(не) Верь мне

Глава 5. STUDIOLLO №6

— Да ладно? — озадачился давно захмелевший Кирран, выуживания из холодильника пару бутылок пива.

Ника злобно откусила бутерброд.

— Прикинь! — жуя, прокричала она. — Как это вообще возможно? Еще вчера появление Фроста считали моим бредом, а сегодня МЕНЯ назначают его охранницей!

— Тихо, тихо, не кричи, а то подавишься, — Кирран открыл бутылку крепкого. — А Далистого не смутило, что ты первая, от кого нужно защищать Фроста?

— Говорит, как раз поэтому я отличная кандидатура. Но я чувствую, здесь где-то подвох.

Кирран сделал глоток пива и сел напротив подруги.

— Хотя, в этом есть определенный смысл.

— И какой, интересно? — желчно поинтересовалась Ника.

— Представь собаку, которую не кормили несколько дней. Хорошо дрессированную собаку.

Ника жадно запихала остатки бутерброда себе в рот и пробубнила:

— Ну, представила…

— Представь, что ее любимый хозяин положил перед ней сочный кусок мяса, но есть запретил. И подумай, как она будет себя вести с другими собаками, которые захотят это мясо сожрать. Сама не притронется, а всех желающих наверняка загрызет.

Ника заерзала на стуле и спросила:

— Согласно твоей дедукции получается, что я хорошо дрессированная голодная собака?

Кирран сделал еще один глоток и кивнул.

— Фигурально выражаясь.

Верис сняла колбасу с очередного бутерброда и откусила уже без хлеба.

— Я убью Фроста. Как только его увижу — в эту же секунду! Вот увидишь.

— Это вряд ли, — усмехнулся приятель.

— С чего вдруг?

— Ты же подписала документ. Теперь, сделать со своим подопечным нечто кровожадное у тебя вряд ли получится. Ваша связь скреплена договором.

Ника огорченно скрестила руки на груди и пробубнила:

— Вот завтра и посмотрим. Как скрепилась наша связь, так и раскрепится. И да, Кир, слушай, Далистый предупредил, что с тобой говорить на эту тему я могу, ну потому что ты сам видел Фроста. Но Дину ничего не говори, — сказала Ника, озираясь по сторонам в поисках невидимого друга. — Не уверена, что он умеет хранить секреты. И вообще никому. Хотя как такое умолчать?

— Не вопрос, — подмигнув, произнес Кирран. — Могла бы и не предупреждать. Если узнают, что Фрост действительно жив, шуму поднимется.

Девушка улыбнулась и стащила кружок колбасы с еще одного бутерброда.

— Вот вы, сссуки, какие, а! — вдруг громогласно раздалось на кухни.

Кирран переглянулся с подругой. Она закатила глаза и поинтересовалась:

— И давно ты здесь?

— Давненько, чтобы наслушаться про себя гадостей! — рявкнула появившаяся в воздухе голова Репентино. — Еще и пьете без меня.

— Мы здесь не гадости про тебя собираем, а факты, — пояснила Ника.

— И без тебя мы не только пьем, — добавил Кирран.

— Факты? К вашему удивлению, я суперски храню секреты, — возразил Дин. — Это я как раз умею! Я работаю в ОЧП, у меня красный диплом секретного агента.

— Твой диплом красный от стыда, — сказала Ника и потянулась за выпечкой. — Зюзя, подай вон тот поджаренный пунтик, пожалуйста, — вежливо попросила она.

Запьяневший Кирран передал выпечку подруге.

Прошло мгновение, прежде чем Репентино хохотнул.

— Никак не могу понять, почему вы до сих пор не женаты? — встав между друзьями, глумливо поинтересовался Дин. — Вы относитесь друг к другу с таким почтением, будто дряхлые супруги.Ника отстраненно покосилась на Киррана — иначе, чем на друга на него никогда не смотрела.

— Дин, ты придурок, — огрызнулась она, — завидуй молча.

— Репентино, давай без шуток. Ты же понимаешь, что подслушанное должно остаться в стенах этой кухни? Это важно, прежде всего, для твоей сестры, — заговорил Кирран.

Репентино театрально кивнул и заглянул в холодильник. Вместе с запотевшей бутылкой пива появилось его обнаженное тело.

— Фуу-Дин! — брезгливо вскрикнула Ника. — Немедленно спрячь свои гениталии!

Открыв бутылку, Репентино потряс бедрами и ухмыльнулся:

— Тебя не возбуждает расхаживающий по квартире голозадый парень?

