I

Роман посвящается моему сыну.

Душа моя, Душа моя!

Мой светлячок горит во тьме.

Моя Душа лишь для тебя

И свет мой это путь к мечте,

Которой верить я хочу.

И я лечу, и я кричу,

И вижу небо, и звезду,

А та звезда, конечно ты.

Дороги все ведут к любви

Я перекинула мосты,

Сквозь годы ты меня зови,

И небо цвета твоего

Укажет путь для сердца моего!

Kris Ptica


«И тут я побежала! Я бежала, бежала, не разбирая дороги, моё сердце выпрыгивало из груди, а мысли путались, да так, что не было возможности, что- либо осознать или подумать. Бежала пока не упала без сил на землю. Ударилась лбом и боль отрезвила меня. Я зарыдала, не от того, что ударилась лбом, не от физической боли, а от душевной.

Как они могли?! — думала я, — отдать меня этому мальчишке в жёны?! Ведь я не люблю его, не хочу его, он даже мне совсем не по нраву!

Я плакала, и душевное равновесие покидало меня с каждой слезинкой, что выходила из моих глаз. Мне хотелось убежать так далеко, как только это вообще было бы возможным в моём случае. Я не думала тогда о том, что меня догонят и вернут обратно, я просто хотела быть свободной и распоряжаться сама собой, а не выполнять чьи- то желания и указы.

Светозар- Архонт и союз с этой семьёй для нашей было спасением, и установлением мира на принадлежащих нам землях. Наши семьи всегда испытывали недоверие и трудности как соседи, и даже случались войны в прошлом.

И теперь вдруг эта свадьба! Мне даже подумать не дали, не спросили меня, а назначили дату и так быстро, что я не успела глазом моргнуть, как оказалась перед служителем Храма вместе с Светозаром, и он нас обвенчал. Нам обоим всего по восемнадцать. Мы ничего толком не видели в жизни, не то, что наши отцы, создавшие союз с нашими матерями, когда уже были славными воинами. А наши матери многому научились, и много путешествовали, прежде чем вышли замуж. А тут вдруг такая спешка?! К чему это всё?!

Я была как во сне, когда он мне надел на безымянный палец кольцо. Меня как будто заколдовали, настолько я чувствовала себя потерянной и обманутой теми, кому доверяла больше, чем сама себе. Мама, папа, все сговорились против меня. Злоба теперь душит моё сердце. И эта ночь, проведённая со Светозаром. Эта боль- потеря девственности и стыд, испытанной мною, как девушки, вынужденной отдать свою первую жажду любви нелюбимому!

Ничего из этого не выйдет! — так я думала в тот момент, и когда он уснул, я потихоньку выбралась из спальни, оделась, взяла с собою всё то, что мне дали мои родители, и выскочила из дворца».

Старик смотрел на девушку лет восемнадцати, в глазах её золотистого цвета отражалось отчаяние, боль, недоумение, горечь обид. Волосы чёрные как крыло ворона были растрёпанные и на них висели кусочки листвы, и соломинки, травинки, были спутаны и когда то в прошлом её шикарная причёска, предназначенная для торжества, сейчас была в плачевном состоянии. На тонком носу небольшая царапина, видимо после падения на землю она оцарапалась и не заметила в горячности своего гнева, и вообще всё её стройное тело, лишённое женской привлекательности, дрожало то ли от стресса, то ли от боли, а может быть от того и другого вместе.

Он внимательно осматривал её. Как могла эта девчушка хоть кому- нибудь понравиться? Узкие бёдра девушки навряд ли могут взволновать мужскую плоть, а худые плечи, это плечи ребёнка.

«Да, — подумалось ему, — Даймоны поторопились с этим союзом, но видимо другого выхода не было».

— Как зовут тебя?

— Есения, — был её ответ.

Старик утвердительно кивнул головой.

