Не учи меня любить

1

В четыре часа дня Кристофер Огастес Гэнджи возвращался к себе домой, распевая во все горло веселую песенку, которая доносилась из радиоприемника его небольшого грузовичка с парусиновым тентом. Был отличный июньский денек, теплый, но не душный, и от этого у Кристофера было особенно хорошо на душе.

Кристофер был высоким крепким мужчиной тридцати семи лет от роду, и у него были все основания считать себя счастливчиком. Единственный сын зажиточного фермера из предместья Гэлгема, штат Огайо, он значительно приумножил состояние отца и стал одним из самых процветающих скотоводов в округе. В двадцать восемь лет Кристофер женился на Марте Стокс, дочке владельца механической мастерской, которая принесла в его холостяцкий дом уют, тепло и комфорт, а также три грузовых «пикапа» и бессчетное количество постельного белья. В положенное время у Гэнджи появился горластый сынок, вылитый Кристофер, а еще через три года – дочь, тоже точная копия отца.

Каждый день, за исключением воскресений, Кристофер вставал в пять утра, плотно завтракал и отправлялся на свои фермы. Он сам не чурался физического труда, считая, что хозяину не зазорно поработать наравне с теми, кому он платит деньги. За день он успевал побывать на каждой из своих пяти ферм, понаблюдать за тем, как клеймят телят, сделать выволочку нерадивой доярке, договориться о поставках сена на следующий год или о покупке племенного быка-производителя. Дел было невпроворот. Но к четырем часам Кристофер непременно возвращался домой, где на просторной кухне его поджидал простой, но сытный обед, приготовленный умелыми руками Марты. Сама Марта вертелась где-нибудь поблизости – шила, штопала, скоблила, чистила, подметала. В большом доме у нее всегда находилось занятие, и Кристофер был рад видеть ее за работой.

Они часто и подолгу разговаривали, если, конечно, можно было назвать разговорами бесконечные рассказы Кристофера о том, как отелилась корова и сколько ему удалось выручить за стадо годовалых телочек. Марта внимательно слушала и кивала головой. Кристофер не спрашивал ее мнения и не ждал от нее ответа; не задавался он и вопросом, насколько ей интересны эти темы. Ему было достаточно этого молчаливого согласия с его словами.

Раз в неделю они посещали церковь и выслушивали проповедь, во время которой Кристофер отчаянно боролся с дремотой. По воскресеньям у них непременно был торжественный обед, для которого Марта пекла пироги с мясом или вареньем, и семья долго засиживалась за столом. Год шел за годом, и ничего не менялось в заведенном порядке семьи Гэнджи. Каждый день Кристофер съедал приготовленный Мартой завтрак и уезжал на ферму, а в четыре часа возвращался в своем потрепанном грузовичке домой и предвкушал вкусный обед.

Когда вдалеке показались ворота его дома, Кристофер Гэнджи прибавил газу. Ему не терпелось поскорее оказаться на уютной кухне, сесть на сколоченный собственными руками табурет и опрокинуть стаканчик ароматной вишневой наливки. Сегодня выдался на редкость тяжелый день, а, значит, он имеет право немного расслабиться.

Интересно, что приготовила на обед Марта? – размышлял Кристофер, ставя грузовик в гараж. Вчера была запеченная в духовке курица с яблоками, и у него слюнки текли при одном воспоминании о поджаристой хрустящей корочке. Какая умница моя Марта, думал он, идя от гаража к дому. Мало в Гэлгеме найдется хозяек, у которых так отлично выходит курица или пирог с телятиной и почками. А уж про ростбиф с кровью и говорить нечего… Когда Кристофер был голоден, он испытывал к жене самые возвышенные чувства.

– Марта, я дома! – громко крикнул он, хлопая входной дверью.

Грузно ступая, Кристофер пошел в ванную комнату, не замечая, что с его сапог на чистый пол падают комья грязи. Он дошел до второго этажа, стащил с себя потом и землей пропитанную одежду, кинул ее на двуспальную кровать, аккуратно застеленную зеленым атласным покрывалом, и заперся в ванной. Через десять минут Кристофер Гэнджи в новых штанах и рубахе, с порозовевшим от мытья лицом, спустился на кухню.

