Иможен Мак-Картри, за неукротимый характер и морковно-рыжую шевелюру получившая от коллег прозвище Red Bull[1], бодрым шагом двигалась к пятидесятилетию. Стойкость духа она черпала в страстной любви к родной Шотландии (что позволяло ей глубоко презирать сослуживцев-англичан), а также в благоговейном почтении к памяти отца, который до самой смерти воспринимал дочь лишь как преданную и совершенно бесплатную прислугу.
Капитан Генри Джеймс Герберт Мак-Картри женился поздно. Служба в индийских колониальных войсках позволяла ему лишь раз в два года возвращаться в Шотландию, да и то капитан слишком увлеченно ловил рыбу в озере Веннахар, чтобы у него оставалось время на поиски супруги. И Мак-Картри решился на это лишь после первых приступов подагры — болезнь, правда, окончательно испортила ему характер, зато капитан стал мечтать о семейном очаге. Короче, ему захотелось заботы и ласки. Некая Феллис Оутон, прикинув, что военная пенсия — неплохое утешение для будущей вдовы (а вдовства, с ее точки зрения, оставалось ждать недолго), согласилась разделить судьбу старого солдата. Однако злой рок обманул надежды бедняги Феллис — произведя на свет дочь, она умерла. Когда произошло это событие, Генри Джеймс Герберт находился где-то в окрестностях Лахора. По мнению капитана, усопшая жестоко злоупотребила его доверием, а потому он не почувствовал ничего, кроме обиды. Новорожденную, которую, один Бог ведает почему, назвали Иможен, доверили дедушке с бабушкой, жившим в предместье Каллендера, этой жемчужины графства Перт, да и всей Горной Шотландии. Почти одновременная смерть родителей Феллис совпала с сильнейшим приступом дурного настроения капитана Мак-Картри — узнав, что в отряде шотландских стрелков, находившихся под его командованием, решили упразднить кильт[2], Генри Джеймс подал в отставку. Вернувшись в Каллендер, отставной офицер поселился в небольшом, полученном от родителей домике на северной окраине города, у дороги в Киллинг. Поскольку девочке уже исполнилось пятнадцать лет, отец решил лично довершить ее образование. В первую очередь капитан сообщил ей, что Адам наверняка был шотландцем, поскольку именно шотландцы — самый умный народ на земле и пользуется особым расположением Всевышнего. Как только эта истина хорошенько укоренилась в сознании Иможен, отец развил мысль, заявив, что среди шотландцев самое привилегированное положение занимают горцы, к числу которых оба они имеют счастье принадлежать. Жители Нижней Шотландии и Приграничной области, разумеется, вполне достойные люди и хорошие товарищи, но, в конце концов, им не хватает (и всегда будет не хватать) той печати гения, коей отмечен всякий уроженец Верхних Земель с самого рождения. Что до англичан, то это малоинтересное скопище субъектов, обязанных главенствующим положением в королевстве лишь численному превосходству. Валлийцев[3] Генри Джеймс Герберт считал народностью, все еще не достигшей даже той стадии цивилизации, до которой не без труда добрались англичане, а уж ирландцы торчали на самой последней ступеньке в иерархии британских ценностей. Дальше, объяснял Мак-Картри, простирается море, а за ним — мир дикарей, которые являются таковыми независимо от цвета кожи. В представлении девочки, эти дикари разделялись на племена, с главными стоянками в Париже, Мадриде, Брюсселе и Риме. Изложив таким образом самое основное, капитан покончил с общим образованием дочери. Правда, в свободные от рыбной ловли и дружеских пирушек часы он рассказывал Иможен об истории шотландских кланов, призывая всегда помнить, что их семья ведет происхождение от Мак-Грегоров, ибо знаменитый Боб Рой[4], действовавший в округе Троссакса, некогда питал слабость к одной из Мак-Картри. Отставной военный намеревался когда-нибудь написать мемуары, а потому все же разрешил дочери изучить машинопись и стенографию с единственной целью сделать из нее секретаршу, когда наконец почувствует, что пора продиктовать первые строки труда, который покроет Англию позором. К счастью для внутреннего мира Соединенного Королевства, Генри Джеймс Герберт умер от цирроза печени, так и не найдя достойного названия для своей мстительной книги. Зато почти тридцатилетняя Иможен оказалась практически без средств к существованию и совершенно одна, ибо отцовский эгоизм отклонял всех возможных претендентов на ее руку. Капитан грубо выставлял за дверь каждого, кто, по его мнению, не принадлежал к клану, достойному породниться с потомками Мак-Грегоров, и воздыхателям вскоре надоедало ухаживать за рыжей долговязой девицей, которую отец держал чуть ли не в заточении. Но Иможен не затаила на покойника ни малейшей обиды, а, напротив, всегда оставалась верной его памяти, унаследовав горделивую страсть к Шотландии и Мак-Грегорам. Впрочем, это и составляло ее единственное наследство, не считая старого родительского домишки с давно заброшенным и заросшим вереском садом.
Но тут Небо в очередной раз доказало особую симпатию к членам семьи Мак-Картри, обратив внимание Иможен на маленькое объявление в «Таймс». Газета оповещала всех заинтересованных лиц, что в Лондоне состоится конкурс машинисток-стенографисток на замещение вакантных должностей в Адмиралтействе. Собрав все свои скудные сбережения, мисс Мак-Картри отбыла в столицу, одержала решительную победу над английскими конкурентками и приступила к новым обязанностям в надежде со временем заработать пенсию и навсегда вернуться в Каллендер, где в ожидании этой минуты ежегодно проводила отпуск. Так прошло двадцать лет. За это время Иможен, которую начальство весьма ценило за серьезность и рвение в работе, перевели в Разведывательный отдел Адмиралтейства, что позволяло мисс Мак-Картри намекать друзьям из Каллендера, будто она работает на Интеллидженс Сервис (если при этом Иможен и допускала маленькое преувеличение, то почти бессознательно). Это, несомненно, повысило ее престиж, тем более что никто толком не понимал, о чем речь.
С тех пор как мисс Мак-Картри приехала в Лондон, она постоянно снимала маленькую квартирку на Паултон-стрит, в Челси, аккуратно платя за жилье домовладелице миссис Маргарет Хорнер. И зимой, и летом Иможен просыпалась в шесть часов утра. Первым делом она подбегала к окну и, осторожно приподняв тюлевую занавеску, выглядывала на улицу. Чаще всего шел дождь, и мисс Мак-Картри презрительно пожимала плечами.
— Гнусная погода, достойная этой гнусной страны! — говорила она, намеренно забывая, что в Шотландии погода, как правило, еще хуже.
Почистив зубы и причесавшись, Иможен надевала халат (с единственной целью предстать в достойном виде) и шла приветствовать фотографию отца. Облаченный в форму капитана индийской армии Генри Джеймс Герберт глядел на нее с чуть-чуть придурковатой улыбкой, свойственной слишком преданным почитателям виски, но для дочери в этой улыбке воплощалось все остроумие Горной Шотландии, а взгляд слегка выпученных глаз казался ей энергичным.
— Добрый день, папа… Ваша крошка Иможен по-прежнему в изгнании, но настанет час, когда мы с вами вернемся на родину и станем мирно жить среди своих!
По правде говоря, это было лишь данью красноречию, поскольку Иможен отлично знала, с одной стороны, что время отставки наступит через двенадцать лет, и, следовательно, заранее могла определить срок того, что называла изгнанием, а с другой — что ее отец и так остался в Каллендере и покоится на маленьком кладбище подле своей супруги Филлис, своих и ее родителей. Однако для дочери Горной Шотландии действительность не представляет ни малейшего интереса, если ее чуточку не подкрасить. После ритуального приветствия отца Иможен застывала перед гравюрой, хранившейся в их семье с незапамятных времен и изображавшей Роберта Брюса среди холмов у Гейтхауз-оф-Флит в то время, когда он в пылу сражения сочинял знаменитую песню «Призыв Роберта Брюса к армии перед сражением у Баннокберна», которая стала национальным гимном. Глядя на портрет героя Независимости, мисс Мак-Картри не говорила ни слова — ей достаточно было взглянуть на Роберта Брюса, чтобы кровь быстрее заструилась по жилам и все ее существо охватило приятное тепло, а мышцы напряглись, словно готовясь к неизбежным новым схваткам.
Затем, следуя каждодневному ритуалу, Иможен скидывала халат и, оставшись в трусиках и лифчике, критическим взором изучала себя в большом зеркале на дверце шкафа. Здесь не было и намека на кокетство, напротив, мисс Мак-Картри лишь проверяла, в достаточно ли она хорошей форме на случай возможного сражения.
В зеркале отражалась высокая — пяти футов и десять дюймов — крепко, почти по-мужски скроенная женщина с той удивительно белой кожей, какая обычно бывает у рыжих. А уж насчет рыжины Иможен могла побить все рекорды! Наиболее дружелюбно настроенные люди называли ее шевелюру огненной, прочие утверждали, что именно такого цвета бывает по весне морковка. Не обнаружив ни единой складки, ни унции лишнего жира, мисс Мак-Картри с воодушевлением переходила к утренней гимнастике, благодаря которой по-прежнему сохраняла редкую для особы ее пола крепость мышц. Кстати, как раз из-за того что ей далеко не всегда удавалось контролировать свою силу, Иможен и получила кличку Bull.
Покончив с зарядкой, мисс Мак-Картри завтракала большой тарелкой порриджа и выпивала две чашки чаю. С одеждой у нее никогда не возникало проблем, ибо мисс Мак-Картри всю жизнь оставалась верной строгому твидовому костюму и шарфу цвета тартана[5] Мак-Грегоров. Летом она снисходила до блузки, но и тут цвета клетчатой ткани оставались неизменными. Мисс Мак-Картри не могла позволить себе никакого отступничества! Ровно в половине седьмого Иможен закрывала за собой дверь, предварительно наведя в квартире порядок, — причем делала это так энергично, что никто из соседей уже не мог потом сомкнуть глаз. Сначала другие жильцы возмущались, и миссис Хорнер пробовала делать Иможен замечания, но тщетно. Однако в конце концов раздражение сменилось покорностью судьбе, и теперь уже многие годы те, кто жил над квартирой мисс Мак-Картри, под ней или сбоку, не пользовались будильником, в полной уверенности, что в определенный час их разбудит дьявольский грохот в обиталище рыжей шотландки. Это правило нарушалось только по воскресеньям да в те благословенные дни, когда Иможен, взяв отпуск, отправлялась на родину.
Миссис Хорнер считала своего рода делом чести подметать порог в тот самый момент, когда мисс Мак-Картри выходила из дома. С тысяча девятьсот пятидесятого года обе женщины почти не разговаривали, хотя до этого больше десяти лет очень дружили. В тридцать девятом году Иможен даже пригласила хозяйку к себе в Каллендер, и подруги очень мило провели там последние дни перед войной. Все испортило одно неудачное замечание миссис Хорнер после Дюнкеркского сражения, когда всю Англию охватил страх перед возможной высадкой на острове войск вермахта. Как-то утром, комментируя последние сообщения, домовладелица в присутствии жильцов, среди которых была и собиравшаяся на работу Иможен, позволила себе предположить, что немецкий оккупационный флот может сыграть с мистером Черчиллем скверную шутку, высадившись в Шотландии. Подобная перспектива погрузила аудиторию в глубокую задумчивость, как вдруг раздался голос мисс Мак-Картри:
— А с какой это стати, миссис Хорнер, немцам может взбрести в голову несуразная мысль высадиться в Шотландии?
Целиком во власти демона стратегии, домовладелица не обратила внимания на не предвещавшее ничего хорошего дрожание в голосе Иможен, а кроме того, почтенную даму слишком шокировало, что кто-то посмел публично назвать ее предположение «несуразным». Поэтому ответ прозвучал довольно сухо.
— Да просто тогда они оказались бы в тылу у английской армии, мисс Мак-Картри, и, воспользовавшись всеобщим замешательством, имели бы чертовски много шансов подойти к Лондону!
По возникшему в воздухе напряжению аудитория мгновенно угадала, вернее, почувствовала начало конфликта. Все навострили уши.
— А с чего вы взяли, миссис Хорнер, будто гитлеровским солдатам было бы легче высадиться на шотландском берегу, нежели на английском?
Теперь, когда проблема была сформулирована так четко, жильцы, которым уверенность Иможен внушала некоторые надежды, мысленно стали на ее сторону. Домовладелица сразу сообразила, что допустила промах. Здравый смысл подсказывал, что лучше всего — достойно отступить, но вокруг собралось слишком много людей, и она хотела оставить последнее слово за собой, даже рискуя погрешить против истины. И миссис Хорнер презрительно хмыкнула.
— Право же, не представляю, что бы им могло помешать! — заявила она.
Наступила гробовая тишина, и все явственно услышали, как мисс Мак-Картри набирает в легкие воздуха. Те, кто хорошо ее знали, сразу поняли, что надвигается буря. И она тотчас же грянула.
— Что ж, я скажу вам, кто их остановит, этих ваших немцев! (Это «ваших» впоследствии сочли особенно оскорбительным для миссис Хорнер, ибо притяжательное местоимение сразу как бы указывало на ее принадлежность к лагерю врагов Соединенного Королевства.) Шотландцы, моя дорогая! Просто-напросто шотландцы, которые уже не раз доказали, как они умеют сражаться и умирать, защищая англичан! И, если хотите знать мое мнение, в немецком генштабе давно сообразили, что их единственный шанс пробраться в Англию — это напасть непосредственно на англичан! А кроме того, позвольте мне заметить, что, будь в Дюнкерке чуть побольше шотландцев, армии не пришлось бы возвращаться на корабли!
Гнев завел Иможен слишком далеко, и все присутствующие сочли себя глубоко уязвленными столь презрительным отзывом о солдатах Ее Величества. Миссис Хорнер поспешила использовать их ропот в своих интересах.
— От такой девицы, как вы, нельзя было и ожидать ничего, кроме оскорблений в адрес павших за нашу свободу!
(Все с удовлетворением отметили слово «девица», сразу понизившее социальный статус мисс Мак-Картри.)
Но Иможен уже достигла точки кипения, когда говоришь что угодно, лишь бы «спасти лицо».
— Наша свобода не оказалась бы в опасности, если бы вы не посадили на английский трон узурпаторов!
Возмущенная аудитория окончательно перешла на сторону миссис Хорнер, и мисс Мак-Картри пришлось уступить позиции под громкое улюлюканье. С тех пор Иможен жила в полной изоляции — прочие жильцы дома не только не разговаривали с ней, но даже забывали здороваться, случайно сталкиваясь на лестнице. Кое-кто пытался намекать, что, возможно, она шпионка, но Иможен слишком давно знали, и клевета заглохла сама собой. Миссис Хорнер, и та отказалась поверить такой чепухе. Во время блица мисс Мак-Картри набрала несколько очков, ибо в отличие от большинства соседок, поспешивших уехать из Лондона, спокойно осталась дома, заявив тем, кто советовал ей на несколько месяцев вернуться в родную Шотландию:
— Не понимаю, чего ради шотландка должна удирать, пока в Лондоне остается хоть одна англичанка!
Миссис Хорнер охотно поехала бы к родне в Стратфордон-Эйвон, но гордость не позволила ей тронуться с места, раз противница не покинула дом. Таким образом, обе женщины, не желая уступить друг другу, пережили все бомбардировки, и обитатели квартала стали считать их образцом героизма. Вернувшись домой после победы, жильцы помирились с шотландкой и даже пробовали восстановить их прежнюю дружбу с миссис Хорнер. Однако обе женщины дальше обмена приветствиями не пошли. В конце концов время, несомненно, сгладило бы взаимное недовольство, если бы в пятидесятом году шотландские националисты не украли из Вестминстерского аббатства коронационный камень. Иможен не постеснялась заявить, что ее соотечественники забрали лишь то, что принадлежит им по праву, и воров следует искать не среди преследуемых, а среди преследователей. После этого однажды вечером к мисс Мак-Картри явился полицейский инспектор и попросил следовать за ним. Шотландка вышла из дому под ироническим взглядом своей врагини, причем миссис Хорнер громко выразила сожаление, что она без наручников. В участке Иможен узнала, что ее отзывы о похитителях дошли до полиции и теперь ей придется давать объяснения. Объяснения были даны со свойственным ей пылом, и дело могло бы кончиться очень плохо, если бы не звонок из Адмиралтейства, мгновенно уладивший все осложнения. Мисс Мак-Картри вернулась на Паултон-стрит с высоко поднятой головой, но, зная, откуда исходил удар, более не удостаивала домовладелицу даже взглядом и теперь всегда посылала квартплату по почте.
Иможен не забыла уроков папы-капитана и считала пешую ходьбу самым полезным для здоровья упражнением, а потому каждое утро в любую погоду шла в Адмиралтейство пешком, покрывая около шести километров таким размашистым шагом, что у всякого отпала бы охота ее преследовать. Поднимаясь по Кингс-роуд, мисс Мак-Картри полной грудью вдыхала утренний воздух и, по мере того как мышцы разогревались, все ускоряла шаг. Только на Слоан-сквер Иможен позволяла себе слегка перевести дух, ибо там она привыкла ежедневно покупать «Таймс» у слепого, вот уже двадцать лет торговавшего на одном и том же месте. Потом, миновав Хобарт Плейс и Гровенор Гарденс, шла по Викториа-стрит до Вестминстерского аббатства. Там, пройдя в самую глубину нефа, она сворачивала направо, шла мимо хоров и боковых приделов и, наконец, в часовне Генриха VII преклоняла колени у надгробной статуи Марии, королевы Шотландии, умоляя почившую государыню дать ей мужество и терпение выдержать еще один день среди англичан. Умиротворенная этой столь же благочестивой, сколь и националистической акцией, Иможен двигалась дальше и через Парламент-стрит и Уайтхолл выходила к Адмиралтейству.
Мисс Мак-Картри почти не интересовалась спортом, если в соревнованиях не участвовали шотландцы, зато как только начинался Турнир пяти наций[6], у нее на рабочем столе появлялась ваза с букетом прелестного голубоватого репейника — обыкновение, позволявшее одной из наиболее ожесточенных недоброжелательниц утверждать, что, поглядев на Иможен, всякий поймет, почему эмблемой Шотландии стал чертополох.
Приходя на службу, мисс Мак-Картри бросала общее приветствие и тут же погружалась в работу, к величайшему раздражению коллег, которым приходилось следовать ее примеру, в то время как они с удовольствием поболтали бы еще немного, обмениваясь впечатлениями вчерашнего вечера. Однако в то утро атмосфера накалилась еще больше обычного. Едва девушки расселись за машинки, Дженис Левис заявила, что, с позволения начальника бюро Анорина Арчтафта (тут все улыбнулись, ибо прекрасно знали, что Арчтафт более чем дружен с мисс Левис), она просит коллег внести посильный вклад в сбор средств на подарок, который сотрудники Адмиралтейства решили послать Ее Величеству ко дню рождения принцессы Анны. Все дружно поддержали инициативу Дженис, и каждая открыла сумочку, намереваясь положить свою лепту в общий котел… каждая, кроме мисс Мак-Картри, которая и не подумала оторваться от работы. В наступившей тишине мисс Левис решила призвать ее к порядку:
— А вы, Иможен? Разве вы не хотите что-нибудь пожертвовать нашей маленькой принцессе?
— Щедрое жалованье, которое я получаю от Ее Величества за восьмичасовой рабочий день, не позволяет мне швырять деньги на подарки иностранным государям!
Дженис, хорошо знавшая характер мисс Мак-Картри, к величайшему удовольствию коллег, решила ей немножко подыграть:
— Вы называете Ее Величество королеву Елизавету Вторую иностранкой?
— Разве вам неизвестно, мисс Левис, что ее семья приехала к нам с континента? А кроме того, мне совершенно непонятно, с какой стати вы называете ее Елизаветой Второй, если никогда не было даже первой!
— Как? А наша великая Елизавета?
— Не знаю такой, разве что вы намекаете на ту омерзительную стерву, которая не только ограбила Марию Стюарт, но еще и убила! Говорю вам, Дженис Левис, поистине, надо быть англичанином, чтобы осмелиться посадить на трон подобное создание! Да она останется вечным позором в истории Англии!
Игра шла по давным-давно отработанному сценарию, но Иможен всякий раз попадалась на удочку. Как всегда, машинистки разразились возмущенными криками, и Анорин Арчтафт немедленно выскочил из кабинета.
— В чем дело? Что тут происходит, мисс?
Кто-то из девушек объяснил, что Иможен Мак-Картри оскорбила королевскую семью, Ее Величество королеву и всю Англию. Уроженец Майлорда в Уэльсе, Анорин Арчтафт не только не понимал шуток, но и отличался на редкость желчным нравом. Привыкнув трудиться не покладая рук и добившись столь высокого поста лишь благодаря феноменальному усердию, Арчтафт воспринимал все, что хоть на секунду отрывало его от дела, как серьезное нарушение дисциплины и, более того, почти как личное оскорбление. Нечего удивляться, что он терпеть не мог Иможен, эту вечную возмутительницу покоя, и мечтал от нее избавиться. Мисс Мак-Картри, по его мнению, только мешала работать другим. В то утро одно незаконченное досье привело Арчтафта в особое раздражение, которое он и решил сорвать на своей давней противнице. А потому шеф бюро решительным шагом направился к столу Иможен.
— Что вы можете сказать в свое оправдание, мисс Мак-Картри?
— Что я буду вам премного обязана, мистер Арчтафт, если вы перестанете мешать мне работать. Если вам это неизвестно, могу сообщить, что правительство платит мне за вполне определенную работу, а вовсе не за ораторское искусство, как вы, по-видимому, думаете!
В комнате послышались смешки, и Арчтафт нервно оттянул воротничок, словно тот вдруг сдавил ему шею.
— С меня довольно, мисс Мак-Картри!
— Я вас не удерживаю, господин начальник бюро!
— Мисс Мак-Картри, я больше не потерплю, чтобы вы так пренебрегали своим долгом!
Теперь уже и шотландку охватила ярость. Гневно выпрямившись, она завопила на весь отдел:
— Уж не думаете ли вы, случаем, что какой-то полудикий валлиец может мне указывать, в чем состоит мой долг?
Арчтафт никак не годился для такого рода словесных дуэлей. Закрыв глаза, он вознес Господу горячую мольбу, чтобы тот дал ему сил сдержаться и не ударить подчиненную.
— Мисс Мак-Картри, — сдавленным голосом пробормотал несчастный, — вам очень повезло, что вы не мужчина!
— Глядя на вас, мистер Арчтафт, я в этом не сомневаюсь!
Дженис не без лукавства выжидала, пока атмосфера накалится до предела. Наконец она подошла к шотландке и, мягко взяв за руку, произнесла сакраментальную фразу, с утра до вечера повторявшуюся в этой части административных служб Адмиралтейства:
— Не сердитесь, Иможен!
Потом, повернувшись к начальнику, она с улыбкой проговорила:
— Я думаю, это обычное недоразумение, мистер Арчтафт.
Анорин, мечтавший сделать мисс Левис своей супругой, не посмел спорить и, бормоча угрозы, удалился к себе в кабинет. Дженис тоже села на место, и в бюро воцарился покой, во всяком случае — на некоторое время, ибо там, где была Иможен, тишина никогда не наступала надолго.
Меньше чем через час после этого происшествия зазвонил внутренний телефон. Начальник отдела просил мисс Мак-Картри подняться к нему в кабинет. Большинство сослуживиц с сочувствием посмотрели на Иможен. Неужели шутка зашла слишком далеко? Однако шотландка, понимая, что на нее обращены все взгляды, постаралась держаться на высоте.
— Должно быть, очередные происки этого проклятого валлийца! — бросила она, выразительно посмотрев на мисс Левис.
Джон Масберри славился элегантностью на все Адмиралтейство. Закончив Оксфорд, он приобрел ту неподражаемую утонченность, от которой вибрирует сердце каждой англичанки, мечтающей однажды, пусть хоть на денек, попасть в «high society»[7]. Теперь Масберри возглавлял отдел, в одном из бюро которого трудилась Иможен Мак-Картри, знал, что его весьма ценят наверху, и пользовался великолепной репутацией. Даже те, кому не особенно нравилось высокомерие, проглядывавшее за внешней любезностью, предсказывали, что Масберри доберется до высших ступеней лестницы и — кто знает? — возможно, когда-нибудь заменит сэра Дэвида Вулиша, хозяина Разведывательного управления Адмиралтейства. Мисс Мак-Картри принадлежала к числу тех, кто не любил Масберри. Она ставила в вину начальнику отдела, во-первых, то, что он родился в Лондоне от таких же коренных лондонцев, а во-вторых, чванливую снисходительность ко всему персоналу вообще и к ней, Иможен, в частности. От одного этого кровь гордой шотландки мгновенно закипала. Когда она вошла в кабинет, Джон Масберри с обычной ледяной вежливостью поднялся из-за стола.
— Будьте любезны сесть, мисс Мак-Картри… Я только что беседовал по телефону с мистером Арчтафтом, и он жаловался, будто вы его оскорбили…
— Мистер Арчтафт — валлиец…
— Национальность мистера Арчтафта не имеет никакого отношения к делу, и я просил бы вас ответить на мой вопрос.
Иможен начала всерьез нервничать.
— Мы повздорили…
— Мисс Мак-Картри, никакие ссоры между начальником бюро и простой служащей совершенно невозможны! Мне бы хотелось, чтобы вы это хорошенько запомнили.
— Только из-за того, что я простая служащая, как вы мне любезно напомнили, мистер Масберри, я не стану терпеть, чтобы со мной разговаривали непозволительным тоном!
— Вы, очевидно, считаете себя очень важной, а то и незаменимой особой?
— Не думаю, чтобы в этом учреждении хоть кого-то нельзя было бы заменить, мистер Масберри.
— Узнаю шотландский здравый смысл.
— Жаль, что англичане его напрочь лишены!
Мистер Масберри на мгновение лишился дара речи.
— С вашей стороны было бы весьма разумно принести мне извинения, мисс Мак-Картри, — вкрадчиво заметил он.
— Сожалею, сэр, но это не в моих привычках.
— В таком случае мне придется заставить вас отступить от ваших правил!
— Позвольте мне в этом усомниться.
— Я прошу вас уйти, мисс Мак-Картри.
— С удовольствием, мистер Масберри.
Как только шотландка покинула кабинет, мистер Масберри связался с секретаршей Большого Босса и спросил, может ли сэр Дэвид Вулиш его принять.
Сэру Дэвиду Вулишу было лет шестьдесят. Почти никогда не сталкиваясь непосредственно с административным персоналом Разведывательного управления, он тем не менее знал чуть ли не всю подноготную каждого или каждой из служащих. В отличие от Джона Масберри улыбчивый и неизменно доброжелательный сэр Дэвид пользовался всеобщей любовью, но близкие знакомые утверждали, что под улыбкой скрывается железная, непоколебимая воля. Как человеку с чувством юмора ему доставляло большое удовольствие шокировать слишком корректного Джона Масберри. Вот и на сей раз он встретил подчиненного несколько фамильярным обращением:
— Что-нибудь серьезное, Джон?
— Неособенно, сэр, но, поскольку речь идет о служащей, проработавшей у нас много лет, я счел необходимым поговорить с вами. А уж что с ней делать — уволить или по крайней мере, надолго отстранить от должности — решать вам.
— Ого! И кто же это?
— Мисс Мак-Картри.
— Высокая шотландка с огненной шевелюрой?
— Совершенно верно, сэр.
— Но, я полагал, у нее неплохая характеристика?
— В том, что касается работы, мисс Мак-Картри действительно безупречна, но характер…
И Джон Масберри поведал сэру Дэвиду Вулишу о сегодняшних стычках Иможен с Арчтафтом и с ним самим.
— …Ужасающая нелепость! Эта особа воображает, что, раз она шотландка, значит, всегда права, и даже не пытается скрыть презрения к англичанам и валлийцам!
Вулиш с трудом удержался от улыбки.
— Да, кажется, ваша мисс Мак-Картри и в самом деле весьма колоритный персонаж.
— По-моему, чересчур. Авторитет мистера Арчтафта, равно как и мой собственный, поставлен под угрозу!
— Ну, преувеличивать все же не стоит, Джон! Пришлите-ка мне досье этой бойкой особы, присовокупив рапорт обо всем, что вы мне сейчас рассказали. Мы ее приструним, вашу огненную шотландку!
Прежде чем снова предстать перед коллегами, Иможен постаралась изобразить на лице торжествующую улыбку, но в глубине души, трезво оценивая положение, с тревогой раздумывала, чем все это кончится. Расспрашивать шотландку никто не посмел, и она с удвоенной энергией набросилась на работу. Мисс Мак-Картри решилась нарушить молчание, лишь услышав, как Олимпа Фарайт просит Нэнси Нэнкетт перепечатать ей в четырех экземплярах циркуляр, а Нэнси отказывается, ссылаясь на то, что Дженис Левис и Филлис Стюарт и так уже подкинули ей дополнительную работу. Тут Иможен не выдержала.
— За кого вы себя принимаете, Олимпа Фарайт? За еще одного начальника бюро? В таком случае, предупреждаю: с нас и одного хватит! Оставьте-ка Нэнси в покое и делайте сами работу, за которую вам платят!
Толстая Олимпа, давно утратив надежду выйти замуж, стала очень сварливой особой, а потому решила не давать спуску:
— Скажите на милость, Иможен Мак-Картри, почему вы суете нос куда не надо? Какое вам дело до нас с Нэнси Нэнкетт?
— Большое! До тех пор пока я тут, не позволю англичанкам притеснять шотландку!
Страсти быстро накалились, и в конце концов Нэнси, хорошенькая, немного худосочная девушка, похожая на брошенного щенка и тем вызывавшая всеобщую жалость, начала уговаривать свою заступницу:
— Не сердитесь, Иможен!
По правде говоря, Нэнси, поступившая в бюро год назад, не была чистокровной шотландкой, поскольку лишь ее мать могла похвастаться происхождением из Горной Страны, но она родилась в Мелрозе, где покоится сердце Роберта Брюса, и уже это одно давало право на покровительство Иможен.
Во второй половине дня Анорин Арчтафт несколько разрядил атмосферу, предложив машинисткам сообщить ему, кто когда пойдет в отпуск, предварительно договорившись между собой. Иможен, как проработавшая здесь дольше всех, имела привилегию выбирать первой. Однако все заранее знали, какое время она назовет, поскольку дата не менялась на протяжении всех двадцати лет. Разговор о предстоящем отпуске приводил девушек в мечтательное настроение, и одна из них непременно спрашивала шотландку о ее планах. Мисс Мак-Картри понимала, что над ней хотят беззлобно посмеяться, но сама слишком любила поговорить на эту тему и не могла отказать себе в удовольствии принять вызов.
— Что ж, я, как обычно, сначала поеду в Аллоуэй, где родился величайший поэт Соединенного Королевства Роберт Бернс, и, если будет угодно Богу, постараюсь участвовать в чтениях. Там мы почитаем стихи, а образованные люди расскажут об ушедшем гении…
— Попивая виски, — не без лукавства заметила Филлис Стюарт.
— Совершенно верно, мисс, попивая настоящее виски, то, которое вам, англичанам, так ни разу и не удалось подделать! Потом я поеду в Демфермлайн и преклоню колена у могил семи наших королей и Роберта Брюса. А дальше, по дороге домой, в Каллендер, остановлюсь в Бремаре и погляжу на Хайленд Геймз[8] и взгляну, как перетягивают кэбер[9].
На сей раз ее перебила Мэри Блэйзер:
— Это неподалеку от замка Бэлморэл — значит, вы наверняка увидите королевскую семью?
— Да-да, в это время к нам приезжает очень много иностранцев.
Всякий раз как у нее случались неприятности, Иможен обедала несколько плотнее обычного, полагая, что только хорошая форма поможет ей противостоять ударам судьбы. Вот и на сей раз, предчувствуя, что стычка с Джоном Масберри повлечет за собой крупные осложнения, она решила приготовить хаггис — шотландский пудинг, который готовят из печени, сердца, овсянки и лука, сдабривая все это вместо соуса большим количеством виски.
Когда Иможен покончила с готовкой, было уже около полуночи, однако, прежде чем улечься спать, она все же выкурила сигарету и послушала пластинку с записью выступления волынщиков Шотландской гвардии. Напоследок мисс Мак-Картри подошла к фотографии отца.
— Ну, папа, видели, как я сегодня наподдала этим англичанам? — пробормотала она, подмигнув.
Наутро после столь богатого приключениями дня Иможен Мак-Картри наверняка проснулась бы в несколько подавленном настроении, не будь это 24 июня, ибо ни один шотландец в мире ни за что не поверит в возможность провала или поражения в этот день. А потому мисс Мак-Картри ощущала обычную энергию и, более того, снова обрела уверенность в собственной правоте и в конечной победе над Анорином Арчтафтом и Джоном Масберри. Выпив чаю, она несколько отступила от правил, отрезав себе большой кусок хаггиса. По правде говоря, кушанье оказалось тяжеловатым, и Иможен пришлось запить его добрым глотком виски. Впрочем, последнее не только не затуманило ей мозг, но привело в боевую готовность. Выходя из дома, Иможен прошла мимо миссис Хорнер с высоко поднятой головой, так что та побледнела от ярости и, не сдержавшись, сказала миссис Ллойд (та ходила за бисквитами и теперь как раз вернулась домой):
— Нет, вы только поглядите на нее! Честное слово, эта особа принимает себя за свою Марию Стюарт! Сразу видно, что сегодня двадцать четвертое июня! Счастье еще, что этот день бывает только раз в году.
Тем временем, ничуть не заботясь обо всяких миссис Хорнер и Ллойд, Иможен шла по Кингс-роуд с тем величественным видом, какой подобает особе, сознающей свою принадлежность к привилегированной части человечества. Слепому торговцу газетами на Слоан-сквер мисс Мак-Картри подала полкроны на чай, и тот пожелал ей счастливо провести день. В Вестминстерском аббатстве Иможен возложила на могилу Марии Шотландской букет цветов, потом перешла в южный поперечный неф и в уголке поэтов поклонилась изображению Роберта Бернса, уже в который раз огорчаясь, что великому поэту дали в спутницы по бессмертию этих невероятных сестер Бронте — с точки зрения мисс Мак-Картри, таких не следовало пускать на порог даже в мире ином. Наконец небольшое паломничество Иможен завершилось в часовне Эдуарда Исповедника, где она на секунду преклонила колени у трона, стоящего на «скоунском камне»[10], украденном у шотландцев в 1297 году и причинившем Иможен столько неприятностей в 1950-м.
С единственной целью до конца исполнить ритуал, нарушить который ее не могла заставить даже мысль о грозящей отставке, мисс Мак-Картри погуляла по Уайтхоллу и явилась на работу с опозданием на пятнадцать минут. Коллеги, давным-давно изучившие привычки Иможен, не задали ей ни одного вопроса, но Анорин Арчтафт никак не мог смириться со столь легкомысленным презрением к дисциплине, ибо в его обязанности входило, в частности, поддержание порядка. Поэтому мисс Мак-Картри, не успев добраться до рабочего места, столкнулась с начальником.
— Мисс Мак-Картри, уже пятнадцать минут десятого! — заявил он, указывая на часы.
— Правда?
— Да, мисс Мак-Картри! Может быть, вы не знаете или случайно забыли, что должны приходить сюда к девяти часам?
— За двадцать лет у меня было время это усвоить, мистер Арчтафт.
— Тогда, возможно, вы будете так любезны объяснить мне причину опоздания?
— Сегодня двадцать четвертое июня.
— А почему эта дата дает вам основания нарушать график?
— Не будь вы полудикарем-валлийцем, мистер Арчтафт, знали бы, что двадцать четвертого июня тысяча триста четырнадцатого года Роберт Брюс разбил англичан под Баннокберном, обеспечив тем самым независимость Шотландии!
— Ну и что?
— А то, мистер Арчтафт, что Роберту Брюсу не было бы никакого смысла задавать англичанам трепку, если бы даже двадцать четвертого июня шотландке приходилось подчиняться рабским законам, придуманным теми же самыми англичанами! А теперь прошу вас не мешать мне работать.
— Это вам так просто не пройдет, мисс Мак-Картри! Вы обо мне еще услышите, и очень скоро!
— Как ни печально, но меня это нисколько не интересует.
Задыхаясь от ярости, валлиец ушел к себе в кабинет. Дверь за ним громко хлопнула.
Сказав, будто собирается работать, Иможен лгала, ибо считала 24 июня праздником и почти ничего не делала в этот день. До самого вечера она читала какой-нибудь роман Вальтера Скотта или развлекала коллег, декламируя стихи Роберта Бернса. Мисс Мак-Картри знала наизусть не одну сотню его стихов. Иможен могла позволить себе побездельничать, зная, что в случае чего коллеги ее прикроют. Впрочем, это пособничество было не таким уж бескорыстным, поскольку 10 апреля коллеги мисс Мак-Картри могли отыграться в полной мере. В этот день Иможен всегда приходила на работу с траурной ленточкой на пиджаке, ни с кем не здороваясь, проходила на свое место и за весь день не говорила ни слова. Девушки нарочно старались подбросить шотландке как можно больше дополнительной работы, но она безропотно выполняла любое поручение. 10 апреля Иможен считала себя самой несчастной женщиной во всем Соединенном Королевстве, ибо три века назад в Каллодене принц Чарлз-Эдуард («Добрый принц Чарли») потерпел сокрушительное поражение от герцога Камберлендского и Шотландия потеряла независимость, о чем товарки мисс Мак-Картри и напоминали ей довольно жестоко.
На сей раз судьбе было угодно именно 24 июня приготовить Иможен немало сюрпризов. Она декламировала очередное стихотворение Бернса, как вдруг в кабинет вошел мистер Арчтафт.
— Прошу прощения, что прерываю ваш концерт, мисс Мак-Картри, — самоуверенно улыбаясь заявил он, — но могу с удовольствием сообщить вам, что сэр Дэвид Вулиш был бы весьма польщен, если бы вы согласились нанести ему визит… и немедленно!
Большой Босс! Служащие бюро ощутили дуновение ледяного ветра, и даже шотландка немного растерялась. Она побледнела, потом залилась краской и пробормотала что-то неопределенное. Мистер Арчтафт ликовал.
— Могу я сообщить сэру Дэвиду Вулишу, что, невзирая на священную дату — двадцать четвертое июня, шотландка согласна подчиниться требованию англичанина, или должен сказать ему, что в память о Баннокберне вы откладываете встречу на потом?
— Пойду… пойду…
— Сэр Дэвид сказал «немедленно», мисс Мак-Картри! Уж простите за напоминание…
И, весьма довольный собой, мистер Арчтафт вернулся в то помещение, которое Иможен называла его логовом. Как только за начальником бюро закрылась дверь, машинистки начали обсуждать событие. Ни у кого, включая главное заинтересованное лицо, не оставалось сомнений, что мисс Мак-Картри из-за ссоры с Арчтафтом и Масберри выгонят с работы, и коллеги уже начали ее жалеть. Нэнси Нэнкетт расцеловала Иможен и шепнула на ухо:
— Крепитесь, Иможен! Если вас уволят, мы все вместе пойдем к сэру Дэвиду Вулишу…
Дружеское участие вернуло мисс Мак-Картри твердость духа. Нет, никто не сможет сказать, что 24 июня она выказала растерянность англичанкам, даже если те питают к ней самые добрые чувства. Пусть даже придется уйти из Адмиралтейства — Иможен не спасует перед сэром Дэвидом Вулишем. В конце концов, невзирая на высокое положение, он всего-навсего англичанин! Уходя, мисс Мак-Картри навела на столе порядок и собрала вещи на случай, если понадобится сразу уйти, потом гордо выпрямилась.
— Должно быть, у сэра Дэвида Вулиша возникли серьезные проблемы и он полагает, что только шотландка способна вывести его из затруднительного положения! — заявила Иможен. — Что ж, поспешу на помощь!
Но девушки были слишком взволнованы, и никто не рассмеялся над шуткой мисс Мак-Картри. Когда она ушла, общее мнение выразила Дженис Левис:
— Иможен — молодчина, и, если она потеряет работу по милости Арчтафта, я больше никогда в жизни не стану разговаривать с этим господином!
Все знали, что Дженис — девушка с характером, а потому сочли (хотя никто ничего не сказал вслух), что начальник бюро, сам того не подозревая, утратил всякую надежду жениться на мисс Левис.
Оказавшись одна в холле, у лестницы, ведущей в кабинет сэра Дэвида Вулиша, Иможен почувствовала, как ее напускное самообладание тает. Шотландка могла сколько угодно хорохориться, но в глубине души понимала, что в присутствии Большого Босса, которого еще ни разу не видела, наверняка оцепенеет от страха. И потом, что она могла ответить на обвинения? Она и в самом деле нарушила дисциплину и потому заслуживала наказания. Мисс Мак-Картри надеялась лишь, что последнее не скажется коротким и ясным приказом навсегда покинуть Адмиралтейство. Наконец слегка дрожащая Иможен предстала перед секретаршей сэра Дэвида. Та встретила ее весьма любезно.
— А, мисс Мак-Картри! Сэр Дэвид Вулиш вас и в самом деле уже ждет. Я сейчас предупрежу его, что вы здесь.
Иможен не посмела сесть. Секретарша почти сразу вернулась.
— Прошу вас, мисс Мак-Картри, идите за мной.
Иможен вспомнила, с каким мужеством шла на эшафот Мария Стюарт. Этот благородный пример так вдохновил шотландку, что она вошла в кабинет Большого Босса почти твердым шагом.
— Счастлив вас видеть, мисс Мак-Картри… Садитесь, пожалуйста.
Слегка ошарашенная столь любезным приемом, Иможен опустилась в кресло.
— Я очень много слышал о вас, мисс Мак-Картри…
«Вот оно, начинается!» — подумала Иможен.
— …и в частности, что вы родились в Каллендере, в очаровательном графстве Перт, что ваш отец был офицером в войсках Ее Величества и что вы очень гордитесь своим шотландским происхождением. Что ж, я вас вполне одобряю.
Иможен все меньше понимала, что происходит.
— Однако не всем же дано быть шотландцами, мисс Мак-Картри, и вам бы не следовало досадовать на тех, кто не имеет такого счастья. Господа Масберри и Арчтафт не виноваты, что родились в Англии и Уэльсе… Не сомневаюсь, что, будь у них выбор, они… а впрочем, и я сам… Но некоторые вещи никак нельзя изменить, не так ли?
Иможен раздумывала, уж не издевается ли над ней, случайно, сэр Дэвид Вулиш.
— Мистер Масберри долго говорил мне о вас. И даже представил рапорт. Он отдает должное вашим профессиональным качествам, но не вполне удовлетворен… как бы это сказать?.. вашим характером. По-видимому, вам особенно тяжело подчиняться дисциплине, когда ее пытается поддерживать не шотландец. Уж простите нас великодушно, мисс Мак-Картри, но Адмиралтейство не может брать на службу исключительно выходцев из Горной Страны, иначе нас упрекнут в предвзятости и начнется масса осложнений.
Теперь Иможен больше не сомневалась, что ее жестоко высмеивают, и на глазах у нее выступили слезы.
— Однако, поскольку я испытываю особое почтение к шотландцам, поскольку ваш отец был человеком долга, храбро сражавшимся за Корону, я верю в вас, мисс Мак-Картри. Именно это обстоятельство и побудило меня вызвать вас, ибо мне очень нужна помощь.