Есения с любопытством смотрела на этого мужчину в возрасте старца. Седые волосы его были длинными и заплетёнными в косу, которая спускалась по его спине почти до поясницы. Серые глаза старика глядели на неё с интересом, и в них не было какого- то сочувствия, только любопытство, но и отеческая нежность в них тоже присутствовала, от этого ей было приятно находиться в его обществе, и она с лёгкостью ему всё рассказала, не заботясь о том, что перед ней незнакомец.

Его белоснежный цвет кожи отдавал мраморным тоном, а значит этот человек из рода Монос. У её семьи с ними были торговые союзы, и вроде бы насколько она помнила, они не враждовали семьями.

Есения посмотрела на свои испачканные руки. Её красивая кожа золотистого оттенка теперь была в грязи и потеряла свою привлекательность.

— Мне бы воды, — произнесла она и с надеждой посмотрела на старика, — пить очень хочется.

Тот достал флягу и протянул девушке.

— Пей, сколько захочешь, — он внимательно и как то оценивающе теперь смотрел на неё, — у тебя впереди дальняя дорога.

Есения не обратила на его слова внимания, она схватила флягу и жадно прильнула губами к горлышку. Напившись вдоволь, она отдала флягу старику. Тот не взял.

— Оставь себе, она нужнее тебе, а не мне.

— Как твоё имя, Монос? — Есения закрыла горлышко фляги и прицепила её к своему кожаному ремню, туго затянутого на её талии.

— Я для тебя просто старик, нет у меня имени.

— Хорошо, как скажешь, — девушка протянула руки к огню.

Они оба сидели на двух пнях, спиленных кем- то деревьях. Вокруг был лес, вдали виднелось озеро, и долина на другом берегу, поросшая высокой травой. Смеркалось, а костёр, ярко горевший и гревший их своим теплом, видимо разжёг сам старик.

— Куда путь держишь? — старик протянул так же свои ладони к костру, грея их.

— Не знаю, — безразлично ответила Есения, — а куда мне податься? — тут же с надеждой спросила она.

— Иди в Кучелмин. Это город семьи Монос. Ты же знаешь, что закон распространяется на каждого путника и странника, попавшего в город, тем более ты беглянка, а беглецов по закону Монос не выдают.

— Да, я знаю, — она стала ковырять землю под ногами пальцем, — я пойду туда, мне больше податься некуда.

— Не забывай, что ты из семьи Даймонов, будь уверена в себе и не вешай носа, — старик хотел улыбнуться, но не сделал этого.

Есения посмотрела на небо. Оно чёрного цвета, а звёзд почти не видно. Что её ждёт впереди? Она не знала, но и назад не собиралась возвращаться…

Кучелмин город- государство, в котором правила семья Монос. Город оружейников, ткачей и горнодобывающей промышленности. Железо, серебро, золото, медь- вот чем богат Кучелмин. Горная страна с единственным огромным городом, распростёртым в долине между горами.

Есения с опаской оглядывалась постоянно, проходя по центральной улице Кучелмина. Здесь мужчины и женщины странно одевались, но их одежда была очень красива. А украшения на шеях женщин и браслеты на их руках, всколыхнули её зависть. Ведь у неё таких не было, а так хотелось что- то из этого иметь.

В её родном городе Хотшине не было гор, зато у них много садов с яблонями, грушами, сливами. А какая земля! Чернозём, жирный и пшеница от этого вырастает в её, Есению рост, а хлеб какой вкусный выпекают женщины семьи Даймон, аж, слюньки потекли!

Слюни действительно у неё потекли, потому, что желудок свело от голода. Она ела только на пиру в честь её и Светозара свадьбы, а это было вчера днём, и вот с тех пор росинки маковой в рот не брала. У старика, встреченного ею по пути, тоже еды не было, только фляга с водой, которая теперь болталась на её поясе, больно ударяя по бедру.

Девушка вертела головой в поисках конкретного дома, в котором ей могут предоставить работу, чтобы не умереть с голоду, нужно найти работу, что и собралась она сделать в первую очередь. В каждом городе такие дома имелись.

Кто- то толкнул её в плечо, Есения обернулась, но этот кто- то уже исчез в толпе. Людей было много.