— Я слишком часто вижу твой зад, чтобы он меня возбуждал! — возразила девушка. — Почему не обратиться в лабораторию, чтобы тебе придумали хотя бы трусы?

Дин сделал жадный глоток пива и, покосился на Киррана.

— Это для него. Тебе же нравится?

Кирран покачал головой и, подняв руки в шуточном жесте «сдаюсь», засмеялся:

— Я помню, что проиграл и на все твои каверзные вопросы должен отвечать «да». Поэтом я скажу «Да», но это значит «Нет».

Репентино довольно вздохнул и сел за стол, спрятав смущавшие всех гениталии под тарелкой с бутербродами.

— Кир, хочешь взять у меня колбаску? — приподняв ломтик сервелата, предложил он.

— Да, но это значит “нет”.

— А “нет” это значит “да”?

Кирран в ответ показал средний палец.

Лицо Дина вдруг озарилось:

— Эй, Никуль, я кое-что придумал.

Она покачала головой: — Сейчас не до твоих пошлых выдумок.

— Это насчет Фроста.

— Ну, и?

— Ты ведь теперь с ним будешь проводить все свое свободное время? Не смотри на меня так.

Ника гордо подняла голову и проворчала:

— Я не собираюсь тратить на него все свое свободное время. Мое дежурство будет длиться всего двенадцать часов. Ночью он не должен выходить из дома.

— Да не суть! — возмутился Репентино. — Может, когда ты будешь у Фроста, спросишь, зачем ему был нужен воробей?

Ника посмотрела на Киррана, затем медленно перевела взгляд на брата:

— Какой еще воробей?

Дин шлепнул ладонью по столу и возмутился:

— Вспомните же! Фрост на поясе носил мертвого воробья.

— Точно, — откликнулся Мак-Кирран-Сол, — было дело, носил. Но я думал, что это сойка. Ник, ты разве не помнишь? Мы все спорили, для чего ему труп птицы.

Вместо ответа Ника кинула в него крышечкой от пивной бутылки и пробубнила:

— Я не буду у него ничего спрашивать. Вообще не собираюсь с ним разговаривать. Буду тупо сидеть, и прожигать его взглядом.

Репентино потянулся за куском сервелата и расплескал пиво из бутылки, он сказал:

— Лично я не понимаю, почему ты ненавидишь Фроста.

Кирран пнул приятеля под столом и предупреждающе покачал головой.

Не придав сигналу никакого значения, Дин продолжил:

— Нет, ну, правда. Я ведь читал твою медицинскую карту. То, что ты помнишь, это неясные образы. Параноидальные иллюзии не могут служить доказательством.

— Какого хрена ты смотрел мою медкарту? — сомкнув зубы, процедила Ника.

Репентино отмахнулся и сказал: — Я должен был знать, ты, хоть и сводная, но все же моя сестра. Хочу лишь сказать, что ты же сумасшедшая и не можешь как свидетель проходить по делу Фроста. Кроме тебя, что он убил твою мать, никто не утверждает. А наш отец повелся на твои рассказы и убил Фроста. Ну… все так думали. Как бы теперь не судили нашего папашу.

— То есть это я виновата?

— Ну, а кто?

Девушка услышала утробные отзвуки, яростно заколотившего сердца — оно забилось слишком громко. Ника поднялась со стула и напряженно замаячила указательным пальцем перед лицом Репентино.

— И да, еще раз сунешь свой пятак туда, куда не следует…

— Да я по-дружески, угомонись, — перебил Дин. — Внемли моему совету, дурочка. Если ты хочешь, чтобы он был осужден, найди реальные доказательства. Забудь про то, что ты видела. Ты бок о бок будешь находиться с самим Грегори Фростом. Накопай что-нибудь. То, что на суде, действительно будет иметь силу.

— Хрен со мной, но ведь ни у кого нет сомнений, что именно он открыл портал для демонов? Его можно судить за это.

— Так ведь никто и не разбирался. Он считался мертвым. То что среди всех кого мы знаем межпространственные порталы может создавать лишь Фрост, не значит, что это был именно он. Признайся, Никуль, что ты так бесишься, потому что была в него влюблена и он тебя разочаровал.

— Что? — возмутилась Ника.

— Что? — удивился Кирран и посмотрел на подругу.

— Что за бред ты несешь?

Дин с улыбкой развалился на стуле.

— А я, как бы, твой дневник читал…

Ника смерила Репентино презрительным взглядом и молча вышла из кухни.

