Всем изменникам — вместо прощения.
"Ты можешь всегда быть правым.
Так что же с того, если эта правота останется
истиной только лишь для тебя одного?"
Это было сухое, горячее лето. Подобная жара нечасто случалась в этих местах, так что, по закону, представляла собой небанальное событие. А соли в эту всю кашу прибавил факт, что поздней весной повелителей окружающих княжеств охватило необычное даже относительно их нормы самих желание избавиться от соседей. Понятное дело, они уже изрядно напрактиковались в подобных процедурах, очень часто информация о принципах ведения войны переходила от отца к сыну и совершенствовалась в течение поколений. Вот уже несколько лет как внезапные наскоки и осады крепостей были отброшены, поскольку доставляли мало развлечений, зато слишком быстро высасывали из сокровищниц то, что князья любили больше всего.
Ну, может быть, почти.
Вместо этого модным стало в пень вырезать подчиненное противнику население, а при случае, и собственные упорствующие деревни, задерживающие выплату оброка. Подобные зверства всегда можно было свернуть на потерявшую человеческий облик солдатню врага.
Так что этим летом деревянные хаты горели исключительно замечательно.
Тишина вибрировала в раскаленном воздухе. Несмотря на доходящее отовсюду цыкание сверчков и пение жаворонков, расчерчивающих лазурное небо, все-таки здесь царила тишина. Засохшая, пожелтевшая трава волновалась под совершенно не ощущаемыми дуновениями ветра. Придорожный чертополох склонял усталые головки над узенькой, забытой тропой, которую и дорогой не назовешь. Луга тянулись до самого горизонта. Их сухая монотонность подавляла. Стоящие кое-где карликовые деревца казались бесконечно одинокими.
Точно такими же, как и всадник, медленно едущий по полевой дороге. Могучий черный жеребец печально давил копытами тропу. Он даже не особенно и устал, так как привык к большим трудам. Вот его хозяин — другое дело. Он все время шатался в седле, и казалось, вот-вот упадет и свернет себе шею. Одет он был совершенно не по погоде — мало того, что на нем был кожаные штаны и кафтан черного цвета, он даже короткой кольчуги с достроенными короткими рукавами не сбросил. Короной всему этому чудачеству был длинный, тяжелый плащ из непонятного меха, что все время свисал со спины всадника.
Ясно, что в подобном одеянии он истекал потом словно в бане, вот только ему это никак не мешало. Лицо у него было преувеличенно худощавым, можно сказать просто худющим. Вида не поправлял его трупно-белый цвет и гадкий шрам, пересекающий левую часть лба и щеку. Белые волосы, в настоящее время посеревшие от грязи, подстрижены были весьма неровно.
Когда он открыл полуприкрытые глаза, солнце осветило гладко ошлифованный крупный изумруд, вставленный вместо глаза в одну из глазниц. Всадник выглядел на тридцать с лишним лет, хотя на самом деле ему было чуть больше двадцати. Звали его Варком Окерлихом. Сейчас он не спеша проехал мимо виселицы, где с перекладины свисала клетка, в которой лежал полуразложившийся труп. Но наш путник даже не повернулся в седле, чтобы приглядеться получше. Точно так же, как и возле шести других, которые встретились ему с утра. Каким-то уголком своего замороченного сознания Варк даже обрадовался, что встретившийся давно уже превратился в падаль. Ведь он мог нарушить тишину просьбами помиловать. А ведь тишина была такой чудной, она была музыкой самой в себе. Даже громадные, с половину ногтя большого пальца, навозные мухи ползали по трупу, не жужжа, видимо, тоже пораженные жарой.
Пробираясь сквозь нагретый вибрирующий воздух, откуда-то прилетел крупный, сказочной окраски мотылек и уселся на покрытой перчатками без пальцев руке Варка. Наверное, он натрудился и очень устал. Глаза путешественника на мгновение утратило отсутствующее выражение. Спеченные губы слегка шевельнулись. Мотылек отдохнул, взлетел вверх и скрылся в синеве, провожаемый взглядом мужчины.
Начиная с какого-то времени им встречалось все больше и больше деревьев. И вот из-за неестественно близкого горизонта показалась темная стена леса, уже издалека манящая обещанием тени. К лесу прижалась небольшая деревушка, самое большее пятнадцать усадьб. Дорога, сейчас уже практически не видная за сорняками, вела именно к ней. Ведь каждая дорога должна куда-нибудь вести.
