Не твоя семья

— Вы что-то хотели, Маша? — приподнял бровь. Ох, чую, неспроста ждала меня.

— Да нет… Случайно встретились, — и нижнюю губу эротично прикусила. Ох, Геля, сколько ты меня на голодном пайке держишь, что шлёндра дешевая заставила ствол в штанах дернуться.

— Всего хорошего, — кивнул с мыслью, что приеду домой и поцелую Гелю. По роже, вероятно, получу, но не могу больше. Мне хоть чуточку ласки, одно прикосновение, поцелуй, нежная улыбка. Потом пойду по привычной схеме со смазкой в душевую, пока Геля не поманит пальчиком в спальню. Надеюсь, она тоже хочет. Мы оба ведь здоровые и молодые: тело просит свое, не меньше, чем душа. Земля промерзла, копать больше не получалось…

— Постойте, Тимур Викторович! — Маша эта не отступала. — А вы в курсе, что вам жена изменяет?

Я застыл в полушаге. Что она сейчас сказала? Что?!

Обернулся, злым взглядом осмотрел девчонку, рукой махнул водителю и, схватив сучку за руку, засунул в машину. Такими заявлениями просто так не разбрасываются. Безнаказанно.

— Что ты несешь, дура?

Маша опешила от моей резкости. А чего ожидала? Что я галантно позволю оскорблять мою жену?!

— Я не… — и отвернулась, потупив глазки.

— Сюда смотри, — больно схватил за подбородок. — Что тебе нужно? Ты какого ху… художника мою жену помоями поливаешь!

Молчит, только глаза выпучила и смотрела овцой кроткой.

— Отвечай! — сжал сильнее.

— Это правда! — вырвала подбородок. — Ваша Гелечка крутит жопой перед всеми статусными мужиками в компании! Один директор ей крупные заказы, другой подарки. Только пришла, а ее в каждую дырку пропихивают! Знаете, где она сейчас?

Я молча сверлил тяжелым взглядом.

— На корпоративе.

— А тебя что, не пригласили? — холодно бросил.

— А он не для всех. Только для избранных. Для боссов и их подстилок. Ваша спит с Реутовым. А, может, и с Богомоловым. Тройничок, — и пошло так улыбнулась. — Я бы такому мужчине, как вы, не изменяла. Люблю грубость. В самое горло люблю… — облизнула губы и змеей сползла с сиденья. Совершенно не стесняясь водителя, собиралась ублажить меня орально.

— Вон пошла, — схватил за волосы и буквально вышвырнул из машины. — Андрюх, гони домой, — велел, достав телефон: включил геолокацию и отследил мобильный жены. Она в Сколково. Эта тварь Маша врет! Не может Геля так. Не может!

Я набрал жену. Снова не берет. Несколько раз после ее пропущенного звонил — не отвечала.

— Гони, Андрей, что мы стоим! — нервничал. — Мигалку включи!

Мы домчали из Делового центра до нашего дома минут за двадцать, практически рекорд.

— Подождать, Тимур Викторович? — Андрюха свой человек, видел, что взвинчен до предела, да и слышал грязные предположения дешевой мрази.

— Езжай, до завтра.

Я поспешил в дом. Было тихо. Видимо, Егор уже лег. Я перескакивал через ступеньки, чтобы быстрее найти жену. В спальне пусто. Снова позвонил ей. Телефон лежал на кровати. Черт!

Бросился в спальню к сыну. Шрек залаял, учуяв меня.

— Папа писол! — вскочил Егор.

— Привет, — обнял его и потрепал по темным волосам. — Прости, задержался, — и на тещу глянул. — Я Геле звоню целый вечер. Не знаете, где она? Телефон дома оставила.

Людмила Тимофеевна перевела на меня взгляд, тяжелый, хмурый. Она обиду за дочь и внука не простила, но в позу никогда не становилась.

— Корпоратив у нее вроде бы. Сказала, будет не поздно.

— Ясно, — мрачно ответил и попытался сыну улыбнуться. — Я сейчас за мамой съезжу и приеду. А завтра выходной, будем целый день вместе.

Только сначала его мать заберу и вытрясу из нее правду. Если узнаю, что… Что спит с кем-то… Не знаю, что сделаю. Задушу! А-аа!

— Любовь Тимофеевна, а Геля случайно не говорила, где корпоратив? — как сложно было звучать спокойно. Чтобы не напугать ни сына, ни тещу.

— Не помню, — задумалась. — То ли патрон, то ли портал.

Шестеренки работали в ускоренном режиме. Портал. Точно. Есть такая понтовая площадка для мероприятий на Кутузовском. Я рванул туда. Погода мерзкая, но время позднее, доехал относительно быстро. Пока не знал, что делать буду. А вот когда ламба тормознула возле «Портала», понял, что. На другой стороне возле такси стояла Ангелина, рядом тот самый Реутов. Он притянул ее к себе и поцеловал. Убью!

— Мудло! — резко схватил за плечо, развернул и вмазал в морду. Дальше закрутилось. Я бил, и меня били. Ангелина кричала. На мне повисла. Как раз тогда, когда занес кулак. Этот Реутов, гребаный урод, тоже занес.

— Тимур, пожалуйста! — Ангелина схватила меня за шею, в глаза смотрела, лихорадочно дрожала. — Перестань, не нужно. Поехали… Поехали домой.

Я едва сумел сконцентрировать на ней взгляд — испуганная, дрожащая, такая невинно соблазнительная. Сучка! Неужели изменяет мне! А-аа! Она целовалась с другим!

— Поехали, женушка. Поехали… — схватил за руку и потащил к машине.

— Куда ты тащишь ее? — Реутов не унимался. Защитник, мать твою.

— Исчезни, — повернулся и сквозь зубы прорычал. — Уничтожу.

— Пока Ангелина не скажет, что все нормально…

— Все нормально, — поспешно ответила Геля и потянула меня к ламбе. Я открыл пассажирскую дверь и буквально зашвырнул жену на переднее сиденье. Рванул с места. Себя не помнил от гнева. На жену смотрел и порвать хотел. Сидит, в пальто кутается, в окно смотрит. Неужели стыдно? Да, Геля, ты реально очень изменилась. А я тоже хорош! Мне только кулаками махать. Министр, млять, будущий. Куда мне с такой рожей. Порывисто рукавом вытер кровь, заливавшую веко. Бровь, падла, рассек мне.

— Семеныч, здорово, — набрал знакомого в органах. — На Кутузе в районе «Tha Portal» инцидент случился. Нужно изъять записи с камер, чтобы ничего и никуда. Все, давай. Добро. С меня магарыч.

На жену посмотрел, снова злость взяла, резко дал руля, съезжая с шоссе. Остановился в каких-то кустах промзоны.

— Что скажешь? — угрожающим шепотом повернулся к ней, глуша мотор и выключая фары. Теперь только я и она.

— Это случайность. Я не хотела…

— Не хотела?! — переспросил саркастично. — Весь офис гудит, что ты крутишь жопой перед мужиками!

— Я тебе сказала! — Ангелина тоже перешла на крик. — Это случайность! Реутов сам полез!

— Значит, ты ведешь себя так! Значит, он понял, что тебя можно развести на трах!

Щеку обожгло от звонкой пощечины. Ручка маленькая, а бьет прилично.

— Не смей, понял! Не смей со мной так разговаривать! — и снова ударила, да еще по той же щеке! — У меня в жизни было всего два мужчины! А у тебя, мерзавец?! У тебя! — голос срывался, в глазах слезы. — Я любила тебя, так любила…

Я схватил Ангелину, колошматившую меня по плечам, спине, лицу, и перетащил к себе на колени. Обнял крепко, мучительно нежно губами приник к шее, слушал ее. Неужели прорвало? Стена безразличного отчуждения рухнула…

— Как ты мог? Как ты мог!

— Бей, девочка, бей. Белоснежка моя. Любимая. Бей.

— Ты бросил меня. Бросил сына. Бросил, когда был нужен больше всего. Я умирала без тебя. Каждый день умирала! — Ангелина плакала, не стесняясь, но запал вышел. Выдохлась, на грудь мне упала. — Ты убил меня прежнюю. Ты…

— Прости меня, Геля. Прости, девочка, — хрипло начал. Мне тоже пора излить душу. — Я повел себя как дерьмо. Я очень боялся, что мы будем страдать… Это так страшно и больно… Я был трусом, Геля. А ты сильная смелая девочка. Любимая моя. Люблю тебя…

— Ты не любил меня! — вскинула голову, взъярилась с новым запалом. — Любящие мужчины не бросают и не изменяют! — ткнула меня в грудь.

— Я любил тебя, — сжал стройные бедра. — И люблю! Я не изменял тебе. И ты не будешь! — потерся об нее напряженным пахом. — Ты моя жена и будешь верной мне, а я тебе!

— У нас фиктивный брак… — поняла, что все, мы перешли грань, когда можно остановиться: протестующе уперлась ладонями мне в плечи, но совсем не уверенно. Слишком много желания и возбуждения во взгляде. Розовый язычок по губам пробежался, слезы высохли, грудь бурно вздымалась. Злость — очень сильная эмоция и легко меняет цвет: с черного на красный.

— Нет. Настоящий… — и прижался к ней. Целовал, как первый раз, и Геля отвечала. Бурно и неистово. Пальто полетело на приборную панель. Я запутался в молнии, но сумел добраться до крепкой груди. Она стала больше и сочнее. Как вкусно брать в рот розовые соски.

— Не могу больше, Геля…

Чертовы колготки! Я зарычал. Не могу ждать! Рванул тонкую ткань и насадил на себя с хриплым рыком. Моя жена стонала со мной в унисон. Она была сверху. Боже, что она вытворяла своими роскошными бедрами! Две минуты, и я захлебнулся хмельным блаженством. Ангелина, уставшая, со взмокшими на лбу тонкими прядками волос и рваным дыханием обняла меня за шею. Люблю. Очень люблю.

— У тебя кровь… — провела пальцами по лицу. Собрать пыталась. — Нужно… нужно…

— Забудь… забудь, милая.

Брюки застегнул, когда уже заехал в гараж. Остановил бы патруль, и объясняй, почему заместитель министра торговли и промышленности со спущенными штанами и орудием в полубоевой готовности ездит по городу. А еще почему жена в порванных колготках и платье, задранном снизу и содранном сверху, едва прикрытая моим пальто, в шальной полудреме лежит на сиденье.

Я вышел из машины, поправил одежду и, закутав жену потеплее, подхватил на руки. В дом понес, в свою спальню, сегодня мы переночуем у меня, а завтра будем спать вместе в нашей супружеской постели.

— Тим, я… мы… пойду к себе…

— Нет, Белоснежка моя, не пойдешь, — сжал хрупкие плечи, в ошеломленные глаза заглянул. — Нам обоим это нужно… Очень нужно, — целовать начал, медленно и настойчиво. Я стягивал с нее платье, разорванные трусики остались в машине, лифчик полетел куда-то в сторону. Колготки только на мусорку.

— Геля, Гелечка… — порывисто избавлялся от своей одежды, рассматривая ее совершенное тело. Длинные ноги, плавный изгиб бедер, по-женски плоский, но мягкий животик, груди, крепкие, высокие, с острыми пиками сосков. Для меня — идеал. Прекраснейшая из женщин. — Скажи, что тоже хочешь… Скажи, любимая… — гладил ее внизу, затем опустился и поцеловал живот. Она моя, и мне не стыдно и не брезгливо ублажать всячески.

— Хочу, очень хочу… — зарылась пальцами мне в волосы. Я мягко толкнул ее на постель и снова вошел в теплую податливую плоть.

Этой ночью мы уснули только утром. Столько лет не были вместе. Я кончал в нее, свою жену, и я хотел, очень хотел, чтобы наша страсть дала плоды. Я хочу еще детей. Ангелина моя. Я так хочу, чтобы она осталась со мной…

Глава 28

Ангелина

Боже мой! Я села в постели, осмотрелась, руку к губам приложила. Поле битвы — гостевая спальня. Вещи, обувь, рваные колготки и смятое пальто. Тело ныло и болело, между ног саднило, но это не было неприятно. После хорошей фитнес-нагрузки не разогнуться, клянешь все на свете. После секса что-то схожее, только хочется еще, и неважно, что походка, словно с коня слезла.

Тимур спал, сбросив подушку на пол, а скомканное одеяло прикрывало только бедра. Бровь запеклась кровавой корочкой, на простыне тоже алые разводы. Ну и ночь. Взгляд скользнул ниже: мускулистые длинные ноги, загорелая широкая спина, напряженный… снова напряженный пах. Господи, мы же столько за ночь… Откуда у него эта мощь? Неужели реально воздерживался все эти месяцы?

Я сползла с кровати, абсолютно голая и полностью обессиленная. Наручные часы Тимура лежали рядом с брюками. Шесть утра. Слава богу, еще все спят.

Я подхватила остатки когда-то одежды и выскользнула в коридор. Платье, колготки и бюстгальтер можно в мусорку. Я бросила их в угол и шагнула в душевую. Вся в мужском семени, со следами пальцев на бедрах, парой засосов и укусом на соске. Как же я выжила?! Я уже успела забыть, что муж у меня страстный и ненасытный.

Я быстро вымылась и, переодевшись в свежую сорочку, почувствовала себя более-менее прежней. Легла в постель: не смогу уснуть, подумать нужно: как быть теперь? Как общаться? Фиктивный брак официально стал настоящим: скреплен, так сказать, плотью. Говорить: «ничего не было, давай забудем» бессмысленно. Я ведь могу еще и забеременеть… Нет, даже испугаться нет сил. Я широко зевнула и всего на мгновение закрыла глаза. Чуть-чуть… совсем… отдых… телу…

Проснулась еще более разбитая. Лучше бы не ложилась. За окном серая взвесь, сложно определить, который час. Я подсветила экран телефона. Двенадцать?! Ничего себе прилегла отдохнуть!

Пошатываясь, поднялась, снова приняла душ, слегка взбодрилась. В зеркало взглянула — ну и видок! Ударная ночь не прошла даром. Засосы, губы запеченные, блеск в глазах. Что же, передо мной была здоровая удовлетворенная женщина. По-хорошему затраханная.

В доме пахло едой, телевизор работал на всю громкость. Мама и готовила, и сериал смотрела. Ох, как вкусно пахло поджаркой! Она делала самое вкусное пюре и нежнейшее мясо с овощами в томатном соусе.

— Проснулась? — окинула меня острым насмешливым взглядом. — Гулена, — и рассмеялась, качая головой.

— Да мы… я… не поздно, в общем…

— Ага, видела. Задремала в гостиной. Ну вы меня разбудили… товарищи-супруги. А с лицом у мужа твоего что?

