Не твой наследник

12

Саша

Не знаю, как я выдержала эту неделю. Решила пока не сообщать начальству о беременности, по крайней мере, пока в бухгалтерии не оформили повышение, и пока я не получила новую зарплату. А делать вид, что ты в норме, и все, как обычно, довольно трудно, если тебя полощет минимум раз в час. Еще и эти запахи… Меня не покидало ощущение, что коллеги сознательно договорились именно сейчас провести соревнования на самый вонючий перекус. Один принес из дома холодец с чесночком, другой — жареную рыбу. Третья сочла, что нет ничего лучше в жаркий июльский день, чем бочковые соленые огурцы. Вот говорят, беременные обожают соленья — ничего подобного. Меня подкашивало от одного запаха, приходилось выдумывать себе дела в копировальной, методично грызть сушки и стараться не дышать. К счастью, коллектив у нас молодой, по большей части бездетный, поэтому на мое состояние никто не обратил никакого внимания.

Дома было нелегче. Во-первых, проще увидеть настоящего единорога на Невском, чем донести до Яна, что его любимый одеколон может кому-то не нравиться. Во-вторых, Юра, который сначала воспринял идею со свадьбой довольно спокойно, теперь вдруг начал придираться к мелочам, обижаться, затевать разборки на пустом месте. Короче, вести себя, как истеричка. Поводом для финального скандала стала наша поездка на выходные к родителям Яна. Выяснилось, что у Юры были свои планы: через неделю у него очередные сборы в Германии, от которых что-то там зависит. Тренировки больше месяца, и с Яном они увидятся не скоро. Последняя возможности устроить себе романтический-уикенд с купанием в Балтийском заливе — аккурат эти самые выходные, и Юра никак не смог простить своему парню, что Ян променял любовь на подготовку к фиктивной свадьбе. Уж не знаю, как Юра себе представлял дальнейшее развитие событий. Может, думал, что Ян оставит небрежный росчерк на свидетельстве о браке, а потом забудет о моем существовании? Нет, я ни в коей мере не претендую на Яна и не хочу рушить его отношения, но брак, пусть и фиктивный, предполагает какие-никакие временные затраты. И да, меня тоже не радовала перспектива ехать к будущим свекрам. Не столько из-за них самих, сколько из-за тягот дороги, токсикоза и шанса снова пересечься с Марком. Что уж там, даже Ян готовился к поездке с видом Марии-Антуанетты, осужденной на смертную казнь. Но стоило только Юре заикнуться о том, чтобы Ян все отменил, мой будущий муж встал в позу. Он вообще не выносит, когда кто-то пытается им командовать, и тут же делает все наоборот. Так что если бы Юра сумел промолчать, лежала бы я сейчас дома под вентилятором и сосала кубики льда в блаженной тишине, но поскольку у некоторых мужиков языки длиннее, чем у женщин, я восседаю за семейным столом Озолсов, вяло мну кусочек хлеба и гадаю, чтобы такое сотворить, чтобы внимание потенциальной свекрови переключилось на кого-то кроме меня.

Выяснив всю историю моей семьи до пятого колена, собрав материала, которого бы хватило на полноценное досье ФСБ, она приступает к допросу на тему «беременность».

— Ну, а у гинеколога ты уже была?

Тот факт, что люди за столом еще и едят, судя по всему, ее ни капли не беспокоит. Марк раздраженно откладывает вилку, которую собирался поднести ко рту, его отец напротив, делает вид, что целиком погружен в разделку куриной грудки, а у бедного Яна и вовсе еда встает поперек горла.

— Ма-а-ам! — сипит он, откашлявшись. — Мы же едим!

— Ой, какие все нежные! Можно подумать, никто не видел, откуда появляются дети.

— Кать, может, хватит? — робко пытается прервать жену глава семьи.

— Нет, ну а что такое? — возмущается она. — Я просто спросила. Никто же не заставляет вас представлять себе кресло и расширитель!

Кровь неумолимо приливает к щекам. Очень жаль, что у них столовая на первом этаже, и мне некуда провалиться.

— Отлично, вот и пообедали, — мрачно изрекает Марк, откинувшись на спинку стула.

— Ну так что, Сашенька? Ты уже была у доктора? — последнее слово Катя особенно подчеркивает.

— Только на УЗИ, — смущенно улыбаюсь я. — Столько работы… Все никак не соберусь.