И замер на месте с открытым ртом, потому что ничего подобного он не видел за все девять лет супружеской жизни. Кухня блистала идеальной чистотой. Все кастрюльки и сковородки находились на своих местах, плита была выключена, а столовые приборы красовались в шкафу с прозрачными дверцами. Ничто не жарилось на плите, распространяя соблазнительные запахи, не пеклось в духовке, не шипело на сковородке. Марта не хлопотала у стола, нарезая хлеб или расставляя тарелки. Деревянный кухонный стол Гэнджи, в который Кристофер вложил немало труда, был абсолютно и безобразно пуст.

Кристофер почесал в затылке. Он не особенно быстро соображал, но отсутствие жены явно предвещало что-то плохое. Добродушное настроение покинуло его, в груди заворочался гнев. Марта, должно быть, сошла с ума, раз вздумала оставить его без обеда. Или она потеряла счет времени?

– Марта! – заорал Кристофер во весь голос. – Куда ты пропала?

Никакого ответа. Он беспомощно огляделся, словно ожидая, что сейчас жена как по волшебству выскочит из шкафчика с подносом, на котором разложена всяческая снедь. Но Марты не было и в помине, зато на холодильнике он заметил записку.

Кристофер! Обед в холодильнике. Разогрей. Ребята скоро вернутся из школы, проследи, чтобы они поели. Я вернусь не раньше десяти. Целую, Марта.

Кристофер захлопал глазами. Проследить за ребятами? Разогреть обед? Она что, издевается над ним? Да он даже не знает, как включается эта новомодная плита, которую купили по просьбе Марты! Но живот недовольно заурчал, и Кристофер открыл холодильник. Остатки вчерашней курицы, салат и пара картофелин – вот и все, что ему удалось обнаружить. Кристофер Гэнджи уничтожил все это в холодном виде, мрачно обещая себе как следует проучить Марту, как только она вернется домой со своей непонятной прогулки.

Грегори Донован, невысокий опрятный мужчина с острым носом и маленькими черными похожими на птичьи глазами, работал учителем в средней муниципальной школе в Гэлгеме, штат Огайо. Он преподавал американскую литературу и умел наводить страх на самых отъявленных хулиганов. Мистер Донован был требователен как к себе, так и к окружающим его людям, что не могло не наложить отпечаток на его внешность. В любую погоду он ходил исключительно в костюмах неброских расцветок, и даже на пикник по случаю Дня Независимости надевал галстук.

Миссис Донован была под стать мужу. Их легко было принять за брата и сестру – у обоих были заостренные черты лица, небольшие проницательные глазки и привычка склонять голову влево, слушая собеседника. Миссис Донован работала секретарем в Гэлгемском Аграрном Банке, и служащие никогда не позволяли себе отпускать в ее присутствии фривольные шуточки.

Грегори Донован был страстным театралом, и хотя репертуар культурного центра в Гэлгеме, штат Огайо, не соответствовал его изысканным вкусам, он старался не пропускать ни одного спектакля. Миссис Донован была его неизменной спутницей. Они всегда брали одни и те же места, в седьмом ряду партера и просиживали весь спектакль до конца, каким бы плохим он ни казался Грегори. Мнением жены он обычно не интересовался.

Для этих визитов у миссис Донован находилось парадное платье в крупную зеленую клетку, которое, несмотря на свою старомодную нелепость, очень шло ей. В этом платье, как отмечали многочисленные знакомые Донованов, Люсинда выглядела на все свои двадцать девять лет. В обычной одежде незнакомые люди считали ее ровесницей ее сорокапятилетнего мужа.

Люсинда была старшей сестрой одного из учеников мистера Донована. Они познакомились на очередном родительском собрании. Тихая скромная девушка выгодно отличалась от всех женщин, с которыми приходилось иметь дело придирчивому мистеру Доновану. Люсинда с открытым ртом внимала каждому его слову, послушно читала все рекомендованные им книги и на удивление здраво рассуждала о доме, браке и месте женщины в жизни мужчины. В такие минуты она казалась ему почти красавицей.