«У кого же спросить? — Есения оглядывала каждого прохожего, задерживая взгляд на лице, чтобы увидеть более доброжелательное создание для разговора с ним».

Такое лицо вдруг подвернулось. Мальчишка лет двенадцати тащил связку перепелов, перекинув их через плечо и что- то насвистывал. Его босые ноги были в грязи, а руки по локоть в чём- то похожем на кровь, но Есению это не смутило, наоборот, лицо мальчишки было таким спокойным и откровенно глупым, что она подумала: вот это тот, кто мне скажет то, что мне нужно.

— Монос! — окликнула она его.

Мальчишка уже почти прошёл мимо неё, но оглянулся.

— Это вы, мне, госпожа?

— Да, тебе, — Есения кивнула, — подойди, пожалуйста, я хочу спросить кое о чём.

Тот подошёл и с любопытством стал оглядывать Есению с головы до ног.

— Мне работа нужна. Ты случаем не знаешь, где здесь по близости дом работников?

— У госпожи неприятности? — он присвистнул.

Есения была в белоснежном платье, порванном внизу, на подоле, и местами грязном. По её виду сразу можно было определить, что она не местная. Золотистый цвет её кожи говорил о том, что перед мальчиком молодая женщина из семьи Даймон, только их люди отличаются таким цветом кожи, да и вышивка на самом роскошном, но грязном платье, говорила, что девушка из богатой семьи.

— Да, есть небольшие, — согласилась она с ним, — так, где этот дом?

— Он там, — мальчишка махнул рукой по направлению улицы, на которой они стояли, — пройдёте ещё немного вверх и увидите такой большой серый дом с железной чёрной крышей. Вот он- то вам и нужен будет.

— Спасибо, — поблагодарила его Есения. Она нагнула голову в небольшом поклоне.

— Пожалуйста, — мальчишка был доволен и аж, покраснел.

Не каждый день за оказанную такую нелепицу тебе кланяются из семьи Даймонов, тем более он понял, что оплаты за информацию от неё не получит. Ничего. Зато ему поклонился Даймон.

А Есения поспешила вверх по улице. Урчащий желудок не давал ей покоя, и ей во что бы то ни стало надо найти работу.

Дом с железной крышей она увидела сразу, как только завернула за угол. Он возвышался над всеми остальными. Каким- то печальным своим видом портил весь ансамбль белоснежных домов с лепниной и цветными крышами. Все крыши зданий в городе Кучелмин были железными, благо этого металла было вдоволь, его добывали в огромном количестве в ближних горах, и покрашены разноцветными красками, поэтому пройти мимо дома работников не представлялось возможным. Он резко выделялся своей строгостью.

Есения с дрожащей душой вошла в просторный холл дома работников. Перед ней была длинная стойка, за которой сидела женщина с огромной копной чёрных с проседью волос. На её курносом носу торжественно восседали очки в роговой чёрной оправе.

Женщина даже не подняла головы, чтобы посмотреть, кто же зашел в дверь, так и сидела, уткнувшись в свои бумаги.

— Здравствуйте, — робко поздоровалась Есения.

Её голос эхом отразился в пространстве холла здания. Казалось, что весь дом состоит из железа, таким звоном прозвучало её «здравствуйте».

Женщина подняла свою голову от бумаг и, приподняв очки в роговой оправе, с удивлением осмотрела Есению сверху вниз.

— Что, вам? — не ответив на её приветствие, задала вопрос женщина с копной волос на голове.

— Мне бы работу найти, — тут она запнулась под её холодным стальным взглядом, — хоть какую- нибудь, — добавила она.

Женщина снова уткнулась в свои бумаги, пошелестела ими, а затем снова подняла на неё глаза.

— Есть место в Публичном доме, — её голос эхом разнёсся по холлу.

— Где? — удивилась Есения.

— В Публичном доме, — повторила женщина, — а как вы хотели, милочка? Сейчас приличную работу найти сложно, очень напряжённая обстановка между семьями Архонтов и Даймос. Того и гляди война начнётся. Поэтому только в Публичный дом могу дать, вам, рекомендацию.