— Ну, ты скотина, — немного погодя шепнул приятелю Кирран.

Репентино поставил тарелку с бутербродами на стол и придвинулся к приятелю ближе.

— А что не так? — тихо заговорил Дин. — Я озвучил правильные вещи. Она же наверняка хочет, чтобы Фроста стерилизовали и превратили в овощ. Но глянув в историю ее болезни, Никулю никто слушать не будет. А насчет портала надо еще доказать. Считаешь иначе?

— Я насчет дневника. Ты правда читал его?

— Угу.

— Какой ты отвратительный человек. Она все таки твоя сестра.

— Ну и что? Давно дело было. Я ее особо не знал тогда, — Дин пожал плечами, — я только что обрел своего отца, а она жила с ним с самого рождения. Стало любопытно.

— Но а говорить сейчас про это зачем?

— Потому что она врет себе и нам.

Кирран допил бутылку крепкого пива и потянулся за новой.

— Насчет Фроста? Он правда ей нравился?

Репентино постучал друга по плечу.

— Ой, да расслабься, по Фросту тогда все девчонки текли. Такой таинственный и улыбчиво-молчаливый брюнет. Ника тоже считала его красавцем и мечтала… чтобы он посадил ее на свои колени… и что-то там в этом духе. Достаточно невинно надо признать.

— Ладно не продолжай, — отмахнулся Кирран.

— Тьфуу! — сплюнул Репентино, повысив голос. — За благородное сюсюканье первый приз тебе. Зачем быть с ней таким слюнявым добряком?

— Это называется дружба.

— Что, правда? Про френдзону слышал? Никуля по этой дружбе дала тебе хоть разок?

— Причем здесь это? — возмутился Кирран.

— Это всегда причем. Хотя, правильно, ты неудачник. Я бы тоже не дал… А Фросту бы дал, у него такие выразительные брови были, — Репентино дернул бровями. — И она даст. Ведь ей больше не четырнадцать. Теперь, ее девичье желание сесть ему на колени вполне себе реально.

Кирран молча встал из-за стола. Дин поморщился от скрипа стула и проводил друга взглядом.

— Все такие нежные… и молчаливые…

***

Ника вздрогнула и проснулась, когда дверь в ее комнату с шумом шарахнулась о стену. На пороге появился размытый пошатывающийся силуэт. Девушка выглянула из-под одеяла, заинтересованно вытянув шею. В комнату ввалился мертвецки пьяный Мак-Кирран-Сол. Бурча что-то под нос, он закрыл дверь, провернув несколько раз ключ в замке. Ника приподнялась и насмешливо сказала:

— Вообще-то это моя комната.

Кирран кивнул и стянул с себя брюки.

— Кир, ты перепутал комнаты. Это моя, — громче повторила Ника.

— О! Ты не спишшшшь, — удивился тот. — Знаю. К тебе пришел.

— А дверь зачем закрыл?

Кирран стянул футболку и завалился на кровать, чудом не придавив подругу. Пружины вознегодовали скрипом. Ника повернулась на бок — стало не так тесно.

— Живой? — полюбопытствовала она.

— Нет, — в полудреме сказал Кирран. — А это правда?

— Ты про что?

— Тебе Ф-фрост нравится?

— За этим сюда пришел?

— Ты ведь знаешь, что ты мне нравишься? Ты — мне. Нравишься.

Ника расхохоталась:

— Подходящее время для душевных разговоров.

— Я серьезно.

— Знаю…

Кирран взял Нику за руку и икнул.

— Я бы хотел, чтобы мы были не просто друзь-зьями. Чтобы ты с-сидела на моих коленях. А ты-ы так холодна ко мне?

Ника выдернула руку.

— Холодна к тебе?

— Угу-у. Я не нравлюсь тебе?

— Нравишься, Кир. Ты мне нравишься.

— Тогда в чем дело?

Ника разозлилась.

— А дело в том, что ты говоришь об этом только когда напьешься. Я что не заслуживаю, чтобы за мной нормально ухаживали? Хоть бы раз на свидание позвал…

Кирран пожал плечами:

— Так мы постоянно куда-то ходим.

— Как друзья. А еще с нами часто бывает этот утырок.

— Дин?

— Он самый.

— Так это твой бра-ат и мой друг… — Кирран повернулся на спину. — Я же люблю тебя, Ника.

— Тьфу! Твои слова ничего не стоят, — возмутилась она. — Ты можешь мне это сказать когда трезвый будешь?

В комнате раздался храп.