Иможен рот открыла от удивления, но, думая, что ослышалась, не проронила ни слова.
— Не только я, но и все Соединенное Королевство просит Шотландию, в вашем лице, поспешить на выручку. Ее всемилостивейшее Величество еще слишком молода, мисс Мак-Картри, и мы должны всеми силами постараться помочь ей нести столь тяжкое бремя. Вы согласны со мной, мисс Мак-Картри?
— Да… да, конечно, сэр…
— Я не сомневался, что могу рассчитывать на вас. А кроме того, королева-мать — шотландка… Знаете, мисс Мак-Картри, я все больше радуюсь, что не послушал мистера Масберри и не стал воспринимать его рапорт трагически… Иногда бывают совершенно несовместимые характеры… Я еще подумаю и, в случае необходимости, по возвращении переведу вас в другой отдел.
— По возвращении? Я… вы на время… отстраняете меня от работы?
— Ничего подобного, мисс, вас не отстраняют, а направляют с довольно необычной и весьма секретной миссией.
Иможен показалось, будто она грезит наяву.
— Я возглавляю Разведывательное управление, мисс Мак-Картри, и основная моя забота — бороться со шпионажем… Если вы согласитесь, я на неделю включу вас в число своих самых доверенных агентов.
Сердце у Иможен отчаянно застучало. В мгновение ока в памяти промелькнули все прочитанные ею книги о беспощадных схватках агентов секретных служб. Подумав о прекрасных шпионках, мисс Мак-Картри гордо выпрямилась.
— Сэр, я готова умереть за Корону!
— Благодарение Богу, так много я от вас не требую!
Сэр Дэвид вынул из ящика большой конверт, помеченный «Т-34», и показал Иможен.
— Это планы нового реактивного самолета «Кэмпбелл-семьсот семьдесят семь». Их надо тайно переправить одному моему другу. А он, изучив их на месте, сообщит, сколько времени, по его мнению, потребуется для создания опытного образца.
— И только-то? — вырвалось у разочарованной Иможен.
— Боюсь, вы еще не оценили по-настоящему трудностей этой задачи, мисс… За планами охотятся многие иностранные державы, так что, возможно, их попытаются у вас похитить… И, не стану скрывать, к вам могут применить очень… жесткие меры.
— Я еще никогда в жизни не трусила!
Иможен чуть не добавила: «Разве что совсем недавно, у двери вашего кабинета».
— Не сомневаюсь. Именно поэтому я и убежден, что вы — как раз тот человек, который мне нужен. Стало быть, вы отвезете документы и передадите их непосредственно сэру Генри Уордлоу. Он живет в…
Большой Босс немного помолчал, желая насладиться эффектом.
— …в Каллендере!
— У меня на родине!
— Да, у вас, мисс Мак-Картри. Он на три месяца снял небольшой домик — «Торфяники».
— Я его знаю.
— Вот и прекрасно. Завтра вечером вы сядете на поезд, который уходит ровно в девятнадцать часов. Желаю удачи, мисс Мак-Картри.
— Спасибо, сэр…
— Разумеется, завтра вы можете не приходить на работу — надо же собрать чемодан. Я прикажу доставить бумаги к вам на дом. Чем позже они окажутся у вас — тем лучше для вашей безопасности. До свидания, мисс Мак-Картри.
Когда Иможен снова вернулась в бюро, Дженис Левис, сама не зная почему, вспомнила картину, которой однажды любовалась в одной французской церкви — жители Орлеана встречают свою освободительницу Жанну д'Арк. Казалось, мисс Мак-Картри не идет, а парит в нескольких сантиметрах над землей, словно ее осенило вдохновение свыше. Преображение так явственно бросалось в глаза, что Нэнси не выдержала.
— Ну, Иможен, все оказалось не так уж страшно? — спросила она.
— Мы с сэром Дэвидом отлично поняли друг друга.
Девушки слегка опешили.
— Он вас, часом, не пригласил на обед? — кисло-сладким тоном осведомилась Филлис Стюарт.
— Нет, мисс Стюарт, нет, обедать он меня не пригласил. Зато сказал, что весьма ценит мою работу и попросил выполнить одно дело… особого свойства.
— Разве у Большого Босса больше нет секретарши? — спросила Мэри Блэйзер.
— Да, мисс Блэйзер, у сэра Дэвида по-прежнему есть секретарша, но бывает… гм… работа, которую не доверишь простым служащим!
— Но вам — вполне можно, да? — вкрадчиво заметила Олимпа Фарайт.
— Совершенно верно, мисс Фарайт, мне, с вашего позволения, можно!
— Уверяю вас, мне глубоко безразлично, возьмете вы дополнительную работу или нет! Сидите за машинкой хоть круглые сутки! Но что вас так рассмешило, мисс Мак-Картри?
— Да просто, дорогая моя, если бы вы могли угадать, о чем речь, сразу увидели бы, сколь мелочно и смехотворно ваше замечание насчет дополнительных часов.
Мисс Фарайт такая отповедь возмутила, и обе дамы начали ссориться так громко, что на шум снова выскочил Анорин Арчтафт, обуреваемый похвальным намерением восстановить тишину и порядок.
— А! Я бы очень удивился, не увидев вас здесь, мисс Мак-Картри. Стоит вам появиться в бюро — и начинается балаган!
— Вы не могли бы разговаривать со мной другим тоном, мистер Арчтафт?
— Что?
— Вы знаете, с кем говорите?
— С проклятой шотландкой, которая уже надоела мне сверх всякой меры!
— От души советую вам обращаться со мной повежливее, чертов валлиец! Слишком много вы о себе возомнили, ничтожество вы этакое, а сами даже не пользуетесь доверием начальства!
Арчтафт так задохнулся от бешенства, что на мгновение испугался, как бы его не хватил удар. Парализованный возмущением мозг отказывался работать. Наконец Анорин предпринял отчаянную попытку снова завладеть положением:
— Что вы сказали? Что вы посмели сказать?
— Правду!
— Значит, по-вашему, начальство мне не доверяет?
— Я убеждена в этом, мистер Арчтафт, и позволю себе добавить, что полностью разделяю недоверие руководства!
— Мисс Мак-Картри, вы отдаете себе отчет, что оскорбляете меня?
— Понимайте как хотите, но могу заметить только одно: вам сэр Дэвид Вулиш ни за что не доверил бы секретную миссию!
— В отличие от вас, быть может?
— Не исключено!
Наступила такая тишина, что все отчетливо слышали, как секундная стрелка передвигается по циферблату. Начальник бюро вдруг резко изменил тон.
— Мисс Мак-Картри, как вы смотрите на то, чтобы сходить на первый этаж, к дежурному врачу? — мягко спросил он.
— К врачу? С какой стати?
— Пусть он вас посмотрит, дорогая. По-моему, вы бредите, и я боюсь, что это начало мегаломании[11]…
— Вы, вероятно, думаете, это очень остроумно? Правда, в вашей стране дикарей не слишком привередливы… Но вы рискуете жестоко пожалеть о своих словах, мистер Арчтафт, ибо недалек тот день, когда я, быть может, умру за Корону!
— Выполняя опасную миссию, насколько я понимаю?
— А почему бы и нет?
— Послушайте, мисс Мак-Картри, а почему бы в ожидании часа, когда вы падете смертью храбрых на службе Ее всемилостивейшему Величеству, вам не заняться той скромной и, согласен, совершенно недостойной ваших выдающихся способностей работой, за которую вам платят деньги? Надеюсь, вы не сочтете мою просьбу чрезмерной?
Иможен уселась за машинку, громко выражая свое мнение о невосполнимых потерях, понесенных Соединенным Королевством во время войны, ибо самые печальные последствия обнаруживаются только теперь, когда бездари и тупицы занимают совершенно не подходящие им должности.
Оставив подопечных работать, Анорин Арчтафт поспешил к Джону Масберри рассказать о происшедшем и поделиться опасениями насчет умственного состояния мисс Мак-Картри. Сообщение так поразило Масберри, что он бросился прямиком к сэру Дэвиду Вулишу. Нарушение протокола со стороны столь корректного человека несколько удивило последнего.
— Ну, Джон, что стряслось? — спросил он.
— Опять мисс Мак-Картри, сэр.
— Но она только что вышла от меня и, честно говоря, очень мне понравилась.
— Позвольте сказать, сэр, что, будь она в вашем непосредственном подчинении, вы бы очень скоро изменили мнение. И, если уж говорить совсем откровенно, мы с мистером Арчтафтом всерьез опасаемся, что мисс Мак-Картри страдает умственным расстройством.
— О!
— Во-первых, ее всегдашнее возбуждение не вполне нормально. Страсть к Шотландии и презрение к англичанам и прочим жителям нашей страны весьма напоминает навязчивую идею. А теперь эта особа еще и хвастается, будто вы поручили ей секретную миссию, где она рискует жизнью.
— Но это правда, Джон…
— Простите?
— Я поручил мисс Мак-Картри отвезти сэру Генри Уордлоу, который сейчас отдыхает в Каллендере, планы мотора «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь», чтобы он как можно скорее высказал нам свое мнение.
— Но… но… сэр, ведь «Кэпмбелл-семьсот семьдесят семь» — сверхсекретный самолет!
— Вы говорите это мне, Джон!
— И вы… вы доверили бумаги Иможен Мак-Картри?
— Я думаю, она будет на высоте.
— Но разве вы не слышали, что я только что рассказывал, сэр? Эта сумасшедшая рассказывает о тайной миссии всем и каждому!
— Вы ей поверили?
— Нет, но раз вы…
Большой Босс перебил его:
— Арчтафт поверил?
— Конечно, нет!
— И, я полагаю, коллеги по бюро — тоже?
— Естественно.
— В таком случае, Джон, мой план, по-видимому, вполне удался. Поскольку те, кто хорошо знает мисс Мак-Картри, даже мысли не допускают, что она говорит правду, почему вы думаете, будто иностранные агенты, которых так интересуют планы мотора «Кэмпбелла», станут рассуждать иначе, чем вы и все, кто так или этак сталкивался с шотландкой? Успокойтесь, Джон, я не сомневаюсь, что мисс Мак-Картри великолепно справится с задачей и отвезет бумаги сэру Генри Уордлоу скорее, чем лучший из наших агентов, каждый шаг которого будет привлекать внимание. Пусть Иможен продолжает болтать как сорока, но Арчтафту скажите, что все это сказка и мы с вами решили на несколько дней поместить мисс Мак-Картри в клинику.
— Хорошо, сэр… но позволю себе заметить, что не разделяю вашего оптимизма.
— Не стоит беспокоиться, Джон. Все пройдет как по маслу.
Мисс Мак-Картри чудесно провела вечер, собирая чемодан. Шотландке казалось, будто она переживает одно из тех удивительных приключений, которые так потрясали ее на экране. Перед сном Иможен дольше обычного стояла перед отцовской фотографией.
— Надеюсь, вы одобрите мой поступок, папа? — спросила она. — Нельзя же оставить англичан без помощи — ведь сами они ни на что не годятся!
А портрет Роберта Брюса вдруг стал ближе и роднее — Иможен теперь тоже вступала в клан героев.
Наутро, едва пробудившись, шотландка, как того требовал привычный ритуал, сразу же выглянула в окно. Правда, на сей раз она оглядела не только небо, но и улицу и с некоторым разочарованием обнаружила, что ни одна темная тень не юркнула в подворотню. Меж тем созданная ею вчера атмосфера героической борьбы нуждалась в более существенной опоре, чем воображение. Разочарованная тем, что, по-видимому, вражеские агенты не так уж интересуются ее особой, Иможен утешалась мыслью, что шпионы не особенно любят попадаться на глаза. Отныне она должна опасаться всех и каждого. Самая обыденная и даже привычная внешность может скрывать безжалостного врага. Прежде чем идти в ванную, Иможен поклялась себе все время держаться настороже.
Дабы избежать возможных ловушек, мисс Мак-Картри решила сидеть дома, пока не настанет пора ехать на вокзал. Около полудня Иможен достала из шкафа в прихожей пальто, собираясь его погладить. Неожиданно ей показалось, что по лестничной площадке кто-то осторожно крадется. Повинуясь лишь собственному бесстрашию, мисс Мак-Картри широко распахнула дверь и оказалась нос к носу с довольно странным типом. Высокий и толстый незнакомец с невероятно смешными усами смахивал на огромного тюленя. Неожиданное появление Иможен, очевидно, так удивило мужчину, что его и без того слегка выпученные голубые глаза совсем вылезли от орбит.
— Вы кого-нибудь ищете? — сразу перешла в наступление мисс Мак-Картри.
Тот вконец смутился, словно его застали врасплох.
— Да… нет… то есть ищу… мисс Дэвидсон…
Иможен презрительно хмыкнула.
— В этом доме нет и никогда не было никакой мисс Дэвидсон!
— А… В таком случае, я, должно быть, ошибся…
— Я тоже так думаю!
И, отступив обратно в квартиру, мисс Мак-Картри захлопнула дверь перед самым носом мужчины с тюленьими усами. Только вернувшись на кухню готовить соус к остаткам позавчерашнего хаггиса, шотландка сообразила, что вела себя очень неосторожно. А ну как тот тип вцепился бы ей в горло? От удивления Иможен не могла бы даже сопротивляться! Чем больше она обдумывала происшествие, тем менее естественным казалось ей появление на лестничной площадке незнакомца и тем неправдоподобнее выглядел выдуманный им предлог. И мисс Мак-Картри пообещала себе впредь не действовать так необдуманно. В конце концов, это важно как для ее собственной безопасности, так и для выполнения миссии. Сэр Дэвид Вулиш предупредил, что враги могут покушаться на ее жизнь. А его слова нельзя не принять к сведению. Придя к такому выводу, Иможен без колебаний направилась к чуланчику, куда почти никогда не заглядывала, и, подставив лестницу, открыла ящик на самом верху, стоящий там с тех далеких времен, когда мисс Мак-Картри приехала в Лондон. Из офицерского сундучка она достала тщательно запакованный сверток и стала спускаться вниз так осторожно, словно держала в руках необычайно хрупкую вещь. На самом деле это был револьвер ее деда, привезенный им из Трансвааля, где он сражался с бурами. Размеры этого оружия производили сильное впечатление, а вес вполне позволял использовать его как дубинку. Что до стрельбы… разве что поставить на лафет и приделать колеса, иначе трудно даже вообразить, какой выдающейся силой надо обладать для подобного подвига. Дочь и внучка солдата, Иможен научилась от папы-капитана (который, маясь от скуки, иногда воображал, будто дочь — новобранец, и учил ее премудростям военной науки) искусству разбирать и собирать этот музейный экспонат. В свое время она достигла большого мастерства. Шотландка освежила в памяти прежние уроки и очень быстро убедилась, что ничего не забыла. Тщательно почистив револьвер, она, не колеблясь, сняла предохранитель, дабы достойно подготовиться к любым неожиданностям. Однако, взглянув на гигантские пули в барабане, мисс Мак-Картри невольно содрогнулась.
Около четырех часов пополудни в дверь осторожно позвонили. Слишком осторожно, по мнению Иможен! Интуиция подсказывала, что гость не хочет привлекать внимание соседей. Быть может, это второе покушение врага? Прежде чем открыть дверь, шотландка снова выглянула в окно — не стоит ли у крыльца традиционный черный лимузин, на котором ее собираются увезти, после того как похитят? Не заметив ничего похожего, она все-таки взяла огромный револьвер и, крепко сжимая его в руке, открыла дверь. На площадке стоял похожий на коммивояжера молодой человек с большим пакетом в руке. Пакет напоминал те, что обычно доставляют из кондитерской. При виде направленного на него револьвера молодой человек побледнел, потом покраснел и снова побледнел, и только обостренное чувство долга помешало ему задать стрекача.
— Ми… мисс… Мак… Картри?
— Да.
— Де… держите… это… вам!
Он сунул Иможен пакет и, не дожидаясь чаевых, бросился прочь. Мисс Мак-Картри слегка смутилась, но, будучи настоящей шотландкой, поздравила себя с тем, что, по крайней мере, сэкономила таким образом шесть пенсов. Сначала она внимательно оглядела пакет со всех сторон. Кто мог послать ей пирожные? И сразу же в голове мелькнула мысль о Нэнси Нэнкетт, проявившей вчера столько дружеского участия. Иможен развязала веревку, сняла бумагу и тут же чуть не вскрикнула от удивления: под двойным рядом песочных пирожных, зажатый меж двух картонок, виднелся знаменитый конверт, виденный ею вчера у сэра Дэвида Вулиша. Мисс Мак-Картри осторожно вытащила его и узнала пометку «Т-34». Значит, внутри действительно были планы «Кэмпбелла-777»! Иможен восхитилась изобретательностью секретных служб и с этого момента окончательно уверовала в грядущие приключения.
Около пяти часов, не в силах более терпеть одиночество, Иможен позвонила Нэнси в бюро и, сославшись на то, что хочет сообщить важную новость, попросила заехать. Как только девушка переступила порог, мисс Мак-Картри поведала ей о своем отъезде, извинившись, что не может сказать ни куда едет, ни зачем.
— Знайте лишь, дорогая Нэнси, что меня, вероятно, ждут величайшие опасности.
— Опасности?
— Не забывайте, дорогая моя, что мы работаем в Разведывательном управлении Адмиралтейства!
— Скромными машинистками-стенографистками…
— Любому из самых скромных служащих могут поручить и более ответственное дело… Постарайтесь понять с полуслова, поскольку я обещала хранить тайну…
— Иможен, вы меня пугаете!
— Не стоит бояться! Но… в случае, если я не… не вернусь… я хочу, чтобы вы знали: все, что есть в этой квартире, я оставляю вам… Распоряжайтесь моим хозяйством по своему усмотрению… Однако хочу поручить вашему особому вниманию вот этот портрет Роберта Брюса…
— Прекратите, Иможен, или я сейчас расплачусь и обе мы будем выглядеть ужасно глупо! Впрочем, я убеждена, что вы сильно преувеличиваете и через несколько дней вернетесь к нам из этой таинственной поездки в самом добром здравии…
— Да услышит вас Бог, моя дорогая Нэнси!
В улыбке мисс Мак-Картри проглядывала скорбная решимость, свойственная тем, кто «знает тайну», но не может ее открыть, а потому уже как бы не принадлежит этому миру. Пока мисс Нэнкетт готовила чай, Иможен сунула конверт в чемодан и спрятала среди белья, потом положила револьвер в сумочку, которую всегда носила на руке, а фотографию отца — в дорожный несессер. В шесть часов шотландка распрощалась с Нэнси, попросив проследить, чтобы ее непременно похоронили в Каллендере, рядом с папой. В четверть седьмого готовая к путешествию мисс Мак-Картри подхватила багаж и в последний раз оглядела комнату, где она прожила столько лет. При мысли о том, что, возможно, она уже никогда больше сюда не вернется, к горлу шотландки подступил комок. Героини тоже имеют право на человеческие слабости, в том, разумеется, случае, если они их превозмогают. Иможен так и поступила и, закрыв за собой дверь, твердым шагом двинулась навстречу судьбе.
Прежде чем выйти из подъезда, мисс Мак-Картри поставила чемодан на землю и, прижавшись к стене, осторожно осмотрелась — не караулит ли кто на улице. Миссис Хорнер, наблюдавшая за ней сквозь щелочку в занавеске, нервно вздрогнула. Не будь она в ссоре с шотландкой, непременно спросила бы о причинах столь странного поведения. Сгорая от любопытства, домовладелица забыла обо всех обидах, так ей хотелось узнать правду, но, к счастью для ее самолюбия, жиличка успела исчезнуть прежде, чем она решилась на унизительный для себя поступок.
На Олд Черч-стрит Иможен остановила первое попавшееся такси и приказала шоферу ехать на Пэддингтонский вокзал, причем крикнула так громко, что бедняга подскочил и стал уверять, что он вовсе не глухой. Мисс Мак-Картри пожала плечами. Не могла же она объяснить, что это лишь ловкий маневр с целью обмануть противника, если таковой прячется где-то поблизости! По дороге Иможен несколько раз оборачивалась, пытаясь угадать, не следят ли за ней, но в таком море машин пойди разбери, едет ли какая-нибудь именно за ее такси! На Пэддингтонском вокзале мисс Мак-Картри смешалась с толпой пассажиров, сновавших по огромному холлу, и через боковой выход выскользнула на Хэмпстед-роуд. Там она снова села в такси и отправилась на вокзал Виктории. Времени добраться до Черринг Кросс уже не хватало, и шотландка решила доехать до Юстона и там сесть на поезд в Эдинбург. Поручив носильщику взять билет, Иможен вместе с группой туристов незаметно вышла на платформу. Она выбрала вагон почти в середине поезда и купе — в середине вагона, а потом позаботилась сесть поближе к кнопке сигнала тревоги. Теперь она полагала, что ничего не оставила на волю случая, и стала спокойно наблюдать в окно за путешественниками, спешившими к поезду.
При мысли о том, что ни вон тот господин, ни та дама, да и вообще никто даже не подозревает, что она агент Икс Разведывательного управления и, возможно, везет в чемоданчике судьбу всего мира, Иможен охватывала необычайная гордость. И мисс Мак-Картри с состраданием думала о пребывающих в полном неведении соотечественниках, и с невыразимым восторгом — о себе самой, причем оба чувства вытекали одно из другого. Шотландка совсем было ушла в приятные грезы, как вдруг ее проняла дрожь. Она заметила странную фигуру, прячущуюся в толпе родственников и друзей, провожавших поезд! Иможен почти не сомневалась, что узнала человека, который так упорно старался не привлекать внимание. Слишком много усилий — вот и добился противоположного результата! Впрочем, тот тип мгновенно исчез, и шотландка с тревогой подумала, уж не сел ли он в поезд. В глубине, в самой-самой глубине сердца Иможен, хотя сама она ни за что на свете в этом бы не призналась, мелькнула легкая тень, происхождение которой мисс Мак-Картри и сама не смогла определить, поскольку до сих пор еще не успела как следует познакомиться со страхом. Ей хотелось, чтобы купе осталось пустым, — тогда ночью можно было бы лечь и устроиться поудобнее, но мысль об одиночестве слегка пугала. Что ж, ради служения Короне можно провести и бессонную ночь! Завтра днем, добравшись до родного дома в Каллендере, она успеет отоспаться.
Поезд уже почти тронулся, когда на перроне вдруг появилось довольно забавное трио. Трое мужчин, обвешанных самыми разнообразными приспособлениями для рыбной ловли. Они едва успели вскочить в первый попавшийся вагон (а это оказался как раз вагон мисс Мак-Картри), когда состав тронулся. Точнее, это произошло в ту самую минуту, когда младший член симпатичного трио оторвал ногу от платформы. Иможен слышала, как они идут по коридору, весело смеясь и радуясь, что не упустили поезд. Увидев сидящую в одиночестве шотландку, самый старший член компании спросил разрешения устроиться рядом, если, конечно, они ей не помешают. Забросив багаж в сетки, они снова поинтересовались у Иможен, не раздражает ли ее табачный дым, и, получив разрешение, закурили. По веселому, оживленному разговору мисс Мак-Картри догадалась, что это горожане, решившие провести отпуск на лоне природы. Еще она вроде бы уловила легкий шотландский акцент, но, зная за собой склонность принимать за шотландца всякого мало-мальски симпатичного человека, решила не делать скоропалительных выводов. Так прошло минут сорок, и они уже миновали Тринг, когда старший из мужчин предложил друзьям выпить по глотку доброго шотландского виски. Младший, молодой человек очень приятной наружности, как показалось Иможен, поглядывавший на нее с некоторой симпатией, заявил, что с удовольствием промочит горло, потому что эти проклятые английские поезда всегда ужасно действуют ему на нервы. Третий, довольно тучный господин среднего возраста, одернул молодого человека:
— Вам следовало бы придержать язык, Аллан! Если мисс — англичанка, ваши слова могли ее обидеть…
Тот, кого назвали Алланом, тут же повернулся к нашей путешественнице, прося прощения, если его слова задели ее национальную гордость. В ответ мисс Мак-Картри с удовольствием сообщила, что она не только шотландка, но и принадлежит к древнему клану Мак-Грегоров. Старший из мужчин сразу вскочил на ноги.
— Встаньте, господа! — обратился он к спутникам. — Мы не можем сидеть в присутствии одной из Мак-Грегоров, иначе как с ее позволения!
Глядя, как перед ней почтительно вытянулись трое мужчин, Иможен переживала едва ли не лучшие минуты в своей жизни. Вот эти господа по-настоящему умеют себя вести! Будь здесь Анорин Арчтафт и Джон Масберри, они получили бы хороший урок! Мисс Мак-Картри с самым любезным видом предложила шотландцам сесть, но они непременно пожелали сначала представиться. Самый старший, Эндрю Линдсей, родился в Абердине, в Горной Шотландии, и вот уже сорок лет жил изгнанником в Лондоне, работая экспертом-топографом.
— А это, — указал он на толстяка, — Гован Росс, уроженец Пиблса, в Нижней Шотландии. Но теперь он тоже обитает в Лондоне и является уполномоченным фирмы «Айрэм и Джордж» в Сити. И, наконец, Аллан Каннингэм, наш проказник. Он, как и Росс, из Нижней Шотландии, только из Дамфриса, и занимается позорным ремеслом театрального агента в Сохо.
Иможен назвалась в свою очередь, но, решив оставаться начеку, сообщила, будто работает секретарем в экспортно-импорной фирме «Смит и Фрэйзер» в Блэкфрайарсе.
В Норсхэмптоне мисс Мак-Картри уже пила виски вместе со своими спутниками, а те радовались встрече с соотечественницей. Узнав, что Иможен родом из Каллендера, все трое завопили от восторга. Оказалось, именно туда они и направляются ловить рыбу в озерах Веннахар и Кэтрин. Что касается Аллана Каннингэма, то он хотел еще побродить по Троссаксу в надежде встретить призрак Боб Роя, знаменитого разбойника. Не удержавшись от искушения, мисс Мак-Картри поведала, что состоит в родстве с Мак-Грегорами именно через Боб Роя, чем вызвала новый всплеск энтузиазма, а во взгляде Аллана она теперь явственно читала восхищение.
В Регби Иможен узнала, что все ее спутники — холостяки. Не то что б они были женоненавистниками, но до сих пор ни один из них не встретил подругу, о которой мечтал всю жизнь. Мисс Мак-Картри тоже сообщила, что живет в полном одиночестве, признав, что порой это довольно тяжко.
В Личфилде, жители которого, если верить доктору Джонсону, — самые вежливые люди во всей Англии, Иможен и ее новые друзья, взявшись за руки, пели старинную Троссакскую песню.
В Крю, во время довольно долгой остановки, спутники попросили Иможен сделать им честь и разделить с ними трапезу. Мисс Мак-Картри любезно согласилась — во-первых, жеманничать было бы, с ее точки зрения, весьма дурным тоном, а во-вторых, она проголодалась. Гован достал ветчину, Эндрю — пирог с яблоками, Аллан — пирожки с салом, купленные им накануне в Истбурне. Все эти припасы быстро исчезли под дружный смех и веселые шутки. Тем временем наступила ночь, и следовало подумать об отдыхе. Иможен пошла в туалет освежить лицо, но в коридоре испытала легкое потрясение — в дальнем конце опять маячила смутно знакомая фигура. Мисс Мак-Картри показалось, что при виде ее мужчина повернулся спиной и бросился прочь. Может, опасался, что его узнают? Иможен все еще не могла вспомнить, где она видела этого типа, но, в любом случае, хорошо, что рядом есть трое надежных шотландцев. Под их защитой она ничем не рискует и может спокойно отдохнуть.
Спутники постарались предоставить Иможен как можно больше места, и она устроилась очень удобно. Потом все пожелали друг другу спокойной ночи, и Линдсей погасил свет. События последних двадцати четырех часов сломили мисс Мак-Картри, и она мгновенно погрузилась в глубокий сон. Однако еще задолго до утра Иможен пришлось выйти из блаженного забытья, в коем она пребывала с самого Крю. Кто-то тихонько трогал ее плечо, вежливо и очень почтительно приговаривая:
— Мисс Мак-Картри, проснитесь… Проснитесь, мисс.
Иможен приоткрыла один глаз и увидела улыбающееся лицо Эндрю Линдсея. Двое его спутников вытаскивали из сеток багаж. Мисс Мак-Картри мигом вскочила.
— В чем дело?
— Мы подъезжаем к Эдинбургу, мисс, а там, как вы знаете, нам придется три часа ждать поезда на Каллендер. Надеюсь, в буфете найдутся места.
Это сказал Аллан, и вроде бы в его словах ничего особенного не было, но Иможен вдруг показалось, что они прозвучали необычайно тепло. Одна мисс Мак-Картри, вероятно, не рискнула бы зайти в станционный буфет, но с такими тремя спутниками она ничего не боялась. Шотландка села рядом с Алланом, и на суровом лице Эндрю Линдсея как будто мелькнула тень разочарования. Или ей просто померещилось? Все существо Иможен радостно затрепетало — впервые в жизни ее ревновал мужчина! Однако она отметила про себя, что Эндрю, единственный из троих друзей, несмотря на ранний час, выглядел вполне проснувшимся. Толстяк Гован то и дело клевал носом, а молодой Аллан все время зевал, каждый раз прося у спутницы прощения за такую слабость. Иможен охотно прощала.
Выпив чаю и проглотив несколько сдобных булочек с изюмом, путешественники стали сопротивляться одолевавшему их в этот уже не ночной, но еще не утренний час оцепенению. Иможен не желала поддаваться, опасаясь, что будет спать с открытым ртом и — кто знает? — возможно, храпеть. Первым не выдержал Гован. Голова его вдруг склонилась, и уже через несколько секунд мерное посапывание оповестило друзей, что толстяк больше не в состоянии поддерживать беседу. Линдсей улыбнулся мисс Мак-Картри, словно предлагая и ей немного подкрепиться сном. Сам он закурил.
— В старости уже почти не заботишься о таких вещах… Грустная привилегия! Я могу не спать несколько ночей подряд. Но вы, мисс Мак-Картри, можете без ложного стеснения немного отдохнуть. А я, подобно пастырю, буду охранять свое маленькое стадо…
Иможен воспользовалась разрешением и прикрыла глаза, слегка откинувшись на спинку скамьи, однако очень скоро почувствовала с левого бока какое-то давление и приоткрыла веки. Это Аллан во сне потерял равновесие и соскользнул в ее сторону. Происшествие взволновало шотландку до глубины души — никогда еще к ней не прижимался мужчина… Заметив, что Эндрю сидит к ним спиной, наблюдая за суетой пассажиров, мисс Мак-Картри тихонько приподняла плечо, чтобы молодой человек мог положить на него голову. Ей хотелось, чтобы рассвет никогда не наступал… Но даже самым лучшим мгновениям нашей жизни приходит конец. Услышав вопль репродуктора, Иможен подскочила.
«Пассажиры на Данблэйн, Каллендер, Лохрнхел, Льюб, Тиндрем, Дэлмеллу, Тэйнюлт, Обан приглашаются на посадку»!
Все четверо, не без труда расправив затекшие члены, поспешили к поезду. Ноги не гнулись, спина ныла, во рту стоял отвратительный привкус, какой всегда бывает после ночи, проведенной на вокзале, в табачном зловонии и угольной пыли. Прелести, свойственные отнюдь не только британским железным дорогам! Едва четверо друзей снова разложили багаж в сетках облюбованного ими вагона, мисс Мак-Картри выскользнула в туалет наводить красоту, несколько пострадавшую от ночных испытаний. Когда она вернулась, трое мужчин дружно воспели ее удивительно свежий вид, уверяя, что ни одна англичанка не в силах соперничать в этом плане с дочерью Горной Страны. Иможен усадили возле окна, причем каждый старался устроить ее поудобнее. Однако удовольствие мисс Мак-Картри очень скоро было жестоко отравлено. Поезд уже почти тронулся, как вдруг среди последних пассажиров, спешивших к их вагону, она снова заметила знакомый силуэт. Шотландка чуть не сказала об этом спутникам, но это наверняка испортило бы царившую в купе чудесную атмосферу, а кроме того, вынудило бы саму Иможен к преждевременным признаниям. Разум подсказывал, что лучше промолчать — в конце концов, не исключено, что она ошиблась.
Проезжая мимо Баннокберна, все умолкли, почтительно созерцая священное место, где шотландцы устроили англичанам столь выдающуюся взбучку. В Стирлинге, вспомнив обо всех царственных покойниках, некогда обитавших в знаменитом замке, мисс Мак-Картри благоговейно перекрестилась. В Каллендере, как всегда по возвращении на родину, Иможен снова почувствовала себя молодой. Забыв о привычных сдержанности и высокомерии, столь свойственных ей в Лондоне, мисс Мак-Картри громко приветствовала с детства знакомых людей, а те спешили разнести по всему городу весть, что дочь капитана Мак-Картри вернулась. Старый констебль Сэмюель Тайлер, наблюдавший у выхода за потоком пассажиров, отдал ей честь.
— А мы и не знали, мисс Мак-Картри, что путешествуем с такой знаменитостью! — заявил Эндрю Линдсей. — С каким почтением вас тут встречают!
Они посмеялись и расстались с самыми дружескими чувствами, договорившись еще встретиться. Иможен обещала непременно поужинать с ними в один из ближайших вечеров и быстрым шагом направилась домой — узнав о ее возвращении, миссис Розмери Элрой уже наверняка навела там порядок. Аллан Каннингэм и Гован Росс поехали в «Герб Анкастера», где заранее заказали комнаты, а любивший одиночество Эндрю Линдсей предпочел гостиницу «Черный лебедь» в Килмахоге, принадлежавшую Джефферсону Мак-Пантишу и его жене Эллисон. Отсюда Линдсей мог в считанные минуты добраться до озера Веннахар и насладиться упоительными радостями рыбной ловли.
Миссис Элрой, в свои почти семьдесят лет соглашавшаяся помогать лишь мисс Мак-Картри, чьи серьезность, сдержанность и вкус к холостой жизни весьма ценила, по-матерински расцеловала Иможен. Злые языки утверждали, будто Розмери соединяла с покойным капитаном индийской армии, плохо переносившим вдовство, не одна только преданная дружба, но в Шотландии, как, впрочем, и везде, сплетники злословят, а жизнь идет своим чередом.
Иможен с удовольствием вошла в свою комнату, где бронзовый бюстик Вальтера Скотта с трудом сохранял равновесие на хрупкой полочке, а напротив висел портрет Роберта Брюса, в изображении живописца XVII века гораздо больше напоминавшего Тамерлана, чем крепкого шотландца. Мисс Мак-Картри начала разбирать чемодан. Разложив белье на полках и развесив в шкафу платья, она отложила в сторону конверт, который должна была передать сэру Генри Уордлоу, а громадный револьвер, чтобы не пугать Розмери, спрятала на дне пустого чемодана, прикрыв старыми газетами. Когда миссис Элрой крикнула, что пора есть, Иможен, снова почувствовав себя прежней маленькой девочкой, послушно отправилась в столовую. За ленчем мисс Мак-Картри без умолку рассказывала старой экономке о Лондоне, на все лады высмеивая англичанок. Розмери, питавшая закоренелое отвращение ко всем иностранцам, получила огромное удовольствие. Накормив Иможен, старушка отправилась домой, обещав снова прийти завтра утром, а мисс Мак-Картри поднялась в спальню — прежде чем она приступит ко второй части возложенной на нее миссии, следовало хорошенько выспаться и отдохнуть.
Вечером мисс Мак-Картри проснулась, уже не чувствуя ни малейших признаков дорожной усталости, благодарно подумала о скрасивших путешествие спутниках, приняла холодную ванну и окончательно пришла в себя. Правда, при мысли о встрече с таинственным незнакомцем, скрывавшимся в Каллендере, сердце Иможен учащенно забилось, но все же она немного досадовала, что увлекательное приключение так быстро закончится. Шотландка тщательно подготовилась к встрече, желая произвести приятное впечатление, но не пытаясь, впрочем, строить из себя роковую женщину, и сунула за корсаж конверт с пометкой «Т-34».
Иможен вышла черным ходом на тропинку, ведущую к пертской дороге и петляющую среди садов. Внезапно она заметила какого-то мужчину. Тот стоял к ней спиной, по-видимому разглядывая дом. Сперва мисс Мак-Картри даже не подумала о незнакомце, которого видела уже дважды — в Лондоне и в Эдинбурге. Скорее всего — потому что, вернувшись на родину, уже не ожидала никаких неприятностей. Она твердым шагом приблизилась к незнакомцу.
— Вы кого-нибудь ищете, сэр?
Тот подскочил, как будто под ногами у него разорвалась бомба, и, обернувшись к Иможен, забормотал извинения. Но шотландка не слушала. Застыв от ужаса, она смотрела на незнакомца, в котором, теперь уже без всяких сомнений, наконец узнала человека, топтавшегося на лестничной площадке в Лондоне, мелькнувшего в коридоре поезда и спешившего к вагону в Эдинбурге. Да, это, бесспорно, голубоглазый тип с тюленьими усами! Значит, враги ее все-таки выследили! Огромным усилием воли Иможен взяла себя в руки и поспешно вернулась в дом. Ей надо было пройти всего несколько метров, но они показались ей самыми длинными в жизни, ибо мисс Мак-Картри в любую минуту ожидала удара — либо камнем по голове, либо ножом в спину. И она взмолилась духу Роберта Брюса, прося вдохнуть в нее мужество, чтобы не поддаться панике. Должно быть, великий шотландец услышал ее мольбы, потому что Иможен добралась до дома, не упав в обморок и не завопив от страха. И лишь дома, после того как задвинула засов, мисс Мак-Картри позволила себе поддаться минутной слабости. Однако и тут с помощью виски ей довольно быстро удалось восстановить равновесие.
Наверху, в спальне, вспомнив о недавних иллюзиях, Иможен грустно улыбнулась. По-видимому, враги Соединенного Королевства твердо решили помешать ей отнести пакет сэру Генри Уордлоу, и, быть может, на коротком отрезке пути, отделяющем от завершения миссии, ее поджидает смерть? На секунду мисс Мак-Картри захотелось позвонить в «Торфяники», но она подумала, что это было бы трусостью. Нет, Иможен Мак-Картри сама передаст письмо из рук в руки, как ей приказали, или падет жертвой долга! И по щеке Иможен невольно скатилась слеза. Умирать всегда грустно, даже за Корону… Во всяком случае, дочь капитана индийской армии поклялась дорого продать свою жизнь. Иможен снова вытащила из чемодана револьвер и, зарядив его, положила в сумочку. Тут-то она и заметила бумажку, сложенную вчетверо, как письмо. Как эта бумага попала в сумку? В полной растерянности шотландка развернула письмо, ожидая, что ей грозят смертью или, по крайней мере, предупреждают, однако, прочитав первые несколько строчек, Иможен застыла, широко открыв рот от удивления. Сердце у нее отчаянно билось.
«Дорогая мисс Мак-Картри.
Я знаю Вас всего несколько часов и тем не менее уверен, что Вы — та женщина, о которой я мечтал всю жизнь. Надеюсь, Вы простите мою смелость и поверите в искренность признания того, кто не решается подписать это письмо и будет терпеливо ждать вашего знака, чтобы открыться.
С нежностью и надеждой.
Ваш Неизвестный».
Впервые в жизни Иможен получила любовное письмо! Она была так потрясена, что разом забыла и о своей миссии, и о недавних страхах. Записку наверняка положили в сумочку ночью… Но кто ее автор? Эндрю Линдсей, Гован Росс или Аллан Каннингэм? Мисс Мак-Картри страстно хотелось, чтобы это оказался последний, но она не очень верила в такую возможность. По возрасту это, скорее, Эндрю Линдсей, так заботливо ухаживавший за ней во время путешествия. Или Гован Росс, чью сдержанность вполне можно объяснить смущением… Ведь пятидесятилетние холостяки так часто стесняются проявлений чувств, более свойственных влюбленным юнцам. Иможен подумала, что автор письма, очевидно, воображает, будто она заметила его влюбленность, иначе он не просил бы какого-нибудь знака… Как же, в таком случае, показать, что она ни о чем не догадывается? Надо вести себя очень осторожно, иначе может получиться недоразумение, очень обидное для ее самолюбия. В конце концов мисс Мак-Картри решила при следующей встрече повнимательнее приглядеться к своим троим спутникам. Тогда-то она и узнает, кто написал письмо. Радуясь, что ее все-таки поведут к алтарю, Иможен больше не испытывала никакого страха перед врагами. Она докажет неизвестному влюбленному, что достойна его любви. И, преисполнившись неукротимой отваги, шотландка в сгущающихся сумерках направилась к «Торфяникам», где ее ожидал сэр Генри Уордлоу.
«Торфяники» — небольшой приземистый домик. Со стороны, противоположной фасаду, крыша его почти касается земли. Мисс Мак-Картри хорошо помнила его прежних владельцев, Гиббонсов. Два года назад они уехали к замужней дочери в Чикаго. По дороге Иможен несколько раз оглядывалась, проверяя, нет ли погони, но предполагаемый агрессор, наверняка сообразив, с кем имеет дело, и не желая терпеть позорное поражение, не показывался. Иможен Мак-Картри не сдается без боя, а теперь, когда ее полюбили, она практически непобедима! Добравшись до калитки заброшенного сада «Торфяников», шотландка в последний раз огляделась вокруг. Как будто ни души… Для очистки совести Иможен на минуту задержала дыхание и прислушалась, но не услышала ничего, кроме шорохов ветра. Не будь она на задании, мисс Мак-Картри непременно постояла бы тут подольше, ибо в бормотании ветра ей чудились нежные слова, слова, которых они никогда в жизни не слышала и которые, оказывается, кто-то только и мечтает ей сказать… Убедившись, что теперь опасаться нечего, Иможен разрядила револьвер и надела предохранитель. Вероятно, лишь это и спасло жизнь сэру Генри Уордлоу, ибо в тот момент, когда гостья потянулась к шнурку колокольчика, ей на плечо легла чья-то рука. Шотландка тихонько вскрикнула и, резко обернувшись, навела на незнакомца револьвер. Курок несколько раз щелкнул вхолостую, и мисс Мак-Картри впервые в жизни смачно выругалась.
— Мисс Мак-Картри, я полагаю? — пробормотал слегка озадаченный сэр Генри Уордлоу.
— Да… да.
— Я — тот, кому вы должны кое-что передать. У нас назначена встреча…
— О, простите, что я чуть не…
— Не будем больше об этом… Пойдемте.
И, не ожидая ответа, сэр Генри скользнул в темноту. Иможен поспешила следом, боясь потерять его из виду. Друг за другом они пробрались среди кустов и, сама не заметив как, мисс Мак-Картри оказалась в уютной гостиной. В камине горели дрова, на столе стояли бутылка виски и два бокала. Гостья с облегчением перевела дух. Только что пережитые минуты позволяли с особой благодарностью оценить чувство полной безопасности, которое она испытывала рядом с сэром Генри. Хозяин дома предложил Иможен сесть.
— Я думаю, вам сейчас больше всего нужен добрый глоток виски, — заметил он.
Шотландка не стала спорить, и, пока сэр Генри наполнял бокалы, украдкой разглядывала его. Хозяин дома показался ей воплощением аристократизма. Высокий, стройный, с лицом аскета и серыми глазами… Кроме того, Иможен углядела в клетчатой ткани твидовой куртки основные цвета Мак-Грегоров. Пожалуй, больше всего сэр Генри напоминал фермера-джентльмена, привыкшего делить время между наукой и обработкой земли. На редкость приятный господин. Он с улыбкой поклонился шотландке:
— Выпейте, мисс, это вас взбодрит…
Оба молча выпили и опустили бокалы на стол.
