работы с ними.

Это было сказано небрежно, но она почувствовала упрек в его словах.

Он сделал глоток воды.

— Мне было легко, — сказал он через мгновение. — Я хорошо понимал, чего хотят люди и как им это дать. Я провел годы на улицах — у меня было врожденное понимание собственности, ценностей, качества одного района по сравнению с другим, и я был сильно мотивирован на успех. Я не спал как минимум три месяца. Я встречался с каждым продавцом, возил покупателей из аэропорта по всему Мадриду. К концу первого года я заработал более миллиона евро на комиссионных.

— Ты, должно быть, был так… взволнован.

— Взволнован? Нет, Алисия.

Она вздрогнула, когда он ласково произнес ее имя.

— Я был голоден. Я хотел большего. Ты не можешь понять. Ты никогда не чувствовала себя так — тебе не надо было беспокоиться о том, что ты будешь есть, где ты будешь спать. Денег для меня никогда не было достаточно.

Она грустно покачала головой.

— Но ты стоишь целое состояние.

— Да.

— А что с этим домом?

Его улыбка заставила ее волноваться. Она была такой интимной, такой естественной. Такой искренней.

— Я захотел его в ту же минуту, как увидел.

Она медленно кивнула.

— Он очень красивый.

— Да. — Он откинулся на спинку стула, оглядываясь вокруг. — У него уникальная история.

— Какая история?

— Фердинанд Седьмой построил его для своей любовницы.

Она нахмурилась.

— Это тот парень, который любил жениться на своих племянницах?

Грасиано усмехнулся, и его улыбка мгновенно перенесла ее в прошлое, когда он так охотно улыбался ей.

— Дом был построен не для племянницы, а для женщины, которую он, по-видимому, очень сильно любил. Возможно, ты видела башню, когда утром исследовала местность?

Она покачала головой.

— Нет. Где это?

— Я покажу тебе позже. Она была построена как сторожевая, чтобы его дама могла наблюдать за его прибытием. Он приплывал на лодке, конечно. Он ревновал и яростно охранял ее — он был единственным гостем, который ее когда-либо навещал.

— Это… — она пыталась найти подходящее слово, — как-то грустно.

— Шло время, он навещал ее все реже и реже, но она всегда стояла на башне и ждала его.

— Что с ней случилось?

— Она сошла с ума.

— Как ужасно.

— Да. — Он пожал плечами. — Но интересно.

Она огляделась, теперь увидев это место другими глазами.

— Все это как-то слишком грандиозно для одного человека.

— Тут ведь еще была армия персонала.

— Естественно, — согласилась Алисия с намеком на улыбку. — Возможно, она нашла счастье с кем-то из них. И история забыла об этом, потому что они хорошо охраняли свое правонарушение.

— Ты предпочла бы думать, что она разлюбила его?

— Пока он занимался своими делами, женился то на одной, то на другой? Да, я предпочитаю думать, что она нашла свое счастье независимо от него.

— Неужели так сложно представить себе верность своему любимому?

— Дело не в верности, — сказала она после паузы. — Он спрятал ее здесь для своего удовольствия, но только тогда, когда сочтет нужным навестить ее. Тем временем она потеряла свою молодость, свою жизнь и, наконец, свой разум. Что насчет его верности? Его обязательств?

— Полагаю, у нее был выбор.

— Предполагать можно многое, — пробормотала она, прекрасно понимая, что свобода воли зависит от точки зрения.

— Думаешь, он удерживал ее против ее воли?

— Золотая клетка остается клеткой. Одиночество буквально сводило ее с ума.

— А что бы ты сделала?

Она не колебалась.

— Я бы доплыла до другого берега.

— Даже если бы ты любила его?

— Это не любовь. Любовь не эгоистична, — сказала она. — То, что он сделал, было проявлением эгоизма. Следовательно, это была не любовь.

Он долго молчал, потом, вздохнув, поднялся со стула.

— Тогда позволь мне внести ясность. Ты можешь уехать в любой момент, и я даже не заставлю тебя плыть к берегу. Мой вертолет в твоем распоряжении.

Она замерла, пытаясь понять, как их разговор сместился на личные отношения. Всякий раз, когда она пыталась сосредоточиться на работе, ради которой приехала, они увлекались и она теряла контроль над вещами.

Глубоко вздохнув, она решительно повернулась к нему.

— Я останусь, пока не закончу организацию твоего мероприятия, — хрипло сказала она.

— Еще четыре дня, — напомнил он.

Грасиано еще раз внимательно прочитал сообщение:

«Привет, красавчик. Я в Барселоне на ночь. Приедешь ко мне?»

Анастасия была одной из самых известных в мире моделей нижнего белья, и ему всегда нравилось проводить время с ней. Она была умна, интересна, красива и, главное, ничего от него не требовала.

Его палец завис над экраном, и он замер в нерешительности, что было для него совершенно не характерно.

Окна его кабинета выходили на две стороны. Из одного он мог видеть океан, из другого был виден двор и башня.

Совершенно случайно он подошел к окну, выходящему во двор, в тот момент, когда Алисия шла по двору с блокнотом в руках. Она что-то писала, оглядываясь, щурясь, бегая глазами по окнам, поэтому он немного отодвинулся вглубь кабинета. Но не нужно было прятаться. Она смотрела в окна, однако толком ничего не видела. Ее разум был занят воображением, планированием, подготовкой к событию, которое он создал из ничего, просто чтобы оправдать ее присутствие здесь.

Он был очарован ею больше, чем ему хотелось бы, — определенно больше, чем он ожидал. Эта неделя должна была показать ей, насколько он сейчас отличается от того впечатлительного восемнадцатилетнего подростка, которого она использовала и выбросила. Предполагалось, что он заставит ее хотеть его, а затем бросит.

Но с тех пор, как она прибыла на остров, между ними вспыхивали искры притяжения и не гасли. Время, проведенное с ней, было агонией желания и отчаяния, гнева и предвкушения. Два дня она была здесь, на расстоянии вытянутой руки, а он знал о ней не больше, чем неделю назад.

Время, отведенное им, ускользало у него сквозь пальцы.

Он хотел переспать с ней, несомненно. Но еще он хотел понять ее. Чтобы получить ответы на вопросы, которые крутились у него в голове. Чтобы раз и навсегда покончить со всем этим.

Она подняла руку, потирая затылок, затем закрыла глаза и потянулась. Он застыл на месте, не в силах оторвать от нее глаз.

Внезапно она опустила руки. Ее телефон звонил.

Он смотрел, как она смотрит на экран и улыбается, а затем подносит телефон к уху. Выражение ее лица заставило его замереть. Он увидел на ее лице выражение счастья. Удовольствия. Удовлетворенности.

С кем бы она ни разговаривала, она выглядела счастливой. Он никогда не знал этого чувства. Или, по крайней мере, последние десять лет.

— Ты принес мне кофе? — она скептически посмотрела на протянутую кружку. — Почему?

— Просьба о перемирии, — сказал он, пожав плечами.

Ее глаза невольно скользнули по его телу, во рту у нее пересохло, поэтому она потянулась за кофе и с благодарностью сделала глоток.

— Ты удивлена?

— Ты не тот, кто может мириться.

Он рассмеялся, смех был мелодичным, теплым и таким опасным.

— Откуда ты знаешь, Алисия?

И снова она почувствовала слабость в коленях, когда он назвал ее по имени.

— Потому что ты упрям и…

— И?

— …злишься, — сказала она тихо и честно, глядя на него из-под ресниц. — Как прежде…

Их взгляды встретились. Ей не нужно было заканчивать фразу. Он был зол, когда прибыл к ним в миссию, но за лето, когда они узнали друг друга, он изменился, превратившись в совершенно другого человека.

— На самом деле я не злюсь, — сказал он, пожав плечами. — По крайней мере, не часто.

— Ты злишься только на меня? — не удержалась она от вопроса.

— Ты более прямолинейна, чем раньше.

— Мне пришлось этому научиться.

— Почему?

Она помедлила с ответом, снова делая глоток кофе и наслаждаясь тем, как послеполуденное солнце согревает ее спину. Океанский воздух, соленый и таинственный, звал ее, и она снова пожалела о своем решении взять с собой только деловую одежду.

— Я полагаю, что со временем мы все становимся более уверенными в себе. Тогда я была просто девочкой.

— Да, — согласился он, и ее сердце замерло, потому что понимание сделало их еще на один шаг ближе к прощению. До этого момента она не понимала, как сильно она хотела, чтобы он простил ее.

Наступила тишина. Они стояли всего в метре или около того друг от друга, солнце согревало их обоих, и они молчали, пока через минуту он не сказал:

— Расскажи мне о своей жизни.

Она рассмеялась, несмотря на присущую вопросу опасность. В конце концов, Энни была самой большой частью ее жизни. Как она могла обсуждать свое повседневное существование, не упомянув об их дочери? И как она могла воспитывать Энни, пока не узнала его лучше? Пока она не узнала, как он отреагирует?

— У меня насыщенная жизнь, — сказала она. — Я много работаю.

— Ты была замужем?

Ее сердце замерло.

— Мне всего двадцать шесть, — заметила она.

— Ты встречаешься с кем-нибудь?

Она прикусила нижнюю губу.

— После того, как мы вчера поцеловались?

Он пожал плечами.

— У нас не было секса. Вряд ли это было бы предательством.

Ее губы приоткрылись от удивления.

— Нет, — быстро ответила она, избегая его взгляда. — Я ни с кем не встречаюсь. А если бы и встречалась, я бы тебя так не поцеловала. Я не так легкомысленно отношусь к своим чувствам, как ты.

Его улыбка тронула ее сердце.

— У меня предложение о перемирии.

— Может быть, в нашем прошлом слишком много всего, чтобы когда-либо помириться? — тихо спросила она, надеясь, что это неправда. У них была общая дочь, ради Энни им нужно было разобраться со своим прошлым. — Но спасибо за кофе. Я должна… мне нужно идти.

— Трусиха, — мягко поддразнил он.

Спеша через двор, Алисия услышала его тихий смех и сжалась от желания — желания, которое, как она знала, она должна победить.

Глава 6

— Пойдем со мной!

Она подняла к нему лицо, будто очнувшись ото сна.

— Который час?

— Восемь.

— Восемь часов вечера. — Она бросила взгляд на экран своего компьютера. — Я и не знала, я так заработалась.

С бессознательной грацией она начала крутить головой из стороны в сторону, разминая шею. Его глаза следили за ней, поэтому она резко остановилась.

— Хочешь услышать, что я придумала?

— Не особенно. — Его глаза встретились с ней, и желание вспыхнуло в ее крови. — Я хочу показать тебе кое-что.

— Что?

Он вздохнул.

— Я не говорил, что хочу тебе что-то сказать, пойдем со мной.

Он протянул руку, нетерпеливо глядя на нее. Она замерла, протянутая рука была гораздо больше чем просто жест. Она посмотрела на его запястье с ощущением, что вложить свою собственную руку в его было бы все равно что решить свою судьбу — судьбу, которую она, возможно, не хотела бы, судьбу, от которой она не могла бы убежать.

Медленно она подошла ближе, а затем сама по себе подняла руку, встретив его руку на полпути. В тот момент, когда они соприкоснулись, через нее прошел электрический ток, так что, пораженная, она повернулась к нему.

— Это не займет много времени.

Он вообще это почувствовал? Понимал ли он, как даже воздух вокруг них, казалось, изменился, когда они прикоснулись друг к другу?

Он вывел ее из дома.

— Клянусь, после двух дней изучения острова я все еще не могу тут ориентироваться.

— Завтра я проведу тебе экскурсию.

«Осторожнее, Алисия!» — сказала она себе.

— Еще одно предложение мира?

Он ухмыльнулся.

Трава под ногами была мокрой, вечерний воздух все еще душным и теплым, дневной зной не сдавался, несмотря на заходящее солнце.

— Вот, — он указал на большую полосу травы, тянувшуюся вдоль песка.

— Это второй вариант, — сказала она, затаив дыхание, потому что это вариант был идеальным. Но таким же идеальным был и двор!

— Оба варианта потрясающие, — честно сказала она. — Ты должен выбрать, что тебе больше нравится.

— У тебя есть предпочтения?

— Меня здесь не будет, — сказала она и не смогла скрыть задумчивые нотки в голосе. Она постаралась замаскировать свои эмоции, изобразив на лице слишком яркую улыбку. — Я полагаю, что дом имеет больше практических преимуществ, но мне кажется, прекрасно будет пить коктейли здесь, у кромки воды. Это может быть совсем другая тема. Ужин в доме может быть более формальным, с классической музыкой, а здесь будет более расслабленная атмосфера — пляжная, тропическая вечеринка, с оркестром, под который можно танцевать.

— Танцевать?

— Какая же вечеринка без танцев? — лукаво ответила она.

— Поверю тебе на слово.

— Только не говори мне, что ты не танцуешь!

— Это тебя удивляет? Разве мы когда-нибудь танцевали?

— Нет. Не было возможности.

А затем его рука поднялась к ее щеке, обхватив ее, удерживая ее неподвижно, чтобы он мог лучше рассмотреть ее лицо в угасающем свете дня.

— Я редко танцую, — сказал он.

— Держу пари, у тебя это хорошо получается.

Она не могла остановить свой язык, который выбалтывал все ее потаенные желания и мысли!

— Спорим? — воскликнул он.

— Конечно. Если только ты не боишься проиграть!

Его черты выражали скептицизм.

— Посмотрим.

— Хорошо. Сто евро?

— Я больше думал о неденежной ставке.

Ее сердце чуть не взорвалось.

— Например? — Ее голос был едва слышен.

— Если я выиграю, ты ответишь на любой мой вопрос.

Она сразу подумала, что Грасиано может спросить об Энни.

— Нет!

Его глаза сузились.

— Ты хранишь секреты?

Она моргнула, глядя на траву под ногами.

— Я разрешу тебе задать три вопроса, — нервно сказала она. — И я могу наложить вето на один из них.

— Ты заключаешь выгодную сделку.

— Что я получу, если выиграю?

— Что ты хочешь?

Она почувствовала, как ее щеки заливает жар, и отвела взгляд, смущенная тем, как легко он ее читал.

— Та же сделка. Три вопроса.

— И право вето.

— Справедливо.

Он взял ее за обе руки.

— Ты готова?

— К чему?

— Танцевать!

— Со мной? — выдавила она.

— Ты думала, что я буду мучиться в одиночку?

Но она дрожала с ног до головы. Как она будет танцевать с ним? Он притянул ее к себе, и она поддалась ему, его большое тело обвилось вокруг нее, одна рука на ее пояснице, другая держала ее руку близко к их плечам.

— Музыки нет, — сказала она, когда он начал двигаться, как она и предполагала, с безупречным ритмом.

— Мы танцуем под волны, бьющиеся о берег. Под птиц над головой. Слушай, и ты услышишь.

Она повернула голову, прижавшись щекой к его груди, так что быстрое биение его сердца добавилось к фоновой песне, которую природа плела вокруг них.

Он был прав; повсюду была музыка. Она закрыла глаза, вдыхая его мужской, пряный аромат и позволяя ему наполнить ее тело силой и желанием.

Время перестало существовать. Она не могла бы сказать, как долго они танцевали. Солнце садилось, и звезды мерцали, ночное небо над головой было идеально черным, как чернила. Алисия наслаждалась этим моментом и тем, что он обнимал ее, как будто это было нормально. Их тела соприкасались друг с другом в, казалось бы, безобидном танце, хотя на самом деле вокруг них творилось волшебство, заставляя их обоих забыть обиды прошлого.

— Я выиграл! — хриплым шепотом произнес он.

В шестнадцать она любила его всем сердцем. Она так и не оправилась от этого.

Но он ушел, быстро напомнила она себе. Ей, правда, не удалось защитить его на следующее утро после ее дня рождения, когда Эдвард Гриффитс нашел их спящими в поле. Но он исчез, и, когда она попыталась объясниться и извиниться, отказался слушать ее. Он был так жесток к ней.

Это разбило ей сердце. И с тех пор оно не восстановилось.

Как еще можно было объяснить ее нежелание вступать в отношения с другими мужчинами? Она говорила себе, что это из-за Энни, что она прежде всего мать, но это не объясняло ее отвращения к мысли о том, чтобы встречаться с каким-то другим мужчиной. Она боялась снова испытать ту же боль.

И все же она была здесь, опасно близко к нему во всех смыслах, ее сердце отчаянно колотилось. Она знала, что должна держаться от него подальше, но его близость вызывала привыкание, и внезапно Алисия устала бороться с собой.

