Миссис Мидуэл была сегодня категорически не в духе, что можно было понять уже по тому, как она распекала горничную. Бедняжка Миртл не отличалась особенной расторопностью и нередко допускала оплошности, однако хозяйка по большей части терпела ее из старческой сентиментальности: Миртл была дочерью прежней домоправительницы, которая уже упокоилась с миром, но оставила по себе самые добрые воспоминания. Сара Бромли, мать Миртл, была женщиной более чем добропорядочной и образцово вела хозяйство, к тому же миссис Бромли пользовалась всеобщей любовью. Так что Миртл прощали многое, но не сегодня.
— Бет! — раздался оклик со второго этажа. — Элизабет! Вы только взгляните на это!
Я поспешно кинулась к лестнице, чтобы спасти ситуацию. Именно таковы были мои обязанности в доме престарелой леди — спасать. Людей или имущество — все едино.
— Иду, миссис Мидуэл! — крикнула уже на лестнице, радуясь тому, что так и не поддалась уговорам хозяйки и не купила себе туфли на каблуке повыше.
Разве стоит покупать непрактичную обувь, когда практически все время проводишь на ногах? А я как раз подчас за весь день не могла присесть и на четверть часа.
Оказалось, что раззява Миртл умудрилась прожечь утюгом любимую шелковую блузу миссис Мидуэл. Спасать было нечего, что понимали, разумеется, все. Горничная едва не рыдала, заламывая полные, дебелые руки.
— И что делать? Я собиралась ее надеть сегодня в церковь, — пробормотала пожилая женщина, явно расстроенная такой потерей.
Я тут же двинулась к гардероб мореного дуба, намереваясь подобрать достойную замену для безвозвратно потерянной вещи.
— Не волнуйтесь, миссис Мидуэл, у вас есть еще множество прелестной одежды.
Эта служба была для нашей деревни особенной — в приход приехал пару дней назад новый викарий взамен преставившегося преподобного Крейна, и вся деревенька рвалась на первую проповедь, чтобы собственными глазами посмотреть на приходского священника. Поговаривали, что он молод и даже обладает приятной наружностью. И первое, и второе было сложно ожидать от особы духовного звания, стоит сказать. Лично мне никогда прежде не доводилось видеть какого-нибудь статного красавца, надевшего на себя белый священнический воротничок.
В маленьком сообществе каждая перемена — огромное событие, которое заслуживает всеобщего внимания. Поэтому обитатели Сеннена с нетерпением ждали возможности поглазеть на нового члена нашего сообщества.
— И вам, Бет, тоже стоило бы приодеться, — украдкой заметила моя хозяйка, благосклонно взирая на изумрудную блузу со скромной вышивкой, которую я с видом фокусника извлекла из ее старинного гардероба.
Я заставила себя не морщиться.
Миссис Мидуэл имела обыкновения знакомить меня с молодыми людьми, по ее мнению, подходящими для юной особы моего положения. Пожилая леди относилась ко мне совершенно по-родственному, и с каждым днем все больше казалось, что я какая-то внучатая племянница, а не компаньонка и домоправительница в одном лице. Это было чрезвычайно приятно, не спорю, однако бесконечные попытки сватовства за прошедшие три года успели несколько… утомить.
Пожилая дама категорически не могла свыкнуться с новомодной мыслью, что не каждая молодая женщина желает обзавестись подходящим супругом, и стремилась выдать меня замуж как можно удачней. С ее собственной точки зрения, разумеется. Сердиться всерьез из-за подобных матримониальных замыслов на миссис Мидуэл я не могла, но каждый раз меня брала досада.
— Я бы хотела сегодня остаться дома, — покачала я головой с улыбкой. — Мне со вчерашнего дня нездоровится.
Конечно, вечно не удастся избегать встречи с новым викарием, наша деревенька слишком мала для того, чтобы не познакомиться с местным главным священнослужителем.
Моя хозяйка покачала головой с лукавой улыбкой.
— Дорогая, вы выглядите сегодня настолько цветущей, что я вам ни капли не верю, — улыбнулась чуть лукаво миссис Мидуэл. — Так что вы непременно должны пойти со мной на службу. Как же я дойду без вас до церкви?