Так или иначе.
Чистенькие, ухоженные домики стояли подковой. Пришелец остановил коня в самой ее средине. Он чувствовал, что голова его делается ужасно тяжелой. И тут же удивился, как такое возможно, ведь внутри нее ничего нет. Это была первая за очень долгое время мысль, которую всаднику удалось ухватить. Она с трудом пробилась сквозь воспоминания, чувства, безумствующие голоса и не соответствующие им образы. И только лишь затем, чтобы через мгновение вновь исчезнуть в их толчее.
В некоторых домиках осторожно приоткрылись ставни. А потом все больше обитателей деревушки начало собираться вокруг пришельца, вот уже несколько минут сидящего в седле без какого-либо движения. Все взволнованно перешептывались. Наконец вперед выступил высокий, худощавый мужчина. В руке у него была короткая, украшенная резьбой булава, явно символ занимаемого им поста.
— Добро пожаловать в Вилларин, кем бы ты ни был, — сказал он звучным голосом. — Прости меня за любопытство, незнакомец, но в качестве хммм… старосты, мне хотелось бы узнать, чего ты здесь ищешь. Только не посчитай, пожалуйста, этот вопрос за невежливость.
Неестественно медленно Окерлих сошел с коня и, не мигая, поглядел в глаза спрашивающего.
— Чего я ищу? — Исходящие из его рта звуки напоминали пожелтевшие, осенние листья. Единственный же его глаз, лучшем случае, глядел наполовину сознательно. — Того, чего я найти не могу…
Староста отступил на шаг. Точно так же, как и все остальные, он не мог не заметить, что пришелец чуть ли не с головы до ног покрыт свернувшейся кровью. Он боялся, что, возможно, имеет дело с безумцем. Староста прекрасно знал, что в его деревушке никто не умеет сражаться. А у этого при себе имелся большой меч и штук шесть ножей, некоторые из которых были закреплены совершенно удивительным манером.
— Ты ранен, сударь? — дипломатично начал староста.
— Нет, это не моя кровь, — бесцветным тоном ответил Окерлих.
Он тяжело вздохнул и оперся о бок коня.
— Меня зовут Рильмин, — представился староста.
— Мое имя Варк. Варк Окерлих, — сказал беловолосый.
Он осмотрелся. Что-то здесь было не так, не так, как должно было быть. Затем он понял, что впечатление это сложилось из двух вещей. Во-первых, на лицах селян рисовалось только удивление и любопытство, а совсем не панический страх. Во-вторых, эти лица не были лицами людей. Похожие, только гораздо более благородные, с крупными глазами и тонкими чертами. Сквозь длинные, блестящие волосы пробивались верхушки остроконечных ушей. Варк много поездил и видел многое, но вот эльфов встретил впервые.
— Я Варк Окерлих, — повторил он еще раз, поскольку ничего более умного в голову ему не приходило.
Беспокойство же Рильмина возрастало все сильнее.
— Это хорошее имя. Послушай, ты очень плохо выглядишь. Такая жара не способствует поездкам. Если хочешь, то можешь остаться у нас какое-то время. Один из домов стоит пустой с тех пор, как…
Такой ответ превзошел границы того, что мог принять разум Варка. Он пошатнулся и упал на колени. Вокруг себя он слышал возбужденные голоса, вот только смысл их понять не мог. Он подумал, что теперь-то они перестанут притворяться и убьют его. Особенно этим он не обеспокоился, потому что давно уже научился находить хорошие стороны во всем. Сознание отлетело, но посреди пришедших на его место кошмаров Варку показалось, что именно сейчас оно к нему вернулось.
???
Стены горели кровавым блеском. Этот свет был ему хорошо известен. Каждый вечер пытался он угадать, что желает ему сказать заходящее солнце. Вот только это никогда ему не удавалось. И от этого страдал.
Какое-то время заняло осознание того, что он лежит с открытыми глазами, снова в материальном мире. Следующим изумлением был факт, что жизнь до сих пор продолжается. Относительно этого последнего никаких сомнений не было. Мертвые боли не испытывают. Даже особой боли, не похожей на ту, причиной которой являются заданные железом раны. Страдания, зарезервированного для сражающихся в одиночку со всем светом.