Я сделала вид, что не услышала. Я пока и сама не готова анализировать, что это было и как с этим быть. А про драку с Реутовым и вспоминать страшно. Из-за меня никогда никто никого не бил. И, если честно, приятного мало. Не знаю, как там дамы куртуазной эпохи рыцарства получали удовольствие от турниров в их честь и смертельных дуэлей, но я, кроме стыда, ничего не испытывала. Перед мужем. Паша сам виноват! Не фиг руки распускать!

— А где Егор?

И Тимур? Но о нем промолчала.

— Гуляет с отцом и песиком вашим. Милах такой.

— Кто? — не поняла. У меня вообще плохо сегодня с причинно-следственными связями.

— Ну не муж же твой! — воскликнула и махнула рукой. — Дело твое, доченька. Жизнь жить тебе. Если считаешь, что можешь простить, то с богом. Но не делай этого ради чего-то или кого-то. Только ради себя.

Я не успела ответить. Шум и гам ворвался в дом. Мои вернулись с прогулки. Тимур ведь тоже мой. Но… Простила ли я? Он вчера успокаивал, прощения просил, обнимал, гладил по волосам. Такая нежность. Я могла бы забыть про измену, да, именно измену. Это только технически произошло после развода. Точнее, после подписания бумажки. По сути, муж сразу полез на другую: то ли утешался, то ли долго сдерживался. Сейчас верила, что не спал с Марьяной до своего ультиматума и моего решения. Я, возможно, могла бы простить и забыть предательство меня как женщины, но как быть с сыном? Нашим! Тимур вычеркнул нас обоих из жизни на три года! Жил прекрасно, не вспоминал и не интересовался. Если бы не ошибка в загсе, так бы и остались никем для него. Он бы и не вспомнил про нас. Как можно доверять Тимуру? В здравии, красоте, при памяти и уме — да. Пока соответствуем его высокому стандарту, а если несчастье произойдет? Ни от чего нельзя зарекаться.

— Геля… — я задумалась, и Тимур оказался слишком близко. — Ты как?

Я бросила быстрый взгляд и отвернулась.

— Нормально. Егор, давай садись кушай, что ты играешь с едой!

Я отступала от мужа, нужно принять какое-то решение, выработать стратегию, потом уже обсудим, как нам остаться в рамках контракта в сложившихся обстоятельствах. Вряд ли теперь Тимур позволит аппелировать к фиктивности.

— Садись, — расставила обеденные тарелки. Стол у нас круглый, и я постаралась сделать так, чтобы мы с мужем оказались на разных его концах. Он взглядом меня прожигал, если рядом буду — съест.

Я умудрялась бегать от Тимура весь оставшийся день. То с сыном, то с мамой, то со Шреком. Главное, не с Тимуром и не в одной комнате.

— Попалась… — шепнул, зажимая меня в углу, между первым и вторым этажами. — Чего ты бегаешь от меня целый день?

— Боюсь, что ты меня снова покалечишь, — и оттянула ворот водолазки. — Смотри.

— Тебе мою спину показать? — с самцовой усмешкой ответил. А еще была рассеченная бровь, сейчас заклеенная пластырем, вчера с ней вообще ужас был.

— Нет, не нужно, — смутилась и вырвалась из объятий. — Давай поговорим, когда сына уложим.

Серые глаза напротив вспыхнули огнем и тут же наполнились первобытной тяжестью. Жаждой. Тимур расценил мои слова по-своему. Нужно охладить его пыл. Все совсем не так просто…

— Ты можешь съездить в аптеку?

— Могу. Тебе что-то нужно? — сразу напрягся, обсмотрел меня. — Я причинил тебе боль внизу? — шепнул, поглаживая плечи.

— Нет. Не в этом дело. Купи таблетки экстренной контрацепции. Пожалуйста, — и ушла, оставив его переваривать.

Егор лег в девять. Мама тактично пошла смотреть сериал в свою спальню. Я стояла на своей прекрасной большой кухне и смотрела на мрачного мужа. Он купил постинор. Ничего не говорил, просто положил передо мной пачку и молча сверлил тяжелым взглядом.

— Я больше не хочу детей, — выпила таблетку. — Я не выдержу снова всего этого… — отвернулась, собираясь с силами. Затем снова на Тимура посмотрела, прямо и твердо. — Нужно что-то делать с нами.

— И что же, жена? — Тим занял выжидательную позицию.

— Мы здоровые люди и нам обоим нужен секс, — да, мне пришла в голову гениальная тупоумная идея. — Я не собираюсь изменять тебе. Что бы ты ни думал: я бы так никогда не поступила.

— Да я не думал. Мне сказали. Некая Маша про тебя слухи разводит.

— Вот же ж… — покачала головой. Стерва. Завистливая стерва. — Ничего, разберусь с ней.

— В смысле? Ты что, планируешь остаться на работе? — удивленно приподнял бровь. — После мордобоя?

— Почему нет? — я была абсолютно спокойна. — Думаю, Павел Игоревич все понял. А если нет, — послала мужу лукавый взгляд, — ты снова набьешь ему морду.

— Геля, надеюсь, это шутка! — взъярился Тимур. — Этот хрен собачий лапал тебя! Целовал! А ты…

— Подумай, Тим, что сейчас хочешь сказать, — прервала, прежде чем повесит на меня всех собак. — Слово — оно не воробей.

— Черт! — взлохматил волосы. — Я ревную, Геля. Понимаешь? Боюсь, что ты влюбишься и уйдешь. Что он… Да, что он лучше, чем я, боюсь! Этот Реутов, — вскинул голову, — он что-то значит для тебя? Скажи честно. Буянить не буду.

— Ничего не значит, — я не собиралась лгать, чтобы вывести мужа на эмоции. Хватит. Вон и так стоит красавец. Боевой сокол. — У меня с Реутовым ничего и никогда не было. Но он настойчив. Правда, — прикусила губу, — мне кажется, его пыл поутих после вчерашнего.

— Гель, пообещай, что если будет продолжать яйца к тебе катить, ты мне скажешь, и я ему их оторву.

— Мантуров, не нужно никаких физических расправ!

— Окей, — легко согласился, — я натравлю на его строительную компанию ФСБ и налоговую.

— Пожалуйста, дай мне разобраться самой.

— Ты моя жена, Геля! — крикнул и тут же осекся. Да, мы не одни. — Как я могу спустить такую хню на тормозах! — тихо кричал.

— Я никогда тебе не изменяла. У тебя нет оснований не доверять мне. Но в любом случае — у нас временный брак. Фиктивный.

— Больше нет, Геля. Вчера мы переступили черту. Я этого не забуду. Слишком хочу тебя, жена.

— Я тоже хочу, — смело встретила его взгляд. — Поэтому предлагаю в наш фиктивный брак внести изменения. Нам обоим нужен секс для здоровья. Только у меня условие.

— Какое же? — вкрадчиво спросил, подбираясь ближе. Тимура приглашать дважды не нужно.

— Никаких других женщин. Если ты спишь со мной, то больше никого. Я должна быть единственной. Подходит?

— Ты для меня всегда была единственной, — и обхватил за бедра, на столешницу усадил, сорвал водолазку и поцелуем впился в шею.

— Врешь, Тим, — сказала не без горечи.

— Ангелина, — посмотрел прямо в глаза, — я очень виноват перед тобой. И я совсем не святой. Но в жизни я любил только одну женщину. Это ты, — и поцеловал в губы. Я поверила ему. Не простила, но поверила.

В понедельник утром я сразу поднялась на пятидесятый этаж. Я, конечно, бравировала перед Тимуром, но на самом деле не была уверена, что Реутов не выкинет какой-нибудь финт. Уязвленное мужское самолюбие способно на многое.

— Павел Игоревич занят, — секретарь Реутова буквально грудью встала на проходе.

— Сообщите, пожалуйста, что Ангелина Мантурова хочет срочно с ним обсудить важный проект.

— Я еще раз повторяю: Павел Игоревич велел не беспокоить его.

— Вы ему передайте. Я думаю, он будет рад, — наигранно улыбнулась.

— У нас здесь камеры: если бы Павел Игоревич был рад, то уже дал бы об этом знать, — сказала чересчур ревниво.

Роскошная дверь в не менее роскошный кабинет неожиданно открылась.

— Заходите, Ангелина, — и на секретаршу строго посмотрел: — Я рад, — наигранно улыбнулся во весь рот.

Я остановилась прямо на ковре. Паша замер у витражных окон. Идеально уложенные волосы, яркие голубые глаза, брутальная небритость, только разбитая, раздувшаяся губа выбивалась из образа сексуального мега-босса.

— Болит? — только и спросила.

— Фигня, — криво усмехнулся. — Прости, Ангелина. Я не должен был распускать клешни. Я крупно подставил тебя. Все нормально? Твой мавр не обидел тебя? — всматривался в мое лицо, по руками скользнул, шею глазами ощупал. В курсе, где мужики оставляли следы грубого обращения.

— Нет, мой муж против насилия. Замминистра, сам понимаешь.

— Ага, — дотронулся до квадратной челюсти, — понимаю, — и хмыкнул. — Ангелина, — очень серьезно начал, — ты зацепила меня. Знаешь, когда жена ушла… Хреново было. Больно. Ну я и решил, что пусть больно будет всем. Вообще всем. Верность, семья, брак… Лицемерие одно. Поверь, за два года ни одна жена не отказала мне. Чужая жена, и все туда же, скачет по х… — осекся, не стал материться. — Я привык, что так и будет. Ну и мужья меня не лупили раньше, — тихо рассмеялся.

— Я говорила, чем чревато приставание ко мне, — дернула плечиком.

— Да, ты не преувеличивала. Я рад, Геля. Возможно, пора не быть таким мудлом и не грести всех женщин под одну гребенку.

— Обобщать — это всегда плохо.

— Оставайся на работе, Ангелина. Я все понял. Стоило получить по морде, чтобы понять. Спасибо. Оставайся, если, конечно, муж не против.

— Муж мне доверяет, — я шагнула к нему, — Паш, ты оглядись по сторонам. Предательство — это больно. Поверь, я проходила через это. Но это не конец света. Тем более не стоит приближать Армагеддон своими руками.

Я с легким сердцем пошла к двери. Работать.

— Ангелина, — я обернулась, — твой поцелуй стоил того, чтобы получить в морду.

Я закатила глаза. Что, опять?!

— Твой муж любит тебя. Поверь, я точно понял.

— Он просто собственник, — наигранно легко ответила.

— Нет, — серьезно покачал головой, — это любовь.

Я ничего не сказала. Пока не могу об этом думать. Тимур говорил, что только я… Только меня любил, и я даже верила, но иногда одной любви недостаточно. Я точно знала. Тимур любил меня и бросил однажды.

Я спустилась на этаж нашего отдела. Теперь бы с Машей разобраться. Сплетни обо мне разводит, к мужу моему лезет. Я видела, как смотрела на него.

Тут не только желание мне нагадить, тут еще и большая охота на Тимура Викторовича запрыгнуть.

— Карина, а ты не знаешь, куда Мартынова делась? — позвонила подруге. Она же кадрами занималась.

— Слушай, ее уволили одним днем, — поделилась Карина. Мне Макс приказал еще в субботу готовить документы.

— А что случилось, не знаешь? — взволнованно прикусила щеку.

— Он не говорит. Сказал, что его попросили очень настойчиво и очень влиятельные люди…

Ясно. Мантуров постарался. Но я не злилась за такую заботу. Маша полезла не к тому человеку: мой муж никогда не позволит оскорблять, унижать, поливать грязью свою жену. Больно мне имел право делать только он. Вот такой у меня мужчина. Муж…

Глава 29

Тимур

— Не уходи, Гель… — обвил рукой талию и рывком затащил под одеяло, под себя подмял, лаская зацелованные губы. — Останься со мной.

— Тим, перестань, — она улыбалась и мотала головой из стороны в сторону, пытаясь избежать поцелуя. — Я устала и спать хочу. Завтра на работу.

— Так спи, малышка, — навис над ней. — Клянусь, не буду долго приставать.

— Долго точно не будешь, — дерзко рассмеялась. — Ты, Мантуров, скорее спринтер, нежели марафонец.

— Зато я восстанавливаюсь моментально, — и потерся об нее пахом. Пятнадцать минут, и я снова в боевой готовности.

— Тим, расслабься, секс — не повод спать вместе, — толкнула в грудь и выбралась из-под меня. Обнаженная, с темным волнистым покрывалом волос почти до талии, длинными ногами и крепкими ягодицами. Это не задница, это мечта! Геля подхватила тонкую сорочку и надела, пряча соблазнительное тело в шелковый панцирь.

— А если я опять захочу? — лег набок и подпер голову ладонью.

— У тебя мастер-спальня. В ванной поможешь себе сам. Я и так облегчила тебе жизнь: копать теперь не нужно.

— Геля, останься, — я стал полностью серьезным. Я хочу не просто секса. Я хочу засыпать и просыпаться вместе. — Геля… — взглядом надеялся достучаться, показать, как нужна мне. Словами пытался, но не вышло. Делами вроде бы тоже, но пока мало. Одного доброго дела всегда мало, чтобы искупить три года моего равнодушия. Мне не было все равно, никогда не было плевать на жену, но я так боялся сдаться и сорваться, что отгородился даже от мыслей о ней. О сыне тогда не думал. Для меня его не было. Но сейчас все иначе. Он — моя кровь, второй главный человек в жизни. Ангелина первая. Она всегда первая. Все после нее, и даже я сам. Любимая женщина, которая не хотела со мной больше общего: у нас есть сын, но никаких еще детей. Со мной? Или вообще? Как бы ни было, а по-любому вина только моя. Я взрастил в ней страхи и убил веру в мужское плечо. Смогу ли убедить, что надежен? Не знаю, но буду пытаться. Хочу ли я сам еще детей? На эмоциях — это одно, а если по-честному? Те же страхи, что у Гели: в себе. Мне все это нелегко далось. Сейчас готов рубашку на груди рвать, что я надежен как скала, а если снова плохие анализы, результаты, диагнозы? Сейчас уверен, что все смогу, а так… Только демагогия. Нужно делом доказывать. А как жене мне верить, расслабиться и пройти путь длиною в девять месяцев? Нужно доверие, а его у нее нет. Надеюсь, моя любовь к ней и сыну покажет, что я достоин быть рядом с ними. И сам себе докажу это.

Ангелина смотрела на меня, пыталась выглядеть игриво равнодушной, но я чувствовал терзавшие ее хрупкую душу сомнения. Она сдавалась на их милость. Уходила. Доверяла им, не давала шанса мне.

Я вздохнул и, положив вторую подушку под голову, уставился в стену. Жена отдавала мне свое тело, очень щедро отдавала, но душу и сердце прятала за семью замками. Я, конечно, дурак. Надеялся, что после секса заживем: в нашу спальню переберусь, целовать жену буду, когда вздумается. Ага, как же! Ангелина шла на контакт ночью, но никаких простых, обычных, бытовых нежностей. Только секс, ничего личного. Нейтралитет днем. Жаркая эротика ночью.