— Я думаю, у нас, скорее, ничья, — с вызовом сказала она. — Я не уверена, что у нас честный спор. Танец невозможно оценить объективно.

— Я не люблю проигрывать, — сказал он высокомерно.

Ее желудок сжался. У Алисии была тайна, которую она поклялась хранить. Но чем больше она проводила времени с Грасиано, тем больше рисковала раскрыть ему эту тайну. Ей даже хотелось ему все рассказать.

Ей стало страшно. Она даже представить себе не могла, как Грасиано отреагирует на известие о том, что он отец девятилетней девочки. Одна только мысль об этом разговоре смыла все краски с ее лица, и ей пришлось резко отвернуться от него, посмотреть на океан, чтобы скрыть свои переживания.

Она осталась одна с последствиями той ночи. Она справилась с ними и смогла жить дальше. В конце концов, это никогда не было для нее «просто сексом», что означало, что их ребенок не был для нее обузой.

Ее решение было правильным, но сейчас, стоя рядом с ним, она чувствовала себя как граната с вытащенным кольцом. Она не знала, как предотвратить разрушительный взрыв.

— Хорошо. Спрашивай первым, — сказала она, чтобы выиграть время, ей нужно было отвлечь его от того, как прошлое неслось на нее.

— Расскажи мне о своей жизни.

— Это не вопрос.

— Да, действительно. Ты права.

Легкая улыбка тронула ее губы.

— Хочешь попробовать еще раз?

Он обдумал это мгновение.

— Ты всегда хотела работать организатором мероприятий?

Губы Алисии скривились.

— Я всегда что-то организовывала…

— Я помню.

— Что касается мероприятий, это была… подруга… которая предложила мне начать эту карьеру.

— Подруга?

Она мягко кивнула.

— Сестра Дианы работала на мероприятиях и устроила меня во дворец. Это было крещение огнем. Но это был прекрасный опыт. Я многому научилась.

— Однако ты ушла оттуда.

— Да. — Она кивнула. Энни ходила в детский сад, и Алисия не могла работать сверхурочно, как того требовала работа во дворце. — Появилась вакансия в благотворительной организации. Там было очень хорошо.

— И ты очень хорошо потрудилась на благо людей.

— Это еще один вопрос?

— Нет, просто наблюдение. Твои услуги высоко ценят.

— Ну да, но ни у кого не было таких финансовых возможностей, как у тебя.

Он пожал плечами.

— Почему ты сделал ставку на меня, Грасиано?

— Ты умеешь хорошо организовывать мероприятия.

— Нет. — Она прикусила губу. — У тебя есть люди для этого. У тебя есть целые отделы. Почему я? Почему сейчас? — Ее голос задрожал.

Его глаза блуждали по ее лицу, а затем он придвинулся ближе, так что они встали лицом к лицу, глядя друг на друга.

— Это было спонтанное решение.

— Но очень дорогое.

Он опустил голову в знак согласия.

До сих пор в их отношениях ничего не прояснилось.

— Ты думал обо мне?

— Что ты имеешь в виду?

— С тех пор, как ты ушел от моего отца. Ты думал обо мне?

— Да.

Тон его голоса почти не оставил у нее сомнений: эти мысли были нехорошими.

— У меня есть еще один вопрос.

— Я сбился со счета, сколько раз ты спрашивала.

— Разве это имеет значение?

Она подумала, не собирается ли он с ней спорить, но он молчал, ожидая вопроса.

— Ты когда-нибудь был влюблен?

Вопрос сорвался с ее губ, прежде чем она успела его обдумать. Прежде чем задумалась, хочет ли вообще услышать ответ. Но Алисия затаила дыхание, ожидая и глядя на Грасиано снизу вверх.

Он убрал руку с ее талии и повернулся лицом к океану. Его темные глаза сканировали пенистые волны и звезды.

— Вето.

Она судорожно вдохнула и тоже повернулась лицом к морю. Далеко за бушующими водами лежала материковая Испания, где Алисия когда-то чувствовала себя как дома. Она закрыла глаза от этой боли, от чувства утраты.

— Это несложный вопрос.

— Возможность наложить вето не зависит от сложности вопроса.

Она стиснула зубы.

— Ты играешь не по правилам.

— Ты права. Тогда позволь мне лучше ответить на твой предыдущий вопрос. Ты спросила, зачем я привез тебя сюда.

Она затаила дыхание, глядя на него.

— Я интересовался тобой.

— Злился на меня? — уточнила она.

— Это было десять лет назад, — заметил он, в его голосе звучали рассудительность и спокойствие.

— Ты сказал, что будешь честен.

Между ними повисла тишина, сопровождаемая его тяжелым дыханием.

— Я был зол, — согласился Грасиано через некоторое время. — Многие люди заставляли меня чувствовать себя никчемным в течение долгого времени. Пока я не встретил тебя, никто не видел во мне ничего хорошего. Меня никто никогда не хотел.

Сердце сжалось в груди.

— Но ты вдруг заметила меня. Я не осознавал, как сильно меня заботило твое хорошее мнение обо мне. Ты помнишь, что сказал твой отец? В чем он меня обвинил? Помнишь, чем он мне угрожал? И я обратился к тебе, ища поддержки. Я был уверен, что ты поможешь мне заставить его понять. Ты молчала. Хуже того, ты подошла к нему и положила руку ему на плечо. Я был так зол на себя. Я потерял бдительность с тобой. Я позволил себе поверить…

— Ты был прав, — прошептала она, ее горло перехватило от волнения. — Мой отец сделал ситуацию невыносимой, но это не изменило моих чувств. Мне было всего шестнадцать, Грасиано.

— Не тогда, когда ты была со мной.

— Да. — Она задумчиво улыбнулась. — С тобой я чувствовала себя женщиной.

— Я покинул Севилью и поклялся, что никогда не позволю другому человеку иметь такую власть надо мной, как ты тем летом. Я потерялся в тебе и больше никогда не повторял этой ошибки.

Ее сердце подпрыгнуло.

— Но когда я позвонила, чтобы извиниться…

— Я усвоил урок, — сказал он, пожав плечами. — Ты была опасна, как зыбучие пески. Когда я был рядом с тобой, я видел только тебя. Я забыл о брате, о своих планах на будущее, о своем желании добиться успеха. — Его губы скривились в гримасе.

— Ты сказал мне, что начал новую жизнь…

— О да, Алисия. Я не лгал тебе.

Ее сердце заныло.

— Я хотел выкинуть тебя из головы, стереть любое воспоминание о тебе. Секс казался самым подходящим способом.

— Это помогло? — спросила она, вызывающе вздернув подбородок.

— Да. — Его глаза сверкнули вызовом.

— Это все равно не объясняет, почему ты привез меня сюда, — нервно произнесла она. — Если ты злился, почему ты не проигнорировал меня? Не ушел, не обращая на меня внимания?

— Но это было бы просто скучно!

Она вздрогнула, но не отступила, не отодвинулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе разве здесь не нравится?

Ей показалось, что она привязана к средневековому орудию пыток. В то же время она не могла представить, что уедет от Грасиано в конце этой недели и никогда больше не увидит его.

— Я здесь, чтобы работать, — тихо сказала она.

— И ты приехала сюда, думая, что будешь работать? Или ты надеялась?…

Он позволил вопросу повиснуть в воздухе.

— Я даже не знала, будешь ли ты здесь, — честно ответила она. — Я понятия не имела, чего ожидать.

Он сделал паузу.

— Я тоже.

Она почувствовала разочарование — разочарование в нем, в их прошлом, в обстоятельствах их жизни, в том, как сильно его хотела.

— Ты играешь со мной в игры, Грасиано?

Алисия увидела ответ в его глазах, прежде чем он быстро снова надел маску полного контроля.

— Зачем мне это?

— Я не знаю. Наказать меня?

— Отомстить, — подсказал мужчина.

— Да.

— Это приходило мне в голову.

Она вздрогнула от его откровенного признания.

— Вот почему я здесь? Чтобы ты мог переспать со мной и заставить меня… что? Полюбить тебя?

— Мне не нужна твоя любовь, — отмахнулся он.

— Но тебе же надо, чтобы я хотела тебя, — сказала Алисия. — Ты знаешь, что ты делаешь со мной, как ты заставляешь меня чувствовать себя. Ты привез меня сюда, чтобы извлечь из этого выгоду, чтобы соблазнить меня. А что потом?

Грасиано молчал, сжав челюсти. Что он чувствовал? Стыд? Или злость?

— Я собирался, да. Я хотел сделать тебя своей на эту неделю, чтобы ты забыла о других мужчинах, с которыми ты была, чтобы ты признала, что хочешь меня, как воздух. Между нами осталось незаконченное дело, Алисия. — Он отступил назад, и луна бросила на него свой холодный серебряный свет. — Но правда в том, что одна ночь, когда мы были вместе, была целую жизнь назад. Как ты и сказала, — это древняя история. Давай оставим ее там, где ей и место — в прошлом.

И с этими словами он развернулся на каблуках и пошел обратно к дому.

Глава 7

— Остановись! — закричала она ему вслед. — Ты тот, кто привез меня на этот остров, кто заплатил за это целое состояние! Не поворачивайся спиной, если тебе не нравится ход разговора!

— При чем тут разговор… — бросил он через плечо.

— Так в чем дело?! — воскликнула она и побрела за ним, движимая разочарованием.

— Чего ты хочешь от меня? — пробормотал он едва слышно.

Она побежала быстрее, пока не оказалась почти рядом с ним. Она протянула руку и схватила его за запястье.

— Будь ты проклят!

Он издал хриплый, рычащий звук и стряхнул ее руку со своего запястья только для того, чтобы обнять ее и притянуть к себе.

— Твой отец лишил нас обоих возможности лучше узнать друг друга, — сказал он, но его голос был тихим, как будто он говорил больше с собой, чем с ней. — Поэтому и кажется, что между нами осталось что-то незаконченное. Вот почему нас тянет друг к другу. Нам нужно избавиться от этого чувства, и тогда мы сможем двигаться дальше.

Двигаться дальше. Он произносил разумные слова, но они были такими жестокими. Да, она больше не сомневалась, что ее дочь заслуживает большего, чем это.

— Грасиано, — настойчиво сказала она. Она не была готова рассказать ему об Энни, но ей нужно было какое-то отпущение грехов. — Я тоже злилась. Очень злилась. Мне было всего шестнадцать, и ты был лучшим другом, который у меня когда-либо был.

Он недоверчиво фыркнул. Она проигнорировала это.

— Если я тебя подвела, знай, ты сделал то же самое со мной. Я нуждалась в тебе.

Затем он поцеловал ее. Он притянул ее к земле, трава под ними была прохладной и влажной в вечернем воздухе. Его руки быстро двигались по ней, нетерпеливо сбрасывая с нее одежду, а он целовал ее, безмолвно обещая ей грядущие удовольствия.

Обнаженная, она приподнялась, ища его глазами, но он остался на месте, все еще одетый, глядя на нее сверху. Его глаза смотрели на нее, и ей пришлось сократить расстояние между ними и поцеловать его, чтобы не сказать те три слова, которые пульсировали в ее голове. Она любила его. Когда-то, очень-очень давно, она действительно любила его. Тогда она была подростком, который понятия не имел о жизни, о людях, о верности и о том, что на самом деле означает любовь.

Он сорвал с себя рубашку. Он тяжело дышал, и его грудь вздымалась с каждым вздохом.

Десять лет назад их сближение было осторожным и нежным пробуждением чувств, но теперь десятилетняя потребность пульсировала в них, как провод под напряжением. И она помогала ему раздеваться, срывая с него одежду.

— Пожалуйста, — простонала она, и он рассмеялся низким голосом, но затем остановился, всего в паре сантиметров от ее лица.

— Мы не можем этого сделать.

Она замерла.

— Что ты имеешь в виду?

— У меня нет презерватива.

— О-о-о… — Она подняла руку к его груди, потрясенная тем, что могла так увлечься моментом, что забыла о простой предосторожности. Даже в ту ночь он предохранялся, хотя это не помешало ей забеременеть.

Но что она могла сказать? Что уверена, что не забеременеет? Когда невозможное уже произошло, несмотря на то что они использовали защиту?

— Я не буду рисковать.

Ее сердце екнуло, потому что его отказ свидетельствовал о том, как искренне он хотел избежать нежеланной беременности.

— Ты принимаешь таблетки?

Зачем ей было принимать таблетки? Она медленно покачала головой.

— Нет, у меня нет такой необходимости. — Она опустила голову, вдруг осознав, как много она рассказала ему о себе этой простой фразой. Она корила себя за свою бесхитростность и неопытность.

Странно, но ее слова будто зажгли его. Его губы нашли ее губы и целовали их, пока она не перестала мыслить ясно. Его рука двигалась между ее ног, пока он целовал ее. Ощущения, почти неизвестные Алисии, начали пронзать ее, как лезвия молнии, пока она не задрожала всем телом.

Она была в огне, горела изнутри, каждая часть ее пылала. Когда жар ее оргазма взорвался в ее теле, она выкрикнула его имя в ночное небо и выгнула спину, полностью потрясенная силой своего удовольствия.

Он смотрел, как она приходит в себя. Его тело отчаянно желало ее почувствовать, быть внутри ее. Он переместил руки к ее бедрам, а затем еще выше, чтобы обхватить ее груди, так что она легла на траву, глядя ему в лицо, как будто она никогда не видела его раньше.

Что-то гудело в воздухе между ними — невысказанные слова, признание, — и он задумался.

Десять лет назад, когда он занимался с ней любовью, — забрал ее невинность в поле, похожем на это, они тогда лежали на коврике для пикника, а не на траве, — он почувствовал связь, не похожую ни на что, что он когда-либо знал. До этого у него был секс. Но с Алисией это была связь их душ, пугающе интимный опыт, который изменил его.

С тех пор он никогда не испытывал подобного чувства, и он не мог не задаться вопросом… Будет ли сейчас так же?

Но это было всего лишь желание, которое ему нужно было удовлетворить. У них остались незаконченные дела. Чем раньше они с этим разберутся, тем быстрее смогут двигаться дальше.

Он поднял ее и прижал ее обнаженное тело к своей груди. Когда они шли к дому, она была слишком переполнена предвкушением, чтобы ясно мыслить. Только когда он толкнул дверь, она вздрогнула, положив руку ему на плечо.

— Изабелла, — с тревогой напомнила она, оглядываясь по сторонам.

— Ее нигде не видно.

Но он пошел быстрее и вместо того, чтобы войти во двор, повернул направо и поднялся по лестнице, ведущей к той части дома, где она еще не была. Он открыл дверь в свою спальню, и они оказались в его личном пространстве.

Комната была большая, с огромной кроватью у стены. Над камином висел телевизор, а на краю комнаты стояли две узкие двери — одна, как она предположила, вела в гардероб, другая — в ванную. Здесь все было откровенно мужским, включая стойкий аромат одеколона, от которого она тихонько застонала.

Он посадил ее на край кровати и отступил, медленно глядя на нее.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил он, наблюдая за ней.

Ей хотелось поиграть с ним, подразнить его, но ее желание было слишком велико, а их общее прошлое и боль слишком сильны, чтобы относиться к ним легкомысленно.

— Да.

Простой ответ заставил его быстро подойти к прикроватной тумбочке, открыть ящик и достать упаковку презервативов. Затем он вернулся к ней. Его грудь вздымалась, а ее взгляд упал сначала на его татуировку, затем ниже, на его возбуждение. Она ахнула, потому что он был таким большим и дразнящим, что ее кожа покрылась мурашками, и она почувствовала странный жар между ног.

— Я хочу тебя, — прошептала она, поднимая руку, чтобы потянуться к нему, но в этом не было необходимости. Грасиано уже двигался, его тело толкнуло ее назад на кровать.

Она дрожала от предвкушения, что должно было произойти. Его руки поймали ее, и он развел их в стороны, а она извивалась под ним, желая почувствовать его внутри себя.

От его хриплого смеха у нее пошли мурашки по коже.

Она выгнула спину, и он переместил руку к ее бедру, на этот раз приподняв его, оттолкнув в сторону, прежде чем приблизиться к ее входу, дразня ее, так что она застонала.

— Я хочу тебя, — повторила она, как молитву, затем прикусила губу, когда он наконец вошел в нее, сильно, быстро, и она вскрикнула, когда начало оргазма стало покалывать кончики ее пальцев, распространяясь по каждой клеточке ее тела.

— Какая ты тугая… — выдавил он, лаская губами ее шею.