В полумраке что-то зашелестело. Варк сорвался, доставая плоский нож, размещенный в кожаной манжете. Пальцы стиснулись на выглаженной временем рукояти. Это было невероятно! У него даже оружия не забрали. Еще раз Варк убедился, что целая куча вещей может заставить его удивиться.
Из тени выплыла женщина в длинном, сером одеянии с мастерски вышитым на плече цветком белой линии. Как и почти все эльфийки она была красива. Даже слишком. Согласно классическим канонам, Варку соответствовала красота несколько иного типа.
Уходящее на отдых солнце зажгло искорки в ее волосах цвета воронова крыла, обрезанных на уровне шеи. Черные глаза глядели в лицо Окерлиха, но вовсе не на, как следовало ожидать, нож.
— Плохой сон? — невинно улыбаясь, спросила она.
И вправду невинно. Хотя на ее личике напрасно было бы искать следов возраста, голос выдавал особу зрелую. Беловолосый сглотнул слюну и сунул клинок в ножны.
— Да вот, размышляю над тем, насколько плохой… — прошептал он.
Варк осмотрелся по комнате. Домик был обустроен очень уютно. В камине как раз вспыхнул огонь, необходимый, впрочем, только лишь для того, чтобы рассеять темноту. За окном жара сдавала позиции вечеру, но было все так же тепло.
Варк заметил, что его уложили на широкой кровати, на белье, которое именно сейчас перестало быть чистым. Эльфийка придвинула к кровати небольшой стульчик и уселась на нем. Окерлих украдкой проверил, не обокрали ли его. В связи с очевидным результатом, он почувствовал себя совсем уж глупо.
Женщина глядела на него с ничем не сдерживаемой заинтересованностью, которая выглядывала из ее темных глаз. Только она никак не была тем нездоровым любопытством, с которым Варк уже не раз имел возможность столкнуться.
— Похоже, сударь, ты отдохнул и пришел в себя, — прервала женщина неловкую тишину.
Впервые за долгое время Окерлих видел, как некто радуется тому, что он пришел в себя. Во всех княжествах страны Бруг мало было людей, которые бы, увидав его, не отвернулись с отвращением. Опять же, рассказы о нем не слишком преувеличивали. Иных же рассказов просто не могло быть.
— Благодарю за заботу. — Варк старался, как мог, чтобы его слова не звучали грубо или неприятно. — Если хочешь, называй меня Варк.
— Конечно. А меня зовут Кари. Здесь я кем-то вроде жрицы. Но только вроде.
— Это твой дом?
— Нет. Живу я в другом месте. А этот дом принадлежал моему отцу.
— Принадлежал?
Она опустила глаза.
— Не вернулся с охоты.
— Видимо, сам стал дичью, — хотел было ляпнуть Варк, но вовремя прикусил язык.
— Прошу прощения. В том числе и за то, что всегда мне удается быть неделикатным.
Он потянулся, встал с кровати и, все же пошатываясь, подошел к окну. Вечера он любил.
— Скажи мне, — начал он, — неужто вы никому не отказываете в гостеприимстве?
Женщина встала рядом.
— Ты спрашиваешь, имея в виду себя?
— Да.
Ей не удалось скрыть удивления.
— Почему же мы должны были тебе отказать? Ведь ты был настолько обесси…
Остальных слов он уже не слышал. "Где я? — подумал он, чувствуя, что вновь теряет контакт с реальностью. — Неужто так далеко забрел от своего мира? От мира, который мне ведом, в котором за доброе слово получаешь пинка, а за гостеприимство — кинжал в спину? Если так, то где мое место? Где мое место?"
— Где мое место?
Во взгляде Кари появилась тень беспокойства. Подозрения Рильмина могли быть обоснованными. Только она чувствовала, что здесь нечто иное. Совершенно иное. Кари осторожно положила руку на плече гостя.
— Рильмин хотел бы встретиться с тобой.
???