— Признание в любви, которое ждет каждая, — прошептала, заботливо накрывая Киррана одеялом. Какое-то время она на него смотрела. Ей было по-настоящему жаль, что настолько хороший человек мог вести, по сути, такую поганую жизнь, смысла в которой не видел и он сам.

Ника часто была одинока даже в присутствии лучшего друга. Ей, как и многим представительницам слабого пола, нужно было не простое участие, но и нежность, забота, не имевшие ничего общего с лобызанием, которым мог одарить поддатый Кирран. Нике хотелось чувствовать себя особенной. И единственной. Хоть для кого-то…

Из-за возникшего щенячьего чувство тоски, Ника решилась написать тому, для кого ее сердце давно хранило интригу. Ко всему прочему, комната постепенно наполнялась кислым запахом хмеля, и трезвой девушке здесь становилось некомфортно.

Она взяла телефон и написала короткое сообщение: «Можно я приеду?». Немного подумала и отправила. Ответ пришел не так быстро, как хотелось, но содержание оказалось удовлетворительным.

Ника поднялась с кровати, быстро оделась и воспользовалась новым абонементом.

Вспышка. Хлопок. Зеленоватая дымка.

Межпространственное перемещение по документу агента службы охраны оказалось намного приятней путешествия по студенческому абонементу, но менее комфортное, чем у сотрудников ОЧП.

Радость подпортила неприятная резь в глазах. Ника зажмурилась. Яркий свет линейных люминесцентных ламп — досадная неожиданность для появившейся из темной комнаты девушки. Она оказалась в просторном белоснежном зале неподалеку от ресепшена. Все остальные межпространственные передвижения по этажам сдерживались трансцендентальными блокаторами — появиться прямиком в кабинете врача не представлялось возможным. Восточная и самая внушительная часть Института Милосердия была отдана спецбольнице для амбулаторного и стационарного лечения. Хитросплетения коридоров и комнат соединяли эту часть здания с аудиториями и кабинетами, в которых диагносты и реаниматоры получали стандартный багаж знаний. Здешняя атмосфера Нике никогда не нравилась, но долгое время ей приходилось считать спецбольницу домом. Приветствующий девушку персонал служил этому факту хорошим примером. Здесь все знали, кто она, знали ее проблемы, знали ее историю. Поэтому, когда Ника появлялась в больнице, на нее словно насылали проклятье ватных ног — подгибались колени, и будто от холода дрожало тело. Получалось, что каждый раз шагая по холодному коридору в направлении лифта, девушка действительно выглядела больной и изнеможенной. В такие моменты агент Верис старалась ни на кого не смотреть и ни с кем не заговаривать. Сложно вести себя адекватно, когда все вокруг воспринимают тебя, как лакмусовую бумажку.

— Здравствуй Ника, — произнес кто-то проходящий мимо. — Давно не появлялась у нас.

Не поднимая головы, девушка кивнула и ускорила шаг. Вовремя нырнув в закрывающиеся двери лифта, Ника расслабленно вздохнула. Сейчас не имело значение, что кто-то в белом халате, стоявший за спиной приветливо поздоровался. Агент Верис сделала вид, будто разыскивает нечто предельно-важное на дне своей сумочки и ничто больше не достойно ее внимания.

Лифт открылся на шестом этаже. В холле старый электрик заменял типовые лампы. Здесь было темно, лишь офисный светильник натужно трещал на столе секретаря. Несколько часов назад скачок напряжения выбил почти все освещение на этаже. Зашагав в потемках, Ника направилась к рыжеволосой помощнице, что тщетно сражалась с пищавшим в ее руках телефоном.

— Что у вас тут произошло? — спросила она.

Рыжеволосая вглядывалась в темноту до тех пор, пока Ника не подошла так близко, чтобы можно было ее узнать.

— О, Ника, рада тебя видеть. Пришла на прием к Лионкуру?

— Да, нет… просто решила в гости заглянуть. Что здесь случилось?

— Эксперименты. Всего лишь эксперименты, — устало ответила помощница.

Ее звали Зои. Она была умна, перспективна и хорошо обеспечена, но единственное что вызывало у Ники откровенную зависть — ее красота. Невысокая, пышногрудая, с пленительной поволокой зеленых глаз, блестящими локонами медного цвета волос, она являлась предметом восхищения мужчин и ревности женщин. Зои имела легкий нрав, хорошее чувство юмора и три фундаментальных каприза: красный лак для ногтей, дорогой парфюм и изумруды. Много лет она являлась помощницей ректора этого института и, несмотря на то, что имела возможность удачно выйти замуж или далеко продвинуться по служебной лестнице, упрямо занимала должность делопроизводителя.