— Боюсь, что для агента Разведывательного управления вы недостаточно хладнокровны, мисс Мак-Картри, — заметил хозяин.
Упрек вызвал на щеках Иможен краску смущения, но, быстро оправившись, она возразила:
— Узнав о моих приключениях, сэр, вы, несомненно, согласитесь, что у меня были некоторые основания для тревоги…
Шотландка подробно описала первое столкновение с голубоглазым типом на лестничной площадке, свои мимолетные наблюдения в Юстоне и Эдинбурге и, наконец, как всего несколько минут назад она обнаружила, что незнакомец топчется у ее дома. Сэр Генри задумчиво покачал головой:
— Ясно… и больше никто не пытался войти с вами в контакт?
— Никто, сэр. Впрочем, я путешествовала вместе с тремя соотечественниками, как и я, живущими в лондонском изгнании. Они решили провести отпуск в Каллендере. Всю дорогу мы не расставались ни на минуту, и я чувствовала себя в полной безопасности.
— А кто эти господа?
— Эндрю Линдсей, топограф, Гован Росс, коммерсант, и Аллан Каннингэм, театральный агент.
— Что ж, мисс Мак-Картри, теперь, когда мы познакомились, я думаю, вы можете передать мне пакет от сэра Дэвида Вулиша.
Иможен скромно удалилась в другой конец комнаты, вытащила конверт и, снова застегнувшись, подошла к сэру Генри. Протягивая хозяину дома бумаги, шотландка гордо улыбнулась с сознанием достойно выполненного долга. Уордлоу взял нож для бумаги и разрезал конверт. Быстро проглядев листки, он снова повернулся к Иможен.
— Я с сожалением вынужден сообщить вам, мисс Мак-Картри, — холодно заявил он, — что, вопреки вашим предположениям, тот голубоглазый тип или кто-то другой добился своей цели… Взгляните!
Потрясенной Иможен пришлось признать очевидный факт. В конверте лежали чистые листки бумаги.
— Это… не… невозможно… — пробормотала она.
— Увы, мисс Мак-Картри… вы совсем не представляете, когда именно бумаги могли подменить?
— Нет… но ведь конверт — тот же самый, правда?
— Или, по крайней мере, точно такой же.
Иможен вскочила.
— Но вы прикажете арестовать этого человека, правда? Каллендер не так уж велик! Его очень скоро найдут! — гневно воскликнула она.
— Если только он еще не уехал… Успокойтесь, мисс Мак-Картри. Не забывайте, что Разведывательное управление никогда не вмешивает в свои дела полицию… Кроме того, у меня нет полномочий требовать чьего бы то ни было ареста. На что я мог бы сослаться, не выдав вашей тайны? Не говоря о том, что человек, о котором вы мне рассказали, несомненно, гражданин иностранной державы. Представляете, к каким осложнениям могут привести слишком поспешные действия?
— Но как же быть?
— Мисс Мак-Картри, тот, кто согласился работать с нами, должен проявить смекалку и ловкость и самостоятельно завершить доверенную ему миссию. Стало быть, вам предстоит как можно скорее любыми средствами вернуть документ.
— Вы сказали, любыми средствами, сэр?
— Да, мисс, любыми.
Вне себя от унижения и ярости, Иможен возвращалась домой, мечтая только об одном, остаться с голубоглазым наедине в запертой комнате. Уж она вытянула бы из него все жилы, но выяснила, куда этот мерзавец спрятал документы! Однако пока шотландке было не на кого рассчитывать, и чувствовала она себя совершенно беспомощной. Вдруг Иможен вспомнила о своих попутчиках, и ее охватила великая надежда. Один из этих славных ребят любит ее и уж наверняка не откажется помочь! Вместе они рискнут жизнью для спасения Короны и чести самой Иможен. Вот поистине обручение, достойное праправнучки Боб Роя!
Поскольку сон к ней никак не шел, мисс Мак-Картри решила написать письмо Нэнси и хотя бы полунамеками рассказать обо всех своих горестях и надеждах. Накинув халат и подвязав рыжие волосы зеленой ленточкой, Иможен села за стол и принялась за работу.
«Дорогая моя Нэнси,
Представьте себе, я обесчещена. Другой бы я в этом не призналась, но Вы — моя подруга, поэтому я уверена, что Вы разделите мой стыд и пожалеете меня. У меня украли нечто такое, о чем я не могла Вам сказать. Должна также признаться, что кое-кто в меня влюблен и даже написал любовное письмо. Не сомневаюсь, что у него серьезные намерения. Так что не удивляйтесь, дорогая Нэнси, если при следующей встрече Вы увидите меня замужней дамой… Правда, я пока не знаю имени своего воздыхателя, а следовательно, не могу Вам его сообщить. Но захочет ли он жениться на опозоренной женщине? Меня до смерти пугает такая огромная ответственность… Хоть королева и англичанка, я не могу ее предать, даже невольно. Кто знает, какие беды обрушатся на Соединенное Королевство только из-за того, что я не сумела принять достаточных мер предосторожности? Нэнси, я глубоко несчастна и хотела бы умереть, удерживает только мысль о человеке, который меня тайно любит. Как мне Вас не хватает! До свидания, дорогая Нэнси, помолитесь за свою подругу и попросите Небо вернуть ей честь, позволив разыскать то, что она потеряла. Обнимаю Вас.
Иможен Мак-Картри».
В Лондоне перепуганная этим письмом Нэнси Нэнкетт под строжайшим секретом дала его почитать мисс Левис, а та обо всем рассказала Анорину Арчтафту. Тот заявил, что его предсказания сбываются: мисс Мак-Картри вполне созрела для психбольницы. И, надеясь склонить к замужеству саму Дженис, начальник бюро подчеркнул, что, возможно, к столь печальному результату Иможен привело слишком затянувшееся девичество.
Иможен отличалась крепким здоровьем и к тому же привыкла подчиняться военной дисциплине, а потому, несмотря на все огорчения, прекрасно проспала ночь и видела в основном приятные сны. Пробудившись, она не торопилась вставать, а еще некоторое время пролежала в приятном забытье, уже, вероятно, в сотый раз задавая себе один и тот же вопрос: кто умирает от любви к ней, не решаясь признаться открыто? И услужливая память против воли Иможен показывала ей улыбающееся лицо Аллана Каннингэма. Спасаясь от бесплодного наваждения, мисс Мак-Картри поспешила в ванную, и ледяной душ живо привел ее в чувство. Покончив с гимнастикой, она уселась завтракать и заодно разрабатывать план контратаки. Сэр Генри говорил, что не может обратиться в полицию и что ее нельзя вмешивать в дела секретных служб? Пусть так, но что мешает самой Иможен придумать, будто у нее украли какую-нибудь драгоценность, и сказать, что она догадывается, чья это работа? Отличный способ разыскать голубоглазого. Правда, когда его приведут в участок, она рискует поплатиться за ложное обвинение… Что ж, зато уж больше его не упустит и примет необходимые меры! Иможен так хорошо представила себе дальнейший ход событий, что все мышцы у нее напряглись, а костлявые пальцы скрючились, словно уже сжимали горло жертвы. Обрадованная тем, что придумала такую замечательную военную хитрость, мисс Мак-Картри надела туфли без каблука и улыбнулась фотографии отца, клянясь непременно смыть пятно, замаравшее честь их семьи. Иможен чувствовала, что сэр Вальтер Скотт вполне одобряет ее решение, а Роберт Брюс глядит на нее с дружеским участием. Собрав таким образом все свои войска, шотландка вышла навстречу едва народившемуся утру и полной грудью вдохнула целебный воздух Горной Страны, а потом твердой поступью двинулась к полицейскому участку.
Сержант Арчибальд Мак-Клостоу еще не был знаком с мисс Мак-Картри. Получив назначение в Каллендер по собственной просьбе всего несколько месяцев назад, он наконец-то обрел спокойное местечко, где мог без треволнений прожить последние перед отставкой годы. Ничего не делая, но получая за это зарплату, Мак-Клостоу спокойно дожидался того дня, когда снимет форму и уедет наслаждаться заслуженным отдыхом в родную деревушку Хоббкирк, которую считал самым красивым уголком Приграничной области, и тогда-то уж сможет с утра до ночи предаваться всепоглощающей страсти к шахматам. С констеблем Сэмюелем Тайлером Арчи прекрасно ладил, поскольку тот так же мало напоминал полицейского, как и он сам, и, радуясь мирному нраву жителей Каллендера и его окрестностей, с удовольствием проводил чуть ли не все дни напролет на рыбалке. Ни тот, ни другой не сочли нужным обзавестись женами. И нисколько об этом не жалели.
Каждое утро, войдя в участок, сержант с тревогой оглядывал рабочий стол, но тут же с облегчением переводил дух, не обнаружив ни единой бумажки, которая могла бы нарушить его размеренное существование. Потом он спокойно доставал шахматную доску, расставлял черные и белые фигуры и погружался в изучение задач, еженедельно публикуемых «Таймс». Не отличаясь блестящими умственными способностями, Мак-Клостоу обычно корпел над каждой как раз неделю, беря скорее трудом, чем сообразительностью. Арчи твердо стоял на земле и не доверял интуиции. Впрочем, он всегда прекрасно обходился и без нее.
Сэмюеля Тайлера на месте не было, и мисс Мак-Картри сразу вошла в кабинет сержанта. Арчибальд и не подумал отвлечься от шахматной доски — его слишком занимала десятая попытка белых коней в три хода покончить с «черными». Однако, помимо прочих достоинств, Иможен обладала большим упорством. Немного подождав и убедившись, что полицейский не желает обратить на нее внимание, она с такой силой стукнула кулаком по столу, что шахматные фигурки разлетелись в разные стороны.
— Ну? — рявкнула мисс Мак-Картри.
Арчи не сомневался, что на сей раз почти разрешил задачу, поэтому взглянул на Иможен очень сердито.
— Что «ну»?
— А то, что меня очень интересует, соблаговолите вы когда-нибудь заметить, что я здесь, или нет! И, прежде всего, кто вы такой?
— А вы?
— Я Иможен Мак-Картри!
— Вы что, издеваетесь надо мной?
— Я? С чего вы взяли?
— Да просто ни одна порядочная женщина не стала бы носить такое имя!
На мгновение мисс Мак-Картри лишилась дара речи, но тут же последовал яростный взрыв:
— Вы хоть соображаете, что оскорбили моего папу?
— А вы — что отнимаете у меня время?
— Так вы вообразили, будто правительство платит вам за игру в шахматы?
— Мое воображение вас не касается, а если вы сию секунду не уберетесь отсюда, я арестую вас за оскорбление полицейского при исполнении им служебных обязанностей!
Иможен мстительно рассмеялась и ткнула пальцем в шахматную доску.
— Это и есть «исполнение обязанностей»?
— Уйдите или я позову констебля!
— Да ведь вы и сами констебль!
— Что? Ах да, верно… Но в конце-то концов, скажите, Христа ради, что я вам сделал!
— Мне? Ничего!
— Тогда какого черта вы явились сюда морочить мне голову?
— Потому что меня обокрали.
— Это неправда!
— Неправда?
— Да, потому что ни в Каллендере, ни в округе отродясь не было воров со времен этого мерзавца Боб Роя!
Иможен подскочила, словно ее огрели хлыстом.
— Что вы посмели сказать, грязный легавый?
Услыхав такое оскорбление, теперь уже Мак-Клостоу задохнулся от бешенства.
— Ну вы, осторожнее! Полегче на поворотах, мисс! Красные волосы еще не дают вам права…
— Волосы у меня красные потому только, что у моего отца были точно такие же, и я не позволю какому-то паршивому ублюдку…
— Вы назвали меня ублюдком, мисс?
К счастью, в участок после утреннего обхода вернулся Сэмюель Тайлер. Не догадываясь о драме, нарушившей покой его шефа, он вежливо козырнул дочери капитана, с которым в юности ему не раз случалось субботним вечером метать стрелки в «Гордом горце».
— Как поживаете, мисс Иможен? — любезно осведомился он.
— Хорошо, но будет еще лучше, когда управление полицейским участком попадет в более достойные руки!
Сэмюель мигом сообразил, что между его шефом и мисс Мак-Картри отнюдь не царит согласие. Тайлер сделал вид, что не слышит, но тут за него принялся Арчи.
— Вы знаете эту особу, Тайлер?
— И очень давно, сэр.
— Она что, чокнутая?
Иможен хмыкнула.
— Уж чего там! Не стесняйтесь, ведите себя так, будто меня тут нет! Вот что бывает, когда ответственный пост доверяют какому-то иностранцу!
— Слышите, Сэмюель Тайлер? Это она меня обзывает иностранцем! Меня, родившегося в Приграничной области! Да мне мать еще в соску подливала виски, чтобы воспитать настоящим мужчиной!
— Ну, там, в Приграничной области, все вы здорово подпорчены англичанами! А вот мы, горцы…
— Вы, горцы, так и остались дикарями!
Сэмюель, сняв каску, задумчиво поскреб лысину.
— А в чем, собственно, дело?
Первой отозвалась Иможен:
— Я пришла просить у этого фанфарона помощи и защиты, а он, под тем предлогом, что я, видите ли, мешаю играть в шахматы, меня оскорбил, потом оскорбил папу и, наконец, Боб Роя!
Весьма огорченный таким поворотом событий, Тайлер попытался утихомирить страсти:
— Не сердитесь, мисс Иможен, должно быть, тут какое-то недоразумение…
Но мисс Мак-Картри продолжала бушевать.
— Я только что заявила этому типу…
— Сержанту Арчибальду Мак-Клостоу…
— …что меня обокрали…
— А я ответил, что она врет, потому что ни один житель Каллендера не способен на кражу!
— А кто сказал, будто вор — местный?
Арчи и Сэмюель удивленно переглянулись. И мисс Мак-Картри не преминула воспользоваться их замешательством.
— Это чужак! — торжествующе выпалила она.
Обращение Мак-Клостоу сразу переменилось.
— Это совершенно меняет дело, мисс Мак-Картри… Будьте любезны, садитесь… Так… А что именно у вас украли?
— Одну… драгоценность.
Арчи смерил ее недоверчивым взглядом.
— Не очень-то у вас уверенный вид!
— Что за странная мысль? Такое могло взбрести в голову только приграничному жителю!
Тайлер поспешил вмешаться, пока его шеф снова не озверел.
— Прошу вас, мисс Иможен, не надо дразнить мистера Мак-Клостоу…
— Тогда пусть не делает идиотских замечаний!
Сержант призвал на помощь целую дюжину шотландских святых, известных миротворческой деятельностью, и только потом возобновил допрос:
— Какую же драгоценность у вас похитили, мисс?
— Просто драгоценность.
— Понятно, но какого типа? Ожерелье? Кольцо? Диадему? Брошь?
— К-колье.
— Из чего?
— Из золота с драгоценными камнями.
— Какими?
— Это вас не касается!
Тайлер в очередной раз попытался разрядить обстановку:
— Мисс Иможен, сделайте над собой небольшое усилие…
Но Арчибальд резко перебил его:
— Довольно, Сэмюель! Я все понял!
Мак-Клостоу встал и, подойдя к Иможен, воинственно погрозил ей пальцем.
— У вас никогда не крали никакой драгоценности! — что было мочи заорал он. — Вы нарочно все это выдумали, лишь бы привлечь к себе внимание! Убирайтесь, пока я не рассердился по-настоящему! Уведите ее, Тайлер! А если хотите послушать доброго совета, мисс, никогда не злоупотребляйте виски с утра — вам это очень вредно!
И, невзирая на возмущенные вопли, смысл которых, впрочем, им так и не удалось разобрать, Сэмюель твердой рукой проводил Иможен до двери.
Как только рыжая шотландка скрылась из виду, Арчи снова принялся расставлять на доске шахматные фигуры.
— Нам здесь так спокойно жилось, и надо ж чтобы принесло эту сумасшедшую! — сказал он Тайлеру. — Откуда, кстати, она взялась?
— Мисс Мак-Картри работает в Лондоне, в каком-то министерстве. Славная девушка, но ее папа слишком много пил…
— К несчастью, за родителей очень часто расплачиваются дети. Вам бы следовало немного приглядеть за ней, Сэмюель, а то как бы не натворила бед…
Уязвленная столь глубоким непониманием, мисс Мак-Картри решила отправиться в Килмахог, в гостиницу «Черный лебедь», и спросить совета у своего друга Эндрю Линдсея, тем более что, поразмыслив, она все больше проникалась уверенностью, что это он написал письмо. Сказано — сделано. Иможен взгромоздилась на допотопный велосипед, которым не пользовались добрых лет тридцать, и, несмотря на то что разбитое седло причиняло ей невероятные мучения, поехала в Килмахог. Однако в «Черном лебеде» ей сообщили, что мистер Линдсей в Каллендере, где остановились его друзья. Иможен разочарованно повернула обратно. Увы, в «Гербе Анкастера» выяснилось, что господа Каннингэм и Росс полчаса назад ушли вместе с каким-то джентльменом.
Но мисс Мак-Картри так легко не сдавалась. Раз ей нужно разыскать Эндрю Линдсея — она его найдет, даже если все духи и злые гении вересковых пустошей объединятся с этой фантастической тварью Арчибальдом Мак-Клостоу, чтобы ей помешать! Однако Иможен решила сперва хорошенько подумать. Те, кого она ищет, где-то в Каллендере. На главной улице она их не видела, значит, скорее всего, мужчины устроились в таком месте, где можно спокойно поболтать. Воспоминания об отце навели Иможен на мысль, что, если мужчины нет дома, его следует искать либо на рыбалке, либо в кафе, а поскольку Эндрю Линдсей сейчас явно не на озере, мисс Мак-Картри решительно направилась в «Гордого горца», откуда так часто помогала отцу выбраться хотя бы с минимальным достоинством, приличествующим бывшему капитану индийской армии, даже если он преступил грань, за которой элементарные законы равновесия кажутся гнусной ложью.
Появление Иможен вызвало у завсегдатаев кафе легкое потрясение. Хозяин заведения Тед Булит, сорокалетний толстяк с багрово-красной физиономией, сын друга капитана Мак-Картри Николаса Булита, поспешил навстречу.
— Мисс Мак-Картри, я очень рад видеть вас в доме, который вы можете считать почти своим… То есть, я хотел сказать, вашего папы… Чем вас угостить?
— С вашего позволения, Тед, я вообще не стану пить… Мне нужен один джентльмен…
— Здесь у вас богатый выбор, мисс, — послышалось из зала.
Кабачок задрожал от дружного хохота, и Тед смущенно кашлянул. На шум из кухни выскочила его жена Маргарет — бледное создание, удивительно похожее на чахлый куст цикория. Официант Томас что-то шепнул хозяйке, и та подозрительным взглядом уставилась на Иможен — по мнению Маргарет, рыжая дочь капитана разделяла ответственность покойного за все несчастья, свалившиеся на ее голову, с тех пор как она вышла замуж за пьяницу Теда. Неисповедимы пути женской логики… Тед Булит в ярости набросился на клиентов:
— Соблюдайте приличия, джентльмены! Мисс Мак-Картри — единственная дочь того, кто был одним из самых верных друзей этого дома! А потому, джентльмены, я призываю вас уважать гостью, чье посещение для меня — великая честь!
Выслушав назидание, пьянчужки почтительно умолкли.
— Спасибо, Тед, — проворковала Иможен.
Однако неизвестный балагур не желал так легко сдаваться.
— Напрасно ты сердишься, Тед! Мы хотели только оказать услугу мисс Мак-Картри. Раз она ищет мужчину — любой из нас с удовольствием предоставит себя в ее распоряжение!
В зале опять поднялся хохот. Но Иможен была не из тех, кого легко выбить из седла. Она сердито повернулась к насмешнику.
— Я сказала, что ищу джентльмена, господин шутник, и не думаю, чтобы вы соответствовали этому определению! А судя по вашей грубости, я нисколько не удивлюсь, если окажется, что вы даже не горец!
Сама того не зная, мисс Мак-Картри попала в точку, поскольку парень был торговым представителем какой-то фирмы из Глазго. И завсегдатаи, как всякий раз, когда затрагивали их национальную гордость, тут же приняли сторону Иможен. Тед, радуясь такому обороту, тоже пожелал внести свою лепту в победу. Он повернулся к остряку:
— По-моему, мистер Бекет, вам не остается ничего другого, как заказать угощение всем присутствующим. Будете знать, что значит задевать дочь гор!
Тед Булит никогда не упускал из виду собственной выгоды. Предложение поддержали восторженным криком, и Бекету пришлось сделать хорошую мину при плохой игре — он не мог позволить себе ссориться с возможной клиентурой. Иможен привлекла всеобщие симпатии, великодушно согласившись выпить с противником, и, несмотря на то что едва пробило одиннадцать утра, на глазах умиленного Теда Булита, признавшего в мисс Мак-Картри достойную дочь капитана, а также опечаленного констебля Тайлера (чье появление в кабачке прошло незамеченным) залпом выпила бокал виски.
Не обнаружив в «Гордом горце» Эндрю Линдсея, Иможен дружески распрощалась с посетителями Теда и пошла к выходу, но на дороге у нее оказался Сэмюель.
— Шеф прав, мисс Иможен, вам не следовало бы в такую рань приниматься за виски! — тихо проговорил он.
На миг опешившая мисс Мак-Картри, к восторженному изумлению присутствующих, быстро пришла в себя и так отчехвостила констебля, что тот почувствовал себя дурно воспитанным мальчишкой. Когда она ушла, общее мнение выразил Тед Булит:
— Что бы там ни говорили, а она девушка с характером!
Сэмюель, не допускавший никаких покушений на собственный авторитет, с угрожающим видом надвинулся на хозяина «Гордого горца».
— Если вам нравится слушать, как оскорбляют констебля полиции Ее всемилостивейшего Величества, Тед Булит, — дело ваше! Однако предупреждаю, что означенный констебль намерен впредь строго следить за соблюдением закона о торговле спиртным сверх установленного времени!
Уходя, Тайлер не без удовольствия слушал отзвуки ссоры между Тедом и его женой.
Не зная, где искать Эндрю Линдсея, Иможен ехала наугад, а за ней на почтительном расстоянии по приказу шефа следовал констебль Тайлер.
Велосипед изрядно надоел мисс Мак-Картри и, миновав последние дома Каллендера по дороге в Килмахог, она уже стала подумывать, не лучше ли вернуться домой и приготовить обед, как вдруг, застыв от изумления, увидела, что навстречу идет вор — голубоглазый тип с тюленьими усами. На плече он нес удочку. Как хороший агент Разведывательного управления, Иможен сразу оценила хитрость: чтобы не привлекать внимания, противник продолжал играть роль мирного любителя рыбной ловли, наверняка рассчитывая выждать, пока преследователи бросятся по другому следу, и улизнуть. Тогда он сможет беспрепятственно передать краденые бумаги своим хозяевам. Мисс Мак-Картри про себя рассмеялась. Этот негодяй даже не догадывается, что с ним сейчас будет! Поровнявшись с Иможен, он имел наглость улыбнуться, но шотландка, подозревая его в самых коварных замыслах, сочла такую любезность отвратительной. Решение пришло мгновенно. Иможен резко повернула руль, и ее противник рухнул, запутавшись ногами в раме и спицах заднего колеса. Мисс Мак-Картри мигом бросилась на него и, ухватив за ворот рубашки, стала душить.
— Ворюга! — вопила она. — Вернете вы мне бумаги или нет? Отдайте! Или, клянусь потрохами дьявола, — (в минуты крайнего волнения Иможен всегда вспоминала любимые ругательства отца), — я придушу вас, как цыпленка!
Жертва мисс Мак-Картри лежала на земле, вытаращив глаза и не в силах пошевельнуться под тяжестью огромного драндулета, и даже при большом желании никак не могла бы ответить, ибо мстительная шотландка почти перекрыла доступ кислорода. Сэмюель Тайлер, издали наблюдавший за этой сценой, сначала остолбенел, но тут же бросился разнимать эту пару. Однако возраст не позволял констеблю бежать достаточно быстро, и, когда он оказался на месте, мужчина с тюленьими усами уже терял сознание. Ухватив Иможен за плечи, Тайлер оторвал ее от несчастного и тут же бросился на помощь последнему. Тот с такой жадностью глотал воздух, которого чуть не лишился навеки, что в горле у него булькало, как в поврежденной трубе. Убедившись, что побежденный приходит в себя, констебль повернулся к мисс Мак-Картри.
— Предупреждаю вас, мисс Иможен, я не позволю вам сеять смуту и устраивать в Каллендере скандалы! — сурово проговорил он. — Я видел, что вы, как фурия, накинулись на этого несчастного. Может, вы объясните мне, что это значит?
— Это тот, кто меня обокрал!
Констебль снова нагнулся к поверженному врагу Иможен и, помогая ему выбраться из-под велосипеда, спросил:
— Вы слышали?
— Да, но не понял, — все еще задыхаясь ответствовал тот.
Иможен затопала ногами.
— Сэмюель, вы ведь не позволите ему выйти сухим из воды? Предупреждаю: если вы немедленно не арестуете этого типа, я подам на вас жалобу!
Тайлер терпеть не мог, когда ему пытались указывать.
— Мисс Мак-Картри, вот уже почти сорок лет как я занимаю пост констебля, и мне не надо объяснять мои обязанности! Вы обвиняете этого господина…
— Господина? Как бы не так! Скажите лучше, подлого шпиона!
— Мисс Мак-Картри, советую вам думать, что говорите! Клевета уголовно наказуема!
— Но, уверяю вас, это и в самом деле шпион, упрямая голова!
— Осторожнее, мисс Мак-Картри, за оскорбление полицейского при исполнении обязанностей в Кодексе тоже есть статья! Вдобавок шпионы не крадут драгоценностей! Так что давайте разберемся, вор он или шпион…
— И то и другое!
На сей раз Тайлер гораздо любезнее обратился к мужчине с тюленьими усами:
— Простите, сэр, но я вынужден спросить, что вы об этом думаете…
— Я не вор и не шпион, а самый что ни на есть безвредный коммерсант-холостяк из Эбериствича на побережье Кардигана в Уэльсе…
Только энергичное вмешательство Тайлера спасло несчастного от нового нападения Иможен, бросившейся на него, словно тигрица, у которой похитили малышей.
— Валлиец! И как я сразу не догадалась? Только проклятый валлиец и мог сделать мне такую гадость!
Крики привлекли жителей Каллендера, почуявших развлечение. Тайлер заметил их издали и, вовсе не желая служить мишенью для насмешек сограждан, поспешил утихомирить противников.
— Короче, мисс Мак-Картри, вы обвиняете этого господина в краже ценной вещи…
— Вот именно!
— А вы, сэр, это полностью отрицаете?
— Конечно!
— В таком случае вы оба последуете за мной в участок, и сержант примет соответствующее решение!
При виде Тайлера, Иможен и какого-то незнакомца Арчибальд Мак-Клостоу, только что удачно разыгравший гамбит королеве, тихонько застонал. Сердито отпихнув шахматную доску, он набросился на своего помощника с горькими упреками:
— Признайтесь сразу, Сэмюель Тайлер, вы метите на мое место и ради этого готовы на любые махинации! Что еще стряслось?
Тайлер подробно доложил о происшествии, в котором Арчибальд, естественно, ничего не понял. Мисс Мак-Картри попробовала было вмешаться, но Мак-Клостоу так свирепо призвал ее к порядку, что шотландка замолчала. Потом он повернулся к валлийцу:
— Имя, фамилия и род занятий?
— Герберт Флутипол, пятьдесят лет, родился в Эбериствиче, у меня собственный книжный магазин возле университета. Вот мои бумаги…
Арчибальд внимательно прочитал документы, но, прежде чем вернуть их владельцу, потребовал новых уточнений:
— Зачем вы приехали в Каллендер?
— Отдохнуть. Зимой я тяжело болел, а кроме того, страстно люблю рыбалку.
— Ну что ж, все это выглядит вполне нормально…
Иможен, с сожалением взглянув на старшего констебля, вздохнула.
— Неудивительно! Ничего другого я от вас не ожидала!
— Как и я, мисс Мак-Картри, не жду от вас разумного поведения!
— Пусть этот тип отдаст мой пакет, больше я ничего не требую.
— Какой пакет?
— Я имела в виду драгоценность.
— Так драгоценность или пакет?
— И то и другое!
— Мисс Мак-Картри, прошу вас хорошенько усвоить то, что я сейчас скажу! Мне пятьдесят семь лет, тридцать шесть из них я проработал в полиции, и до сих пор никто ни разу не позволил себе издеваться над Арчибальдом Мак-Клостоу, как имели нахальство это сделать вы. Прошу вас немедленно покинуть участок, иначе я посажу вас в тюрьму за пьяную драку в общественном месте!
— Вот как?
— А если вы не перестанете докучать этому джентльмену, я посоветую ему подать в суд за клевету и добавлю от себя такие показания, что будете до конца дней своих расплачиваться за нанесенный моральный ущерб!
Тайлер, предчувствуя грозу, попытался урезонить не в меру раздражительную соотечественницу:
— Не сердитесь, мисс Иможен…
Но та, вне себя от бешенства, завопила:
— И как я сразу не поняла, что вы продажная шкура, Мак-Клостоу?!
Сержант вряд ли испытал бы большее потрясение, даже если бы ему на голову вдруг рухнула крыша.
— Вы… вы, кажется, назвали меня продажным?
— Ясное дело, этот чертов валлиец вас подкупил!
— Мисс Мак-Картри, именем закона…
— Арчибальд Мак-Клостоу, теперь ваша очень хорошенько запомнить мои слова: в один прекрасный день вас повесят!
Думая о будущем, Арчи строил самые разнообразные предположения, но мысль о том, что он может окончить дни свои на виселице, никогда не приходила ему в голову.
— Да, вас повесят как вражеского агента и изменника!
И не успел Мак-Клостоу прийти в себя, как Иможен выскочила из участка. Герберт тоже ушел, но никто из полицейских даже не обратил на него внимания. Поникнув в кресле и беззвучно шевеля губами, Арчи остекленевшим взором уставился в пространство. Он являл собой столь полное олицетворение человека, совершенно уничтоженного ударом судьбы, что у Сэмюеля Тайлера сжалось сердце.
— Шеф… — мягко позвал он.
Взгляд Арчибальда Мак-Клостоу выражал полное отчаяние.
— Констебль Сэмюель Тайлер, вы мне друг? — без всякого выражения спросил сержант.
— Да, сэр.
— А знаете ли вы, что друг обязан говорить правду, какой бы горькой она ни была, тому, кто доверяет его суждениям?
— Да, сэр.
— Скажите по чести и совести, Сэмюель Тайлер, вы считаете меня сумасшедшим?
— Разумеется, нет, сэр.
— И вы ни разу не замечали, чтобы я страдал слуховыми галлюцинациями?
— Никогда, сэр.
— Значит, я действительно слышал, как эта здоровенная рыжая кобыла предрекла, будто меня повесят за измену?
— Бесспорно да, сэр.
— Благодарю вас, Тайлер… Пойдите закажите нам два двойных виски… я думаю, нам обоим не помешает подкрепиться…
— Я тоже так думаю, сэр.
— Так отправляйтесь! Чего вы ждете?
— Денег, сэр.
— Сэмюель Тайлер, я должен с грустью сообщить, что вы меня разочаровали… — И, сунув руку в карман, он добавил: — Пожалуй, возьмите мне двойную порцию, а себе — обычную. Иерархию следует соблюдать везде и во всем!
Мисс Мак-Картри столкнулась с Эндрю Линдсеем в тот момент, когда меньше всего этого ожидала. Шотландка встретила его, бредя по улице, ведущей к вокзалу. Эта встреча вернула ей несколько пострадавшее в стычке с сержантом мужество.
— Дорогой мистер Линдсей, как я счастлива вас видеть!
— Но… и я тоже, мисс Мак-Картри.
— Я ищу вас с рассвета!
— С рассвета?
— Почти. Я на полчаса разминулась с вами в Килмахоге, потом поехала в «Герб Анкастера», но там мне сообщили, что вы ушли вместе с мистером Каннингэмом и мистером Россом.
— Да, правда. Представляете, Аллана срочно вызвали в Эдинбург поглядеть, или, как он выражается на своем ужасном жаргоне, «прослушать» некую многообещающую певицу. В настоящее время эта будущая «звезда» обретается в кабаре «Роза без шипов». А Росс решил составить Аллану компанию.
Иможен тут же возненавидела неизвестную певицу, из-за которой по меньшей мере несколько дней не увидит Аллана.
— А могу я узнать, почему вы искали меня в Килмахоге и чему я обязан такой честью?
— Меня обокрали!
— Невероятно! И что же у вас похитили?
Немного поколебавшись, Иможен солгала:
— Фамильную драгоценность… я очень ею дорожила…
— Весьма огорчен за вас, дорогая мисс Мак-Картри.
— И я знаю вора!
— В таком случае беду, по-моему, легко исправить.
— Ничего подобного! Местная полиция стала на его сторону.
— Правда?
Линдсей украдкой бросил на спутницу тревожный взгляд.
— Они уверяют, что у меня нет доказательств!
— А они у вас есть?
— Честно говоря, нет. Только морального характера…
— В суде они не имеют особого веса… Дорогой друг, мне очень грустно, что столь досадное происшествие портит вам отпуск. Попробуйте обо всем забыть и утешиться, созерцая эту дивную природу. Она, право же, стоит всех драгоценностей в мире! Подумайте, как много мы упускаем, не давая себе труда приглядеться повнимательнее…
Они шли рядом. У Иможен вдруг замерло сердце — Эндрю Линдсей явно намекал на нежные чувства, которые он к ней питает. По-видимому, бедняга отчаялся ждать ответа.
— Любовь, например? — взволнованно спросила шотландка.
Слегка ошарашенный спутник помедлил с ответом.
— Да, и любовь, конечно, тоже… — наконец пробормотал он.
— Вы, кажется, не очень в этом уверены?
— О, знаете, в моем возрасте…
— Любви все возрасты покорны… Только надо встретить человека, вполне подходящего по летам…
— Да-да, совершенно верно, — подтвердил несколько смущенный Линдсей.
— Я понимаю, дорогой мистер Линдсей, что, когда вам не двадцать лет, бывает трудно признаться в чувствах, более свойственных юности… Но, поверьте мне, тут нет ничего постыдного. Главное — сказать себе, что признание, которое вы не решаетесь сделать, быть может, уже угадано…
Линдсей окончательно растерялся и не знал, что сказать.
— Но важнее всего — никогда не отчаиваться… Эндрю, — добавила мисс Мак-Картри.
Вернувшись домой, Иможен вдруг заметила, что напевает, а это случалось с ней крайне редко. Правда, признания в любви она получала еще реже. И не важно, что Эндрю Линдсей вел себя так сдержанно и робко, хотя в глубине души шотландка испытывала легкое разочарование. Она судила о любви лишь по романтическим героям Шекспира и не могла вообразить объяснения между мужчиной и женщиной иначе как на балконе, в крайнем случае — на скамейке в саду, но, во всяком случае, непременно ночью и при луне. Вероятно, в ее возрасте не стоит требовать слишком многого, однако Иможен все же рассчитывала, что Эндрю Линдсей проявит гораздо больше пыла… К счастью, у нее самой хватает мужества на двоих. От счастья мисс Мак-Картри позабыла и о краже, и о ссоре с полицейскими. И, дабы отметить удачный день, она бросилась на кухню. Волнение всегда пробуждало у Иможен особый аппетит, и она приготовила себе такой густой перловый суп, что ложка стояла в нем, словно древко воображаемого знамени.
Воспоминания о пережитых неприятностях вернулись к мисс Мак-Картри, когда она, в блаженной истоме, переваривала обед. Шотландка обругала себя за то, что посмела погрузиться в грезы о радужном будущем, в то время как сэр Дэвид Вулиш рассчитывает на помощь и, возможно, судьба Соединенного Королевства зависит от ее энергии. Исходя из принципа, что всякое решение следует принимать в молчаливом раздумье, Иможен закрыла глаза, чтобы хорошенько пораскинуть мозгами, и почти тотчас же крепко уснула. Когда она проснулась, было уже около семи часов вечера, зато мисс Мак-Картри чувствовала себя великолепно и всей душой рвалась в бой. Вот только с кем? Теперь ей стало совершенно ясно, что в единоборстве с бессовестным валлийцем рассчитывать на помощь полиции не приходится. Сэр Генри Уордлоу, в свою очередь, дал понять, что желает остаться в стороне. Так к кому же обратиться? И мисс Мак-Картри снова подумала о том, кого в глубине души уже называла своим женихом. И почему она не поговорила с ним откровеннее? Кража драгоценности оставила Эндрю равнодушным, но, знай он, что речь идет о национальной безопасности, возможно, стал бы вести себя совсем по-другому? Иможен верила в Линдсея. Эндрю — не только джентльмен, но теперь и ее естественный покровитель. Стало быть, Иможен просто обязана сказать ему правду. Узнав о благородных причинах, побудивших ее солгать, он, конечно, простит, и мисс Мак-Картри, не мудрствуя лукаво, направилась в Килмахог.
В «Черном лебеде» Иможен сказали, что мистер Линдсей у себя в комнате, и предложили позвать его вниз. Шотландка возразила, что они с Эндрю достаточно хорошо знакомы и она вполне может сама подняться на второй этаж. Узнав номер комнаты, мисс Мак-Картри на глазах у шокированного таким нарушением приличий хозяина гостиницы Джефферсона Мак-Пантиша стала подниматься по лестнице. Сначала Джефферсон хотел было призвать Иможен к порядку, но передумал, решив, что, в конце концов, эта дама явно переступила ту грань, за которой лучшей охраной добродетели служит сам возраст. А Иможен, как девочка, радовалась, что подготовила Линдсею такой сюрприз. Она тихонько постучала в комнату человека, которого считала будущим мужем. Приглушенный голос предложил ей войти. Иможен толкнула дверь и переступила порог. Эндрю был в ванной.
— Кто там? — крикнул он.
Мисс Мак-Картри собиралась ответить, но вдруг застыла, выпучив глаза и широко открыв рот: на столике лежал украденный у нее пакет с пометкой «Т-34»! Удивившись, что никто не отвечает, Линдсей в пижаме выскочил из ванной. При виде гостьи он, очевидно, тоже испытал глубокое потрясение и, вдруг сообразив, что оказался перед дамой в совершенно неподобающем виде, воскликнул:
— Прошу прощения!
Линдсей поспешно ретировался в ванную и через несколько секунд вышел уже в сером шелковом халате.
— Мисс Мак-Картри? Вот уж никак не ожидал…
И только тут, заметив, что гостья пребывает в состоянии, близком к каталепсии, он приблизился к Иможен.
— Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? — с тревогой спросил Линдсей.
Иможен молча указала дрожащим пальцем на злополучный пакет.
— Этот конверт? Его только что принесли. Кто-то отдал его в приемную гостиницы, сказав, будто я потерял. Вроде бы пакет нашли на дороге сразу после того, как я там прошел. Но, черт меня побери, если я что-нибудь понимаю! Он вовсе не мой!
Избавившись от ужасного подозрения, глодавшего ее мозг в последние несколько минут, Иможен рассмеялась. А Линдсей, ожидая объяснений, смотрел на нее с огромным удивлением. Однако начало ему вовсе не понравилось.
— Дорогой Эндрю, этот пакет — мой! Его-то у меня и украли!
— Но вы, кажется, говорили о драгоценности?
— Не обижайтесь на меня, Эндрю, я не могла сказать вам правду. Просто не имела права. Но знайте: сами о том не догадываясь, вы вернули мне доброе имя!
— Ах вот как?.. Я очень рад…
— Вор, должно быть, потерял пакет. Теперь понятно, почему он сразу не уехал из Каллендера!
— Да-да…
Во взгляде Линдсея все больше сквозило жалостливое участие, с каким обычно смотрят на безнадежных чудаков. Но окрыленная радостью Иможен даже не заметила выражения лица собеседника. Она схватила конверт.
— Прошу прощения, что ухожу от вас так скоро, Эндрю. Но я должна поскорее передать его по назначению…
— Может быть, вы немного подождете? Я бы переоделся и проводил вас…
— Нет, нет, я итак вас побеспокоила! До завтра, мой дорогой, бесконечно дорогой друг… Я никогда не забуду, что вы для меня сделали, так что можете просить о чем угодно!
Линдсей поклонился, и это избавило его от необходимости отвечать.
Пригород, по которому шла чуть-чуть пьяная от счастья мисс Мак-Картри, уже окутывал сумрак. Думая о блистательной победе над валлийским шпионом, она весело смеялась. Вот уж кто, наверное, сейчас бегает, как ошпаренный, пытаясь снова раздобыть драгоценные документы! У самого Каллендера шотландка свернула налево — в сторону «Торфяников», где сэр Генри Уордлоу ждет ее, чтобы поздравить с успешным завершением миссии. Иможен подумала, что не стоит рассказывать, как она нашла пакет — лучше скромно промолчать. Пусть сэр Генри сам домыслит этапы ее героической борьбы и доложит обо всем сэру Дэвиду Вулишу. Как всякая шотландка, мисс Мак-Картри умела всегда блюсти свои интересы.
Иможен почти миновала заросли кустов, за которыми уже виднелись «Торфяники», как вдруг ей показалось, будто небо стремительно летит навстречу земле или земля вдруг рванулась к звездному своду. И, не успев хорошенько обдумать столь странный феномен, мисс Мак-Картри потеряла сознание от страшного удара по голове.
Иможен медленно приоткрыла глаза, но, несмотря на то что ее мозг уже стряхнул пелены сна, не узнала окружающей обстановки. Отсутствие сэра Вальтера Скотта на полочке напротив кровати убедило шотландку, что пробудилась она отнюдь не в собственном доме. В чьей же постели она спала? Невзирая на возраст, мисс Мак-Картри оставалась весьма целомудренной особой и тут же припомнила все когда-либо слышанные истории о нехороших мужчинах и доверчивых девушках. Мысль об этом привела Иможен в такую панику, что она совсем перестала что-либо соображать. Иначе до шотландки непременно бы дошло, что она уже далеко не прелестное дитя и вряд ли с ней могло приключиться нечто подобное, а кроме того, в любом случае сохранились бы хоть какие-то воспоминания… Мисс Мак-Картри попыталась вскочить, но тщетно — ноги ее были крепко прикручены ремнями к кровати, а руки скованы наручниками. Взглянув на стальные браслеты, Иможен задумалась, уж не в тюрьму ли ее посадили, но она ни разу не слыхала, чтобы в тюремной камере стояла плита, а между тем в дальнем углу комнаты виднелось именно это украшение кухонь. Посередине стояли некрашеный деревянный стол и два стула один напротив другого. В окно струился солнечный свет, но пленница не могла угадать, куда оно выходит. Потом шотландка припомнила вчерашнее происшествие и только теперь, двенадцать часов спустя, поняла, что ее стукнули по голове, а потом, вероятно, накачали снотворным. Должно быть, подлый валлиец выследил Иможен и, узнав, что документы снова у нее, предпринял новое нападение. А теперь, запертая в каком-нибудь заброшенном доме и к тому же связанная по рукам и ногам, она наверняка умрет с голоду. Такая перспектива привела мисс Мак-Картри в столь глубокое отчаяние, что она невольно испустила горестный вопль — так воют собаки, чуя неизбежную гибель. Это привело к довольно неожиданным результатам. Дверь распахнулась, и влетевший в комнату мерзкий ублюдок подскочил к пленнице.