Варк тяжело опал на стоящую под стеной деревянную лавку. На расстоянии пары метров, разделявших его временное пристанище от дома старосты, ему удалось несколько раз споткнуться. У Варка кружилась голова, лоб был покрыт крупными каплями пота. Увидав, в каком он состоянии, Кари пообещала приготовить подкрепляющее питье. Варк не протестовал, хотя и с некоторым трудом избегал мыслей обо всех известных ему ядах. Нет, уж слишком он был подозрителен.
Рильмин осторожно отстранялся от пары собственных детей, пытавшихся втянуть его в какую-то игру. Он улыбнулся Варку. Беловолосый глубоко вздохнул и сказал:
Благодарю за оказанную помощь, Рильмин. Клянусь, что если когда-нибудь у меня появится возможность отблагодарить, я, не мешкая, это сделаю.
— Не нужно никаких клятв, путник, — махнул рукой староста. — Обещания связывают.
— Мне это ведомо.
— Нам помощь не нужна, не требуем мы ее и от тебя. Неужто тебе не известно такое слово, как "бескорыстие"?
Окерлих, казалось, задумался.
— Не знаю, — ответил он. — Что же касается помощи, никто не знает, когда и от кого может она понадобиться…
Рильмин вернулся с двумя кружками пива. Одну из них он подал гостю.
— Возможно, что вы, люди, так и поступаете. У нас же всякий поможет любому. Всегда.
Варк сделал глоток. Пиво было отличное, но ему сделалось нехорошо.
— Отношение ко мне, как к человеку, может быть смертельно опасным.
В дом вошла Кари. Решительным движением она отобрала из рук беловолосого кружку и взамен вручила небольшой кубок, от которого исходил запах трав.
Выпей это, — приказала она. — Должно помочь.
Тот выпил содержимое одни глотком и даже не покривился.
Меч мешал ему сидеть, поэтому он отстегнул его и положил себе на колени. Оружие не вызвало особого интереса.
— Еще раз благодарю за все, — сказал Варк, злясь на самого себя за то, что не может извлечь из собственного голоса хотя бы искорку тепла. — Я не имею права… Не могу оставаться здесь дольше. Еще сегодня я уеду…
Его прервали одновременно, живо протестуя. Самым убедительным ему показался аргумент Кари, которая спросила, чувствует ли он в себе силы, чтобы отправляться дальше. Вся штука была в том, что не имел. Пока что. По правде говоря, его охватила апатия, желание не делать ничего. Абсолютно ничего. И он знал, что это не простая усталость. Не только она одна.
— Хорошо, — сказал он в конце концов. Ладно. Насколько я понимаю, мне можно поселиться в доме ее отца. За это я вам весьма благодарен. Но заранее предупреждаю, что совершенно не разбираюсь в обработке земли.
Эльфы рассмеялись.
— А ведь и вправду ты на такого не похож, — защебетала Кари.
Варк прекрасно понимал, что во всей этой ситуации ничего смешного не было.
— Но, знаете, мне ведь придется что-то есть…
— Ха, в этом нет никаких сомнений. — Рильмин все еще смеялся. — Можешь столоваться у меня.
Окерлих покачал головой.
— Не посчитай этого как обиду, но я бы предпочел этого не делать. Если это не доставит особых трудностей, я буду забирать еду к себе.
Все поняли, что по этому делу вопросов лучше не задавать.
Варк же чувствовал себя не в своей тарелке, но иначе поступить не мог. Ему не хотелось, чтобы эти дети глядели на его лицо. Он не желал отделываться молчанием от вопросов, которые наверняка будут ему задавать за столом. И кроме того, ему было прекрасно известно, что сам он не вынес бы тепла их домашнего очага. Он отстегнул от пояса набитый монетами кошелек.
— Мне бы не хотелось стать для вас бременем.
Хозяева отреагировали спонтанно, сразу же отказывая. Но на этот раз гость не дал себя уговорить.
— Мне эти деньги никак не пригодятся. — Он поднялся с лавки. — И уж наверняка вам они пригодятся больше. Не оскорбляйте меня отказом.
Он подал кошелек женщине. Та вздрогнула, беря деньги в руку, и как-то загадочно глянула на него, но ничего не сказала. Варк вышел, осторожно закрыв за собой двери. Хозяева молча стояли и глядели, как он исчезает в темноте.
— Что ты о нем думаешь, Кари? — спросил Рильмин.
Единственным ее ответом было то, что ее маленькие, красивые губы крепко сжались.