— А вот это зря! — брови хозяйки дома обеспокоенно сдвигаются к переносице. — За этим надо следить с самого начала. Кстати, я хорошего врача знаю. Тут недалеко. Тамарина сноха недавно рожала — они так довольны… Ну, Тамара, из девятнадцатого дома! У них еще собачка такая лысая…

Сколько бы Катя ни уточняла, ни у одного из присутствующих на лице не появляется интереса ни к этому разговору в целом, ни к Тамаре с лысой собачкой в частности. Поэтому, отмахнувшись, будущая свекровь адресует все свое красноречие мне.

— Так вот, такая замечательная гине… Доктор! — вовремя спохватывается. — Если бы вы, конечно, жили не так далеко…

— Ну что поделать, работа, — вежливо отзываюсь я и легонько пинаю Яна под столом, чтобы он помог сменить тему.

— Да мам, — кивает мой жених. — У Саши столько работы… Она домой только спать приходит.

— Часто задерживается, наверное, — Марк не упускает возможности вставить шпильку.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я бросаю на него уничтожающий взгляд, а вот Ян, кажется, настолько поглощен маминой стряпней, что не улавливает сарказма.

— Буквально каждый день! — сообщает он, закинув в рот кусочек курицы и сам не понимая, в какой капкан только что затащил нас обоих.

— И ты так спокойно об этом говоришь?! — ахает его мать. — Ты только посмотри на Сашу: она же… Она же просто прозрачная! Бедная девочка! Вон, как вымоталась! Она ведь твоего ребенка носит — и нашего внука! Ты что, мало получаешь?

— Да нормально я получаю, — бубнит Ян в тарелку.

— И зачем ей тогда так вкалывать? Квартира у вас есть, ипотека не нужна. Если все-таки у тебя проблемы, ты скажи. Марк ведь предлагал тебе работу у него в отеле…

— Нормально я получаю! — теряет терпение Ян.

— Тогда тем более я не понимаю, почему у тебя невеста пашет, как ломовая лошадь!

— Да ничего страшного, — отчаянно пытаюсь предотвратить бурю. — Я люблю работу…

— Кто бы сомневался, — продолжает язвить Марк.

— Я люблю работу, — повторяю упрямо. — И к тому же, меня только что повысили…

— Милая моя, ну какое тебе сейчас повышение? — Катя накрывает мою руку своей. — Тебя ждет главное повышение в жизни. А работа… Это все успеется. Тебе надо беречь себя. Ты могла бы пока уволиться или хотя бы взять больничный. Приезжай к нам, мы с Робертом будем очень рады. Раз уж Ян не может позаботиться о матери своего ребенка. Тут у нас свежий воздух, врач рядом. Если ты боишься, я могу вместе с тобой сходить…

Ну все. Если никто сейчас не примет меры, мне придется либо нагрубить этой милейшей женщины, либо встать, раскланяться и слинять отсюда галопом через лес. Больше всего бесит Ян: ведь это его мама! Мог бы заступиться, придумать отмазку и вывести меня из-за стола. Да хоть что-то! Но нет, сидит и молчит, как будто у него во рту не курица, а кусок подошвы. В жизни не видела, чтобы кто-то так долго и ожесточенно жевал!

Не в силах одна справиться с напором родственной заботы, которую вываливает на меня Катя, я решаю снова хорошенько пнуть Яна под столом. Вот только он, видно, после первого раза успел убрать ноги, потому что от удара вздрагивает не Ян, а Марк.

Его темные брови удивленно ползут вверх, глаза округляются. Впрочем, меня он отчего-то не выдает. Уж не знаю, чем я обязана такому неожиданному приступу доброты, но Марк вдруг морщится и подозрительно принюхивается.

— Что это? — спрашивает он и косится в сторону кухни. — Мам, ты выключила пирог?

— Господи, шарлотка! — спохватывается хозяйка, подскакивает и бросается спасать выпечку.

— Не за что, — тихо произносит Марк.

— Знаете, у меня что-то голова… — я виновато улыбаюсь Роберту, но он взмахом руки прерывает мои неловкие объяснения.

— Все в порядке, — с пониманием кивает он. — Беги, пока она не пришла, мы что-нибудь придумаем. И это… — добавляет он, когда я уже поднимаюсь из-за стола. — Ты не обижайся на нее. Она просто так давно ждет внуков, так любит о ком-то заботиться, что забывает давать людям дышать.

— Конечно, — мне становится стыдно за свой побег, но я не готова обсуждать гинеколога с малознакомой женщиной, да еще и за столом, где присутствуют трое мужчин.