— Знаешь же Лонгкарда, из-за его опытов выбивает то пробки, то… стены. Прости, а ты разве записывалась на прием? Уже поздно, — пытаясь, угомонить попискивающий мобильник, невольно спросила Зои.

— А разве мне это нужно? — поинтересовалась Ника. — К тому же, для того, чтобы просто прийти в гости к старому приятелю.

— Дьявол, уже третий мобильник за полгода! — выругалась Зои, отключила телефон, бросила в полку, одобрительно улыбнулась и спокойно сказала: — И действительно, Ника, я как-то не подумала, что для дочери Рик’Арда формальности нигде не нужны.

Ника звонко цокнула и, закатив глаза, вздохнула и сказала:

— Ты же понимаешь, что дело не только в этом.

— Определенно не только в этом. Ты проходи, — доброжелательно произнесла Зои, кивнув в сторону кабинета.

Ника бросила ревностный взгляд на благовидную помощницу и притаив завистливые чувства за вежливой улыбкой постучала в кабинет. На двери сверкнула надпись «Studiollo №6».

Лонгкард Лионкур придавал этому помещению особую, почти ритуальную важность. Это место несло печать столкновений его замыслов, надежд и горького крушения планов. Работа мыслей требовала молчания, ведь неоформленные идеи очень пугливы. Этот кабинет был привилегированным пространством для существования, местом тишины, величия… или позора. Местом, где вопросы, от которых Лонгкард не мог уклониться, не находили ответа, потому что превосходили все его возможности. Лионкур крайне редко бывал дома, все свое время он проводил именно здесь, в комнате, чем-то напоминавшей эволюционировавшую кунсткамеру, где знания ради развлечения превратились в профессиональную деятельность.

Ника приоткрыла дверь, осторожно заглядывая в кабинет. Здесь было светло. Бесперебойная подача электричества осуществлялась за счет резервных генераторов. Кабинет казался огромным, разделенный полупрозрачными стеклянными стенами на несколько индивидуальных частей, в которых ректор Института Милосердия проводил многочисленные исследования и эксперименты. В этих стенах Ника чувствовала себя подопытной обезьяной.

— Лонгкард? Это я.

До того, как лиричный баритон приятной волной коснулся ушей, у Ники было мгновение, чтобы избежать неприятных воспоминаний — просто покинув кабинет. Но девушка глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.

— О! Ты пришла! — донеслось из-за полупрозрачной перегородки, по которой стекала черная масленичная жидкость. — У меня тут совершенно случайно детонировал земляной вермис. За стенкой что-то упало и разбилось. — Вот дьявол… дорогая, располагайся, я сейчас… восемнадцатый, прибери здесь.

Мимо ног Ники проехал маленький РДК — гусеничный помощник с гибким телескопическим глазом.

— Знаешь, — хитро начала Ника, — если ты занят, я могу заглянуть к тебе в другой раз.

— Не придумывай отговорок, — сказал вышедший из-за перегородки Лонгкард, — я свободен для тебя в любое время дня и ночи.

Девушка посмотрела на давнего приятеля и подумала, что не зря волновалась перед визитом. Реаниматор Лионкур предстал в образе неудачливого лаборанта после первого самостоятельного опыта: когда-то белоснежный халат пестрил разноцветным крапом внутренностей земляного вермиса, а на правом остроносом ботинке моргали его отважные глазенки.

— Как вермис мог взорваться? — брезгливо сморщив нос, поинтересовалась Ника.

— Предполагаю, что во всем виновата аммиачная селитра, которую он съел сегодня на завтрак, — задумчиво ответил Лонгкард, стягивая с рук резиновые перчатки.

Из-за патологических процессов перенесенных в детстве ректор Института Милосердия выглядел высокорослым и худым. За непропорционально длинные ноги его называли «кузнечиком» — но это реаниматора совсем не обижало. У Лонгкарда были вьющиеся седые волосы, крючковатый нос и тонкие губы. Несмотря на то, что из-за нарушений пигментации глаза Лионкура имели аспидно-черную склеру, этот хищный взгляд превосходила широкая белозубая улыбка, делающая облик обладателя приветливым и дружелюбным. Определить по лицу или голосу Лионкура количество прожитых им лет крайне сложно. Кому-то реаниматор казался многомудрым стариком, кому-то диким юнцом. Нику же этот вопрос никогда не интересовал.