???
Прошла неделя. Здесь, на опушке леса, жара докучала не столь сильно. Большинство обитателей Вилларин сидела по домам, собирая силы для наступающей жатвы. Варк же возвращался к здоровью неестественно медленно. Это волновало Кари, которая начала подозревать, что ее первоначальный диагноз солнечного удара был неверным.
По причине отсутствия иных занятий беловолосый много прогуливался по округе, насыщая глаза буйством местной природы. Он нашел для себя исключительно красивое и спокойное местечко у поворота хрустально чистого ручья, и у него появилась привычка просиживать там целыми часами. Опершись спиной о древний валун, с полуприкрытыми глазами вслушивался он шелест ветерка среди листьев, в веселый плеск воды и пение птиц. Затем ко всем этим звукам, уже по его собственной причине, присоединился еще один. Шорох камня, трущегося о металл. Дети, доходившие до ручья в поисках ягод, клялись, что когда Варк там находится, то все время шлифует мелкозернистым камнем свои клинки. Ни у кого не было причин им не верить. Именно это его занятие в соединении со столь типичным для Варка отсутствующим видом и поведением стало причиной того, что эльфы начали называть его Стилихаром Стальным Сердцем.
???
Кари подала голос уже издалека, давая тем самым знак, что подходит. На следующий же день после своего прибытия в Вилларин Варк предупредил, чтобы никто и никогда к нему не подходил тихо. Он дал еще несколько иных, подобных советов, которые местные жители так же не поняли, но выполняли, раз уж на то была его воля.
Она вышла из за кустов и отметила, что Варк спрятал нож, удостоверившись вначале, что это и вправду она. Кари уселась рядом с мужчиной на мягком мху. Свет, профильтрованный листьями, был изумрудного цвета. Все вокруг было изумрудно-зеленым. Точно таким же, как и камень в его глазнице. Женщина почувствовала себя неудобно, и тут же поняла, что привлекало Варка в настроении этого места.
— Почему ты любишь сюда приходить? — спросила она, чтобы удостовериться.
— Это место напоминает мне другое, которое я когда-то знал.
В этом он ее удивил. А ведь ей казалось, будто она уже начала узнавать Варка.
— Тебе нравятся воспоминания?
— Это не слишком точное определение. Я их люблю и в то же самое время ненавижу.
— Два столь противоречивых чувства… Должно быть, это трудно.
— Привыкнуть можно ко всему.
Кари собрала всю смелость, которой ей не хватало несколько последних дней, и спросила:
— А к чему ты еще смог привыкнуть, Варк?
Тот глянул ей прямо в глаза. Женщина не смогла выдержать, и опустила глаза.
— Что ты имела в виду, задавая этот вопрос? — Голос его был точно таким, как и всегда.
Никакой разницы. Именно это ее и поражало. Кари нервно сплела пальцы.
— Помнишь, Варк, как я рассказывала, что здесь я кто-то вроде жрицы? В этом плане меня никто и никогда не учил. То, что умею, я узнала сама. У меня определенный, назовем это так, дар. — Она ненадолго замолчала, затем продолжила: — Тогда, в доме Рильмина, ты дал мне деньги. Варк, я знаю, что это было Трупное Золото.
Тот каблуком сбросил камень в ручей.
— Что ты видишь плохого в том, чтобы забрать золото у тех, кому оно уже ни на что не нужно.
— Ничего, — очень быстро выпалила она.
Только лишь сказав это, до Кари дошло, что ей понравился способ, которым он сформулировал ответ. Окерлих задрал голову вверх. Изумрудный свет придал его бледному лицу совершенно мертвенное выражение.
— Возвращаясь же к твоему вопросу о моих привычках, Кари, я попрошу освободить меня от ответа на него. Может в другой раз…
Тут Кари почувствовала себя каким-то образом уязвленной.
— Почему?
Варк вытащил нож из кожаных петель и инстинктивно начал его острить, не размышляя над тем, что делает.
— По данному вопросу я могу высказаться обширно и исчерпывающе. Так вот, многие существа считают, будто могут многое понять, и еще больше принять. К сожалению, так уж сложилось, что жизнь состоит в постоянном обмане самого себя. Всегда приходит момент конфронтации с реальностью, и вот тут оказывается, что мы вовсе не такие, какими себе казались. И перед лицом определенных фактов все те, гордящиеся собственным пониманием, со стыдом отворачивают свои лица.