В обед у меня была назначена очень интересная встреча. Ангелине бессмысленно что-то запрещать. Упертость — качество, которое раньше не замечал в жене. Сомневаюсь, что оно приобретенное, просто раньше ей не нужно было отстаивать себя. Геля стала ершистой, колючей, острой и резкой. Очень надеюсь, когда завоюю ее доверие заново, она скинет свою броню. Тяжело жить в стальном доспехе 24 на 7 — выгораешь.

— Приветствую, — Реутов холодно бросил, остановившись у стола, руки в карманы спрятал, смотрел холодно и остро. Где же тот улыбчивый рубаха-парень, который глазки моей жене строил и руки распускал? Губехи свои к ней тянул. Мудло!

— Садись, — кивнул на соседнее кресло. Реутов молчал, мерился со мной взглядом. Пусть спасибо скажет моей жене, а то бы уже мордой в пол лежал, а доблестная прокуратура обыск проводила. — Садись-садись, в ногах правды нет.

— Таблетку антиозверина выпил? — вскинул бровь, кривя губы в саркастичной усмешке. — Замминистру не по чину на людей кидаться, нет? — сел напротив.

Справки обо мне наводил. Странно, что решил поиграть с огнем и наставить мне рога. Я опасный враг, и это не пустая бравада.

— Мне с тобой болтологию разводить некогда, — бросил салфетку на стол. Была бы перчатка, полетела бы ему в морду. А лучше кулак. Дуэль, млять. — Моя жена — женщина с характером, и она решила остаться работать у тебя.

— Что, не доверяешь ей? — подкалывал, падла.

— Я тебе не доверяю. Если продолжишь преследовать ее… Если твои вареники снова случайно прилипнут к губам моей жены — убью.

Реутов сузил глаза. Смотрел недобро. Видно, не любил угроз и ультиматумов.

— Я тебя не боюсь. Тоже не пальцем деланный.

Я коротко и резко рассмеялся.

— Где тебя палец делал, у меня там четыре руки, как у гребаного Кришны.

Реутов заразительно рассмеялся.

— Слушай, если бы у нас в стране все министры были бы настолько конкретными мужиками, может быть, вся страна вылезла бы из анальной дырочки.

— Вылезет со временем, — пообещал. Да, я считал, что все можно сделать, если не выбирать между постройкой нового дворца и, к примеру, чистыми улицами в городе. У меня есть бабки, мне воровать вагонами нет смысла, на тот свет ведь не унести. Это старая советская номенклатура все хапала и хапала, боялась повторения голодных времен после распада.

— Если бы ты пришел ко мне пальцы гнуть, — абсолютно серьезно начал Реутов, — я бы тебя на хрен послал еще на этапе звонка. Но я говорил с Ангелиной. Мне этого достаточно. Она любит тебя, — и поднялся. — Тебе повезло. Я давно не видел верных женщин. Поверь, знаю, о чем говорю. Береги жену.

Реутов ушел. Я остался доволен разговором. Ну, если даже соперник заметил, что жена любит меня, значит, шансы услышать от нее лично три заветных слова высоки. Главное, не косячить больше. А в отношении самого Реутова… Я поверил ему. Сорт таких мужчин мне знаком. Сам к ним относился. Судаки, но с принципами.

Вечером я застал в гостиной целый детский сад. Жена звонила, сообщила, что у нас будут гости. Егор играл с маленькой подружкой. Как оказалось, адвокат Ангелины с семьей жил всего в паре кварталов от нас. Как я понял, они подружились в Сочи.

— Папа писол! — сын бросился ко мне навстречу. Его подружка, симпатичная девчуля с огромными серыми глазами, смотрела на меня с открытым ртом. Она забавно подтянула съехавшие колготки и направилась к нам. — У мя тозе есть папа, — важно говорил Егор. Тепель у нас с тобой папи. Ну это… есть и у мя и у тя.

— Холосый папа, касивый, — вынесла вердикт девочка. Я рассмеялся и присел на уровень двух сероглазых товарищей.

— Привет, Егоркин, — обнял сына и поцеловал в макушку. — А тебя как зовут, принцесса?

— Ксюса, — сказала кокетливо. Ох, чувствую, будущая расхитительница сердец.

— Добрый вечер, Людмила Тимофеевна, — кивнул теще.

— Привет, — посмотрела на меня из-под оправы очков и отложила в сторону кроссворд. — Геля на кухне. Ужин готовит. Через полчасика садимся.

— Есть через полчасика! — приложил руку ко лбу, отдавая честь теще. Она фыркнула, но улыбнулась.

Смех услышал на подступах к кухне и запах жареной картошечки с зеленым луком. Надеюсь, селедочка будет.

— Привет, — поздоровался с женой, затем посмотрел на ее подругу. Видимо, мама Ксюши. Понятно, от кого у девочки такие красивые пронзительные глаза. — Здравствуйте. Тимур, муж этой прекрасной женщины, — подошел, обнял Гелю, целуя в губы. Она могла оттолкнуть или шлепнуть по рукам, но не при свидетелях.

— Познакомься, это моя подруга — Алена Небесная. Ты знаком с ее мужем, — и хитро улыбнулась.

— Очень приятно, — Алена с интересом рассматривала меня.

Ужин прошел бурно, но в теплой обстановке. Дети баловались, теща пыталась следить за порядком и чтобы едой не играли, девушки болтали о женском, а я наворачивал картошку с селедкой, винегретом и ломтями чиабатты, зарумяненной до хруста на сковороде со сливочным маслом.

По итогу вечера было решено на выходных собраться у Небесных компанией. У них единственных бассейн был крытым. Кайфуют даже зимой. Нужно будет летом пристроить к баньке водный комплекс. Аквапарк сделаем! Мы ведь не разведемся? Год истекает в июле…

В субботу у нас была вечеринка, правда, мужская: я, Дима Небесный и дети. Его трое, мы с Егором и Лиана с Илем Загитовы. Марат сволочь, слинял: говорит, важная встреча у него. Наши жены уехали по магазинам. У них девичник.

Сначала было как-то неудобно — все же Диман адвокатом выступал, наш договор с женой видел. Некоторые пункты… Да нет, вся эта история выставляла меня в резко негативном свете. Я ж женщину, по сути, принудил быть со мной.

— Я адвокат. Разное видел, — Дима был абсолютно спокоен.

— Даже мужей, которые принуждают жен с ними жить? — сухо поинтересовался.

Небесный как-то невесело хмыкнул и передал мне безалкогольное пиво. Мы ж за детьми смотрим! У них большой неглубокий лягушатник. А взрослая часть накрыта колпаком — защита от детей.

— Я его каждый день в зеркале вижу, — посмотрел на меня твердо и прямо. — Алена тоже не хотела со мной. Я о сыне узнал только через три года.

Дима без интимных подробностей рассказал свою историю. Ну, мне теперь не так стыдно за одним столом с ним сидеть. Поначалу решил, что он рыцарь в сияющем белом пальто. Нет, это круто, когда говна в человеке нет. Но жизнь длинная и где-нибудь да накосячишь: кто-то меньше, а кто-то как я.

Наши дамы вернулись к вечеру. Все бы хорошо, но Геля наградила меня настолько гневным взглядом, что вспомнил разом все свои грехи. От такого на понос пробивает, ей-богу!

— Гель, что-то случилось? — шепнул ей, когда сына собирали домой.

— Дома поговорим.

Что-то мне совсем не понравился и тон, да и посыл. Что случилось, мать вашу?!

— Дома так дома, — демонстрировал убийственное спокойствие. Мои грехи все известны, а новых нет. Вроде бы.

В машине Егоркин делился с мамой впечатлениями: тут и новые друзья, и бассейн, и мы заказали пиццу: пепперони ну очень зашла ему. Лепетал так открыто, по-детски непосредственно. Кажется, нам с Гелей удалось сделать так, чтобы нашему сыну нравилось жить в полной семьей.

— Знаешь, кого сегодня видела? — жена дождалась, когда мы остались вдвоем в моей спальне. Она относительно дальше от детской, и если будем орать, то побеспокоим только тараканов. Правда, их у нас нет.

— Жги, жена. Я весь в предвкушении, — устроился в кресле, даже не купался еще. Планировал жену в джакузи затащить, но она такая взвинченная и колючая, что хрен мне что обломится.

— Марата с девушкой!

Опаньки… Ну Маратик, ну придурок!

— И?

— Что «и»? — сверкнула очами грозно. Царица, не меньше.

Я только развел руками и эмоционально выдал:

— Я тут причем?! Я Тимур, а не Марат. А ты не Поля Загитова.

— Ты знал?! — сощурилась подозрительно. Вот бляха-муха. — Знал и молчал!

— А что должен был сделать? Скупить билборды и сообщить всей Москве?!

Жена, конечно, удивляла порой своей наивностью и страстью к справедливости. Да, так бывает, и нечего шум поднимать. Это не наша семья. Они в своей сами разберутся.

— Не знаю! — и села на кровать. Так растерянно смотрела вокруг. — Я просто в шоке… — тяжело сглотнула. — Мне казалось, что он любит Полину.

— Он любит. Я тоже так думаю.

Ангелина резко вскинула голову и твердо произнесла:

— Знаешь, если бы моя подруга узнала, что муж мне изменяет и смолчала бы… Она больше не была бы мне подругой.

Я ждал продолжения. Ох, задницей чуял, что эмоциональный спич еще не закончился. Попал Маратик. Попал.

— Передай своему другу: у него неделя, чтобы взять свои яйца в кулак и признаться Полине, что козел. Потом это сделаю я.

— Ангелина, это не наше дело, — надавил голосом. — Ты не знаешь: может Полине нахрен не нужна твоя правда!

— Полине не нужна?! — с укором воскликнула. — Мы оба ее хорошо знаем. Она его кастрирует.

Вот этого я и боялся. Поля характерная. Марат тоже не пальцем деланный. Поубивают друг друга…

— А что ты хоть видела?

Она бросила на меня суровый взгляд и начала рассказывать. Ну и долбахрен Загитов. Ой, дурак. Поймала его, похоже, шмонька на крючок…

Глава 30

Ангелина

Мы с Аленой хорошо придумали. Оставили мужчин на хозяйстве и отправились гулять. Я позвала на тусовку Загитовых с детьми. Поля поехала с нами с удовольствием. Мужчины остались, правда, Марат сразу же уехал, сославшись на срочные дела. Тимур и Дима взяли заботы на себя. Очень мужественные ребята. Шесть детей на двух взрослых — заявка!

Мы с девчонками поехали на такси, потому что решили не отказывать себе в коктейлях повышенного градуса.

— О! — Полина увидела магазин нижнего белья «La Perla». Цены кусачие, но итальянцы знали толк в соблазнении. — Девочки, мне срочно нужно что-то сексуальное.

Когда я вернулась в Сочи, отказалась от этой марки белья. Трусики за двадцать тысяч казались чем-то из совершенно другой жизни. А сейчас с истинно женским интересом рассматривала откровенные комплекты. Мужа порадовать…

Прикусила губы, прикладывая к себе тончайшее кружево в окантовке взрывной фуксии. Такие цвета мне очень шли. Я думала о Тимуре постоянно. Мои чувства изменились. Я запуталась. Отчаянно запуталась. У меня больше ни в чем не было уверенности.

Естественно, мы сблизились. Мы живем в одном доме, обедаем за одним столом, растим сына, занимаемся сексом. Я совру, если скажу, что это исключительно физиология. Как же я жду его ласк, поцелуев, жарких взглядов. Люблю целовать его, обнимать, подушечками пальцев обрисовывать каждую выемку и впадину. Каждый мускул и шрам. Люблю путаться в жестких волосах. Люблю вкус его тела. Его волнующий запах мужчины. Я влюбилась заново в своего мужа. Или продолжала его любить все эти годы? А важно ли это сейчас? Это уже свершившийся факт. Чувства вернулись. Но разум… Разум боялся. Он не верил. Он напоминал, как больно терять. Как мерзко быть обманутой. Как убийственно одиноко может быть без любимого мужчины.

— Примерь! — Алена потащила меня в кабинку. В соседней Полина. Она одернула шторку и вышла в роскошном боди. Вроде мужчин не было, но один случайно заглянул. Видимо, трусы присмотрел для жены или любовницы. Рожа слишком лощеная, депутатская. Полю увидел: покраснел, вспотел, слюна потекла. Не молодой уже, а все туда же.

— Мне можно ту штуку, как на девушке, — шепнул консультанту. Мы с девчонками хохотали в голос.

Поля даже дефиле на каблуках устроила. Она была старше меня на пять лет, но какая фигура, какая внешность. Яркая блондинка, с идеальной кожей и дерзким взглядом. Ее красота была не канонической, блондинисто-кукольной. А с изюминкой, перчинкой. Губы без идеальной пухлости, носик с горбинкой, без длинных ресниц и модного темного изгиба бровей. Хотя она как раз в эстетической медицине крутилась, но вся натуральная. Глаза шальные, зеленые, и взгляд такой… Смотришь и понимаешь. Это женщина на тысячу процентов. Та, которую называли манкой по природе и энергетике, а не за искусственную красоту.

— Девочки, я знаю классную кондитерскую недалеко от Цветного. В домах. Там такой кофе, а какие десерты! — Алена блаженно закатила глаза. — Хозяин наш друг. У него жена и дочка. Я бы Олю пригласила, да они в отпуске. Так бы Демид нашим мужьям помог, — рассмеялась.

Пока такси везло нас по адресу, болтали, узнавали друг о друге новое.

— А у кого-то есть друзья-мужчины? — спросила я, когда разговор зашел.

— У меня куча сотрудников и среди них много мужчин, некоторых могу назвать товарищами, — ответила Полина.

— У меня есть. Правда, — Алена смущенно отвела глаза. — У нас был секс по дружбе, пока Димы не было. Потом мы закончили интимную часть дружбы и даже общались семьями. Мужа триггерило, конечно.

Мы устроились в кафе и ели пирожные, наплевав на всяческие диеты и углеводы после шести.

— Сейчас мы мало общаемся.

— Почему? — поинтересовалась я.

— Стас долгое время проповедовал свободные отношения, и один наш друг решил тоже попробовать. Как итог — развод. Это давно было, — махнула рукой, когда принялись обсуждать перспективы. — Сейчас и Стас, и Арс отказались от этого формата, но вышли не без потерь…

Алена в общих чертах рассказала. Я в очередной раз дивилась мужской логике. Для меня это просто узаконенная измена. В истории друзей Алены вышло так, что женщина сыграла в мужскую игру и выиграла. Молодец. Жаль, что она жила в другом городе, я бы с удовольствием познакомилась с ней.

— Девочки, я в уборную, — поднялась Полина.

— Я с тобой, — Алена тоже встала.

