Небо в кармане 2!

Глава 7

Якшинский только один раз отцепился рукой от сидушки, да и то лишь для того, чтобы быстро-быстро перекреститься при взлёте. Всё время сидел прямо, вжавшись спиной в пассажирское кресло, и вдобавок смотрел не куда-то в сторону, а только прямо перед собой. Немного оттаял, когда ровно и спокойно пошли в горизонте. Даже осторожно головой покрутил, обрадовался, что ничего страшного с ним не произошло.

Повезло, болтанки не было. Собрался с духом Иван Васильевич и очень осторожно повернул голову направо, заглянул вниз, в окошко. Охнул, отшатнулся, посмотрел на меня. А я что? Я ничего. Сижу прямо, смотрю вперёд и самолёт пилотирую. И делаю вид, что ничего на свете кроме этого действа меня не интересует. А сам про себя хмыкаю. Смеяться и не думаю, ещё чего не хватало. Просто человек первый раз в жизни в небо поднялся. Можно сказать, к богу приблизился, к небесным чертогам. Но богохульствовать не стану, нехорошо над градоначальником так шутить и вообще нехорошо.

Приободрился градоначальник, но в боковое окошко больше не смотрел. Так и просидел столбиком на сиденье до самой посадки. Лишь перед приземлением ещё раз мелко-мелко закрестился, да снова за сидушку ухватился. И не отцеплялся до полной остановки мотора.

Отстегнулся, дверку открыл и на землю спрыгнул. Народ в штатском со всех сторон самолёт обступил, и куда только оцепление смотрит? Всё забыли, о чём инструктировал!

Зато не пришлось помогать градоначальнику вылезать из кабины, помощников набежало столько, что первого в городе воздухоплавателя самым буквальным образом на руках из самолёта вынесли. Ох и возгордился же голова…

Каждому хочется на счастливца посмотреть, послушать, что он о своих впечатлениях расскажет. Заодно, пользуясь случаем, похвалить за храбрость, комплиментов с горкой накидать. А он и рад, улыбается довольно, платочком вспотевшее одутловатое лицо промокает. Чую, разговоров в городе до весны хватит…

— Господа! Господа! — пошёл вокруг аппарата, отодвигая напирающую и гомонящую толпу в сторону. — Не напирайте, прошу вас!

Бесполезно, толпа за моей спиной снова смыкалась, возвращаясь на прежнее место. Хорошо ещё, что руками за крылья не хватались.

Тут и Паньшин появился, пробился через толпу, растолкал людей в стороны, помогать мне принялся. А там и Валевачева командный рык послышался, офицеры подключились, дело веселее пошло. Ну и градоначальника толпа на руках в сторонку отнесла, там на землю и опустила. И народ сам собой вслед за ним тут же последовал, словно цыплята за наседкой. У самолёта просторно стало, я вздохнул с облегчением — кажется, пронесло! В том смысле, что беда миновала, не поломали технику…

Рано я обрадовался…

Вот она где, настоящая-то беда! Откуда только взялась на мою голову? В шляпке, в светлом, кремового цвета платье, на каблучках и с зонтиком в руках. Дочь Ивана Васильевича. Держись, Митрий! Сейчас начнутся сложности. Попробую перевести их на Якшинского и Валевачева, им проще будет отбиваться.

— Папа́, я тоже хочу прокатиться! — при приближении дочери градоначальника толпа восхищённых его недавним мужеством горожан раздалась в стороны.

А дочурка не одна, а с небольшой компанией молодёжи. Три девушки примерно одного возраста и двое франтоватых молодых людей, моих ровесников. Девушек на балу я точно видел, с той, которая в серединке держится, даже танцевал разок и во время тура вальса немного разговорился. Удивила своим серьёзным и необычным для девушки отношением к технике и к моему самолёту в частности. Всё расспрашивала, как и из чего он сделан и каково это, под облаками летать. Закончился танец, и я её больше не видел, к сожалению.

— Александр Карлович, это кто такие? — спрашиваю Паньшина.

— Где? — поворачивается и смотрит в ту же сторону, куда и я смотрю.

— Рядом с градоначальником. Одна дочка его, я её узнал, а остальные кто? Не знаете?