Она схватила его за плечи. Он что-то прошептал ей на ухо по-испански. Она не поняла его. Мгновением позже, когда она все еще боролась с волнами своего удовольствия, он снова начал двигаться, и она четко поняла, как сильно он сдерживал себя в первый раз.

Снова она почувствовала, как мир ускользает от нее, удовольствие доводит ее до безумия, и на сей раз он был ее спутником на этом пути наслаждения, его гортанный крик, когда он взорвался, только усилил ее удовольствие.

Она заплакала, когда он лежал на ней, их сердца бешено колотились.

Слеза скатилась по ее щеке, и Грасиано пошевелился, нахмурившись, и приподнялся, чтобы посмотреть на нее. Его глаза изучали ее, в них виднелось беспокойство, но затем он улыбнулся. От его улыбки в уголках его глаз появились морщинки. Наконец-то… Это был он, ее Грасиано, каким он был тогда, без всего цинизма и гнева, без защитных стен, которые он был вынужден строить вокруг себя, за исключением тех случаев, когда они были вместе.

Он перекатился на спину, на что ее тело отреагировало яростным протестом, не желая, чтобы он отстранялся, даже когда она была уверена, что они снова будут вместе. Да, у них не было общего будущего, но здесь, сейчас, они будут вместе.

Они долго лежали бок о бок, учащенное дыхание постепенно замедлялось, ее глаза высохли. Она ни о чем не сожалела.

— Это было… — Она не могла подобрать подходящего слова.

— Мило? — перебил он, немного поддразнивая.

— Наверное, да, — согласилась она, усмехнувшись.

— Хорошо? — повторил он с притворным возмущением. — Очень надеюсь, что нет.

— Что-то не так со словом «хорошо»?

— Это слишком просто для того, что мы только что сделали.

Она тихо рассмеялась, а затем повернулась к нему лицом. Это была ошибка. Ее сердце дрогнуло, и мир полностью сошел со своей оси. Слезы вновь застилали ее глаза. Она перевернулась на спину, уставившись в потолок. Так было намного безопаснее.

— Что случилось?

Что она могла ответить на это? Как она могла сказать ему, что она страдает из-за того, что они потеряли? Что они потеряли свой шанс быть вместе, быть семьей, шанс узнать друг друга как следует после той первой ночи?

Ее принуждали отказаться от него. Ее отец манипулировал ее чувствами, потому что не хотел терять контроль над своей «хорошей» маленькой дочерью.

Она стиснула зубы, вспоминая прошлое.

— Что тут написано? — спросила она, меняя тему и проводя пальцем по татуировке на его груди.

Он колебался, как будто не хотел отвечать.

— Это значит: «У каждой мачты свой парус».

— Я не понимаю.

— На корабле у каждой мачты есть собственный парус. Этот парус наполняется ветром, и ветер направляет корабль. Мы делаем выбор, и этот выбор имеет последствия.

— У каждой мачты свой парус, — повторила она, думая о своем собственном выборе и об Энни. — Почему ты выбрал это выражение?

— Оно мне нравится, — сказал он, пожав плечами, как будто это не имело особого значения. — Мой отец часто повторял его.

Только однажды он упомянул о своей семье, сказав, что его родители и младший брат умерли. Она знала, что он не любит говорить о них, поэтому, услышав небрежное упоминание о его отце, она приподнялась на локте и посмотрела на него с большим вниманием.

— Расскажи мне о нем.

Он закрыл глаза, и она поняла, что зашла слишком далеко.

— Мой собственный отец все еще в Севилье, если ты не знал, — сказала она после паузы, поднимая палец и рассеянно проводя по татуировке.

— Я не знал. — В его тоне слышался холод.

— Он больше не принимает участия в жизни церкви, но его жизнь проходит там.

— Не с тобой?

— Я давно его не видела.

Она почувствовала, как он замер, как будто затаил дыхание.

— Через месяц после твоего отъезда он отправил меня в Англию.

— Тебя одну?

Она кивнула.

В глазах Грасиано была тысяча вопросов.

— И как ты это пережила?

Она нахмурилась.

— Лучше не спрашивать, что я чувствовала тогда. Теперь я рада, что он отослал меня, — сказала она твердо, с вызовом. — Это было правильное решение.

— Тебе было шестнадцать. Кроме него, у тебя никого не было.

— Не совсем. Я жила со своей бабушкой — его матерью.

— Но ты с ним не встречалась?

Краска сошла с ее лица.

— Он не хотел меня видеть, — тихо сказала она.

Грасиано взял ее за руку.

— Из-за меня?

— Из-за нас, — ответила она, тихо всхлипывая. — Из-за того, что мы сделали.

Он выругался себе под нос.

— Ты была подростком. Ты сделала ошибку.

— Он не воспитывал меня, чтобы я ошибалась, — с жаром возразила она. — То, что мы сделали, было преступлением в глазах Господа. Это его слова, не мои.

— И поэтому он выгнал тебя? Это была всего одна ночь, — сказал он, покачав головой. — А что насчет прощения?

— Я поняла, что мой отец много говорил, но мало что делал. Его вера поверхностна.

— Я тоже так думаю.

Их взгляды встретились.

— Зачем ты рассказала ему правду о нас? Я уже уехал и не собирался возвращаться.

Она прикусила губу. Даже сейчас, десять лет спустя, его слова делали ей больно.

— Я…

— Скажи честно, — настойчиво произнес он.

Алисия кивнула.

— Я не могла вынести мысли о том, что он… расскажет кому-нибудь… что, по его мнению, ты сделал. Я не хотела, чтобы то, что у нас было, было запятнано таким образом. Ты заслуживаешь гораздо большего.

Он поднес руку к ее щеке и нежно погладил ее.

— Я ошибался насчет тебя. Все эти годы я считал тебя предательницей.

Ее сердце забилось, но она не заслужила его похвалы.

— Мой собственный отец был превосходным человеком, — продолжил он. — Мне было всего семь, когда он умер.

Она молчала, ожидая, зная, что ее молчание вызовет больше доверия, чем наводящие вопросы.

— Он был юристом. В детстве я знал только, что он много работал и всегда носил с собой тяжелый портфель. Теперь я знаю больше. Он был семейным адвокатом. Моя мать была врачом. Она не работала, потому что родился мой младший брат, но иногда начинала говорить о возвращении. Иногда они ссорились из-за этого.

— Он не хотел, чтобы она работала?

— Наверное, нет. Не знаю точно. Она была очень красива, — рассеянно сказал он. — У нее были длинные темные волосы, которые она собирала в пучок высоко на голове.

Его улыбка была почти смущенной.

— Странно то, что мы помним. Некоторые воспоминания, подобные этому, заблокированы в моем мозгу. Я могу воспроизвести их по команде, как видео.

Она переплела их пальцы вместе, притянула его руку к своим губам и поцеловала ее.

— Я помню, что она читала нам с братом каждый вечер, но я никак не могу вспомнить, какие именно книги, только ощущение, что брат, свернувшись клубочком, лежит рядом со мной, а моя мать сидит рядом с нами.

— Похоже, тебя очень любили.

— Они были хорошими родителями, — сказал он, слегка кивнув. — И у нас была хорошая семья.

— А твой брат? Что с ним? Он погиб?

— Нет. Он выжил в авиакатастрофе, но потом нас разлучили.

— Что ты имеешь в виду?

— У него были серьезные повреждения. А у меня нет. Меня должны были немедленно отдать в приемную семью. Однажды я видел его в больнице, ему было очень плохо. Я думал, что увижу его, когда ему станет лучше, но дни превратились в недели, а недели в месяцы. Мои приемные родители не могли позволить себе заботиться о втором ребенке. Для него был найден другой дом.

Алисия задохнулась.

— Это ужасно. Ты так и не смог с ним встретиться?

— Нет. — Он сжал ее руку. — Возможно, если бы был привлечен другой адвокат, такой, как мой отец, то мы бы встретились. Но думаю, что приемные родители были против. Через три месяца меня перевели в другую семью, а потом еще в одну.

Он резко встал и голым прошел через комнату к высокому комоду. Он немного поколебался, затем открыл небольшой ящик наверху, достал фотографию, пересек комнату и протянул ей.

— Это все, что у меня было.

Она села, взяла у него фотографию и положила ее на ладонь. Ее глаза блуждали по лицам, смотревшим на нее в ответ: стройный и улыбающийся мужчина с темными волосами до плеч и два маленьких мальчика — Грасиано, поднявший колени под подбородок, сосредоточенно глядящий в объектив, и его младший брат с пухлыми щечками.

Значит, он был серьезен еще до аварии, до приемных семей, до жизни на улице?

Женщина на фотографии, точно такая же, как описал Грасиано, очень красивая, с шелковистыми темными волосами и внимательными глазами, была, несомненно, бабушкой Энни. Так они были похожи: глаза, улыбки, волосы. Это была семья Энни.

— Когда ты ребенок в приемной семье, то бессилен. Я ничего не мог сделать, чтобы найти Диего. Но я вспоминал слова отца. Снова и снова, когда мы были мальчиками, он говорил мне: «Он твой брат. Твоя работа — заботиться о нем». Я никогда этого не забывал.

Эмоции сковывали ее. Она кивнула, не чувствуя в себе силы заговорить.

— Когда я стал старше, один из социальных работников нашел время, чтобы изучить дело моего брата. Мне сказали, что его усыновили американцы. Я не знаю, правда это или нет. Записи об усыновлении засекречены, но, возможно, это так.

— Это очень тяжело. Наверняка теперь что-то должно быть…

— Несколько лет назад я нанял детектива, — продолжил он. Разговор становился слишком тяжелым, слишком раздражающим. — Я узнал немного больше о его жизни после аварии, до его усыновления, но ничего после.

— Найми другого, — быстро сказала она. — Должен же быть след.

— Поверь мне, я пытался. Все данные как будто стерты. Я не знаю, куда он делся, и многие годы я жил с чувством вины за то, что подвел своего отца.

— Твой отец не стал бы винить тебя за это, — заверила она. — Ни в чем ты не виноват. Мне кажется варварством, что агентство по опеке разделило двух братьев…

— Да, — сказал он после паузы. — Это варварство. Ты права.

— Почему ты ушел из приемной семьи?

Алисия снова почувствовала, как Грасиано закрывается.

— У меня было несколько неудачных приемных семей подряд. Мне было тогда четырнадцать. Жизнь на улице казалась более привлекательной. Я всегда был сам по себе.

— Но ведь в приемной семье у тебя, по крайней мере, была кровать, крыша, еда…

— У всего есть цена, Алисия. Я предпочитал расплачиваться на улице.

Все это было так грустно! Она страдала из-за того, что он испытал, через что он прошел.

— А как насчет имущества? — вдруг спросила она. — Наверняка у твоих родителей был дом, сбережения…

— Да, это у них было, — сказал он тихо. — К сожалению, я не знал об этом, пока не заработал достаточно денег, чтобы заплатить тому, кто провел для меня расследование.

Она задохнулась от возмущения.

— Но ведь это должно было достаться тебе.

— Возможно. К тому времени, когда я узнал о наследстве, которое было передано в доверительное управление, оно мне было уже не нужно. Я сохранил его для своего брата. Я не знаю, как он живет, была ли к нему благосклонна жизнь, но если он захочет, то оно его.

— Я уверена, что ты его найдешь! — горячо воскликнула она. — Люди не растворяются в воздухе.

— Я хотел бы знать, что он счастлив, — сказал Грасиано, придвигаясь так, чтобы видеть фотографию. — Мы были очень близки. Я обожал его. Как-то странно, что его нет в моей жизни.

Она вернула фотографию, чувствуя себя уязвленной и неуверенной. Ничего не имело смысла. Слова, которые он только что произнес, точно описали ее отношение к Грасиано.

Она так любила его десять лет назад! Как часто она думала о нем с тех пор? Каждый день. Каждый проклятый день. И она думала, что это из-за Энни, но, глядя на него сейчас, она больше не была в этом убеждена. Она упустила Грасиано.

Он думал, что она спит, но тут она шевельнулась, взглянув на него своими умными глазами, и что-то шевельнулось у него в животе — что-то давно забытое.

— Грасиано. — Она прижала руку к его груди, потом зевнула, глаза ее отяжелели. — Раньше, когда мы…

— Занимались сексом, — добавил он, забавляясь тем, что даже после того, как это произошло несколько раз, она не могла подобрать слов.

— Нет, до этого. На улице.

Он ждал, наблюдая.

Казалось, она борется со сном.

— У нас не было презерватива. Это… ты…

Он нахмурился.

— Что ты пытаешься узнать? — спросил он, поднимая ее руку и прижимая ее к своим губам.

— Дети, — быстро сказала она, не встречаясь с ним взглядом. — Ты не хочешь детей?

Его брови взлетели вверх.

— А ты хочешь детей?

Она сосредоточилась на татуировке на его груди.

— Тебе, кажется, противна эта идея.

— Нет. Не противна, — возразил он, пытаясь найти лучший способ описать свои чувства. — Она мне категорически не нравится.

Мысли Алисии было невозможно прочесть, ее глаза смотрели на его грудь. С одной стороны, он был польщен. С другой стороны, он хотел понять, что она чувствует.

— Почему?

Что он должен был ответить? Как рассказать о дыре, которая образовалась в его груди, когда он потерял свою семью много лет назад? Подростком он знал, что у него никогда не будет семьи. Он был одиночкой до мозга костей. На самом деле единственный раз, когда он сомневался в своем решении, был в то лето, казалось, целую жизнь назад, в Севилье.

— Они отвратительны, — легкомысленно ответил он. — Крошечные руки, липкие пальцы.

— Я серьезно, — сказала она, моргая так, что у него что-то дернулось в груди.

— Я тоже. Сопливые носы. Мне действительно нужно перечислять дальше?

— Но твои собственные дети… — протянула она после паузы. — Ты, конечно, думал об этом?

— Нет, — твердо отрезал он. — Это единственное решение, в котором я никогда не сомневался.

Он не знал почему, но он не мог признаться Алисии в том, что восемнадцатилетним мальчиком, когда они встретились, он представлял себе будущее таким, к которому стремилось так много людей. Что Алисия заставила его усомниться в своем желании прожить свою жизнь в независимом одиночестве.

Но тогда он ошибался — теперь не было смысла воскрешать эти чувства.

— Моя семья умерла, когда я был еще мальчиком, — я никогда не хотел другой семьи. Я никогда не хотел этого для себя.

Он ждал, что она скажет что-то еще, но ее глаза были закрыты, тело неподвижно, и он позволил ей уснуть или притвориться спящей, потому что его устраивала и тишина.

Глава 8

Потребовалось время и немалое мастерство, чтобы вытащить руку из-под Алисии, не разбудив ее, медленно, осторожно соскользнуть с кровати, затем встать и посмотреть на нее сверху вниз и убедиться, что она все еще спит. В конце концов, у них была беспокойная ночь, перемежающаяся страстью. Он тянулся к ней, или она тянулась к нему, и в следующий момент они уже целовались, изучали друг друга, занимались любовью, как будто так было всегда.

Ее тело теперь было ему так же знакомо, как и его собственное, и все же она сама все еще оставалась загадкой.

Он напрягся, вспомнив слова, которые она сказала прошлой ночью о своем отце.

По правде говоря, Эдвард Гриффитс был полным ублюдком.

Но почему Грасиано не подумал тогда о последствиях для Алисии? Он вышел из комнаты, осторожно закрыв дверь, и пошел по коридору к центральной лестнице в глубокой задумчивости.

Неприятная правда заключалась в том, что он был настолько сосредоточен на себе, что не думал об Алисии. В отношении нее он чувствовал только разочарование и злость, что все его надежды, чувства и едва осознаваемые будущие устремления были разрушены.

Этот гнев помешал ему предсказать вероятность того, что она решится поговорить с отцом. Он этого не предвидел.

Теперь он задавался вопросом, как это стало возможно. Тем летом он провел месяцы, наблюдая за ней, восхищаясь ею, понимая ее. Она не была похожа ни на кого, кого он когда-либо встречал. Она не осуждала его, ее не беспокоило то, что он был сиротой. Она была единственным, кроме родителей, человеком, который действительно им интересовался. Поэтому ее неприятие так больно ударило по его самолюбию. Она показала ему свет, а потом выключила его, и он был полон решимости не прощать ее за это. А сейчас выяснилось, что он был не прав: она не заслужила десять лет его презрения…

В его памяти всплыли обрывки того утра, воспоминания, которые он десять лет пытался игнорировать.

«Ты воспользовался моей дочерью! Ты изнасиловал ее!» — кричал ее отец.