Я допивала свой латте и смотрела в окно. Было уже темно: зимние сумерки очень сильно походили на ночь. Хорошо, что Москву ярко освещали, а загадочные снежинки волшебно кружились в свете фонарей.

Я нахмурилась, увидев возле черного порше Марата и… девушку. Они подошли к машине. Девушка оживленно болтала и улыбалась, он скупо отвечал, но выглядел сытым котярой. Клиентка?

Я изумленно сглотнула, когда она, прежде чем надеть перчатку, демонстративно пошевелила пальчиками, видимо, колечко показывала, затем повисла на Марате, томно целуя в губы. Долго, с языком. На ней была короткая курточка и обтягивающие брюки. Марат, не стесняясь, с силой сжал ягодицу, затем открыл дверь и, прежде чем усадить любовницу, шлепнул по заднице. Они уехали секунд за десять до прихода девчонок. Я была шокирована. Как он мог? Вроде бы не мой муж, а шок невероятный.

Оставил детей на друга, жене наплел с три короба, а сам с девочкой развлекаться поехал. Ей лет двадцать плюс-минус. Он же старше лет на семнадцать…

— Ты что такая потерянная? — спросила Полина. — Все нормально?

— С детьми что-то? — взволнованно добавила Алена.

— Нет, — я дернула плечом, пряча глаза. Как себя вести с Полиной? Как молчать? Что сказать? — Все нормально. Просто думала о ситуации знакомой.

— А что там? — они с интересом ждали историю.

— Да так… Я случайно узнала, что муж знакомой изменяет ей. Вот и думаю: нужно что-то делать? Сказать или не лезть?

— Не знаю, — задумчиво протянула Алена. — Все зависит от женщины. Хочет ли она знать.

— А я бы хотела! — воскликнула Полина. — Подруга должна сказать. Я бы не хотела ходить рогатой, — и руками показала рожки.

Я слабо улыбнулась. Какой же мерзавец Марат. Не стесняясь, целовался с любовницей на улице. А его жена хотела знать…

В такси я себя накрутила жутко. На Тимура злилась в довесок. Наверняка ведь знал! Они с Маратом слишком дружны.

— Я поеду на такси, — уже у Небесных сказала Поля. — Марат задерживается с клиентом, не успевает нас забрать. Будет поздно.

Меня просто скрутило от злобы. С клиентом, значит! Так занят, что детей и жену забрать не может! Сволочь! Подлый мерзавец! Так звенит в яйцах и зудит в паху, что на семью наплевал! А больше всего поражало, что он так на Полю смотрел, будто съесть готов: ревновал, жадно целовал, если думал, что на них не смотрят. Их сексуальной жизни после десяти лет брака только позавидовать можно. А вон оно как!

Тимуру я естественно, высказала. Да, я не должна злиться на него, но я слишком растеряна и расстроена.

— Геля, — Тимур сел рядом и рывком перетащил меня на колени, — поверь, я не одобряю. Если честно, я не знал, что у Марата все… — взлохматил волосы. — Настолько вышло из-под контроля. Ты же понимаешь: он взрослый дядя и ничьего мнения не спрашивает.

— Тим, неделя. Так и передай.

Муж обреченно вздохнул. Он успел понять, что я шутить такими вещами не буду.

В понедельник утром мы с коллегами и Максимом Богомоловым отправились на встречу к заказчику. Нас ждали в отеле. Именно его нам нужно преобразить. В конференц-зале устроили презентацию. За круглым столом собрались заинтересованные лица. Я никого не знала. Тимур сидел в стороне. Загадочный темный властелин. Прямо крестный отец. Красив, богат, властен и на мне женат. Господи, почему он так смотрит?! Ну все же поймут! Я достала телефон и написала сообщение:

Я: Смотри презентацию, а не на меня!

Через несколько секунд:

Муж: Белоснежка, я не могу оторваться. Разве не противозаконно быть такой сексуальной?

Я: Оставь свой пыл на ночь.

Муж: Я хочу тебя. Прямо сейчас. Хочу целовать тебя туда…

Я сглотнула и спрятала телефон. Щеки вспыхнули. Какой паршивец! Знает, как смотреть. И как возбудить.

— Ангелина продолжит презентацию, — Максим передал слово мне. Возможно, смекнул, кто главный. И что этот серьезный дядя не заинтересовался дизайном. Моим в большей степени, между прочим! Нет, коллеги здорово помогали, а Макс просто гуру проектирования. Это уровень, к которому я буду стремиться!

Я уверенно и воодушевленно рассказывала, переключая слайды. Мне нравилось, каким вышел проект. Наверное, поэтому было так легко. А еще Тимур взглядом поддерживал. Теперь он внимательно следил, задавал вопросы, уточнял. Не скажу, что жалел меня и замалчивал неточности и промахи. На помощь приходил Богомолов, когда я начинала мешкать с ответом.

— Ты умница, — шепнул, когда прощались и по-деловому жали руки. — Дома тебя ждет сюрприз…

Ближе к вечеру мне позвонил некий мужчина, сказал, что представитель новостного канала, пригласил на беседу. У меня была свободная минутка, и я согласилась выпить кофе в башне Федерация. Слишком мужчина загадочный был. Что, интересно, ему нужно?

— Ангелина Витальевна, — после стандартных приветствий и короткого разговора ни о чем перешел к сути: — у нас к вам деловое предложение. Даже коммерческое.

Я удивилась. Если честно, вообще не понимала, что ему нужно. Думала, может, интервью с семьей политика. Вроде как: показать электорату, что они, чиновники, тоже люди.

— У нашего новостного холдинга есть покровитель в высоких правительственных кругах, и Ему, — практически как к богу обратился, — нужна ваша помощь.

— Кому — ему? И что этому «ему» нужно?

— Мы в курсе, что у вас с Тимуром Викторовичем сложные отношения, и хотим помочь вам не зависеть от него материально. А вы поможете нам убрать кандидатуру господина Мантурова из будущего кабинета министров.

— И что же я должна делать? — вкрадчиво спросила, хотя руки чесались вылить горячий кофе в холеную морду.

— Скандал, — с гаденькой улыбкой развел руками. — Женщины это прекрасно умеют.

— Ясно, — я крутила красивую фарфоровую чашечку в руках. Ну ладно, обливать не буду. — Знаете что?

Мужчина, представившийся Владимиром, весь обратился в слух.

— Идите со своими предложениями в задницу. Всего вам плохого, — встала и направилась к выходу.

Нужно срочно Тимуру рассказать, что под него копают. Я не пошла на работу, а отправилась в IQ-квартал. К Тимуру в министерство. Неожиданно застыла на тротуаре. Тимур о чем-то говорил с Марьяной. Опять… Я же говорила, предупреждала, что никаких других женщин, особенно этой! Он обещал, что эта семья больше не появится в нашей жизни. Подъехала его бентли: они оба сели в машину и уехали. Меня порвало в клочья…

Глава 31

Тимур

Наконец-то мы с Маратом смогли состыковать наше расписание и встретиться в обеденный перерыв. Я не стал по телефону говорить, насколько у него жопа в огне. Мало ли что, тема-то серьезная. Но он, конечно, долбоящер. Я не одобрял двойную жизнь, не потому что белопальтовый, причин несколько: во-первых и главных, жену люблю; во-вторых, это такая запара: не спалиться, скрываться, постоянно на нервяке. Мужики и так в вечном стрессе и без возможности скинуть негатив: мы ж не плачем, и через месячные у нас агрессия не выходит. А если стараешься над двумя бабами (а кто-то и больше!), то инфаркта не миновать. Ну его нахер! Мне еще отец по молодости сказал, что у всех женщин там одинаково, поперек нет ни у одной, поэтому измена — это чисто нервишки пощекотать. Каким бы он ни был человеком, а в то, что не гулял от матери, я верил.

— Борщ в гранулах и мороженое из селедки?! — прочитал в меню и посмотрел на Марата. — Мы все дальше и дальше от бога… — удрученно покачал головой. — Ты не мог нормальный ресторан выбрать? — возмутился шутливо.

— У меня клиент любит здесь обедать. Он так худеет, — заржал Марат.

— Ладно, дружище, я вообще с вестями к тебе. Плохими.

Марат нахмурился, ожидал. Но вряд ли даже предположить мог, насколько в глубокой дырочке.

— Твой роман с девчонкой, я так понимаю, не закончился? Или у тебя новая шлюха?

— Камилла не шлюха, — с улыбкой поправил. Я усмехнулся. — Она моя постоянная девочка.

— О как! — удивил, да. — Ты ж собирался с ней разойтись, как жена вернется. За чем дело стало?

— А ты с какой целью интересуешься? — Марат улыбался, но в глазах сталь. Не любил, когда начинали учить. Я тоже, но иногда совет принять не зазорно.

— Давай, колись. Вас Геля видела.

— Черт! — ударил кулаком по столу. — Что именно видела?

— Достаточно, — уверенно кивнул. — Она собирается рассказать Полине.

— Что?! — со злым неверием воскликнул. — С какого перепуга?!

— С такого, что Поля ее подруга, и молчать Ангелина не собирается. Покрывать тебя не будет.

— Передай жене, что пусть не лезет в чужие дела. Ок? — Марат нервничал.

— Не ок, — парировал я. — Мне не нравится, каким тоном ты говоришь о моей жене. Если уж ты гуляешь, так гуляй так, чтобы не спалиться. Геля не может, физически не может общаться с Полиной и молчать, понимаешь? Есть люди, которым ложь и предательство поперек горла. Моя жена именно такая. Она не будет соучастником, даже невольным.

— Млять! Звездец! — Марат зарычал, порывисто взлохматив волосы. — Все не так просто, дружище, — и на меня взглянул обреченно. — Камилла залетела.

Да ёп! Даже я в шоке. Как Марату — представить сложно.

— Ты что, чехол на ствол надеть не мог?! А если бы домой заразу принес? Это лютый зашквар по всем фронтам, Маратик.

— Камилла не потаскуха, не принес бы, — на серьезных щах объявил. — Да капец: порвался колпак. Думали, пронесет, не пронесло.

— Аборт? — я предположил самое очевидное и разумное решение.

— Нет, — неожиданно твердо произнес Марат. — Не хочу аборт, да и грех это.

— А как же прелюбодеяние? Не грех ли? — подколол я.

— Это христианские догмы. Я мусульманин, у нас все иначе. Мне хорошо с Камиллой. Такое юное податливое разнообразие.

— Ты с Полей разводиться собрался?! — пришла моя пора удивляться. Я знал об измене Марата, но также знал, что жену любит и никому не отдаст. Он ревнивый собственник, а Полина своенравная женщина. У них вечный бой. Это не про скандалы или ссоры. Это про гармоничный тонус отношений.

— Нет, конечно! Щаз! — Марат весь напрягся, словно у него реально жену отнять хотят. — Я хочу жить на две семьи. Пока делаю это тайно. Думаю, как Поле сказать, чтобы адекватно приняла новую реальность. Я могу себе это позволить. Это в наших традициях, и финансы мне позволяют.

— Ну ты даешь… — я реально охренел. Двоеженство — это что-то из другого мира для меня. У нас, конечно, страна многонациональная и многоконфессиональная, но в моем окружении это нонсенс.

— Я не собираюсь жениться на Камилле, — увидев мою охреневшую рожу, пояснил Марат. — Полина будет моей единственной женой. Никто не будет в обиде. У Камиллы буду пару дней в неделю проводить, остальное дома с женой и детьми. Ильдара так же воспитываю: мужчина нашей веры может быть полигамен, если ему позволяют финансы и он сможет не обижать ни одну из своих женщин.

— Дружище, я тебе не мамка, нотаций читать не буду, но Поля пошлет тебя. Ты не ту женщину выбрал для экспериментов. Она эмансипированная москвичка, а не забитая и религиозная восточная женщина!

— Куда ей деваться? — жестко парировал. — Если Полина взбрыкнет и захочет уйти, то детей она не получит. По нашим законам дети принадлежат семье мужа.

Я смотрел на него и не мог понять, почему так жесток с женой? За что грозит детей отобрать? А я за что так с Гелей в свое время? Что же, в каждой избушке свои погремушки. Я не понимал, но не брался судить. Мне б в своей семье разобраться. Мы с Гелей только начали сближаться на уровне чувств и взаимопонимания. Не хочу думать о Марате и его женщинах. Там красиво не выйдет. Уверен, он расскажет жене, а что будет дальше, вряд ли ему понравится, но это уже не наше с Ангелиной дело. Но, естественно, я не хотел бы выбирать между женой и другом. Надеюсь, она не будет ставить мне таких ультиматумов.

— Она хоть от тебя беременна? Мало ли…

— От меня, — угрюмо ответил. — Сейчас днк-тест можно с десятой недели сделать. Я юрист. Процедуру знаю…

По дороге в министерство заехал в ювелирный магазин. Увы и ах, но бутик «Картье» приостановил свою деятельность, приходилось изворачиваться: возможности смотаться заграницу и купить подарок для жены вот прямо сейчас нет. Я пользовался услугами третьих лиц. За хорошие комиссионные сотрудники ювелирных бутиков подрабатывали высококлассными байерами.

Ангелине понравилось кольцо из новой коллекции, мне хотелось порадовать браслетом из нее же. Хотел приехать домой пораньше, но телефон неожиданно ожил. Номер не определился. Я на такие звонки не отвечал. Но телефон настолько настойчиво трезвонил, отвлекая от работы, что пришлось принять вызов.

— Мантуров, слушаю?

— Тимур, здравствуй!

— Да ёп! — узнал голос Марьяны.

— Пожалуйста, не отключайся! Прошу!

— Марьяна, ты испытываешь мое терпение. Что было непонятно в последний раз? — резко бросил в телефон. У меня не осталось к этой семье никакого пиетета. Я даже с отцом общался только по делу, потому что ведомства связаны, а в остальном… Отношения как сына и родителя на длительной паузе. Он мою жену с сыном не принимает! Выбор очевиден. Мама, кстати, в этом меня поддерживала полностью. Но все еще жила с ним.

— Тим, послушай, не сбрасывай, — она плакала и заикалась. — Помоги… Ярослава… Она, она…

— Не плачь, — оборвал жестко. — Толком расскажи! — почему-то стало не по себе.

— Она дома. Заперлась в ванной и не пускает…

— Что за бред?! У тебя там что, кодовый замок?

— У нее нож, Тим. Она не дает… Сказала, если ты не приедешь… — и снова зарыдала.

Я даже в голове не мог уложить, что маленький, пусть избалованный и истеричный, но все-таки ребенок мог так поступить. Зачем? И причем тут я?

— Я приеду, — бросил сухо. Я не мог просто взять и проигнорировать. Если это правда и Славка что-то сделает с собой из-за моего равнодушия… Как потом в зеркало смотреть? Я много грешил. Перед женой и сыном моя вина безмерна. Этот груз всегда будет со мной. Но если сейчас наплюю на ситуацию, будет ли Ангелина уважать меня?