Тут я посмотрела на пожилую леди с откровенной укоризной. Потому что всем было известно, что в свои шестьдесят три года Элинор Мидуэл обладала превосходным здоровьем и могла себе позволить даже прогулку от одного конца деревни и обратно. А до церкви идти всего-то минут семь пешком.
— Миссис Мидуэл, но я правда… — начала было я, но быстро сникла. — Я сейчас оденусь. Дайте мне буквально пять минут.
В церковь я по настоятельной просьбе миссис Мидуэл отправилась в лучшей шляпке, которую всего неделю назад купила в городе. Мне она казалась неподходящей, однако спорить из-за такого пустяка было просто глупо.
Всю дорогу хозяйка твердила, что я прехорошенькая, с чем, в целом, я не собиралась спорить, отлично зная цену своей внешности. Я действительно была прехорошенькой и по праву гордилась и правильными чертами лица, и густыми каштановыми волосами, и большими серыми глазами. Папа частенько говорил «вся в мать» и украдкой вытирал слезу. Моя мама умерла в родах, оставив отца безутешным вдовцом с маленькой дочкой на руках. С воспитанием единственного ребенка папа справлялся из рук вон плохо, что достаточно быстро осознал, и в моей жизни сперва появилась черед нянь, а в одиннадцать лет я отправилась в закрытую школу-пансион для девочек, которую практически не покидала до девятнадцати лет.
Выпуска из школы я ждала с превеликим нетерпением, казалось, весь мир готов упасть к моим ногам.
Увы, к ногам упало только окончательное сиротство, угроза нищенского существования и необходимость как можно скорей найти себе место. На счастье директриса моей школы, миссис Харт, проявила величайшую доброту и приняла участие в судьбе бывшей ученицы: именно глава школы написала всем своим знакомым и в итоге нашла мне место в небольшой деревеньке у давней подруги своей кузины.
К миссис Мидуэл я прибыла с одним чемоданом, который был настолько легок, что это вызывало отчаяние. Одно платье и смена белья не могли бы удовлетворить нужды самой неприхотливой девушки, а туфли на моих ногах могли развалиться в любой момент.
Пожилая леди, у которой мне предстояло служить, приняла меня со всей возможной сердечностью, и бедственное положение оказалось одной из тех причин, по которой я удостоилась такой откровенной приязни. Миссис Мидуэл, как многие бездетные леди преклонных лет, находила себя в служении ближним, и я стала еще одним ее благотворительным проектом. Сперва это уязвляло мое самолюбие — растили меня пусть и не в роскоши, однако никто не ожидал, что в итоге я окажусь в услужении, — однако смирение пришло быстро.
— Вечно вы так упрямитесь, моя дорогая, как только речь заходит о молодых людях! Ох уж эти новомодные веяния! А ведь добропорядочный супруг с состоянием дал бы вам положение в обществе и спокойную жизнь!
Первые месяцы жизни с моей хозяйкой я еще пыталась спорить с нею, однако быстро свыклась, к тому же это был, пожалуй, единственный недостаток миссис Мидуэл.
— И неужели вы считаете, будто я гожусь в жены викарию, а викарий годится в мужья мне? — осведомилась я с той обреченностью, которая рано или поздно появляется, когда приходится иметь дело с неизбежностью.
Об одной мысли, что меня можно представить супругой священника, брала оторопь. Брала и не отпускала. Неужели же теперь я настолько жалкое создание, что меня прочат в жены священнослужителю?
— Почему бы и нет, моя дорогая? — пожала плечами миссис Мидуэл. Вязаная шаль чуть сползла с худых плеч, и женщина поспешно ее поправила. — В конце концов, священники — такие же мужчины как и прочие. Им присущи те же страсти.
Я плохо представляла, стоит ли мне рассуждать на тему страстей. Эта сфера человеческой жизни неизменно смущала, пусть идеи эмансипации плотно засели в моей голове.
— И чтобы страсть вела не к греху, но к добродетели, без жены никак не обойтись, — продолжала рассуждать миссис Мидуэл, предусмотрительно вцепившись неожиданно сильными сухими пальцами в мое предплечье. Верно, чтоб не сбежала в последний момент.