Грегори Донован начал понимать, что вторую такую женщину ему уже не встретить. По крайней мере, в Гэлгеме. Тихим сентябрьским вечером он сделал Люсинде предложение, которое, как и ожидалось, она немедленно приняла. Вскоре после свадьбы миссис Донован удалось устроиться на работу в Аграрный Банк, и приносимое ею жалование лишь укрепило Грегори в мысли о том, что он сделал правильный выбор. Не обузу взял он в дом, а надежного партнера и товарища, который честно выполняет свои обязательства и не пытается его обмануть.

Одним теплым июньским вечером мистер Донован спешил домой с чудесным известием. Он случайно узнал, что знаменитая нью-йоркская театральная труппа, гастролирующая в то время по Огайо, планирует заехать и в Гэлгем. Сердце Грегори трепетало от восторга. Неужели он наконец будет иметь возможность лицезреть признанных мастеров сцены и наслаждаться бессмертными произведениями классиков в исполнении настоящих талантов? Смущало мистера Донована лишь одно – они с Люсиндой планировали провести эту неделю у ее дальних родственников в деревне. Но он не сомневался, что жена не будет против, если он предложит остаться в городе. Ведь она любит театр не меньше его, а ее тетку они смогут навестить и позднее.

Мистер Донован ускорил шаг. Он жил в десяти минутах ходьбы от школы и никогда не ездил на работу на машине. Он тщательно следил за своей фигурой и считал хождение пешком отличным упражнением. Увидев свой аккуратненький, выкрашенный в голубой цвет домик в ряду таких же аккуратненьких голубых домиков, мистер Донован довольно улыбнулся. Он представлял себе радость Люсинды. Обычно в это время по пятницам он засиживался в школе допоздна, работая с отстающими, но в этот раз не утерпел и ушел с работы пораньше. Таким образом, ничего не подозревающую Люсинду ждал двойной сюрприз – его раннее возвращение и известие о гастролях театра.

С сияющим лицом мистер Донован вошел в холл, не забыв вытереть ботинки о коврик. Никакой грязи в доме – таков был его девиз.

– Люсинда, дорогая, я уже вернулся! – торжественно объявил он, зная, что жена услышит его, даже если находится в спальне на втором этаже – стены в домике были словно картонные.

– Люсинда, я пришел! – повторил мистер Донован через минуту, несколько озадаченный тишиной в доме. И снова никакого ответа.

Грегори внимательно осмотрел холл, словно Люсинда могла там спрятаться, прошел на кухню, заглянул в крошечную гостиную. Затем поднялся на второй этаж и воочию убедился в том, что Люсинды нет ни в спальне, ни в его рабочем кабинете. Существовал еще чердак, где мистер Донован хранил старые книги и подшивки газет, но и там Люсинды не оказалось.

Тогда Грегори спустился в холл и сел на диван, чтобы как следует обдумать это невероятное событие. Он принялся вспоминать дела Люсинды. Распорядок ее дня он знал не хуже своего. В шесть вечера в пятницу Люсинда должна быть дома, так как в этот день она работает до пяти. Никаких хозяйственных дел, требующих ее присутствия вне дома, у нее быть не могло – покупки они делали вместе в строго отведенные для этого дни. В пятницу, насколько мистер Донован знал, Люсинда занималась самообразованием: читала журналы и выписывала из них то, что он для нее пометил.

Насколько он знал. Грегори похолодел. Классический случай – занятой муж полагает, что в курсе, где в определенное время находится его жена и что она делает, а предприимчивая женщина на самом деле развлекается, посмеиваясь над супругом-простачком.

Повесив голову, Грегори Донован сидел в неосвещенном холле и терпеливо ждал, когда же его жена вернется домой. Наконец чуткое ухо школьного учителя уловило торопливые шаги по гравию дорожки. За пять лет супружеской жизни Грегори Донован успел как следует изучить походку жены и теперь не сомневался, что это Люсинда возвращается домой. Понятно, почему она спешит. Уже восемь часов, а в полдевятого он обычно приходит из школы по пятницам. Ей нужно поторопиться, чтобы подготовиться к его приходу. Сейчас она войдет и притворится, что сидела дома весь вечер как и подобает примерной супруге…

Свирепая улыбка появилась на губах мистера Донована. Все тайное когда-нибудь становится явным, и коварной жене не избежать справедливого возмездия! Он подскочил к двери и распахнул ее как раз в тот момент, когда Люсинда уже стояла на пороге с ключом в руке. Грегори появился перед ней как демон возмездия – маленькие глазки мрачно сверкали из-под нахмуренных бровей, уголки губ подрагивали, а жалящие презрительные слова океанской волной вздымались в его худосочной груди.