— Я у входа в башню, — только и сказала Марьяна, перед тем как отключиться.

Я спустился вниз, по телефону вызвав водителя. Хорошо, что Андрей уже подгребал к Москва-Сити. Марьяна действительно стояла у входа, на ней лица не было. Перепуганная, дрожащая, с выпученными красными глазами.

— Кто с ней? — только и спросил. Не могла же она бросить дочь и поехать ко мне. — Зачем бросила Славку?

— Там мои родители. Я думала, если откажешь, буду умолять под твоей дверью.

Я покачал головой и, схватив ее за локоть, усадил на заднее сиденье бентли. В дороге позвонил Альберту Ромовичу. Нужно понять расклад.

— Я еду. Славка ничего… — сглотнул горькую слюну. — Ничего не сделала с собой?

— Нет, — его голос надломился. Вера сказала ей, что сейчас ты приедешь.

Я слышал фоном крики и мягкие увещевания матери Марьяны.

— Едем.

Мы попали в час пик и даже с мигалкой добирались до Барвихи сорок минут. Андрей плавно притормозил: я первый выскочил, не стал ждать Марьяну. Стремительно направился к дому. Меня встретил Месхи.

— Где она?

Альберт Ромович повел наверх. У двери в ванную плакала Вера Марковна.

— Ярочка, милая, позволь войти. Пожалуйста…

— Нет! — услышал истеричный крик. — Только попробуй, и я порежу себя!

Мы с Альбертом Ромовичем переглянулись. На его лице полнейший шок. Неужели он не замечал, что в семье его дочери явно что-то не так? Почему поощрял? Он же врач: тут явно диагноз, и не только у Славки.

— Слава, — осторожно постучал и позвал спокойно. — Это Тимур. Я могу войти?

Сначала было тихо. Все замерли. Я услышал осторожные шаги и тихое:

— Это правда ты?

— Правда.

Поворот замка, и я оказался в большой ванной. Славка тут же отбежала подальше, испуганно озираясь. Я перевел на нее взгляд и оторопел от ужаса. Она ведь ребенок. Так не должно быть! Да же у взрослых не должно. У детей и подавно!

— Слава, — я искренне недоумевал, — зачем?

Она смотрела на меня секунд десять, затем заплакала тихо, без показухи, очень не похоже на нее. Бросила нож и ко мне кинулась, обнимая за талию.

— Они мне врут! Все врут! Только ты сказал правду! Мама не дает позвонить папе! Я хочу у него узнать, нужна я или нет! Пусть сам скажет! — рыдала Славка. — Крестный, ты можешь позвонить моему папе? Пожалуйста, позвони!

Я кивнул, а сам думал. Какова вероятность, что Олег ответит на мой звонок? Что он вообще пользуется российской сим-картой в Штатах?

— Давай вместе, — присел и нашел в списке контактов старого знакомого. Соединение пошло, но ответа не было долго.

— Да, через пять минут начинаем, — услышал знакомый голос, затем на экране увидел лицо Олега. В больничной форме и шапочке. — Ты… — да, ему мало радости видеть меня. Уверен, Марьяна посвятила его в детали своей измены. Со мной.

— Сейчас не до претензий. Слушай меня внимательно, — взял быка за рога. — Я сейчас с твоей дочерью. Она заперлась в ванной с ножом и требует тебя. Поговори с ней. Пожалуйста, — надавил словом и взглядом. Он оставил дочь и свинтил на стажировку, но ей об этом не надо говорить.

— Яра… — прошептал. — Ярочка! — воскликнул, когда заплаканное лицо возникло на экране. — Доченька, не плачь, родная.

— Пап, ты правда меня не любишь? Мама сказала, что я не нужна тебе. Это правда?

— Нет! — горячо возмутился. — Неправда! Твоя мама су… — осекся и тепло улыбнулся. — Ярочка, я никогда не отказывался от тебя. Я звоню и помогаю. Я хочу видеть тебя. Забирать к себе на каникулы, но мама… — снова замолчал. — Я сегодня возьму билет на самолет и прилечу к тебе. А потом я покажу тебе свою новую страну. Тебе понравится. Тут такие аттракционы! Ты ведь все еще любишь их?

— Люблю, — слабо улыбнулась.

— Я прилечу. Завтра прилечу, милая. Ты только не пропадай. Я буду звонить тебе, — Олег на меня посмотрел: — Скинь мне ее телефон.

Олег выглядел решительным и точно не как отец, который бросил ребенка. Видимо, Марьяна намутила что-то. Славка говорила, что мать велела меня любить и папой называть. Неужели Марьяна рискнула психикой дочери, чтобы меня захомутать? Только откуда все это? Она же не была такой. Мы сто лет знакомы, откуда такая маниакальность?! Неужели тем нелепым грубым сексом я открыл ящик Пандоры и выпустил ее демонов?

— Пойдем, — кивнул на дверь, когда разговор закончили. Славка кивнула. Мы вышли: нас встречала чета Месхи. Марьяна рыдала в стороне.

— Ярослава! — увидела и бросилась к дочери, но та спряталась за меня.

— Я не хочу с ней! Не хочу!

Я передал Славку в руки Альберта Ромовича. Он заверил ее, что они сейчас уедут и будут ждать папу. Затем на меня посмотрел и руку протянул:

— Спасибо. Спасибо, что приехал. Что не бросил после всего… — я пожал его ладонь и ушел.

— Домой, — устало бросил Андрюхе. — У цветочного по дороге останови.

Я чувствовал себя постаревшим на целую жизнь. Какая же отрезвляющая пощечина. На примере Ярославы воочию увидел, какими разрушительными последствиями для детей могли быть решения взрослых. Господи, если бы Егор был старше, то черт знает, как вышло бы. Я богу молиться должен, что в загсе ошибку допустили. Сколько бы жил своей пустой богатой жизнью, прежде чем торкнуло? Проснулась бы моя совесть? Хочется верить, что да. Но этого я уже не узнаю. Все сложилось как сложилось.

В доме было тихо. Мне стало неспокойно. Особенно когда увидел несколько собранных чемоданов. Не понял? Теща уехала уже… Что это?

Я поспешил в спальню к Ангелине. Застал за хаотичным сбором вещей.

— Гель, что происходит? — попытался коснуться руки. Она резко выдернула ее.

— Я сказала, что в твоей жизни не должно быть левых женщин! Особенно Марьяны. Ты свой выбор сделал!

На меня разом навалилась усталость. Вот она, расплата за мою ошибку. Мне никогда не будет веры. Я всегда буду доказывать, что невиновен. Относительно меня работает презумпция виновности…

Глава 32

Ангелина

Я забрала сына из садика и поехала домой, едва сдерживаясь от обиды и злости. Тимуру я не звонила. Он тоже молчал. Просто пропал. Ну что же, будет ему сюрприз, когда вернется. Я предупреждала: этой женщины не должно быть возле моей семьи. Возле моего мужа! Но он, видимо, считал иначе. Значит, пусть с ними живет, а мы с Егором уйдем. Возможно, я действовала на эмоциях, порывисто собирая вещи. О сыне и его привязанности не думала. Тимура наказать хотела. Хорошо, что Егор вразумил меня.

— Мамь, я спать хосю, — он был каким-то вялым и непривычно сонливым. Я обеспокоенно потрогала лоб — температуры вроде бы нет. Ни кашля, ни сопель. Устал, наверное. Я уложила сына пораньше и продолжила накручивать себя. Тимура все еще не было.

А я еще в постель с ним легла! Поверила, что любит меня. Грош цена такой любви! Тимур не боится меня потерять. Никогда не боялся.

— Геля… — я резко развернулась. С цветами и брендированным ювелирным свертком. Смотрел так непонимающе. Я в грубой форме указала ему на дверь.

Тимур долго и устало вглядывался в мое лицо, затем развернулся и молча вышел. Мне стало не по себе. Где привычный танк Мантуров? Он же на любое требование или ультиматум в атаку шел. Давил, пока не прогнет.

Я замерла у двери. Тимур не ушел. Я чувствовала его присутствие. Сама опустилась на пол и спиной откинулась к стене. Почему-то стало тоскливо и грустно.

— Я был у Марьяны, — услышала его голос. Признание хлыстом с острым наконечником и прямо по сердцу.

— Она дочку свою довела, что та… — он замолчал. Мне стало страшно. Дыхание сбилось, горло сжалось спазмом. Нет, плохого детям я желать не могла. Это против женской природы. Даже тем, которые мне не нравились.

Я приоткрыла дверь. Между нами была тонкая полоска света, сверкающая нить, лучик в полной темноте. Тимур сидел там же, где и я, только с обратной стороны. Букет ранних гортензий рассыпался по полу, подарочная коробка с темным оттиском «Картье» рядом, как и ключи, мятый галстук, дипломат.

— Геля, я видел ребенка с ножом. Маленькую худенькую девочку в слезах и агрессивным желанием причинить себе вред, понимаешь? — Тим звучал шокировано. — Потому что взрослые врут и совсем не слышат ее.

Я не видела, но буквально слышала, как сжал виски, затем порывисто взлохматил волосы. Я слишком хорошо его знала.

— Это звездец. Славка меня требовала, чтобы Олегу позвонил. Гель, как подумаю, что Егор так же… Я не мог отмахнуться. Черт.

У меня не было слов, чтобы ответить, только эмоции. Да и нужны ли слова, главное, что я его слышу.

- Прости, Геля. Прости за все. Я только сейчас начал понимать, как сложно быть родителем. Как сложно было тебе одной. И было бы, если бы не ошибка в записях. Я не знаю, когда бы меня отпустило. Не знаю, малышка. Хочу думать о себе лучше, чем есть, но ты же меня знаешь… Я то еще дерьмище.

— Ты думал о нас? — спросила хрипло. — Хотя бы иногда?

Он молчал. Долго. Это было ответом.

— Я запрещал себе. Когда накатывало — глаз страшно дергаться начинал, ты знаешь. Пил антидепрессанты, представляешь? Я подавил все чувства к тебе. А о сыне… Нет, о нем не думал. Вообще. Я не хотел его. Я боялся, — его голос глухими солеными каплями падал на мои кровоточащие раны. Правда всегда такая тяжелая. — Прости меня, Геля. Не знаю, возможно ли это, но прошу.

— Тим, почему Марьяна? — я продолжала делать себе больно. — Почему именно с ней? Почему тогда… Сразу после развода… Часа не прошло… Почему она… Даже жениться на ней собирался…

— Я не собирался, — опять этот усталый тон. — Я виноват, что позволил ей быть рядом тогда. Так злился на тебя. Так больно, что ты уходила. Что не выбрала меня. И тут она… — голос стал злым. — Люблю, на все готова, — повторял, очевидно, ее слова. — Я хотел сделать больно тебе, Геля. Это было один раз. Только тем вечером. Больше никогда к ней не прикасался.

Я плакала. Тихо и горько. Вроде бы все это знала, но у предательства нет срока давности, особенно когда любишь. А я люблю. Глупо отрицать. Люблю мужа.

— Она уверяла, что будет ждать меня хоть всю жизнь. Но ты же меня знаешь: если я желаю, то желаю сразу. Если не хочу, то скорее рак на горе свистнет.

Я молчала. Тимур тоже.

— Я могу войти? — услышала тихое.

— Я хочу побыть одна…

Он тяжело поднялся, схватил только галстук и дипломат.

— Завтра у меня командировка. Егора отвезу в садик и улетаю. Вернусь через три дня.

Через минуту на моем пороге были цветы и украшение.

— Гель, я знаю, что это не вовремя, но… — и ушел.

Утром я проводила сына и мужа. На Тимура смотреть избегала, прикасаться тоже. Я не знала, что чувствую. Вчерашний разговор дался с трудом. Я верила мужу, но от этого не легче. Внутри мрачная подавленность, и я не знала, куда она меня приведет. Но чемоданы разобрала. Наш год еще не закончился.

Вечером свекровь заехала. Она стабильно пару раз в неделю навещала Егора. Ну и выручала, если я из садика не успевала забрать. Сегодня Ольга Сергеевна задержалась дольше обычного. Не ушла, когда я сына пошла укладывать. Ждала меня.

— Гель, мне нужно поговорить с тобой.

Мы устроились в гостиной. Шрек на страже своего маленького хозяина. Я не знала, что свекровь хотела рассказать, но выглядела она взволнованной.

— Ангелина, не думай, что пытаюсь оправдать сына… — неожиданно произнесла. — Тимур просто испугался.

— Ольга Сергеевна, я не понимаю…

— Прости, это сложная история. Я расскажу тебе ее, - она набрала в грудь побольше воздуха и выдала: - Тимур не единственный наш ребенок. Когда Тиму было двенадцать, я забеременела. Вроде не старая, всего тридцать пять, а анализы не очень, подозрения на генетические аномалии.

У меня все внутри сжалось. Это моя боль. Моя история. Неужели они у нас схожи?

— Альберт Ромович, друг нашей семьи, тогда еще не такой опытный врач, ставил неутешительный диагноз. Тогда таких скринингов и тестов не было. Я не хотела верить. Витя поддержал. Мы ж все здоровые, почему у нас должен родиться больной ребенок! — воскликнула, словно заново переживала все это. До сих пор по-живому.

— Мой младшенький родился с синдромом Дауна. Еще порок сердца, патологии слуха и зрения. В три года начались припадки с признаками эпилепсии. Геля… — и она заплакала. Я подсела к ней на диван и обняла. Господи, я и представить не могла! Почему я не знала? Пять лет была замужем и ничего не слышала о младшем брате мужа.

— Мы лечили Лешу. Это было очень сложно и тяжело: и физически и морально. Тимур… — она сжала губы. — Ему было пятнадцать, он все это видел и не понимал, боялся, злился. Мы все были на нервах. Я его забросила. Он ведь здоровый. С медсестрами переключилась на младшего. Тим никогда не показывал обиды, но тогда он вырос. Без меня. Без отца. Сам по себе. Через год Виктор обрубил ситуацию, не выдержал. Принял решение, которое не подлежало обсуждению. Лешу отправили в медицинский центр, который специализировался на содержании таких пациентов. Знаешь, что самое отвратительное? — подняла на меня глаза. Я догадывалась. — Мне стало легче. Я выдохнула. Но это было недолго. Совесть и материнское сердце съедали. Я хотела вернуть сына, хотела навещать, но Виктор запретил. Всем нам. Он нас заставил стыдиться Леши. Забыть о нем. Я не осмелилась ослушаться и уйти от него. После этого моя любовь к мужу закончилась.

Я молчала. Свекровь тихо плакала.