Тем временем жители нашей деревни полноводным потоком стекались к церковному порогу. На службах и так собиралось достаточно прихожан, в конце концов, в здешней глуши имелось не так и много развлечений, чтобы лишать себя одного из них, пусть даже это и проповедь. Однако сегодня верующих пришло существенно больше обычного, в особенности прибыло молодых девушек. Очевидно, до местных юных леди также дошли слухи, что новый викарий молод и хорош собой.
Мы с миссис Мидуэл чинно приветствовали всех и каждого: в Сеннене моя хозяйка была значительной фигурой и, учитывая, что все друг друга знали, не нашлось того, кто не пожелал бы выказать почтение пожилой даме. А приветствуя миссис Мидуэл никак нельзя было проигнорировать меня, ее неизменную спутницу.
— Ах, моя дорогая, вы уже встречались с нашим новым викарием? — прощебетала миссис Браун, наша соседка, которая в свои пятьдесят лет отчаянно молодилась и флиртовала абсолютно со всеми мужчинами, если они уже вышли из детского возраста и еще не лежали в гробу.
Мистер Браун на свое счастье не дожил до этого момента и наблюдать за выходками супруги не мог.
— Ох, нет, это так прискорбно, однако в последние дни я себя так дурно чувствовала, — выказала досаду моя хозяйка. — А вы его видели, миссис Браун? Как вы находите нашего пастыря?
На лице соседки появилось восторженно-сладострастное выражение. Кажется, даже ее золотые завитые локоны начали топорщиться больше прежнего.
— Наш дорогой мистер Дарем совершеннейшая душка! — вынесла свой не самый достоверный вердикт миссис Браун.
Миссис Мидуэл предпочла составить собственное мнение, а не опираться на рассуждения приятельницы, и мы просто вошли в церковь, чтобы собственными глазами лицезреть нового члена нашего сельского сообщества.
— Творец наш милосердный, — произнесла моя хозяйка, узрев черноволосого мужчину в священническом облачении, что за кафедрой ожидал, пока прихожане займут места.
Новый викарий оказался так громаден, что, кажется, подпирал своды нашей несчастной маленькой церкви, что теперь выглядела еще меньше. Никогда прежде мне не приходилось видеть священников, подобных этому — мужчина действительно оказался молод, при этом роста в викарии было около шести с половиной футов, настоящий великан.
И этот великан взирал на свою паству взглядом, который ясней любых слов говорил о том, что к нам приехал не добрый пастырь. Викарий явно собирался клеймить пороки и бороться с грехом со всем возможным рвением.
Неожиданно для себя я ощутила волну облегчения: подобного склада священники редко имеют склонность обзаводиться женами, особенно такими молодыми и легкомысленными как я.
— Какой выдающийся образчик мужественности, — с придыханием вынесла свой вердикт миссис Мидуэл, с искренним восторгом взирая на мужчину. — Честное слово, моя дорогая, сейчас я как никогда жалею, что молодость ушла безвозвратно.
На меня же от вида молодого викария не снизошло воодушевление: он казался, скорее пугающим, чем привлекательным, хотя черты его лица были правильными, а фигура соразмерной.
— Викарий недурен, — решила я не спорить попусту и удостоилась одобрительного взгляда хозяйки.
Служба прошла точно так, как я и предполагала — преподобный в проповеди клеймил человеческие пороки хорошо поставленным звучным голосом, призывал к покаянию и расписывал ужасы адского пламени.
Прихожане благоговейно взирали, зачарованные силой воли мистера Дарема и его громоподобным голосом, которым викарий владел с непревзойденным искусством.
Преподобный Крейн в последние годы был не стар даже, а древен, и его дребезжащий тенорок плохо доносил слово Творца до ушей прихожан.
После того, как служба была закончена, миссис Мидуэл отправилась представляться викарию. И опять я как приклеенная следовала за ней, хотя мистер Дарем вызывал во мне робость, граничащую с испугом и приближаться к нему не хотелось совершенно.
Держался викарий как истинный джентльмен, его улыбка, обращенная к нам была как пугающей, так и любезной.
— Очень рад знакомству, миссис Мидуэл, — кивнул мой хозяйке викарий. — Мисс Мерсер.
Тут я поняла, что священник смотрит на меня излишне долго.
— Простите, но не та ли вы Элизабет Мерсер, что приходится дочерью полковнику Джону Мерсеру? — задал Дарем, пожалуй, наименее ожидаемый мной вопрос.
