Не твой наследник

18

Ян

— И на кого ты похож? — мамин голос прорывается сквозь туман безразличия. — Совсем рехнулся?

Оба эти вопросы я слышал от Саши за последнее время столько раз, что тошнит хуже, чем от похмелья. Но, видимо, кто-то свыше решил, что мне маловато, поэтому подослал еще и мать. Ей взбрело в голову, что без нее Саша родить не способна, и уж точно мы не обойдемся без ее помощи с ребенком. Достала — сил нет.

— Дай сюда, — упрямо тянусь за бутылкой текилы.

— Обойдешься! — она безжалостно собирает остатки алкоголя в мусорный мешок. — Посмотри на себя! Мне стыдно! Стыдно, что ты — мой сын!

— Вот это откровение! — саркастично скалюсь. — Может, поедешь домой и обсудишь это с Марком?

— А может, хватит все время переводить на него?! У Марка свои проблемы, и он не виноват, что ты не можешь быть нормальным мужем и отцом!

— Пхах! — с трудом сдерживаю хохот и откидываюсь на спинку дивана. — Вот как раз в этом…

— Соберись сейчас же! — пощечина обжигает и заставляет, слегка протрезвев, взглянуть в лицо матери. — Ей рожать через две недели, а ты ведешь себя, как последний алкаш!

— Вот именно. Две недели! Кроватку я собрал, что ты от меня еще хочешь?

Мама пыхтит, не в силах придумать новые упреки, потом хватает мешок с бутылками и выходит, хлопнув дверью.

Сам виноват. Решил, что у меня может быть нормальная жизнь. И ведь было-то как раз все нормально! Я, Юра… Уютные вечера, крепкое плечо рядом. Чего мне не хватало, а? Нет, блин, захотел стать отцом. А ведь природа не просто так сделала меня геем. Естественный отбор, эволюция. Бла-бла. Но я-то решил, что самый умный. Пошел на поводу у эмоций, пересмотрел блядских романтических комедий. Как бы это было мило! Как красиво рисовалось в фантазиях! Мы с Саньком учим малого кататься на велосипеде, Юра рядом… Почти шведская семья! Какой ребенок может похвастаться тем, что у него сразу трое родителей?..

Когда Юра сказал, что не готов делить меня с женой и ребенком, не хочет быть вечным тайным любовником на вторых ролях, я подумал: ну и шел бы ты на хрен, чертова истеричка. «Кем я буду? Чужим дядей, другом папочки, с которым ты ездишь типа на рыбалку?» — спрашивал он. А я не понимал, что его не устраивает. И какого хрена он выкатывает мне претензии, если мы все равно не собирались докладывать публике о наших отношениях. «Устал от вечной лжи!» — бросил он, собирая вещи. А кто не устал?! Какие у нас варианты? Пойти на улицу в стразах, перьях и с транспарантом, чтобы нас обоих отметелили до кровавых соплей? Если повезет — убили бы, если нет — превратили в двух калек с инвалидностью. Вот она, правда, живите по правде, господа!

Я убеждал себя, что мне не нужны отношения с таким человеком. И все шло так гладко! Я и забыл, каково это — когда тобой гордятся родные. Когда никто не спрашивает, как там у меня на личном фронте. Только радуются, похлопывают по плечу. Я в кои-то веки снова почувствовал себя частью семьи. Все остальное казалось такой несущественной хренью… Ровно до тех пор, пока эта самая хрень не начала меня душить.

Если бы я только сразу понял, как сильно Юра был прав! Я будто влез в чужую одежду, нацепил маску, которая стала разъедать мое собственное лицо. В какой-то момент я понял, что гордятся родители не мной, а тем выдуманным парнем, который готовится их порадовать внуком. И это, черт подери, был не я. Мне не хватало кислорода, жизнь превратилась в отвратительную сломанную карусель, которая крутится быстрее, быстрее и никак не может остановиться. Как будто увидел в парке красивый аттракцион, купил билет, пристегнулся, готовый к приключениям, а потом тебя начинает мотать и колбасить до тех пор, пока ты не выблюешь на себя все кишки.