– Ох, как ты меня напугал, Грег, – легкомысленно рассмеялась Люсинда, не выказывая никакого испуга. – Почему ты сидишь без света?

И настолько этот тон не соответствовал ожиданиям мистера Донована, что он растерялся и отступил на шаг. А приглядевшись к супруге, изумился еще сильнее. Это была Люсинда и не Люсинда одновременно. Сердце Грегори Донована сжало неприятное предчувствие. На миссис Донован была надета короткая спортивная куртка, верх неприличия – брюки, а на голове красовалась возмутительная кепка. Ее волосы, всегда закрученные в приличный пучок на затылке, были неподобающим образом распущены. В руках Люсинда держала большой пакет.

– Где ты была? – только и смог выдавить из себя мистер Донован. Он был потрясен до глубины души. Неужели его жена в таком виде разгуливала по городу?

– В спортивном клубе. Играла в баскетбол, – невозмутимо ответила Люсинда. – А теперь дай мне пройти в дом, я устала как собака и жутко хочу есть.

С этими словами она оттеснила мистера Донована в сторону и шагнула в холл. Он остался стоять на пороге, разевая рот как вытащенная из воды рыба. Играла в баскетбол? Его жена? Устала как собака?

– Что за вульгарные выражения я слышу из твоих уст, Люсинда! – с негодованием воскликнул Грегори Донован, обретя дар речи.

Но Люсинда лишь возмутительно рассмеялась в ответ, продолжая копаться в холодильнике и совать в рот кусочки съестного.

В свои неполные тридцать пять лет Роберт Уайтчел был значительной фигурой не только в Гэлгеме, но и в целом штате Огайо. Он был председателем правления Национального Аграрного Банка и владел несколькими финансовыми компаниями. Истинные размеры его состояния были неизвестны никому из жителей города, кроме его поверенного. Уайтчелу принадлежал великолепный особняк в центре Гэлгема, который с гордостью показывали приезжим как местную достопримечательность. Жену Уайтчела возил в «кадиллаке» личный шофер. У них было шесть человек прислуги и настоящий дворецкий. Жители очень гордились своим выдающимся соотечественником и радовались тому, что он до сих пор не уехал из Гэлгема, хотя вполне мог позволить себе переезд в более фешенебельный город.

Миссис Уайтчел была хрупкой платиновой блондинкой с фарфоровой кожей и огромными голубыми глазами. Поговаривали, что в прошлом она была манекенщицей и вела себя более, чем свободно. Но это были лишь досужие выдумки. Китти Уайтчел, урожденная Фемиш, двадцать два года прожила в Рибстоне, что на самой границе между Огайо и Мичиганом. Тридцатилетний Роберт Уайтчел проезжал мимо в открытой спортивной машине и случайно увидел Китти, которая прогуливалась с подругами. Любовь поразила Роберта в самое сердце, изменив его планы на вечер и всю будущую жизнь. Он так и не попал на дружескую попойку по случаю помолвки одного из его приятелей. Вместо этого Роберт сделал первый шаг по дороге к собственной свадьбе.

Миссис Уайтчел завидовали многие. Она жила в любви и роскоши и не знала ни тяжелой работы, ни грубого обращения, ни денежных неурядиц. Ее охраняли от всех невзгод словно тепличное растение. Китти редко покидала надежные стены особняка, и лишь ее горничная точно знала, как жена самого богатого человека города проводит свои дни.

Роберт Уайтчел нежно любил жену и после пяти лет брака. Немало юных красавиц, всеми правдами и неправдами попавших в его банк на работу, пытались соблазнить его, но ни длинные стройные ноги, ни искусно обнаженные плечи не могли сбить его с праведного пути. Роберт не замечал никого, кроме своей Китти. Подразумевалось, что она отвечает мужу взаимностью, потому что он был симпатичен и богат, умел к месту пошутить и был готов исполнить любой ее каприз. В этом мире любят мужчин, обладающих и гораздо меньшим количеством достоинств.