— И часто это на вас находит? — осведомился он с ужасающим выговором типичного кокни. — Не вздумайте продолжать, а то меня мороз по коже продирает! Еще один звук — и я вам заткну рот, ясно?
Иможен одним рывком села на кровати. Присутствие в доме человеческого существа живо вернуло ей мужество. Что она немедленно и доказала тюремщику.
— Слушайте, вы, подонок, по какому праву вы меня тут держите? Как бы это не довело вас до виселицы, мой мальчик!
Парень фыркнул.
— Заткнитесь, куколка, а то заплачу!
Еще никто никогда не смел называть Иможен Мак-Картри «куколкой». Она остолбенела.
— Я вам вовсе не куколка, и советую вести себя с большим уважением, грязный английский выродок!
— А я вам советую закрыть пасть, да поживее, а то схлопочете по своей шотландской моське!
Ссора обрела патриотический характер. Праправнучка Мак-Грегоров не могла допустить, чтобы ею командовал какой-то мелкий пакостник, явившийся, несомненно, прямиком из Уайтчепела.
— Вы хорошо сделали, что связали мне руки, иначе я бы вам показала, как в Шотландии всегда били англичан!
Парень расхохотался.
— Право слово, забавная вы рыжая дылда! Надо думать, ваш Джонни не скучает!
Подобная фамильярность ужасно не понравилась Иможен, и она с уязвленным видом сообщила, что знать не знает никакого Джонни. Парень окинул ее сочувствующим взглядом.
— Надо ж, чтоб мозги работали с таким скрипом! Джонни — это значит ваш парень, ваш приятель, ваш милый, ясно?
— Я не замужем!
— Оттого-то у вас крыша и едет, моя крошка! Знал я таких, как вы, это кончается дурдомом!
— А вас ждет виселица!
— Повторяетесь, дорогая! Ведите себя тихо, и я, как приказано, выпущу вас отсюда вечерком, ближе к ночи.
— Чтобы ваш шеф успел унести ноги, не так ли?
— Для вашего здоровья полезнее не соваться куда не след… Слово Джимми!
В конце концов, может, парень не так уж прогнил, как ей показалось? Иможен решила испробовать другую тактику.
— Джимми… я могла бы быть вашей старшей сестрой!
— И даже матерью!
Мисс Мак-Картри сочла подобное предположение не слишком уместным. Но какого такта можно ожидать от подобных людей?
— …Поэтому-то я и не хочу причинять вам зло. Обещайте только сидеть смирно, и мы расстанемся вечером в самых дружеских отношениях. Согласны?
Немного поколебавшись, Иможен решила, что обещание, данное врагу, который к тому же подло напал на нее сзади, ни к чему не обязывает.
— Согласна!
— О'кей! А в доказательство, что я совсем неплохой малый, приготовлю-ка я вам закусон! Как насчет яичницы с беконом, а?
— Прекрасная мысль!
— Ну, крошка, сейчас вы увидите, почему Джимми называют королем яичницы с беконом!
Парень притащил полную миску яиц и громадный кусок бекона.
— Есть над чем потрудиться! — воскликнул он, с удовольствием взвесив кусок на руке. — Не поскупился для нас патрон, а?
Он расставил все на столе, достал горшок топленого свиного сала, потом взял сковородку, размеры которой несколько удивили Иможен — на такой можно запросто зажарить сразу дюжину яиц. Джимми бросил на сковороду огромный кусок сала и поставил на огонь.
— Слишком торопитесь! — невольно заметила мисс Мак-Картри.
— Спокойно!
Парень бросал в кипящий жир огромные ломти бекона, отрезая их здоровенными ножом мясника.
— Слишком толстые куски!
— Отвяжись, шотландка!
Бекон начал подгорать, и комнату заполнил едкий дым. Иможен скорчила выразительную гримасу.
— Если все англичане готовят, как вы, ясно, почему у них нет никакого вкуса!
Джимми принялся бить яйца, но Иможен довела его до такого состояния, что парень испортил один желток и выругался. Насмешливое хихиканье мисс Мак-Картри окончательно вывело тюремщика из себя.
— Это вы виноваты! Не приставали бы все время…
— Тот, кто ничего не умеет, всегда сваливает вину на других!
Кипя от злости, Джимми распахнул окно и, вышвырнув все содержимое сковородки на улицу, снова поставил ее на плиту.
— Валяйте сами, раз вы такая умница!
— Я бы не прочь, но меня не учили готовить яичницу со связанными ногами и в наручниках!
Немного подумав, парень решился.
— Ладно, сейчас я вас отвяжу, — проговорил он, беря кухонный нож. — Но предупреждаю: эта игрушка останется у меня в руке и при первом же подозрительном движении я всажу ее вам в спину!
— Прелестная перспектива!
Джимми разрезал ремни и снял наручники, и шотландка принялась массировать затекшие ноги и руки. Как только она встала, парень отступил на шаг, с угрожающим видом сжимая рукоять тесака. Для начала мисс Мак-Картри убавила огонь.
— Сковородку нельзя нагревать слишком сильно, иначе все подгорит… А теперь растопим немного сала…
Джимми следил за каждым ее движением, но Иможен как будто не обращала на него внимания.
— Я попрошу вас нарезать бекон как можно тоньше.
Парень приказал шотландке сесть, чтобы в случае чего он успел пресечь попытку бегства. Мисс Мак-Картри побросала ломтики бекона в теплое сало и, как только они подрумянились, осторожно разбила четыре яйца. Джимми, как зачарованный, наблюдал за готовкой.
— Ловко у вас получается, ничего не скажешь!
Иможен решила, что сейчас самое время попробовать изменить ситуацию в свою пользу и, призвав на помощь тени всех паладинов-горцев, схватила ручку здоровенной сковороды, а потом чуть-чуть отступила.
— Теперь — самое трудное, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Джимми подошел ближе, с любопытством наблюдая за неизвестным ему шотландским способом приготовления яичницы. И тут Иможен с размаху швырнула кипящее содержимое сковороды парню в лицо. Тот взвыл от нестерпимой боли и, выронив нож, поднес руки к залитой раскаленной жижей физиономии. Не теряя времени даром, мисс Мак-Картри подняла сковороду и что было сил опустила на голову Джимми. Парень без единого стона спикировал носом в землю — так дерево падает под ударом дровосека. Иможен ошарашенно поглядела на распростертое у ее ног тело, потом, стряхнув оцепенение, без особой надежды обыскала труп (она не сомневалась, что отправила своего тюремщика к праотцам), но знаменитого пакета, конечно, не нашла. У Джимми вообще не оказалось никаких бумаг. Шотландка выпрямилась и машинально посмотрела в окно. При виде подлого валлийца Герберта Флутипола, с револьвером в руке крадущегося вдоль стены к ее комнате, мисс Мак-Картри едва не вскрикнула от ужаса, но, будучи женщиной мужественной, опять ухватила сковороду и в тот момент, когда ручка двери уже шевелилась, скользнула к стене с твердым намерением отчаянно защищаться. Глаза Иможен горели, губы были плотно сжаты. Со сковородой наготове она ждала… Сейчас Иможен чувствовала себя не машинисткой-стенографисткой Адмиралтейства мисс Мак-Картри, а настоящей дочерью Гор, готовой до последней капли крови сражаться за родной клан с клаймором[12] в одной руке и дирком[13] — в другой. Впоследствии, когда Герберта Флутипола расспрашивали о происшествии, он признавался, что вообразил, будто ему на голову рухнул потолок, причем не один раз, а дважды. Узнав, что первый удар, нахлобучивший ему шляпу до самого подбородка, нанесла Иможен, Герберт почувствовал себя глубоко уязвленным. Вторым же ударом, от которого он распростерся на земле без сознания, Флутипол был обязан лишь аккуратности мисс Мак-Картри, привыкшей всегда доводить начатое дело до конца. И пока поверженный валлиец блуждал в глубоком сумраке, сломленная страхом и усталостью Иможен с ужасом разглядывала лежащих у ее ног противников, а потом, бросив сковороду, галопом бросилась прочь, словно испуганная лань.
Когда служба требовала его присутствия в участке, где, естественно, было совершенно нечего делать, в хорошую погоду Тайлер выносил стул на тротуар и, усевшись верхом, мирно покуривал трубку, наблюдая за прохожими. Само собой, это не слишком соответствовало правилам дисциплины, и какой-нибудь служака-инспектор сказал бы, что Сэмюель создает недостойное впечатление о бдительности полиции Ее всемилостивейшего Величества, но Каллендер — это Каллендер, и живет он по своим собственным законам. Кроме того, наблюдательный пост на улице позволял Тайлеру болтать с друзьями (а таковыми считали себя чуть ли не все жители городка) и, не двигаясь с места, узнавать обо всех новостях и происшествиях.
На сей раз блаженное созерцание констебля грубо нарушила Иможен. Тайлер полагал, что его уже ничем не удивить, однако при виде растрепанной мисс Мак-Картри с перепачканным грязью лицом, в измятом платье и разорванных чулках прославленная невозмутимость оставила Сэмюеля, выпавшая у него из рук трубка разбилась об асфальт, а сам констебль замер, парализованный удивлением. Но прежде чем к нему вернулось хладнокровие, Иможен вбежала в участок. Опрокинув стул и чуть не растянувшись во весь рост, Тайлер бросился следом.
Арчибальд Мак-Клостоу решил покончить с «черными», и теперь разыгрывал «белыми» очередной гамбит королеве, дабы создать необходимые условия для славной победы, как вдруг в кабинет, едва не сорвав дверь с петель, ворвалась Иможен. Арчибальд подскочил на месте, и шахматы снова попадали и перемешались. Перепуганный сержант молча созерцал кошмарное зрелище, которое являла собой посетительница. Вошедшему следом Сэмюелю Тайлеру показалось, будто его шеф издал слабый стон — полухрип-полурыдание, словно заклиная злую судьбу избавить его от этого видения.
Но мисс Мак-Картри уже стояла у стола сержанта.
— Арчибальд Мак-Клостоу, я только что убила двоих мужчин, — заявила она.
Сержант вдруг почувствовал, что стены кабинета начинают сдвигаться, а потолок быстро съезжает вниз — короче говоря, он едва не потерял сознание. Во всяком случае, Арчи был слишком потрясен, чтобы говорить, и лишь в унисон с Тайлером издал недоверчивое восклицание:
— А?
Холодно и спокойно, словно речь шла о самом обыкновенном деле, мисс Мак-Картри повторила:
— Арчибальд Мак-Клостоу, я только что убила двоих мужчин в заброшенном домишке на дороге в Килмахог. Раньше там жили супруги Баннистер.
Сержант наконец отдышался, и, как всякий раз при виде рыжей шотландки, его охватила бешеная ярость.
— А кой черт вас туда занес?
— Меня держали там в заточении!
— Мисс Мак-Картри, неужели вы не можете развлекаться как-нибудь иначе? Или вам непременно нужно изводить двух честных слуг Короны дурацкими россказнями?
— Значит, вы мне не верите?
— Нет, не верю! И в конце-то концов, кому могло взбрести в голову вас похитить? Клянусь кишками Люцифера, ничего глупее не придумаешь!
— Это сделал Герберт Флутипол, которого вы отпустили, нарушив закон!
— Но, Господи Боже, зачем?
Иможен, не желавшая рассказывать подобным ничтожествам о своей тайной миссии, ограничилась полунамеками.
— А вы не догадываетесь?
Арчи немного помолчал, и вдруг его лицо просветлело.
— Вы имеете в виду, что…
И, не договорив, сержант, к величайшему возмущению мисс Мак-Картри, расхохотался.
— Вот, значит, как? — рыдая от смеха, пробормотал он. — Так вы еще и покоряете сердца отдыхающих?
— Арчибальд Мак-Клостоу, только такой дурак и хам, как вы, способен на подобные шуточки!
— Ага… И они, выходит, набросились на вас вдвоем?
— Совершенно верно, но по очереди!
Сержант икал и задыхался от хохота, а Тайлер лишь с величайшим трудом продолжал хранить серьезный вид, думая о милейшем капитане, который еще задолго до рождения дочери слишком злоупотреблял виски. Сумасшествие Иможен — расплата за отцовские грехи.
— Слышите, Тайлер? Все сатиры Горной Страны решили собраться в Каллендере, чтобы соблазнить нашу дорогую мисс Мак-Картри! — И немного успокоившись, он продолжал: — Вам бы надо сходить к врачу, мисс… Знаете, такие вещи очень хорошо лечит…
— Да говорю же вам, я прихлопнула обоих!
— Ладно, пускай вы их убили… Что может быть естественнее, а, Сэмюель? Но, позволю себе спросить, каким оружием вы совершили эти два убийства?
— Сковородой!
— Простите?
— Ско-во-ро-дой!
— Ско… а-а-а, ну конечно! Это ведь самое смертоносное оружие, правда, Тайлер? Мисс Мак-Картри, доктор Джонатан Элскотт — прекрасный врач, и, если угодно, я сейчас же ему позвоню…
На Иможен вдруг снизошло величайшее спокойствие. Насмешки сержанта ее больше не задевали, ибо она заранее предвкушала, в какое смятение придет Мак-Клостоу, обнаружив два трупа.
— Я не сомневаюсь, что среди окрестных пастухов вы могли бы стяжать славу первого остряка, Арчибальд Мак-Клостоу, но не проще ли проверить, обманываю я или нет, прогулявшись вместе со мной к заброшенному дому Баннистеров?
— Думаете, мне больше делать нечего, кроме как выполнять капризы тронутых девиц?
— Неужели ваши шахматы не могут чуть-чуть подождать?
Арчи закусил губу.
— Сэмюель, старина, составьте ей компанию… Может, после этого мисс Мак-Картри наконец оставит нас в покое?
Жители Каллендера не оставили без внимания прогулку Тайлера и дочери капитана индийской армии. Более всего их потряс вид Иможен. Но отправиться следом за парой, возбуждавшей всеобщее любопытство, никто не решился.
По мере того как они приближались к домику Баннистеров, констебль волновался все сильнее. А что, если она сказала правду? Вдруг он сейчас увидит два трупа? Ну и ну! А сколько неприятностей в перспективе! Лучше б уж этой Иможен оставаться в Лондоне, а то с самого возвращения в Каллендер только о ней и говорят! Они со всяческими предосторожностями проникли в заброшенное жилище, но, войдя в кухню, мисс Мак-Картри пришлось признать очевидный факт: если кровать, стол и плита по-прежнему стояли на месте, то трупов там было не больше, чем в кабинете Арчибальда Мак-Клостоу.
— И однако я совершенно уверена… — только и могла пробормотать шотландка.
Сэмюель смотрел на нее с такой жалостью, что слова замерли на языке. Иможен разрыдалась, и констебль отечески похлопал ее по плечу.
— Ну-ну, мисс… Со всяким случается… Не стоит так переживать… Отдохнете несколько дней на свежем воздухе, все придет в норму… И вы опять станете прежней… Забудем об этой истории. Я вас провожу.
Мисс Мак-Картри не стала спорить. Какой смысл? Она поблагодарила Тайлера за любезность и безропотно выпила предложенную Розмери Элрой успокаивающую микстуру. А сержант, выслушав рапорт своего подчиненного, тяжело вздохнул:
— Бедняга… Думаете, слишком долгое девичество так свихнуло ей мозги? Вот что, Тайлер, я думаю, по дороге домой вам стоит зайти к доктору Элскотту и попросить его осмотреть мисс Мак-Картри. Пусть он нам скажет потом, насколько это опасно…
Проспав два-три часа, Иможен встала совсем свежей и отдохнувшей. Шотландку, в чьих жилах струится древняя кровь Мак-Грегоров, не так просто сломить! На кухне она встретила миссис Элрой. Иможен показалось, что Розмери смотрит на нее как-то странно.
— Что-нибудь случилось, миссис Элрой?
Служанка мыла посуду, оставшуюся в раковине со вчерашнего дня. Прежде чем ответить, она аккуратно положила тарелку и губку.
— Мисс Иможен, когда миссис Мак-Картри попросила меня помогать ей по дому, я была еще совсем молоденькой девушкой, и, таким образом, на свет вы появились у меня на глазах. Потом Небо лишило вашего отца верной и преданной подруги, и я по мере сил и возможностей старалась заполнить пустоту в доме, покинутом вашей несчастной матушкой. Долгие годы я заботилась о том, чтобы капитан Мак-Картри пользовался уважением в Каллендерс, а его дочь получила воспитание, достойное барышни из приличной семьи. До тех пор пока капитан Мак-Картри не присоединился к любимой супруге, а вы не подросли настолько, что могли жить самостоятельно, я не давала согласия Леонарду Элрою, хотя он просил моей руки за десять лет до того! Так вот, мисс Иможен, я полагаю, что мои верность и безупречная служба заслуживают уважения!
Это заявление слегка удивило мисс Мак-Картри, хотя она отлично знала слабость Розмери к респекту, а потому шотландка поспешила уверить миссис Элрой, что вполне разделяет ее мнение, но та не желала так легко сдаваться.
— Позвольте заметить вам, мисс Иможен, что возвращаться домой утром в таком виде, как вы, да еще в сопровождении констебля — значит совершенно не считаться со мной! Или я, по-вашему, ничего другого не стою?
— Так ведь меня провожал Сэмюель Тайлер! Надеюсь, вы его все же узнали?
— Разумеется, узнала, — обиженно заметила Розмери. — Тем более что он единственный здешний констебль! Однако порядочную женщину не приводит домой полицейский, да еще такой грязной и оборванной, будто подобрал у порога «Гордого горца»! А кроме того, ваша постель даже не была разобрана…
— Я не ночевала дома.
— Может быть, нынешние нравы и оправдывают подобное поведение, но вы должны понять, мисс Иможен, я уже не так молода, чтобы привыкнуть к поступкам, которые в мое время навсегда поставили бы виновную вне общества!
— Если бы вы только знали, что со мной произошло!
Но миссис Элрой ледяным тоном заявила, что вовсе не желает этого знать, и в знак того, что разговор исчерпан, стала довольно фальшиво насвистывать «В горах мое сердце».
Иможен вернулась в столовую. Возмущение миссис Элрой ее позабавило, но и слегка встревожило, поскольку Розмери не без основания считалась одной из самых злоязыких старух Каллендера, а мисс Мак-Картри совсем не хотела, чтобы та бросила хоть малейшую тень на ее репутацию. В конце концов слухи могут достигнуть ушей Эндрю Линдсея и повлиять на его чувства… Бедняга Эндрю, он, наверное, увлеченно ловит рыбу в озере Веннахар, даже не подозревая, что его невеста чуть не отправилась в мир иной…
За чаем Иможен раздумывала, каким образом снова завладеть в очередной раз улетучившимися документами. От этих мыслей ее отвлекла миссис Элрой. Прежде чем отправиться восвояси, она отдала хозяйке принесенный почтальоном конверт. Служанка немного подождала, надеясь, что мисс Мак-Картри расскажет ей, что внутри и кто прислал письмо, но, поскольку Иможен явно не собиралась делать какие бы то ни было признания, довольно сухо пожелала ей доброго вечера и пошла домой. Розмери пребывала в отвратительном настроении и решила сорвать досаду на мистере Элрое — старик всю жизнь проработал в рыбнадзоре и теперь, прикованный к креслу жестоким ревматизмом, оказался в полной зависимости от жены.
Письмо было от Нэнси Нэнкетт. Девушка признавалась подруге, что ровно ничего не поняла из ее записки. О каком бесчестье писала Иможен? Не связано ли это с таинственным влюбленным, о котором она упомянула? Бедняжка Нэнси совсем растерялась и просила Иможен поскорее написать несколько строчек, чтобы успокоить ее и объяснить, что все-таки происходит.
Мисс Мак-Картри жалостливо пожала плечами. Крошка Нэнси очень мила, но английская кровь отца несколько подпортила ей мозги… Что ж, пожалуй, придется расставить все точки над «i», иначе девчушка Бог знает что вообразит! Иможен не привыкла откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, а потому, достав блокнот и ручку, тут же принялась писать крупным, немного угловатым почерком:
«Моя дорогая Нэнси,
С тех пор как я писала Вам в последний раз, произошло очень много разных событий. Меня стукнули по голове, похитили и посадили под замок. Прошлую ночь я провела связанная по рукам и ногам на чужой постели… Разумеется, я немного беспокоюсь за свою репутацию, однако хочу надеяться, что это не нарушит прекрасных планов на будущее. Он ведет себя очень робко (что немного удивительно для человека его возраста и положения) и не осмеливается открыто сказать о своей любви. К счастью, у меня хорошо развита интуиция, и я все понимаю без слов. Я еще не рискнула рассказать ему о своем бесчестье, поскольку надеюсь очень скоро все исправить. Вы меня хорошо знаете, дорогая Нэнси, и наверняка догадаетесь, что я не из тех, кто может смириться с поражением…»
У двери зазвонил колокольчик, и мисс Мак-Картри, вздрогнув, оторвалась от письма. Кто к ней мог прийти? В первую очередь Иможен подумала об Эндрю, но, решив, что впредь никто больше не застанет ее врасплох, прихватила с собой револьвер. Она уже собиралась открыть дверь, как вдруг сообразила, что, если там враг, ей будет очень неудобно защищаться, а потому, отступив на шаг и тщательно прицелившись, крикнула:
— Входите!
При виде наставленного на него револьвера доктор Элскотт, как ошпаренный, отскочил назад. А Иможен так удивил этот внезапный визит, что она не сразу оценила нелепость ситуации.
— Он з-заряжен? — испуганно пробормотал врач, указывая на оружие.
Мисс Мак-Картри опустила руку.
— Входите, входите, доктор! И простите меня, но я просто вынуждена принимать некоторые меры предосторожности.
— Понимаю…
По дороге в гостиную Джонатан Элскотт клялся в душе как следует отблагодарить Арчибальда Мак-Клостоу и Сэмюеля Тайлера за то, что они возложили на него подобную миссию. Иможен в свою очередь соображала, чему обязана посещением врача, которого ее отец ненавидел за упорные старания отлучить его от виски. Элскотт был тогда начинающим врачом и, как всякий дебютант, проявлял излишнее рвение. Сама Иможен, впрочем, тоже не испытывала к Элскотту особого почтения, ибо, по слухам, он происходил из клана Мак-Леод, с незапамятных времен враждовавшего с Мак-Грегорами.
— Могу я вас чем-нибудь угостить, доктор?
— Вы меня немного напугали, мисс Мак-Картри, и, по правде говоря, я чувствую себя… довольно неважно. Так что, если у вас найдется капелька виски…
Отправляясь за бутылкой и рюмками, Иможен торжествующе улыбалась: Мак-Грегоры одержали новую победу над Мак-Леодами! Потом она вежливо подождала, пока гость выпьет и лицо его вновь обретет нормальные краски.
— Чему я обязана таким удовольствием, доктор Элскотт?
— Арчибальд Мак-Клостоу сказал мне, что у вас неприятности…
— Это касается только меня! — сухо перебила его мисс Мак-Картри.
— Вот как? А здоровье вас не беспокоит?
— Ни в малейшей мере!
— Так вы не хотите, чтобы я вас осмотрел?
— С какой стати?
— Но, насколько я понял…
— Тут какое-то недоразумение… Этот дурень сержант явно переусердствовал! Впрочем, это ему даром не пройдет, я непременно доложу куда следует…
— Ах так? Значит, вы… вы пользуетесь в Лондоне большим влиянием?
— Боже мой, ну разумеется! В определенных кругах очень прислушиваются к моему мнению.
— А-а-а… Но вы, кажется, работаете в машинописном бюро?
— В Адмиралтействе… и причем в секретном отделе… Так что вывеска не всегда соответствует содержанию.
— Ах вот оно что…
Врач допил виски.
— Скажите, мисс Мак-Картри, вы много читаете?
— Простите?
— Я спросил, много ли вы читаете.
— Да, довольно-таки. Но к чему такой вопрос?
— А какие книги вы предпочитаете?
— Исторические…
— А как насчет шпионских романов?
— Тоже неплохо…
— Ага! А вы часто бываете в кино?
— Обычно раз в неделю, но, честно говоря, доктор, я не понимаю…
— И вам, наверное, особенно нравятся фильмы о героических подвигах?
— Должна признать, я и в самом деле смотрю их с большим удовольствием.
— Так-так… Этим-то все и объясняется… Так я и думал…
— Слушайте, доктор, вы мне наконец скажете, что все это значит?
— Последний вопрос, мисс… Когда вы бываете одна у себя в квартире в Лондоне или даже здесь… не случается ли вам… как бы это сказать?.. слышать… м-м-м… голоса? То есть вам не кажется, будто кто-то говорит, в то время как рядом никого нет?.. И этот голос поручает вам какое-нибудь важное дело… например, предлагает совершить… подвиг?
Иможен подумала, уж не издевается ли над ней доктор Элскотт, задавая такие идиотские вопросы, но вдруг до нее дошло, что врач просто-напросто считает ее сумасшедшей. Наверняка его обработал Мак-Клостоу!
— А в призраков вы верите? Ну, скажем, вот в этой комнате, где мы так дружески беседуем, не случалось ли вам видеть что-нибудь необычное, из ряда вон выходящее?
Мисс Мак-Картри вскочила. Ее душило такое бешенство, что в первую минуту слова путались, переходя в какое-то неопределенное мычание.
— Да, я вижу нечто совершенно поразительное! Я вижу грязного, паршивого лекаришку, который пытается сыграть со мной самую скверную шутку, какую только мог измыслить свихнутый потомок Мак-Леодов! И я сейчас покажу этому подлому лекаришке, с кем он имеет дело!
Джонатан Элскотт испуганно взвизгнул и одним прыжком оказался у двери, схватив по дороге шляпу. Потом он так и не смог вспомнить, каким чудом всего за несколько секунд выскочил из кресла, добрался до выхода, открыл дверь и, пробежав сад, плюхнулся в машину. Но всем, кто только желал его слушать, Элскотт рассказывал, что никогда не забудет истерического хохота мисс Мак-Картри и что до сих пор у него от этого воспоминания по коже бегают мурашки.
Наутро Иможен проснулась в полной боевой готовности. Ее немного огорчало, что сэр Генри Уордлоу не подает никаких признаков жизни, но он ведь сам предупреждал: мисс Мак-Картри должна рассчитывать только на себя, а он будет спокойно ждать, пока она доведет миссию до успешного завершения.
Выходя из дому, Иможен решила сначала хорошенько прогуляться. Это прояснит мысли и поможет решить, с чего и как начать контрнаступление.
Погода стояла восхитительная. И шотландка наслаждалась пешей ходьбой, полной грудью вдыхая легкий ветерок, пронизанный целебным ароматом вересковых пустошей. Природа как будто решила смягчить сердце крепкой дочери гор, и свежесть утра настраивала ее на романтический лад. Она решила добраться до озера Веннахар и немного посидеть под сенью деревьев там, где из озера вытекает река Тейт. Возможно, мисс Мак-Картри надеялась встретить там Эндрю Линдсея и услышать наконец признание в любви. Матримониальные грезы напомнили Иможен обо всех упущенных в юности случаях выйти замуж. Она вспомнила Гарри Кремпкета, лейтенанта Колдстримской гвардии, который ухаживал за ней два года, пока капитан Мак-Картри не приказал дочери выбирать между ним и поклонником. Иможен горько плакала, но она так привыкла считать отца единственным светилом своего небосвода, что прогнала Гарри. А теперь он полковник и отец пятерых детей. Двум другим претендентам — Джеймсу и Филиппу, один из которых был мелким землевладельцем, а другой преподавателем, тоже пришлось отступить перед отцовским эгоизмом мистера Мак-Картри.
Став сиротой, Иможен едва не вышла замуж за Гарри Боуленда, клерка одного лондонского нотариуса. Они познакомились на концерте в «Альберт Холле», когда дирижировал сэр Томас Бичем, а потом часто гуляли вместе и обнаружили, что их вкусы сходятся во всем, кроме одного: Боуленд был столь же страстным патриотом Англии, как Иможен — Шотландии. Разрыв произошел на поле в Твикенхеме, куда они вместе приехали смотреть матч по регби между командами Англии и Шотландии во время ежегодного турнира Пяти наций. В тот день Боуленд вдел в бутоньерку розу, а Иможен приколола к лацкану пиджака репейник. В первом полутайме оба еще сохраняли беспристрастие, но положение сильно осложнилось после того, как одного из нападающих шотландской команды оштрафовали за грубость. Судья назначил пенальти, и форварду «Розы» удалось забить гол. Мисс Мак-Картри едко заметила, что судью-валлийца наверняка подкупили англичане. Боуленд ответствовал, что грубияны шотландцы пытаются хамством возместить убожество техники. С тех пор они не обменялись ни словом. Шотландская команда проиграла, и мисс Мак-Картри вернулась в Челси одна. Скверные характеры Иможен и Боуленда помешали примирению — никто из них не желал уступить, и больше они не виделись.
Мисс Мак-Картри обошла весь берег озера, но так и не встретила Эндрю Линдсея. Она миновала заросли кустарника и подошла к самой воде, прозрачность которой вполне соответствовала душевному настрою Иможен. Подобно влюбленной деве лорда Байрона, она присела на берегу и ради собственного удовольствия стала вслух читать одну из поэм Роберта Бернса, которого считала единственным настоящим поэтом во всей истории западной цивилизации. Споткнувшись на каком-то стихе и мучительно вспоминая ускользнувшее из памяти слово, мисс Мак-Картри вдруг почувствовала, что за ней наблюдают. Резко оглянувшись, она успела заметить, как за дерево скользнула какая-то тень. Довольно поэзии! Хватит лирики! Подобно Роберту Брюсу перед решительной схваткой с англичанами при Баннокберне, мисс Мак-Картри сказала себе, что время песен прошло — настало время сражаться, и сражаться хорошо! Иможен бесшумно выпрямилась. Страха она не испытывала, а, напротив, благодарила Небо за то, что оно предает в ее руки врага — как ни мимолетно было движение, мисс Мак-Картри успела узнать котелок валлийского шпиона Флутипола. Шотландка решила, что противопоставит его коварству тонкий интеллект. Проклиная свою беспечность, из-за которой опять забыла прихватить с собой револьвер, Иможен подняла здоровенную палку и двинулась в противоположном направлении, чтобы обойти врага и напасть на него с тылу.
Как некогда в детских играх, мисс Мак-Картри шла с величайшими предосторожностями, старательно обходя сухие ветки и приглушая звук шагов. Она толком не знала, насколько это серьезно, но в любом случае маневр доставлял ей большое удовольствие. Таким образом Иможен в конце концов вышла к небольшой косе, окруженной водой. Идти дальше было невозможно, и, чтобы преодолеть препятствие, Иможен пришлось встать на цыпочки и ухватиться за нависшие над потоком ветки. Потом она резко оттолкнулась, и сухая ветка треснула. Прежде чем упасть в воду, мисс Мак-Картри успела испуганно вскрикнуть, и ее тут же унесло течением. В тот же миг заросли кустарника раздвинулись под чьим-то мощным натиском, и на косу выскочил Флутипол. Чтобы лучше видеть, он приподнялся на цыпочки и имел неосторожность ухватиться за то, что осталось от ветки, сломанной Иможен. В результате валлиец немедленно полетел в озеро следом за шотландкой.
В тот день у констебля Сэмюеля Тайлера был выходной. И, как всегда, он решил пойти на рыбалку. Для констебля этот вид спорта значил не меньше, чем для его начальника — шахматы. Благодаря этому обстоятельству Тайлер слыл одной из лучших удочек всей округи, и не только юнцы, но и старики не стыдились спрашивать у него совета (чем полицейский гордился сверх всякой меры). Все знали, что у Сэмюеля — особая наживка и что червяки, трепещущие на крючке, подвергаются особой обработке, но какой именно — оставалось загадкой, ибо констебль ревниво охранял свою тайну. Остряки утверждали, будто Тайлер маринует наживку в виски и от нее исходит такой запах, против которого шотландские рыбы просто не могут устоять.
Пускай новички и курортники катаются по всему озеру на лодках, полагая, что самая крупная добыча ждет их на глубине, а Сэмюель Тайлер устраивался недалеко от истоков реки Тейт, зная, что рыба любит эту неспокойную воду.
Добравшись до места, констебль приступал к раз и навсегда установленному ритуалу. Сначала он устанавливал раскладной стульчик и готовил наживку. После этого Тайлер позволял себе выкурить сигарету и, распечатав бутылку виски, отпивал добрый глоток. Теперь можно было переходить к серьезным вещам — подготовке крючков, и уж тогда соревнование между рыбами озера Веннахар и Сэмюелем Тайлером начиналось. Рыбак снимал куртку, осторожно складывал в нескольких шагах у себя за спиной, чтобы не забрызгать, и наконец устраивался на стуле, где ему предстояло сохранять каменную неподвижность на протяжении многих часов.
В то утро, едва опустив леску в воду, Тайлер испугался, уж не начались ли у него галлюцинации. Он прикрыл глаза левой рукой и, просидев так несколько секунд, снова посмотрел на озеро: взору предстала та же картина. Значит, это не плод воображения и над поверхностью воды действительно проплывает голова рыжей шотландки? Констебль вскочил, тихонько выругался и с тревогой поглядел на бутылку виски — уж не осушил ли он ее по рассеянности одним махом? Сэмюель еще раз взглянул на озеро и с ужасом обнаружил, что голова шотландки исчезла под водой, зато на ее месте появилась голова валлийца, по-прежнему увенчанная шляпой-котелком, усы джентльмена повисли самым жалким образом… Решив, что он, по-видимому, вдруг лишился рассудка, Тайлер чуть не взвыл от ужаса. Но в тот же миг вновь появилась мисс Мак-Картри. Похоже, эти двое еще и дерутся в воде!
— На помощь! На помощь! На помощь! — в полной панике завопил констебль.
И тут внезапно свершившееся чудо вернуло Тайлера к действительности. Иможен в очередной раз вынырнула и, отплевываясь, заорала на констебля:
— Кретин несчастный! Это мне надо звать на помощь, а не вам!
Сэмюель не мог не признать, что она правда, и устыдился.
— Не сердитесь, Иможен… — сконфуженно пробормотал он.
Голова мисс Мак-Картри и вторая, в шляпе-котелке, уже проплывали мимо.
— Да решитесь вы наконец мне помочь, Сэмюель Тайлер? Или будете невозмутимо наблюдать, как я тону?
Услышав столь энергичное напоминание о его обязанностях, констебль вздрогнул. Само собой, ему уже скоро шестьдесят, а в таком возрасте нырнуть в озеро Веннахар — вовсе не предел мечтаний, но закон велел полицейскому спасать тех, кто оказался в опасности. Под двойным напором закона, чьим безупречным служителем считал себя Тайлер, и религии, верным адептом которой он был, полицейскому пришлось сделать то, к чему он не испытывал ни малейшего желания. И вот только потому, что он носил форму полицейского Ее Величества, Сэмюель, невзирая на преклонный возраст и отчаянный страх подцепить ревматизм, бросился в воду во имя Бога, Англии и этой проклятой шотландки с огненной шевелюрой!
Арчибальду Мак-Клостоу никак не удавалось сокрушить «черных». Самая хитроумная тактика не помогала прорвать линию их обороны, и сержант раздумывал, не атаковать ли пешками, ибо они одни способны произвести смятение во вражеском лагере и толкнуть противника на неосторожный шаг. Двинув вперед двух первых представителей «белой» пехоты, Арчи прикидывал, не стоит ли «черным» контратаковать кавалерией, как вдруг дверь кабинета распахнулась и глазам Мак-Клостоу предстало самое жуткое зрелище, которое когда-либо приходилось созерцать сержанту полиции Каллендера.
Ужасная мисс Мак-Картри вошла в совершенно мокром платье, с которого потоками струилась вода, образуя на полу огромные лужи, рядом — ее враг валлиец, сейчас похожий на только что побывавшего в ванне пуделя, а за ними Сэмюель Тайлер, одетый в штатское, но в не менее плачевном виде, чем прочие. Удивительное трио сопровождал фермер Овид Алланби, но тот хотя бы не счел нужным искупаться в одежде, прежде чем явиться пред очи Мак-Клостоу. Сержант так обалдел, что не мог выдавить из себя ни единого вопроса. Впрочем, его все равно никто бы не услышал, поскольку каждый вопил что было мочи. Сэмюель пытался объяснить, что случилось, Иможен орала, что ее хотели убить, валлиец кричал, что больше не позволит делать из себя мальчика для битья, но шляпа-котелок, похожая на крышу после дождя, придавала ему комичный вид и мешала воспринимать его всерьез. Что до Овида Алланби, тот громко интересовался, кто теперь почистит его чертову машину, после того как чертов Тайлер силой усадил в нее чертовых утопленников, заляпавших чертовы сиденья.
Чувствуя, что его авторитет под угрозой, Арчибальд Мак-Клостоу рявкнул:
— Всем молчать!
От удивления странная компания притихла, да и надо ж было хотя бы перевести дух.
— Не знаю, что вы еще придумали и каким образом устроили этот новый скандал, но предупреждаю вас, мисс Мак-Картри, мое терпение уже на пределе! — сурово предупредил Арчи.
— Выходит, вам совершенно безразлично, что меня в очередной раз пытались убить? — возмутилась Иможен.
— Нет, не безразлично! Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы вас и в самом деле прикончили раз и навсегда! Докладывайте, Тайлер!
Констебль рассказал о происшествии, в котором, по просьбе присутствующей здесь мисс Мак-Картри, ему пришлось принять участие. Арчи недоуменно воззрился на Иможен.
— Может, расскажете, какого черта женщину вашего возраста, да еще уверяющую, будто она в здравом уме, могло с утра пораньше занести в озеро Веннахар?
— Не будь вы такой тупой скотиной, сообразили бы, что меня хотели утопить!
— Кто?
— Он!
И мисс Мак-Картри мстительно ткнула пальцем в сторону несчастного Герберта Флутипола. Сержант тут же накинулся на него:
— Ну, что вы можете возразить?
— Я нисколько не виноват в несчастном случае с мисс Мак-Картри.
— Тогда что вам понадобилось в воде?
— Я упал в озеро, пытаясь помочь!
— Лицемерный убийца!
— Замолчите, мисс! Так вы уверяете, будто он на вас напал?
— Не совсем…
— Тогда, значит, толкнул в воду?
— Тоже нет.
— Но тогда скажите, ради всего святого, что вы имели в виду!
— Он меня преследовал!
— А поточнее нельзя?
— Я сидела на берегу и вдруг заметила, как он за мной следит.
— И, чтобы удрать от преследования, прыгнули в воду?
— Нет, я упала в озеро, потому что подо мной подломилась ветка.
— И вы пытаетесь изобразить обыкновенный несчастный случай, как покушение?
— Господи Боже! Вы что, совсем ничего не соображаете?
— Довольно, мисс Мак-Картри! Мои умственные способности вас не касаются! С меня хватит и вас, и ваших выкрутасов! Слышите? Доктор Джонатан Элскотт уже прислал мне заключение! И предупреждаю: еще одна, пусть самая пустяковая выходка — и я вас на несколько недель отправлю к психам! Ясно? А теперь убирайтесь из моего кабинета, да поживее!
Тут Овид Алланби снова решил напомнить о чертовых сиденьях, на которые чертов констебль посадил чертовых утопленников. Но Арчи был уже не в том настроении, чтобы слушать что бы то ни было и кого бы то ни было.
— Овид Алланби! — прогремел он. — Вы чертов дурак и доставите мне чертовское удовольствие, если заткнетесь, сядете в свою чертову машину и как можно скорее самой короткой дорогой доставите эту чертову мисс Мак-Картри в ее чертов дом, иначе я запру вашу чертову персону в свою чертову камеру за нарушение закона! Усекли?
Овид развернулся на каблуках и вышел. Иможен колебалась, не зная, как поступить, как вдруг Флутипол кротко заметил:
— Прошу прощения, мисс Мак-Картри, но позволю себе обратить ваше внимание на то, что вы совершаете ошибку, принимая друзей за врагов, а врагов — за друзей…
— А я позволю себе заявить, что считаю валлийцев самым гнусным вкладом, который Соединенное Королевство внесло в население этой планеты! Тоже мне советчик нашелся! Да плевать мне и на ваши рекомендации, и на попытки меня убить! Правое дело победит, и в один прекрасный день я еще дождусь у двери тюрьмы сообщения, что правосудие свершилось и вас вздернули!
С этими словами шотландка ушла, ни с кем не простившись. Полицейские и валлиец, оставшись втроем, обменялись слегка растерянными взглядами, и Мак-Клостоу подвел итог:
— Не расстраивайтесь, мистер Флутипол, я составлю вам компанию, ибо мисс Мак-Картри и мне тоже пообещала пеньковый галстук. Надо будет поинтересоваться у доктора Элскотта, что может означать столь навязчивое желание отправить всех и каждого на виселицу…
Миссис Розмери Элрой не ответила на приветствие Иможен и, не ожидая вопроса, тут же перешла в наступление:
— Вчера, мисс Иможен, вас привел Тайлер. А сегодня вы являетесь домой в сопровождении этого паршивца Овида Олланби, да еще в каком виде!
— Но я упала в воду!
— Разве, по-вашему, порядочные женщины падают в воду, мисс Иможен? Во всяком случае, предупреждаю: если вы намерены продолжать в том же духе, можете на меня не рассчитывать! Мне надо заботиться о своей репутации. Обидно, конечно, за ваших маму и папу, но, я уверена, они бы меня одобрили.
Иможен чуть не ответила, что старуха может, коли угодно, убираться хоть сию секунду, но Розмери была ей нужна, а потому она прикусила язык и молча ушла в свою комнату.
Переодеваясь, мисс Мак-Картри обдумывала утреннее происшествие, и неожиданно в ее памяти всплыл совет-предупреждение валлийца. Иможен хмыкнула. Если он надеялся запудрить ей мозги такой неслыханной глупостью — значит, считает совсем дурой. Не на такую напал! Иможен начала причесываться, да так и застыла, воздев руки к огненным волосам. А что, если Герберт Флутипол сказал правду? Что, если она ошибается с самого начала? И мисс Мак-Картри припомнила, как она нашла пакет в комнате Эндрю Линдсея. Как она могла, даже не проверив, принять невероятное объяснение Эндрю? Но тогда придется допустить, что Линдсей — шпион… Так, значит, не он написал столь взволновавшее ее признание? Но кто тогда? Гован Росс или… или Аллан? Сердце Иможен учащенно забилось. Но если Линдсей — преступник, то кто Гован и Аллан? Сообщники? Или оба они так же обмануты, как и она? Мисс Мак-Картри интуитивно склонялась ко второму предположению. В любом случае необходимо выяснить правду, и Иможен решила сразу после обеда отправиться в Килмахог. А дабы и на сей раз не забыть о мерах предосторожности, она положила в сумочку револьвер и только потом отозвалась на приглашение миссис Элрой к столу.