Она помахала рукой и сказала:

— Привет.

— Привет, привет. Давай раздевайся, не будем терять времени, — произнес реаниматор.

— Что прям так… сразу? Ты сказал, что мы просто поговорим.

— В процессе и поговорим, — воодушевленно ответил тот, скинув испачканный халат на пол.

Подъехавший РДК очистил ботинки от останков вермиса, любовно отполировал обувь хозяина и потащил грязный халат в прачечную.

— Спасибо, восемнадцатый, — поблагодарил Лонгкард.

Он внимательно посмотрел на стоящую перед ним девушку и признался:

— Я рад тебя видеть, Ника.

Агент Верис вжала голову в плечи и тихо спросила:

— Может, тогда обойдемся без осмотра?

— Без него никак. Я очень долго не видел свою самую любимую пациентку.

— Так, значит я для тебя только пациентка?

Лионкур сделался серьезным.

— Не только, — сказал он.

— Тогда просто спроси, как я себя чувствую.

Лонгкард улыбнулся, присел на край стола и растерянно поинтересовался:

— И как ты себя чувствуешь?

Ника сунула руки в карманы куртки, пожала плечами.

— Теперь намного лучше.

Реаниматор резко опустил голову, посмотрел на лежавшую рядом медицинскую карту и спросил:

— А почему ты перевелась в другой отдел?

— Что Кирран тебе и об этом сказал? Вот трепач!

— Нет. Я не видел и не слышал его больше недели. Он часто пропускает практику ради работы. Я, кстати, слышал, на тебя напал домовой?

— О-о-ой.

— Судя по тому, как ты кричала, яркость твоего эмоционального фона восстановлена.

Ника кивнула.

— Более чем. Но если не Кирран, то кто тебе растрепал про мою новую должность?

— Чач Далистый просил копию твоей карточки отправить на твое новое место работы — в СОМ.

Ника покачала головой, недобрым словом вспомнив своего начальника.

— Проверяет видимо насколько я чокнутая. И это он меня и перевел к себе. Сама бы я ни за что не пошла к нему работать. Думаю даже знаешь почему.

— Знаю. Но что было то было. Что там за видения у тебя?

Агент Верис с большим удовольствием рассказала бы про ожившего героя старых кошмаров и про свою несправедливую судьбину, но подписанный договор о неразглашении , вовремя остановил юную красноречивость.

— Да так, — отмахнулась Ника, — просто встретила мужика похожего на Фроста. Растерялась немного. Я всего лишь обозналась, но мне этого никто не простил. Ведь все считают меня сумасшедшей. Такую панику подняли.

— Не все считают тебя сумасшедшей, — возразил реаниматор.

— Хорошо. Все кроме тебя.

Лионкур звонко засмеялся, и подмигнув, стоявшей перед ним девушке, сказал:

— А без осмотра нам все же не обойтись. Заходи за ширму и там переодевайся.

— Но…

Лонгкард бодро поднялся со стола и зашагал к двери.

— Я закрою кабинет, никто ничего лишнего не увидит, если тебя это беспокоит. Меня я думаю незачем стесняться?

«Как раз наоборот» — подумала Ника, почувствовав, как созревает глубинное стеснение. Девушке не хотелось показывать свое изуродованное тело человеку, к которому тяготели ее мысли.

— Дорогая, мне необходимо знать, не отвергает ли твой контрадикторный организм месяцы моей напряженной работы.

Ника опустила взгляд и поплелась за клеенчатую ширму.

— Я вдруг сейчас подумала, — аккуратно снимая с себя одежду, сказала девушка. — Как ты считаешь, вот если бы и правда, Фрост оказался живым… допустим это было б так… Ты меня слушаешь?

— Да, да, слушаю, — отозвался реаниматор, подкатывая ультразвуковой сканнер к кушетке.

— Так вот… ситуация настолько абсурдная, что я невольно задумалась. В связи со всем случившимся со мной, с моей болезнью…

— Я не считаю это болезнью, — возмущенно перебил Нику Лионкур, надевая чистые резиновые перчатки. — Это был затяжной период восстановления.

Девушка наступила босыми ногами на холодный пол и, накинув на обнаженное тело одноразовую полипропиленовую рубашку сказала:

— Хорошо, пусть так, но дело не в этом. Мне интересно, смогла бы я свидетельствовать против Фроста? Ты мне как врач скажи, была бы у моих обвинений хоть какая-то ценность?

— Сомнительная… если честно.