И Алисия молчала, уставившись в пол, ее лицо было пепельно-серым. Он ждал, что она вмешается. Скажет хоть что-то.

«Убирайся из моего дома! Если я когда-нибудь увижу тебя снова, я вызову полицию. Да я сейчас им позвоню!»

А затем Эдвард обнял Алисию и повел ее прочь.

Они ушли вместе. Предательство Алисии было настолько очевидным из-за ее решения хранить молчание и уйти с отцом.

Однако Грасиано не был идиотом. Возможно, он ожидал большего, чем могла дать ему любая шестнадцатилетняя девушка. Но он был уверен, что в то утро она смотрела на него холодно. Он почувствовал ее неприятие — от этого его кровь превратилась в лед, — но что, если он ошибся? Что, если она испытывала страх перед отцом?

Он сделал себе кофе и выскользнул из кухни, прежде чем кто-либо успел появиться здесь и помешать ему. Ему нужно было побыть одному, чтобы осмыслить то, что изменилось внутри его прошлой ночью. Границы, определяющие его существование и установленные для его безопасности и защиты, менялись без его согласия.

Он сделал большой глоток кофе — первый утренний глоток всегда был живительным бальзамом, — затем вышел в сад, его глаза инстинктивно устремились к пляжу у моря. Он двинулся туда, с легкостью шагая по земле, которую он так хорошо знал, и размышляя над затруднительным положением, в котором он оказался.

Он больше не был глупым восемнадцатилетним подростком. Его жизнь была построена на одиночестве, на возможности уйти от кого угодно и от чего угодно в любое время. Было легко существовать в этом мире, если у него не было привязанностей. Если он не любил.

Авария не нанесла бы ему такого сокрушительного удара, если бы он меньше любил своих родителей и брата. Если бы он лучше контролировал свое сердце, он бы не страдал сейчас от этой глубокой, зияющей боли.

Теперь он предпочитал одиночество, и Алисия представляла для него серьезную угрозу. Весь смысл ее присутствия здесь состоял в том, чтобы доказать — себе и ей, — что он может контролировать свое желание к ней, что он может уйти на своих условиях.

Он допил свой кофе, затем наклонился, чтобы забрать ее одежду, которую она оставила на пляже. Его рука сжала мягкую, влажную ткань, прежде чем он глубоко вдохнул ее запах, сладкий, как ваниль.

Дважды в жизни Грасиано испытал ужасную боль: у него забрали родителей и брата, а затем он потерял Алисию. Это была боль, которую он больше не впустит в свою жизнь. Он должен был уйти от нее, от их прошлого и от внезапно возникшего соблазна будущего с женщиной, которую он поклялся всегда ненавидеть.

Алисия смотрела на поразительно красивый океан, залитый утренним светом солнца. При звуке открывающейся стеклянной двери ее сердце екнуло. Грасиано был полностью одет, в темных брюках и белой рубашке.

— Я не знал, что ты здесь.

Ее сердце замерло.

— Я просто пила кофе, — улыбнулась она, говоря себе, что ей якобы послышался холод в его голосе. — Хочешь тоже чашку?

Его ответ был незамедлительным: он быстро покачал головой. Ей стало не по себе.

Грасиано не ушел, это было уже что-то. Но чем дольше он стоял молча, просто хмурясь, тем больше ей становилось не по себе.

Он сожалеет о случившемся? Он снова рассердился на нее? Если да, то почему? Она начала вспоминать их вчерашний разговор, но не обнаружила ни одного спорного момента, ни одного неосторожного слова.

Ее желудок сжался, и она отвернулась.

— Сегодня у меня встречи в Барселоне.

Он уезжал. Убегал от нее?

Она поджала губы.

— Я понимаю.

— Я вернусь к ужину.

Она повернула к нему лицо. Гордость требовала, чтобы она скрывала свои чувства. Она не хотела, чтобы он увидел, что ей это больно, что она переживает.

— Ты не обязан сообщать мне о своих передвижениях. — Она смягчила резкость слов натянутой улыбкой.

— Я думал, ты заметишь мое отсутствие, — сказал он после паузы, слегка пожав плечами. — Это вежливость.

— Принято к сведению. — Она постучала по лежащим рядом с ней бумагам. — У меня много дел, не волнуйся.

— Я не беспокоюсь. Я просто сообщаю тебе, что меня не будет сегодня.

— И я говорю, что мне все равно.

Боль сделала ее слова более едкими.

— То, что произошло прошлой ночью, ничего не меняет, Грасиано. Ты не сообщил мне в первый раз, когда ушел на работу. На этот раз тебе тоже не нужно говорить мне ничего. Все в порядке. — Когда она произнесла слова, ее заполнила горечь, которую не чувствовала, когда затеяла сражение, которого не хотела.

Она была разочарована, что он пришел сюда хмурым и угрюмым, вместо того чтобы обнять и поцеловать ее. Она была разочарована, что он сразу же провел грань между страстью, которой они предавались прошлой ночью, и их отношениями за пределами спальни.

Но более всего она была разочарована тем, что позволила себе надеяться, даже не осознавая, что делает это, на большее — на что-то другое в своей жизни. На Грасиано.

На семью.

Неужели она позволила себе фантазировать об этом? После последних десяти лет она мечтала, что они станут одной счастливой семьей?

Как глупо!

— У Изабеллы есть мои контакты. Если тебе что-нибудь понадобится, просто позвони.

Она заставила себя улыбнуться:

— Уверена, в этом нет необходимости.

Его глаза смотрели на нее несколько долгих секунд, а затем Грасиано повернулся и ушел, даже не попрощавшись. И Алисия была рада. Рада, что он ушел, потому что ее глаза вдруг защипало от слез, и она отчаянно не хотела, чтобы он их видел.

Мгновение спустя Алисия услышала шум взлетающего вертолета и издала тихий, дрожащий вздох.

Какое счастье, что Грасиано был так занят работой! Поглощение компании находилось на завершающей стадии. Обычно ему нравилось проводить заключительные встречи, но сегодня он был отвлечен — не настолько, чтобы это негативно сказалось на его работе, но достаточно, чтобы опустить его до уровня простого смертного. И поэтому Грасиано был зол на себя. День клонился к концу, а он все никак не мог сосредоточиться на работе.

После переговоров Грасиано закрыл дверь и прошел к окнам, выходившим на Барселону. Уникальный город с его яркой архитектурой всегда наполнял его сердце радостью. Именно сюда он приехал, когда у него ничего не было, здесь сколотил свое состояние. Это был его дом — его место в мире. Но его взгляд устремился на юг, в сторону моря, и в своем воображении он приближался к острову, а Алисия ждала его в башне, наблюдая за его приближением, нуждаясь в нем и желая его.

Он выругался себе под нос, проведя рукой по волосам. Все было хуже, чем он предполагал. Тяжелее, чем он думал. Она овладела его разумом, и он понятия не имел, как прекратить это. Он знал, что не может позволить ей снова стать его солнцем и луной.

Именно здесь, в офисе, его жизнь была простой. Он мог контролировать все. Ему было все равно, что о нем думают люди. Ему было все равно, каких врагов он себе нажил. У успеха была объективная сторона — финансовые достижения, и это был единственный критерии, который его волновал.

Место Алисии в его жизни и разуме нужно было контролировать так же жестко, как и любой другой аспект его жизни. Он решительно подошел к своему столу и взял с подставки телефон.

— Закажи мне ужин где-нибудь. И позвони Изабелле и сообщи ей, что сегодня вечером я останусь в городе и не вернусь на остров.

Он повесил трубку, задаваясь вопросом, почему принятие этого простого решения не принесло ему облегчения, почему ожидаемая тяжесть, вместо того чтобы свалиться с его плеч, казалось, еще сильнее навалилась на него.

Алисия, хмурясь, смотрела на пустой стул.

Он не вернется сегодня вечером.

Изабелла небрежно сообщила ей об этом. В конце концов, экономка понятия не имела, как сильно Алисия ждала встречи с Грасиано. Изабелла не могла знать, какое отторжение крылось в этих простых словах.

Не было более эффективного способа сказать ей, что он сожалеет о том, что произошло между ними.

Она вонзила вилку в кусок рыбы, поднеся его ко рту и заставив себя жевать, хотя есть ей совершенно не хотелось. Однако она пропустила обед и знала, что должна поесть, но каждый раз, когда она делала движение, чтобы положить еду в рот, глотать становилось все труднее и труднее.

Спать с ним было ошибкой. Она позволила себе поверить, что для них все может быть по-другому, но она ошибалась. Даже если бы Грасиано был способен измениться, даже если бы она снова смогла поставить на карту свое сердце, ничто не изменило бы того факта, что она скрывала от него их дочь. Однако она делала все, чтобы не могла рассказать ему об этом. Они оба имели право на взаимные обиды. Возврата к нормальным отношениям больше не было. Как и не было никакой надежды.

Она должна была рассказать ему об Энни. Не из-за того, что между ними произошло, а потому, что так будет правильно. Энни была его дочерью. Ему нужно было знать.

Но… не было ли это эгоистично? Он ясно дал понять, что не хочет детей. Его ответ на этот счет был однозначным. Рассказать ему может казаться ей правильным — может быть, даже приятным, — но что, если он решит не иметь ничего общего с Энни? Что, если существование Энни каким-то образом нарушит его жизнь?

Она тихо застонала, опустив голову. Она понятия не имела, что делать, но сидеть здесь, тоскуя по нему, было плохим решением.

«У каждой мачты свой парус».

Сейчас она была сильнее, чем в шестнадцать лет, когда ей пришлось подчиняться чужому решению. Теперь она могла выдержать удар.

И ни за что она не собиралась оставаться на этом острове такой же пленницей, как и первоначальная обитательница этого дома, отчаянно ожидая внимания мужчины, который не мог или не хотел дать ей то, в чем она нуждалась.

Ей придется уйти.

Глава 9

Грасиано заставлял себя отсутствовать большую часть следующего дня. Он сказал себе, что эмоции, охватившие его, были эмоциями удовлетворения, что он был рад, что смог сопротивляться ей, чтобы продолжить свою нормальную жизнь. Он отказывался признавать, что в его венах начинала бурлить кровь от осознания того, что он скоро снова увидит ее и что его воздержание будет вознаграждено. Они могли разделить трапезу, он мог наблюдать за ней, слушать ее и восхищаться ею, а затем привести ее в свою комнату и заниматься с ней любовью всю ночь, будучи уверенным в том, что его сила воли сильнее, чем его потребность в ней. Контроль. Это было главное.

Его тело напряглось, когда вертолет завис над островом. Он радовался предстоящему вечеру.

Пока он не выглянул в иллюминатор и не увидел Алисию, стоящую на дорожке, ведущей к вертолетной площадке, точно так же как он стоял, когда она прибыла несколькими днями ранее. В этом не было ничего странного. Если бы не чемодан рядом с ней и непроницаемая стальная маска на ее лице.

— Алисия! — Он практически прорычал ее имя, подходя ближе, и каждая клеточка ее тела пришла в состояние повышенной готовности от его близости. Между ее ног разлился жар, груди жаждали его прикосновения. Она стиснула зубы и не сводила глаз с вертолета сразу за его плечом, который скоро, как она надеялась, взлетит с ней на борту в сторону дома.

— Грасиано, — ответила она любезно, но без намека на теплоту в голосе.

— Собираешься куда-то?

— Да. Домой.

Теперь она заставила себя посмотреть на него.

— У меня есть все, что мне нужно, включая всю необходимую информацию от твоего ассистента. Сегодня у нас был долгий разговор. Я точно знаю, как действовать. У меня нет причин оставаться здесь.

— Разве нет? — ласково спросил он, подойдя к ней слишком близко.

Она стояла на своем.

— Нет.

Возможно, он не ожидал сопротивления. Его глаза расширились на кратчайший миг. Потом на его лбу появилась глубокая морщина.

— Однако у нас была договоренность. Пять суток.

— Наша договоренность изменилась.

— Без моего ведома?

— Ты серьезно хочешь держать меня здесь против моей воли?

Алисия тяжело вздохнула, не обращая внимания на бурлящее в ней желание, которое разрушило бы ее жизнь, если бы она последовала своим инстинктам. Словно прочитав ее мысли, мужчина двинулся вперед, ближе, опасно близко…

— Постой, — пробормотал он, приблизив губы к основанию ее горла и медленно целуя ее. Боже, как же ей хотелось слушать его дальше!

— Я сказала тебе, чего хочу, — ответила она, стараясь быть стойкой. — Я хотела бы улететь прямо сейчас.

— Это мне не подходит.

Она посмотрела на него.

— Почему нет?

— Потому что у нас была сделка.

— О, это все, что ты можешь сказать? Это лишь подкрепляет мое желание уехать!

Его глаза скользнули по ее лицу, и Алисия поняла, что сказала слишком много. Она показала, как ей было больно, хотя она собиралась держать эту боль внутри себя.

— Ты злишься, что я уехал сегодня.

Не было смысла спорить с ним.

— Я злюсь, что позволила тебе использовать меня. Я злюсь, что не видела тебя насквозь. И да, я злюсь, что ты уехал, но я полагаю, что не было смысла оставаться. Ты получил то, что хотел. Так что теперь просто отпусти меня.

Он тихо выругался, затем схватил ее за локоть и развернул в сторону дома.

— Я не использовал тебя, Алисия. Мы оба хотели этого. Не надо оскорблять наши чувства.

— Я не вернусь с тобой, — повысила она голос, чувствуя приближающуюся истерику. Она уже мысленно попрощалась с этим прекрасным местом. Она не могла вернуться. — Я хочу домой.

— Я не буду вести этот разговор здесь, — сказал он, указывая на пилота. — Зайди внутрь, и мы поговорим.

— Нет смысла. — Она вырвала руку. — Ничего из того, что ты можешь сказать, не изменит моего мнения. Я хочу уехать. Я должна.

— Почему?

«Потому что я в шаге от того, чтобы влюбиться в тебя, и я не могу этого допустить! Потому что у нас есть дочь, и мне нужно рассказать тебе о ней, но я не могу понять, как и когда, когда я на твоем острове и в твоей постели! Но я сделаю это, когда наконец наберусь смелости и слов!»

Она едва не произнесла эти слова вслух, настолько она была переполнена чувствами.

— Разве это не очевидно?

— Чего ты ожидала от меня на следующее утро? Как ты хотела, чтобы я поступил?

Его вопросы ранили ее.

— Как порядочный человек, — пробормотала она, прежде чем успела обдумать свой ответ.

Его лицо заметно побледнело, и она слишком поздно вспомнила, как отец бросил ему тогда те же слова. Но теперь обвинение было заслуженным. Он обращался с ней как с грязью.

— Ты хотела цветов? Может быть, струнный квартет под моим окном?

— Не говори со мной так, — выдавила она. — Ты начал отталкивать меня, как только проснулся. Дело не в том, что ты был в Барселоне и тебе нужно было работать. Дело в том, как ты говорил со мной. То, как ты молчал, пока тебя не было. А то, что произошло между нами…

Но теперь она находилась на опасной территории, поскольку мысли, в которых она боялась признаться самой себе, казалось, рвались вперед, требуя, чтобы их произнесли вслух.

— Да, у нас был секс. Такой же неизбежный, как и тогда. Мы оба согласились на это, — закончил он ее фразу.

Слезы застилали ее глаза, и она яростно моргала, пытаясь остановить их.

— Если это так, почему ты злишься из-за того, что я уезжаю? Почему ты хочешь держать меня здесь?

Мускул на его челюсти дернулся.

— Я человек слова, — сказал он после паузы. — Я полагал, что у тебя также есть личный кодекс чести. Согласившись остаться на пять дней…

— Это ерунда, — решительно возразила она. — Ты лучше всех знаешь, что обстоятельства меняются. Я не останусь здесь после того, что между нами произошло. Я не могу. И я знаю, что ты слишком порядочный человек, чтобы заставить меня. Так что прекрати спорить и скажи своему пилоту, чтобы он отвез меня в Валенсию.

Он провел рукой по волосам. Она ждала, ее нервы были на пределе. Она надеялась, что он скажет что-то такое, что излечит боль в ее сердце и ее душе.

В ее жизни было так много боли, и большая ее часть была связана с этим мужчиной.

Вопрос об Энни больше не мог оставаться без ответа. Алисии нужно было решить, как действовать дальше. Она знала, что не сможет жить так же, как жила испуганная одинокая шестнадцатилетняя девочка. Все было слишком сложно.

— Почему ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила она, отчаявшись ждать, когда он заговорит. — И не надо снова ссылаться на наши договоренности. Наша сделка заключалась в том, чтобы я организовала твое мероприятие, и подготовка к нему идет полным ходом.