Кари потерла подбородок. Теперь уже она поглядела Варку прямо в глаза, уверенная, что он не выдержит ее взгляда. И вновь ошиблась.
— Ты меня уязвил.
Он кивнул.
— Сама видишь. Достаточно было того, что я сказал. А ведь это еще ничто по сравнению с вещами, которые ты услышать желала.
Кари начала энергично отрицать.
— Ты не понял меня.
— Нет, это ты меня не поняла.
Кари немножко подумала и не стала возражать. Вместо этого, она сказала:
— Тогда помоги мне это изменить. Расскажи мне, кто ты такой, откройся, выброси это из себя. Ведь ты сам в этом нуждаешься.
Ветер погромче зашумел в ветвях деревьев. Стебель лютика согнулся под тяжестью цветастой бабочки.
— Я Варк Окерлих.
Где-то неподалеку подала свой голос кукушка. Всего лишь один раз.
???
В деревушку они вернулись вместе. Варк был уверен, что это вызовет всеобщее изумление, только эльфы вообще не обратили на них внимания.
Когда они шли между домами, Окерлих заметил Рильмина, разговаривающего с одним из сельчан почти что возбужденным тоном, что на эльфов никак не походило. Варк указал на эту сцену женщине и спросил, в чем дело. На ее милом личике появилось печальное выражение, а точнее — озабоченное.
— Да ничего особенного. Самая обычная сцена, когда приходит время сбора налогов. Сборщик наверняка прибудет к нам через несколько дней, уже самое время.
Беловолосый приостановился.
— Но ведь у вас имеются деньги, те самые, которые я вам дал.
— Их не хватит. — Она оперлась спиной об ограду. — Сборщик князя Лейбраха, Трамкор, очень плохой человек. Он утверждает, что с нас нужно брать больше денег, потому что мы истощаем землю сильнее, чем люди. Не знаю, как смотрит на это сам князь, но, видимо, такой подход ему только на руку.
— О, это уж точно.
Кари пнула землю башмачком, пыль поднялась высоко вверх.
— Сам видишь, наша ситуация не слишком хороша. Пока что мы не голодаем, но если так пойдет и дальше, то не знаю, что с нами будет.
Варку пришло в голову, что можно и не понимать того, насколько женщина была права. Он поднял было руку, чтобы обнять ее, но задержал на полпути и опустил.
— Не слишком ли мирно настроен ваш народ?
Вопрос ее удивил.
— Мы такие, какие есть, Стилихар. Не знаю, что ты хотел этим сказать, но меня напугал.
Варк пообещал себе больше не поднимать этой темы. Во всяком случае, пока что. Кари тоже желала направить беседу в другую сторону. Она улыбнулась так, как он до сих пор у нее не замечал.
— Эй, Стилихар, а не пообедать ли нам сегодня вместе?
Глупой мины он не скорчил только лишь потому, что почти никогда не строил мин. Только этого ему еще не хватало. Варк начал было уже рассуждать над тем, каким бы макаром отвертеться, но тут же вспомнил, что сегодня уже раз ее обидел. А тут какой-то обед. Всего лишь разик.
???
По сути своей обед должен был стать ужином. Варк оценил наблюдательность Кари, которая уже успела заметить, что вечер — это его любимая пора. Когда же она спросила у него, почему так, он лишь пожал плечами.
— Вообще-то, я даже не могу однозначно ответить, — ответил он, приглядываясь к тому, как Кари готовит главное блюдо, жареную курицу. — У вечеров такое милое настроение. Возможно, все дело в том, что на границе дня и ночи приходит побольше воспоминаний. Но, может, дело в том, что надежда кусается в это время больнее всего.
Пока Кари крутилась возле печки, Окерлих заинтересовался аппаратурой, которой эльфийка пользовалась для приготовления своих микстур. Применив доступное сырье и огромный опыт, он выгнал для себя приличный кубок прозрачной жидкости.
Хозяйка поставила на стол исходящие паром блюда и улыбнулась, довольная эффектом своих трудов. Варк уселся с другой стороны, наслаждаясь запахом собственного изделия. Кари забавно сморщила носик.