— Ах, эти, — посмотрел и отвернулся юрист. — Так у Ивана Васильевича пять дочерей и один сын, наследник. Здесь, как я понимаю, три старших дочери и сын с приятелем. Кем-то конкретно заинтересовались, Николай Дмитриевич?

— Да, — и не подумал смущаться или отнекиваться. — Вон той, которая справа от самой старшей стоит.

— А вы не знаете? Вы же танцевали с ней на балу, — удивился Паньшин.

— Да я там слишком со многими перетанцевал, — скривился. — Как вспомню, так вздрогну! Поверите, все лица в одно слились.

— Вздрогнете? — хмыкнул Александр Карлович. — Интересное выражение, не слышал такого. Расскажу коротенько, что успел узнать. Сам Лужский Голова из купеческого сословия. Благодаря смекалке и природной хитрости сумел сколотить отличный капитал. Выбран на почётную должность, что позволило ему войти в дворянскую среду. За своего, конечно, не сошёл, но Собрание посещал и посещает довольно регулярно. Всем своим детям дал приличное домашнее образование. Старшую из дочерей вы знаете, остальные погодки. Младшая Мария. Интересующую вас девушку звать Лизой. Елизаветой. Из всех пяти дочерей она самая умненькая. По слухам, даже собирается где-то учиться в столице. Где именно, не скажу, не интересовался, вроде бы как на педагогических курсах каких-то. Но, если нужно, узнаю. Что ещё? Приданое за средней дочерью Иван Васильевич даёт хорошее. Меньше, конечно, чем за старшей, но тоже ничего. Домик здесь, в Луге, на набережной местной речки неподалёку от пристани. К нему прилагается участок земли неплохой, а ещё квартира на Невском в столице, и какая-то небольшая то ли фабрика, то ли что-то подобное там же. Можно уточнить, если такая потребность имеется.

— Нет, благодарю, ничего уточнять не нужно. И откуда только вы всё это знаете?

— Работа у меня такая, всё знать, — улыбнулся Паньшин. — Девица хорошая, не спорю, всё при ней, и ум, и красота, но зачем она вам, князь? Приятно провести время? Так папаша не позволит…

Резкий ответ чуть было не сорвался с губ, но вовремя себя остановил. А и впрямь, зачем? И Паньшин вреда мне не желает…

— Незачем, просто интересуюсь, — согласился с юристом.

— Старшая из дочерей интересует? — кивнул каким-то своим мыслям Александр Карлович. — Могу рассказать.

— Нет, не нужно, — отказался. Потому что как раз услышал приглушённый разговор у меня за спиной:

— Повезёт же кому-то с женой. По слухам, Якшинский весьма богатое приданое своей старшей дочери обеспечил. А ещё говорят, в столице большой доходный дом для неё прикупил…

— То-то вокруг столько претендентов вьётся! Не желаете и вы попытать счастья?

— К сожалению, не моего уровня девица! На пушечный выстрел к ней не подпустят.

Оглянулся, два молоденьких прапорщика смутились, отвели в сторону глаза, а потом вообще за спины товарищей ретировались. И чего смутились? Дело житейское, ничего предосудительного в прозвучавших словах не вижу.

За разговорами совсем упустил, о чём девицы с папенькой договорились, да ещё так не вовремя на офицериков отвлёкся. А Паньшин тем временем с кем-то здоровается. Повернулся, передо мной уже градоначальник стоит. За его широкой спиной все три дочери и сынок с дружком в рядок выстроились. И все вместе на меня уставились. Не на Паньшина, а именно на меня. Я же ничего не пропустил?

И Василенко тут же! И Валевачев с адъютантом, и даже полковник Романов откуда-то появился. И все молчат, на меня смотрят.

— Я что-то пропустил? — сделал удивлённое лицо.

Василенко вперёд шагнул, но градоначальник на него так зло зыркнул, что председатель Управы стушевался и отступил сразу же. А старшая из дочерей язвительно хмыкнула и не удержалась от еле слышного комментария:

— Его светлость всё в облаках витает!

— Молчи, глупая, — на грани слышимости прошептала Лиза, одёрнула сестру.