— Я хочу, чтобы ты осталась по той же причине, по которой мы спали вместе.

Она затаила дыхание.

— Между нами осталось незаконченное дело.

— Думаю, теперь все кончено.

— Ты так думаешь? — Он поднял одну бровь и усмехнулся. — Значит, ты улетишь и больше никогда не вспомнишь обо мне?

Алисия опустила глаза. Она думала о нем каждый день последние десять лет. Она знала, что это не изменится.

— Мы так никогда не закончим, — сказала Алисия после паузы. — С того момента, как мой отец отреагировал так, как он это сделал, с того момента, когда он прокричал свои угрозы, он направил наши жизни по двум курсам, которые никогда не пересекутся снова. Это обсуждение ничего не даст.

Грасиано снова придвинулся ближе, так близко, что она уловила намек на его мужественный, пряный аромат и ее пульс участился, желание захлестнуло ее.

— Я хочу выкинуть тебя из головы, — сказал он наконец.

Алисия закрыла глаза от нахлынувшего горя, потому что понимала, что он чувствует. Каждый из них был мучением для другого.

— Настолько, что ты готов оставить меня здесь, даже когда я готова уйти? — прошептала она, зная ответ, зная, что она была в нескольких шагах от его согласия.

Они оба попали в ловушку прошлого, но один из них должен был быть достаточно сильным, чтобы вырваться на свободу. Алисии нужно было вернуться к своей реальной жизни. Ей нужно было пространство, чтобы дышать и думать, чего она не могла сделать здесь, где Грасиано заполнял все ее чувства, даже когда отсутствовал.

— Нет, — ответил он. — Я хочу, чтобы ты осталась, но выбор за тобой.

Он сделал шаг назад, скрестил руки на груди и бесстрастно посмотрел на нее, на его красивом лице не было видно никаких эмоций.

— Выбор за мной, — повторила она.

В конце концов, все оказалось так просто.

Только тогда в его чертах промелькнуло какое-то выражение, которое она уже видела однажды, на следующее утро после того, как они переспали вместе, когда ее отец отругал его и вышвырнул из дома. Предательство.

Она глубоко вздохнула и отвернулась от него, быстро моргая, когда ее внимание остановилось на вертолете.

— Пойдем со мной, — скомандовал он, проходя мимо нее, поднимая ее чемодан и направляясь к вертолету.

Итак, она уезжала. Она получила то, что хотела, и не чувствовала при этом ни малейшего удовлетворения. С каждым шагом к вертолету ее разочарование росло, но она знала, что поступает правильно.

Вертолет едва успел подняться в воздух, как он понял, что совершил огромную ошибку. Грасиано, не умеющий считывать чувства людей, но обладающий талантом заставлять их выполнять свои приказы, ошибся!

Он упер руки в бока и с мрачным лицом смотрел, как поднимается вертолет, задаваясь вопросом, смотрит ли она на него сверху вниз, жалеет ли и она тоже о своем решении.

Одно он знал точно: это не конец их истории. После десяти лет с него было достаточно. Он хотел завершить эту историю. Ему просто нужно было время, чтобы обдумать это и придумать план.

— Ты дома! — Энни отодвинула стул, с широкой улыбкой на лице промчалась к входной двери.

Алисия остановилась как вкопанная, пораженная сходством дочери с Грасиано.

Она наклонилась, чтобы обнять Энни. Слезы застилали ее глаза, когда она уткнулась носом в шейку девочки. Она вдохнула, закрыла глаза, а затем открыла их, так что ее взгляд остановился на Диане, которая наблюдала за происходящим, слегка нахмурившись.

— Ты рано! — заметила Энни, вырываясь из материнских объятий, но Алисия держала ее так крепко, как будто от этого зависела ее жизнь.

— Я закончила работу раньше срока, — сказала она. — И я хотела вернуться домой.

— Ура! Как там было?

— Очень хорошо, — солгала она.

— Ты сделала миллиард фотографий? Диана показала мне ту, что на пляже, но это все. Ты ходила за покупками? Что ты купила?

Алисия тихо рассмеялась:

— Я работала. У меня не так много фотографий.

— Но какие-то еще есть?

Алисия подумала о прекрасном пляже, садах и кивнула.

— Я покажу тебе утром. Уже поздно. Тебе пора спать. — Алисия еще раз поцеловала дочь в лоб и выпрямилась.

Как только Энни поднялась наверх, Диана заговорила с ней:

— Ты расстроена.

Это была верная догадка, но Алисия покачала головой, на ее лице появилась широкая улыбка. Диана была одной из немногих, кто знал все секреты Алисии. Она была с ней с самого начала, когда Алисия приезжала на приемы в больницу, а Диана, дежурный педиатр, проявляла особое внимание к матери-подростку. Она держала Алисию за руку, когда та пыталась поговорить с Грасиано, и видела, как плохо ей стало, когда он отверг ее.

— Да, — сказала она. — Но я, вероятно, заслуживаю этого.

— Так что случилось?

Алисия тихо вздохнула, затем начала говорить. Диана слушала с сочувствующим, любящим выражением лица, время от времени кивая.

— Ты все еще любишь его, дорогая? — спросила Диана через некоторое время.

Алисия вздрогнула.

— Люблю его? Конечно нет.

— У тебя самое доброе сердце из всех людей, кого я знаю. Ты была одинока с тех пор, как рассталась с ним. И сейчас у тебя такой вид, как будто ты оставила часть себя в Испании.

Алисия хотела было возразить, но обнаружила, что ей нечего сказать.

— Не важно, что я чувствую. Мы оба сделали слишком много ошибок, Ди. Ты должна это понять. Какое будущее может быть для нас после всего, что было раньше?

На следующий день Грасиано, нахмурившись, изучал документы.

Нельзя было отрицать: Алисия каким-то образом, почти без помощи Грасиано, спланировала идеальный вечер — для его несуществующего мероприятия.

Жаль, что он не планировал устраивать такую вечеринку, так как это был бы незабываемый праздник. Планы были всеобъемлющими и профессиональными, с подробным описанием транспорта для гостей, потребностей в персонале, а также размещения, диетических требований, предложений меню, размещения шатра и танцпола. Она предложила два варианта музыки: диджей на пляже и небольшая акустическая группа за ужином. Она планировала устроить фейерверк и продать информацию о празднике нескольким известным журналам… Все было продумано.

Он бросил документ, вернулся к ее электронному письму и перечитал его в десятый раз.

«Грасиано!

Пожалуйста, посмотри прилагаемый план мероприятия. Я обсудила детали с твоим ассистентом, которая приедет сегодня вечером. Больше тебе от меня ничего не нужно.

С наилучшими пожеланиями,

Алисия».

Это письмо ничем не отличалось от других электронных писем, которые он получал ежедневно. Но она была не просто коллегой… кем-то, кого он нанял на работу. Она была Алисией.

Незаконченным делом.

С мрачным выражением лица он нажал «Ответить».

«Алисия!

У меня есть несколько вопросов. Можем ли мы встретиться, чтобы обсудить их?»

Грасиано помедлил, но тут же вспомнил, что он не сомневался в себе, и нажал «Отправить».

Теперь мяч был на ее стороне, но он уже знал, что она скажет. Никто из тех, кто так явно гордится своими профессиональными качествами, не разочарует клиента.

Он откинулся назад и стал ждать.

Алисия выругалась, когда читала письмо. Этого можно было ожидать, но она не предполагала, что будет так сильно нервничать. Она знала, что ей придется увидеть его снова, чтобы наконец рассказать ему об Энни, но это все еще казалось ей почти невозможным.

«Я могу обсудить все вопросы сейчас».

Она подождала, и действительно, ответ пришел в течение минуты.

«Нет, лично. Я пришлю машину».

Ее сердце подпрыгнуло.

«Ты в Лондоне? Я не могу приехать сейчас. У меня назначена встреча на четыре часа дня».

На это время у нее было запланирована встреча с учителями Энни.

Ответ пришел немедленно.

«Сегодня вечером?»

Алисия хотела сказать ему и «нет», и «конечно да». Но, в конце концов, это было просто делом, последним из ее обязательств перед ним. В конце концов, Грасиано заплатил пятьсот тысяч фунтов за ее услуги.

«Какой твой адрес?»

Алисия покачала головой. Она не собиралась позволять ему прислать за ней машину. И не могла жить в мире, где Грасиано знал, где находится ее дом.

«Я приду к тебе».

«Как хочешь».

Он написал ей свой адрес, и она оттолкнула свой телефон, как будто он был отравлен, прежде чем снова потянуться к нему, чтобы узнать, готова ли ее спасительница Диана помочь с Энни.

Диана была готова.

Значит, снова увидеть Грасиано было лишь вопросом времени. И на этот раз она не могла упустить шанс.

Она должна была рассказать ему об Энни.

Ничто другое не имело значения.

Ни их прошлое, ни их будущее, ни ее сердце, ни ее желания, ни их страсть. У них была общая дочь, и она была обязана сообщить ему об этом. Алисия не могла больше ждать. Это произойдет сегодня вечером.

Глава 10

Решив, что по указанному им адресу находится офис, Алисия поняла, что ошиблась. Это был обыкновенный жилой дом. Она еще раз прочла его сообщение и увидела, что там указан код входной двери. Она ввела его и оказалась в просторном холле, из окон которого открывался вид прямо на Гайд-парк. Это было впечатляюще. В лифте Алисия снова сверилась со своим телефоном в поисках инструкций. Лифт быстро поднялся, и, когда его двери открылись, она оказалась в маленькой приемной с кожаным креслом и большим зеркалом. Женщина мельком увидела себя, бледную и взволнованную, и потерла щеки, прежде чем нажать на звонок у двери.

Она заметно нервничала. Когда украдкой взглянула на часы, — было около шести. Может, его не было дома? Может, он забыл? Ее сердце дрогнуло, и она попыталась понять, что она будет делать дальше, но тут дверь закрылась.

Грасиано стоял по другую сторону порога. В голове у нее крутился вопрос Дианы: «Ты его любишь?»

Она отрицала это, но теперь ей пришлось столкнуться с реальностью: да, она любила его. Все еще. Как никогда. Она никогда не переставала его любить.

— Алисия!

Не обращая внимания на ее взволнованный вид, он отступил назад и махнул рукой в сторону квартиры. Она заколебалась на пороге, понимая, что пересечение его было не только физическим, но и метафорическим препятствием.

— Я не кусаюсь, — рассмеялся он, так что она вздрогнула, быстро проходя мимо него. Его взгляд жадно скользил за ней.

Неужели прошло всего десять дней с тех пор, как они виделись в последний раз? Казалось, что это было так давно!

Внезапно ее желудок скрутило от страха перед тем, что ей предстояло сделать. Это было ужасно.

— Спасибо, что пришла, — ответил Грасиано, указывая вглубь квартиры, прежде чем сделать несколько шагов к эффектным окнам, служащим рамами для прекрасного вида на улицу.

Алисия пожала плечами.

— Я профессионал.

— Да, я понимаю. Я был впечатлен твоей работой.

— Но у вас есть вопросы?

— Я еще дойду до этого. Хочешь выпить?

Она покачала головой.

— Я бы предпочла покончить с этим.

Его глаза остановились на ее лице.

— Ты все еще не хочешь иметь со мной ничего общего?

— Я здесь не для того, чтобы обсуждать то, что между нами произошло.

— Почему ты этого не хочешь?

— По всем причинам, которые мы обсуждали на острове. Прежде всего, — вздохнула она, — в этом нет смысла.

— Я не согласен. Я допустил ошибку.

Она смотрела, как он вытаскивает из холодильника бутылку газированной воды и разливает ее по стаканам. Алисия начала увлеченно изучать пузырьки.

— Я вел себя как идиот.

— Я не хочу говорить о событиях десятилетней давности.

Он нахмурился.

— Я имею в виду прошлую неделю. Когда я уехал в Барселону, я фактически сбежал, и это было бесчувственно и жестоко. Извини меня.

Это было последнее, чего она ожидала.

— Грасиано, — произнесла она через некоторое время, глядя на столешницу.

— Позволь мне сказать что-то, — настойчиво сказал он, наклоняясь и кладя руку на ее руку.

Она сглотнула комок в горле, затем кивнула.

— Два раза в жизни я был на грани отчаяния — в первый раз, когда умерли мои родители и исчез мой брат.

Она впилась ногтями в ладони, зная, что за этим последует.

— А второй раз был, когда я сбежал от тебя.

Ее сердце сжалось.

— Я не хочу, чтобы это случилось в третий раз.

— Ты был не прав, когда ушел, — сказала она после паузы.

— Думаешь, мне следовало позволить полиции бросить меня в тюрьму?

— Я бы защитила тебя.

— Я был уличным ребенком. Никто бы не поверил ни мне, ни тебе. Они, конечно же, услышали бы только твоего отца. А ты не смогла защитить меня даже перед ним.

— Почему ты не сказал мне раньше, что ушел из соображений безопасности?

— Я был слишком зол, — сказал он, пожав плечами.

— Мы обсуждаем одно и то же, — хрипло сказала она. — Я все поняла и не думаю, что это имеет смысл.

Ее охватила печаль. Она любила его, и она была уверена, что он когда-то тоже любил ее, но это не значит, что они смогут воскресить свои отношения.

— Это важно, — хрипло ответил он. Он быстро подошел к ней и взял ее за руки. — Я понял, что совершил ошибку, как только ты улетела. Я хочу больше времени проводить с тобой.

Это должно было обрадовать Алисию, но ее насторожило слово «больше».

— Сколько времени?

— Просто больше.

— Пока ты не поймешь, что ты «успокоился» в отношении меня? Когда твои чувства сойдут на нет?

Ей нужна была его абсолютная честность. Это была не любовь. Его предложение было движимо сексом и его эго.

— Пока мы оба не будем готовы двигаться дальше, — осторожно поправил он. — Скажи мне, что ты этого не хочешь.

— Боже, — грустно рассмеялась она. — Чего я хочу? Ты не представляешь, какая пропасть существует между тем, что я хочу, и тем, что я могу иметь. Ты понятия не имеешь.

— Тогда скажи мне, — потребовал он, придвигаясь ближе, так что их тела соприкасались, а его губы были в сантиметре от ее губ.

И он поцеловал ее, медленным, осторожным поцелуем, от которого она задрожала. Алисия стояла на краю обрыва, падение было неминуемо. Она прильнула к нему — своему спасителю и своей угрозе. Мужчина смотрел на нее сверху вниз, его глаза были непроницаемы, желание пронзало ее. Но в глубине ее сознания мысль, которую она не в силах была оспорить. Они недостаточно любили друг друга, чтобы у них все получилось сейчас.

— Этого не может быть, — пробормотала она, но, сказав это, подняла лицо, ища его губы, зная, что это невозможно, но все равно желая его. — Я не могу…

— Не сомневайся, — сказал он, и она подавила всхлип. Она хотела его так сильно, что желание почти приглушило ее способность думать. Почти.

— Мне надо поговорить с тобой.

— О моем празднике? Позже!

— Нет, не это. Мне нужно…

Он отстранился, прижав палец к ее губам.

— Позже. — В этом слове были и приказ, и яростное желание, сжигающее ее заживо. Однако неповиновение заставило ее остаться на месте, в сантиметре от него.

— Ты уверен, что не собираешься снова сбежать?

Его ответом был поцелуй, сначала медленный, а затем требовательный, поднявший их на ноги, заставивший их перебраться к диванам.

Она затаила дыхание, когда он сделал паузу, чтобы надеть презерватив, а затем вонзился в нее. Все, что она осознавала, был Грасиано, его движения, его тело, такое могучее и сильное, и она откинула голову назад, прикусила губу и полностью отдалась этому, зная, что она пойдет куда угодно и сделает все, чтобы быть с ним.

Она чувствовала, как их тела переплетаются вместе, его теплое дыхание на своем лице, а затем чувство эйфории, сквозь которое пробилось жужжание ее телефона.

— Твой телефон? — спросил он, опираясь на ладони и глядя на нее сверху вниз.

Она хотела сказать ему, что это не имеет значения. Внешний мир на какое-то время перестал интересовать ее, но материнские инстинкты было нелегко отключить, и, хотя Энни была с Дианой, она насторожилась.

— Я лучше проверю.

Он изогнул бровь, но встал и прошел по комнате, чтобы достать ее сумочку. Он отнес ее Алисии, позволив ей восхититься его телосложением, его мужественностью, его силой.