— Ужас! Как ты можешь пить нечто такое? Если оно на вкус такое же, как и запах, то это, наверняка, отрава.
— По правде говоря, на вкус эта штука еще хуже.
Кари поверила в то, что он должен был говорить правду, поскольку после каждого глотка кривился и быстренько заедал. Из чистой снисходительности она же посчитала напиток лекарством, ибо, во-первых — тот был невкусным, а во-вторых — бледное обычно лицо одноглазого немного порозовело. Зато Варк заметил, что Кари прекрасная повариха. К сожалению, аппетита у него не было, так что качество пищи здесь никакой роли не играло. Он просто заставлял себя есть, сколько удавалось, чтобы не оскорбить хозяйку.
Когда же пришла уверенность, что следующий кусок будет слишком рискованным, он поблагодарил и пересел на кровать. Кари тут же пошла по его следам. Она заметила, что взгляд гостя помутнел, и что голова его колышется из стороны в сторону.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Стилихар? — озабоченно спросила она.
Неопределенная гримаса на мгновение сделала лицо у того более уродливым.
— По-видимому, так хорошо, как только могу.
Он провел ладонью по лицу, затем потянул еще один глоточек из кубка. Кари вспомнила, что когда-то уже видела людей, пьющий подобный напиток. После этого они были очень веселыми, шутили и пели.
— Неужто ты никогда не смеешься?
— Гмм, можно сказать, что нет.
— А… — замялась она. — Плачешь ли ты когда-нибудь?
Варк инстинктивно поднес к губам уже пустой сосуд.
— Иногда пытаюсь.
Было уже почти темно. Кари зажгла свечу и поставила ее на маленькой полочке, подвешенной над кроватью.
— Тебе хотелось бы иметь дом? — неожиданно спросила она.
Варк ради удобства отстегнул меч, но не отставил его, как бывало обычно, но положил у ног.
— Ты даже не представляешь, насколько сильно хочу. Ты даже не знаешь… Ох, конечно же, я не похож на такого. Но мне кажется, что не бывает такого существа, которое бы не тосковало по счастью, по покою. Здесь вся штука в том, что все делятся на таких, кто может этого достичь, и на таких, кто могут лишь мечтать об этом и пытаться. Даже не знаю, за что судьба карает некоторых столь жестоко.
— Но ведь ты…
— Если бы ты поездила по свету и научилась бы глядеть, то тебе случалось бы встречать существа с пустыми или, наоборот, горячечными глазами. Существа, выпаленные внутренним огнем, остатки искривленных чувств которых направлены исключительно вовнутрь себя. Подобная жизнь должна вести к взрывам. Они постоянно ищут. И будут искать вечно. Нет такой цены, которую бы они ек заплатили за воплощение своих мечтаний. В каком бы мире они не очутились, никогда они этому миру не будут соответствовать. Нет, их не так уж и много. Даже самые мудрые маги не могут понять, почему эти люди такие, а не другие. В этом случае многое может сказать жизнь. Возможно, именно она виновна во всем? Всегда это именно те люди, для которых нет места. Остальные не могут им помочь, так что, единственное, что могут сделать такие остальные, это помогать себе самим и избегать первых любой ценой. Ибо, чего эти первые коснутся, обязательно уничтожат, желая того или не желая. Так зачем же ты…
Голос у него задрожал. Милое личико Кари горело чем-то большим, чем только светом отраженного пламени свечи.
— Почему же невозможно им помочь, Стилихар? Почему? Может, ты знаешь ответ и на этот вопрос?
Тот энергично мотнул головой.
— Я знаю слишком даже много ответов.
— Тогда открой мне хотя бы один.
Тот стиснул пальцы на рукояти темного меча, называемого Аслатом. Оружие завибрировало, как бы с надеждой.
— Хорошо! Раз ты этого желаешь…
Он стиснул челюсти, что даже хруст пошел, после чего вскочил на ноги и повел по сторонам безумными глазами.
— Нет!!! — вскрикнул он. — Нет! Прости меня, Кари! Надежда важнее!
И он выбежал во двор, захлопнув за собой дверь. Первым инстинктивным желанием женщины было броситься за ним, но она этого не сделала. Слишком много раз уже убеждалась она в его правоте. Он знал ответы, даже если вопросы были ему неизвестны. И еще не раз ей предстояло в этом убедиться.