Как так вообще могло выйти, что здесь, в Сеннене, кто-то вспомнил имя полковника Мерсера?
— Да, — дрогнувшим голосом произнесла я. — Полковник Джон Мерсер действительно моей отец.
Миссис Мидуэл переводила взгляд с меня на викария и обратно, явно ожидая продолжения.
— Я очень рад нашей встрече, мисс Мерсер, — на редкость мрачно улыбнулся мистер Дарем. — Можно сказать, что я искал вас по всей стране. И никак не ожидал однажды повстречать вот так, случайно.
Творец! Ну как же так могло выйти? Разве возможна подобная встреча на другом конце страны? Быть может, это еще один кредитор, что еще не отчаялся получить причитающееся с нищей сироты?
— Простите, сэр, — осторожно начала я, — но зачем вам потребовалось меня разыскивать?
Викарий улыбнулся и сообщил:
— Дело в том, мисс Мерсер, что наши отцы много лет назад заключили соглашение о помолвке между вами и мной, и теперь, когда вы оказались в таком поистине плачевном положении, мой батюшка вспомнил о давних клятвах. Вы моя невеста, мисс Мерсер, и я искал вас для того, чтобы заключить, наконец, брак.
Радостно охнула миссис Мидуэл, в ушах которой уже звенели свадебные колокола. А вот для меня словно гром грянул.
— Но, сэр, я совершенно вас не знаю! Я не могу выйти замуж за незнакомца! Это абсурд! Совершеннейший абсурд! — выпалила я и опрометью бросилась прочь из церкви, словно за мной неслись все демоны преисподней. Не глазел на меня, кажется, только слепой мистер Мэйхью, но ему непременно все опишут в мельчайших деталях!
Как так могло выйти?!
Я уехала на другой конец страны, надеясь, что тут-то никогда не встречу знакомых… Что ж, знакомых и не встретила, зато нашелся жених!
— Ну что за глупости, моя дорогая, — за ужином наставляла меня на ум миссис Мидуэл.
Я могла избежать обеда, но к вечерней трапезе голод все-таки выгнал. И, разумеется, за столом моя хозяйка под любопытными взглядами прислуги не могла не завести разговор на вполне ожидаемую тему.
— Викарий — видный мужчина. Вполне достойный и с состоянием. В вашем положении такой супруг — просто манна небесная, Бет. И какая разница, что вы с ним незнакомы? Это поправимо. К тому же его выбрал ваш покойный батюшка, и следует почтить его волю. Выйдя замуж за мистера Дарема вы, наконец, станете хозяйкой собственного дома, получите положение и почет. Жена викария — это очень уважаемый член нашего сообщества.
О да, в Сеннене миссис Генри Дарем определенно станет персоной более чем видной и все незамужние девицы (впрочем как и определенная часть замужних молодых женщин) будет страстно завидовать той, которая заполучила в единоличное владение викария.
Другое дело, для меня роль жены сельского священника не имела ни малейшей привлекательности. Даже при условии отсутствия любых других претендентов на мою руку.
— Я совершенно не готова к браку, — не поднимая взгляда от собственной тарелки пробормотала я. — И мне ни капли не нравится викарий, миссис Мидуэл. Пусть даже этот брак и устроил еще мой покойный отец, однако сейчас не те времена, когда слепо подчиняются родительской воле.
Прислуживающая нам миссис Мэйхью неодобрительно цокнула языком на правах старейшей из нынешней прислуги в доме, но в остальном свое мнение все-таки оставила при себе, за что я был ей чрезвычайно благодарна.
— Но, Бет, дорогая моя, любовь между супругами — это совершенно лишнее, уверяю вас. Любовь проходит и заканчивается разочарованием. Муж должен быть лишен пороков, обладать необходимыми терпением и добротой, чтобы совместная жизнь с ним доставляла удовольствие, — принялась перечислять пожилая леди то, что по ее мнению составляло наиболее важную основу брака.
Я не могла подтвердить или опровергнуть ее слов, поскольку не имела никакого опыта в этом вопросе — даже опыта наблюдения. Мой собственный отец повторно так и не женился, жили мы весьма уединенно и мне редко доводилось наблюдать за отношениями супругов. Затем же, уехав в пансион, я и вовсе оказалась в окружении одних только женщин.