К счастью, от семейного ужина мне все же удалось откосить. Пришлось разжевать Яну, что есть темы, которые мне бы затрагивать не хотелось, и если он решил примерить на себя роль отца и порадовать родителей внуком, то путь и бросается тогда грудью на амбразуру материнской любви.

Токсикоз мучил меня весь вечер, и когда Ян предложил принести мне еду в спальню, я нашла в себе силы только помотать головой. Зато, как назло, стоило Яну устроиться на соседней подушке и засопеть, тошнота исчезла, уступив место зверскому голоду. Какое-то время я еще лежала, слушая, как в тишине ночного дома рычит, подобно холодильнику «Саратов», мой несчастный желудок, потом не выдержала и, осторожно выскользнув из постели, устремилась на кухню.

В темноте пришлось передвигаться почти на ощупь. Босиком я беззвучно спустилась на первый этаж, чуть было не врезалась в сервант с посудой, но все же добралась до цели. И в тот момент, когда я уже протянула руку к вожделенно поблескивающему в полумраке холодильнику, за спиной щелкнул выключатель, свет ударил в глаза, и я чуть не скончалась от ужаса. Могу себе представить, что обо мне подумали: стою ночью посреди кухни, как дикарка, босая, в одной ночнухе, и воровато лезу в чужие запасы еды…

— Что, спектакль под названием «голодающая сиротка» закончился? — доносится до меня ехидный голос Марка.

— Ты? — поморгав, привыкаю к свету, и уже могу разглядеть своего насмешника. — Давай, созывай всех. Пусть видят, какую змею пригрел Ян.

— Да ладно, ешь, чего уж теперь. Мама все равно наготовила на армию.

— А ты нарочно караулил, да? Поджидал, пока я совершу ошибку? — вряд ли я смогу есть, когда он стоит вот так, сунув руки в карманы, и пялится на меня.

— У тебя паранойя и мания величия, — Марк проходит к холодильнику, игнорируя мое замешательство. — Ну что, курицу, рис, пирог? Бутерброд? Или у беременных свои заскоки? Клубника с селедкой там…

— Нет у меня никаких заскоков. Когда меня не тошнит, я могу есть все, что угодно, лишь бы оно не пахло.

— Значит, пирог, — Марк достает заботливо завернутую в фольгу шарлотку. И я, забыв о приличиях, хватаюсь за выпечку и с наслаждением вонзаю зубы в прохладное сладковатое тесто.

— Фпасибо, — бормочу с набитым ртом.

— Н-да, видимо, тебе и правда было плохо… — он окидывает меня пристальным взглядом с ног до головы. — Ты похудела.

— Спасибо, — повторяю четче, потому что от моего кусочка уже остались одни воспоминания.

— Это не комплимент. Выглядишь нездорово.

— Это не твое… — возмущенно начинаю я.

— Знаю, знаю, — перебивает Марк раздраженно. — Это дело Яна. Но раз уж ему плевать…

— Ему не плевать, он просто уснул, а я не хотела его будить!

— Я думал, беременные любят гонять мужей за едой посреди ночи… Господи, да что ты так смотришь на этот чертов пирог, возьми уже второй кусок, я никому не скажу. Сделать тебе кофе или чай?

— Молока, ефли мовно, — меня не надо уговаривать дважды: токсикоз так редко дает мне передышку, что в эти короткие моменты я готова слона съесть.

— Подогреть?

— Ефли тебе не трудно, — пытаюсь благодарно улыбнуться, но это довольно сложно сделать, если я не хочу выронить пирог изо рта.

Вздохнув и явно подумав про себя что-то вроде «Ох, уж эти беременные», Марк извлекает пакет молока и включает конфорку.

— Слушай, я не моя мать, и не люблю лезть в чужие дела. Но ты бы и правда сходила к врачу.

— Как только на работе все устаканится, сразу запишусь.

— Работа… — Марк хмыкает.

— Что? Опять начнешь эти свои подколки, да? Что я не работаю, я шляюсь по любовникам? Ну давай, вперед. Отведи душу.

— Скажешь, у меня нет оснований так думать? — он вскидывает бровь.

— По себе людей не судят, — короткое, как мне казалось, перемирие, снова переходит в боевые действия, а у меня нет ни сил, ни желания тратить нервы. — Можешь сам выпить молоко… — встаю из-за стола, чтобы уйти, но Марк в два шага оказывается рядом и перехватывает мое запястье.

— Сядь, — требовательно произносит он, не убирая руку.