— Это очень отразилось на Тимуре. Он никогда не говорил о брате. Но смотрел так… Он помнил. Все помнил. Это очень больно, Геля, — повернулась ко мне, руку сжала. — Это очень сложно. Мы это знаем не понаслышке. Тимур просто не хотел этого для тебя, Ангелина. Он принял жестокое решение за вас двоих. Не думай, он меня не просил и никогда не говорил об этом, но я чувствую.

— Он ошибся, — только и сказала я. — Они все ошиблись. Если бы я поверила… Если бы… То Егор…

— Поэтому я восхищаюсь тобой. Ты смогла противостоять сильному мужчине и оказалась права. Благодаря твоей силе у меня прекрасный внук, а у Тимура замечательный сын, — Ольга Сергеевна поднялась. — Я ни к чему не призываю, но ты должна знать. Тимур любит вас. Вас обоих.

Она ушла. Я была ошеломлена. Я ждала мужа.

Глава 33

Тимур

Погода в Нижнем Новгороде была такой же паршивой, как и мое состояние души. Все три дня рвался домой, ждал отъезда, хорошо, что умел делегировать, и отсутствие продуктивности и остроты мысли никто не заметил. Хорошую мину я всегда умел строить.

Сейчас летел домой, на серое небо и безликую хмарь внизу смотрел и боялся. Егору сказал, что меня не будет три дня. Он расстроился. Было приятно, что я хоть что-то для него теперь значу. С Гелей сложнее: мы созванивались и переписывались, но сухо, только про сына. Я не решался заигрывать и пошлить, да и не хотел. Только в качестве разрядки обстановки. Ангелина была слишком тиха и задумчива. И обижена. Мы говорили начистоту: она спрашивала; я отвечал. Старался правду, но где-то смягчал. Не говорить же, что в ту ночь Марьяну дважды пользовал. Ненужные жестокие подробности. Кому от них легче?..

Эти три дня в том числе и для нее, на подумать. Сможет ли быть со мной? Мы ведь оба все понимали. Наш брак давно перестал быть фиктивным, и договор давно уже отошел на какой-то дальний план. Нужно что-то решать. И не факт, что решение будет в мою пользу. Смогу ли я уйти, если прогонит? Наверное, нет. Смогу ли грозить и давить на жену? Точно нет. Прошло то время.

Говорят, чтобы удержать, нужно отпустить. Но я не могу сделать этого. И силой держать тоже. Замкнутый круг. Не знаю, как выйдем из него. Если прогонит, придется уходить. Если женщина не хочет, нельзя принуждать. Только по своей воле. Только по любви.

Из Шереметьево вечером по пробкам два часа добирались. Я очень хотел успеть к девяти, пока Егор не уснул. Но опаздывал. Поэтому очень удивился, обнаружив свет в детской.

— Не спите? — осторожно заглянул.

— Папя венуся! Папя!

Они сидели на детском коврике и играли. Егор увидел меня и бросился на руки. Как же тепло на сердце стало. Значит, теперь и я важен для сына. Неужели признал меня отцом по-настоящему?

— Егоркин, ты почему не спишь? — крепко обнял его.

— Тебя ждал, — ответила Геля. Я улыбнулся ей и достал из кармана шоколадное яйцо. Егор их очень любил. Но на этот раз он не взял его сразу, а продолжил крепко цепляться за мою шею.

— Сынок, давай я верхнюю одежду скину, руки помою и спать будем, подождешь?

Егор активно закивал.

— Иди в кроватку.

Через полчасика уложив сына, спустился в гостиную. Геля сидела на диване, подогнув под себя ноги. Она была непривычно тиха и задумчива.

— Геля… — присел к ней, руки прохладные согреть пытался.

— Твоя мама приходила вчера. Мы много говорили с ней. Она рассказала, Тим. Про твоего младшего брата. Про Лешу…

Я отшатнулся от нее. Что? Мама сказала? Зачем? Для чего? Мы столько лет не вспоминали, к чему эти откровения?!

— И что? — спросил прохладно. Это тема запретная в нашей семье. Мы не говорили и не обсуждали. Каждый варился в личном аду. В одиночестве. Я не хотел тянуть в него жену.

— Мы столько вместе, а ты скрывал от меня часть своей жизни. Почему, Тим?

Я отошел к окну, в серебряную февральскую ночь смотрел. Почему? Хороший вопрос.

— Зачем, Геля? — спросил, не поворачиваясь.

— Как зачем?! — воскликнула пораженно. — Я должна была знать!

— Не беспокойся, — холодно отчеканил, — я говорил с врачами: я здоров. Если бы эти аномалии были наследственными, то никогда бы не женился и не стал заводить детей.

— Я не об этом, Тим! — пылко возразила. — Я не дурочка и слишком много изучала диагноз. Понять пыталась, почему мы, почему у нас… — хрипло проговорила. — Это может случиться в любой семье, самой-самой здоровой. Но если бы я знала, если бы ты вместо ультиматумов поделился своими страхами…

— Страхами?! — оборвал, переспрашивая. — Да, я боялся. А еще стыдился. Мне было стыдно, Ангелина. Я хотел забыть. Я забыл. Почти, — повернулся к ней и остро впился в глаза. — Ты хочешь узнать правду?

Геля медленно испуганно кивнула.

— Хорошо. Завтра узнаешь. Я покажу тебе.

Сегодня мы больше не говорили. Я ушел к себе. Мне нужно было подумать, подготовиться, найти смелость открыться полностью. Я не спал всю ночь. Утром мы вместе отвезли сына в садик. В машине молчали. Я вел авто на север Москвы, в частный детский хоспис. Сюда определяли ненужных больных детей. Доживать свой короткий мучительный век. Я не осуждал. Я понимал, стыдился этого понимания, но ничего не делал.

— Куда мы приехали? — спросила Ангелина, когда остановились у высоких ворот.

— Это медицинское учреждение, которое давно финансирует наша семья.

Я лично занимался благотворительностью по долгу и во имя репутации, но только не в отношении этого центра. Здесь все по-другому. С этим местом много связано. Много боли. Оно в принципе концентрация слез. Родителей, которые любят, но сломались, у которых нет сил. Детей, которые хотели бы быть как все, но не могут победить природу.

— Пойдем.

Я помог жене выйти из машины и направился на проходную. Сюда с улицы просто так не попасть. Охрана сообщила о нашем приходе главврачу. Он встречал в холле.

— Тимур Викторович, вы неожиданно сегодня.

— Доброе утро, Владимир Владленович, — мы пожали руки. — Ангелина Витальевна, моя жена, — познакомил их.

— Очень приятно. Вы хотите ознакомиться с финансовыми отчетами относительно освоения благотворительных средств?

— Нет, мы хотим посмотреть хоспис. Покажете, расскажете?

Владимир Владленович проводил нам экскурсию, если так вообще корректно говорить. Я с каменным лицом (да, иначе не мог, только кутаться в стальной панцирь равнодушия и бесстрастности) смотрел на детей разных возрастов: как совсем маленьких, так и подростков. Здесь принимали пациентов до двадцати пяти лет. Диагнозы разные, но все сложные, обреченные. Дети жили здесь, пока ниточка не обрывалась. Были и те, кто успешно проходил реабилитацию, но они не были нужны ни родне, ни социуму, так и оставались в хосписе: находили здесь и дом, и кров, и работу.

Когда заметил, что Геля слишком бледная, а глаза хрустальной пеленой подернуты, увел на улицу.

Она обняла себя за плечи. Я подставил лицо холодным февральским пощечинам. Ветер завывал, холод кусал щеки, крупа с неба сыпалась, неприятно, уродливо.

— Я не сразу понял, что с братом что-то не то. Это пришло позже, — начал рассказ. — Приступы, мычание, крики. Это было и днем, и ночью. Мне было жалко и одновременно я его ненавидел. Стыдился и тут же злился на себя за этот стыд. Мне было пятнадцать. Мать с няньками все в мыле и в вечных слезах. Отец орал. Я закрылся. От них и от ситуации. Мне было стыдно даже думать, что у меня такой брат. Больной, слабоумный. Мне было пятнадцать, я хотел жить как все. Это плохо?

— Нет, — одними мерзлыми губами шепнула.

— Я не хотел этого ни для тебя, ни для себя. Не хотел ненавидеть сына так же, как отец ненавидел моего брата. Не хотел для тебя страданий матери: она старалась, но это было слишком тяжело. Отец принял жестокое решение за них обоих. Нам всем стало легче. Только это длилось недолго.

Ангелина повернулась, во все глаза на меня смотрела.

— Это очень страшно, Геля. Вот так: знать, что твой сын или брат страдает где-то, а внутри червячок облегчения, что мы можем забыть и не страдать вместе с ним.

— Тим… — подошла, накрыла своей маленькой тонкой ладонью мои, холодные и большие.

— Спасибо тебе, Геля.

— За что? — хриплым шепотом.

— За то, что оказалась сильнее меня. Ты смелая. Благодаря тебе у нас есть сын. А я всегда буду виноватым. Это со мной на всю жизнь…

Две крупные слезинки скатились по бледным щекам. Я привлек жену к себе, губами поймал соленую влагу. Такая чувствительная, такая хрупкая. Геля умела сочувствовать и сострадать.

— А Леша, он здесь? Он… — спросила тихо.

— Да, здесь. Пойдем.

Мы обошли главный корпус больницы и оказались в парке, где в хорошую погоду гуляли пациенты. Дальше начинался подлесок с узкими тропками и высокими голыми деревьями. А дальше кладбище. Маленькое кладбище ненужных людей.

— Вот, — подошли к надгробию. Могилка ухожена и цветы свежие: мама, видимо, недавно приходила. — Леша умер десять лет назад. Ему было тринадцать. Это очень долго с учетом прогнозов.

— Почему он здесь? Почему не…

— Не на Ваганьковском? — предвосхитил вопрос. — Отец против. Там же Мантуровы похоронены. Заслуженные люди, с чинами и регалиями, а тут даун! Нельзя так. Я хотел перезахоронить в более подобающем месте, но потом подумал, что не нужно беспокоить. Мама тоже привыкла к этому месту. Десять лет ходим.

— А твой отец?

— Геля, мы даже с мамой здесь не пересекаемся. Не вспоминаем, не обсуждаем, не утешаем. Это табу. Мы все делаем вид, что этого не было.

— Поехали домой, — неожиданно предложила Геля. — Давай прогуляем работу. Просто побудем вместе.

Я обнял ее, и мы вдвоем, по-настоящему рядом, поехали к нам домой. Я наконец увидел свет в конце тоннеля. Думал, кончились наши испытания. Нет, еще нет…

Глава 34

Ангелина

У меня было какое-то необычно волшебное настроение. Такая легкость в душе. Вроде бы узнала очень болючую правду о Тимуре, но стало легче. Я люблю его и, конечно, хочу оправдать жестокость трехлетней давности. Узнав его историю, мое сердце сжималось от сострадания и боли. Его боли. Я всю ее через себя пропустила.

Если бы знала, если бы поделился своими страхами еще тогда, то все могло быть иначе. Нет, я бы не согласилась на аборт, но поняла бы, почему муж так категоричен. Мы бы боролись. Я бы согласилась на еще один амниоцентез. В другой клинике, а может быть и стране. Откровенность, искренность, честность — вот, чего нам не хватало. Любовь, страсть, нежность — были, а вот довериться мне Тимур не смог. Сильный, волевой, уверенный в себе и стыдящийся того, в чем он сам совсем не виноват. Решение принимали взрослые. Он такой же заложник ситуации, как и особенный Леша. Родителей я не бралась судить. Я в их сапогах и часа не прошла, но я знаю, что моя свекровь — хороший человек и свои грехи, если они за ней водились, искренне пыталась искупить. А вот свекр занял позицию: либо по его, либо никак. Ну, меня вполне устраивало, если с нами он контактировать не будет. Для меня главное, чтобы мы с Тимуром смогли обрести истинное доверие: и я, и он. Это сложно, но у нас есть для этого ресурс — наша любовь.

Я была на работе, когда мне неожиданно позвонил воспитатель из детского сада.

— Ангелина Витальевна, у нас ЧП, — сказала она. — Егор ручку порезал.

— Сильно? — сразу встала и пошла к Максиму. Необходимо предупредить, что нужно отъехать.

— Вроде бы нет, но мы уже битый час кровь остановить не можем.

— Еду, — бросила отрывисто. У Богомолова клиенты, поэтому сообщила администратору и ушла. Господи, что они там такого делали, что руки режут?! Понимала, что случайность. Наверняка ведь царапина, но в душе тревожно. Что-то в последнее время Егор часто болел. Вроде мелочи: простуда, грипп, фарингит, но слишком часто. Иммунитет слабоват. Педиатр заверял, что это адаптация, все дети проходят через это. Прав, наверное. Врач все-таки. Но им я теперь верила не настолько безоговорочно, но подруги с детьми подтвердили слова педиатра.

Тимуру не стала звонить. Дома расскажу. Заберу Егора и поедем сразу, не буду оставлять до конца дня, да и на работу больше не вернусь. Посижу вечером за проектом.

— Здравствуйте, — кивнула на охране, — мне воспитатель Мельникова звонила.

Я ждала, что мне выведут Егора, но Юлия Георгиевна сама вышла и попросила пройти с ней. Я заволновалась еще больше.

— Привет, малыш, — улыбнулась, войдя в медицинский кабинет. Егор сидел на кушетке в легких штанишках и футболке. Медсестра зажимала ручку с ваткой. Меня напрягло, что окровавленных повязок было слишком много. Для такого маленького мальчика это слишком…

— Как это произошло? — присела рядом и обняла сына. — Маленький мой, — поцеловала.

— Елочную игрушку нашли. Видимо, когда убирали елку, она под кровать закатилась. Никто не заметил. Малыши играли, ну и уронили. Она стеклянная. Егор взял стекло и порезал ладошку.

Я осмотрела ручку. Странно. Кровь до сих пор явно сочилась.

— Сколько времени прошло?

— Примерно час.

Час… Почему кровь не сворачивается? Так не должно быть.

— Больно? — спросила тихо. Видно, что плакал, но сейчас был слишком уставшим, чтобы устраивать истерики. Я обняла сына и посадила на колени. Футболка задралась. Я увидела большой синяк на боку. Очень большой.

— Что это? — показала Юлии Георгиевне. — Он падал?

— Не-е-ет, — она даже заикаться начала. — Сегодня утром точно ничего не было. Нянечка не успевала, и я помогала деткам ко сну переодеться, я бы заметила.

— Помогите мне с вещами, — сглотнула тугой ком. Каждое слово горло царапало тревожным предчувствием. — Я заберу Егора. К врачу поедем.

Уже в машине позвонила мужу и свекрови. Ольга Сергеевна вечером хотела заехать, я сказала, что пока не знаю, во сколько будем. Она просила держать в курсе.

— Привет, душа моя, — ответил Тимур.

— Тим, у нас тут раненый боец. Егор руку в саду порезал. Едем к педиатру. В медицинский центр, который наш. В Сколково.