Не знаю, как другие, но я точно услышал всё это. Но молчу, жду ответ на свой вопрос.

— Господин Якшинский спрашивает, можно ли вместо меня его старшей дочери с вами прокатиться? — отвечает Василенко.

Валевачев отрицательно покачивает головой, я молчу, стараюсь придумать, как так отказать, чтобы никто себя обиженным не почувствовал. Хорошо, что Паньшин на себя удар принял.

— Разве прилично будет молодой девице вдвоём с князем в самолёте находиться?

— А что тут неприличного? — удивилась Марина. — Я же по городу в коляске с кучером тоже одна езжу?

Романов отвернулся в сторону, градоначальник побледнел, Валевачева перекосило, он еле-еле от смеха удержался, я же стараюсь эмоции в узде держать. Князя в кучеры захотела?

Не успел ничего сказать, как Лиза подхватила сестрёнку под локоток с одной стороны, папенька под вторую, успел на ходу состроить гримасу, похожую на извинение, и утащили девчонку прочь, не слушая никаких её возражений. Следом за ними всё остальное семейство удалилось.

— Не обращайте внимания, Николай Дмитриевич, — приблизился Валевачев. — Старшая из дочерей на всю Лугу славится своим вздорным нравом. Купеческая дочь, что тут скажешь. После такого фортеля я даже опасаюсь спрашивать, провезёте ли вы вообще следующего пассажира над городом?

— Постараюсь не обращать, ваше высокопревосходительство, — налетевший с реки ветерок принёс лёгкую прохладу, и я тут же подставил ему своё лицо. — А пассажира я прокачу обязательно, он-то тут причём?

— Ваше императорское высочество, господин полковник, прошу вас, — обернулся Валевачев к Романову.

И уже мне доверительно и с великим беспокойством проговорил, косясь в сторону приближающегося Сергея Михайловича:

— Вы уж, Николай Дмитриевич, постарайтесь без этих ваших штучек там, в небе, — при этом покрутил ладонью, пошевелил пальцами, как бы намекая на эти самые штучки. Ещё раз внимательно и строго заглянул мне в глаза. — Великий князь, как-никак, должны понимать, кого повезёте. Опять же, подумайте, если Его высочеству понравится, то какую из этого катания сможете извлечь для себя пользу?

Постарался, повёз бережно, чтобы лишний раз нигде не тряхнуть, не качнуть.

Великий князь первое время с удовольствием смотрел по сторонам, то привстанет, насколько ремни позволят и в лобовое выглянет, что там такое впереди, за капотом? То к боковому окошку прильнёт и оторваться не может. Несколько раз порывался в порыве чувств восхищение своё мне выразить, даже оглядывался на меня, да тут же спохватывался, делал безразличное выражение лица. Но в конце концов не выдержал:

— А Степан Прокопьевич рассказывал, что вы с ним до самой земли снижались и чуть ли не крыши домов колёсами задевали? Так ли это?

— Видите ли, ваше…

— Здесь генералов нет, можно просто по имени-отчеству!

— Хорошо, Сергей Михайлович. Мы с Валевачевым бомбометание отрабатывали и фотографирование. Поэтому приходилось и снижаться, и крутиться.

— Покажете? — увидел моё сомнение, а я и не скрывал своей озабоченности от такой просьбы, всё сообразил и тут же постарался меня успокоить. — Всю ответственность беру на себя. Можете считать это не просьбой, а приказом высочайшего лица!

Ну да, ну да. Это сейчас якобы приказ, а случись что, про этот приказ никто и не вспомнит! Но это я так, больше для порядка бурчу, да и то про себя. На деле же рад такому исходу. Как на Валевачева в своё время, так сейчас и на Романова намереваюсь оказать возможно большее впечатление. Я же вижу, с каким восторгом он вниз смотрит, на землю. Как в облака вглядывается, в небо синее. Если удастся заразить его авиацией, влюбить в эту синеву неоглядную, то… Дальше я даже боюсь заглядывать. Предполагать тоже опасаюсь.