Увидев, что к «Черному лебедю» приближается мисс Мак-Картри, Джефферсон Мак-Пантиш нахмурился. Хозяин гостиницы весьма заботился о том, чтобы к его особе относились с должным почтением, а Иможен, по-видимому, имела наглость считать его чуть ли не слугой. Поэтому на вопрос мисс Мак-Картри дома ли мистер Линдсей, Джефферсон сухо ответил, что его клиент ушел немного прогуляться. Иможен, не дожидаясь приглашения, заявила, что подождет в гостиной. Там она сделала вид, будто увлеченно разглядывает журналы. На самом деле шотландка наблюдала за Джефферсоном Мак-Пантишем, а тот в свою очередь, краем глаза следил за Иможен, считая ее весьма подозрительной личностью. Так прошло минут пятнадцать. Оба хранили полное молчание, но бдительности не теряли. Наконец Джефферсона позвали, и он исчез в недрах гостиницы. Мисс Мак-Картри тут же вскочила и бросилась на лестницу. Опыт прочитанных детективных романов подсказывал, что комнату подозреваемого лучше всего обыскать в его отсутствие. На всякий случай Иможен постучала. Никто не ответил. Не сомневаясь, что в комнате пусто, она повернула ручку, но дверь была заперта на ключ. Глубоко разочарованная мисс Мак-Картри снова спустилась в холл, решив играть ва-банк, но с радостью обнаружила, что Мак-Пантиш еще не вернулся. Замирая от страха, шотландка схватила висевший на крючке ключ Линдсея и быстро, хотя и с величайшими предосторожностями, снова поднялась на второй этаж. Мысль о том, что в любую минуту может появиться слуга или кто-то из жильцов, внушала ей трепет. Однако до комнаты Линдсея она добралась без всяких приключений и, сунув ключ в скважину, медленно повернула, потом, придерживая дверь, чтобы та не скрипнула, тихонько проскользнула в номер. Закрывая за собой дверь, Иможен чуть не закричала от страха — за спиной у нее раздался грубый мужской голос.
— По какому праву вы сюда вошли? — с сильным иностранным акцентом спросил он.
Мисс Мак-Картри всерьез решила, что сердце у нее сейчас остановится. За долю секунды в потрясенном сознании Иможен промелькнуло множество самых разнообразных предположений, и в то же время она пыталась определить, что за акцент у незнакомца. Однако, поскольку для шотландки заграница начиналась сразу за пределами Глазго, составить определенное мнение ей так и не удалось. Обернувшись, Иможен увидела, что у окна сидит мужчина. Поскольку лицо этого типа было ей совершенно незнакомо, мисс Мак-Картри сперва подумала, что ошиблась комнатой, и уже хотела извиниться, как вдруг узнала чемодан Линдсея и брошенное на кровать пальто. Незнакомец меж тем продолжал настаивать:
— Ну? Собираетесь вы отвечать или нет?
Иможен ненавидела, когда с ней разговаривали подобным тоном, а потому мигом пришла в себя.
— А вы что тут делаете?
Неожиданное контрнападение, кажется, удивило незнакомца.
— Я? Но я друг Эндрю Линдсея!
— Я тоже.
— Он не сказал мне, что пригласил вас в гости.
— Я полагаю, он не обязан докладывать вам о своей личной жизни? Впрочем, я готова уступить вам место…
И вполне довольная собой, мисс Мак-Картри собиралась выйти из номера, но иностранец вдруг вскочил и преградил ей дорогу.
— Спокойно… Раз уж вы сюда забрались, придется подождать, пока я не уйду…
— Почему это?
— У меня на то есть причины, которые вас совершенно не касаются!
Слегка встревоженная, Иможен отступила на середину комнаты.
— Мне не нравятся ваши манеры…
Незнакомец хмыкнул.
— А мне — ваши, особенно привычка залезать в чужие комнаты, когда хозяина нет дома!
Мужчина запер дверь и вернулся к столу. Мисс Мак-Картри показалось, что этот высокий тощий тип с каким-то странным, угловатым лицом слегка прихрамывает.
— Сидите тихо и не рыпайтесь, пока я не уйду, если не хотите очень крупных неприятностей, — предупредил он.
— Так вы не подождете мистера Линдсея?
— Лучше не стоит.
— Вы меня обманули, верно? Вы ведь не знакомы с Эндрю!
— И что с того?
— Вы вошли в эту комнату без ведома владельца! Я прикажу вас арестовать!
— Не думаю!
Мужчина выхватил из кармана нож.
— Может, вы и успеете крикнуть, мисс, но всего один раз! Однако мне незачем вас убивать, и, если вы обещаете вести себя разумно…
— Вы не джентльмен!
— Естественно. В моей стране таковые не водятся… Сейчас я привяжу вас к стулу и заткну рот. А милейший мистер Линдсей с радостью вас освободит, и вы сможете выразить ему благодарность в какой угодно форме…
— Хам!
Незнакомец вдруг резко изменил тон:
— Прекрати валять дурака, паршивая англичанка, или пеняй на себя!
Иможен оскорбило это презрительное «тыканье», а уж то, что ее назвали англичанкой, обожгло, как каленым железом. И шотландка решила не сдаваться без боя. Ни Роберт Брюс, ни Вальтер Скотт, ни ее отец не поняли бы позорной капитуляции. Мисс Мак-Картри вытащила из сумочки гигантский револьвер и, держа его обеими руками, навела на противника. При виде такого странного оружия мужчина на миг остолбенел, но тут же расхохотался.
— Где, черт возьми, вы откопали такое чудовище? Надеюсь, вы не настолько наивны, чтобы вообразить, будто сумеете запустить эту боевую машину? А ну-ка, давайте сюда…
— Не подходите, или я выстрелю!
— Дура! Неужто, по-вашему, я послушаюсь какой-то старой клячи только потому, что она возомнила себя артиллеристом?
Незнакомец начал приближаться.
— Тем хуже для вас! Я стреляю!
— Я участвовал в семидесяти пяти воздушных боях, и меня четыре раза сбивали… Стало быть, на этой земле мало что может меня напугать…
Все мускулы Иможен напряглись, но у нее все же не хватало духу спустить курок. И, прежде чем мисс Мак-Картри решилась, на нее налетел иностранец.
— Дайте-ка сюда револьвер!
— Нет!
Он наотмашь ударил ее по лицу. Иможен отлетела и шлепнулась на пол, но оружие не выпустила. Падая, она искала точку опоры и нечаяно нажала на курок. Грохнул выстрел, и шотландка с ужасом увидела, как верхняя часть головы склонившегося над ней мужчины исчезла — Иможен стреляла почти в упор, а такая пуля могла бы уложить и слона. От выстрела содрогнулась вся гостиница, и в одной из соседних комнат какой-то пастор вместе со всей семьей упал на колени в полной уверенности, что русские сбросили первую атомную бомбу на Горную Шотландию. Хозяин «Черного лебедя», сидевший в это время в погребе, подумал, что обвалилась крыша. А какой-то рыбак на берегу озера Веннахар, сочтя, что такой удар грома, несмотря на полное отсутствие туч на небе, предвещает редкой силы грозу, быстренько собрал всю рыболовную снасть.
Что до Иможен, то, увидев, что натворил ее револьвер, услышав глухой стук падающего тела и жуткое бульканье кровавой магмы там, где всего секунду назад было человеческое лицо, она в ужасе завопила. Очень скоро дверь вышибли, и, теряя сознание, мисс Мак-Картри успела узнать перекошенные от страха лица Джефферсона Мак-Пантиша и Эндрю Линдсея и лицемерную физиономию Герберта Флутипола.
Несмотря на грядущие осложнения, Арчибальд Мак-Клостоу ликовал. На сей раз проклятая рыжая стерва за все заплатит! Он торжествующе смотрел на Иможен, поникшую в кресле, куда Тайлер усадил ее два часа назад, сразу после того как привез из «Черного лебедя». Расследование убийства не представляло ни малейших сложностей, поскольку и жертва, и убийца, и орудие преступления оказались на месте. Впрочем, Иможен и не пыталась отрицать вину. А в свое оправдание рассказывала совершенно дикую историю. Показания Мак-Пантиша вполне подтверждали виновность шотландки. Судя по всему, мисс Мак-Картри воспользовалась его отсутствием, стащила ключ от номера мистера Линдсея и без разрешения проникла в комнату последнего. Преднамеренность убийства не вызывала сомнений. Неприятно только, что решительно никто не знал покойника. Джефферсон даже не подозревал о его присутствии в гостинице, никогда в жизни не видел и тщетно ломал голову, пытаясь сообразить, что этому типу понадобилось у Линдсея. Помимо всего прочего, обыскивая тело, не нашли ни единого документа. Выслушать показания Герберта Флутипола тоже не удалось, поскольку валлиец как сквозь землю провалился.
Арчи продолжал допрос.
— Мисс Мак-Картри, как зовут человека, которого вы убили?
— Не знаю.
— Стало быть, вы отстреливаете незнакомых людей? Своеобразное времяпрепровождение!
— Повторяю вам, он угрожал мне ножом!
— Короче, насколько я понимаю, вы настаиваете, что это была только самозащита?
— Да, законная самозащита.
— Что ж, побеседуйте со своим адвокатом и желаю вам обоим убедить судью. Но в любом случае вам придется объяснять, откуда у вас револьвер.
— Он принадлежал моему отцу.
— У вас есть разрешение носить оружие?
— Нет.
— Отлично… Это еще одно обвинение против вас.
— А вы и рады, правда?
— Мисс Мак-Картри, рад я или нет, это не имеет отношения к делу, я лишь выполняю обязанности сержанта полиции. Но, если вам так интересно, могу признаться, что и вправду очень доволен, более того, счастлив, что вы отправитесь за решетку, прежде чем свели меня с ума или начали планомерно уничтожать всех иностранцев, приезжающих в Каллендер! Тайлер сходит к вам домой и принесет все необходимое, а я запру вас в камере, мисс Мак-Картри. Тайлер!
Констебль, охранявший участок от наплыва любопытных, бросился к шефу.
— Тайлер, мисс Мак-Картри назовет вам предметы первой необходимости, и вы прогуляетесь к ней домой вместе с миссис Элрой…
Телефонный звонок помешал Арчибальду договорить. Сэмюель, стоявший ближе к столу, снял трубку.
— Полицейский участок Каллендера! — Немного послушав, он добавил: — Пожалуйста, не вешайте трубку, сейчас я его позову.
Прикрыв рукой микрофон, он повернулся к шефу.
— Это вас! Полицейское управление Эдинбурга!
Арчи тяжело вздохнул — неприятности начались!
— У телефона Арчибальд Мак-Клостоу, сержант полиции Каллендера… Мое почтение, сэр… Да, она здесь… И я как раз собирался запереть ее в камере… Что?.. Но… она же призналась!.. Что?.. Шпион?.. У нее нет разрешения на оружие… А?! Но она сама сказала, что… Хорошо… хорошо, я вас понял! Так точно, готов выполнять!..
Арчи повесил трубку и помутившимся взором окинул кабинет.
— Представьте себе, Сэмюель Тайлер, — обратился он к подчиненному, — оказывается, мы с вами полные идиоты… Во всяком случае, так считают в Эдинбурге… Мы должны немедленно выпустить мисс Мак-Картри, поскольку она убила человека без документов, которого вообще в природе не существует, а убийство призраков ненаказуемо по закону. Добавлю также, что, сама о том не ведая, мисс Марк-Картри имеет разрешение носить оружие. Стало быть, Сэмюель Тайлер, согласно приказу из Эдинбурга, вы можете вернуть мисс Мак-Картри ее артиллерию и проводить до дома со всеми почестями, полагающимися особе, которую несправедливо заподозрили в преступлении. Что до меня, мисс Мак-Картри, то позвольте принести вам глубочайшие извинения. Уж простите, что я имел глупость поверить своим собственным глазам и ушам!
Иможен встала, совершенно преобразившись от столь неожиданного поворота событий.
— На сей раз — ладно, Арчибальд Мак-Клостоу, но не вздумайте продолжать в том же духе!
И она вышла, окруженная ореолом величия, подобающим героине, испытавшей преследования и вновь вознесенной на вершину славы. А следом брел Тайлер, не зная толком, грезит ли он наяву или все это происходит на самом деле.
По доброте душевной Тайлер с большой симпатией относился к своему шефу. Догадываясь, в какой он сейчас растерянности, констебль на обратном пути купил две двойных порции виски. Мак-Клостоу и впрямь сидел в кабинете с самым пришибленным видом и тщетно пытался сообразить, что произошло.
— Вот, шеф, выпейте и взбодритесь! — жизнерадостно крикнул с порога Тайлер.
При виде выпивки глаза Арчи сверкнули. Дрожащей рукой сержант схватил стаканчик и поднес к губам. К несчастью, констебль решил еще больше обрадовать шефа.
— И знаете, я заплатил своими кровными!
Это было уж слишком! Мир, в котором убийц приходится отпускать на свободу да еще приносить извинения, а Тайлер из своего кармана оплачивает виски начальнику, этот мир больше ничуть не походил на тот, который знал Арчибальд Мак-Клостоу. И, выронив стаканчик, сержант потерял сознание. А бедняге Тайлеру, дабы привести его в чувство, пришлось, скрепя сердце, пожертвовать собственным виски…
«…И как видите, дорогая Нэнси, очень важно быть готовой в любую минуту пересмотреть даже то, что казалось несомненным. Скажем, мне, как и Вам, всегда внушали, что убийство — серьезное преступление, влекущее за собой ужасные последствия для того, кто его совершил, даже если речь шла о самозащите. Так вот, дорогая, ничего подобного, все это — бредни журналистов! И доказательством тому, что совсем недавно (а точнее, около полудня) я отправила на тот свет гражданина какой-то чужой страны, всадив ему пулю прямо в физиономию. Но не пугайтесь, моя девочка, я сделала это не просто так, а лишь потому, что этот тип позволил себе обойтись со мной невероятно нагло, оскорбив мою честь шотландки (я знаю, что Вы могли вообразить, но это не так). Негодяй хотел заставить меня умолкнуть как опасного свидетеля, но Вы же знаете, дорогая Нэнси, что заткнуть мне рот… Однако такой успех все же не вернул мне утраченной чести, и потому, закончив письмо Вам, я сразу отправляюсь искать то, что у меня украли. В случае поражения даже не знаю, что со мной станет, ибо, потерпев неудачу, я никогда не осмелюсь показаться на глаза сэру Дэвиду Вулишу. На кон поставлена репутация всего нашего пола, дорогая Нэнси. Следовательно, можете не сомневаться, что я намерена приложить все силы, и, если злая судьба пожелает, чтобы я пала в этой битве, прошу Вас, сохраните доброе воспоминание о Вашей
P.S. Что касается другой истории, давшей мне надежду наконец обрести семейный очаг, то тут я очень мало продвинулась вперед. Но я буду держать Вас в курсе, моя дорогая, поскольку, так или иначе, вы, конечно, не откажетесь быть моей свидетельницей вместе с Дженис. Целую Вас».
Мисс Мак-Картри решилась сходить в «Торфяники» к сэру Генри Уордлоу. Тот принял ее очень любезно и сообщил, что вынужден дня на четыре уехать в Лондон, где наверняка встретится с сэром Дэвидом, а потом выразил надежду, что по возвращении Иможен сумеет наконец передать ему документы, доставка которых была ей поручена. Шотландка поклялась сделать все возможное.
— Вы, конечно, знаете о драме, случившейся вчера в «Черном лебеде», сэр?
— Естественно.
— Мне пришлось выстрелить, защищаясь… Вы меня не осуждаете, сэр?
— Ни в коей мере, мисс Мак-Картри. Я, кажется, знаю, как звали вашего противника. Пусть никакие угрызения совести вас не тревожат. Вы оказали нашим агентам огромную услугу. Этот тип был для них постоянной головной болью. И я нисколько не сомневаюсь, что его появление в Каллендере непосредственно связано с похищением секретных планов «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь». Осталось выяснить, кто его здешний агент, то есть установить личность вора.
— Я уверена, что это мерзкий тип, якобы приехавший сюда из Уэльса. Впрочем, судя по тому, что ведет он себя как настоящий дикарь, это вполне может соответствовать действительности. Некто Герберт Флутипол. Он вечно путается у меня под ногами, но Тайлер и Мак-Клостоу не желают верить в его виновность и позволяют действовать безнаказанно. По-моему, это просто позор! Я уверена, что пакет у Флутипола, иначе зачем бы его принесло в «Черного лебедя»?
— Возможно, вы и правы, мисс, но, видите ли, в разведке самое главное — не поддаваться личным симпатиям и антипатиям. Никто не должен априори оставаться вне подозрений, и на вашем месте я бы повнимательнее пригляделся к этому мистеру Линдсею. Ведь именно в его комнате вы пережили такие тяжелые минуты!
— Эндрю?.. Но, сэр… откровенно говоря… мне кажется, он питает ко мне некоторые симпатии и даже, возможно, очень скоро попросит стать его женой…
— Порой под напускной нежностью скрывается обман, мисс Мак-Картри. Однако вам легче судить, как обстоит дело, и я вполне полагаюсь на ваш здравый смысл. Во всяком случае, вот что мне удалось для вас сделать. На почте у меня есть свой человек, и он осматривает все мало-мальски объемистые конверты. Это специалист, умеющий незаметно вскрывать и запечатывать любые письма и бандероли, причем в мгновение ока. Стало быть, у противника очень мало шансов без нашего ведома переправить бумаги по официальным каналам. И, уж простите меня, мисс Мак-Картри, но я дал приказ следить за господами Линдсеем и Флутиполом. Если в мое отсутствие один из этих джентльменов вздумает сесть на поезд или уехать из Каллендера иным путем, Эдинбург немедленно получит уведомление и примет соответствующие меры.
— Спасибо, сэр. Можете не сомневаться, что я не упущу ни единой мелочи, хотя и уверена в полной необоснованности ваших подозрений насчет Эндрю.
— Я всего лишь предупредил вас, мисс…
Сколько бы Иможен ни спорила, а замечания сэра Генри ее все же смутили. Но сердце не желало мириться с возможностью предательства со стороны Эндрю Линдсея. Человек всегда верит лишь в то, во что хочет верить. Однако у мисс Мак-Картри хватало мужества не отступать ни перед какой правдой, и она поклялась себе довести расследование насчет Эндрю до конца.
Возвращаться домой ей надо было через весь Каллендер. Добравшись до центра, Иможен заметила, что прохожие оборачиваются на нее и что-то шепчут друг другу, короче говоря, она вдруг стала привлекать всеобщее внимание. Не зная, радоваться ли такой популярности, мисс Мак-Картри решила зайти купить овсяных хлопьев. Не то чтоб они были ей позарез нужны, но бакалея Элизабет Мак-Грю и ее мужа Уильяма — единственное место, где можно точно узнать обо всем, что происходит в Каллендере.
Появление Иможен произвело сенсацию. Элизабет Мак-Грю, взвешивая фасоль для миссис Плюри, незаметно для себя всыпала в кулек лишние сто граммов. Уильям Мак-Грю показывал чулки миссис Фрэзер, но, увидев Иможен, сразу перестал слушать собеседницу. А старая миссис Шарп, собиравшаяся, как она делала на протяжении полувека, стянуть конфетку, забыв о любви к сладкому, воскликнула:
— Иможен Мак-Картри!
Это послужило сигналом к общему наступлению, и мисс Мак-Картри, окруженная со всех сторон, не знала кому отвечать. Элизабет Мак-Грю пришлось сухо напомнить, что все находятся в ее доме, и, следовательно, право первенства принадлежит ей. Кумушкам пришлось покориться и, отойдя от Иможен, уступить место миссис Мак-Грю. Та не замедлила воспользоваться преимуществом.
— Мисс Мак-Картри, я особенно счастлива вас видеть, с тех пор как узнала, с каким хладнокровием вы сумели выйти из затруднительного положения вчера в «Черном лебеде». Тайлер сказал нам, что вы уложили его одной-единственной пулей… Это правда?
— Одной хватило, миссис Мак-Грю… Я стреляла из папиного револьвера…
Миссис Шарп не удержалась от восторженного замечания:
— Будь милейший капитан еще жив, он бы гордился вами, Иможен Мак-Картри!
— Вы показали этому шпиону, что с девушками Горной Страны лучше не связываться! — поддержала ее миссис Фрэзер.
Иможен чувствовала себя на седьмом небе.
— Мисс Мак-Картри, может, вы расскажете нам, как это произошло? — снова вмешалась бакалейщица.
Мисс Мак-Картри заставила себя просить не больше, чем требовали приличия, и пустилась в повествование о своих приключениях, вдохновенно расцвечивая их такими подробностями, что вполне могла бы претендовать на духовное родство с легендарным Боб Роем, а по значению для нации ее подвиг оказался чуть ли не равен Баннокбернской битве. Все слушали открыв рот, и лишь миссис Мак-Грю, чувствуя, что ее власть и авторитет под угрозой, испытывала легкую зависть. Когда Иможен умолкла, Уильям Мак-Грю пылко пожал ей руку, уверяя, что теперь благодаря мисс Мак-Картри Каллендером заинтересуется все Соединенное Королевство. Элизабет тут же попросила супруга не отлынивать от работы, пользуясь появлением в лавке мисс Мак-Картри, а доставить ей удовольствие и сходить в подвал за керосином, поскольку наверху запас подходит к концу. Уильям рассердился.
— Господи Боже, Элизабет, неужели вы хоть на пять минут не можете оставить меня в покое?
— Во-первых, я попрошу вас, Уильям Мак-Грю, разговаривать со мной другим тоном, особенно при клиентах. А во-вторых, хочу вам напомнить, что мама родила меня на свет и до пятнадцати лет посылала в школу вовсе не за тем, чтобы я содержала никчемного бездельника.
Миссис Мак-Грю била по больному месту, ибо весь Каллендер знал, что если у бакалейщиков нет детей, то вина в этом целиком и полностью лежит на муже. Судя по выражению лиц, покупательницы получали огромное удовольствие: мало того, что они слышали рассказ Иможен, теперь их развлекают еще и семейной сценой! Но Уильям Мак-Грю после такого предательского удара больше не стал возражать и направился к лесенке, ведущей в погреб, однако, прежде чем исчезнуть в недрах бакалейного склада, он выпустил последнюю стрелу:
— Позвольте вам все же заметить, Элизабет Мак-Грю, что вы не уважаете своего мужа!
В этом простом замечании слышались отзвуки шекспировской трагедии, несмотря на то что из дыры в полу торчала лишь верхняя часть туловища Уильяма. Элизабет почувствовала справедливость упрека и, чтобы отвлечь внимание кумушек, снова обратилась к Иможен:
— Мисс Мак-Картри, а что вы ощутили после того, как прикончили мужчину?
Очень неловкий вопрос, поскольку в тот же вечер миссис Плюри разнесла всем сплетникам Каллендера весть, что у четы Мак-Грю дела идут хуже некуда и миссис Мак-Грю даже наводит справки о… короче говоря, миссис Плюри, конечно, пока не хочет никого ни в чем обвинять, но, если однажды в бакалее разразится драма, ее это удивит меньше, чем кого бы то ни было, и уж тогда она расскажет полиции все, что знает. Таким образом, в ближайшие несколько дней Элизабет тщетно ломала голову, почему все женское население Каллендера проявляет к ее особе столь назойливое внимание. Даже Тайлер, получив анонимное предупреждение, явился увещевать миссис Мак-Грю, а та, не понимая, по какому праву констебль вмешивается в ее семейную жизнь, рассердилась, наговорила гадостей и сделала Сэмюеля своим смертельным врагом.
Однако пока дело еще не зашло так далеко, и клиентки Элизабет ждали ответа Иможен.
— Вероятно, это как на охоте… Целишься, спускаешь курок — и добыча падает. Только потом соображаешь что к чему. И, честно признаюсь, нельзя не испытывать некоторого потрясения…
Как опытный оратор, Иможен понимала, что любопытство аудитории никогда не следует удовлетворять до конца, а потому она вежливо распрощалась с женщинами, заметив, что они наверняка увидятся в три часа дня на заседании следственного суда у коронера. Элизабет уже слегка завидовала новоиспеченной героине, а потому, как только мисс Мак-Картри вышла из бакалеи, решила нанести удар в спину.
— Все равно, — проговорила она, напустив на себя равнодушный вид, — если бы мистер Мак-Грю узнал, что я убила человека, пусть даже ради самозащиты… я уверена, он стал бы смотреть на меня совсем другими глазами и… и ему было бы не по себе…
Клиентки выразили бакалейщице полное одобрение, но миссис Плюри, считавшая себя необычайно проницательной особой, подумала, что подобная хитрость может ввести в заблуждение кого угодно, только не ее.
Обязанности коронера исполнял Питер Корнвей, владелец похоронного бюро. Он же делал надгробия и могильные плиты. Это был маленький щуплый человечек, как и требовало его ремесло, всегда одетый в черный костюм, с которого, впрочем, ему никогда не удавалось стряхнуть мраморную крошку, ибо трудолюбивый Питер с утра до вечера обтесывал надгробия.
Судебное разбирательство происходило в большом зале мэрии, куда принесли школьные скамьи. Питеру Корнвею помогали мэр Гарри Лоуден и секретарь Нед Биллингс. Весь Каллендер собрался в зале, не желая упустить ни малейших подробностей события, нарушившего тоскливое однообразие повседневной жизни. Сочтя, что ждать больше некого, Питер Корнвей встал, торжественно объявил заседание открытым и вызвал первого свидетеля, мисс Иможен Мак-Картри.
По просьбе коронера, надо сказать проявившего к ней необычайную предупредительность, Иможен снова рассказала о драме, в которой играла главную роль. Питер Корнвей попросил уточнить кое-какие детали, но как человек деликатный не стал акцентировать внимание на том, что мисс Мак-Картри без законных оснований взяла ключ от комнаты мистера Линдсея и в отсутствие хозяина забралась в жилище холостого мужчины. Выслушав показания Иможен, коронер предложил ей вернуться на место, что шотландка и сделала под общий восхищенный шепоток. И только самые проницательные граждане Каллендера обратили внимание, что Гарри Лоуден сидит с весьма недовольным видом и, по-видимому, не разделяет восторгов аудитории.
К Эндрю Линдсею сначала отнеслись недоверчиво, но ему удалось изменить общественное мнение в свою пользу, заявив, что он не знал покойного и, по-видимому, тот воспользовался отмычкой. Свидетель предполагал, что этот тип, увидев на лестнице «Черного лебедя» мисс Мак-Картри, бросился в первую попавшуюся комнату, но ему не повезло, поскольку именно туда и направлялась шотландка. Линдсей добавил, что он и в самом деле договорился о встрече с означенной мисс, но о причинах и целях этого свидания он никак не может говорить публично, ибо речь идет о высших государственных интересах. Слушатели по достоинству оценили деликатность чужака, а растроганная Иможен поняла, что Эндрю таким образом пытается спасти ее репутацию, и усмотрела в этом нежное признание… Повернувшись, мисс Мак-Картри одарила Линдсея самой лучезарной улыбкой. Эндрю слегка поклонился и тем окончательно завоевал симпатии женской половины аудитории.
Тайлер и Герберт Флутипол рассказали, как, зайдя в холл гостиницы «Черный лебедь» и услышав выстрел, они бросились на второй этаж, обнаружили, что дверь заперта, и, не без труда выломав ее, увидели труп незнакомца и лежащую в обмороке мисс Мак-Картри. На вопрос коронера оба ответили, что у них сложилось впечатление о непреднамеренном убийстве, совершенном в целях самозащиты. Последним давал показания Джефферсон Мак-Пантиш. С ним коронер обошелся гораздо суровее.
— Вы слышали рассказ свидетелей, Мак-Пантиш. Скажите, вы знали человека, которого нашли мертвым в комнате вашей гостиницы?
— Нет.
— А как вы можете объяснить то, что ему удалось проникнуть туда без вашего ведома?
— Я не могу этого объяснить.
Корнвей и Мак-Пантиш испокон веку терпеть не могли друг друга, и коронер не преминул воспользоваться удобным случаем поддеть врага:
— Короче, у вас не гостиница, а проходной двор?
Мак-Пантиш покраснел, как пион.
— Слушайте, Корнвей, вам бы…
— «Господин коронер», будьте любезны!
Джефферсон едва не задохнулся от ярости.
— Послушайте, господин коронер, вам бы не следовало дискредитировать мое заведение!
— Я лишь исполняю свои обязанности, мистер Мак-Пантиш, и вынужден констатировать, что вы предоставляете кров людям, о которых вам ровно ничего не известно. Признайтесь, что это все же довольно странно!
— Не более странно, чем то, что полиция не в состоянии выяснить, кто он такой!
Ответ вполне достойный, и Корнвей промолчал, однако Мак-Пантиш невольно задел честь констебля Тайлера. Сочтя, что Джефферсон позволил себе публично критиковать его действия, Сэмюель решил последить, насколько точно тот соблюдает закон о часах работы питейных заведений и продажи спиртных напитков.
— Короче говоря, мистер Мак-Пантиш, вы ничего не можете сообщить об этом типе?
— Могу. Это был не джентльмен.
— Откуда вы знаете?
— Джентльмены не ведут себя так бесцеремонно и не позволяют отправить себя на тот свет в гостинице, где не выпили даже стаканчика!
Выслушав всех свидетелей, коронер вынес вердикт. Он кратко перечислил все известные факты и заявил, что мисс Мак-Картри убила неизвестного ради самозащиты. Покойный, судя по отсутствию каких бы то ни было документов, был шпионом иностранной державы, а потому мисс Мак-Картри оказала услугу Великобритании и заслуживает поздравлений. Потом Корнвей добавил, что полиция действовала с похвальной оперативностью, а похороны состоятся за общественный счет, поскольку тело никто так и не востребовал. На сем судебное разбирательство закончилось.
Не успела Иможен выйти из мэрии, как к ней подошел Корнвей. Еще раз поздравив шотландку, он шепнул, что с радостью отдаст ей половину суммы, выделенной муниципальным советом на похороны жертвы. Иможен не успела возразить — к ней подскочил Гован Росс.
— Дорогая мисс Мак-Картри, я только сегодня вернулся в Каллендер и даже не подозревал о вашем подвиге! Примите мое глубочайшее восхищение! Какое мужество, какое хладнокровие!
Раздосадованный коронер отошел. Новоприбывший выглядел человеком весьма значительным, и Корнвею хотелось, чтобы мисс Мак-Картри представила их друг другу. Но Иможен при виде Росса тут же вспомнила об Аллане Каннингэме.
— Мистер Росс? Вот это сюрприз! А я уж думала, вы совсем забыли о Каллендере и о своих друзьях! Мистер Линдсей сказал мне, будто вы уехали в Эдинбург вместе с мистером Каннингэмом…
— Да. Аллан не может устоять перед возможностью открыть новую «звезду» мюзик-холла или кабаре. Я отправился с ним, чтобы помешать бездарно растратить отпуск и притащить обратно в Каллендер, на свежий воздух. Но парень совсем запутался в хитросплетениях контракта и приедет только через два-три дня. Надеюсь, мисс Мак-Картри, вы подробно расскажете мне о своем приключении, чтобы я мог потом поразить воображение друзей в лондонском клубе?
Иможен смущенно засмеялась, и этот низкий, грудной смех, по-видимому, глубоко взволновал Гована Росса. Шотландка в полном восторге подумала, уж не влюблен ли в нее и этот тоже. Меж тем к ним подошел Эндрю Линдсей, и все трое вышли из мэрии.
Мужчины решили проводить мисс Мак-Картри до дому, но по дороге Гован Росс попросил разрешения на минутку отлучиться — он хотел купить сигарет. Как только он отошел, Эндрю негромко осведомился, не согласится ли Иможен встретиться с ним в ближайшее время, поскольку он хочет сообщить ей нечто очень важное. Мисс Мак-Картри, догадавшись, что Линдсей решил наконец открыть ей сердце, потеряла голову от волнения и лишь пробормотала весьма неопределенное «да». А Эндрю, заметив, что к ним возвращается Росс, поспешно предложил увидеться через два часа на окраине Каллендера, у дороги в Килмахог. Там он ее подождет.
Иможен охватило такое смущение, что она только кивнула в ответ. Вне себя от счастья, она совсем не слушала болтовню Гована. У двери дома шотландка несколько торопливее, чем того требовали правила вежливости, распрощалась с обоими мужчинами, но ей не терпелось побыть одной, хоть немного прийти в себя и помечтать о ближайшем будущем.
Эндрю Линдсей ждал подругу на дороге в Килмахог, у тропинки, ведущей в лес, где Иможен по милости Флутипола едва не закончила дни свои в водах озера Веннахар. Мисс Мак-Картри показалось, что Эндрю ужасно нервничает. Но она отнесла это на счет естественного волнения, тем более что и сама чувствовала себя не в своей тарелке.
— Спасибо, что пришли, мисс…
— Разве это не естественно, Эндрю?
— Тем не менее это очень любезно с вашей стороны… Куда бы вам хотелось пойти?
Надеясь создать еще более благоприятную для себя обстановку (любовь только выигрывает, если к ней примешивается легкое восхищение), Иможен предложила показать ему место, где она упала в озеро. Как два юнца, охваченных первой любовью, они шли бок о бок, не говоря ни слова. Шотландка думала, что у ее друга, наверное, тоже комок в горле.
— Вон там! — трагическим голосом возвестила мисс Мак-Картри, как только они оказались на берегу, под сенью дерев.
— Простите?
— Вон там я упала в озеро! — немного обиженно уточнила Иможен.
— Ах, да…
Она могла объяснить столь неприличное равнодушие лишь тем, что, вероятно, Эндрю повторяет про себя торжественные фразы и слишком поглощен одной мыслью, чтобы думать о чем-нибудь другом.
— Может быть, сядем?
— С удовольствием.
Линдсей помог ей устроиться у подножия дерева возле самой воды. И легкий плеск волн вплетал в симфонию этого чудесного солнечного дня высокие, чистые ноты.
— Мисс Мак-Картри, мне очень трудно выразить то, что я хочу сказать вам, и я даже не знаю, с чего начать…
— Пусть вам подскажет сердце, Эндрю…
— Сердце?.. Ах, да… конечно… само собой… Мой дорогой, дорогой друг, могу ли я льстить себя надеждой, что вы питаете ко мне чуть больше, чем просто симпатию?
— Можете, Эндрю.
— Спасибо… мне очень нужна поддержка и… осмелюсь ли сказать?.. привязанность…
— Осмельтесь, Эндрю.
— Благодарю! Так вот… Мисс Мак-Картри, я ужасно встревожен!
— Встревожены?
— Почему этот тип сидел у меня в комнате? Вы же понимаете, что я не верю ни единому слову из того, что говорил у коронера. Парень вошел ко мне нарочно и наверняка ждал меня, чтобы убить.
— Убить вас? Но зачем?
— Потому что он несомненно принадлежит к банде, которая следит за нами, с тех пор как мы приехали в Каллендер… Меня часто видели с вами и, вероятно, воображают, будто мы действуем заодно. Сначала хотели уничтожить вас, а теперь решили расправиться и со мной… Эта мысль для меня совершенно невыносима…
Иможен была глубоко разочарована. Можно ли найти опору в человеке, который так празднует труса?
— Вы меня удивляете, Эндрю, — сухо заметила она. — Мне казалось, вы сделаны из другого материала… И чего же вы от меня ждете?
— Чтобы вы помогли мне бежать!
— Бежать? Вот уж слово, которое я не привыкла произносить и ни разу не слышала в доме своего отца! И, более того, позвольте мне выразить крайнее изумление, что, полагая, будто над нами нависла серьезная опасность, вы можете помышлять о бегстве, оставив любимую женщину на произвол судьбы!
— В том-то и дело, дорогая Иможен, в том-то и дело, что я хотел бы бежать вместе с вами!
— Сожалею, Эндрю, но на это вам нечего рассчитывать! В семье Мак-Картри не принято бросать дело на полпути… И не стану скрывать, вы меня очень разочаровали, Эндрю…
— Не сердитесь, Иможен!
— Я и не сержусь, просто мне немножко грустно… Если вы так хотите удрать, то почему бы вам просто-напросто не собрать чемоданы и не сесть в поезд?
— Я уже ездил на вокзал… и у меня сложилось впечатление, что за мной следят…
— Тогда наймите машину!
— Пробовал… но это значило бы оповестить всех и каждого, а кроме того, у гаража я наткнулся на людей, которым там явно нечего делать…
Линдсей врал, и Иможен это знала. Сейчас все в нем выглядело фальшиво: поведение, голос, жесты. Эндрю и в самом деле трясся от страха, но совсем не по тем причинам, которые он изложил мисс Мак-Картри. Иможен с горечью подумала, что Линдсей вовсе не собирается просить ее руки. И при мысли о том, в каком дурацком положении она оказалась, шотландку все больше охватывал гнев. В памяти смутно мелькало какое-то воспоминание, но Иможен пока не могла сообразить, что именно ее тревожит.
— Вы мне не откажете в этой маленькой просьбе, Иможен? У вас, по-видимому, есть очень могущественные покровители… Да-да, не спорьте, я точно знаю… Так что с вами я ничем не рискую… мы могли бы уехать в Лондон и там… вернуться к этому разговору… Я совсем один, дорогой друг, и уже так давно страдаю от одиночества, что, если я вам не безразличен… возможно, вместе…
Тут-то Иможен наконец и вспомнила, что сэр Генри предупредил ее о расставленных им наблюдателях на вокзале и на дорогах. Теперь истина открылась ей во всей наготе. Какой же она была дурой! Мисс Мак-Картри огромным усилием воли взяла себя в руки.
— Вы подлый обманщик, Эндрю Линдсей! — с поразительным спокойствием отчеканила она. — И боитесь вы не друзей того типа, которого я убила, а полиции. Вы не знаете, как выбраться из Каллендера вместе с украденными у меня документами. Да, Эндрю Линдсей, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что такого проходимца, как вы, свет не видывал!
— Но… но, Иможен!
— Тот человек не случайно забрался в вашу комнату, он был вашим сообщником и пришел за бумагами. Как подумаю, что вы посмели разыгрывать всю эту любовную комедию…
— Я? Да вы же сами, старая психопатка, бросились мне на шею! Влюбиться в вас? Поглядите на себя в зеркало! Господи Боже! Да я помирал со смеху, слушая ваше мурлыканье ошалевшей кошки!
— Замолчите, негодяй!
— Вы считаете себя ужасно умной, а? Но я все о вас знал, несчастная дура, решительно все! Только кретин-англичанин мог поручить такое задание впавшей в детство шотландке!
Под градом насмешек и оскорблений Иможен думала только об одном: как бы не разрыдаться на глазах у этого подонка. Она с трудом встала. Линдсей последовал ее примеру.
— А я-то думала, вы шотландец, — сама не понимая, что говорит, пробормотала Иможен.
— Еще чего! Я приехал из страны, где ненавидят и презирают всех вас — англичан, шотландцев, валлийцев! Да-да, всех вас, с вашим эгоизмом и чванством! Но настанет день, когда вам придется чистить нам сапоги! Слышите? Чистить нам сапоги!
— Кое-кто уже пробовал довести нас до подобного состояния…
— Ничего, у нас хватит времени и упорства! А пока вы поможете мне смыться из-под носа у ищеек, которых сэр Уордлоу расставил на дорогах и на вокзале… Я должен увезти планы «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь»!
— Значит, пакет и в самом деле у вас?
— А вы еще сомневались? Да вот он!
Линдсей с самым вызывающим видом достал из кармана знаменитый конверт с пометкой «Т-34» и помахал им перед носом у Иможен. Мисс Мак-Картри почувствовала то же самое, что, вероятно, чувствует на арене бык, увидев перед глазами мулету[14], и отреагировала именно так, как и полагалось истинной дочери гор. Выхватив у противника пакет, она бросилась бежать. Линдсей на мгновение опешил, но тут же опомнился и рванул следом. К пятидесяти годам у Иможен осталось куда больше отваги, чем спринтерских талантов. И очень скоро она сообразила, что преследователь догонит ее гораздо раньше, чем оба они выбегут на дорогу. Мисс Мак-Картри уже раз избежала смерти от воды и теперь инстинктивно свернула в сторону озера. На берегу она выронила драгоценный конверт и успела схватить увесистый камень, о который чуть не споткнулась. В тот же миг Линдсей вцепился в горло шотландки, и она изо всех сил опустила камень на лысину противника. Иможен увидела, как вдавился лоб и лицо негодяя залила кровь. Линдсей только и успел издать какое-то странное восклицание. Впоследствии мисс Мак-Картри так и не удалось точно определить, что именно он крикнул — то ли «ух», то ли «уф»… Но одно она могла сказать с полной уверенностью — это было явно не «ура!» Эндрю, пошатываясь, отступил к озеру и, навзничь рухнув в воду, уже больше не показался на поверхности.
Убедившись, что Эндрю Линдсей в свою очередь навеки вышел из игры, мисс Марк-Картри хотела было издать победный клич, подобный тому, каким ее предки шесть веков назад провожали бегущих англичан при Баннокберне, но не успела. Могучий удар по голове — и шотландка без чувств ткнулась носом в заросли вереска.
Первым, кого увидела Иможен, вернувшись в наш мир, был Герберт Флутипол. Он стоял над шотландкой с огромной дубиной в руке и, по-видимому, ожидал, пока мисс Мак-Картри придет в себя. Иможен горько улыбнулась, подумав о полицейских, так упорно не хотевших верить, что валлиец ее преследует. И она пожалела, что не сумеет оставить им записку — может, хоть тогда этих паразитов замучили бы угрызения совести! Но, как дочь солдата, всегда готового к безвестной смерти, мисс Мак-Картри, собрав последние силы, крикнула Флутиполу:
— Ну, добивайте! Чего вы ждете?
— Это совершенно не входит в мои намерения… Напротив, я думаю, мы прекрасно сумеем договориться…
Иможен не попалась на удочку. Опасаясь, как бы она не позвала на помощь, Флутипол, вероятно, решил избрать другую тактику, на первый взгляд более соответствующую его лицемерному виду, и наверняка постарается придушить ее, прежде чем они выйдут на открытую местность. Если, конечно, Иможен позволит взять над собой верх, а у нее, честно говоря, не было такого желания. Помогая шотландке встать, Флутипол прислонил дубину к дереву, и мисс Мак-Картри опустила глаза, чтобы он не заметил мелькнувшего в них торжества. Поднявшись на ноги, Иможен с самым ханжеским видом попросила валлийца отвернуться, чтобы она могла поправить платье. И он послушался, дурак! Шотландка твердой рукой ухватила дубину и, по-дикарски радуясь справедливости древнего закона возмездия (око за око!), изо всех сил стукнула Флутипола по голове. Валлиец тут же занял ее место в зарослях вереска. Иможен пожалела, что противник, как всегда, был в шляпе-котелке, но у нее не хватило мужества его добить. И мисс Мак-Картри, решив удовольствоваться достигнутым, пошла в сторону Каллендера.
Однако у первых домов она застыла как вкопанная. А где же пакет? Вне всякого сомнения, он спокойно лежит в кармане у Флутипола. Надо ж было свалять дурака и не обыскать его! Рискуя ввязаться в новое сражение, в случае если Флутипол уже очухался, Иможен двинулась обратно. Не могла же она бросить вверенные ей бумаги! Однако, прежде чем войти в лесок, мисс Мак-Картри вооружилась крепкой палкой. Прислушиваясь к каждому шороху и внимательно осматриваясь по сторонам, Иможен бесшумно подкралась к полю последней битвы, но, увы, жертва исчезла, а вместе с ней и конверт! Видимо, либо валлиец пришел в себя и поспешил смыться, либо сообщники, решив, что парень совсем плох, швырнули его в озеро… Как ни странно, последнее предположение немного опечалило мисс Мак-Картри, но она решила, что это связано лишь с угрозой дополнительных осложнений — ведь тогда придется иметь дело с совершенно незнакомыми людьми, в то время как Флутипол стал уже чуть ли не своим…
Арчибальд Мак-Клостоу, вопреки до сих пор свято соблюдаемой традиции, решил сжульничать и хоть таким образом наконец сокрушить в три хода непобедимых «черных», как того требовал гроссмейстер, ведущий шахматную рубрику «Таймс». Он уже протянул было руку, но вошедший в кабинет Тайлер спас начальника от безнравственного поступка.