— Спасибо, — пробормотала она, улыбнувшись. Она достала из сумки телефон и увидела, что звонит Диана. Она до сих пор не рассказала Грасиано о его дочери! — Я должна ответить.

«А потом я ему все скажу», — пообещала она.

— Привет, Ди.

Грасиано развернулся и направился на кухню.

— Только не паникуй, — раздался голос Ди в трубке.

— Что случилось?

Ее сердце замерло, и она встала, оглядываясь в поисках нижнего белья. Грасиано застыл в ответ на этот тон, держа банку пива на полпути к губам, и затем поставил ее на стойку.

— Я сказала, не паникуй.

— Так говорят люди, когда есть о чем паниковать. Что-то с Энни? Ди, что случилось?

Она судорожно пыталась надеть брюки.

— С ней все в порядке, но мы едем в больницу.

— В больницу? Почему? Где? Какую больницу?

Ди назвала адрес.

— На футбольной тренировке произошел несчастный случай, — добавила она. Алисия зажмурила глаза.

— Пожалуйста, расскажи мне, что именно произошло. Я переживу.

Она держала телефон прижатым к уху, пока застегивала бюстгальтер. Краем глаза она заметила, что Грасиано одевается так же, как и она, без паники, но очень быстро.

— Она столкнулась с другим игроком и отлетела к воротам. У нее сломана рука. Алисия выругалась, кровь отхлынула от ее лица.

— Ей больно?

— Да, дорогая, конечно.

Это было так похоже на Диану, врача, не скрывающую правду от пациентов.

— Но с ней все будет хорошо. Ей нужно наложить гипс. Пока мы будем в больнице, я хочу проверить ее голову. Она сильно ударилась головой.

Желудок Алисии скрутило.

— Я приду прямо сейчас. Я буду через пятнадцать, самое большее двадцать минут. Скажи ей, что мама придет. Скажи ей, что я люблю ее.

— С ней все будет в порядке. Это всего лишь мера предосторожности. Постарайся не волноваться.

— Просто скажи ей, хорошо?

Она отключилась, повернувшись к Грасиано, но толком не глядя на него.

— Мне нужно идти.

Ее отношения с испанцем опустились ниже в ее списке приоритетов, как и разговор, который, как она знала, у них должен был состояться. Сейчас было не время.

— В больницу, как я слышал. Я отвезу тебя. Моя машина внизу.

Она была удивительно спокойна, пока они ехали в лифте в тишине, но как только она оказалась в черном полноприводном автомобиле Грасиано с пульсирующим под ней двигателем, она почувствовала приближение истерики, так что ей пришлось выглянуть в окно, чтобы скрыть от него свое исказившееся лицо.

Несколько минут они не разговаривали, но затем, когда он остановился на светофоре, повернулся к ней лицом.

— У тебя есть ребенок.

Алисия тяжело сглотнула и кивнула, глаза жгло.

— Энни, — прошептала она имя их дочери.

— Почему ты мне не сказала?

На его лице отразилось удивление, шок от того, что она скрыла от него этот факт. Алисия застонала, откинув голову на подголовник.

— Это… было не так просто.

— Почему? Кажется, что это очень простое предложение. «У меня есть дочь».

Это было не то, что она хотела сказать ему. И она больше не могла лгать.

— Энни девять, — сказала Алисия.

Загорелся зеленый свет, и Грасиано тронулся с места, но костяшки его пальцев побелели на руле, когда ее слова дошли до его сознания.

— Девять, — произнес он, подъезжая к другому светофору и поворачиваясь к ней лицом. — Значит, она у тебя появилась вскоре после того, как мы были вместе.

Алисия кивнула, у нее перехватило горло.

— На самом деле около восьми месяцев спустя.

Его глаза широко распахнулись, и она увидела искреннее удивление в его чертах. Это было последнее, чего он ожидал. Ее колени дрожали.

— Я хотела тебе сказать.

Он выругался, затем рванул с места, когда загорелся зеленый свет.

— Я пришла сегодня, чтобы сказать тебе…

— Что у меня есть дочь?! — взревел он, снова сжимая руль в явной попытке восстановить контроль. — Ей девять! И я впервые о ней слышу?

Алисия зажмурилась.

— Я пыталась тебе сказать.

— Когда? Когда ты пыталась рассказать мне о моей дочери?! Ей девять, — потрясенно повторил он.

Его гнев можно было понять — она этого ожидала.

— Я пыталась тебе сказать, — повторила она, глубоко вздохнув. — Тогда, когда узнала. Ты отказался слушать меня.

Он фыркнул.

— Да ладно, как это может быть?

— Ты сказал мне, что не хочешь слышать обо мне…

— Ты могла найти способ сказать мне! — проревел он.

Она покачала головой.

— Думаешь, это легко? Мне было шестнадцать, я была совершенно одна, жила в чужой стране, напуганная, отвергнутая и пристыженная. — Она отвернулась от него. — Ты ужасно говорил со мной, когда я позвонила.

— Значит, твоя гордость была уязвлена, и поэтому ты скрывала от меня моего ребенка?

— Ты даже детей не хочешь! — рявкнула она.

— Не надо. — Его губы сжались, и она знала, что это ошибка. То, как он относился к гипотетическому ребенку, совершенно отличалось от того, как он мог относиться к дочери, уже появившейся на свет.

— Хорошо. — Она умоляюще подняла руку. — Но хотя бы представь себе, что тогда чувствовала я!

— Нет, — быстро возразил он, даже не взглянув на Алисию. — Не хочу. Мне нужно знать факты. У тебя было девять лет, чтобы рассказать мне о ней…

— С тобой не так-то просто поговорить! — быстро сказала она. — После того, как ты изменил свой номер, у меня буквально не было возможности тебя найти.

— Через мой офис?

— Я пыталась. Администратор ничем не могла мне помочь.

— Почему бы не сделать все возможное, чтобы донести до меня эту информацию? Как ты думаешь, я бы когда-нибудь решился оставить тебя, если бы знал об этом?

В горле Алисии образовался огромный ком.

— Не знаю, — сказала она, покачав головой. — Я просто знаю, что хотела сказать тебе, а потом убедила себя, что так будет лучше.

— Лучше для тебя.

— Не надо! — воскликнула она. — Не смей намекать, что я выбрала легкий путь. Если бы ты знал, как мне было тяжело, сколько я боролась, одна воспитывая нашу дочь…

— Это был твой выбор, — безжалостно сказал он.

Ее сердце болело. Она любила его, но и ненавидела и яснее, чем когда-либо, понимала, что будущее для них невозможно.

Он остановил машину на парковке больницы, и вышел, уперев руки в бока. Она сделала то же самое, глядя на него поверх капота машины.

— Грасиано, я…

— Куда идти? — прервал он, сверля ее глазами.

Она моргнула, глядя на больницу, затем глубоко вздохнула.

— Ты хочешь пойти со мной?

— Она и моя дочь, не так ли?

Алисия закусила губу.

— Да, но сейчас не время встречаться с ней. Мы говорим о маленькой девочке, и она заслуживает большего, чем подобная драма. Особенно когда ей больно. Просто поезжай домой. Я позвоню тебе, когда узнаю, что происходит.

— Это моя дочь, — выдавил он из себя.

— Я знаю. — Она вздрогнула, но не от прохладного вечернего воздуха. — Я понимаю. Но не сейчас.

— Нет, сейчас. Дело в том, что у нее есть отец, которого она не знает. Да я понятия не имею, что ты рассказала ей обо мне!

Слезы навернулись на глаза Алисии, когда она направилась к нему, желая, чтобы он понял.

— Она моя семья, — твердо сказал он, и ее сердце сжалось, потому что она лучше, чем кто-либо, понимала, что это значит для него. Его однажды уже лишили семьи, и теперь Алисия делала то же самое. — Я должен увидеть ее.

— Я… я боюсь, что это ее расстроит.

— Думаешь, я не могу себя контролировать? — Его ноздри сердито раздулись.

Она знала, что, скорее всего, верно обратное, но это ничего не меняло.

— Я не могу… стоять здесь и спорить с тобой. Мне нужно пойти к ней. — Она подняла руку к его груди, но он вздрогнул, отстраняясь от нее. — Только, пожалуйста, не делай ничего, что могло бы ее расстроить.

Выражение гнева в его глазах заставило ее сердце застыть, но она не могла оставаться на одном месте. Энни нуждалась в ней.

Она проверила свой телефон, пока шла в приемный покой.

— Моя дочь здесь, с доктором Уоллес.

— Да. Отделение ортопедии на третьем этаже.

Она не оглядывалась на Грасиано, но знала, что он был рядом. Его присутствие придавало ей силы, и в этот момент она нуждалась в этой силе больше, чем когда-либо.

— Ди! — Слеза скатилась по ее щеке при виде ее самой дорогой подруги. Алисия побежала по коридору туда, где ее ждала Диана.

— Успокойся, дорогая. — Ди потянулась к Алисии, метнув взгляд на красивого незнакомца, подходящего к ним. — Теперь не о чем беспокоиться.

— Рука не сломана? — Алисия отстранилась, чтобы посмотреть Ди в лицо.

— К сожалению, сломана в двух местах. Это наша Энни. Она ничего не делает наполовину.

— Я могу увидеть ее?

— Конечно. Ее сейчас осматривает доктор, но вы можете войти.

Взгляд Дианы задержался на Грасиано, но Алисия не могла сейчас думать ни о чем, кроме Энни. Так и не представив Грасиано своей подруге, она проскользнула в больничную палату.

Грасиано медленно пошел за ней, страх и неверие почти парализовало его ноги. Он остановился в дверях, оглядывая комнату и не обращая внимания на седовласую женщину, которая только что разговаривала с Алисией.

На кровати сидела девочка, наклонив голову вперед, так что ее темные шелковистые волосы закрывали ей лицо. Она слегка пошевелилась, и он увидел кровоподтек на ее щеке. Внезапно она взглянула на него.

Это было похоже на удар кулаком в солнечное сплетение.

Это была его дочь.

Впервые в жизни мужчина испытал сильнейший приступ отцовской гордости. Она безошибочно была частью его самого, частью его брата, матери и отца — частью его семьи. Она была точной копией его матери, за исключением ее глаз, которые напомнили Грасиано его брата. Ее кожа была такой же смуглой, как и у него, но затем она улыбнулась с легким любопытством, и он увидел Алисию, и его сердце сжалось. Всякая мысль о нежелании иметь детей исчезала при виде этого маленького человечка, который, безошибочно, принадлежал ему.

— Здравствуйте! — вежливо сказала девочка.

Он не мог смотреть на Алисию, стоящую у кровати. Гнев захлестнул его: она лишила его той связи, которую он заслуживал с момента рождения ребенка, а не сейчас, девять лет спустя.

— Привет!

Доктор подняла на них глаза и вернулась к своей работе, накладывая гипс.

— Похоже, у твоей руки был сегодня тяжелый день, — сказал он.

— Сломана в двух местах, — кивнула Энни.

Его сердце дрогнуло. Она была до боли ему знакома — как будто он нашел частичку самого себя.

— Я знаю, что это такое, — сказал он и указал на горбинку на своем носу. — У меня был сломан нос. И запястье.

Она скривила губы точно как Алисия.

— Вы родственники? — спросила его доктор, ее тон был, как ему показалось, безобидным для ушей ребенка, но Грасиано расслышал подтекст. Она изучала его.

— Он со мной, — сказала тихо Алисия, но этого было достаточно. Вместо того чтобы сдерживаться и молчать, она говорила сейчас. Но вряд ли это было явным подтверждением ее мужества: она говорила, чтобы скрыть правду от Энни. Это все.

— Это моя мама, — сказала Энни и улыбнулась, переведя взгляд на Алисию. — Не волнуйся, я в порядке.

Он чувствовал себя исключенным. Он чувствовал себя потерянным. Он был очарован своей дочерью, этой красивой девочкой, о которой он ничего не знал.

— О, дорогая! Что случилось?

Алисия быстро подошла к краю кровати и поцеловала Энни в лоб.

— Это было просто столкновение, мама.

Алисия нахмурилась, явно не убежденная в том, что все было так просто.

— Откуда вы знаете мою маму? — Энни снова обратила внимание на Грасиано, гораздо больше интересуясь им, чем разбором происшествия на футболе.

Алисия снова заговорила первой, отчаянно пытаясь скрыть правду. Это был правильный поступок, но в тот момент он мог видеть только ее трусость и стыд, ложь, которую она говорила десять лет и которая теперь непреднамеренно сорвалась с языка.

— Я делала проект для Грасиано, — сказала она.

— Хорошо. — Доктор сняла резиновые перчатки и встала. — Готово. Не возражаете, если я поговорю с вами в коридоре?

Он стиснул зубы. Неужели Алисия не оставит его наедине с дочерью хотя бы на несколько минут? Покорно, чтобы избежать той же самой сцены, которую не хотела допустить Алисия, он прошел через дверь раньше нее и остановился в коридоре.

Он наблюдал, как доктор говорила с Алисией. Он прекрасно понимал свое положение. Юридически он не был родителем Энни. У него не было никаких претензий, не было смысла вмешиваться в разговор или пытаться узнать, что происходит, но с моральной точки зрения он имел на это право. Это был его ребенок. Его семья. Всю свою жизнь он знал, что кровь гуще воды, но Алисия когда-то лишила его Энни.

— Мне кажется, она в порядке. Врач хочет оставить ее на ночь для наблюдения, — сообщила Алисия, когда доктор Уоллес ушла.

Лицо Грасиано было мрачнее грозовой тучи.

— Это моя дочь, — сказал он так тихо, что она едва расслышала. Но она поняла. Одно дело узнать, что у тебя есть ребенок, и совсем другое — увидеть его, особенно когда он выглядит так, как Энни. Она была точной копией его и членов его семьи.

— Да, — прошептала она. — Извини…

— Больше никаких извинений. — Его ноздри раздулись. — Они бесполезны. Я не заинтересован в том, чтобы ты извинялась.

Она вздрогнула.

— Тогда в чем ты заинтересован?

— В том, что прямо сейчас я хочу пойти и забрать моего ребенка из этой проклятой больницы, подальше от тебя, — он посмотрел на Алисию, которая не могла скрыть своего испуга от этого предложения, но он не мог остановиться. — Я хочу нанять лучших адвокатов в стране и подать в суд на полную опеку. Я хочу получить разрешение суда на ее переезд в Испанию. Я хочу, чтобы ты почувствовала то же, что и я сейчас.

— Это несправедливо, — прошептала она.

— Не говори мне о справедливости.

Она подняла дрожащую руку ко лбу и прижала ее, глядя на него снизу вверх. Час назад они занимались страстной любовью, а теперь было совершенно ясно, что он ненавидел ее.

— Напиши свой адрес и номер телефона. — Он протянул ей свой телефон, затем отвернулся, тяжело дыша.

Она сделала, как он просил, — теперь не было смысла скрывать от него ее подробности. Он знал об Энни.

— Не могу поверить, что ты скрывала это от меня, — пробормотал он, засовывая телефон в карман. Она была слишком потрясена, чтобы опровергнуть это, чтобы напомнить ему, что она пыталась сказать ему.

— Я позвоню тебе завтра, чтобы договориться о времени, чтобы обсудить это.

— Хорошо.

Она не могла ясно мыслить, но понимала, что его просьба вряд ли была необоснованной. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но он заговорил первым.

— Я никогда не прощу тебя за это.

Он ушел, и она почувствовала, что свет в ее жизни полностью погас.

Глава 11

Раздался звонок в дверь, и Алисия пошла открывать, зная, что ее будущее зависит от следующих тридцати минут ее жизни.

Она начала дрожать, когда, открыв дверь, увидела Грасиано. Он был мрачен, его тяжелый взгляд скользнул по ней.

— Привет, — пробормотала она себе под нос, затем откашлялась. — Входи. Я сварила кофе. Он, конечно, не такой изысканный, как твой эспрессо.

Алисия нервничала, отчего слишком много болтала.

— Я хочу объяснить… Это важно, — тихо закончила она.

Он сделал глоток из кофейной чашки, поставил ее на столик и скрестил на груди руки.

— Когда я узнала, что беременна…

— Как ты узнала? — перебил он, но бесстрастно, будто это была миссия по установлению фактов.

— Я сделала тест.

— Почему?

Она нахмурилась, вспоминая те выходные.

— Я поняла, что мой цикл запоздал. Я не очень хорошо разбиралась в таких делах, но я смотрела достаточно телешоу, чтобы знать, что задержка менструации обычно означает только одно.

— Итак, что ты сделала?