Двадцать четвертого июня в среду Роберт Уайтчел проводил очередное еженедельное собрание ведущих работников своего банка, но мысли его были как никогда далеки от дел. Вечером его ожидала встреча с человеком, которого он когда-то считал своим лучшим другом. С Алексом Броуди Роберт учился в одной школе, затем в университете, и хотя в последние пять лет им почти не удавалось встречаться, они не теряли связь. Алекс был журналистом и успел объездить полмира, а Роберт женился на Китти Фемиш и окончательно осел в Гэлгеме.

Этим вечером Алекс должен был наконец навестить старого друга. Роберт предвкушал изумительные выходные. Радость была от того сильнее, что Алекс до сих пор не познакомился с его Китти. Роберт гордился красотой своей жены так, как будто она была его личной заслугой, и ему хотелось поскорее увидеть реакцию Алекса, когда он будет представлять ему Китти. Броуди сумеет оценить изысканную прелесть миссис Уайтчел…

В семь вечера Роберту удалось вырваться с работы. Он ждал Алекса около десяти, и у него было время как следует подготовиться. Подъезжая к своему особняку, Роберт пытался взглянуть на него глазами постороннего человека. Надежно, солидно и достойно – придраться было не к чему. Кованая ограда с современной системой охраны, небольшой ухоженный парк, в котором Китти так любит гулять, и сам трехэтажный дом, облицованный испанской мраморной плиткой, символ богатства и респектабельности, предмет зависти всего Гэлгема. Роберт остался доволен осмотром. Этот особняк лучше всего показывает, что его владелец кое-чего добился в жизни. Краснеть перед Алексом Броуди ему не придется.

Роберт оставил машину у парадного входа, зная, что о ней позаботятся, и неторопливо поднялся вверх по ступенькам. За последний год он немного расплылся в талии, но кто сказал, что тридцатипятилетний мужчина должен быть резвым и подвижным как мальчик в двадцать?

Входная дверь распахнулась еще до того, как Роберт дотронулся до кнопки звонка. Слуги в этом доме отлично знали свое дело. Не зря он платил им столько денег. Роберт улыбнулся величавому дворецкому с пышными седыми усами и поинтересовался, все ли готово к приезду гостя и где сейчас миссис Уайтчел. Китти была как обычно в своей комнате, и все его указания относительно приезда мистера Броуди были с точностью выполнены.

В прекрасном настроении Роберт поднялся в спальню жены. Возвращаясь домой, он всегда первым делом шел к Китти, чтобы поцеловать ее и расспросить о домашних делах. Обычно она сидела в библиотеке с книгой или отдыхала в спальне, что было для Роберта намного приятнее, потому что в таком случае влюбленный муж не ограничивался одним лишь приветственным поцелуем…

Радуясь тому, что Китти поджидает его в спальне, Роберт вошел в комнату и остолбенел. Спальня жены, всегда такая аккуратная и чистенькая, находилась в ужасном состоянии. Дверцы шкафов были открыты, повсюду валялась одежда, на полу грудой были навалены туфли всех фасонов и расцветок, а на туалетном столике сверкали драгоценности. Покрывало на кровати было смято, а тяжелая портьера была наполовину сорвана с карниза. Китти нигде не было видно.

Роберт схватился за голову. Здесь орудовали грабители? Или кто-то собирался в невероятной спешке? У Роберта засосало под ложечкой. Никто в дом не проникал. Дворецкий непременно доложил бы ему об этом. Следовательно, весь этот беспорядок устроен руками хозяйки…

Роберт внимательно посмотрел по сторонам. Если его догадка верна, то где-то здесь должна быть записка. Он вздрогнул. На туалетном столике, рядом с высыпанными из коробок драгоценностями, лежал небольшой свернутый листок. На ватных ногах Роберт подошел к столику и трясущимися руками развернул его. Невидящими глазами он вглядывался в знакомый почерк, а буквы расплывались и никак не желали складываться в слова, а слова – в предложения. Добрые пять минут Роберт читал короткое послание Китти, а потом опустился на пол и зарыдал в полный голос.