— Так, ну я сейчас Андрея вызову и буду минут через 30-40. Сильно порезал?

— Тим, у него кровь не останавливается, — сама для себя неожиданно всхлипнула. — И такой большой синяк на боку…

— В смысле синяк?! Его что, били в садике?!

— Нет, конечно. В общем, приезжай.

В поликлинике центра нас отвели в детскую неотложку. Молодая девушка-врач начала осмотр. Все стандартно: горло, температура, грудная клетка.

— Температура есть, горло слегка красное и рыхлое…

— Доктор, у него кровь почему-то не останавливается, и бочок посмотрите.

Она задрала майку сзади и нахмурилась.

— Он падал или…

— Нет и нет, — сразу же пресекла. Мы сына не бьем!

— Болеет часто? — мне не понравился тон врача. И взгляд тоже.

— Последние полгода — да. Что с ним, доктор?

— Сказать сложно с ходу, но… — и на меня так посмотрела. — Не хочу вас пугать, но это, — обвела большую гематому, — похоже на подкожное кровоизлияние. Такое бывает при тяжелых анемиях и болезнях крови: лейкоз, лейкемия…

— Что, простите? — выдохнула со свистом. — Что вы сказали? Егор здоровый мальчик… Здоровый, понимаете?

— Успокойтесь, — крепко сжала мою руку, приводя в чувства, — я ничего не утверждаю. Но сейчас отправляю вас на госпитализацию, — и медсестре: — Вызывай скорую, — и снова на меня переключилась: — Я выпишу направление.

Я была ошеломлена и раздавлена. Я не верю! Я отказываюсь верить! Хотелось обнять сына, увезти домой, поужинать вместе, поиграть со Шреком… Обычный день. Как у всех. Но мы сидели в холле и ждали скорую.

— Геля! — Тимура дождались раньше. — Привет, Егоркин, — взял его на руки. — Ну что? — на меня пытливо посмотрел.

— Мы ждем скорую, — ответила ровно. — Нужно сделать анализы. Егора, вероятно, на это время положат в больницу.

— Почему? — нахмурился муж.

— Я не знаю! — воскликнула нервно. Почему-то я боялась произнести вслух прогнозы врача. Тогда они могут стать правдой. — Скорая, — кивнула ему за спину.

Мы с Егором поехали вместе с медиками. Тимур за нами. Я не могла принять, что мой мальчик, еще вчера совсем здоровый, лежал на носилках и испуганно цеплялся за меня. Даже не плакал, настолько страшно. Фельдшер обрабатывал ручку, из которой до сих пор сочилась кровь. Нас везли в центр детской гематологии, онкологии и иммунологии. Каждое слово убойным молотком прибивало душу гвоздями к земле.

Нас положили в отдельную платную палату. Тимур поехал за вещами первой необходимости. Началось самое страшное — ожидание.

Меня пугало и колбасило ровно так, как и во время беременности: врачи озабоченно молчали, кивали задумчиво и коротко бросали — ждите. Ждите. Ждите. Ждите!

Через три дня лечащий врач пригласил нас с мужем к себе в кабинет. Я вся дрожала. Руками обнимала себя и билась буквально в лихорадке.

— Пришли анализы, — начал врач. Лицо бесстрастно. Наверное, так и должно быть. Это такое место: сюда с банальным насморком и кашлем не попадали. — У Егора редкая форма анемии.

— Насколько это опасно? — спросила я.

— Какие у нас варианты? — это Тимур.

— Это нарушение образования красных кровяных телец, вследствие которого сходит на нет иммунитет.

— Что же делать?

— Переливание концентрата красных телец и стероидные гормоны — первое, что мы сделаем. Дальше — пересадка костного мозга. Без нее прогнозы неутешительные.

— Я мать. Я могу быть донором, — с ходу пыталась решить проблему. Я ведь есть! Я все сделаю!

Врач посмотрел на меня с пониманием и… сочувствием.

— Мы обязательно все проверим. Соответствие генома должно быть не меньше 90 процентов. Но в вашем случае… обычно поломанный ген этой группы передается от матери к сыну. Если поломка в вас, то…

Я посмотрела на Тимура. Он приложил длинные пальцы к виску и задумчиво тревожно молчал. Ничего не предлагал.

— Извините, — разлепила губы, — я на минутку. Мне нужно…

— Вам нехорошо?

— Геля…

— Все нормально…

Неужели опять. Господи, как же это все выдержать!

— Геля… — Тимур вышел за мной, положил руки на плечи. Я сбросила их.

— Что, Мантуров, разводимся? Я все-таки родила тебе больного ребенка. Бросай нас. Это у тебя хорошо получается…

Глава 35

Тимур

Геля бросила в лицо обвинения и горестно осела на пол, обхватила себя руками и тихо заплакала. Что же, заслужил. Доверия мне нет. Обидно до боли в груди, но каждое слово не просто так. Это мои прошлые грехи бумерангом возвращались. Только сыну за что? Геле за что?

Я подхватил жену и сел на скамейку. Ее на колени посадил, обнял крепко. Ангелина сначала протестовала и отбивалась, затем в шею мне уткнулась, ткань пиджака смяла, захлебываясь горем.

— Все будет хорошо, девочка моя, — гладил по волосам. — Мы все выдержим. Все сможем…

Я увидел маму в конце коридора, ее обогнала медсестра с успокоительным.

— Я не буду! — протестовала Геля. Измученная, три дня без сна, с красными глазами и бледным лицом. — Я нужна сыну!

— Ты нужна ему сильной! — оборвал я. — Геля, тебе нужен отдых. Я разберусь. Доверься мне.

Она смотрела, не мигая, с минуту, затем слабо кивнула и позволила сделать укол. Я лично ее, ослабевшую, отнес в палату. Егор тоже спал. Ему поставили капельницу с витаминами и еще чем-то. Лечение пока не началось, только результаты анализов пришли.

— Прокапайте ее. Что-нибудь для поддержания иммунитета, — попросил старшую медсестру.

Нам предстояла тяжелая борьба. Нам всем нужны силы. Мама осталась с ними в палате. Она пыталась держаться, но видно, что ей тяжело дается быть сильной. Отец еще названивал. Но сейчас вообще не до него.

Я вернулся в кабинет к нашему лечащему врачу. Нужно отчего-то отталкиваться. Точка отсчета запустила маятник времени.

— Ренат Оскерович, мне нужно предметно знать, что делать.

Без нервов и истерик, ими Егору не помочь.

— Во-первых, нужно подписать согласие на переливание, — и показал мне документы. Я подписал. Доктор сразу позвонил и велел готовить концентрат красных телец. — Следующим шагом будет поддерживающая терапия стероидами. Нам нужно как можно скорее обследовать вас с супругой и начать поиск подходящего донора.

— В смысле поиск? Мы с женой можем не подойти?

— Тимур Викторович, успешная пересадка костного мозга во многом зависит от высокой совместимости генома. Нам нужно не менее девяносто процентов. Из близких родственников идеальными донорами могли бы стать братья или сестры, и то не всегда.

— Егор у нас один.

— Мы обязательно проверим вас с супругой на совместимость, но я советую максимально быстро начать поиск в международном реестре доноров костного мозга.

— Я правильно понимаю, какой-то чужой человек может быть ближе, чем родители? — какой-то невероятный оксюморон! Насмешка природы.

— Шанс, что вы или Ангелина Витальевна подойдете безусловно есть, но это случаи один на миллион, понимаете?

— Понимаю, — задумчиво кивнул. — Если мы най… — нет, не если! Когда мы найдем. Мы обязательно найдем! — Когда появится подходящий донор, что дальше?

— Дальше — пересадка.

— Риски? — спокойно спросил. Это спокойствие съело добрую половину моих нервных клеток.

— Реабилитация, — ровно ответил Ренат Оскерович. — Она важна не меньше, чем выбор донора и сама трансплантация. У нас девяносто процентов удачных пересадок костного мозга. Но реабилитация тяжелая. У нас есть специализированные центры, но, если есть возможность, я бы советовал обратиться в клиники Израиля с огромным опытом выхаживания юных реципиентов.

— Возможность есть, — проговорил я. — Давайте начнем.

— Прежде чем ехать, нужно стабилизировать Егора. И поиск донора. Это не делается за считанные дни, сами понимаете.

Да, я понимал. Но будем надеяться, что либо я, либо Ангелина подойдем. На кого еще надеяться, если не на нас с ней.

— Пока могу поделиться контактами клиники в Тель-Авиве. Один из наших лучших онкогематологов уехал туда и успешно практикует. Пообщайтесь, послушайте, решите…

— Привет, — я сидел возле постели Егора. Геля отлучилась в ванную. Мы оба испытывали сильный мандраж. Она узнала, что не может быть донором. Ее фенотип не совпал на необходимом уровне. Только пятьдесят процентов, этого недостаточно. Поломки в гене нет ни у нее, ни у меня. Просто Егору не повезло. Так тоже бывает. Природа иногда проверяет нас на прочность.

Мои результаты еще изучались. У нас с сыном максимальная тканевая совместимость, но поскольку ошибка в нашем случае — большой риск, меня попросили сдать еще несколько пробирок. Мы верили и надеялись. К сожалению, найти подходящего донора очень сложно. Нам повезло, если совпадение подтвердят. Увы, но никакие деньги не могут купить «генетического близнеца». Но у меня хорошие шансы им стать. Правда, надеюсь, сын будет умнее меня.

— Пап, а кода ми дямой? Я утал лезать.

— Егоркин, — гладил его маленькую ручку, — мы обязательно вернемся домой, но скоро мы полетим на самолете. Помнишь, ты ведь хотел?

— Дя! — обрадовался, но быстро погрустнел. Я провел в этой больнице неделю и видел много. Очень жаль, что больным детям приходилось так рано взрослеть. Вот и у моего сына такой осознанный, понимающий взгляд. — А тубочки убилут?

— Пока нельзя, сынок. Они тебе помогают.

— Я боею? — спросил доверчиво и просто.

— Ты выздоровеешь. Обязательно. Мы еще летом будем бегать с мячиком по нашему газону. И бассейн построим. Как у твоей невесты Ксюши.

— Она ме ни невета! — нахмурился. Я начал легонько щекотать ему пяточки.

Утром нас с Ангелиной обрадовал врач — у нас с сыном невероятно высокое совпадение по геному, почти девяносто процентов! Главное, чтобы этого хватило! У Егора есть шанс на будущее, долгое, здоровое, прекрасное. Мы все для этого сделаем.

Нас ждал Израиль. Врачи работали в симбиозе с русскими коллегами и планировали трансплантацию и последующее долгое восстановление. Прогнозы — несколько месяцев в Израиле, может, полгода. Время, как и деньги, — мелочи. Главное, результат.

У нас было два дня, чтобы подготовить отъезд: медицинский борт, сопровождение и, конечно, бытовые и рабочие вопросы.

— Мам, песеля возьмешь к себе? — Ангелина осталась с Егором в больнице, а мы с матерью поехали собирать вещи для нас всех.

— Знаешь, — мама как-то необычно решительно кивнула, — я решила, что поживу у вас: за домом и Шреком пригляжу. Когда вы вернетесь, все будет, как Егор привык. Ты ведь не против?

— Нет, конечно. Живи. Отец? — посмотрел пытливо.

— Думаю, нам полезно пожить отдельно… — загадочно ответила.

На следующий день я, кажется, понял, почему она так себя повела. Папа не общался с моей семьей, но в тяжелый момент попросил приехать в отчий дом. Я думал, поддержать хочет, извиниться, помочь морально. Нет, увы.

— Ну что, — отец пригласил в кабинет и устроился в кресле за массивным столом, — какие прогнозы?

— Хорошие, — скупо ответил. — Мы завтра улетаем в Тель-Авив. Уверен, костный мозг приживется…

— Как скоро ты сможешь вернуться?

Я непонимающе вздернул бровь. На что он намекает?

— Полгода, плюс-минус.

Отец нахмурился.

— Ты не можешь так надолго бросить работу. Ты нужен в министерстве. Твое место займут, понимаешь?

— На что ты намекаешь? Говори прямо.

— Если ты так хочешь тащить больного ребенка, пожалуйста. Жизнь твоя. Но зачем гробить карьеру? После операции ты восстановишься дней через десять. Сразу возвращайся в Москву.

— У меня сын в больнице. От удачной реабилитации зависит его жизнь.

— Ты сделал все, что мог. Тебе себя не в чем упрекнуть. С ним будет Ангелина, найми врачей и сиделок. А там будь что будет. Всегда можно родить еще. Ты ведь здоров.

Я смотрел на него в полном молчании минуты три. Отец даже неуверенно заерзал. Когда он стал таким черствым и злым? Как можно быть таким жестоким с ребенком. С внуком. Хотя о чем я? Папа отправил подальше собственного сына. Он все может. Стало тошно, что меня ждало такое же существование. И царь Кощей над златом чахнет…

— Знаешь что, папа?

Он молча ждал моего ответа.

— Иди-ка ты нахрен. — он опешил; я поднялся. У меня своя жизнь. А в этом доме сплошная пародия. Надеюсь, мама больше не вернется в этот мавзолей!

Глава 36

Ангелина

Сегодня мы улетаем. Егор после переливания был бодрячком. Тимур зафрахтовал частный медицинский борт: нас сопровождал врач и младший медперсонал. Я думала, сын будет прикован к переносной кровати с капельницами: когда увидела, как все это грузят в самолет, снова начала тихо плакать. Хотя нет, я не переставала: глаза не успевали просохнуть. Но доктор успокоил: сказал, что Егор держится молодцом, состояние стабилизировалось, и он может активничать, не обязательно лежать. Главная опасность была в ослабленном иммунитете, но эту проблему временно купировали.

— Слушаю, — ответила, даже не посмотрев, от кого вызов.

— Ангелина, здравствуй.

— Эм… — я посмотрела на экран. Реутов. — Павел Игоревич…

— Паша, — поправил устало. — Ангелина, у меня на столе твое заявление на увольнение…

Да, я написала. Меня долго не будет в стране. Я нужна сыну и буду с ним столько, сколько понадобится. Сейчас мне не нужны другие обязательства. Зачем держать место и подводить людей?

— Да. У меня личные проблемы.

— Я слышал. Богомолов вкратце объяснил, — оборонил тихо. — Ангелина, если что-то нужно, любая помощь — обращайся.

— Спасибо, — искренне поблагодарила. — Мы справляемся.

— Твое место будет за тобой. Вернешься, когда сын выздоровеет. Когда будешь готова. Мы будем ждать. Удачи вам и здоровья вашему пацану.

Я была благодарна за поддержку. Меня грела мысль, что есть люди, которые считали, что все наладится, и мы все обязательно вернемся к прежней жизни. Здоровой и счастливой.