Ника вышла из-за ширмы, стыдливо кутаясь в тонкую рубашку.

— Никто не воспринял бы меня всерьез?

Лонгкард улыбнулся, указал на кушетку, на которую небрежно была наброшена хирургическая голубоватая простынь.

— Давай сюда, — ласково сказал он. — Я думаю, что никто кроме психиатра не воспринял бы твои обвинения всерьез. Друзья, те, кто презирают Фроста, тебе бы, несомненно, поверили. Уверяю, их было бы большинство, но этого не достаточно для подтверждения его вины. Где ты говоришь, видела Фроста?

Ника осторожно присела на кушетку.

— Я же говорю, это был не он.

Реаниматор бережно обхватил ладонями лицо девушки, убрал спадающие на скулы волосы, внимательно осмотрел рубцы на шее и поинтересовался:

— Как быстро ты поняла, что обозналась?

— Ну… не знаю.

— Почти сразу, дома после размышлений или тебя переубедили чужие насмешки? — спросил он, посветив в левый глаз агента Верис ярко-зеленым светом небольшого фонарика. — Видишь этим глазом хорошо?

— Да, я даже забыла, что он не родной, — прищурившись, ответила девушка.

— Так, когда поняла, что обозналась?

— Почти сразу, — соврала Ника. — Он же мертв. Я почти сразу поняла что ошиблась.

Лонгкард легко толкнул девушку в плечо и сказал:

— Ложись.

Ника обреченно посмотрела на реаниматора, скрестила руки на груди и опрокинулась на кушетку.

Лионкур покачал головой.

— Дорогая, расслабься, — вполголоса произнес он. — Мне нужно взять у тебя немного крови.

Девушка тревожно выдохнула, поочередно опустив руки, расположила их вдоль дрожащего тела. Она прекрасно понимала, что употребляемое в ее сторону обращение «дорогая» имело не только образную ценность. После того, как младший заместитель Чач Далистый издал приказ о прекращении финансирования регенеративного лечения пострадавших при разрушении храма, именно реаниматор Лионкур взял на себя долговые обязательства на восстановление нескольких пациентов. Во сколько обошлась Лонгкарду жизнь Ники, она до сих пор стеснялась спросить.

Реаниматор продолжал опрос:

— Голова продолжает болеть?

— Да. Она у меня самостоятельная.

— Упорная головная боль часто является единственным проявлением скрытой депрессии, — сказал Лионкур, надев на руку девушки механический аппарат для сбора крови. — Что у тебя с кошмарами?

— Снова начались. После того, как я увидела этого козла Фроста.

Реаниматор посмотрел на пациентку.

Ника быстро исправилась:

— Того мужика, который был похож на Фроста. Я же все-таки обозналась и на мгновение подумала, что это он.

— А ты уверена, что действительно обозналась?

Ника почувствовала, как эластичный жгут автоматически пережимает руку выше локтевого сгиба, как быстро и точно колит игла.

— В смысле? — сощурившись, уточнила девушка.

— Тело Фроста так и не нашли. Разве в таком случае люди не считаются без вести пропавшими?

Лишаясь нескольких миллилитров крови, Ника почувствовала легкую слабость.

— Я тоже так думаю, но говорят, что после психоделического уничтожения господина Масса никто не выживает.

— Да, все известные мне факты это подтверждают. Но всегда находились мертвые тела. А Грегори тоже не так прост. Возможно, тот, кого ты видела — действительно он?

Ника удивленно подняла голову, спросила:

— Хочешь сказать, что ты больше веришь в то, что это был воскресший Фрост, нежели в то, что я сумасшедшая?

— Прекрати считать себя сумасшедшей, — сердито произнес реаниматор, снимая аппарат и извлекая из него пробирку с кровью. — Зажми руку. Кататонический ступор, галлюцинации, нарушенное эмоциональное равновесие, психозы — причиной всему этому является сложноструктурная пентаграмма, в которую ты попала перед смертью. Прости — клинической смертью. Распутать все слои твоего сознания из этой паутины было очень непросто. И, похоже, я не смог сделать этого до конца. Это минус мне, конечно.

Агент Верис посмотрела в черные глаза Лионкура. Она всегда с охотой расплачивалась за мелкие одолжения, за немаловажные была признательна, но не представляла, как и чем отплатить реаниматору за спасенную жизнь. Находясь рядом с ним, девушка чувствовала себя виноватой и беспредельно обязанной. Ника даже не поняла, когда возвышенное чувство благодарности превратилось в рабство.