В общем, киваю и соглашаюсь на великокняжеский приказ, толкаю рычаг управления оборотами двигателя вперёд. Мотор послушно стрекочет, увеличивает обороты, самолёт набирает скорость. Незаметно, но я-то чувствую, поэтому плавно-плавно перевожу аппарат в набор высоты и карабкаюсь вверх. Вертикальная небольшая, метр-два, не больше. Да и нельзя больше, иначе скорость сразу же упадёт и придётся снова разгоняться.

Метров двести, и перевёл самолёт в горизонтальный полёт. Повернул голову вправо, на Романова глянул, крикнул:

— Сейчас буду выполнять правый вираж, потом левый. Начали!

Крен небольшой, градусов десять для начала. Сергей Михайлович инстинктивно от бокового окна в мою сторону отстранился, неприятно ему, когда земля вот она. Кажется — протяни руку и дотронешься. А я увеличиваю крен до пятнадцати, а потом, в завершающей части виража, и до двадцати. Ничего сложного в определении угла наклона нет. Ну а если и ошибся на плюс-минус градус, то невелика беда.

Левый вираж, и пассажир мой немного оклемался, уже и в моё окошко землёй любуется, да ещё и мне что-то вроде бы как интересное рукой показывать пытается. Для вида гляну в ту сторону, головой с многозначительным видом покиваю, да и дальше горизонт выдерживаю. На вираже это самое сложное, горизонтальный полёт выдержать. Нос то и дело норовит вниз опуститься, высота при этом очень быстро теряется. Поэтому смотреть нужно в оба. Автопилота здесь нет и не скоро ещё будет, всё время на руках пилотирую, а руки, они не железные, устают рано или поздно. Сколько на них нагрузки за эти дни навалилось? Много. Да ещё пассажиров катать приходится. И никуда ведь не денешься. А впереди Питер, и там таких катаний столько будет, что только держись и успевай поворачиваться!

Вывод. Лечу по прямой, в сторону от полигона и подальше от города. Куда? Да какая, в принципе, разница? Никакая! А пассажир мой совсем освоился, уже на сиденье от нетерпения ёрзает, головой по сторонам крутит и то и дело на меня поглядывает. Но беспокоить и отрывать от пилотирования опасается. Соображает, чем это может закончиться. Или это Валевачев уже успел рассказать ему о недавнем нашем с ним происшествии? Если так, то это просто отлично! Пассажиры не станут за руки хватать, а значит и хлопот с ними будет меньше.

Снижение, которое я для пущего эффекта обозвал пикированием, вывод из него с креном и разворотом на сорок пять. Перевод в набор и выход тоже с креном. До боевого разворота на этой ласточке мне как до Китая, поэтому изобразил то, что было не страшно выполнять. Этакий самодельный примитивный пилотаж. Впрочем, вираж сделал? Сделал. Снижение и набор были? Были. Что ещё нужно? Им и этого достаточно, и это за счастье. Вон его сколько в великокняжеских глазах светится!

Пора возвращаться на точку. На дорогу к театру, то есть. Определился с направлением, благо ориентировку не терял, да и встал на нужный курс И тут Романов меня очень сильно удивил. Уж не знаю, что это, привычка к вседозволенности, уверенность ли в своих собственных силах или горячее желание лично попробовать, но Сергей Михайлович взял да и попросил порулить самолётом! Именно что порулить…

Долго не раздумывал, прикинул, смогу ли я с ним справиться в случае чего? Понял, что справлюсь и жестом пригласил его придвинуться ко мне поближе. Ну и развернуться чуть боком. Иначе никак ему правой рукой не ухватиться будет, не предусмотрено на этом самолёте двойное управление. Только со стороны левого лётчика.

Руки тянет, но я их пока придержал и на ухо ему кричу, инструктирую, как держать ручку и что можно делать, а что категорически нельзя. И что буду его постоянно контролировать. А если не послушается, то…

И тут я вытащил из-под своего сиденья тот самый гаечный ключ! И показал его Романову.

Видели бы вы его удивление и как округлились при этом его глаза…

Великий князь не отказался, не передумал, лишь кивнул в ответ и вновь руку вперёд тянет, уже правую, к ручке управления. Выходит, не прослушал мои наставления, усвоил их благополучно и уже успешно применяет на практике. Ну, помоги нам Господи и мой опыт. И профессионализм, само собой.