А хуже всего, что я, наконец, понял, что самой лучшее, что со мной было, самый нужный мне человек остался там, на земле. Вот только доперло слипшком поздно, когда я был уже прикован, приварен, припаян к этому чертовому колесу. И теперь я могу лишь молча наблюдать, как Юра гуляет с кем-то другим, пока меня мотыляет из стороны в сторону на этой садистской карусели.

Я люблю его. Три коротких слова, проще некуда. И что я делаю? А я сижу с женушкой под ручку, с новоиспеченной мадам Озолс на ужине с друзьями семьи. Мама, папа, Тамара с мужем и долбанутой голой собачонкой — и мы с Сашей. «Вам положить добавку форели?» Будьте любезны. А крысиного яда у вас не найдется?

Я ненавижу себя. Три коротких слова, которые я повторяю каждое утро, подходя к зеркалу в ванной, и каждый вечер, глядя в потолок. Я сделал несчастными сразу троих: себя, Сашу и маленького человека, который еще не подозревает, в какой мир собирается прийти. Я не могу сейчас оставить Сашу, я нужен ей. Беременность далась ей нелегко, и последние недели она передвигается с трудом. Я сам уговорил ее, когда она пыталась все отменить. И сам теперь должен отвечать за это. Я пытаюсь, я искренне пытаюсь подбадривать ее, глядя в ее осунувшееся бледное лицо. Но временами становится так погано на душе, что проще обняться с текилой и отключиться. Хоть ненадолго.

Нет, я должен прийти в себя. Иначе сейчас мать войдет в кураж, потащит Сашу в Москву. Потом предложит пожить с ребенком у них в доме, и Саша опять окажется в душном плену моей матушки.

Буквально за шкирку стаскиваю себя с дивана, иду в ванную и, сунув голову под ледяную воду, жду, пока череп не начнет сводить. Холод потихоньку вытесняет дурман текилы, и я, растеревшись полотенцем, двигаю на кухню.

— … всего на пару недель, как раз восстановишься после родов, — уже атакует Сашу моя мать. Родила бы уже третьего, честное слово! Или усыновила слепоглухонемую сироту — лишь бы от нас отстала.

— Она никуда не поедет, — прислоняюсь к косяку.

Саша поднимает на меня затравленный взгляд. Черт, ненавижу себя. Или я это уже говорил? Видимо, недостаточно.

— Это не тебе решать! — возмущается мама.

— Ну, вот, что, — подхожу к Саше, сжимаю ее плечо, пытаясь хоть как-то ее приободрить. — Если хочешь общаться с внуком, собери сейчас же чемоданы и езжай к Марку в «Богему».

— Ты что такое говоришь? — мать меняется в лице.

— Ты до-ста-ла. Понимаешь? Вот ты где уже! — чиркаю пальцем по шее. — Ты можешь оставить нас всех в покое? У Саши есть своя мать, если надо, она приедет и прополощет ей мозги.

— Ян… — Саша ежится под моей рукой, желая избежать скандала. Но кто-то должен поставить на место маму — и я это сделаю.

— Ты лезешь, куда просят и не просят. Ты должна организовывать свадьбу, ты должна выбирать коляску, врача, сраный конверт на выписку. Ты привыкла играть в кукольный театр: суешь всем в задницу руку по локоть и вертишь так, как тебе хочется. Может, хватит?!

— Я же пыталась помочь! — у мамы на глазах появляются слезы, но я больше не собираюсь вестись на ее попытки выдавить жалость.

— Спасибо тебе огромное за это. Но от тебя уже дышать нечем. Ты Марку семью разрушила, теперь пытается то же самое провернуть со мной. А то вдруг кто-то сорвется с твоего поводка! Послушай сейчас внимательно: ты больше не будешь приезжать к нам без предупреждения. Ты больше не будешь повторять больше одного раза вопрос «Вы приедете ко мне?» И никаких «А почему? Я же пирог испекла!». Изжога у меня от твоих пирогов! И у Саши изжога!