— Шеф…
Арчи поднял глаза.
— Она здесь!
Мак-Клостоу не стал спрашивать, кто именно, — отчаяние, написанное на лице его подчиненного, было достаточно красноречиво. И сержант счел появление мисс Мак-Картри наказанием Божьим. Очевидно, Всевышний решил немедленно покарать его за едва не совершенное жульничество. Впрочем, Мак-Клостоу не пришлось обдумывать дальнейшие действия, поскольку Иможен без приглашения вошла в кабинет.
— Арчибальд Мак-Клостоу, к вам, кажется, труднее проникнуть, чем к премьер-министру?
— Мисс, я воображал себя начальником полиции Каллендера и, как любой гражданин Соединенного Королевства, думал, что в своем доме я хозяин, — смиренно отозвался сержант. — Вероятно, это было ошибкой, раз сюда входят, как в бар, не спрашивая разрешения. Благодарю, что хоть доложили о своем приходе через Тайлера. Весьма полезная предосторожность! Вы, конечно, пришли сообщить мне о новом убийстве?
— Нет.
— Удивительно!
— О двух.
Тайлер со странным хрипом опустился на стул, чтобы не упасть, а его шеф побледнел. Заметив их волнение, Иможен уточнила:
— Но насчет второго я не очень уверена, поскольку тело исчезло.
— Скверная работа, мисс Мак-Картри. Но я убежден, что вы наверстаете упущенное… А могу я узнать имя господина, которого вы отправили в лучший мир?
— Эндрю Линдсей. Он жил в «Черном лебеде».
— Это невозможно… совершенно невозможно, — не поднимаясь со стула, тупо бормотал Сэмюель.
Мак-Клостоу не преминул обратить внимание гостьи на состояние констебля.
— Бедняга никак не может привыкнуть к новым нравам, — вкрадчиво проговорил он, — но не беспокойтесь, мисс, со временем наверняка закалится. А главное, пусть это не мешает вашей деятельности…
Сержант взял карандаш и блокнот:
— Итак, вы говорили, Эндрю Линдсей, проживающий в «Черном лебеде»… Вы что, в ссоре с Джефферсоном Мак-Пантишем?
— Нет, с чего вы взяли?
— Просто я вижу, что благодаря вам он очень скоро потеряет всех клиентов… А где тело?
— В озере.
— Отлично. Тайлер, надо бы предупредить, чтобы его выловили. Не сочтите за нахальство, мисс, но могу я узнать, каким оружием вы воспользовались, чтобы избавиться от этого господина?
— Камнем.
— Как Давид Голиафа… А потом вы, разумеется, его утопили?
— О нет, он сам… Видите ли, когда я разбила Линдсею череп, он пошатнулся от удара и упал в воду.
— Ну да, что может быть естественнее? А второй?
— Насчет второго, как я уже сказала, у меня нет полной уверенности.
— В таком случае, подождем… Да, еще одна мелочь, мисс, если, конечно, вы не сочтете, что я слишком злоупотребляю вашим терпением… Я не сомневаюсь, что у вас были серьезные основания прикончить мистера Линдсея. Но не будете ли вы так любезны тем не менее сообщить их и мне?
— Он украл у меня письмо и…
Тайлер чуть не упал со стула, и шеф тут же призвал его к порядку.
— Что это с вами, Сэмюель? У мисс Мак-Картри немного оригинальный способ забирать свою корреспонденцию, вот и все. Не понимаю, что вас так взволновало? Но сходите все же в соседнюю комнату и позвоните в Эдинбург, это избавит нас от лишней ответственности.
Однако лишь через два часа Эдинбург соблаговолил откликнуться и сообщить, что управление уже в курсе, а сержанта Мак-Клостоу просят не беспокоиться, поскольку выяснилось, что вторую жертву, не менее таинственную, чем первую, звали вовсе не Линдсеем. Но этот человек тоже известен как шпион, и контрразведка уже довольно давно искала случай накрыть его с поличным. Так что, если мисс Мак-Картри будет продолжать в том же духе, возможно, она наконец очистит Англию от всех вражеских агентов, живущих на ее территории.
День клонился к закату. Сержант Мак-Клостоу отпустил Иможен на все четыре стороны, не забыв предварительно поздравить с новым успехом, и она вернулась домой. Шотландка очень устала, и от всех приключений этого дня сохранила лишь сильнейшую мигрень. Она решила лечь спать без ужина, но сначала отправить письмо Нэнси Нэнкетт и сообщить ей последние новости.
«Моя дорогая Нэнси,
Как я рада, что всегда отказывалась следовать этой смехотворной моде на короткие волосы! Можно не сомневаться, что сегодня я осталась в живых только благодаря шиньону… Представьте себе…»
На рассвете рыбаки выловили из озера тело знаменитого Эндрю Линдсея и тут же побежали вытаскивать из постели Тайлера. Доктору Элскотту тоже пришлось встать ни свет ни заря и ехать на экспертизу в дом Корнвея, куда перевезли труп. Гробовщик не мог скрыть радостного оживления, а узнав, что и этим новым клиентом он обязан мисс Мак-Картри, завопил от восторга. Врач заявил, что Линдсей умер еще до того, как попал в воду, и обещал в свое время прислать заключение Мак-Клостоу. А пока, буркнул Элскотт, пусть от него отстанут и дадут спокойно отдохнуть те несколько часов, на которые, по крайней мере теоретически, имеет право любой подданный Ее всемилостивейшего Величества. Как только врач уехал, коронер не без удовольствия позвонил мэру, сообщил ему новость, а заодно предупредил, что судебное разбирательство состоится сегодня же в два часа в большом зале мэрии. Потом он поднял на ноги Мак-Пантиша, радуясь случаю отравить врагу утро, и наконец, весело насвистывая, принялся выбирать доски для гроба.
Тем временем констебль в отвратительном настроении отправился в «Гордого горца» выпить укрепляющего, и заодно рассказать Теду Булиту и его жене о последних событиях. Официант Томас, которого послали в бакалею за дегтярным мылом, не преминул пересказать все это Элизабет. Миссис Мак-Грю тут же поделилась новостью с мужем, но, поскольку такая аудитория была для нее явно недостаточна, оповестила всех соседних торговцев. Иможен еще спала, а весь Каллендер уже обсуждал ее новый подвиг. Однако, по правде говоря, вчерашнего энтузиазма сильно поубавилось. По общему мнению, мисс Мак-Картри явно хватила через край, а самые разумные утверждали, что город прекрасно обошелся бы без репутации, которая вполне может отпугнуть туристов. Короче говоря, слава дочери капитана индийской армии потихоньку тускнела, и если пока лишь то тут, то там раздавался ядовитый шепоток, то стараниями мисс Мак-Грю, все еще не простившей Иможен триумфального выступления в ее лавке, он грозил вот-вот перерасти во всеобщее громкое осуждение.
Ничуть не догадываясь, что о ней судачит весь город, мисс Мак-Картри открыла глаза и, как всегда, сразу увидела бюст сэра Вальтера Скотта. Иможен улыбнулась писателю, чувствуя, что все больше напоминает его героинь. Она немного понежилась в постели, считая, что после вчерашнего вполне заслуживает небольшой разрядки. Мысль об Эндрю Линдсее, который, пусть всего несколько дней, казался ей вполне подходящим кандидатом в мужья, вызвала у мисс Мак-Картри легкое сожаление, но ненадолго — бесплодных сожалений шотландка не любила. Впрочем, этот мерзавец не только хотел ее убить, но и признался, что не писал любовного письма, которое Иможен нашла в сумочке…
Так кто же тогда?
Теперь вопрос решался еще проще: либо Гован, либо Аллан. Сердцем мисс Мак-Картри мечтала, чтобы это оказался второй, но здравый смысл подсказывал, что скорее речь может идти о Говане. Иможен вспомнила добродушную круглую физиономию и неподдельное волнение, выказанное Россом после судебного разбирательства. Разумеется, он нисколько не похож на сказочного принца, но шотландка прекрасно понимала, что в ее возрасте не следует требовать невозможного.
В ванной мисс Мак-Картри не без тщеславия подумала, что, должно быть, Каллендер с гордостью обсуждает новый подвиг той, кто, несомненно, станет одной из его величайших дочерей. И она решила, что не откажет себе в удовольствии еще раз наведаться в бакалею миссис Мак-Грю. В таком счастливом расположении духа Иможен вышла на кухню. Однако миссис Элрой, даже не пожелав доброго утра, сразу набросилась на нее с упреками:
— Ну что, вчера вечером вы, говорят, опять понатворили дел?
— А вы уже в курсе?
— Еще бы! Все только об этом и говорят! Те, кто знает, что я работаю у вас, липнут с вопросами, как мухи!
Мисс Мак-Картри, радуясь, что ее подвиги вызвали такой переполох, изобразила на лице величайшее смирение.
— Да, мне очень повезло… — скромно заметила она.
— Может, там, в Лондоне, вы и называете это везением, а вот здесь говорят, что с таким ожесточением убивать ближних — очень нехорошо!
— Но это же враги Англии!
— Ну и что? Пусть ими и занимаются те, кому это положено по работе! Скажите на милость, разве дело, чтоб барышня из приличной семьи палила из пистолета или разбивала людям головы? Вас ведь совсем не так воспитывали, я — свидетель!
Иможен, которую очень злило такое непонимание, чуть не поставила эту дуреху на место, но промолчала, решив, что Розмери — существо слишком ограниченное и вступать в пререкания на недоступную ее разуму тему совершенно недостойно праправнучки Мак-Грегоров. Миссис Элрой, сочтя это признанием вины, возжаждала укрепить победу:
— Во всяком случае, такой особе, как я, о ком в жизни ничего не болтали, не очень-то хорошо служить у барышни, о которой толкуют больше, чем о нашем чудовище с озера Лох-Несс! Мисс Иможен, я вам честно говорю: коль вы собираетесь продолжать свои фокусы, предупредите меня сразу, и я уберусь отсюда прежде, чем подожгут дом!
Настойчивый звонок в дверь избавил мисс Мак-Картри от необходимости отвечать. Это оказался почтальон. Разбирая почту, Иможен на мгновение остолбенела — среди газет, журналов и рекламных проспектов лежал знаменитый конверт с пометкой «Т-34». Что бы это значило? Ведь не убийца же, в конце концов, его вернул? Но тогда… Мисс Мак-Картри так растерялась, что совсем перестала слушать Розмери, и та обиженно замолчала. Шотландка механически поднялась к себе в комнату, тщетно ломая голову над этой новой загадкой. Может быть, валлиец, боясь ареста, отправил ей конверт по почте в надежде потом снова забрать? Но в таком случае он должен знать, что сэр Генри Уордлоу в отъезде… А впрочем, Линдсей-то был в курсе… В конце концов, оставив всякие попытки решить эту непостижимую загадку, Иможен положила конверт между лифчиком и поролоновой прокладкой, которую носила, дабы создать иллюзию округлости там, где годы несколько подпортили линию. А потом, с чувством исполненного долга, мисс Мак-Картри отправилась в город слушать разговоры и наслаждаться пьянящим чувством собственной значимости.
Элизабет Мак-Грю как раз говорила мужу и клиенткам, что, если бы ее родители узнали, что она, Элизабет, ведет себя, как мисс Мак-Картри, они бы перевернулись в гробу! И кто знает? Возможно, они даже восстали бы из гроба и явились сюда за ней! Если на миссис Плюри, миссис Фрэзер и миссис Шарп столь зловещая перспектива произвела удручающее впечатление, то перед Уильямом она, очевидно, открывала самые радужные горизонты.
— Черт возьми, это было бы первой услугой, которую они мне оказали! — заявил он.
Услышав столь неприличное и, более того, клеветническое заявление, Элизабет на мгновение лишилась дара речи. Наконец, собрав всю свою энергию, она повернулась к кассе, за которой сидел супруг, и тоном неизбывной горечи проговорила:
— Уильям Мак-Грю…
Но судьбе было угодно, чтобы бакалейщица так и не смогла одержать над мужем решительную и к тому же прилюдную победу, ибо появление в лавке Иможен Мак-Картри отодвинуло семейную ссору на задний план.
— Добрый день, сударыни, добрый день, мистер Мак-Грю…
Ответил только бакалейщик…
— Здравствуйте, мисс Мак-Картри… Говорят, вы продолжаете вносить в жизнь нашего городка некоторое оживление?
Но соперница Иможен, не желавшая, чтобы та выиграла хоть одно очко, перебила мужа:
— Это правда, что вы убили еще одного?
Польщенная таким вниманием, но совершенно не уловив истинного значения вопроса, Иможен пустилась в драматическое повествование о схватке с Эндрю Линдсеем. Элизабет тут же заметила, с каким страстным вниманием следят за рассказом ее покупательницы, и, чтобы отвратить новую угрозу своему авторитету, грубо перебила героиню:
— Я, конечно, не хочу оскорбить вас, мисс Мак-Картри, но, по-моему, с порядочной женщиной не может дважды приключиться такая неприятная история… Иначе невольно подумаешь, что она ищет приключений нарочно.
Иможен не могла снести подобного оскорбления.
— На что это вы намекаете, миссис Мак-Грю?
Теперь враждебные действия, бесспорно, начались, и покупательницы, предвкушая неизбежную схватку, плотоядно облизнулись.
— Я не намекаю, мисс Мак-Картри, а, напротив, говорю честно и ясно, что женщине, которая слишком любит мужскую компанию и не боится назначать свидание в лесу, в случае неприятностей следует пенять только на себя!
— Миссис Мак-Грю!
— Да, мисс Мак-Картри! Девушкам Каллендера не раз случалось встречаться с мужчинами в укромных уголках, хотя обычно эти девушки несколько моложе вас…
Замечание звучало достаточно ехидно, и кумушки встретили его шумным одобрением. Впрочем, растерянность Иможен, сбитой с толку таким неожиданным выпадом, и без того подталкивала их на сторону победительницы. А та, чувствуя моральную поддержку, продолжала наступать:
— Но чтоб дама к тому же прикончила кавалера — такое у нас случилось впервые!
— Миссис Мак-Грю, вы нахалка!
— А вы — бесстыдница, мисс Мак-Картри! И уж позвольте мне высказать вслух то, о чем каждый думает про себя: совершенно непонятно, почему Арчибальд Мак-Клостоу до сих пор не засадил вас в тюрьму!
— На самом деле, миссис Мак-Грю, вы просто завидуете!
— Завидую? Хотела бы я знать, чему и кому!
— Да тому, что на вас мужчины никогда не смотрели!
Бакалейщица торжествующе рассмеялась.
— Может, они на меня и не смотрели, но нашелся хотя бы один, кто на мне женился!
— Вероятно, как раз потому, что не рассмотрел хорошенько, Элизабет, — невозмутимо заметил Мак-Грю.
Бакалейщицу совершенно вывело из себя то, что ее муж неожиданно помог противнице, и она в ярости завопила:
— А вы вообще молчите!
И она снова набросилась на Иможен:
— А на вас, может, и смотрели, только никто не захотел связываться с подобной особой! И, судя по тому, что сейчас происходит, совершенно правительно сделали!
Миссис Фрэзер трусливо и подло бросилась добивать поверженную жертву.
— Кому ж охота раньше времени отправиться на тот свет? — ядовито пропела она.
Как некогда англичане при Баннокберне, столкнувшись с новой тактикой шотландцев, впали в полную панику, мисс Мак-Картри, пораженная непредвиденной изменой, не выдержала и, пробормотав несколько весьма благородных слов (на которые никто не обратил внимания, поскольку на лице Иможен слишком явственно читалось глубокое потрясение), поспешно отступила за пределы бакалейной лавки. Бесславный финал! Закрывая за собой дверь, она услышала, как Элизабет снова принялась отчитывать мужа:
— А теперь, Уильям Мак-Грю, объясните-ка мне, что вы имели в виду насчет моих родителей?
Когда Иможен вернулась домой, Розмери еще не ушла. И мисс Мак-Картри, не желая рассказывать ей о своем поражении (и так, увы, слишком быстро узнает!), бросилась к себе в комнату и заперла дверь на ключ.
Иможен была какой угодно, но только не злой женщиной. При всей своей отваге, сталкиваясь с мелкой людской злобой, она терялась, как младенец. Теперь она понимала все величие той работы, за которую ненадолго взялась. Непонимание, презрение и даже ненависть современников — вот награда неизвестным героям секретных служб! Испытав на себе мстительную глупость мисс Мак-Грю, Иможен чуть не крикнула ей в лицо, что, убивая тех, кто покушался на нее, мисс Мак-Картри, она защищала всех этих хихикающих идиоток, а вместе с ними и миллионы других жителей Великобритании. Но, не желая нарушать клятву, Иможен промолчала. Никто не должен знать, что сейчас она — один из неведомых борцов с врагами Короны! Немного поразмыслив о тернистых путях тайных агентов, о преданности и безвестности, мисс Мак-Картри окончательно успокоилась и взяла себя в руки. Она внимательно поглядела на портрет Роберта Брюса, хотя за долгие годы знала наизусть каждую мелочь, и прошептала:
— Теперь я понимаю, Роберт, что герои обречены на полное одиночество…
В дверь постучали, но Иможен, для которой миссис Элрой сейчас составляла одно целое с глупыми сплетницами Каллендера, вовсе не испытывала желания с ней болтать.
— Ну, что там еще? — самым неприязненным тоном спросила она.
— С вами хочет поговорить какой-то господин, — отозвалась из-за двери старая служанка.
— Он не сказал, как его зовут?
— Кажется, Росс.
— Пусть подождет в гостиной, я спущусь через минуту!
На лестнице послышались тяжелые шаги — Розмери спускалась вниз. Гован Росс? Что ему нужно? Может, тоже пришел упрекать Иможен в смерти своего друга? А что, если он сообщник убитого шпиона? Или, подобно самой мисс Мак-Картри, лишь по наивности попал впросак? Однако среди множества вопросов, теснившихся в голове шотландки, все же явственно слышался голосок, нашептывавший, что теперь, после гибели человека, которого считал своим соперником, Росс пришел признаться, что это он написал письмо, и сказать о своей любви. В гостиную вышла гордая, уверенная в себе женщина, ничуть не похожая на несчастную барышню, расстроенную неблагодарностью жительниц Каллендера и робко проскользнувшую в свою комнату.
При виде ее Гован Росс с трудом высвободил грузное тело из кресла, в котором его устроила миссис Элрой, и поспешил навстречу хозяйке дома.
— Дорогая мисс Мак-Картри… сегодня утром я узнал… ужасную новость… я… я… просто не знаю, как вам выразить… Вот негодяй!.. Мне и в голову не приходило…
Гован так волновался, что его речь весьма походила на бессвязное бормотание, но Иможен, тронутая таким вниманием к ее особе, приняла его очень сердечно.
— Успокойтесь, мистер Росс. Давайте сядем.
— Да… конечно… с удовольствием. Я так рад, что вы живы и здоровы!
Иможен вновь поведала о драматической схватке с Линдсеем. Рассказ звучал достаточно патетично, и Гован Росс внимал каждому слову, вытаращив глаза и широко открыв рот от удивления. Когда мисс Мак-Картри добралась до подлого нападения Флутипола, Росс не мог больше сдержать возмущение и, вскочив, отчаянно замахал короткими ручками.
— Мисс Мак-Картри, если позволите, я сейчас же пойду и изобью этого типа!
— Успокойтесь, дорогой друг… Он слишком хитер… для вас, для нас обоих… по крайней мере, пока… Надо действовать осторожно и противопоставить хитрости еще большую хитрость. У меня нет свидетелей, а выдумать он может что угодно.
— Мерзавец!
— А что вы думаете о покойном Эндрю Линдсее, мистер Росс?
Гован заявил, что познакомился с Линдсеем у себя в клубе и дружба возникла из-за общей страсти к рыбалке. А кроме того он ничего не знал и, конечно, не мог даже вообразить, что за приятным, хоть и несколько суровым фасадом скрывается такое низкое и подлое создание. И Гован попросил у Иможен прощения за то, что против воли оказался сообщником негодяя Эндрю (да накажет его Небо!), признав, что в пятьдесят два года он, Росс, так и не научился разбираться в мужчинах.
— Должна ли я из этого сделать вывод, что в отношении женщин вы настоящий эксперт? — кокетливо спросила Иможен.
Гован покраснел до корней волос.
— Нет-нет… ничего подобного! И доказательство — то, что я до сих пор хожу холостым, в то время как мои ровесники давным-давно обзавелись внуками…
— Быть может, вы ненавидите особ моего пола?
— О, мисс Мак-Картри, как вы могли подумать такое! Нет, видите ли, я ужасно застенчив… не знаю, возможно, вы это заметили? Поэтому я не осмеливаюсь говорить из опасения показаться смешным.
Иможен поймала мячик на лету.
— Так вы, значит, пишете?
Удар, казалось, совершенно сразил Росса, и хозяйка дома испугалась, как бы он не упал в обморок.
— Вы… вы догадались? — пробормотал Гован.
— Это было нетрудно! — цинично солгала Иможен.
— Наверное, вы считаете меня очень дурно воспитанным?
— Женщину, получившую такого рода признание, обычно не слишком волнует, соответствует оно правилам хорошего тона или нет.
— Тогда… могу ли я надеяться?..
— Дорогой мистер Гован… Прежде чем думать о себе и о своем будущем, я должна выполнить некую миссию…
— Да, верно! Я слышал, вы заняты поисками украденных у вас документов?
— Благодарение Господу! Они снова у меня.
— А, тем лучше! Но вы не боитесь, что их снова похитят?
Мисс Мак-Картри с восхитительной стыдливостью намекнула, что документы в надежном тайнике и, дабы украсть их, врагу придется сначала убить ее, Иможен, а потом еще и раздеть. Такая перспектива, по-видимому, бесконечно взволновала Гована Росса.
— Дорогая мисс Мак-Картри, я не успокоюсь, пока вы не покончите с этими ужасными приключениями. А до тех пор, надеюсь, вы позволите мне стать вашим телохранителем? Хотите, завтра с утра я заеду за вами и мы устроим пикник в скалах Троссакса?
Иможен приняла предложение с восторгом, и они договорились, что Росс наймет машину и заедет за шотландкой в десять утра. Расстались они в самых дружеских отношениях, решив отныне называть друг друга по имени.
Визит мистера Росса и нежное полупризнание вернули Иможен утраченное мужество. Теперь она могла противостоять плохо скрываемой враждебности публики, собравшейся на заседании коронера. Последнее оказалось точным повторением предыдущих слушаний. Корнвей заявил, что покойный Эндрю Линдсей именовался совсем по-другому, был, судя по всему, иностранцем и по приказу свыше должен упокоиться на кладбище Каллендера за общественный счет. Наиболее интересным моментом были показания доктора. От его рассказа о том, что именно произошло с черепом Линдсея, когда мисс Мак-Картри ударила его камнем, по рядам слушателей прокатилась волна ужаса. На Иможен стали смотреть очень косо, и даже слышались весьма резкие замечания на ее счет. Это, однако, не помешало ей дать показания. Потом выступил Герберт Флутипол. Он заявил, что присутствовал при нападении на мисс Мак-Картри, но был слишком далеко, чтобы разглядеть виновника. Тем не менее он, Флутипол, уверен, что именно его крики спасли даме жизнь. Любопытство аудитории вызвал рассказ о том, как, подбирая дубину, он позаботился обернуть руку носовым платком, чтобы не повредить отпечатки пальцев. Но констебль Тайлер немедленно высмеял мирных туристов, слишком увлеченных детективными романами, а потому воображающих себя великими сыщиками. Разумеется, на дубине не обнаружили никаких отпечатков, и красный от смущения Флутипол вернулся на место. Коронер вынес заключение, что мисс Мак-Картри совершила непреднамеренное убийство ради самозащиты, но на сей раз, боясь повредить собственной популярности, поздравлять ее не стал.
Выходя из зала, мэр довольно невежливо заявил Иможен, что, если она вознамерилась разорить муниципальную казну, пусть предупредит сразу — тогда, по крайней мере, они успеют обсудить возможность займа. Зато, вернувшись домой, мисс Мак-Картри получила коробку шоколадных конфет от коронера.
Вечером этого обильного приключениями дня констебль Тайлер по обыкновению метал стрелки в «Гордом горце», как вдруг хозяин заведения, Тед Булит, громко осведомился, почему уже два дня никто не видел его шефа, Арчибальда Мак-Клостоу. Тайлер положил стрелки и, повернувшись к другим игрокам, начал рассказ:
— Представьте себе человека, который терпеть не может никаких осложнений. Он находит прелестный, мирный уголок и надеется спокойно дослужить там до отставки… А теперь вообразите, что в этом тихом городке однажды вечером появляется шотландка с огненной шевелюрой…
Иможен спала плохо. Всю ночь она проворочалась в постели от лихорадочного нетерпения. Шотландке казалось, что утро никогда не настанет и не придет самый важный в ее жизни день, день, когда мисс Мак-Картри должна принять самое важное в своей жизни решение: ответить Говану Россу «да» или «нет». Но имеет ли Иможен право приобщить постороннего к культу Роберта Брюса, сэра Вальтера Скотта и своего отца? Если Гован любит Иможен, ему придется разделить ее вкусы, ибо она ни в коем случае не согласится пожертвовать старыми друзьями ради нового.
Услышав, что миссис Элрой пошла в кухню, мисс Мак-Картри оторвалась от приятных грез.
Мрачный вид старой служанки, ее угрюмое молчание и то, как она сквозь зубы ответила на весьма любезное приветствие Иможен, достаточно красноречиво свидетельствовали, что Розмери по-прежнему разделяет мнение Каллендера о слишком экстравагантном поведении своей подопечной. Но мисс Мак-Картри не могла допустить, чтобы дурное настроение прислуги испортило ей такой прекрасный и долгожданный день. Она позавтракала с большим аппетитом и вернулась к себе в комнату придумывать туалет, в котором строгость, приличествующая безупречной добродетели, сочеталась бы с ноткой непринужденности, располагающей к пылким признаниям и мудрой решимости. Мисс Мак-Картри была готова еще до назначенного срока и, сама не зная зачем, положила в сумочку револьвер.
Ровно в десять часов снизу послышался негромкий сигнал клаксона, и сердце Иможен учащенно забилось. Тотчас же Розмери, не поднимаясь на второй этаж, крикнула:
— Мисс Иможен, вас спрашивает вчерашний господин!
— Иду!
Уходя, мисс Мак-Картри окинула взглядом привычную обстановку комнаты — возможно, по возвращении она станет смотреть на все это другими глазами… Но подойти к Роберту Брюсу, Вальтеру Скотту и отцу Иможен не решилась, ибо в глубине души чувствовала себя почти предательницей.
Шотландка с удовольствием проскользнула бы, не прощаясь с миссис Элрой, но та, как будто угадав намерения хозяйки, стояла на пороге. Очевидно, Розмери не желала упустить ни единой подробности.
— Так вы, значит, уезжаете?
— Да, мы решили позавтракать на природе.
— Вдвоем?
— Да, а что?
— Ничего, но вот что подумал бы капитан, узнав, что его дочь едет за город с мужчиной, не прихватив с собой компаньонку!
Мисс Мак-Картри невольно рассмеялась.
— Вы, кажется, забыли, что мне скоро пятьдесят лет, миссис Элрой?
— Неважно. Девушка есть девушка! И уж во всяком случае, постарайтесь хоть этого привезти обратно живым!
Выпустив эту парфянскую стрелу, очень довольная собой старуха повернулась на каблуках и исчезла на кухне, а слегка сбитая с толку Иможен смотрела ей вслед. Но тут подбежал Гован, радостно бормоча, как он рад провести с ней целый день на свежем воздухе. Такое воодушевление глубоко тронуло мисс Мак-Картри, но она все же не могла не посетовать про себя, что сочетание цветов в одежде ее поклонника изрядно грешит против чувства гармонии. Впрочем, Иможен решила, что, как только они поженятся, уж она привьет Говану хороший вкус.
В Троссаксе, где за каждой скалой ей мерещились лучники Боб Роя, Иможен подумала, что Росс выбрал далеко не лучшее место для ухаживаний. И в самом деле, эта знаменитая местность настраивала скорее на героический лад, нежели располагала к нежностям. Мисс Мак-Картри старалась отогнать наваждение и почувствовать себя женщиной, которой вот-вот предложат руку и сердце, но, невзирая на все усилия, слышала не биение собственного сердца, а далекий галоп конницы Боб Роя.
— Иможен, я хочу еще раз принести вам извинения за Линдсея, вернее, за типа, которого я так звал… Я все же чувствую некоторую ответственность… Мое присутствие рядом было для него в какой-то степени прикрытием. Но, повторяю, это лишь клубное знакомство, как, впрочем, и Аллан Каннингэм.
На сей раз шотландка все же услышала, как затрепетало ее сердце, но постаралась изобразить полное равнодушие.
— Мистер Каннингэм показался мне хорошо воспитанным молодым человеком, — спокойно заметила она.
— Да, по-моему, он джентльмен… Я говорил, что он просил передать вам привет?
— Очень любезно с его стороны. Так он скоро вернется в Каллендер?
— Я думаю, Аллан не замедлит появиться, как только покончит со своей певичкой.
Иможен снова почувствовала уколы ревности.
— Вероятно, очаровательное создание?
— Вот уж не сказал бы! Голос и в самом деле чудесный, но сама девица показалась мне на редкость вульгарной…
Росс вдруг стал Иможен гораздо симпатичнее.
Оставив машину на обочине дороги, Гован прихватил корзинку с провизией, и они отправились бродить среди скал. Очень скоро толстяк вспотел и начал задыхаться, и мисс Мак-Картри подумала, что непременно заставит его по утрам делать хоть несколько гимнастических упражнений. Хуже всего было то, что Росс, полагая, будто он обязан болтать без умолку, то и дело застревал посреди фразы, отчаянно хватая ртом воздух. Шотландка с трудом сдерживала смех, хотя речь шла о предметах вполне серьезных: Гован рассказывал ей о своей жизни. Отца он не знал, и воспитывала его мать, судя по всему, женщина с очень крутым характером, ни разу не позволившая сыну высказать мнение, отличное от ее собственного. Разумеется, о том, чтобы водворить вторую женщину в доме, где желала единолично царить миссис Росс, не могло быть и речи. Из запуганного ребенка получился забитый подросток, потом безвольный мужчина, а затем и старый холостяк, в пятьдесят лет боявшийся мамочки точно так же, как и в два. А в прошлом году миссис Росс неожиданно скончалась, предоставив сына себе самому. И теперь бедняга Гован пребывал в полной растерянности. Короче, мисс Мак-Картри сразу поняла, что, избавившись от рабства, Росс только и мечтает скинуть слишком тяжкое для него бремя свободы. Такого человека проще простого водить за нос, и мисс Мак-Картри, в чьих жилах текла деспотичная кровь капитана индийской армии, с удовольствием представляла себя в роли полновластной хозяйки дома. Да, из Гована Росса получится вполне подходящий для нее муж.
Наконец они добрались до скалы, возвышавшейся над всеми прочими. Иможен вскарабкалась на вершину первой и, протянув руку, одним мощным рывком втащила за собой Росса. Переводя дух, оба оглядели окрестности и сразу пришли к единодушному заключению, что Шотландия — самая красивая на свете страна и только полное отсутствие чувства справедливости мешает иностранцам это признать.
Гован Росс открыл корзину и стал доставать припасы. Сначала — омлет с конфитюром на картонной тарелке, украшенный незабудками, потом салат из сырой моркови и, наконец, главное блюдо — холодный рассыпчатый пудинг, один вид которого заставил бы в ужасе отшатнуться любое человеческое существо, родившееся к югу от Чивиот Холлз. Поистине лишь желудок шотландца способен без особых затруднений переварить это жуткое месиво из потрохов и овсянки! Последним Росс извлек из корзины главное украшение этой импровизированной трапезы — бутылку виски. Для начала Иможен и ее спутник выпили по капельке во славу Шотландии, потом еще по одной за дружбу и по третьей — за поражение врагов мисс Мак-Картри. На высокой скале, овеваемой ароматным ветром вересковых пустошей, Иможен и Гован чувствовали себя почти как Адам и Ева до закрытия земного рая. И Росс, собрав наконец все свое мужество, решился.
— Позвольте мне, дорогая Иможен, признаться, что в вашем обществе я чувствую себя особенно хорошо…
— Вы мне льстите… Гован…
— И что… что… короче говоря, я бы хотел… больше не расставаться с вами…
Мисс Мак-Картри издала тихий грудной смешок, в котором слышались и нежное воркование горлинки, и ласковое подшучивание.
— Уж не следует ли мне из этого заключить, Гован, что вы просите меня стать вашей женой?
— Это мое самое горячее желание!
— Я думаю, мы будем очень счастливы вместе.
— О! О! Дорогая Иможен!
И Росс, как влюбленный юноша, принялся покрывать поцелуями руку мисс Мак-Картри. Иможен хотелось и смеяться, и плакать. В то же время ее охватила великая гордость: никто еще не обручался столь романтическим образом — на скалах Троссакса и без иных свидетелей, кроме неба Шотландии! Оба выпили за будущее счастье, и от виски их охватила легкая эйфория. В нескольких метрах поодаль корявое, но еще крепкое дерево стояло словно часовой, охранявший их от возможного нашествия врагов. Однако Иможен, как истая шотландка, никогда не забывала о практической стороне вопроса.
— В Адмиралтействе мне платят двенадцать фунтов в неделю…
— А я каждую пятницу вечером получаю от «Айрэма и Джорджа» двадцать один фунт.
— Значит, в сумме у нас получится тридцать три…
— По-моему, нам вполне хватит, верно?
— Я тоже так думаю. И мы, разумеется, поселимся у меня, в Челси.
— Я всегда мечтал там жить!
С удовольствием убедившись, что ни одна мелочь не вызывает у них разногласий, Иможен и Гован выпили еще немного за взаимопонимание. Затем они расправились с салатом из сырой моркови, и, прежде чем приняться за пудинг, Росс заметил:
— Если бы вы только захотели, Иможен, мы могли бы стать гораздо богаче и устроиться с большим комфортом… Разве вам бы не понравилось зимой греться на солнышке?
Мисс Мак-Картри подумала, что Гован переносит виски гораздо хуже ее самой.
— И я бы перестала работать в Адмиралтействе?
— Как и я — у «Айрэма и Джорджа»!
— Но каким чудом?
— У вас есть документы, которые стоят очень много денег…
Иможен сочла это довольно тяжеловесной шуткой.
— К несчастью, они принадлежат Англии!
— Но вы же не англичанка, а шотландка!
Мисс Мак-Картри помрачнела — направление разговора нравилось ей все меньше и меньше.
— Когда речь заходит о национальной безопасности, нет больше ни англичан, ни шотландцев, Гован, — очень сухо заметила она.
— Но я уверен, что вы могли бы получить не меньше десяти тысяч фунтов…
В голове Иможен мелькнуло ужасное подозрение: а что если Росс ухаживал за ней лишь в надежде толкнуть на эту гнусную сделку?
— Перестаньте так шутить, Гован, по-моему, это совсем не остроумно!
— Зато я нахожу шутку на редкость забавной.
От внезапно изменившегося тона спутника по позвоночнику мисс Мак-Картри пробежала дрожь. Что все это значит?
— Я не понимаю вашего поведения, Гован, — уже без прежней самоуверенности проговорила она.
— Мне очень жаль, Иможен, но, я думаю, мы уже достаточно позабавились и пора переходить к более серьезным делам.
На глазах перепуганной шотландки Росс вдруг совершенно преобразился. Куда подевался кругленький застенчивый человечек с детски наивным взглядом, красневший из-за каждого пустяка? Перед Иможен сидел, правда, невысокий, но очень крепкий мужчина, и стальной блеск глаз придавал всему его облику некую пугающую монолитность. Чувствуя, что ее охватывает паника, мисс Мак-Картри вскочила.
— Гован Росс, прошу вас немедленно отвезти меня обратно в Каллендер! — крикнула она, стараясь совладать с голосом.
Он тоже встал.
— Не сердитесь, Иможен, а лучше послушайте меня внимательно.
— Если вы опять собираетесь говорить об этом глупом предложении, лучше помолчите, а то…
— А то — что?
— Я заберу обратно данное вам слово!
Гован разразился таким грубым хохотом, что мисс Мак-Картри сразу поняла горькую правду: миссис Росс ей не стать так же, как и миссис Линдсей… Однако, не желая услышать подтверждение своей догадке, Иможен решила прекратить разговор. Вот только, чтобы уйти, ей нужно было пройти мимо Росса!
— Стойте на месте, мисс! Мне нужны документы, и имейте в виду: не отдадите добром — возьму силой!
Иможен с отчаянием поглядела на сумочку с револьвером, но, увы, она лежала за спиной у Росса. Шотландка попыталась хитростью выиграть время.
— А я-то поверила в вашу любовь!
— Нельзя же быть такой дурой! У меня есть дела поважнее, чем нашептывать нежности пожилым шотландкам… И, само собой, я и не думал писать любовную записку, которая так поразила ваше воображение! Вы убили моего старого друга, моего боевого товарища и дорого за это заплатите! Ну, гоните бумаги, или я сам до них доберусь!
Мисс Мак-Картри отступила на самый край площадки, но дальше шел пятиметровый обрыв, и шотландка не решилась спрыгнуть. Сломай она руку или ногу — оказалась бы в полной власти этого бандита! Как сестра Анна на своей башне, Иможен без всякой надежды поглядела вокруг, но ничего утешительного не увидела и поняла, что это конец.
— Ну, пеняйте на себя!
И Гован Росс бросился к Иможен Мак-Картри. Но, очевидно, призрак Боб Роя, витавший в этих краях, не мог допустить, чтобы его далекая праправнучка пала от руки предателя, а потому он устроил так, чтобы подлый негодяй, в нетерпеливом стремлении завладеть бумагами, наступил на омлет с конфитюром, поскользнулся и, упав навзничь, хорошенько треснулся головой о скалу. Иможен охватила жажда мщения, и она всем телом навалилась на грудную клетку поверженного врага. Тот зашипел, как проткнутая шина. Похоже, Гован Росс надолго вышел из строя… И мисс Мак-Картри, сидя на бесчувственном теле противника, с облегчением переводила дух, как вдруг рядом послышался спокойный голос:
— В конце концов, может, вы и впрямь переломали ему все ребра?
Иможен, испуганно вскрикнув, вскочила, готовясь встретить нового врага лицом к лицу. Это, разумеется, был Герберт Флутипол, несомненно явившийся исправить неудачную попытку сообщника, а может, и соперника (в конце концов, кто знает, из какой он разведки?). Флутипол стоял в том месте скалы, где Иможен с Гованом поднялись на вершину. Мисс Мак-Картри сообразила, что теперь вполне может добраться до сумочки, и, не успел противник опомниться, как она уже целилась в него из револьвера.
— Молитесь, проклятый валлиец! — завопила мисс Мак-Картри. — Сейчас вы предстанете перед Богом!
Он мигом поднял руки:
— Не сердитесь, Иможен…
К счастью для Флутипола, пуля пролетела в добрых четырех метрах от его головы и в щепки разбила ветку дерева-часового, которым шотландка любовалась всего несколько минут назад, ветку диаметром по меньшей мере в полдюйма! Валлиец не стал ждать новой пули и задал стрекача, причем полы его пиджака подпрыгивали, как пачка балерины. Иможен выстрелила еще раз, и пуля отбила от скалы громадный кусок. Призрак Боб Роя мог спокойно удалиться!
Грохот привел Росса в сознание, и он со стоном попробовал распрямиться. Но мисс Мак-Картри теперь снова чувствовала себя дочерью доблестных Мак-Грегоров. Она опустилась на колени рядом с противником и как следует стукнула его по голове рукоятью револьвера. Из раны на лбу хлынула кровь, и Гован совершенно утратил интерес к происходящему. Приняв таким образом необходимые меры предосторожности, Иможен стала связывать врага. Не колеблясь ни минуты, она вытащила рубаху Росса из брюк и, оторвав несколько полосок, обзавелась достаточно прочными пеленами. Тщательно скрутив ему руки и ноги, мисс Мак-Картри решила, что, поскольку хорошее воспитание не позволяет ей слушать площадную брань, неплохо бы заткнуть Говану рот. Сказано — сделано. Иможен замотала нижнюю часть лица Росса, заботливо оставив нос открытым. Теперь можно съесть кусочек пудинга и запить добрым глотком виски! Гован уже очнулся и наблюдал эту сцену горящими от ненависти глазами. Мисс Мак-Картри подняла стакан.
— За ваше здоровье, Гован Росс, и будете знать, как нападать на горянок!
Покидая место так и не состоявшегося праздника, Иможен ухватила Росса за шиворот и как мешок с картошкой поволокла к машине, оставленной ими у дороги. Надо полагать, пленник испытал множество на редкость тягостных минут. При этом он так отчаянно извивался, всячески демонстрируя глубокое недовольство столь невежливым обращением со своей особой, что мисс Мак-Картри пришлось сурово предупредить его о возможных последствиях:
— Послушайте, Гован, по-вашему, я делаю это для собственного удовольствия? Напротив, мне ужасно тяжело вас тащить, но, к сожалению, это необходимо. Так что не усложняйте мне работу, иначе придется снова ударить вас по голове револьвером. Ясно? Ну вот и подумайте хорошенько, стоит ли так себя вести!
Фермер Питер Говенан пребывал в замечательном настроении. Он только что съездил в гости к Коллинзам, на чьей единственной дочери, Рут, мечтал жениться. Молодого человека приняли весьма любезно, и он пришел к заключению, что дела идут как нельзя лучше, а их с Рут ждет безоблачное будущее. Полагая, что подобный успех следует отметить, Питер решил съездить в Каллендер и пропустить стаканчик в «Гордом горце». Но в двух километрах от городка он увидел у обочины дороги машину и склонившуюся над мотором женщину. Галантный кавалер, Говенан готов был видеть свою возлюбленную Рут в каждой особе ее пола, а потому сразу затормозил. Он тут же узнал машину Билла Васкотта, владельца гаража из Каллендера, и вежливо предложил услуги высокой рыжеволосой женщине. Почему-то она с первого взгляда показалась Питеру на редкость бойкой особой.
— Что-нибудь не в порядке, мисс?
Иможен озабоченно повернулась к доброму самаритянину:
— Мотор пару раз икнул, и машина остановилась.
Питер льстил себя надеждой, что неплохо разбирается в механике, и очень скоро пришел к выводу, что мотор в полном порядке. Он уже раздумывал, как выйти из положения, не потеряв лица, но вдруг его осенила счастливая мысль проверить уровень горючего. Молодой человек с облегчением вздохнул.
— Вы когда-нибудь слышали, мисс, что эти штуковины работают на бензине?
— Что за странный вопрос, молодой человек!
— О, я сказал это просто потому, что у вас в баке не осталось ни капли этой жидкости.
— Ну и ну!
— А вам далеко ехать?
— Да нет же, всего-навсего до Каллендера!
— В таком случае, я могу вас выручить — у меня есть в запасе пятилитровый бидон.