Левой перехватил ручку, правой его руку придержал. А то, ишь, уже схватиться собрался. А тут аккуратно нужно браться, со всевозможным бережением. А то дёрнет ненароком и…

Сам подвёл к ручке управления его кисть, позволил тонким пальцам ухватиться за самодельную вырезанную из дерева ручку. Поверх его пальцев свои положил, придержал, а то он уже дёргать собрался. Ну и своей левой рукой тоже фиксирую жёстко ручку, не даю ей отклоняться. Описывать это сложно, а проделывать ещё сложнее. А ещё он тут же все мои наставления забыл, голову вниз опустил, с ручки глаз не сводит. Говорю ему, а ничего не слышит. Как об стену горохом!

Ну да ничего, я же здесь? Держу, летим. То вверх прыгнем, то вниз ссыпемся. Успеваю выравнивать, но всё равно болтаемся, как… Как бельё в проруби. А ещё крены, он же не только в одной плоскости ручкой шерудит, он же крутит ею как хочет и как понимает. Так что качаемся мы с крыла на крыло неслабо. Представляю, что сейчас на земле о нас думают…

Пассажир мой старается, вроде бы как опомнился немного, уже не только на ручку управления, но и на педали поглядывает, даже в лобовик смотрит. Но, недолго, тут же снова к ручке возвращается взглядом. Понимаю, страшно ему. Он же не понимает, как нужно горизонт держать, как с креном справляться. И учить я его не собираюсь…

Кое-как пролетели по прямой, работал педалями, с их помощью старался с курса не уходить. Остался позади летний театр Ограновича с его заросшим садом, городской парк и его многочисленные вороньи стаи, пора бы и возвращаться. Попытался отцепить пальцы князя от ручки, а не получилось. Вцепился ещё крепче.

Кричу ему прямо в ухо:

— Ваше императорское высочество, отдайте управление!

Вот как про высочество услышал, так и опомнился сразу же. Отцепил пальцы, руку отдёрнул, сел прямо, отдувается. Ну а я времени не теряю, кручусь в развороте, занимаю посадочный курс и сразу же начинаю снижение. Дорога свободная, можно садиться, что я и делаю.

Останавливаемся после разворота на обратно- посадочный, выключаю мотор и некоторое время просто сидим в кабине. Молча.

— Скажите, князь, это всегда настолько трудно? Управлять самолётом? — нарушил наше совместное молчание Романов.

— Сначала, да. Потом по мере обучения становится легче и легче, нарабатывается опыт, появляются нужные навыки.

— А вы долго учились?

— Мне было проще, я приблизительно понимал, что и как нужно делать, чтобы полететь на подобной технике. Начинал-то я с планера и только потом пересел на эту крошку.

— Да уж, та ещё кроха, — улыбнулся Сергей Михайлович. Достал из кармана платок и вытер обильный пот со лба. — А что за планер?

— Такой же самолёт, только без мотора. Мы его к верёвке цепляли и с помощью лошадей буксировали. Набирали нужную для взлёта скорость и поднимались в небо.

— Мы, это кто?

— Я и мой отец, — ответил.

— И где теперь этот ваш планер? В имении под Псковом остался?

— В имении под Псковом он сгорел, — откликнулся. А сам в окошко на подошедших людей смотрю. Стоят, ближе не подходят, видят, что у нас с Его Императорским Высочеством тут разговор по душам.

— Да, мне что-то такое рассказывали, — кивнул Сергей Михайлович. — Нашли поджигателей, я слышал?

— А что толку? Планер-то сгорел. Вместе с ангаром. Пришлось новый строить. И уже в нём вот эту малютку собирать.

— Князь, вы всё время говорите то «малютка», то «кроха». А ведь это немаленький самолёт, ничуть не меньше заграничных. Уж я-то знаю, приходилось наблюдать. Вы собираетесь строить что-то гораздо большее?

— Гораздо или не гораздо, пока не решил. Но уж точно больше размерами. Если, конечно, удастся решить вопрос с мотором.