Приняв мое задумчивое молчание за знак согласия, миссис Мидуэл прежним ласково-вкрадчивым тоном продолжила:
— К тому же я уже стара, Бет, а стариков Творец может призвать к себе в любой момент. И что же тогда будет с вами? Вы останетесь безо всякой поддержки! Разве такое будущее не ужасает?
Ужасало. Три года назад. С тех пор я успела понять, что в состоянии выжить без родных, исключительно своим трудом. К тому же удалось отложить небольшую сумму денег, которая позволила бы не торопиться с поиском нового места работы.
— Куда больше меня ужасает скоропалительное необдуманное замужество, — отозвалась я и с великим трудом удержалась от усталого вздоха. Миссис Мидуэл досаждала мне разговорами о браке не для того, чтобы расстроить, а из одной только большой любви. Поэтому я сносила эти нравоучения со всем возможным терпением. Которое постепенно заканчивалось.
Я искренне надеялась, что история с помолвкой после моего бегства из церкви окончилась раз и навсегда (в конце концов, сложно найти более решительный способ отказать мужчине), однако уже после полудня в понедельник стало ясно насколько велика была моя ошибка.
Стоило только нам с миссис Мидуэл сесть за ланч, как в столовую вбежала раскрасневшаяся Миртл, глаза которой сияли как звезды, и восторженным шепотом сообщила, что к нам прибыл викарий.
— Вы пригласили его? — с мягким укором спросила я у хозяйки.
Старушка с хитрой улыбкой покачала головой.
— Нет, да и зачем было затруднять себя? И так было ясно, что преподобный нанесет нам визит при первой же возможности, даже если ради этого придется пойти против правил приличия. В конце концов, на что только не решится мужчина, когда речь заходит о встрече с очаровательной девушкой?
Быть может, так и есть, если эта очаровательная девушка стала предметом интереса. Но вряд ли я настолько поразила мистера Дарема за те несколько минут, которые продлился наш разговор.
— Впрочем, думаю, что на этот раз викария привели к нам сугубо дела прихода, — с видом полнейшей невинности добавила миссис Мидуэл.
Викарий вошел в столовую с каменным мрачным лицом, от выражения которого как будто ощутимо похолодало.
— Миссис Мидуэл, мисс Мерсер, простите за беспокойство, но вчерашняя встреча произошла несколько… скомкано. И я посчитал необходимым объясниться. В первую очередь с вами, мисс Мерсер.
Пока мистер Дарем говорил, я отчаянно комкала собственную юбку, чтобы удержаться и не сказать какой-то бестактности.
Но когда мужчина смолк, явно ожидая отклика на свои слова, стало совершенно ясно, что отмолчаться у меня не выйдет никаким образом.
— Простите, сэр, но мне кажется, мы все сказали друг другу еще вчера, — осторожно произнесла я, не поднимая взгляда.
Само предложение от незнакомца уже казалось мне нелепостью, на которую жаль тратить время!
— Но вы ведь не дали мне шанса объясниться, мисс Мерсер! — возмутился викарий, в котором как-то недоставало смирения, что пристало скромному слуге Творца.
Впрочем, скромности в мистере Дареме не наблюдалось и подавно, чтобы понять это хватило и тех нескольких минут, которые я его знала.
— Чего ради вам объясняться? — изумилась я, не удержавшись и взглянув в глаза викария. Они оказались глубокого зеленого цвета и обладали поистине магнетической привлекательностью. Что ж, скромность такому мужчине была бы просто не к лицу. — Разве не достаточно моего решительного отказа?
Мистер Генри Дарем с потрясающей самоуверенности покачал головой.
— Совершенно недостаточно, мисс Мерсер. Видит Творец, у вас нет причин для такого бурного возмущения. Мои намерения в отношении вас честны. Я человек, лишенный тяжких пороков, жизнь со мной не станет невыносимой. Став моей супругой, вы больше не будете собственным трудом зарабатывать себе на кусок хлеба. Разве это не благо?
Разумеется, в словах викария имелись свои резоны. Стань я его женой, насколько бы сильно упростилась жизнь.
Губы сами собой растянулись в едкой улыбке.