— Да что ж я вам всем такое сделала?! — всхлипывает мама, опустив голову на руки.

— Катя, послушайте… — вмешивается Саша, мама по обыкновению не дает ей договорить.

— Я всю жизнь вам посвятила! Растила вас. Дала лучшее образование. Шила костюмы для утренников. Я делала все! И где благодарность?! Одна ложь! Привести в дом женщину, не сказав мне, что брак фиктивный…

Я сглатываю и кошусь на Сашу: это еще что за новости?! Об этом кто умудрился проболтаться? Судя по взгляду жены, она тоже понятия не имеет, откуда утечка.

— Но я ничего подобного не… — пытаюсь оправдаться, но мама отмахивается.

— При чем тут ты?! Я про Марка! Ты вот можешь поверить, что они с Леной поженились по расчету? Я с ней носилась, а… — мама обреченно качает головой. — И что? Марк отдает ей все отели. Безо всякого суда. Просто так — нате, распишитесь.

— Как?! — офигеваю окончательно.

— Вот так! И все из-за какой-то там шмары. Говорят, она даже замужем! И вместо того, чтобы прийти ко мне, попросить совета, помощи, он отдает весь бизнес и собирается уезжать в какой-то Светлогорск! — мама встает из-за стола. — Может, к своей любовнице, унижаться… Но вы же самые умные, давайте, воротите очередные ошибки. Еще прибежите…

— Нет, — вдруг подает голос Саша.

— Что? — мама аж моргает от неожиданности, видимо, впервые слышит это слово от Саши.

— Никто к тебе не прибежит, — пытаюсь ее поддержать.

— Я не об этом, — Саша снимает мою руку с плеча и медленно поднимается. — Нет, Катя, Марк уезжает не к своей шмаре.

— Ты-то откуда знаешь?

Меня одолевают нехорошие предчувствия.

— Ты уверена? — тихо спрашиваю у Саши. Отговаривать не буду, пусть поступает, как считает нужным.

— Да, — она снова поворачивается к моей матери. — Я, Катя, знаю лучше, чем кто бы то ни было. Потому что эта шмара — я.

— Что ты такое говоришь? — хмурится мама недоверчиво.

— Мы с Марком переспали. Тогда, в «Богеме». Это со мной он изменил своей жене. Как видите, я здесь, значит, в Светлогорск он едет не к кому-то, а от кого-то.

Какое-то время мама молча переводит взгляд с Саши на меня, потом обратно.

— Да нет же… Бред какой-то. Не может быть! Ты… Ты знал?

— Знал, — спокойно киваю я. Странно, я боялся, что однажды это случится, а теперь мне вдруг становится легче. Даже какое-то умиротворение разливается по венам.

— А этот ребенок?.. — мама смотрит на Сашин живот, а потом вдруг трясет головой, как сумасшедшая. — Нет, нет и нет. Не хочу больше ничего слышать. Разбирайтесь сами… Содом какой-то!

Вылетает с кухни, с грохотом обо что-то споткнувшись, ругается и охает из коридора, а потом до нас доносится хлопок входной двери, и в квартире становится тихо.

— И что теперь? — спрашиваю у Саши. — Ты ведь понимаешь, что через пятнадцать минут об этом будет знать все родственники, родственники друзей и друзья родственников и вообще каждый, кто встретится матери по дороге?

— Мне уже все равно. Я больше не могу так. Пусть я лучше буду растить ребенка одна, чем с утра до ночи бояться, что кто-то узнает правду. Хочешь — скажи ей, что ты не отец. Хочешь — нет. Но брак… Вся эта история изначально была огромной ошибкой.

Мне кажется, или мое чертово колесо остановилось? И я могу спокойно вздохнуть полной грудью, осмотреться и отстегнуть ремни?

— Ты меня ненавидишь?

— Дурак, — Саша слабо улыбается. — Я тебя люблю и всегда буду любить. Просто давай ты лучше будешь моим лучшим другом-геем, а не мужем?