— Больше ничего нет? — без надежды на что- то лучшее спросила Есения.

— Больше ничего нет, — отрезала женщина, — у них всегда места есть, — она придирчиво посмотрела на девушку, — хотя… вы слишком худая для того, чтобы работать там, но им всегда требуются.

— Я как то сомневаюсь, что смогу там работать, — она вдруг услышала бурное урчание своего желудка.

Женщина тоже его услышала.

— Там очень хорошие условия, поверьте мне, — мягче сказала она, — деньги платят во время, бесплатно кормят и одевают. Лучшего места вам в ближайшие месяцы не найти.

Есения горько вздохнула.

— Может быть, вам и делать ничего не придётся, — продолжила своё словоизлияние женщина, — вы такая не аппетитная, что на вас никакой мужчина не взглянет. Хозяйка госпожа Луиза, возможно, вам, предложит что- то другое, так что не упрямьтесь и идите, — она многозначительно затем добавила, — попрошайничать в нашем городе запрещено! Иначе вас ждёт тюрьма.

Есения снова вздохнула.

— Дайте адрес, я согласна.

Что она могла сейчас сделать? Только надеяться, что эта госпожа Луиза, о которой сказала женщина с копной волос, действительно даст ей какую либо другую работу.

Публичный дом располагался в центре огромного города- государства Кучелмин и был таким одним единственным, больше конкурентов у него не было. Семья Монос покровительствовала ему и разрешала госпоже Луизе, хозяйке заведения, обеспечивать всё мужское население любовной усладой, в лице женщин лёгкого поведения.

Есения стояла перед госпожой Луизой, а та держала в руке лист бумаги от дома работников с рекомендацией, которую та ей подала.

— С такими внешними данными, — грудной голос госпожи Луизы пронзил Есению насквозь, — на вас, милочка, ни один мужчина не взглянет. Посмотрим, что из вас выйдет, — она встала с диванчика, с ворохом цветных подушечек и подошла к девушке, — повернитесь вокруг себя, — приказала она.

Есения исполнила её просьбу.

— Мда, — цокнула она языком, — что же, лучше не было, что ли?

— Может быть, для меня найдётся у вас что- то другое, — с надеждой спросила Есения.

Хозяйка публичного дома, госпожа Луиза женщина без определённого возраста, с синими крашенными длинными волосами и такими же синими глазами, имела характер жёсткий, волевой, была стройной, высокой под метр восемьдесят, с пышной грудью и идеальными ногами, поэтому она сейчас так недовольно смотрела на девушку, пришедшую на освободившиеся место в их доме, худышку, с огромными янтарными глазами и длинными роскошными волосами.

— Кроме глаз и волос больше ничего у тебя нет, — сделала вердикт госпожа Луиза, — ну, что ж, посмотрим. Может быть, ты кому то и понравишься, — она хмыкнула, — бывают такие мужчины со странными вкусами.

— Значит, я принята на работу? — Есения была сейчас в полуобморочном состоянии от голода, и желание наполнить свой желудок пересиливало все остальное.

— Да, — коротко ответила она, — иди по коридору, затем повернёшь направо. Там есть комната за занавеской чёрной, тебя будут ждать, — распорядилась она.

Девушка побрела по коридору на ватных ногах от страха, голода и неизвестности.

Найдя комнату за чёрным бархатным занавесом, она осторожно его отодвинула рукой и вошла в полутёмное помещение.

Сундуки почти полностью наполняли пространство комнаты, а единственная лампа горела над столом, стоящим в углу. За ним сидела, сгорбившись, женщина. Как только Есения вошла, та встала и, улыбаясь ей произнесла.

— А вот и наша новенькая!

— Как, вы, узнали? — удивилась девушка.

Она не видела, чтобы эта женщина разговаривала с госпожой Луизой.

— Я даже знаю, как тебя зовут, милая, — по- доброму, сказала она, — Есения? Правильно?

— Да, — чуть заикаясь, подтвердила девушка.