— Однажды я прогуляла школу, — сказала она, погружаясь в прошлое. — И пошла в бесплатную клинику. Я использовала вымышленное имя, потому что мой отец, казалось, знал всех, и я боялась, что он узнает. Они сделали мне тест на беременность и сказали прийти назад, если он будет положительным. Тест оказался положительным.

— А потом? — Его глаза были прикованы к ее лицу.

Алисия уставилась на него, но ей снова было шестнадцать, неуверенная, напуганная тем, что внутри ее зародилась новая жизнь.

— Я не знала, что делать, — призналась она. — Мой отец почти не разговаривал со мной, и у меня не было других членов семьи, кроме его матери, которую я не видела много лет. С тех пор как ты ушел, мне не разрешали видеться с друзьями, разговаривать с кем-либо.

Грасиано молчал. Она налила чашку кофе и себе, хотя не была уверена, что ее нервы нуждались в дополнительном возбуждении.

— У меня не было никого, к кому я могла бы обратиться. Кто мог бы помочь мне разобраться во всем этом. В первый раз, когда я позвонила тебе, это было очень жестоко, — прошептала она, повернувшись к нему спиной, а затем подошла к фотографии Энни, висевшей в другом конце комнаты. Фотография была сделана незадолго до ее четвертого дня рождения. Алисия все еще мысленно видела улыбающееся лицо дочки, когда закрывала глаза. — Я так любила тебя.

— Это была не любовь, — язвительно ответил он. — Это были подростковые гормоны.

Боль, которую она чувствовала, была такой же реальной, как будто ее ударили в живот.

— Для меня это была любовь, — твердо сказала она. Не было смысла убеждать Грасиано в своих чувствах, Алисия говорила только о себе.

Она стояла к нему спиной, поэтому не видела выражения его лица, не видела, как он закрыл глаза и вздохнул.

— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о нас. Я хочу знать о своей дочери.

— Я не знала, что ты уехал так далеко. Я звонила в первый раз, потому что хотела приехать к тебе. Я хотела убежать и быть с тобой. Но твои чувства изменились. А может быть, их и не было. Может быть, я все время ошибалась.

Она потягивала кофе, глядя на лицо Энни на фотографии.

— Поэтому, когда я узнала, что беременна, я боялась тебе сказать. Даже тебе. Я была совершенно одна, Грасиано. Ни семьи, ни друзей, ни тебя.

Наступила тишина. Она ждала, когда он заговорит.

— Я использовал презерватив, — произнес он наконец.

Она закрыла глаза. Его интересовало только зачатие Энни. Больше ничего. Трудности, с которыми столкнулась Алисия, ничего для него не значили. Потому что он не любил ее. Ее признание в том, что она любит его, ничего не изменило в его чувствах.

— Ты ясно дал мне понять, что я тебя больше не интересую. Но ты все еще был единственным человеком, к которому, как я думала, я могла обратиться. Это был наш ребенок, — горько сказала она. — И несмотря на то, что ты сказал по телефону в тот день, я знала, что ты мне поможешь.

Он молчал.

— Ты помнишь тот звонок?

Она обернулась и посмотрела на него. Он кивнул.

— Я был зол.

— Да, ты был зол. Мой мир рушился, и я обратилась к тебе, нуждаясь в тебе, нуждаясь в помощи… — Она прервалась на полуслове. — Я хотела сказать тебе, Грасиано. Я никогда не собиралась растить ребенка в одиночку.

— Так почему же ты не сказала?

— О! Как? Как я могла? Я была влюблена в тебя, убита горем из-за того, что произошло, а ты сказал мне, что все это ничего для тебя не значит. Ты сказал мне перестать тебе звонить, что больше никогда не хочешь слышать обо мне. Ты был ужасен.

— Да, — сказал он после паузы. — Но ты была беременна. Что бы я ни говорил, ты должна была найти способ сказать мне это.

— Да, конечно, но я была напуганным, отвергнутым шестнадцатилетним подростком. Очень легко сказать сейчас, как я должна была себя вести, но тогда я была полностью уничтожена после разговора с тобой.

Его маска на мгновение соскользнула, и она увидела на его лице страдание.

— Так что ты сделала дальше?

— Что я могла сделать? Я рассказала отцу. Он обзывал меня всеми ругательствами на свете, а потом дал пощечину. Через час он высадил меня в аэропорту. С тех пор мы не виделись. Я поехала жить к бабушке. Она старалась помочь, — нахмурившись, сказала Алисия. — Она не любила меня, не была ко мне добра, но она позволила мне вернуться в школу и помогала с Энни, когда та была младенцем. Когда Энни делала свои первые шаги, я пыталась связаться с тобой еще раз. Меня переполняло желание рассказать тебе об этом. Ты хоть представляешь, как трудно было с тобой связаться?

Он на мгновение закрыл глаза.

— Я пыталась, — мягко произнесла Алисия. — Но я быстро сдалась. Я сама была еще ребенком.

— Да, — сказал он. — И что потом?

Она подняла пальцы и провела ими по волосам.

— С тобой стало еще труднее связаться, — откровенно сказала она. — Твой успех сделал тебя недосягаемым. Я пробовала еще два раза. В ее четвертый день рождения, а потом в пятый. Она так быстро росла! Твои помощники отказались меня соединить.

Что-то шевельнулось на лице Грасиано, какая-то эмоция, которую она не могла понять. Верил ли он ей?

— Это правда, — ровным голосом проговорила Алисия. — Но не забывай, Грасиано, ты давно отвернулся от меня. Ты ни разу не поинтересовался мной после того утра. Если отложить на мгновение вопрос о беременности, ты знал, что мой отец был в ярости. Ты не задавался вопросом, что этот гнев мог перейти на меня? Тебя не интересовало, как он обращался со мной?

Она заметила, что его задели ее слова.

— Я думал, что, если я исчезну из поля зрения, твоя жизнь вернется в нормальное русло.

— Ты был не прав.

— Он злился только на меня. Я исчез, чтобы он успокоился. Я был плохим парнем, который воспользовался его драгоценной дочерью…

— Пока я не сказала ему правду, — сказала она.

— Я понятия не имел, что ты это сделаешь. Я не знаю, зачем ты это сделала. Чего ты хотела добиться?

— Я не хотела жить в мире, где кто-нибудь, особенно мой отец, думал бы о тебе так. Я любила тебя, Грасиано. Я не могла предать тебя вот так. Все эти годы ты думал обо мне самое худшее, но ты ошибался.

— Осторожно! Мы здесь обсуждаем девятилетнего ребенка, о котором я ничего не знал. Я не думаю, что ты можешь претендовать на моральное превосходство.

— Ты меня вообще слушаешь? — спросила она в ярости. — Я пытаюсь рассказать тебе, что произошло.

Я говорю, что пыталась сообщить тебе. Ты сам сделал это невозможным.

— Надо было дать объявление в газету, — пробормотал он. — Я заслуживал знать о ней.

— Да, — согласилась она. — И она заслужила знать о тебе. Но что, если бы ты причинил ей боль? Что, если бы ты отверг ее, как отверг меня? Как мой отец отверг меня? Все, что я делала, — я пыталась защитить Энни. Позволь мне показать тебе кое-что!

Она прошла мимо Грасиано в узкий коридор, затем вверх по лестнице и в свою комнату. Она знала, что он шел за ней, чувствовала его присутствие.

Она вытащила из-под кровати пластиковый ящик, затем открыла крышку. Внутри было две папки. Она швырнула ему одну. Она была так зла на него, что не хотела смотреть в его сторону.

Он взял папку и вдруг замер. Его глаза пожирали первую страницу, вставленную в пластиковый листок. Это была газетная статья о нем, напечатанная девять с половиной лет назад — небольшая вырезка о награде, которую он получил как риелтор.

Выражение его лица изменилось, когда он перешел к следующей странице. Еще одна статья, еще одна награда, еще одна похвала. Он листал страницы, пока не дошел до конца папки, самой последней статьи, напечатанной всего три месяца назад, о приобретении сети супермаркетов в Великобритании.

— Что это такое? — спросил он наконец хриплым голосом.

— Это для Энни. — Она обхватила себя руками. — Я пыталась рассказать тебе о ней, но, когда не смогла, я начала собирать про тебя статьи. Я хотела, чтобы вы двое однажды узнали друг о друге. Или чтобы она знала, что я пыталась сообщить тебе о ней.

Слезы застилали ее глаза.

— Но потом я поняла, как далеко ты продвинулся, что твоя жизнь была в совершенно иной сфере, чем моя. Я сказала себе, что рада за тебя. Я воспитывала Энни одна, но, по крайней мере, у тебя было то, чего ты всегда хотел.

Грасиано смотрел на папку, его лицо было пепельно-серым.

— А что в другой папке?

Теперь ее пальцы действительно дрожали, когда она присела и подняла вторую папку. Но она держала ее близко к груди, не решаясь передать ее Грасиано.

— Это про Энни, — прошептала она. — Я не была уверена, что ты когда-нибудь захочешь общаться с ней, но я сохранила все на всякий случай.

— Покажи мне!

Он открыл папку на первой странице — справка о рождении, больничный браслет и прядь волос, приклеенная к картонному листу. На следующей странице были отпечатки руки и ноги.

— Она была крошечной.

— Она родилась на месяц раньше срока, — сказала Алисия, воспоминания нахлынули на нее.

— Почему?

— У меня рано начались схватки.

Она не смотрела ему в глаза; ее взгляд остановился на папке. Ее пальцы слегка дрожали, когда она перевернула следующий лист.

— Это было ее первое Рождество. Я сшила это платье. — Она провела пальцем по фотографии, вспоминая одиночество того дня. Ее отец не звонил. Он не прислал ни открытки, ни подарка. На самом деле никаких подарков не было, но у Алисии была Энни, любовь всей ее жизни. На фото она была такой юной, лицо у нее было детское.

Мужчина быстро перевернул страницу — рисунок Энни. Затем был табель успеваемости учащегося. В папке было все о ее жизни — программы фортепианных концертов, фотографии важных событий. Он дошел до середины папки, затем остановился, подняв к ней лицо.

— Я могу взять папку с собой?

Женщина колебалась.

— Я сделала ее для тебя, — наконец ответила она.

— Я не потеряю ее.

— Я знаю. — Она отступила назад, смаргивая слезы, на сердце у нее было тяжело. — Я никогда не хотела, чтобы она была разлучена с тобой.

— И все же, если бы я не был на том благотворительном аукционе, я бы не узнал о ней.

Алисия поморщилась, потому что это было правдой.

— Я понимаю, почему в шестнадцать лет ты не могла мне сказать. Я понимаю, что виноват в этом, — признался он после паузы. — И даже в том, что с тех пор со мной практически невозможно было связаться.

— Как великодушно, — пробормотала она.

— Но мы были вдвоем на острове. Очень легко сейчас стоять здесь и говорить, что ты собиралась рассказать мне, но обстоятельства были против. Я случайно оказался на благотворительном аукционе. Я случайно оказался рядом с тобой, когда тебе позвонили по поводу травмы Энни. Я должен спросить: если бы этого не произошло, узнал бы я о ней?

— Да, — пообещала она. — Я пришла к тебе прошлым вечером, чтобы рассказать. Правда пожирала меня заживо. На острове я не могла перестать думать об этом…

— Но ты ничего не сказала.

— Это была далеко не простая ситуация, — многозначительно сказала она. — Мы спали вместе…

Он придвинулся ближе, не сводя с нее глаз.

— Совместный сон — это единственное, что когда-либо имело для нас смысл, — пробормотал он.

— Да, но потом всегда становится только хуже.

— Правда? — Он провел рукой по ее щеке. — Может быть, если бы мы никогда не вставали с постели, мы бы никогда не ссорились.

Ее глаза расширились, губы приоткрылись, а потом он поцеловал ее. Это было именно то, в чем она нуждалась. Он был прав. В их отношениях были противоречия, зависимость и потребность, даже когда эта потребность пугала их обоих.

— Это ничего не решает, — простонала она, отрываясь от него.

— Нет, не решает, — согласился он.

Грасиано захлестнули эмоции, основной из них был гнев. Но это был не просто гнев на Алисию. Все было намного сложнее.

Он боролся с ней, потому что не хотел уступать, но ее слова проникли ему в душу, и теперь он видел ее шестнадцатилетней, беременной и напуганной.

Почему он не позвонил, чтобы узнать, как у нее дела?

Потому что не знал, как себя с ней вести. Потому что разговор с ней так легко мог превратиться во что-то большее, а он не хотел, чтобы она снова причинила ему боль. Он не хотел больше впускать ее в свою жизнь.

А сейчас?

— Мне нужно подумать, — сказал он, отодвигаясь от нее и вставая.

Алисия осталась на месте, глядя в потолок. Только когда он был полностью одет и снова посмотрел на нее, она поняла, что дрожит.

Он присел рядом с ней, не в силах скрыть тревогу на лице.

— Шок, — объяснила она, ее лицо побледнело. — Я в порядке.

И тогда он увидел, какая она сильная.

Он действительно не знал, как себя с ней вести. Он хотел обнять ее, прижать к себе, но тут возникало несколько проблем. Быть родителями девятилетнего ребенка не означало, что он был готов открыться Алисии и рискам, связанным с ее присутствием в его жизни.

— Мне нужно подумать, — повторил он, и она кивнула. Его взгляд переместился на папку на краю кровати. — Не возражаешь, если я ее возьму?

Она покачала головой.

— Я же сделала ее для тебя. — Ее глаза смотрели сквозь него. — Я хотела… то, чего я хотела, было невозможно, Грасиано. Но я всегда хотела, чтобы ты знал.

Он хотел верить ей. Да, он ей верил. Но это делало все хуже. Он наклонился вперед, поцеловал ее в лоб, затем встал.

— И в конце концов я убедила себя, что ты тоже этого хотел бы. В твоей жизни было так много… всего. Ты такой успешный и так далеко от нас. Я ничего для тебя не значила — почему ты должен расплачиваться за ошибку, которую совершил десять лет назад?

Ему стало невыносимо тяжело.

— Я буду на связи.

Он не видел беспокойства на ее лице, но у двери повернулся к ней лицом, и что-то внутри его дрогнуло.

Он влюбился в Алисию, когда она была еще подростком, и сейчас она выглядела такой юной. Какое-то время он смотрел на нее, а затем быстро вышел, потому что знал, что больше всего на свете он хочет остаться.

Глава 12

Алисия несколько секунд смотрела на сообщение.

«У тебя есть минутка?»

Это было так похоже на Грасиано, просто, коротко и по делу. И так непонятно. Двумя днями ранее он ушел из ее дома, и с тех пор ее терзали сомнения.

В глубине души она могла думать только о его реакции в больнице, о его угрозах, что он заберет Энни, чтобы наказать ее. Но потом она вспомнила, как они занимались любовью, каким нежным и растерянным он был. Что он решил?

«Да. Я могу говорить».

Было почти десять часов вечера, но она не хотела спать. Она почти не спала в последнее время. Она держала телефон, ожидая, когда он зазвонит, но через мгновение раздался звонок в дверь. Сердце подпрыгнуло к горлу, Алисия встала, быстро подошла к двери, ее пальцы слегка дрожали, когда она приоткрыла ее. Грасиано стоял на фоне чернильно-черного неба, его темные глаза обжигали ее, исследовали ее, на его лице была маска напряженной сосредоточенности.

— Я думала, ты хотел мне позвонить, — тихо сказала она.

— Нет, — поморщился он. — Ты предпочла бы звонок?

Она нахмурилась, вопрос был неожиданным.

— Ну теперь ты здесь, — сказала она, бросив взгляд через плечо. — Энни спит.

— Я полагал, что так и будет, — это наш разговор с тобой, а не с нашей дочерью.

«Наша дочь». Она вздрогнула, ее сердце сжалось от этого простого заявления. Алисия шире открыла дверь, приглашая его войти. Он держал в руке папку Энни.

— Сюда? — подсказал он, кивнув в сторону гостиной.

Ей понадобилось мгновение, чтобы заставить свои ноги сдвинуться с места.

— Верно, да. Туда.

Они прошли в гостиную, и взгляд Алисии остановился на ее бокале с вином.

— Хочешь выпить?

— Спасибо. — Он опустил голову.

Она ускользнула от него на кухню, стараясь обойти Грасиано стороной. Но как она жаждала его прикосновений!

Она налила ему вина, затем протянула его через кухонный островок, наблюдая, как его рука с длинными пальцами обхватила бокал.

— Ты хотел поговорить?

Его глаза впились в нее.

— Я думаю, что мы должны, не так ли?