— Знаешь, это лучшее, что я слышал от женщины, — обнимаю ее к себе так крепко, как только позволяет ее необъятный живот.

Саша шмыгает мне в плечо, и в любой другой момент я бы пошутил насчет ее беременной плаксивости, но сейчас у самого к горлу подкатывает ком.

— Наворотили мы с тобой… — шепчу, поглаживая ее макушку.

— Ян, — Саша отстраняется и заглядывает мне в глаза. — У меня к тебе последняя просьба.

— В смысле «последняя»? А дальше что?

— Ну, в качестве жены. Займись документами на развод. Я сейчас всего этого не потяну. Сейчас меня в самолет все равно не пустят, а после родов сразу поеду к маме.

— А Марк? Ему ты ничего не собираешься говорить?

— Не знаю, — Саша трет виски. — Хватит пока того, что меня твоя мать возненавидела. Еще и Марк… Он ведь не простит меня, да?

— Да ну, он, конечно, злопамятная зануда, но не до такой же степени!

— Не говори так про него!

— Ты что, влюбилась, что ли? — недоверчиво вглядываюсь в ее порозовевшие щеки.

— У него сейчас своих проблем выше крыши, — вздыхает Саша. — Куда ему я… Еще недели две, так что есть время подумать.

— Уверена? Если хочешь, я с ним поговорю…

— Я хочу, чтобы ты поговорил с Юрой. Ты ведь его любишь?

— Откуда ты?..

— А зачем еще смотреть матчи человеку, который ненавидит футбол? — улыбается моя догадливая женушка. — Давай, поезжай, — морщится и потирает поясницу. — Мое вам благословение.

Я не верю своим ушам. Полчаса назад я подумывал о мыле и веревке, а теперь у меня за спиной будто крылья выросли. Неужели вот так просто разрубился весь этот гордиев узел?!

— Правда? — по-детски переспрашиваю я.

— Давай уже, у тебя же ноги чешутся. Скажи ему, что бросил свою кикимору, и теперь вас никто не разлучит.

— Я это… — кричу ей уже из коридора. — Я, может, ночевать не приду! Но завтра принесу тебе вот такущее шоколадное мороженое!

— Еще бы ты не принес, иначе тебя никто в дом не пустит! — доносится до меня из кухни и я, застегнув пуховик, мчу на улицу.

Февральская метель бьет в лицо, ветер сбивает с ног. Нет, я точно в каком-то кино! Представить только: сейчас я приеду к Юре, встану под окнами и, наплевав на всех, крикну, как сильно его люблю! Мой собственный хэппи-энд, с ума сойти!

Сажусь в машину, выезжаю с парковки и, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю, включаю радио. Но вместо романтичной музыки, которая бы соответствовала моему настроению, попадаю на прогноз погоды.

— …На Прибалтику с юга надвигается мощный циклон, в Калининграде и области ожидается рекордно низкая температура. Порывы метра до двадцати метров в секунду, возможен град, метель, гололедица. МЧС рекомендует местным жителям воздержаться от поездок за рулем и по возможности остаться дома, занятия в школах будут отменены до понедельника…

Н-да, не повезло Марку. Из всех мест, куда можно было уехать, он выбрал именно Калининградскую область. А мог бы сейчас праздновать развод где-нибудь в Коста-Рике… Хотя… Чего ему там праздновать? Остался без отелей, над которыми трясся всю сознательную жизнь, бывшая жена — в психушке. У него никого не осталось.

Совесть поднимается изнутри горячей волной. Щемит в груди, сдавливает глотку и, наконец, добирается до головы. Твою мать… У Марка никого не осталось в том числе из-за меня. У него вот-вот родится сын, а он об этом даже не подозревает. Корит себя за то, что переспал с моей невестой, хотя из нас двоих виноват только я — и виноват по самые уши. И вот как я теперь должен радоваться примирению с Юрой? В конце-то концов, я что, последняя скотина? Придется отложить хэппи-энд.