— Вот и хорошо. А как я узнала, это мой секрет, — улыбнулась она.

Только в рекомендации было указано её имя, но этот листок остался у госпожи Луизы.

«Может быть, она колдунья, — подумала Есения, но вслух свои мысли не высказала».

— Меня зовут Матушка Джиоти, — услышала Есения женщину, — я здесь главная после нашей госпожи, поэтому ты будешь находиться в моём непосредственном распоряжении. Я тебя одену в более тебе подобающий наряд, а это придётся снять, — она брезгливо двумя пальчиками оттянула ткань юбки грязного платья.

Есении ничего не оставалось делать, как согласиться. Не в свадебном же платье ей быть.

После того, как её переодели в откровенно оголяющее плечи платье шоколадного цвета, у которого юбка была чуть выше колен, Есению отправили в большую светлую комнату к остальным молодым женщинам. Здесь стоял гомон и смех. Молодушки задорно подшучивали друг над другом, пели песни, даже плясали за неимением других дел.

Клиенты, то есть, мужчины, приходили только ближе к позднему вечеру, а сейчас делать было нечего, вот и развлеклись женщины кто как мог.

— О! Новенькая! — воскликнула пышечка с кудряшками на фарфоровой головке, — иди к нам! Да не робей! — она засмеялась переливистым смехом.

Есения подошла к группе дам, сидящих на пуфиках, расшитых замысловатыми узорами.

— Я не робею, — сказала она, — вас так много. Это вот для меня удивительно.

— Чего же удивляешься?! — спросила другая, с рыжими распущенными волосами, в которых торчал яркий синий цветок.

— Я подумала, что у вас некому работать, поэтому взяли меня, — пояснила Есения.

Женщины засмеялись.

— Не обращай на них внимания, — потянула её за руку пышечка, — много женщин не бывает, тем более в таком месте, — и она улыбнулась, а её подруги снова прыснули от смеха.

— Да, уж! С такой попой на тебя ни один мужчина не посмотрит, так что ты нам не конкурентка! — заявила смехом рыжая.

— Не слушай, я тебе говорю, — видя растерянность Есении, — повторила пышечка, — садись рядом со мною, — тебя как зовут?

Есения плюхнулась на расшитый пуфик, поддаваясь этой кудрявой пышнотелой женщине. Та так сильно тянула её за руку, приглашая сесть, что девушке ничего не оставалось, как исполнить её просьбу.

— Есения? — удивлённо и немного жеманно спросила пышечка, — а это твоё настоящее имя или вымышленное?

— Настоящее.

— Так дело не пойдёт, — возразила она, — вот моё имя Мадонна, — гордо произнесла она, — а своё настоящее имя я никому не скажу, — тут она наклонилась к уху Есении и прошептала, — я же здесь не навсегда, а только заработать денег. Вот накоплю денег и уеду в Алчедар к Архонтам, там найду себе влиятельного и богатого мужчину и женю его на себе, — уже вслух произнесла она.

— Ага! Давай, давай, Мадонна! Вешай ложь на уши новенькой! — засмеялась рыжая, а за ней и все остальные женщины, — она так всем вновь прибывшим говорит, ты её не слушай, — обратилась она к Есении- а сама тут одна из самых давних куртизанок, дольше меня работает и всё копит и мечтает о богатом муже, — рыжая фыркнула.

— Ух, ты! — пригрозила кулаком Мадонна рыжей, — я вот тебе! — затем дёрнула снова Есению за рукав и в полголоса произнесла, — ты им не верь, мне верь. Вот увидят, как сбудется то, о чём я тебе сказала, — и она презрительно посмотрела на своих товарок, — потом будут в ноги мне кланяться, а я их не буду замечать.

— А где тут у вас поесть можно, — Есения чувствовала, что сейчас упадёт в обморок от голода.

— Ты, что, голодная?! — Мадонна только сейчас обратила внимание не бледность Есении.

Та кивнула головой.

— Пошли за мной, — скомандовала она, вставая с мягких пуфиков.