Она медленно кивнула, сделала глоток вина, прежде чем сесть на край дивана, готовая вскочить, если понадобится.

Грасиано положил папку на журнальный столик.

— Я не собираюсь отнимать у тебя Энни.

Ее глаза расширились, и в выражении облегчения, которое сразу же отразилось на ее лице, появилось некоторое удовлетворение.

— Это непросительно. Мне очень, очень жаль, что я сказал это.

Она потрясенно покачала головой.

— Я не понимаю. Что это значит?

— Я понял, какой матерью ты была. Я видел это. — Он указал на папку. — Ты так много ей дала.

Глаза Алисии наполнились слезами. Он так много понял за последние двадцать четыре часа и теперь задавался вопросом, как он позволил времени и успеху так изменить себя.

— Ты хочешь сказать… — Она внимательно посмотрела на него, затем моргнула, сжав губы. — Ты уезжаешь?

Он нахмурил брови, не понимая, о чем она говорит.

— Ты все-таки не хочешь быть в ее жизни?

Он тяжело вздохнул, затем присел перед ней, чтобы их глаза были на одном уровне.

— Я совершенно не это имею в виду.

Ее взгляд блуждал по его лицу, пытаясь понять.

— А что же?

— Я должен тебе кое-что объяснить, — сказал он. — Знаешь, я говорил тебе, что уйти от тебя в тот первый раз было все равно что выдернуть ковер из-под ног? Без тебя ничего не имело смысла. Каким-то образом, без моего ведома, ты стала частью меня тем летом. Даже когда я уехал из Севильи, ты осталась во мне. Я ненавидел это. Я боролся с этим. Каждый день я отталкивал тебя от себя. Я выбросил тебя из головы — из своих снов. Я должен был быть сильным, потому что, если бы я был слаб, я бы вернулся к тебе. Я бы сделал все, чтобы быть с тобой, даже рискнул бы попасть в тюрьму.

— Я бы никогда не допустила этого.

— Слова твоего отца были испытанием моей чести, и я его провалил. Я бежал, когда должен был остаться и драться. Я убежал и таким образом подвел тебя. Я подвел твою веру в меня, твою любовь ко мне. Прости меня.

Теперь она не пыталась скрыть слез.

— Это было так давно.

— Да, но мне кажется, что эта неудача преследует нас обоих по сей день.

Она не могла смотреть на него.

— Скажи мне кое-что, Алисия.

Черты ее лица напряглись.

— Ты встречалась с кем-нибудь после меня?

Глаза Алисии расширились, и он увидел в них борьбу. Через мгновение она медленно покачала головой.

— Нет. Но ты встречался.

— Да.

Она вздрогнула, и теперь он не мог получить абсолютно никакого удовольствия от ее ответа. Чувство вины охватило его.

— Физически да. Но я никогда не становился эмоционально близким с другой женщиной. Только с тобой.

На ее лице было видно разочарование, а потом она встала, чуть не сбив его с ног, но он удержал равновесие и тоже встал.

— Я тоже. Я не встречалась ни с кем после тебя, Грасиано. Но я не хочу тешить твое эго. Дело было не в тебе. Ты разбил мне сердце. Я больше не могла никому доверять. Я не могла позволить себе поверить… в счастливый конец, розы, романтику и обещания. — Она сердито покачала головой. — Каждый день с Энни был и привилегией, и мучением. Я так сильно любила ее с того момента, как узнала, что беременна, но она также постоянно напоминала о тебе.

— Я и о тебе не забыл, Алисия, — сказал он. — Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил, единственная женщина. Если я разбил твое сердце, ты украла мое, и, когда я ушел от тебя, я не смог взять его с собой.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Тогда не обращайся со мной так.

— Как?

— Я понимаю, что ты не торопишься говорить о том, что тебя действительно интересует. Твои адвокаты сказали тебе, что ты никогда не получишь единоличную опеку? Правильно? Итак, теперь ты пытаешься задобрить меня, чтобы чаще видеть Энни? Тебе не нужно этого делать. Если ты хочешь ее увидеть, пожалуйста, мы найдем способ, который устроит нас всех. Это все, что меня волнует.

— На самом деле мои адвокаты посоветовали мне, — начал он и увидел, как напряглось ее лицо. Поэтому он и быстро отредактировал то, что собирался сказать, — что все не обязательно пойдет так, как ты себе представляешь.

Ее глаза закрылись, и он почувствовал, что она боится.

Он ненавидел себя в тот момент.

Он заставил ее бояться.

Он искал лучший способ объяснить то, что хотел сказать, и в конце концов остановился на самом простом.

— Я тебя люблю.

Она скривила лицо.

— Десять лет назад ты вошла в мою жизнь и остаешься там до сих пор. Я хочу, чтобы Энни была в моей жизни, и я хочу, чтобы ты была в моей жизни. Вот что я пришел сказать.

Он ждал, его нервы были натянуты. Она печально покачала головой.

— Нет.

Он нахмурился.

— До того, как ты узнал об Энни, ты был готов предоставить мне лишь очень ограниченное пространство в своей жизни.

Он громко выругался.

— То, что я сказал, не соответствует тому, что я чувствовал. Тогда я был слишком глуп, чтобы понять это.

На мгновение он подумал, что, возможно, достучался до нее, но через некоторое время она грустно усмехнулась:

— Ты хоть представляешь, каково это — быть матерью-одиночкой?

Он медленно покачал головой.

— Тяжело, — хмыкнула она. — Каждый день. И я знаю, что не должна жаловаться, потому что ты так много упустил из жизни дочери, но ты должен понять: я боролась за то, чтобы дать ей все это.

— Скажи мне вот что, — тихо произнес он, сделав глоток вина и поставив бокал на кофейный столик. — Ты любишь меня?

Она дернула головой, словно он ее ударил. Это была ловушка — несправедливая, но необходимая.

— Я… Я реалистка, — ответила она после паузы. — Я понимаю, что мы можем общаться только ограниченно по определенным случаям.

— Знаешь, Алисия, десять лет я убегал от тебя и ненавидел каждый день. Даже мои самые большие профессиональные успехи были омрачены личным несчастьем. На этой планете есть один совершенный человек, созданный, чтобы быть моей второй половинкой, и я боролся с этим фактом так яростно, что едва ли был самим собой. Так что представить себе будущее не только с тобой, но и с нашей дочерью — это не ограничение, а мир, в котором мы могли бы жить, если бы у нас хватило смелости шагнуть в него вместе.

Она глубоко вздохнула.

— Я не могу этого сделать. — Она слегка покачала головой. — Я боюсь, Грасиано. После твоего ухода я изменилась. Доверять людям нелегко, и ты…

— Я знаю. — Он не мог вынести еще одного описания своих недостатков. — Я не прошу тебя сразу мне доверять.

— Тогда о чем ты просишь?

— О свидании, — сказал он с вызовом. — Об одном свидании. Если тебе понравится, я попрошу еще об одном. О стольких свиданиях, сколько потребуется, чтобы ты поняла, что я люблю тебя так же сильно, как и десять лет назад. Я никогда больше не разочарую тебя.

— А Энни?

— Пока что она будет знать меня только как твоего друга, — сказал он, понимая, что к девочке нужен бережный подход. — Я хотел бы познакомиться с ней получше. Если ты согласна.

Она кивнула и посмотрела на папку. Он чувствовал ее неуверенность и сделал шаг к двери.

— Дай мне знать, когда будешь готова, — тихо произнес он. — А я что-нибудь придумаю. Хорошо?

Она прикусила нижнюю губу.

— Я… ладно. Если хочешь, мы можем вместе посмотреть ее детский альбом.

К тому времени, когда они добрались до страниц, посвященных шестому дню рождения Энни, была почти полночь.

Она закрыла папку, подняв к нему лицо. Они сидели так близко, что было почти невозможно бороться с желанием поцеловать его.

— Дело в том, — сказала она, глядя на его губы, — что я люблю тебя, ты же знаешь.

На его лице отразилось облегчение, а не триумф, которого она ожидала.

— Это очень хорошая новость.

— Но я не могу… рисковать, как тогда.

— И ты мне не доверяешь?

— Честно? Я не знаю. Но… я никогда ни с кем не встречалась, правда.

— Ты, моя дорогая, заслуживаешь много свиданий за все это время. — Он придвинулся ближе, касаясь губами ее губ в целомудренном поцелуе. — Спасибо.

— За что?

— За второй шанс, которого я точно не заслуживаю.

— Каждый заслуживает второй шанс.

Эпилог

— Знаешь, я думала, ты имеешь в виду кино или ужин в ресторане. И может быть, прогулку после этого.

— Мы можем прогуляться, если хочешь, — ухмыльнулся он.

Это было их четвертое свидание, но она уже знала, что ее сердце принадлежит ему, как и его ей.

Над головой мерцали звезды, более заметные здесь, в испанской деревне, чем в Лондоне. Она посмотрела на них, вспоминая себя и звезды, сияющие на небе в ту ночь, когда они занимались любовью.

Он воссоздал многое из того вечера, от клубники до праздничных кексов и погоды, хотя она подозревала, что погода все же просто подыграла Грасиано.

Кроме того, поместье, где они сейчас находились, принадлежало ему. Они провели полдня, осматривая величественный старый дом и ферму.

— Я знаю, что я хотел бы сделать для нашего следующего свидания.

— И что же?

— Это сюрприз.

На их пятое свидание Грасиано пришел к Алисии пораньше, когда она еще собиралась. Он так и планировал, ведь у такого человека, как Грасиано, все почти всегда шло по плану.

Диана была на кухне, где готовила ужин для себя и Энни.

— Я хотел поговорить с вами, — сказал Грасиано, заходя на кухню, но держась на почтительном расстоянии. Это были владения Дианы, и Грасиано знал, что ему нужно быть очень терпеливым и осторожным с ней.

— Да, Грасиано? — Голос Дианы был холодным, но вежливым.

Ему пришлось скрыть улыбку.

— Вы знаете, как я к ней отношусь.

Диана подняла бровь.

— И сегодня вечером я собираюсь… — Он полез в карман, вытащил коробочку из ювелирного магазина и подтолкнул ее к Диане по поверхности кухонного стола. Он не мог совладать с нервами и не закончил фразу.

Диана взглянула на коробочку, поколебалась мгновение, а затем приоткрыла крышку.

— Боже мой, я думаю, я ослепну!

Грасиано провел рукой по подбородку.

— Чересчур?

Диана рассмеялась — он впервые услышал смех пожилой женщины.

— Я хотела сказать, что этот камень будет видно с Луны…

Грасиано растерялся. Может быть, он зашел слишком далеко?

— Возможно, мне следует поменять кольцо?

Диана вскинула руку.

— Нет, оно идеально! Я просто издеваюсь над тобой, я думаю, ты это заслужил.

— Я просто хотел, чтобы она знала… поняла…

— Она все поймет, — заверила его Диана.

— Итак, вы одобряете?

— Ты спрашиваешь меня, можешь ли ты сделать предложение?

Грасиано пожал плечами, чувствуя себя совершенно глупо. Ни одна из этих эмоций не была ему знакома, но все в его жизни с тех пор, как он признался в своих чувствах Алисии, было новым и пугающим, но в то же время совершенно прекрасным.

Диана еще громче рассмеялась, услышав далекий голос Алисии, окликнувший ее и спросивший, что происходит. Грасиано бросил на нее предупреждающий взгляд, и она прикрыла рот рукой.

— Извини, — ответила она вполголоса. — Конечно, не мое дело давать разрешения. Но если ты спрашиваешь, одобряю ли я, мой ответ — да.

Грасиано медленно выдохнул.

— Я видела, какой счастливой ты ее делаешь. Ты знаешь, я всегда заботилась о ней, но только в последние несколько недель я поняла, что плохо ее знаю. Она всегда ждала тебя. Не заставляй ее ждать дольше.

Вертолет приземлился над его островом.

— Где мы? — сказала она с улыбкой, ее глаза были завязаны платком. Он наклонился вперед и нежно поцеловал ее, так что она улыбнулась ему.

— Где бы это ни было, я счастлив.

Вертолет приземлился, и через мгновение дверь открылась.

— Готова?

— Конечно!

Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что происходит.

— Твой остров?

— Кто-то организовал очень изысканную вечеринку. Я не хотел, чтобы подготовка пропала зря.

Она нахмурилась, сбитая с толку.

— Ты хочешь, чтобы я пришла на вечеринку в качестве твоей девушки?

— Эта вечеринка только для нас двоих!

Она уставилась на него, потрясенная.

Да, ему пришлось сделать некоторые изменения, чтобы уменьшить масштаб запланированного мероприятия всего до двух гостей. Там была еда, танцы, шампанское, и, когда с яхты, только что отплывшей от острова, начали запускать фейерверки, Грасиано опустился на одно колено и сжал ее руку, чтобы привлечь к себе внимание.

— Нет никого на этой земле, кого бы я любил так, как тебя. Во всех смыслах, на все времена с тех пор, как мы впервые встретились, ты была моей второй половинкой. Я был глупым и высокомерным, и я никогда не смогу изменить наше прошлое, но ты мое будущее, Алисия. Ты и Энни — смысл моей жизни. Ты выйдешь за меня замуж?

Она посмотрела сначала на его лицо, а потом на кольцо, и слезы блеснули на ее ресницах, — слезы счастья.

— Я никогда не думала, что все закончится так, — сказала она. — Все эти ночи, которые я провела, скучая по тебе, гадая, где ты, беспокоясь за тебя, любя тебя без надежды…

— Всегда есть надежда, — поправил он, вставая, чтобы обнять ее.

Он надел кольцо ей на палец, и она смотрела на него, загипнотизированная огромным сверкающим камнем. Все в этом моменте, в его предложении, было идеальным.

Год спустя миссис Алисия Кортес имела удовольствие сообщить своему мужу, что они снова станут родителями — и на этот раз этот путь они пройдут вместе.

Они жили попеременно в Испании и в Англии. Оба предпочли бы переехать в Испанию на постоянное место жительства, но Энни училась в Лондоне, и нужно было думать о Диане, которая теперь была для Грасиано такой же дорогой подругой, какой она всегда была для Алисии. Когда у них родился мальчик, именно Диана стала его няней, а потом и крестной матерью.

Грасиано был благодарен судьбе за второй шанс, который она ему дала.

Как-то раз, когда он наблюдал, как его жена и дочь играют с малышом, ему позвонили. Грасиано получил звонок, который навсегда изменил его жизнь.

— Кортес? Это Калеб Джеймс. Детектив из Вашингтона.

Прошло так много времени с тех пор, как он нанял этого человека, — конечно, он забыл о нем. Время от времени он получал от него счета и был доволен тем, что не прекращает поиски и что, может быть, однажды ему повезет и он узнает что-то о своем брате.

— Кажется, у меня что-то есть.

Грасиано выпрямился.

— Вы думаете или уверены?

Краем глаза он заметил, как Алисия с любопытством посмотрела в его сторону.

— Я уверен на девяносто девять процентов.

— И о чем речь?

— Я полагаю, что ваш брат в Сависии.

— На Ближнем Востоке? Почему?

— Я все еще изучаю этот вопрос, но факты неопровержимы. Позвольте мне рассказать, что у меня есть.

Детектив начал излагать рабочую теорию:

— Когда произошел несчастный случай, шейх Сависии путешествовал по Испании со своей молодой женой. Мы мало что знаем, но они пожертвовали крупную сумму больнице, чтобы из базы данных удалили все сведения, и ваш брат, похоже, отправился с ними домой. Все это подтверждается — даты, их визит, пожертвование в два миллиона фунтов стерлингов.

Грасиано закрыл глаза.

— И мой брат исчез с радаров. Это объясняет, почему ни одно агентство по усыновлению никогда не слышало о нем. Почему я не мог найти его.

— У меня есть его фотография.

— Отправьте ее мне.

Детектив кашлянул.

— Я отправлю. Но, прежде чем вы увидите его фотографию, вы должны знать две вещи.

— А именно?

— Ваш брат был тогда совсем ребенком.

— Я знаю об этом.

— В аварии он получил серьезные травмы. По предварительным данным, они могли повлиять на его память. Это объясняет, почему шейх смог его забрать.

— А вторая вещь?

— Ваш брат теперь правящий шейх Сависии. Он может не обрадоваться голосу из своего прошлого, оспаривающему его право на трон.

Грасиано крепко сжал трубку, глядя на свою семью со всей любовью в своем сердце.

— Он обрадуется, — сказал он, уверенно кивая.

— Почему вы в этом так уверены?

— Потому что с недавних пор я стал верить во второй шанс.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.