— А что с ним не так?

— С ним всё не так. Этот я снял с отцовского автомобиля. Пришлось много что переделать, чтобы приспособить для самолёта. Бак, фильтр, простейший карбюратор, подкачивающий насос, редуктор, управление двигателем с помощью тросовых тяг. Ну и ещё кое-что.

— Ваш адвокат уверяет, что на все свои изобретения вы оформили патенты?

А ведь Романов не сказал привилегии. Что это? Образованность, новое мышление или преклонение перед Европой? Кто бы просветил. Осторожнее нужно быть, смотреть за тем, что можно говорить, а о чём лучше промолчать. По крайней мере, пока привилегии законно не оформим…

— Да. На все мои изобретения подали заявки, — везде одно и то же приходится рассказывать. Ну да что поделаешь, коли время такое?

— И на переделанный мотор тоже? Насколько я знаю, без согласования с господином Лебедевым это не получится. Кстати, могу в этом вам поспособствовать.

— Каким образом?

— Он просто не посмеет мне отказать в такой малости. Так что можете считать, что разрешение на переделку у вас имеется, — победно улыбнулся князь.

Ну-ну, как будто кроме Лебедева в столице больше не с кем разговаривать. А даже если не получиться договориться, то всегда можно на собственные силы рассчитывать. Как рядный двигатель внутреннего сгорания с воздушным или, что ещё лучше, водяным охлаждением сделать, я знаю. И это будет в сто раз лучше, чем все эти хвалёные ротативные моторы с их мизерным ресурсом и прочее, прочее. Но говорить обо всём этом не собираюсь.

— Благодарю Вас, — ответил нейтрально и предельно вежливо. И даже голову в уважительном поклоне склонил.

— Взамен же, — довольно улыбнулся Романов, и посмотрел на меня. А я сижу, смотрю на него самым внимательным образом. Так и знал, что бесплатным сыр никогда не бывает! Послушаю, что скажет, чем обяжет. — Вы дадите мне слово, что обязательно научите управлять самолётом. Договорились?

Конечно же, да! В этом случае можно и научить. Обрадовался, но постарался вида не подавать. Мало ли разговор ещё не закончился и сейчас новые просьбы последуют, в которых я не смогу ему отказать?

— Договорились, — ответил.

И сижу, жду дальнейшего продолжения разговора.

— Тогда на сегодня всё, — неожиданно для меня решил завершить наше общение великий князь. — Надеюсь, это не последняя наша встреча?

— В авиации слово «последний» не употребляют, — брякнул и спохватился, не нужно было это говорить.

— Интересно, я это запомню. Это что, примета такая?

— Да, одна из, — сказал «а», нужно говорить и «б».

— А откуда вы их можете знать? Если мне правильно доложили, а я в этом не сомневаюсь, за границей вы давно не бывали и никогда раньше с иностранными воздухоплавателями не общались?

— А я и не знаю, — рассмеялся. — Но мы ничуть не хуже, а во многом и гораздо лучше этих иностранцев. Взять хотя бы этот самолёт. Есть там что-то подобное? Уверен, что нет! Поэтому с полным правом могу придумывать наши, российские авиационные приметы.

— Интересный вы молодой человек, — в который уже раз улыбнулся Сергей Михайлович. — При случае выскажу личную благодарность его светлости князю Шепелеву за воспитание прекрасного сына! А сейчас пора открывать эти дверки и вылезать наружу. Степан Прокопьевич уже на месте извертелся от любопытства. Не нужно заставлять столько времени ждать заслуженного генерала. Да, мне доложили, что вы успешно сдали ему все вступительные экзамены?

— Так точно, сдал! — вытянулся, насколько можно было проделать это в тесной кабине.

— Ну-ну, довольно тянуться. В другой раз об этом поговорим. Как и о многом другом. Ну же, князь, выпускайте меня из своего самолёта! А то ещё подумают, что вы меня в заточении удерживаете, — развеселился Сергей Михайлович.

— Так всё просто, — наклонился вперёд и протянул руку. Ухватился за ручку и открыл замок. — За эту штуку тянем и открываем дверь. Вот так. И можно вылезать из самолёта…