Сколько лет мистеру Дарему? Двадцать семь? Двадцать восемь? Возможно, что и несколько больше. В таком возрасте мужчины предпочитают жить своим умом. Что ему помолвка, давным-давно заключенная отцом?
— Вы не похожи на того, кто готов безропотно покориться родительской воле, — заметила я. — И тем более вы не похожи на глупца, который готов жениться на нищей сироте исключительно из альтруизма. Так что вам вдруг понадобилось от меня, преподобный?
Если только он сейчас начнет рассуждать о своей внезапной любви с первого взгляда… кину в него тарелку! Потому что такая бесстыдная ложь непременно должна быть наказана! Немедленно!
Однако что-то такое викарий почувствовал, потому что услышала я совершенно иное.
— Мой отец весьма сентиментален, мисс Мерсер, что в его возрасте совершенно неудивительно.
Тут мистер Дарем расстроенно вздохнул.
— Так уж вышло, что они с вашим отцом служили вместе, и во время одного из сражений полковник Мерсер спас моему батюшке жизнь, рискуя при этом своей. И пусть изначально помолвка между вами и мной не казалась чем-то действительно серьезным, теперь, узнав о вашем бедственном положении, отец желает отдать долг старому товарищу таким образом, — с интонациями законченного циника поведал священник, не отпуская моего взгляда. — А чтобы я поддерживал его в этом намерении, батюшка указал в завещании, что свою долю наследства мне удастся получить единственно в том случае, если мы с вами заключим брак и проживем в нем не менее десяти лет. В одном доме.
Сказать, что услышанное меня потрясло, значит, ничего не сказать. Потребовалось никак не меньше нескольких минут, чтобы я просто осознала в полной мере смысл слов викария. Даже миссис Мидуэл подавилась после откровений Генри Дарема.
— Должно быть, вы шутите, сэр, — пробормотала я, истово надеясь, что прямо сейчас мужчина скажет, что действительно весь его рассказ — лишь плод воображения, помноженного на чувство юмора.
— Я остерегаюсь шуток настолько дурного толка, мисс Мерсер. Особенно в отношении юных леди, — безжалостно растоптал все мои надежды викарий. Он был серьезен как королевский гвардеец, стоящий на карауле.
В гостиной стало так тихо, что казалось, будто залетевшая в комнату муха жужжит оглушительно громко.
— И насколько же велика ваша доля наследства? — позволила я себе вопиющую бестактность. Однако мне необходимо было узнать конкретную цифру, чтобы понять, чего именно можно ожидать от «жениха».
Викарий озвучил сумму, которая не шокировала меня, однако ясно дала понять, что в своих матримониальных намерениях мистер Дарем будет невероятно тверд.
— Отец после того, как вышел в отставку, занялся коммерцией и преуспел, — не без гордости сообщил викарий. Пусть вздорное решение родителя и должно было изрядно расстроить Генри Дарема, он все же продолжал восхищаться отцом.
Титаническим усилием воли мне удалось сохранить видимость невозмутимости.
— Что ж, могу только посочувствовать вам, преподобный Дарем. Я не стану вашей женой. Никогда. Это мое окончательное решение, — еще раз озвучила я свою точку зрения относительно вопроса нашего возможного брака.
Викарий и моя хозяйка обменялись задумчивыми многозначительными взглядами, и стало ясно, что выиграна битва, но не война.
— Миссис Мидуэл, он желает нашего брака из корысти! — попыталась я уже за ужином вразумить свою нанимательницу, которая, видимо, посчитала своим священным долгом переубедить меня и склонить все-таки к замужеству.
— Молодой человек просто хочет получить свое наследство. Не вижу в этом особенной вины, — пожала плечами пожилая леди. — Миртл! Хватит уже греть уши! Подавай, в конце концов, второе! Тебе потом кто-нибудь перескажет, о чем мы с мисс Мерсер говорили.
Служанка тут же прыснула из комнаты, сияя алыми от смущения щеками.
— Вины в этом нет, однако я сама его совершенно не интересую! — продолжила я возмущаться. — Мало того, что мне предлагают выйти замуж за первого встречного, так я еще и должна стать инструментом для получения денег!
Я буквально кипела от негодования. И кто делает мне предложение руки и сердца? Немыслимо!