Через десять минут Есения уплетала за обе щёки кашу с мясом.

— О! Какая же вкуснотища! — произнесла с набитым ртом девушка, глядя на Мадонну, которая подперев своим пухлым кулачком щёку, смотрела на раскрасневшуюся от удовольствия Есению.

Только Есения успела доесть, как вдруг они услышали громогласный грудной голос госпожи Луизы.

— Девушки! Срочно в белый зал! У нас клиент!

Она так громко это прокричала, что её услышали все, не только Есения и Мадонна.

— Что это? — удивилась Есения.

— Нам пора, дорогая, — вставая со стула, сказала Мадонна.

Она расправила складки своего синего бархатного платья и поправила белые кудряшки.

— Это значит, что пришёл клиент, и мы должны выстроиться в белом зале, чтобы он смог на всех нас посмотреть и выбрать себе подругу на ночь или на час, как захочет, — пояснила она.

— Может быть, мне не нужно идти, — засомневалась Есения, — я все- таки новенькая, только пришла час назад.

— Ну и что?! — вдруг услышали Есения и Мадонна голос госпожи Луизы.

Женщины обе вздрогнули. Госпожа стояла в дверях, уперев руки в свои бока, и грозно смотрела на них.

— Отлынивать не позволю! — так же строго продолжила она, — а деньги кто будет зарабатывать? Или ты думаешь, что каша, которую ты съела, даром досталась?! За неё, эту кашу, девочки не один час отработали!

— Да мы что? Мы ничего такого… — промямлила Мадонна, схватив Есению за локоть и утянув за собой в коридор.

Они обе просочились мимо грозно стоящей в дверях госпожи Луизы, и стремглав побежала в белый зал.

Белый зал так и назывался, потому, что был белым. Стены, мягкие диваны, пуфики, низкий столик, подушки, все это было белоснежным, обитое шёлком, портьеры на окнах из белого бархата и люстра над головой была из белого железа.

Как только Есения из полумрака других комнат попала в белый зал, она ослепла, настолько всё сверкало, и контраст со всеми другими помещениями в доме был разительный.

Потом она узнала, что этот зал был только для встреч, показа куртизанок мужчинам, чтобы они могли выбрать себе кого либо, в остальное же время он пустовал, и госпожа Луиза категорически не разрешала в него заходить. Оно и понятно. Попробуй содержать в чистоте такое великолепия всего белого.

Есения, Мадонна и другие женщины расположились на диване, пуфиках и стульях. Все чинно расселись и приняли каждая свою для неё отличную соблазнительную позу. Каждая из присутствующих хотела быть выбранной клиентом мужчиной, пришедшим одним из первых за сегодняшний вечер. Только Есения с замиранием сердца и холодными руками от напряжения и страха сидела на стуле ни живая, ни мёртвая, с одной только мыслью: только бы не выбрали меня.

Через минуту в белый зал вошёл мужчина высокого роста, с робким выражением на лице, таким, как будто его сейчас кто- то ударит и он этого ждёт и боится. Он осторожно переступал ногами по белоснежному мягкому ковру и как то странно смотрел на женщин, которые улыбались ему во весь рот.

Рядом с ним стояла госпожа Луиза с томной улыбкой на устах и почти шепотом расхваливала ему свой товар.

— У нас самые прекрасные женщины в Кучелмине. Больше вы нигде не найдёте таких красавиц, а как они поют, как услаждают слух, какие мастерицы! Вы, будите так довольны, что снова и снова вернётесь сюда.

Мужчина чуть дёрнул плечом, как будто стараясь избавиться от надоедливой речи хозяйки, затем остановил свой взгляд на Есении.

— Она, — он ткнул пальцем в девушку.

— Она? — удивилась госпожа Луиза, — может быть, вы, хотите нашу красавицу Лалит? Она прекрасна, как цветок! — улыбка не сходила с её губ.

Мужчина повернулся к госпоже Луизе.

— Я сказал, что хочу её! — и он посмотрел на Есению.

У той замерло сердце от испуга.

Загрузка...