Говенан сходил за бидоном и заправил машину Иможен. Мисс Мак-Картри рассыпалась в благодарностях и, собираясь расплатиться, открыла сумочку. При виде громадного револьвера Питер едва не подскочил на месте. Теперь ему хотелось только одного: удрать отсюда как можно быстрее! Он проклял рыцарский порыв, побудивший его броситься на помощь такой опасной женщине. Когда мисс Мак-Картри отдала деньги за бензин, молодой человек пробормотал «спасибо» и торопливо пошел к своей машине. Только тут он заметил на заднем сиденье автомобиля Иможен окровавленного и скрученного в бараний рог мужчину. У Питера едва не подкосились ноги. На долю секунды он задумался, как поступить. Не будь у той рыжей пистолета, Говенан попытался бы спасти несчастного, но при нынешнем раскладе самое разумное — как можно скорее добраться до полицейского участка в Каллендере. Питер заставил себя спокойно сесть в машину, мягко тронуться с места и, проезжая мимо, вежливо помахать рукой Иможен. Лишь увидев в зеркальце, что ужасная женщина больше не обращает на него внимания, молодой человек изо всех сил нажал на газ, и машина рванула прочь. Мисс Мак-Картри опустила капот и, с удивлением обнаружив, что ее спаситель под жалобный стон покрышек уже исчезает за поворотом, покачала головой: нынешняя молодежь порой ведет себя очень странно.
Смирившись с неизбежным, после недельной борьбы Арчибальд Мак-Клостоу решил отказаться от бесплодных попыток совладать с «черными». Но самолюбие его жестоко страдало. Трагическим жестом сержант указал на шахматную доску, на которой в очередной раз были в безукоризненном порядке расставлены черные и белые фигуры.
— Как, по-вашему, Сэмюель, можно ли вообще сделать «черным» мат в три хода? — спросил Арчи, и констебль уловил в его голосе всю горечь побежденного воина.
Тайлер погрузился в изучение предложенной проблемы, но не успел высказать свое мнение, ибо у полицейского участка под бешеный скрип тормозов остановилась машина, а долю секунды спустя в кабинет Арчи как бешеный ворвался Питер Говенан.
— Шеф! Шеф!.. — вопил он.
И, не в силах сказать больше ни слова, молодой человек упал на стул — очевидно, потрясение было слишком сильным. Полицейские переглянулись, не понимая толком, то ли парень пьян, то ли это дурацкий розыгрыш. Мак-Клостоу ухватил Питера за плечи и хорошенько встряхнул.
— Ну, что на вас нашло, мой мальчик? Вы хоть понимаете, где находитесь?
— Ох, если б вы только знали, шеф…
— Что?
— Эта женщина…
Полицейские опять невольно переглянулись, ибо с тех пор как они поближе узнали мисс Мак-Картри, слово «женщина» означало для обоих неминуемую катастрофу.
— Да соберетесь вы когда-нибудь рассказать, в чем дело?
— Она прячет в сумочке пистолет! Я его заметил, когда она расплачивалась! И еще тот тип, весь в крови, связанный и с кляпом во рту… Она забыла налить в бак бензин, иначе я бы ничего не заметил…
— Я не раз слышал, что безумие заразительно, — спокойно проговорил Арчибальд Мак-Клостоу. — И вот вам пример, Тайлер. Достаточно было этой рыжей чертовке появиться в наших краях, как все стали свихиваться один за другим…
Питер вскочил.
— Да, она и впрямь рыжая! Я даже подумал сначала о сестре пастора…
Тайлеру удалось немного успокоить молодого человека, и тот в конце концов почти связно рассказал о встрече с Иможен.
— Мы хорошо знаем вашу незнакомку, — с отвращением проговорил сержант. — Это мисс Мак-Картри.
— Та, которая…
— Да, она самая.
— И вы даже не попытаетесь спасти несчастного?
— Успокойтесь, молодой человек, мисс Мак-Картри имеет обыкновение приносить добычу нам… Впрочем, судите сами — вот и она!
И глазам обалдевшего Питера предстала Иможен.
— У меня для вас кое-что есть, Тайлер, — сказала она констеблю. — Там, в машине…
Арчибальд подмигнул молодому фермеру:
— Ну, что я вам говорил? А теперь — брысь отсюда!
Говенан попробовал было схитрить и остаться. Ему страшно хотелось поглядеть, что будет дальше, но Мак-Клостоу без колебаний выставил парня за дверь.
Зато Иможен пришлось ждать, пока за Гованом Россом приедут полицейские из Эдинбурга. Арчибальд, как того требовали правила, сразу позвонил в управление сообщить о новом подвиге мисс Мак-Картри и с раздражением узнал, что начальство уже в курсе (каким чудом — Мак-Клостоу не понимал, и это-то злило его больше всего) и что за преступником уже выехала машина. Совершенно деморализованный Гован Росс настолько утратил всякую волю к сопротивлению, что сразу во всем признался. И лишь когда его уводили полицейские из Эдинбурга, Росс позволил себе гневный выпад: остановившись перед мисс Мак-Картри, он весьма невежливо обозвал ее стервой. И в наступившей тишине громко и отчетливо послышалась реплика Арчибальда Мак-Клостоу:
— Порой и бандиты отличаются наблюдательностью…
Иможен, бросив на него испепеляющий взгляд, вышла из участка. При виде ее уже собравшиеся на тротуаре зеваки беззвучно расступились, и это молчание ранило шотландку больнее, чем самая грубая ругань. Что она им всем сделала? Неужели не понимают, что это ради них Иможен рискует жизнью? Вот она, неблагодарность толпы… Миссис Элрой, по-видимому, ожидала возвращения хозяйки.
— Вы вернулись, миссис Элрой?
— Да, мисс Мак-Картри, вернулась, но только для того, чтобы сказать о своем уходе.
— Вы уходите?
— Я вас предупреждала! Узнав о том, как вы поступили с тем мужчиной в Трассаксе…
— Но это же преступник!
— Моя мать говорила: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты»… Если бы покойный капитан узнал…
— Если бы покойный капитан узнал, что идиотка вроде вас вмешивается не в свое дело да еще позволяет себе рассуждать о том, в чем абсолютно ничего не смыслит, он бы восстал из гроба и хорошенько пнул ее в задницу!
Миссис Элрой чуть не подавилась вставной челюстью. Впервые за семьдесят лет с ней посмели разговаривать подобным тоном! Розмери хотела было дать отпор, но, поглядев на Иможен, раздумала.
— Вы мне должны два фунта и шесть пенсов, — только и сказала она.
Мисс Мак-Картри пошарила в сумочке.
— Вот они, а теперь — убирайтесь!
— Еще бы я осталась в доме такой особы!
После того как миссис Элрой ушла, вконец измотанная Иможен ушла плакать к себе в комнату. Сейчас ее не успокаивало даже привычное трио покровителей — Роберта Брюса, Вальтера Скотта и отца. Да и что могли противопоставить злобе живых бесплотные тени? Шотландка едва не впала в отчаяние, как вдруг в беспросветном мраке мелькнула мысль, наполнившая ее сознание самым нежным, теплым и бодрящим светом: если ни Линдсей, ни Росс не писали любовного письма, это мог сделать лишь Аллан Каннингэм!.. Аллан, милый Аллан, стоило только подумать о нем, и мисс Мак-Картри чувствовала себя юной Джульеттой… Правда, она годилась скорее в тетушки своему Ромео, нежели в возлюбленные, и это соображение несколько охлаждало пыл дочери капитана индийской армии. Однако она уговаривала себя, что для сердца возраст не имеет значения, тем более если это сердце так и осталось невостребованным. Наверное, Аллан пережил какую-то трагедию и теперь ищет подругу, которая была бы для него и матерью, и сестрой, и возлюбленной одновременно. Мисс Мак-Картри считала, что вполне способна сыграть все эти роли. Бедняжка, как он, должно быть, скучает среди всех этих певичек и танцовщиц в «Розе без шипов»! И, наверное, думает, будто о нем забыли? Безумец!.. А как он будет гордиться своей Иможен, узнав, сколь ловко она разоблачила двух шпионов, которых сам Аллан наивно считал друзьями! Пока сэр Генри Уордлоу не вернулся в «Торфяники», мисс Мак-Картри сочла, что заботу о ее безопасности должен взять на себя тот, кто со временем станет ее естественным покровителем: Аллан Каннингэм. Поэтому шотландка тут же решила написать письмо и позвать на помощь. И она сочинила очень милую записку, в которой, не отступая, разумеется, от целомудренной сдержанности (молодой человек не преминет ее оценить), все же намекала, что ему не стоит терять надежду, поскольку его мечты, возможно, сбудутся даже раньше, чем он думает…
Поставив точку в конце этого первого в своей жизни любовного письма, Иможен вдруг сообразила, что не знает точного адреса своего Ромео. Но такой пустяк не мог остановить мисс Мак-Картри: как все влюбленные, она полагала, что мир не без добрых людей и о ее любви позаботятся, а потому взяла чистый конверт и крупным угловатым почерком написала: «Эдинбург, кабаре «Роза без шипов», Аллану Каннингэму. Поручаю заботам почтальона».
И мисс Мак-Картри, снова уверовав в себя, твердым шагом отправилась на почту, а вернувшись, обнаружила в саду Нэнси Нэнкетт.
Иможен отличалась большой сдержанностью во всем, что касается проявлений чувств, но на сей раз, едва справившись с первым удивлением, открыла подруге объятия и пылко расцеловала ее, прежде чем отвести в дом. Готовя легкий обед, она с любопытством расспрашивала Нэнси.
— Каким чудом вы оказались в Каллендере, дорогая Нэнси?
— Из-за ваших писем…
— Из-за моих писем?
— Ну да! Они меня так напугали! Вы писали о нападениях на вас, о каких-то мужчинах, которых вы убили с поразительным хладнокровием! Вот я и подумала, что вас больше нельзя надолго оставлять одну… Дженис Левис уступила мне свою очередь в отпуск, я села в первый же поезд на Каллендер — и вот я здесь!
Иможен поставила перед ней тарелку порриджа.
— Нэнси, я никогда не забуду, что вы для меня сделали! — дрожащим от волнения голосом проговорила она.
— Ну, вы ведь всегда стояли за меня горой, Иможен!
— Это еще не повод тратить на меня отпуск!
— Не беспокойтесь, Иможен, я твердо намерена просить вас показать мне Горную Страну, так что отпуск не пострадает.
— Обещаю вам, Нэнси, что, как только закончу миссию (а осталось совсем немного), я стану вашим экскурсоводом, и, вернувшись в Лондон, вы будете знать наши края не хуже любого горца!
Как только они перешли в гостиную, Иможен, несмотря на возражения Нэнси, открыла бутылку виски, заявив, что из-за последних приключений несколько утратила вкус к вечернему чаю, а портвейн для человека, то и дело играющего со смертью, по правде говоря, пресноват. Эти слова произвели на мисс Нэнкетт такое впечатление, что она больше не решилась спорить.
До поздней ночи шотландка рассказывала подруге обо всем, что случилось с тех пор, как она уехала из Лондона. Решив, что теперь, когда сэр Генри Уордлоу вот-вот вернется, уже нет особых причин держать все в полной тайне, мисс Мак-Картри рассказала Нэнси о поручении сэра Дэвида и о том, что теперь носит драгоценные бумаги при себе. Мисс Нэнкетт в отличие от подруги не напоминала всегда готовую к бою амазонку. Рассказ ее так напугал и взволновал, что, несмотря на легкое отвращение к виски, она то и дело подносила рюмку к губам. Наконец Иможен предложила ей высказать свое мнение. Нэнси заявила, что, очевидно, безжалостные враги мисс Мак-Картри (особенно тот голубоглазый тип с тюленьими усами) не отступятся до той решающей минуты, когда им волей-неволей придется признать поражение. А раз полицейские Каллендера никуда не годятся, то не подсказывает ли элементарный здравый смысл, что надо бы попросить подкрепления из Лондона? Вот тут-то Иможен и призналась, что ждет Аллана Каннингэма, и рассказала о любовных переживаниях, так тесно сплетавшихся с ее героической деятельностью. Эта сторона вопроса заинтересовала Нэнси гораздо больше. Иможен подробно описала, каким образом обнаружила в сумочке любовную записку (она даже не поленилась достать письмо из шкафа и, в подтверждение своих слов, показать Нэнси), как сначала, из осторожности, решила, что автор — Эндрю Линдсей или Гован Росс, и лишь потом, когда два члена троицы отпали, пришла к выводу, что это Аллан Каннингэм любит ее и не решается открыть свои чувства иначе, как в такой деликатной манере. По просьбе мисс Нэнкетт Иможен набросала восторженный и такой точный портрет Аллана, что подруга не могла скрыть удивление.
— Но… он, кажется, совсем молод? — невольно вырвалось у нее.
Иможен покраснела.
— Знаете, ему все же около сорока…
— Но сорока еще нет?
— Пожалуй… О, я догадываюсь, о чем вы думаете…
— Уверяю вас…
— Да, да, и это вполне естественно! Каким образом молодой человек мог увлечься уже далеко не юной женщиной!?! Как вы понимаете, я тоже задавала себе этот вопрос. Однако любовь порой выбирает причудливые тропы, и, благодаренье Богу, возможно, на свете еще есть мужчины, более чувствительные к внутреннему совершенству, нежели к внешнему… Впрочем, Аллан так давно возится с певичками, что ему наверняка уже осточертели безмозглые красотки… А кроме того, против очевидности не попрешь, так что нет смысла ломать голову.
Утро уже почти миновало, когда Иможен приготовила завтрак и на подносе отнесла гостье. Та приняла его с благодарностью и легким смущением. Пока Нэнси ела, мисс Мак-Картри, устроившись у изголовья постели, рассказывала о придуманной ею программе на день. Главным образом Иможен собиралась показать подруге места своей боевой славы. Однако объяснения прервал звонок — кто-то твердой рукой дергал колокольчик у калитки. Мисс Мак-Картри вскочила на ноги:
— Это Аллан!
И, подбежав к зеркалу (чем немало позабавила и умилила Нэнси), шотландка бросилась открывать.
— Я ужасно смешна, верно? — крикнула она на бегу.
Мисс Нэнкетт рассмеялась.
— Нет, просто вы влюблены, моя дорогая!
Но это оказался не Аллан — разочарованному взору мисс Мак-Картри предстал констебль Тайлер.
— Что вам надо? — весьма нелюбезно осведомилась Иможен.
— Прошу прощения за беспокойство, мисс, но я пришел к вам не совсем официально…
— И зачем?
— По просьбе сержанта…
— Ну?
— Дело вот в чем… у шефа сегодня выходной… и он хотел бы половить рыбу…
— А мне какое дело, поедет Арчибальд Мак-Клостоу на рыбалку или нет? Да пусть отправляется хоть к самому дьяволу! Я полагаю, ему не требуется мое разрешение?
— В какой-то мере, мисс… Шефу хотелось бы знать, намерены ли вы сегодня продолжать опустошения… Тогда, как вы понимаете, он останется в участке ждать трупов…
— Сэмюель Тайлер, вы что, уже с утра пьяны? Или Арчибальд Мак-Клостоу совсем идиот? А может, вы просто издеваетесь надо мной?
— Не сердитесь, Иможен, и…
— Прочь отсюда, Тайлер, пока я и вправду не разозлилась, и передайте сержанту, что он самый тупой кретин во всей Шотландии!
И, подведя таким образом итог разговору, мисс Мак-Картри повернулась спиной к озадаченному констеблю.
Нэнси надела фартук и принялась помогать Иможен по хозяйству. Обе дамы бодро орудовали тряпками и вениками, что не мешало им разговаривать, причем главную роль играла, разумеется, мисс Мак-Картри — накануне она далеко не все успела рассказать подруге. Так, в хлопотах и разговорах, прошло время до полудня. Потом они отправились на кухню готовить простой, но достаточно плотный обед: как-никак им предстояла долгая прогулка по окрестностям Каллендера. Иможен чистила лук, когда в калитку сада неожиданно постучали. Она вытерла тыльной стороной кисти распухшие от слез глаза и сняла фартук.
— Надеюсь, это не Алан! Видок у меня сейчас…
Но это был он. Увидев мисс Мак-Картри, молодой человек бросился навстречу и схватил ее за руки.
— Я очень спешил… Но вы, кажется, плачете?
— Я чистила лук.
Столь прозаический ответ несколько подпортил романтический порыв Аллана, и на мгновение молодой человек совсем растерялся, но Иможен поспешила на помощь:
— Входите скорее, дорогой Аллан! Я уверена, что теперь, когда вы здесь, моим несчастьям конец!
— Во всяком случае, я твердо намерен вас защищать и живейшим образом посоветовал бы тем, кто вам докучает, держаться подальше. Не в моих привычках позволять кому-либо отравлять жизнь человеку, которого я… который мне… Короче говоря, вы ведь понимаете, что я имею в виду?
— Да, Аллан…
Шотландка вложила в этот коротенький ответ все чувства, на какие только была способна. Они вместе пошли на кухню. Нэнси встала.
— Дорогая Нэнси, позвольте представить вам Аллана Каннингэма… Аллан, это Нэнси Нэнкетт, она тоже приехала мне помогать.
— Мистер Каннингэм, Иможен много говорила о вас…
— Весьма польщен, мисс… Надеюсь, вы не услышали ничего особенно дурного?
— О нет, скорее, наоборот!
Иможен покраснела.
— Прошу вас, Нэнси, замолчите… А вы, Аллан, уж будьте любезны, расскажите мне, по каким таким причинам вы бросили меня, едва приехав в Каллендер?
— Избавьте меня от необходимости отвечать, Иможен… Честно говоря, прочитав ваше такое доверчивое, такое теплое письмо, я надеялся, что вы… поняли истинные причины моего… бегства?
Мисс Мак-Картри не знала, смеяться ей или плакать.
— Кто бы мог подумать, Нэнси, что такой большой мальчик настолько застенчив?
— В самом деле… Ну что ж, в наказание мистер Каннингэм поможет нам готовить!
— С удовольствием!
Занимаясь стряпней (один чистил овощи, другой резал мясо, третий накрывал на стол), обитатели старого дома вели оживленный разговор. Впрочем, Нэнси очень скоро вышла из игры. Узнав о покушениях Линдсея и Росса, Аллан не мог сдержать возмущение и пару раз довольно грубо выругался, но, правда, тут же попросил у дам прощения. По мнению молодого человека, клубные знакомые решили использовать его как прикрытие. Аллан собирался по делам в Эдинбург, и, когда Линдсей заговорил о поездке в Шотландию, с восторгом принял предложение отдохнуть вместе: он ведь тоже заядлый рыболов. А потом, познакомившись в поезде с Иможен и решив, что ей гораздо симпатичнее Линдсей, Аллан воспользовался звонком из Эдинбурга, чтобы отойти в сторонку. Иможен, искренне забыв о матримониальных планах насчет Линдсея и Росса, заявила, что Эндрю ее нисколько не интересовал. Молодой человек расцвел от удовольствия.
— Но я все же кое-чего не понимаю, Иможен… — наконец проговорил он. — Зачем этой парочке непременно понадобилось ехать в Каллендер? Почему они с таким ожесточением вас преследовали и даже пытались убить?
Мисс Мак-Картри колебалась всего несколько секунд. Считая, что не вправе утаивать от будущего мужа правду, она поведала ему о своей миссии и о том, что благодаря скорому приезду сэра Генри Уордлоу дело близится к развязке. Потрясенный Каннингэм едва верил собственным ушам, а потом с чисто юношеским пылом заявил, что Иможен — самая удивительная женщина, какую он когда-либо встречал. Нэнси поддержала молодого человека, и покрасневшая от счастья мисс Мак-Картри, чтобы скрыть смущение, побежала за виски.
После обеда (Аллан признался, что в жизни не ел ничего вкуснее) трое друзей отправились на прогулку. Предварительно они решили, что Каннингэм тоже поселится в доме — присутствие Нэнси спасало приличия.
Когда они зашли в «Гордого горца» выпить чаю, Аллан Каннингэм, по описанию Иможен, сразу узнал Герберта Флутипола. Валлиец что-то спокойно жевал в дальнем углу зала и, по-видимому, не обращал ни на кого внимания. Тед Булит, разливавший по кружкам пиво, радостно приветствовал Иможен и немедленно послал Томаса принять заказ. Мисс Мак-Картри устроилась так, чтобы видеть Герберта Флутипола: под защитой Аллана она чувствовала себя очень храброй. Для начала она отпустила несколько весьма нелестных замечаний в адрес валлийцев, потом посмеялась над любителями носить слишком длинные усы. Каннингэм с удовольствием поддержал разговор, зато Нэнси, вне себя от смущения, умоляла их прекратить. Герберт Флутипол вскинул голубые глаза и стал пристально смотреть на обоих насмешников… Те попытались было продолжать в том же духе, но тяжелый взгляд валлийца портил все удовольствие. Наконец Аллан встал и двинулся к столику Флутипола.
— Мне не нравится, как вы нас разглядываете, сэр…
В зале мгновенно наступила тишина, а Тед Булит, вытирая руки, поспешно вышел из-за стойки.
— Не нравится — пересядьте.
Шотландцы привыкли к бурному кипению страстей, и невозмутимое спокойствие Флутипола по контрасту выглядело жестоким оскорблением. Почувствовав это, посетители «Гордого горца» уставились на противников и уже не отводили от них глаз, а официант Томас подошел к телефону, готовясь в случае неприятностей сразу позвать на подмогу Сэмюеля Тайлера. Тед Булит попробовал вмешаться:
— Джентльмены! Не забывайте, что здесь дамы…
— Именно поэтому я не могу допустить, чтобы этот тип так по-хамски себя вел! — хмыкнул Каннингэм.
Герберт тяжело вздохнул.
— Вы, кажется, хватили лишку?
— Я? Ну и наглость! Встаньте-ка, и я вам покажу, что с координацией движений у меня все в порядке!
— Пожалуйста, если вы так настаиваете… Но, по-моему, это ужасно глупо…
Валлиец тяжело поднялся на ноги. Присутствующие сразу решили, что шансы у двух противников удручающе неравны, и внезапно прониклись острой неприязнью к Аллану. Тед Булит, сообразив, что его миротворческие усилия ни к чему не привели, подал условленный сигнал Томасу, и тот потихоньку набрал номер полицейского участка, а потом начал отодвигать столы и стулья, чтобы освободить врагам место. По правде говоря, Каннингэм не слишком гордился собой: хорошенький подвиг — лупить толстого, рыхлого старика! Не будь здесь женщин, он бы пошел на попятную, но теперь уже не мог отступить. Флутипол, аккуратно положив на стол шляпу, поглядел на Аллана — тот возвышался над ним почти на голову.
— Ну?
— Если хотите избежать трепки, извинитесь перед дамами!
— Предпочитаю трепку!
Спокойствие и твердость валлийца произвели на окружающих такое благоприятное впечатление, что теперь почти все симпатии были на его стороне.
— Так пеняйте на себя!
Аллан приподнялся на цыпочки и, сделав два-три обманных движения, нанес короткий удар левой рукой. Целился он в переносицу, полагая, что боль и вид крови мигом урезонят противника. Но кулак Каннингэма не коснулся лица Флутипола, а то, что за этим последовало, так и осталось для молодого человека тайной. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на спине, а все тело мучительно ноет — похоже, Аллан каким-то образом перелетел через валлийца и тяжело грохнулся об пол. Приятели Теда Булита разразились громким «ура!», а Иможен, спеша на помощь своему поверженному рыцарю, как фурия налетела на Флутипола, который, по-видимому, вовсе не думал продолжать сражение. Но, услышав чей-то суровый голос, все застыли на месте.
— Ну, что еще такое?
В дверном проеме высилась внушительная фигура Сэмюеля Тайлера. При виде Иможен констебль вздохнул.
— Мне следовало бы сразу догадаться…
Появление стража порядка сразу успокоило кипение страстей. Посетители снова уселись за столики, и, поскольку никто не подавал жалобы, констебль согласился выпить стаканчик, предложенный ему Тедом Булитом в награду за беспокойство. Мисс Мак-Картри и ее друзья при общем неприязненном молчании покинули «Гордого горца», и шотландка с грустью подумала, что продолжает наживать в Каллендере врагов.
Когда они добрались до дома, Нэнси сказала, что ее слишком напугало происшествие, и попросила разрешения лечь спать без ужина. Иможен отпустила ее, пообещав принести чашку чая. Она очень любила девушку, но сейчас гораздо больше беспокоилась о здоровье Аллана. Заставив молодого человека проглотить изрядную порцию виски, мисс Мак-Картри осведомилась, как он себя чувствует и не болит ли у него что-нибудь.
— Нет, ничего, кроме самолюбия, дорогая Иможен… Так опозориться у вас на глазах! Никогда себе этого не прощу!
— Не болтайте чепухи, дорогой друг!
— Этот тип казался ужасным размазней… Откуда я мог знать, что он так здорово владеет дзюдо?!
— Разумеется, Аллан! И только трус способен пользоваться подобными приемами!
— Вы и вправду на меня не сердитесь, дорогая Иможен?
Растроганная мисс Мак-Картри погладила молодого человека по щеке.
— Аллан… Я никогда не забуду, что ради меня вы рисковали жизнью… Но сейчас мне надо отнести чаю бедняжке Нэнси. Расслабьтесь и отдохните. Я скоро вернусь.
Мисс Нэнкетт слишком разнервничалась, чтобы уснуть. Ее лихорадочное возбуждение встревожило шотландку, и она подумала, не разумнее ли вызвать врача. Однако Нэнси, узнав о ее намерениях, резко воспротивилась. Девушка сказала, что волнуется только потому, что до нее наконец дошло, какой опасности подвергается Иможен. Сама Нэнси еще не скоро забудет мрачный взгляд этого ужасного валлийца! Она нисколько не сомневалась, что он без колебаний убьет Иможен, лишь бы завладеть документами, и дрожала от страха за подругу. Мисс Мак-Картри еще никто никогда не выказывал такого участия, и, вне себя от смущения, она с трудом сдерживала слезы.
— Я обещаю вам вести себя очень осторожно, дорогая Нэнси!
— Этого мало, Иможен… Мы не может все время быть рядом с вами, а я чувствую, как это чудовище бродит вокруг, выжидая удобного момента!
В голосе Нэнси звучала такая убежденность, что мисс Мак-Картри невольно прониклась ее тревогой.
— Дорогая моя, не могу же я ускорить возвращение сэра Генри!
— Зато, быть может, стоит подыскать другой тайник? Это избавило бы вас от необходимости таскать документы при себе!
— Я не знаю ничего надежнее!
— Но, послушайте, это ведь так опасно!
— Тем хуже.
— Не говорите так, Иможен, вы сводите меня с ума… Вот что, а почему бы вам не доверить бумаги мистеру Каннингэму?
— Аллану?
— Вы ведь ему доверяете, правда?
— Разумеется, но не могу же я подставить Аллана под удар вместо себя!
— А кто об этом узнает? Наоборот, отдать бумаги мистеру Каннингэму — самый надежный способ уберечь их от этого гнусного типа! И я уверена, что мистер Каннингэм будет глубоко тронут таким знаком доверия…
Последний аргумент открывал перед мисс Мак-Картри весьма заманчивые перспективы. Поистине, вручив Аллану свою честь, Иможен сделает тем самым нежнейшее признание, и, возможно, тогда молодой человек решится сказать слова, которых она так ждет…
— Вы, несомненно, правы, Нэнси… Я подумаю…
Каннингэм по-прежнему сидел в гостиной. Виски мисс Мак-Картри, несомненно, пришлось ему по вкусу. Как только она вошла, молодой человек вскочил и продолжал стоять, пока Иможен не опустилась в кресло напротив.
— Как себя чувствует мисс Нэнси?
— Лучше… Бедная девочка тревожится за меня. Боится, что на меня снова нападут и отнимут планы «Кэмпбелл-семьсот семьдесят семь», а потому даже уговаривала отдать пакет вам.
— Блестящая мысль! Клянусь, что уж у меня его точно никто не отнимет!
— Не сомневаюсь, Аллан… но вы ведь должны понимать, что эти бумаги доверили мне… и я не могу передать их постороннему.
— Разве я для вас посторонний, Иможен?
— Нет, конечно, но…
Молодой человек быстро схватил ее за руки.
— Иможен… пора открыть вам всю правду… Вы ведь догадались, какие чувства я к вам питаю, да? Я не осмелился подписать то письмо… Но, быть может, теперь вы позволите мне сделать признание, на которое я так долго не решался?
— Про… прошу вас…
— Иможен, я люблю вас… Хотите стать моей женой?
Шотландка вскрикнула, как раненая птичка.
— Я рассердил вас? Вы мне отказываете?
— Нет-нет, Аллан… но… я старше вас… на много лет…
— И что с того? Любовь не обращает внимания на возраст… У вас сердце двадцатилетней девушки! Гораздо моложе моего… Скажите «да», Иможен! И вы сделаете меня счастливейшим из людей!
— Подождите… подождите минутку… я…
Мисс Мак-Картри вскочила и, выбежав на кухню, поспешно заперла за собой дверь. Потом она выпила стакан холодной воды, расстегнула платье, достала драгоценный пакет и, снова застегнувшись, вернулась в гостиную.
— Вот документы, которые едва не стоили мне жизни, Аллан… То, что я отдаю их вам, — знак наивысшего доверия… Но раз мы поженимся и будем делить горе и радость, вполне справедливо уже сейчас нести бремя ответственности вдвоем.
Каннингэм положил конверт в карман.
— Иможен, пока я жив, они его не получат!
— Им придется убить и меня вместе с вами, дорогой Аллан!
Романтический порыв вознес обоих на такую высоту, что теперь они смущенно переминались с ноги на ногу, не зная толком ни что говорить, ни что делать. Наконец, поборов стыдливость, мисс Мак-Картри проговорила:
— Разве обычай не требует, чтобы жених поцеловал невесту?
— Я не осмеливался…
Каннингэм заключил Иможен в объятия, и она протянула губы, надеясь насладиться первым в жизни поцелуем, но Аллан чмокнул ее в лоб. И шотландка подумала, что ее милый и в самом деле слишком робок.
Перед сном Иможен решила выпить чашечку чаю, и Аллан побежал на кухню. Вернувшись, он заявил, что теперь каждый вечер будет сам готовить ей чай. Такая забота слишком тронула мисс Мак-Картри, и она не посмела сказать жениху, что чай у него получился очень неважный — и горьковат, и сахар он явно забыл положить. Наверное, от волнения, решила она.
Скоро Иможен погрузилась в блаженное тепло, перед глазами замелькали приятные видения, и она поняла, что засыпает. Шотландка попыталась бороться со сном, но усталость одержала верх над ее волей. Иможен распрощалась с Алланом и, еле передвигая ноги, стала подниматься по лестнице. Проходя мимо комнаты Нэнси, она хотела было заглянуть к девушке и рассказать об их с Алланом обручении, но сил не хватило. Даже раздевалась она бесконечно долго, то и дело впадая в сонное оцепенение и лишь с величайшим трудом возвращаясь к действительности. Наконец мисс Мак-Картри натянула ночную рубашку и упала на кровать. Последнее, что она успела заметить, — это шум ветра, налетевшего с вересковых пустошей. И в его завываниях Иможен явственно расслышала звуки «Свадебного марша» Мендельсона.
Пробудившись, мисс Мак-Картри чувствовала себя так, будто провела бессонную ночь в переполненном вагоне, пассажиры которого твердо решили скорее наглотаться всевозможных микробов, чем открыть окно хотя бы на миллиметр. Распухший язык едва ворочался во рту, в горле пересохло, а голову железным обручем сдавила невыносимая мигрень. Иможен попробовала вспомнить, что она пила, но так ничего и не припомнила, кроме чая… Неужто она заболеет именно теперь, когда в доме ее жених? Столь отвратительная мысль быстро вернула шотландке прежнюю энергию. Мисс Мак-Картри вскочила с кровати, но перед глазами все поплыло, и она чуть не упала. Звать на помощь Иможен не посмела, понимая, что первым прибежит Аллан, а показываться ему на глаза в таком виде она не хотела. Цепляясь за кровать, за стол, за спинку кресла, шотландка кое-как добралась до шкафа, где на случай недомогания всегда стояла бутылка виски. Иможен отвинтила крышку и прямо из горлышка отхлебнула большой глоток. Сначала ей показалось, будто в горло льется раскаленная лава, но уже в следующую секунду все ее существо окутало блаженное тепло. Старое доброе виски!.. С умилением глядя на спасительную бутылку, мисс Мак-Картри едва не запела песнь Роберта Брюса, но, поразмыслив, решила, что рискует разбудить Аллана, а он, быть может, не оценит ее искусства в такой ранний час.
В доме царила полная тишина. Должно быть, гости еще спали. Иможен собиралась снова скользнуть под одеяло, но внезапно почувствовала странную необъяснимую тревогу. В ее привычном мирке что-то было явно не так. Мисс Мак-Картри стала раздумывать, в чем же дело, и вдруг до нее дошло, что мертвая тишина совсем не вяжется с ярким дневным светом. В легкой тревоге шотландка поглядела на часы, потом недоверчиво поднесла их к уху. Равномерное тиканье убеждало, что механизм в полном порядке, меж тем стрелки показывали половину двенадцатого! Еще ни разу в жизни Иможен так долго не валялась в постели! Что подумают Аллан и Нэнси? Но почему в доме не слышно ни единого шороха?
Стыдясь столь несвойственного ей приступа лени, Иможен быстро надела халат и со всяческими предосторожностями выскользнула из комнаты. В ванной она облегченно перевела дух. Несмотря на поздний час, мисс Мак-Картри дольше обычного приводила себя в порядок, ибо хотела предстать перед женихом в самом выгодном свете. Увидев в зеркале четко обозначившиеся морщины, Иможен пришла в ужас, тем более что очень отчетливо представляла себе молодое и гладкое лицо Аллана. Решительно, приходилось признать, что утро начинается довольно скверно, если, конечно, полдень можно назвать утром…
Покончив с умыванием, шотландка выбрала самое красивое платье и постучала в дверь Нэнси. Никто не отозвался, и мисс Мак-Картри вошла. Пусто. В комнате Каннингэма тоже не было ни души. Иможен вышла в сад и позвала:
— Ал-лан! Нэн-си!
Никакого ответа. Немного удивленная мисс Мак-Картри отправилась на кухню. Вероятно зная, что она спит, и не желая нарушать благотворный отдых после всех пережитых за последние дни тревог, Нэнси и Аллан пошли гулять. И правильно сделали! В наказание за слишком долгое бездействие шотландка приговорила себя к каторжным работам на кухне. Великолепный обед будет для друзей самым приятным сюрпризом, а для нее, Иможен, лучшим способом заслужить прощение. Мисс Мак-Картри достала тетрадь с рецептами и принялась готовить огромный сливовый торт, который она решила подать после «бабл и сквик»[15] и бараньей лопатки (к счастью, мясник, мистер Хэчмори, уже выполнил заказ и прислал баранину на дом). Обед, конечно, получится малость тяжеловат, но шотландские желудки не реагируют на подобные пустяки.
К двум часам Иможен покончила с готовкой, правда, теперь волосы ее торчали в разные стороны, а по лбу стекали струйки пота. Но ни Аллан, ни Нэнси по-прежнему не подавали признаков жизни, и теперь мисс Мак-Картри начала тревожиться. Не обращая внимания на то, что торт обугливается, баранья лопатка пересыхает, а «бабл и сквик» уже превратился в бесформенную массу, Иможен решила накинуть еще полчаса. Теперь она больше не сомневалась, что на Аллана напали и отняли документы. И зачем только она согласилась с предложением Нэнси? А кстати, что с ней? Шотландке стало стыдно. До сих пор она нисколько не думала о судьбе бедняжки мисс Нэнкетт… В четверть четвертого мисс Мак-Картри решилась на очень трудный для нее шаг, но она чувствовала себя не вправе и дальше увиливать от правды…
У Арчибальда Мак-Клостоу оставалось всего двадцать четыре часа на то, чтобы отправить в «Таймс» свое решение шахматной задачи. В очередной раз расставив фигуры на доске, он напряженно думал. Когда Тайлер сообщил, что пришла мисс Мак-Картри, сержант подскочил как ужаленный.
— О нет, нет!
Но Сэмюель проявил настойчивость:
— Она сама не своя, шеф…
— А?
— Да, какая-то погасшая, словно убита горем…
Мак-Клостоу в отчаянье указал на доску:
— Все как будто сговорились не дать мне решить эту задачу!
И тут этот дурень Тайлер, какой-то жалкий констебль, взял белого коня, потом слона того же цвета и, передвинув две черные фигурки, заявил:
— Вот «черные» и получили мат в три хода, шеф… Теперь можно мне впустить мисс Мак-Картри?
Но Арчи сидел вытаращив глаза, не в состоянии ответить что бы то ни было. И Сэмюель, решив, что молчание — знак согласия, пошел за Иможен. При виде рыжей шотландки сержант снова обрел дар речи.
— Опять вы? — проворчал он.
— Мак-Клостоу… Сегодня утром никто не находил труп?
— Право же, нет… А по-вашему, это должны были сделать?
— Не знаю… не знаю…
— Уж не боитесь ли вы, случаем, конкуренции?
Но Иможен слишком страдала, чтобы ввязываться в перепалку с Мак-Клостоу. Дрожащим голосом она поведала об исчезновении Аллана и Нэнси.
— А с чего, черт возьми, вы взяли, будто их прикончили? Жители Каллендера, вообще говоря, не имеют обыкновения развлекать гостей таким образом! Они молоды?
— Кто?
— Эти мистер Каннингэм и мисс Нэнкетт?
— Да.
— Так успокойтесь. Наверняка милуются где-нибудь на природе и совершенно забыли о времени.
Тупость сержанта так возмутила Иможен, что она чуть не взорвалась и не рассказала Мак-Клостоу о своей помолвке с Алланом. Но какой смысл? Этот грубиян все равно ничего не поймет. И мисс Мак-Картри предпочла гордо ретироваться. Мак-Клостоу так и не понял, почему, уходя, она снова обозвала его дураком.
Сколько бы Иможен ни хорохорилась, но засевшее в голове замечание сержанта насчет Аллана и Нэнси причиняло ей боль. Возвращаясь домой, она твердила себе, что Мак-Клостоу не знает Каннингэма и судит о нем по другим молодым людям. Только она одна знает истинную цену Аллану. А Нэнси? Добрая и ласковая Нэнси, примчавшаяся из Лондона на помощь подруге… Разве можно заподозрить ее в такой черной измене? Чепуха! Она, Иможен, напрасно морочит себе голову! Однако в памяти всплыло виденное утром отражение в зеркале, и мисс Мак-Картри невольно сравнивала собственное поблекшее морщинистое лицо со свеженькой мордашкой Нэнси. Шотландка так погрузилась в мрачные думы, что едва не сбила с ног коронера Питера Корнвея.
— Счастлив вас видеть, мисс Мак-Картри.
— Как поживаете, мистер Корнвей?
— Намного лучше, чем мои клиенты, мисс!
Эту шутку давно знал весь город, и она больше никого не смешила, кроме самого Питера. Иможен выдавила из себя улыбку и хотела попрощаться, но Корнвей был настроен поболтать.
— Что ж это друзья так быстро вас покинули?
Шотландка вдруг почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Мои друзья, мистер Корнвей?
— Ну да, молодой человек и девушка, с которыми вы вчера гуляли. Разве они жили не у вас?
— Да.
— Жених и невеста, наверное?
Мисс Мак-Картри показалось, будто вся кровь застыла в жилах, а тело вдруг превратилось в камень.
— Сегодня в девять утра я видел, как они садились на поезд в Эдинбург, — продолжал коронер. — Все время под ручку — что твои голубки. Сразу видно, влюбленные… Но что с вами, мисс?
— Ничего… Просто со вчерашнего вечера я себя очень неважно чувствую… Прошу прощения, мистер Корнвей…
Питер Корнвей, недоуменно глядя вслед едва бредущей мисс Мак-Картри, как и прочие жители Каллендера, внезапно подумал, уж не унаследовала ли дочь от папы-капитана пагубное пристрастие к бутылке…
И они посмели так с ней обойтись?.. Но почему? Почему они решили так жестоко подшутить над Иможен? К чему вся эта гнусная игра? Зачем было подсовывать ей в сумочку любовное письмо? Для смеху? Только потому, что нет ничего забавнее старой девы, поверившей, будто ее любят? Нэнси… Нэнси так хорошо знала Иможен… Как же она согласилась участвовать в этой жестокой шутке? Быть может, как дурочка, не устояла перед очарованием Аллана? А вдруг она сейчас сгорает от стыда, думая о подруге? Бедная Нэнси…
Мисс Мак-Картри с огромным трудом выбралась из кресла, где сидела, перебирая в уме невеселые мысли. Сейчас она чувствовала себя древней старухой. Заставив себя подойти к зеркалу и безжалостно оценить собственное изображение, Иможен пожала плечами. Куда ей соперничать с молодостью Нэнси! Все правильно. Молодые — с молодыми, старики… С кем? Шотландка поглядела на фотографию капитана индийской армии.
— Ну скажите, папа, с кем же?
Роберт Брюс… Вальтер Скотт… Иможен угадывала, что теперь ей будет трудно довольствоваться только их обществом. Неужто и она тоже способна на предательство? Мисс Мак-Картри пошла на кухню и вдруг замерла, пораженная ужасной мыслью. Откуда Аллан и Нэнси знали, что сегодня утром Иможен проснется так поздно? Ведь обычно она вскакивает с первыми лучами солнца! Шотландка сразу вспомнила странный вкус приготовленного Алланом чая, охватившее ее потом оцепенение, а утром — горечь во рту и мигрень… Снотворное! Они подсыпали ей снотворного! Но, в таком случае… У мисс Мак-Картри замерло сердце… Бумаги! Она бросилась на лестницу, распахнула дверь и радостно вскрикнула: драгоценный конверт лежал на камине, на самом видном месте! От волнения у Иможен подкосились ноги, и она тяжело упала на стул. По крайней мере Аллан хоть не вор… Обычная любовная история! Хороший урок для тебя, Иможен! В следующий раз хорошенько подумаешь, прежде чем забывать о возрасте! Интересно, посмеет ли Нэнси теперь поглядеть ей в глаза, когда обе вернутся на работу? Дрожащей рукой мисс Мак-Картри схватила бесценный пакет. Наверное, сэр Генри уже вернулся в «Торфяники»… надо как можно скорее завершить миссию и уехать в Челси, в свою уютную квартирку… И больше ничего ей не надо, ничего…
Шотландка сменила платье на грубый твидовый костюм, а изящные туфельки — на привычные башмаки без каблука и, снова превратившись в ту Иможен, которую так хорошо знал Каллендер, отправилась в жилище сэра Уордлоу.
Сэр Генри принял ее немедленно. Взглянув на измученное лицо мисс Мак-Картри, хозяин дома задумался, уж не переборщил ли малость его друг сэр Дэвид Вулиш.
— Садитесь, мисс Мак-Картри… Тяжко пришлось, да?
— Очень тяжко. Но вот планы «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь».
— Я не сомневался в вашем успехе.
— Спасибо.
Сэр Генри взял нож для бумаги и распечатал большой конверт. И снова ему в руки скользнула пачка чистых листов. Уордлоу не решался посмотреть на гостью, боясь, что такой удар ее окончательно добьет, но, когда наконец поднял глаза, с изумлением обнаружил, что всего за несколько секунд с шотландкой произошла невероятная метаморфоза — все следы растерянности исчезли, лицо посуровело, и выражение отчаянной решимости, казалось, вновь вернуло ему краски молодости. Иможен сама заговорила первой:
— Так, значит, он был их сообщником…
— Простите?