— Юности свойственен максимализм, Бет. Вы сейчас можете принять решение, о котором горько пожалеете спустя несколько лет, — мягко и вкрадчиво продолжала вливать мне в уши свой яд пожилая женщина. — Из преподобного Дарема выйдет прекрасный муж, можете не сомневаться.
С точки зрения миссис Мидуэл так оно и было. Однако мне Генри Дарем показался мужчиной деспотичным, безразличным к мнению окружающих. И если отсутствие романтических чувств между мной и будущим супругом, никогда не пугало, ведь к мысли о том, что именно так, скорее всего, и будет, меня приучили с самого детства, то перспектива оказаться во власти такого человека не радовала.
Брак без любви, по одному только расчету, не казался чем-то ужасным. Но предложение нового викария имело к расчету крайне мало отношения.
— Ваше молчание, дорогая Бет, настолько выразительно, что я бы, пожалуй, предпочла, чтобы вы отчаянно спорили, — пробормотала миссис Мидуэл и разговор сошел на нет. Однако мы обе понимали, что скоро все начнется заново.
Вечером к себе я ушла к себе, будучи в расстроенных чувствах и почти ненавидя Генри Дарема, что одним своим появлением подорвал устои моей спокойной размеренной жизни. Такого смятения мне не доводилось испытывать с того самого ужасного дня, когда я открыла глаза в больнице Святого Джона и услышала, что теперь я осталась одна.
Сперва пришла боль душевная, ее быстро догнала и боль телесная — пожар, разгоревшийся посреди ночи в Мерсер-лодж (неуместно пафосное название) унес жизнь троих человек из четверых, что в остались в доме. Три могилы выкопали на ближайшем кладбище — для полковника Мерсера, его друга, Эммета Аверса, седьмого графа Карайла, и дочери графа, Бетани Эверс.
Выжила одна только я, и то исключительно волей Творца и мастерством целителя, который приложил все искусство и все силы, чтобы вытащить с того света чудом уцелевшую девятнадцатилетнюю девчонку. Огонь забрал не только три жизни, но заодно в нем обратилось в прах и все состояние Мерсеров.
Мерсер-лодж был и без того заложен и перезаложен, а после того как дом сгорел, банк забрал землю и продал, чтобы хоть как-то покрыть долги семьи.
Из больницы я вышла в безвкусном ситцевом платье, которое пожертвовало одно из благотворительных обществ, с помятой бумажкой, которую выдали в полиции вместо документов и рекомендательным письмом от директрисы моего пансиона. Добрейшая женщина также одолжила денег на билет до деревушки Сеннен и отдала одно из моих школьных фото, то самое, на котором мы были сняты вдвоем с леди Бетани Эверс, моей самой дорогой подругой, почти сестрой, в тринадцать лет. Той самой Бетани Эверс, которая сгорела в огне Мерсер-лодж.
Каждый раз, когда за горло брала тоска или требовалась поддержка, я доставала это фото и вглядывалась в лицо подруги.
Сейчас я тоже вытащила драгоценную фотокарточку.
— Жених! Подумать только, — проворчала я, глядя на собеседницу, которая уже никогда ничего не ответит. — Кем только он себя возомнил?
Сама сказала — и сама же с горечью рассмеялась.
— Или кем себя возомнила я? И все-таки возмутительно хорош. Тебе бы точно пришелся по вкусу. Тебе всегда нравились уверенные в себе мужчины, дорогая, — сильные физически и духовно, готовые к борьбе, в том числе и за женское сердце. Ты обожала, когда поклонники тебя донимали, это добавляло собственной значимости.
Да, подруга расцветала еще больше в окружении мужского внимания. Наверняка с мистером Даремом она бы общий язык нашла, и уже спустя полчаса грозный великан в белом священническом воротничке ел бы с ее рук и преданно заглядывал в глаза, целиком и полностью очарованный прелестной кокеткой.
Она не была красивей, моя дорогая подруга и соученица, как и не была красивей я. Все признавали, что в привлекательности мы были равны, но вот такого несравненного обаяния мне не досталось.
— Но как же теперь заставить его позабыть обо мне? Хотя… Нет, заставить забыть меня — невелик труд. Как заставить Генри Дарема выбросить из головы мысли о наследстве?