Его прикосновение обжигает, по моему телу пробегают крошечные электрические токи, в груди что-то сжимается. Я вижу, что Марк тоже не в силах меня отпустить, что-то удерживает его. Мы будто оказываемся под колпаком, в вакууме, окружающая действительность растворяется и перестает иметь значение. Как тогда, в массажном кабинете. Наше дыхание смешивается, и мне становится одновременно хорошо и невыносимо плохо. Какой-то частичке меня хочется прижаться к Марку, уткнуться носом в его шею, втянуть знакомый мужской запах. Внизу живота разливается приятное тепло, тело словно просыпается и тянется навстречу сильным рукам. Хочется закрыть глаза, забыть обо всем, снова ощутить на спине жаркие и жадные ладони, которым можно отдаться целиком. Потемневшие глаза Марка гипнотизируют, затягивают, и, кажется, ничто не может заставить нас отвести взгляд и разойтись в стороны.

Все тает и плавится, превращается в розоватое марево. Или это я таю, как кусочек льда на полуденном солнце? Внутренний голос отчаянно пытаться дозваться меня, достучаться до здравого смысла. Оттолкни его, сейчас же! Немедленно! Что ты творишь?! Вы же в доме его родителей! Ты же выходишь замуж за его брата! Он ведь будет еще сильнее презирать тебя, если ты снова поддашься искушению! Я слышу этот голос, я понимаю, что он прав, но он звучит так издалека, а Марк так близко, что биение его пульса я слышу гораздо лучше. Ту-тух… Ту-тух… Это завораживает меня, превращает в марионетку. Я уже не владею собой, я будто наблюдаю со стороны, как Марк склоняется надо мной, как призывно приоткрываются его губы. И знаю, что ничего в жизни я не хотела так сильно, как ответить на его поцелуй.

Он нежен. Господи, он так нежен… В тот раз меня словно раздавило, разнесло в клочья ураганом, а сейчас… Его губы ласкают, утешают и дают сил, отбирая волю. Он аккуратно касается моих волос, словно я сделана из тонкого хрусталя и могу разбиться в любую секунду. Его язык касается моего, по спине прокатывается сладкая дрожь предвкушения. Я хочу больше. Я хочу ощущать его не только во рту — и не только язык. Я хочу его целиком.

Марк чувствует мою реакцию и, тихо застонав, крепко прижимает к себе. Затвердевший член упирается в мой живот — и с губ слетает короткий вздох, а между ног становится горячо и влажно. Тело помнит тот сумасшедший оргазм, и наливается соками, требуя повторения.

Руки Марка жадно блуждают по моему телу, пробираются под короткую ночную рубашку, возбуждают и жалят обнаженную кожу. Нащупывают отяжелевшую грудь, сжимают соски, и перед глазами все плывет.

— Боже… — машинально тянусь к его члену, через ткань спортивных штанов накрываю ладонью толстый крепкий ствол. Я помню его: красноватый, блестящий от моей смазки, он покачивался прямо передо мной, после того, как Марк кончил в меня.

— Что ты со мной делаешь… — рычит Марк, подсаживает меня на стол, и я, раздвинув ноги, жду второго акта. А он уже приспускает штаны, высвободив перевитого венами красавца с гладкой шелковистой головкой, сдвигает в сторону узкую полоску моих трусиков и одним движением врывается внутрь, заставив содрогнуться от острого наслаждения.

— Боже… снова шепчу я, впиваясь в плечи Марка, и в эту самую секунду мы оба слышим громкое шипение: молоко, забытое на плите, пеной бежит на варочную панель, как страсть, здравый смысл.

Реальность бьет по щекам, отрезвляя.

— Твою мать!.. — Марк резко отстраняется от меня, подтягивает штаны и снимает молоко. — Твою мать!

— Я не… — лепечу, понятия не имея, что говорить дальше. После того, что произошло, никакими словами не получится изменить его мнение обо мне.

— Лучше молчи, — Марк упрямо мотает головой, будто пытаясь избавиться от наваждения. — Это… Черт, я не знаю, что это вообще было. Что ты со мной творишь… Это моя вина.

— Подожди…

— Нет. Я не должен был к тебе приближаться, — он старается даже не смотреть на меня. — Прости. И… И лучше не говори Яну.

Марк убегает от меня с таким видом, будто я прокаженная, и лишь в дверях заставляет себя обернуться.

— Извини, думаю, на свадьбу мне приходить не стоит.

Мгновение мы смотрим друг на друга, ошарашенные и не понимающие, как это могло произойти, а потом Марк исчезает за дверью, и спустя пару минут я слышу, как на улице, прошелестев гравием, срывается с места машина.