— У меня не было оснований ему мстить, но теперь это уже совсем другое дело… До завтра, сэр Уордлоу.
— Куда вы идете?
— За планами «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь».
— Вы знаете, где они?
— Во всяком случае — у кого.
— Будьте осторожны!
— Зачем? Мне больше нечего терять.
Линдсей, Росс, Каннингэм… Вся троица! Они сговорились ограбить Иможен, но каждый действовал по-своему. И дурочка Нэнси могла поверить обещаниям этого проходимца? Мисс Мак-Картри должна не только вернуть похищенное, но и вырвать глупенькую мисс Нэнкетт из когтей негодяя. «Роза без шипов»… Иможен не забыла сведений, сообщенных ей Гованом Россом. В чемодане она везла револьвер.
Мисс Мак-Картри прибыла в Эдинбург в десять часов вечера и сняла номер в гостинице «Рутланд» у самого вокзала. Быстренько смыв следы усталости и переложив огромный револьвер из чемодана в сумочку, шотландка спустилась в холл. Элегантный молодой человек из справочной чуть не упал в обморок, узнав, что Иможен нужен адрес «Розы без шипов». Он, правда, ответил на вопрос, но счел своим долгом предупредить:
— Позвольте обратить ваше внимание, мисс, что это совсем не подобающее место для столь достойной особы…
— Позволить-то позволю, но это не помешает мне туда отправиться.
И она вышла решительной поступью, достойной гренадера Кольдстримской гвардии. Услышав свисток швейцара, таксист подогнал машину к крыльцу гостиницы. Когда пассажирка приказала ехать в «Розу без шипов», он тоже на мгновение остолбенел.
— Прошу прощения, мисс, но вы и в самом деле сказали: «В «Розу без шипов»?
— Совершенно верно.
— Однако это не очень… э-э… приличное место…
— Догадываюсь!
Шофер не стал спорить, но, переключая скорости, подумал, что Соединенное Королевство ждет печальная судьба, коли даже пожилые мисс, по виду похожие на школьных учительниц, вздумали проводить вечера в самом зловещем притоне, какой только можно найти во всей Шотландии.
Однако ни изумление служащего гостиницы «Рутланд», ни удивление шофера такси не могли сравниться с тем, что испытал швейцар «Розы без шипов», когда до него дошло, что Иможен и в самом деле намерена войти в кабаре.
— Прошу прощения, мэм…
— Мисс!
— Простите, мисс, но здесь не кино…
— Откровенность за откровенность, молодой человек: я не королева Англии. Мне нужен Аллан Каннингэм.
— Как вы сказали?
— Аллан Каннингэм.
— Сожалею, мисс, но такой джентльмен к нам не ходит.
— Вы что, смеетесь надо мной, приятель? Он очень важная шишка в вашем заведении!
И шотландка подробно описала мерзавца Аллана. Швейцар добродушно ухмыльнулся:
— Так вы ж мне рассказываете о хозяине, о мистере Освальде Фертрайте!
Выходит, Каннингэм, как Линдсей и Росс, назвался вымышленным именем… Мошенники!
— Я хочу немедленно поговорить с ним!
— Вам назначена встреча?
— Последнюю ночь он провел у меня, в Каллендере!
— Не может быть!
Но мисс Мак-Картри была слишком наивна, чтобы уловить оскорбительный смысл замечания, и парень, смеясь про себя, впустил ее в кабаре. Девица-гардеробщица, одетая в лифчик и коротенькую юбчонку, едва прикрывавшую попку, сразу перестала улыбаться и растерянно пробормотала:
— Вы кого-нибудь ищете, мэм?..
Иможен долго сверлила ее пристальным взглядом.
— На вашем месте, дитя мое, — наконец сухо заметила она, — я бы сбегала одеться. Ну можно ли выходить на люди в таком виде? А что если бы вместо меня сюда вошел мужчина?
И мисс Мак-Картри повернулась спиной, оставив девицу в легком столбняке. Придя в себя, та еще долго не могла сообразить, что это было: галлюцинация или чей-то розыгрыш.
Чуть подальше Иможен остановил управляющий. Всю жизнь прожив вне закона, чего он только не навидался, но, столкнувшись в кабаре с мисс Мак-Картри, невольно вздрогнул. Богатый жизненный опыт подсказал ему правильное обращение:
— Что вам угодно, мисс?
— Я хочу видеть мистера Освальда Фертрайта… Он меня ждет!
Управляющий поклонился, не сомневаясь, что подобная особа врать не станет.
— Будьте любезны следовать за мной, мисс.
Он проводил Иможен до конца коридора и, отодвинув драпировку, с поклоном указал на лесенку:
— Первая дверь направо, мисс.
Несмотря на внешнюю чопорность, управляющий любил подшутить. Поэтому он тут же подскочил к телефону и набрал номер шефа. Услышав голос телохранителя Билла, он сообщил, что к ним поднимается потрясающая куколка.
Иможен постучала в дверь и, услышав голос человека, которого по-прежнему называла про себя Алланом, на мгновение ощутила легкую слабость. Но он крикнул: «Войдите!», и мисс Мак-Картри быстро взяла себя в руки. Фертрайт складывал в чемодан бумаги и не сразу заметил шотландку, зато гигант Билл, широко открыв глаза, ошарашенно пробормотал:
— Ну ничего себе «куколка»…
Почувствовав по тону телохранителя, что происходит нечто не совсем обычное, Аллан поднял голову и удивленно присвистнул.
— Каким образом, черт возьми… Билл, скажи Майку, что он уволен! Будет знать, как впускать кого бы то ни было без моего разрешения!
— Ясно, патрон.
А Каннингэм с насмешливым видом повернулся к Иможен:
— Вы решили устроить мне сцену, дорогая?
Мисс Мак-Картри затрясло от ярости, но она сдержалась.
— Вы не шотландец, верно?
— Только этого не хватало!
— Прошу вас немедленно сказать мне, куда вы подевали Нэнси Нэнкетт, и вернуть украденные бумаги.
— Слышишь, Билл? — расхохотался Аллан.
— Похоже, нахальства ей не занимать, а, патрон?
— Дорогая мисс Мак-Картри, за Нэнси можете не волноваться — у нее все в полном порядке. А что касается документов, которыми вы так дорожите, то тут я вынужден признать, что они действительно у меня и у меня же останутся.
И, желая лишний раз поддеть Иможен, молодой человек показал ей большой конверт с пометкой «Т-34».
— Вы бессовестный вор, Освальд Фертрайт!
— Ну-ну… не сердитесь, Иможен!
— Вряд ли это возможно, подлый негодяй!
— Решительно, вы начинаете меня утомлять, дорогая… Закрой-ка дверь, Билл.
Телохранитель задвинул засов.
— В таком смысле, какой вкладывают в это понятие господа из Скотленд-Ярда, я вовсе не вор, милейшая Иможен… Коли угодно, можно сказать, что у нас с вами просто разные работодатели.
— Но вы предаете родину!
— У меня нет родины… И это очень удобно, поскольку избавляет от ненужных терзаний… Но я счастлив, что познакомился с таким феноменом, как вы, мисс Мак-Картри. Будь все англичанки похожи на вас, вы бы остались первой нацией в мире. Жаль только, что вы так сентиментальны…
— Я не англичанка, а шотландка, и прошу вас немедленно вернуть то, что вы у меня стащили.
Мужчины весело переглянулись.
— Простите великодушно, дорогая Иможен, но нас с моим другом Биллом ждет самолет, и, поскольку я вовсе не хочу, чтобы вы какими-нибудь эксцентричными выходками создавали мне осложнения, посидите до завтра в чулане. Утром уборщица вас выпустит. Ну как, пойдете добровольно или Биллу придется тащить вас силой?
— Сначала, Освальд Фертрайт, я хочу вам кое-что показать!
— Правда?
Иможен открыла сумочку, сделала вид, будто что-то ищет, и, сняв предохранитель, вдруг выхватила револьвер.
— Отдайте бумаги, или я вас пристрелю! — крикнула она, держа Освальда на мушке.
Мужчины окаменели от удивления.
— Я еще ни разу не видал такой штуки, патрон, — не веря собственным глазам, проворчал Билл. — Это что, атомная пушка?
Фертрайт выпрямился.
— Хватит, Иможен! Прекратите валять дурака, мне вовсе не смешно!
— А вам вообще недолго осталось смеяться! Если я выстрелю…
— Довольно! Билл, забери у нее эту дурацкую игрушку!
Телохранитель осторожно шагнул к мисс Мак-Картри.
— Ну, тетенька, это ж несерьезно, в вашем-то возрасте… Разве вы не слыхали, что с огнестрельным оружием играть запрещено?
— А вы, горилла, лучше стойте на месте!
Билл замер и с тревогой посмотрел на Освальда.
— Как вы думаете, она выстрелит, патрон?
Фертрайт пожал плечами.
— Дурень! Эта штуковина годится разве что как дубина, да и то…
— Уж больно страшный у нее вид…
— В любом случае, если эта идиотка выстрелит в тебя, я ей такое устрою, что перед смертью горько пожалеет, зачем полезла в эту историю!
Обещание, по-видимому, не особенно утешило Билла.
— Да, но со мной-то что будет?
— Продолжай в том же духе — и живо окажешься безработным!
Угроза подействовала, и гигант двинулся к Иможен с протянутой рукой.
— А ну, тетенька, отдайте игрушку племяннику!
Иможен выстрелила, когда их отделяло друг от друга не более метра. Она не могла промахнуться — разве что повернулась бы спиной. Заряд угодил в грудную клетку, и Билл замер. Комнату наполнил дикий грохот. Телохранитель, инстинктивно зажав рану рукой, с удивлением смотрел на сочащуюся между пальцами кровь. Он еще успел обиженным тоном заметить Фертрайту:
— Она все-таки выстрелила, патрон! — и ничком рухнул на пол.
Мисс Мак-Картри отошла в сторону, не желая, чтобы ее сшибло с ног это громадное тело, от падения которого, казалось, вздрогнули даже стены. На лестнице послышался топот, и в запертую дверь отчаянно забарабанили. Бледный от злости и страха Освальд поспешно закрыл чемоданчик и, сунув большой конверт в карман, бросился к потайной двери на лестницу, откуда пришла к нему мисс Мак-Картри. Но Иможен снова подняла револьвер и выстрелила беглецу в спину, буквально пригвоздив его к деревянной панели. Мгновение Фертрайт простоял неподвижно, потом тяжело осел. Мнимый Аллан Каннингэм последовал за столь же мнимыми Эндрю Линдсеем и Гованом Россом. У мисс Мак-Картри хватило мужества перевернуть тело, вынуть из кармана конверт и положить его за вырез платья. Потом она открыла дверь, готовясь лицом к лицу встретить тех, кто так упорно ломал дубовую дверь.
Майк и трое его официантов чуть не растянулись посреди комнаты. Увидев, что творится в кабинете, все четверо лишились дара речи. Майк первым стряхнул оторопь.
— Это вы, а? Вы устроили такую бойню? — зарычал он, угрожающе надвигаясь на Иможен.
Не ожидая ответа, управляющий с искаженным от злобы лицом подскочил к шотландке и наотмашь ударил по щеке. Мисс Мак-Картри покачнулась от удара. Майк снова замахнулся, но, услышав насмешливый голос, замер.
— Что, Майк, теперь вы принялись колотить женщин?
На пороге стояли двое полицейских, и Иможен с облегчением перевела дух.
Вопреки ожиданиям мисс Мак-Картри, полиция Эдинбурга не стала чинить ей ни малейших неприятностей. По-видимому, здесь о ней прекрасно знали. Принимавший Иможен комиссар чуть ли не поздравил соотечественницу с тем, что она избавила столицу от пары самых отъявленных негодяев, а заодно дала правосудию отличный повод прикрыть наконец «Розу без шипов». Правда, как человек осторожный, он тут же посоветовал мисс Мак-Картри незамедлительно вернуться в родной Каллендер.
Не считая служащих вокзала, коронер Питер Корнвей первым узнал о возвращении Иможен Мак-Картри. Гробовщик уже неделю ждал новую партию сосновых досок и приехал узнать, не прибыл ли наконец его заказ. Узнав ту, кого он считал своей благодетельницей, Питер бросился приветствовать ее и настоял, что сам отвезет домой и поможет отнести вещи. По дороге коронер не преминул выразить надежду, что мисс Мак-Картри надолго обоснуется в Каллендере, где без нее существование выглядит более чем тусклым. Корнвею очень хотелось узнать, почему у Иможен ссадины и синяки на лице, но задать прямой вопрос он не посмел, ибо, во-первых, считал себя джентльменом, а во-вторых, слишком хорошо знал характер мисс Мак-Картри. Избавившись от верного почитателя у крыльца, она сразу поднялась к себе в комнату. Шотландке казалось, что она не была там много лет, но, вспомнив, как еще только позавчера Нэнси и Аллан гостили в этом доме, Иможен чуть не всплакнула.
Питер Корнвей не мог отказать себе в удовольствии оповестить всех и каждого о возвращении мисс Мак-Картри. Завсегдатаи «Гордого горца» разразились троекратным «ура!» в честь «рыжеволосой воительницы», как окрестил ее Тед Булит. Миссис Элизабет Мак-Грю расценила приезд соперницы как личное оскорбление и жестоко обругала мужа, посмевшего заявить, что всякий гражданин Соединенного Королевства имеет полное право ездить куда ему вздумается. Весть о возвращении в Каллендер ужасной шотландки глубоко потрясла констебля Сэмюеля Тайлера. Полагая, что его долг — как можно скорее предупредить Арчибальда Мак-Клостоу, Тайлер помчался в участок. Сержант сначала воспринял это как неудачную шутку и сурово призвал подчиненного к порядку, однако убедившись, что тот и не думает его разыгрывать, бросился звонить доктору Джонатану Элскотту. Арчи потребовал, чтобы врач немедленно приехал в участок, где его ждет больной. Элскотт стал спорить, ссылаясь на другие срочные вызовы, но сержант не желал ничего слушать. Если врач сию же секунду не явится, заявил Мак-Клостоу, он, сержант; по всей форме напишет жалобу за отказ в медицинской помощи и подаст на Элскотта в суд. Через несколько минут доктор с чемоданчиком в руках влетел в кабинет Арчи.
— Ну, где раненый?
Мак-Клостоу окинул его враждебным взглядом.
— Насколько я помню, речь шла не о раненом, а о больном!
— Ладно. Так где он?
— Перед вами.
— Что?
— Я болен, Элскотт, и требую, чтобы вы на неделю уложили меня в постель!
— Вы что, издеваетесь надо мной, Арчибальд Мак-Клостоу?
— Не понимаю, с чего вы…
— Вот как? Как мне передали, вчера вы оставались в «Гордом горце» до самого закрытия этого заведения, демонстрируя невероятную ловкость в метании стрелок…
— Дело в том… что вчера я чувствовал себя в прекрасной форме, — скромно подтвердил польщенный сержант.
— И ничего не предвещало внезапной болезни, которая вас будто бы скрутила?
— А то вы и без меня не знаете, что болезнь всегда обрушивается на нас неожиданно?
— Да? А ваш недуг называется, случаем, не мисс Мак-Картри?
— Послушайте, Элскотт, мы с вами дружим с того дня, как я приехал в Каллендер… И я прошу, как о дружеской услуге: найдите у меня какую-нибудь болячку, которая могла бы избавить меня от этого чудовища хоть на неделю! Неужели трудно сделать для меня такой пустяк?
Элскотт снова подхватил чемоданчик.
— Арчибальд Мак-Клостоу, я, как, впрочем, и вы, давал присягу, — сухо заметил он. — И если вы готовы грешить против совести, обманывая Корону, то я на это никогда не пойду. До свидания.
И, весьма гордый собой, врач покинул полицейский участок, оставив сержанта терзаться стыдом и тревогой.
Иможен приводила себя в порядок, когда ей вдруг показалось, что на первом этаже кто-то ходит. Шотландка прислушалась. Да, без сомнения, кто-то крадучись поднимается по лестнице. Иможен в панике оглянулась, ища оружие, но ничего подходящего так и не нашла. Сейчас она горько жалела, что оставила револьвер эдинбургской полиции. Делать нечего, надо хотя бы попытаться спрятать конверт, но не успела Иможен сунуть его в привычный тайник, как дверь открылась и вошла мисс Нэнкетт. От удивления мисс Мак-Картри застыла на месте.
— Нэнси!
— Оставьте этот конверт на столе, Иможен!
Пораженная шотландка только сейчас заметила, что в руках у гостьи — маленький блестящий револьвер и дуло его угрожающе смотрит в ее, Иможен, сторону.
— Нэнси! — повторила она.
— Отойдите, Иможен, иначе я выстрелю!
Мисс Мак-Картри попала в безвыходное положение. Пришлось уступить. Нэнси схватила пакет.
— Но как же так, Нэнси…
— Сейчас я вас прикончу, Иможен. Вы мне ответите за смерть Освальда!
— Не может быть, чтобы вы поверили лживым уверениям этого проходимца, Нэнси!
— «Проходимец», как вы его назвали, три года был моим мужем, а вы застрелили его!
— Вашим му…
Иможен совсем растерялась. Мысли отчаянно путались в лихорадочно горящем мозгу. Нэнси, Аллан, Линдсей, Росс…
— Вы… так вы обо всем знали?
— А для чего, по-вашему, я устроилась на работу в Адмиралтейство?
— Шпионка? Вы?
— И что с того? Каждый сражается за свою страну как может! Я ненавижу Англию и англичан! А кому бы пришло в голову, что робкая незаметная девушка передает на сторону все сведения, какие ей только удастся раздобыть… И вы, несчастная дура, еще воображали, будто оказываете мне покровительство! Вы сами разболтали о своей миссии, и мне оставалось только предупредить Освальда, а уж он сообщил друзьям… И только невероятное везение помогло вам выпутаться и уничтожить людей, которые были в сто раз достойнее вас! Это я, зная о вашей дурацкой сентиментальности, посоветовала товарищам сыграть на чувствах, а вы, жалкая идиотка, попались на крючок! Но теперь вам уже не удастся передать бумаги сэру Генри — они у меня, и никто больше их у меня не отнимет! Помолитесь, пока я не отправила вас следом за вашим любимым папочкой, грязная шотландка!
Иможен стерпела бы любые оскорбления в адрес Англии и англичан, но, как известно, она не допускала ни малейших непочтительных замечаний насчет Шотландии и своего отца. Услышав, что ее обозвали грязной шотландкой, мисс Мак-Картри уже не думала о смертельном риске и, как бык кидается на мулету тореро, ринулась отстаивать честь Мак-Грегоров и славу Шотландии. От удивления Нэнси не успела толком прицелиться и выстрелила наугад. Мисс Мак-Картри почувствовала, как ей обожгло плечо, но такая мелочь не могла остановить ее порыва. Шотландка с лету стукнула мисс Нэнкетт головой в живот, и та, не выдержав натиска, отлетела в другой конец комнаты. Вот тут-то сэр Вальтер Скотт, несомненно ожидавший подходящего момента принять участие в схватке, не преминул воспользоваться случаем. Нэнси ударилась о стену под полочкой, на которой, улыбаясь вечности, стоял бронзовый бюстик писателя, и, таким образом, духу сэра Вальтера оставалось лишь слегка шевельнуть пальцем — и его скульптурное изображение спикировало вниз, прямиком на голову мисс Нэнкетт. Последняя на время утратила интерес к происходящему.
Теперь, когда противница лежала без сознания, Иможен снова забрала у нее конверт и, благоговейно стерев с бюстика Скотта пятнавшую его капельку крови, с почтением водрузила на место. Но что делать с Нэнси? В память о прошлом мисс Мак-Картри очень не хотелось сдавать ее в полицию. В то же время она не могла позволить себе проволочку — стоит мисс Нэнкетт очухаться, и молодая женщина быстро возьмет верх над ней, Иможен, ибо, при всей ее жизненной энергии, годы все же брали свое. Может, лучше всего позвонить сэру Генри и спросить у него совета? Обдумывая положение, шотландка внезапно почувствовала боль в плече и увидела, что ее левая рука залита кровью. Иможен затошнило, и перед глазами появился легкий туман. Ей вдруг показалось, что стены качаются, пол куда-то едет, а сэр Вальтер Скотт вот-вот опять спрыгнет со своей полочки и отправится поболтать с висящим напротив портретом Роберта Брюса. Да и капитан индийской армии, похоже, намерен покинуть привычное место на комоде и присоединиться к двум остальным. Чтобы не упасть, шотландка схватилась за деревянную спинку кровати. Она хотела добраться до ванной, но тут с ужасом увидела, как дверь снова бесшумно открылась, а на пороге с револьвером в руке вырос Герберт Флутипол. Голову его, как всегда, украшала шляпа-котелок, а усы висели даже печальнее обычного. Это было больше, чем утомленные нервы мисс Мак-Картри могли выдержать, и, подобно кораблю, под градом пушечных ядер противника камнем идущему на дно, она без чувств медленно осела на пол.
Придя в себя, мисс Иможен Мак-Картри увидела склоненное над ней лицо доктора Элскотта и, покраснев от стыда, обнаружила, что лежит в постели. Врач улыбнулся.
— Ну, мисс, вы все же решили вернуться к нам?
Однако Иможен не хотелось поддерживать шутливый тон доктора. Поглядев туда, где лежала Нэнси, мисс Мак-Картри убедилась, что молодая женщина исчезла. Элскотт, проследив за направлением ее взгляда, заметил:
— Ваша подруга уехала.
— Уехала?
— Ну да, с двумя джентльменами. Одного зовут Арчибальд Мак-Клостоу, второго — Сэмюель Тайлер. Могу добавить, что оба весьма радовались ее обществу. Во всяком случае, судя по тому, как крепко они держали молодую особу за руки… А вам, мисс, в первую очередь нужен отдых. Рана — пустячная, просто царапина. Я ее перевязал, и через несколько дней вы обо всем забудете. Послать вам кого-нибудь?
— Нет, спасибо, доктор. Мне и так хорошо.
Как только Элскотт ушел, Иможен принялась искать конверт, не питая, впрочем, особых иллюзий. Теряя сознание, она видела зловещего валлийца, и это убивало всякую надежду. Мисс Мак-Картри провалила доверенную ей миссию… Побежденная обстоятельствами, Иможен уступила. Презирая себя, она набрала номер сэра Генри и сообщила, что больше ничего сделать не в силах, а потому возвращается в Лондон. Однако, к ее огромному удивлению, Уордлоу заявил, что знает о последних событиях, поблагодарил за мужество и обещал позвонить сэру Дэвиду Вулишу, чтобы поздравить его с удачным выбором агента и дать ей, Иможен, самую лестную характеристику. Кроме того, он просил мисс Мак-Картри не беспокоиться из-за Герберта Флутипола — его агенты не спускают с валлийца глаз, так что далеко ему не уйти. И сэр Генри закончил разговор пожеланием приятного путешествия и уверениями, что был счастлив познакомиться с мисс Мак-Картри.
Иможен приехала в Лондон поздно ночью и добралась до Паултон-стрит на такси. Закрыв за собой дверь, она, не раздеваясь, села в холле на стул. Таким образом шотландка надеялась побороть страшную усталость, словно огромный камень, пригибавшую ее к земле. Теперь, когда Иможен вернулась в привычную обстановку Челси, Каллендер казался ей очень далеким… Скорее всего, мисс Мак-Картри туда больше не вернется… Даром что в Каллендере остались папин дом и родные могилы на маленьком кладбище… Во всяком случае, Иможен понадобятся долгие годы, чтобы забыть и убитых ею мужчин, и Нэнси… Подумать только, что за все эти несчастья, смерти и жуткие воспоминания ее не вознаградил даже успех! Негодяй с тюленьими усами наверняка уже едет в какую-нибудь чужую страну с планами «Кэмпбелл-777» в кармане. Иможен не слишком поверила словам сэра Генри Уордлоу. Шотландка впала в такую депрессию, что стала подумывать, не подать ли Арчтафту просьбу об отставке. Уж очень страшно было возвращаться в машбюро. Безжалостные коллеги, конечно, обо всем знают и непременно постараются отомстить Иможен за прежнее высокомерие… Но пока следовало в первую очередь выспаться и набраться сил для завтрашних тяжких испытаний. Иможен встала и, собираясь наконец снять пальто и шляпу, включила свет. Только теперь она заметила, что под дверь подсунули телеграмму из Адмиралтейства. Сэр Дэвид Вулиш просил мисс Мак-Картри зайти к нему до работы.
Утром Иможен лишь с огромным трудом впихнула в себя немного порриджа. Такое отсутствие аппетита свидетельствовало о полной растерянности. Что она скажет сэру Дэвиду? Как объяснит свой провал? Но даже больше, чем самого сурового порицания, мисс Мак-Картри боялась жалости. От одной мысли о таком унижении лицо у нее горело огнем. Бедняга Иможен снова чувствовала себя как в детстве, когда после какой-нибудь глупой шалости просила у отца прощения в надежде избежать заслуженной порки… Уходя, мисс Мак-Картри взяла в руки фотографию отца.
— Простите меня, папа, — прерывающимся голосом пробормотала она, — я опозорила нашу семью…
А в Адмиралтействе ее ожидал еще больший удар. Войдя в кабинет сэра Дэвида, она увидела, что в кресле рядом с Большим Боссом сидит начальник ее отдела, как всегда, элегантный и подтянутый Джон Масберри. Дэвид Вулиш сердечно поздоровался с Иможен и предложил сесть напротив. Не обращая внимания на правила дисциплины, мисс Мак-Картри решилась сжечь все мосты и заговорить первой:
— Простите меня, сэр… Мне не удалось выполнить ваше поручение… Я не смогла передать документы сэру Генри Уордлоу… У меня… их… украли… Я… прошу отставки… Я… я оказалась ни на что не способной… вот и все…
Услышав, как, заканчивая это признание, мисс Мак-Картри тихонько всхлипнула, Джон Масберри презрительно рассмеялся.
— Нашли время скулить! Сэр Дэвид, позвольте мне заметить, что, если бы вы сделали мне честь и послушали моего совета, я бы непременно отговорил вас от мысли доверить планы «Бэ-сто двадцать восемь» этой тщеславной шотландке! Иного от нее и ждать не следовало! Мисс Мак-Картри, надо думать, воображает себя воплощением покойной Марии Стюарт! Жаль только, что из-за ее дурацкой гордыни урон понесли мы! И, с вашего позволения, сэр Дэвид, я бы с удовольствием принял ее прошение об отставке…
Иможен молчала, опустив голову. Да и что она могла бы возразить? Шотландка лишь дрожала от ярости и думала, с каким удовольствием она бы сейчас схватила со стола Большого Босса тяжелую стальную линейку и стукнула по голове этого Масберри! Ведь он просто мстит ей, да еще так подло… Сэр Дэвид отозвался не сразу. Он спокойно закурил и откинулся в кресле.
— Хоть я и англичанин, но всегда восхищался шотландцами, — наконец проговорил он. — А теперь я думаю, что и шотландки вполне достойны преклонения, особенно когда у них огненные волосы…
Удивленно вскинув голову, Иможен увидела, что сэр Дэвид смотрит на нее с улыбкой. Значит, Большой Босс не сердится! И мисс Мак-Картри, сама не зная толком почему, вдруг снова обрела надежду. Зато Масберри, на секунду растерявшись, опять пошел в наступление:
— Но, сэр Дэвид, после ее провала…
— Ни о каком провале не может быть и речи, мистер Масберри… Благодаря мисс Мак-Картри уничтожена целая шпионская сесть, и мы знаем, кто из наших сотрудников был предателем… Нэнси Нэнкетт, точнее, Мэри Фертрайт. Позвольте заметить вам, мистер Масберри, что в этом деле вы допустили очень серьезную небрежность…
— Не мог же я предположить, что у этой девицы хватит нахальства…
— А шпионаж как раз и требует изрядной доли этого качества, и не мне вам об этом напоминать, дорогой мой.
— А кстати, сэр Дэвид, вы вполне уверены, что Нэнси — предательница? Стоит ли верить на слово мисс Мак-Картри? Она, как известно, может выдумать что угодно!
Иможен вскочила:
— Как вы смеете так говорить? Мне пришлось хорошенько стукнуть ее по голове, чтобы вернуть бумаги!
— Вот как? Но если вы забрали документы, где они теперь?
— У меня их украли!
— Кто ж это?
— Герберт Флутипол!
— Мы в курсе и прекрасно знаем Флутипола, — вмешался сэр Дэвид.
— Вы его арестуете?
— Это уже сделано, мисс Мак-Картри.
— А… а документы?
— Вот они.
Сэр Дэвид открыл ящик стола и, достав знаменитый конверт, бросил его на стол.
— Мисс Мак-Картри, мне придется извиниться перед вами…
— О! Передо мной?
— Да, мы вели с вами не слишком честную игру, но не могли поступить иначе, не загубив всю операцию…
— Я… я не понимаю, сэр…
— Мисс Мак-Картри, мы заметили, что уже около года в Управлении идет утечка информации… После тщательного расследования выяснилось, что противник сумел заслать своего агента в одно из наших бюро… Я решил расставить ловушку, а потому, к величайшему возмущению мистера Джона Масберри, поручил вам, мисс, передать сэру Генри Уордлоу якобы очень важные документы. Я знал, что вы, с вашим пылким, неукротимым характером, — прямая противоположность тайному агенту, а потому догадывался, что коллеги очень скоро узнают о вашей миссии и тот или та, кого я ищу, непременно попытается украсть бумаги. На самом деле вам передали поддельные чертежи, и их исчезновение никому бы не повредило. Поэтому-то я и вынужден просить у вас прощения, мисс Мак-Картри: вы рисковали жизнью из-за ничего не стоящих бумажек.
Иможен вспомнила все перенесенные испытания.
— Если бы я только знала… — невольно вырвалось у нее.
— Вот именно, мисс, вы ни в коем случае не должны были знать правду! Нас ведь интересовали не документы, а те, кто попытался бы их стащить! Наши секретные службы прекрасно знали людей, которые представились вам как Эндрю Линдсей, Гован Росс и Аллан Каннингэм. Мы видели, как они вошли в ваш вагон, и могли бы арестовать сразу по приезде в Каллендер, но, как я уже сказал, важнее всего было выяснить имя того или той, кто их предупредил. Мы тут же поняли, что это кто-то из близких вам людей, следовательно, из машбюро, и, когда Нэнси Нэнкетт приехала в Каллендер, сочли, что обнаружили наконец недостающее звено, а ее бегство с Фертрайтом окончательно подтвердило подозрения. Сэр Генри нарочно уехал — мы не могли допустить, чтобы вы передали ему документы, пока преступник не попался с поличным. Вы играли роль подсадной утки с таким хладнокровием и мужеством, мисс Мак-Картри, что привели и сэра Генри, и меня в полное восхищение. Я поздравляю и благодарю вас от имени Короны.
Джон Масберри с явным неудовольствием присоединился к поздравлениям начальства.
А сэр Дэвид меж тем продолжал:
— Только учитывая строго секретный характер миссии, я не могу, и вы, надеюсь, это поймете, представить вам официальное доказательство того, как высоко Ее Величество оценила ваши заслуги…
Иможен, полузакрыв глаза, наслаждалась триумфом. На мгновение ей пришла в голову мысль, что, возможно, следовало бы встать и во всю силу легких исполнить шотландский гимн, но, решив, что это не слишком соответствовало бы секретности, о которой только что упомянул сэр Дэвид, она воздержалась от бурных проявлений восторга. Впрочем, не без сожалений…
— Тем не менее, мисс Мак-Картри, я считаю необходимым вознаградить вас за столь поразительные решимость, энергию и отвагу, а потому с сегодняшнего дня вы будете возглавлять бюро вместо мистера Арчтафта.
Иможен так растрогалась, что не могла произнести ни слова. Зато Масберри отреагировал очень болезненно:
— Сэр, неужели вы хотите лишить меня мистера Арчтафта, такого великолепного администратора? Но его присутствие просто необходимо для нормальной работы отдела!
— Напрасные опасения! Арчтафт там и останется, поскольку я решил назначить его на ваше место.
— На мое место? А как же я?
— А с вами дело обстоит намного неприятнее… Боюсь, вам придется сесть в тюрьму, Масберри.
Тот вскочил:
— Что вы сказали?
— Разве что вы сумеете немедленно представить убедительные объяснения кое-каких весьма странных фактов, — невозмутимо продолжал сэр Дэвид. — Например, почему вы приняли на работу Нэнси Нэнкетт без необходимой проверки, каким чудом за последние пятнадцать месяцев так резко увеличился ваш счет в банке, и, наконец, откуда вы знали, что в пакете, переданном мисс Мак-Картри, планы «Бэ-сто двадцать восемь», а не «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь», как думала она сама и все остальные… Серьезная ошибка, Масберри, и я очень опасаюсь, как бы она не привела вас на эшафот…
Иможен казалось, что все это страшный сон. Выходит, Джон Масберри работает на врага?! А тот выхватил из кармана револьвер.
— Ладно, сэр Дэвид, вы меня раскусили… Но я вовсе не хочу попасть на виселицу, так что уж извините. Я буду стрелять в каждого, кто попытается встать поперек дороги, а потому, если хотите избежать кровопролития, не мешайте мне удрать отсюда!
— Бегство вас не спасет, Масберри!
— Это уж мое дело! Дайте мне слово, что в ближайшие десять минут не поднимете тревогу.
Вулиш пожал плечами:
— Мы поймаем вас раньше, чем вы покинете пределы Лондона. А слово я вам даю.
Столь неожиданная уступчивость Большого Босса возмутила Иможен. На его месте шотландка скорее рискнула бы жизнью, чем позволила мерзавцу сбежать. Шпион, не сводя глаз с сэра Дэвида и по-прежнему держа его на мушке, попытался быстро отступить к двери, но мисс Мак-Картри, которую он имел глупость упустить из виду, в мгновение ока подставила подножку. Масберри споткнулся и сел на пол. Иможен не дала ему опомниться — схватив со стола сэра Вулиша тяжелую линейку, она с огромным удовольствием стукнула бывшего шефа по голове. Тот без чувств растянулся на ковре. Сэр Дэвид смеялся до слез.
— Мисс Мак-Картри, вы просто великолепны!
— Я не хотела, чтобы он сбежал!
— Не беспокойтесь, у Масберри не было ни единого шанса. Оглянитесь!
Иможен повернула голову и чуть не взвыла от ужаса: на пороге с револьвером в руке стоял Герберт Флутипол. Шотландка ткнула пальцем в его сторону.
— Ва-ва-валлиец! — заикаясь крикнула она. — Арестуйте его! На-на помощь!
Сэр Дэвид поднялся на ноги и, опасаясь, что шотландка набросится на старого врага, встал между ними.
— Мисс Мак-Картри, позвольте представить вам старшего инспектора Дугласа Скиннера из Скотленд-Ярда. Ему было поручено охранять вас во время путешествия в Шотландию.
Полицейский поклонился Иможен:
— Как поживаете, мисс Мак-Картри?
Но Иможен уже не знала толком, как она поживает, — уж слишком быстро, на ее вкус, чередовались события…
— Мы избрали старшего инспектора Скиннера, — с напускным равнодушием продолжал сэр Дэвид, — во-первых, поскольку это первоклассный полицейский, а во-вторых… потому что он шотландец!
Скиннер улыбнулся.
— Из Дорноха, в Горной Шотландии, — уточнил он.
Когда мисс Мак-Картри переступила порог машбюро, все коллеги встали и дружно приветствовали ее громким пением «Its a very jolly good felloy!»[16]. Иможен разрыдалась. Дженис Левис обняла ее, а Арчтафт поздравил от всего машбюро. Мисс Мак-Картри улыбнулась сквозь слезы и, сделав вид, будто сердится, крикнула:
— Только не пытайтесь меня растрогать, вы все! Вы еще увидите, чем шотландка отличается от валлийца и как я умею заставить англичанок вкалывать!
Дженис Левис изобразила крайний испуг.
— Не сердитесь, Иможен! — шутливо взмолилась она.
В тот день в машбюро мисс Мак-Картри никому не пришлось слишком много работать.
Вечером того памятного дня, принесшего Иможен величайший триумф, а ее врагам — жестокое поражение, мисс Мак-Картри вернулась домой слегка опьяненная собственной славой. Даже не сняв пальто и шляпку, она бросилась к фотографии отца.
— Папа, надеюсь, теперь вы гордитесь своей дочерью?
Потом она заговорщицки подмигнула Роберту Брюсу — теперь они были на равной ноге. Надевая халат, Иможен поставила на проигрыватель пластинку с записью выступления волынщиков Шотландской гвардии — единственную музыку, которая в настоящий момент соответствовала ее душевному настрою. Из-за пронзительных звуков волынки мисс Мак-Картри не сразу расслышала, что в дверь стучат. Она пошла открывать. На пороге стоял смущенный Дуглас Скиннер со шляпой-котелком в руке. Иможен не могла сразу забыть, что все эти невыносимо тяжелые дни считала его своим злейшим врагом, а потому встретила инспектора не слишком ласково.
— Мистер Скиннер?
Такой холодный прием, казалось, совсем расстроил полицейского, и он еще больше смутился.
— Прошу вас, позвольте мне войти, если я вам не очень мешаю…
Не нарушив приличий, мисс Мак-Картри не могла отклонить столь вежливую просьбу, и ей пришлось уступить.
— Прошу вас…
Она проводила Скиннера в гостиную.
— Садитесь…
Инспектор опустился в кресло.
— Мисс Мак-Картри, я пришел просить у вас прощения за то, что не представился сразу, но я получил строгий приказ и не мог его нарушить…
— Разумеется.
— А еще я хочу сказать, как меня восхищало ваше мужество во всех этих трудных испытаниях…
Иможен оттаяла.
— Не стоит преувеличивать, мистер Скиннер…
— Но я говорю чистую правду! По долгу службы мне пришлось наблюдать за работой очень многих людей, но я еще ни разу не встречал такой удивительной женщины, как вы, мисс Мак-Картри… И, если позволите, я бы даже сказал, что только истинная дочь гор способна проявить подобное присутствие духа!
Иможен подумала, что при ближайшем рассмотрении Скиннер гораздо симпатичнее, чем на первый взгляд. Сколько детской кротости в его голубых глазах… А что до усов, то человек, мнением которого он дорожит, всегда сумеет уговорить инспектора от них избавиться…
— Хотите чашечку чаю, мистер Скиннер?
Предложение, судя по всему, вознесло полицейского на седьмое небо, и мисс Мак-Картри решила, что ему очень немного нужно для счастья.
Они пили чай с печеньем и обсуждали трагические часы, пережитые обоими в Каллендере. Скиннер объяснил Иможен, что, в сущности, ни на минуту не сводил с нее глаз, чтобы в нужный момент прийти на помощь. Он признался, что очень грустил, когда мисс Мак-Картри решила, что это он ударил ее по голове, хотя на самом деле, после того как тело Линдсея исчезло в озере, на нее напал Росс. Потом полицейский поведал, как он расстроился, когда Аллан стал нарываться на ссору, и с каким удовольствием грохнул его об пол…
— С удовольствием, мистер Скиннер?
— Конечно! Ведь я думал, что вы его любите!
В неожиданно наступившей тишине Иможен обдумывала смысл этого невольного признания, а Дуглас молчал, понимая, что выдал себя с головой. Мисс Мак-Картри попыталась все свести к шутке:
— Гм… послушать вас, мистер Скиннер… еще вообразишь… буд… будто вы… ревновали, а?
— Но я и в самом деле ревновал, мисс!
Эти слова так потрясли Иможен, что ей пришлось глотнуть чая. Почти пятьдесят лет мужчины, в сущности, не интересовались ею, и вдруг на закате дней мисс Мак-Картри то и дело выслушивает любовные признания! Правда, любовь первых трех воздыхателей на поверку оказалась ложью и надувательством, но, быть может, на сей раз…
— Мисс Мак-Картри, не сочтите меня слишком назойливым, но, честно говоря, я уже не первый год работаю в основном с Управлением сэра Дэвида и давным-давно вас заметил. Я очень хотел познакомиться с вами, но не решался ни подойти, ни попросить кого-нибудь представить меня… Именно из за своей нерешительности я в конце концов совершил поступок, который до сих пор камнем лежит у меня на совести, и хотел бы получить прощение…
— Поступок? По отношению ко мне? — удивилась Иможен.
— Да… письмо, которое я положил вам в сумочку, пока вы спали…
— Что? Так это вы…
— Д-да…
Мисс Мак-Картри не знала, смеяться ей или плакать. Подумать только, какой ужас внушал ей этот робкий воздыхатель, псевдо-Герберт Флутипол!
— Вы… вы очень сердитесь на меня?
— Да нет, нисколько, даже наоборот… В моем возрасте только лестно получить такое милое письмо… Мне ведь скоро пятьдесят, Дуглас…
Старший инспектор покраснел и тем окончательно растрогал мисс Мак-Картри.
— А мне через месяц стукнет пятьдесят три, Иможен…
И снова наступило молчание. Они понимали, что сейчас решается их судьба.
— Вы когда-нибудь думали о замужестве, Иможен?
Шотландка не посмела признаться, что сама-то она думала, да желающих что-то не находилось.
— Я ни разу не встретила человека, которому могла бы полностью доверять…
— А как вы думаете… на меня вы могли бы положиться?
Наслаждаясь смятением Скиннера, Иможен ответила не сразу, а потом протянула руку:
— Да, кажется, могу, Дуглас.
Два часа спустя они уже обо всем договорились и знали друг о друге почти все. Решили, что венчание состоится в Каллендере во время очередного отпуска Иможен. Просто, чтобы позлить бакалейщицу миссис Мак-Грю! А на свадьбу они пригласят Арчибальда Мак-Клостоу, Сэмюеля Тайлера, Теда Булита и его жену.
Мисс Мак-Картри заявила, что не может в день свадьбы надеть белое платье, хотя, как она подчеркнула, стыдливо опустив глаза, имеет на это полное право. Но она должна всегда носить цвета своего клана, родственного Мак-Грегорам. Дуглас выразил полное одобрение, сказав, что тоже наденет галстук с тартаном[17] своего собственного, связанного с Мак-Леодами. Иможен взвилась как ужаленная.
— Что вы сказали?
Совершенно сбитый с толку Скиннер не понимал, с чего она вдруг разозлилась.
— Но… только то, что собираюсь надеть галстук… цветов…
— Тартан Мак-Леодов! Никогда, слышите, никогда праправнучка Мак-Грегоров не свяжет свою судьбу с Мак-Леодами! Вы можете вернуться в Скотленд-Ярд и оставить меня в покое!
— Послушайте, Иможен, неужели вы готовы разрушить наше счастье из-за каких-то старых счетов? Надо ведь когда-нибудь положить конец древней вражде! Разве мы с вами виноваты, если наши предки повздорили несколько веков назад?
В глубине души мисс Мак-Картри понимала, что он совершенно прав, но не любила признавать свои ошибки.
— Прошу вас, Иможен, не сердитесь!
Шотландка улыбнулась, очень довольная тем, что Скиннер сумел найти столь приятный для ее самолюбия выход, и снова села.
— Обещаю вам больше никогда не сердиться, Дуглас… — нежно заверила Иможен.
Она лгала.