— Спасибо тебе, — тихо поблагодарила девушка. — Давай больше не будем об этом. Просто делай что нужно.

— Хорошо, — согласился Лонгкард.

Он снисходительно улыбнулся и раскрыл полы тонкой рубашки, служившей пациентке надежной защитой от стеснения. Ника поспешила зажмуриться, словно закрытые веки могли скрыть уродливую наготу ее тела.

— Моя хорошая, да ты поправилась, — заметил реаниматор.

Девушка пристыжено кивнула.

— Во всем виновны пунтики Киррана.

— Славно, у тебя хороший аппетит.

Лонгкард склонился над Никой, осторожно прикоснулся к грубому шраму, проходящему вдоль грудной клетки девушки.

— Так, есть небольшие уплотнения, но в целом все хорошо зарубцевалось.

— А можно будет убрать это уродливый шрам?

— Можно его сделать менее заметным.

Реаниматор прикрепил кнопочные электроды на виски, грудную клетку девушки, смазав предварительно место пульсации специальным гелем, а четыре конечностных на руки и ноги.

— Полежи так немного, я пока отнесу твою кровь в лабораторию.

Ника не открывая глаз кивнула. И после того, как шаги Лонгкарда удалились, она облегченно вздохнула.

— Знаешь… — послышался ласковый баритон реаниматора, — я постараюсь сделать что-то еще…

— Неужели со мной можно сделать что-то еще? — усмехнулась Ника. — Ты и так собрал меня по кусочкам. И вообще, мне кажется, что для человека, который удовлетворяет свои интересы за счет Управления, ты слишком необъективно ко мне относишься. Это из-за моей матери?

— В каком смысле?

Ника открыла глаза, проследила за путешествующим по ее телу голубоватым лучом сканера, потом сказала:

— Лига Сверхъестественного определила ее кольцо тебе. Это вроде как великая честь для простого маджикайя.

Лионкур подошел к девушке.

— Все еще не понимаю, к чему ты клонишь.

Бравада Ники мгновенно потонула в озадаченном взгляде реаниматора.

— Ну, типа ты благодарен и поэтому со мной возишься.

Лонгкард широко улыбнулся и мгновением позже громко захохотал.

— Какая ерунда! Бесспорно, я глубоко уважал Люмену, но, моя дорогая, коль речь об этом зашла, ты должна помнить, что возиться с тобой я начал намного раньше, чем стал держателем реликвии.

— Покажи его, — заинтересованно вытянув шею, спросила Ника.

— Кольцо?

— Да.

Реаниматор стянул резиновую перчатку с левой руки. На безымянном пальце сверкнул серебреный перстень. Сверхценным считался не металл, из которого был изготовлен перстень, а украшающий его спрятанный в хрусталь глаз нерожденного дракона.

— Вот. Берегу, как видишь, — ответил Лионкур с улыбкой.

Девушка насмешливо улыбнулась.

— Как думаешь, зачем тогда Фросту понадобилось это кольцо?

Лонгкард виновато пожал плечами.

— Не знаю, дорогая. Волшебные кольца — ценные реликвии. А быть может, ему нужен был просто трофей. Лучше, конечно, спроси это у него самого…

Удивление дернуло желваки на лице Ники.

— Расслабься, дорогая, — шепотом произнес реаниматор. — Несколько часов назад, по просьбе Далистого я делал заключение о состоянии Грегори Фроста. И… должен признаться, был почти уверен, что его появление ты не попытаешься от меня утаить.

Ника возмущенно приподнялась на кушетке.

— Так ведь я не могу никому…

— Понимаю. Я без амбиций, — требовательно успокоил девушку Лионкур. — Приляг, пожалуйста. Но... — реаниматор властно посмотрел на свою пациентку, — надеюсь этого больше не повториться? Я твой лечащий врач и мне нужно знать о тебе если не все, то многое, а в частности то, что касается причин твоей паранойи. Ты поняла меня?

Агент Верис пристыженно опустила взгляд.

Лонгкард не всегда был приветливым, а его улыбка дружелюбной. Когда идеи Лионкура становились грехом, за плечами реаниматора словно ликовал дьявол. В такие моменты Ника робела и терялась, будто земля уходила из-под ног. Каждый раз, слыша повышенный тон его голоса, девушка становилась податливой, как разогретый в ладонях пластилин. Иногда Лонгкард позволял себе этим пользоваться.

— Больше этого не повторится, — подавленно произнесла агент Верис.

Лукавый за плечами реаниматора улыбнулся.