Лететь из Москвы с учетом воздушных ограничений целых пять часов, но Егор в восторге. Он сидел на руках у отца и зачарованно смотрел в окно: мы прошли через вязкие серые облака, затем выпорхнули в голубое бескрайнее солнечное небо. Еще по-зимнему ледяное, но такое светлое и прекрасное.

Я смотрела на сына и не понимала, почему? Он выглядел таким здоровым, улыбался и с удовольствием кушал. Как так вышло, что болезнь медленно, но верно съедала моего ангела? Почему? Ведь дети априори невинны. За что их наказывали страшными диагнозами и болезненным лечением? За что им эта боль?!

Я снова заплакала, тихо, стараясь не привлекать внимания. Я пыталась сдерживаться, но слезы сами текли по щекам.

— Папь, а посему мамя пасет? — сын заметил и нахмурил темные бровки.

Тим взглянул на меня. Губы дрогнули в слабой улыбке, а во взгляде тонна поддержки.

— Мама боится летать, — ответил Тимур.

Егор протянул мне руку. Я улыбнулась сквозь слезы, сжимая детскую ладошку.

— Мям, не бося, ми с тябой.

— Я больше не буду, — вытерла слезы. — Не буду бояться.

Агент в Тель-Авиве нашел нам симпатичную квартиру на побережье, но в стороне от популярных пляжей: морской воздух, много солнца и простора. Но из аэропорта мы сразу отправились в госпиталь. Состояние Егора оценивалось как удовлетворительное: нужно начинать подготовку к трансплантации, не дожидаясь очередного кризиса.

Меня отправляли домой, перезагрузиться, отдохнуть от больничных стен, ведь с Егором остался отец. Они в специальной палате с каким-то фильтром, и меня к ним не пускали. Сыну категорически опасно перед пересадкой подхватить вирус или инфекцию, собственно, как и Тимуру. Но я буквально приросла к полу и дверям. Я была одна и варилась в тяжелом ожидании. Только по телефону с ними разговаривала, улыбалась, старалась держаться бодро, чтобы не пугать их и не показывать, насколько мне страшно.

После еще одной дополнительной проверки на совместимость Тимур сдал стволовые клетки из тазовой кости. В лаборатории их отделили и заморозили. Егора готовили к пересадке.

Трансплантация была назначена на утро. Меня буквально силой отправили на прогулку. Со мной работал психолог: девушка, русскоговорящая израильтянка, увела меня на пляж. Март в Тель-Авиве разительно отличался от московского собрата.

— Мара, я должна быть там, ждать… — все время норовила повернуть назад и бежать в больницу.

— Когда пересадку закончат, тебе сообщат. Сейчас увидеть мужа и сына ты все равно не сможешь. Он позвонит. Жди.

Я снова заплакала. Я не видела их уже больше недели и еще шесть не увижу! Самое опасное и тяжелое время, чреватое осложнениями, кровотечениями и отторжением клеток. Для Егора, ослабленного и очень юного пациента, опасно все вплоть до банального ОРЗ.

Еще в Москве нам с Тимуром объяснили, как будут проходить первые недели реабилитации в процессе приживания клеток: сопровождающий станет руками, ногами, если надо — глазами пациента. На нем будет колоссальная ответственность и днем, и ночью. Поскольку донором стал Тим и его здоровью было уделено максимальное внимание, то именно ему безопаснее остаться с Егором. Конечно, я боялась. Скучала, переживала, волновалась и очень сильно боялась…

— Он же его отец, — мягко увещевала Мара. — Ваш муж справится! — она говорила сейчас не как психолог, а как женщина и мать.

— Да, — задумчиво согласилась. — Просто у нас очень сложно все… Тимур не так давно стал полноценным папой. Мы расходились, поэтому… У него совсем нет опыта…

— Ты ему не доверяешь? — очень серьезно спросила Мара.

— Доверяю, — ответила, не задумываясь. Мой муж там, в больнице с нашим сыном, проходил тяжелейшую процедуру. А я здесь сгорала от неизвестности, а он там, рядом.

Сама пересадка как переливание крови: никаких наркозов, хирургических вмешательств и болезненных заживлений. Но само приживление клеток процесс морально и физически тяжелый. Для Егора это слабость, усталость, вплоть до невозможности передвигаться без помощи сопровождающего, в полной зависимости от него. Для Тимура это страх: вдруг что-то сделает не так и сыну станет хуже, вдруг все испортит. И конечно же наш общий — если клетки хозяина начнут отторгать трансплантат… Худший исход.

— Ангелина, вы сейчас боретесь на одной стороне. За своего сына. Вместе. Это очень трудно. Я знаю. Работала с парами, которые так же, как и вы, столкнулись с болезнью ребенка. Не все проходят это. Не всем хватает силы, веры и воли, а тем, кому хватает, уже ничего не страшно. Уверена, — она сжала мою руку, — вы из таких.

Я ей поверила. Просто взяла и поверила, что мы справимся. Втроем. Мы сильные, мы семья.

Тимур позвонил через два часа — пересадка прошла без осложнений. Восстанавливаемся, наблюдаем, верим и держим связь.

Эти несколько недель длились бесконечно. Я пыталась разнообразить их прогулками, разговорами с близкими и друзьями, бесконечной поддержкой родителей, как моих, так и матери Тимура. Она жила у нас: показывала по видео Шрека, новые игрушки для Егора и что рабочие заложили фундамент в будущем мини-аквапарке господина Мантурова. Это заставляло улыбаться. Вечерами я работала. Это помогало отвлечься. А ночами лежала с открытыми глазами и скучала, скучала, скучала. Врачи давали хорошие прогнозы. Скоро моих сильных и смелых мужчин выпустят на волю. Я ждала. Очень, очень ждала. И дождалась.

— Пивет, мамя! — я расплакалась от счастья, когда сын бросился мне навстречу, резво и быстро. Волосы отросли, мягкая округлость чуть сошла, ярче стали резкие скулы отца. Казалось, мой мальчик так повзрослел.

— Привет, мой хороший, — обняла, подхватывая на руки. — Я так соскучилась по тебе.

— Я тоже соскучился… — шепнул муж, обнимая меня и коротко, но страстно целуя в губы. У него тоже отросли волосы, в удобном худи и мягких штанах, с какой-то невероятно солнечной улыбкой… Мы победили. Мы все выиграли эту жизнь. Нашу семью. — А здесь жарковато для начала апреля! — стянул с себя толстовку.

Лечащий врач провел инструктаж и выдал четкие рекомендации по медикации, питанию, нагрузкам и режиму. Еще как минимум три месяца мы будем жить рядом с клиникой и посещать через день, дальше по убывающей. Все будет зависеть от организма Егора и нас с мужем.

Я открыла окна, впуская в спальню теплый морской бриз и редкие крики чаек. Мы с сыном долго укладывались: много нужно было рассказать, обнять, поцеловать, насладиться близостью, вдохнуть аромат родного человечка. Ему, надолго запертому в одном месте, хотелось играть, бегать, резвиться, но чтобы все это стало доступно в полной мере, нужно сейчас соблюдать предписания врача и ограничивать нагрузки, в том числе и эмоциональные: не допускать сильных перевозбуждений.

Я последний раз поцеловала спящего сына и вышла из спальни. Но не пошла в гостиную к Тимуру. Сначала переоделась. Мне за многое нужно сказать ему спасибо. Вышла в тонкой шелковой сорочке с прозрачными кружевными вставками по бокам, с распущенными волосами и в аромате его любимых духов.

Муж стоял у дивана (видимо, тоже належался и насиделся вдоволь) и переключал каналы, избегая все детские — насмотрелся. Кругом иврит. Отбросил пульт, остановившись на боевике в английской озвучке.

— Тим… — шепнула, останавливаясь совсем близко. Он повернулся, голодным взглядом обвел мое тело, остановился глаза в глаза. В моих стояли слезы. — Ты спас моего ребенка… — тихо обронила и сбросила с плеч бретельки, позволяя сорочке упасть к ногам. — Я сделаю все, что ты хочешь… — хотела опуститься перед ним на колени и начать исполнять любые желания, но Тимур успел подхватить меня.

— Нашего ребенка, жена. Нашего. Мы спасли нашего сына. Ты мне ничего не должна…

Глава 37

Тимур

Я подхватил дрожащую, хрупкую, красивую и до невозможного любимую женщину. Это она собралась благодарить меня? За что? Это единственный по-настоящему сильный и невероятно правильный поступок из всех совершенных мною за всю жизнь. Я надеялся на лучшее, верил в чудо, переживал до седых волос, страдал в неизвестности и боялся. Больше всего боялся, что все испорчу: что моя неопытность в обращении с детьми может стоить жизни моему сыну. Я из тех, кто мог простить себе многое. Но не это. Честно, когда с Гелей расстался, убрал от себя подальше, то было тошно и совестно, но только перед ней. Сына не было по факту. Я визуал, этим многое сказано. Перед ним такой вины не чувствовал, только перед женой. Сейчас, когда провел с сыном вместе столько недель — наедине, без контроля Ангелины — понял, что и перед ним моя вина безмерна. Если бы не его смелая, отважная мама, то Егор исчез, так и не родившись. Не было бы этого маленького мальчика, на долю которого выпала такая тяжелая борьба. Я обязан был справиться! Так же, как обязан сделать все, чтобы дальше в его судьбе был только свет. Насколько, конечно, это будет от меня зависеть. Егор же Мантуров, а мы легких путей не ищем! Отсюда у нас и горькие слезы, и большая радость.

— Он и мой сын, Геля. Я люблю его. Я люблю тебя. Ради вас я на все готов. Это я должен стоять перед тобой на коленях… — опустился вниз, целуя мягкий живот, заполняя легкие ее ароматом. Моя любимая, слабая по определению, но сильная по духу, жена. Невероятная потрясающая женщина.

Сейчас, оборачиваясь назад, смотрю на себя прежнего и такой стыд берет. Кем я был? Малодушный трусливый эгоист. Деньги, внешний лоск, высокий пост и ни капли души. Ничего светлого, нужного, любимого. Одна шелуха.

— Я ошибся, Геля, — задрал голову и нашел полные слез медово-карие глаза. — Крупно ошибся. Смалодушничал. Я не знаю, можно ли такое простить, но все равно прошу. Снова прошу, малышка. Прости меня.

Ангелина опустилась ко мне, в глаза заглянула, пальцами очертила губы и погладила щеки, обнимая лицо ладонями.

— Давай перевернем страницу? — тихо предложила. — Я люблю тебя. Ты отец моего сына. Ты мой мужчина. Я не хочу цепляться за наше трагическое прошлое. Я хочу смотреть в будущее с тобой, — наши пальцы переплелись. — Вместе. Я простила тебя. Я верю тебе. Мне кажется, мы наконец стали настоящей семьей. Именно сейчас стали.

— Геля… — обнял, в себя вжал, целовать начал. Соскучился, с ума сойти. Люблю ее. — Хочу тебя, малышка, — повалил на ковер, напряженным пахом потерся о гладкое бедро.

— Тим… — выдохнула, когда опустил голову между ног. Хочу, чтобы ей было хорошо. Потом сделаю так, что улетим вместе…

Егор крепко спал, во сне восстанавливался, а мы всю ночь любовью занимались, насытиться не могли. Именно сегодня мы стали вновь самыми родными: не только телом, но сердцем и душой.

Следующие недели мы четко следовали предписаниям врачей, много бывали на свежем воздухе, купаться Егору пока нельзя, но вода в Средиземном море уже прогрелась основательно, а температура поднялась до наших летних отметок. Мы с Гелей ходили купаться по очереди: песок как мука, длинные теплые волны, пушистая пена. Сына брали на закате, когда солнце не жарит, и можно немного помочить ножки. Доктор Апельбаум говорил, что Егор быстро и без осложнений восстанавливается. У нас хорошие шансы перерасти эту болезнь и в будущем даже заниматься спортом, активно жить и развиваться. Наверное, в профессиональные спортсмены все же не пойдем, но и ограничений на физическую активность не будет. А дальше все в руках самого Егора: человек, если хочет, все может!

Геля повела сына на прием к врачу, затем прогулка — ему показаны физические нагрузки, умеренные, но ежедневные. А он и рад!

Я работал. Разбирали с директорами стратегию нашего финансового холдинга на следующее полугодие. В министерстве временно сложил полномочия. Когда вернусь, буду разбираться с политической карьерой. Так хорошо было без этого давления. Я, конечно, понимал, что это временное наслаждение: я слишком трудоголик и достигатор, чтобы жить в безработной лени и праздности. С финансами порядок, можно вообще не работать, но для меня это неприемлемо. Мужик должен приносить домой самого большого и жирного мамонта.

— Слушаю, — ответил на звонок пресс-секретаря нашего ведомства.

— Тимур Викторович, — Кирилл звучал озабоченно. Худенький, даже миловидный клерк был гуру связей с общественностью и пиара всех оттенков, — у нас проблемы. Тут на ютуб вышло обширное интервью о российских политиках. Некая Марьяна Месхи-Яблонская поделилась вашей личной жизнью.

— Точнее? — холодно уточнил.

— Я вам ссылку скинул в мессенджер. Тимур Викторович, нужно возвращаться и врубать ответку вместе с опровержением.

— Я посмотрю и решу, — сбросил звонок и перешел по ссылке. Очередной либеральный канал с уехавшими за бугор журналистами, которые прямо всю правду народу говорят. Ну да, ну да. Я и сам достаточно левый демократ, но слишком долго как в бизнесе, так и в политике. Сам не раз башлял СМИ: продаются все. Просто кому-то не жмет брать в долларах и поливать говном российскую власть; кому-то миллионы в рублях очень даже милы, и будут поливать теми же помоями условный Запад. Политика и все, что около нее, — большие деньги, а где бабки, там честности и искренней любви к отечеству раз-два и обчелся.

Вот Марьяна да, не ради денег старалась. Эмоции. Мстит, очевидно. За все или за что-то конкретно — особо не важно. Вон как поет, искренне и жалостливо. Я прямо чудовище с тремя головами.

— Тимур бросил жену, когда узнал, что ребенок генетически несовершенен, — со скептической улыбкой слушал откровения Марьяны. — Развелся в считанные дни, все отобрал и выгнал из Москвы.

— Так мог поступить только бессердечный человек с нацистскими замашками. Мы помним, кто стремился создать совершенную расу, — ведущая показательно качала головой.

О, из меня русского Гитлера слепить решили.

— Такому человеку плевать даже на родную кровь, — ведущая в камеру посмотрела. — Стоит ли ждать, что господин Мантуров будет заботиться о народе… — вопрос, очевидно, риторический.

— Тимур Викторович, он… — Марьяна опустила глаза, чуть ли не пустив слезу. — Он использует людей в достижениях своих политических амбиций. Ему не подошла одна семья, он примерил на себя другую. Вскружил мне голову…