???
Утром со скоростью молнии весь Вилларин облетело известие, что Варк уехал. Когда малыш Фаррил, сын Рильмина, принес беловолосому завтрак, то застал дом пустым. Черный конь тоже исчез.
Эта новость сильно обеспокоила эльфов, которые уже успели полюбить странного гостя. Многие из них весьма удивились, заметив, насколько не хватает им вида вооруженного человека, отправляющегося в лес утром и возвращающегося оттуда к вечеру.
Более всего переживала Кари. Половину дня провела она над ручьем, даже не пытаясь сдержать слез. Она обвиняла себя в каждом вопросе, в каждом слове их вчерашнего разговора. Она была уверена в том, что Варк уехал только лишь из-за нее. Потом ей удалось взять себя в руки.
Ей нужно было контролировать себя, потому что сегодня был праздник Вивики, духа-опекуна их деревушки, и она, в качестве жрицы, понятное дело, должна была в этом празднестве участвовать. Кари сполоснула опухшее от слез в холодной воде и вернулась в селение. До сих пор она никогда не чувствовала себя одинокой.
Ближе к вечеру на небольшой площади посреди деревушки загорелся громадный костер. Все эльфы собрались вокруг него, повторяя за Кари песнопения и молитвы. Поначалу они просили удачи в делах, важных для всего Вилларин: хорошей жатвы, здоровья домашним животным, наконец, смягчения налогов и того, чтобы сборщик их наконец-то опомнился. А после этого началось гуляние.
Кари смотрела на односельчан, стоя на деревянном подиуме. Как немного нужно для счастья. И в то же время, как ужасно много.
Из полутьмы вылетел пестрый мотылек, и на какое-то мгновение ей даже показалось, что он ударит ее прямо в лицо. Но тот молниеносно свернул и исчез за спиной женщины. Она повернулась, следя за полетом. Странно, ведь бабочки в такое время уже спят.
Он близился со стороны полей — черный силуэт, проявленный из темноты последними, кровавыми лучами солнца. Неужто он нашел еще один ответ? Его любимое время — пора, когда засыпают мотыльки. Никаких сомнений у нее не оставалось. Это был он. Кари знала. А Варк был все ближе.
С радостными окриками эльфы окружили его подтанцовывающим кругом. Они не заметили, сколь мрачным и перекошенным было выражение на его лице. Что таится во взгляде единственного глаза? Они никогда этого не замечали. Варк подъехал к возвышению. Глаза их встретились дольше, чем просто на мгновение.
— Вот видишь, мышка, снова ты ошиблась, — сказал он хрипло.
Кари опустила голову.
— Никогда еще я так не радовалась собственной ошибке.
Он нежно погладил ее по лицу. Кари вздрогнула и, злясь на себя за это инстинктивное движение, желала схватить ладонь Варка и изо всех сил прижать к своей щеке.
Тот отвел руку с удивительной скоростью.
— Эй, Стилихар! — воскликнул Рильмин. — Ты выглядишь так, будто снова купался в крови!
Варк оглядел себя.
— Это все из-за огня, — быстро ответил он.
И повел коня в более темное место.
Кари пошла за беловолосым. Она в духе клялась себе, что будет избегать вопросов, но от этого, одного, удержаться не могла.
— Зачем ты нас так напугал? Нам казалось… Мы были уверены, что ты уже не вернешься.
— Мне и в голову такое не приходило. Конь застоялся, мне тоже нужно было время подумать. Вот и все.
"Разве твое место над ручьем не подходит тебе для раздумий?" удивленно спросила Кари про себя, а вслух сказала:
— Будешь праздновать с нами?
— Мне не хочется портить вам настроение.
— Да ладно, перестань…
Варк вздохнул.
— Мне очень жаль, но я устал. Встретимся завтра.
И уехал к своему дому. Кари издали следила за тем, как он разжигает огонь в печи и открывает окна. Сколь немного нужно для счастья. И как много одновременно.
???
Шум Варк услыхал еще с опушки леса. Отреагировал он автоматически, абсолютно не размышляя над тем, что делает. Меч гладко вышел из ножен. В единственном глазу беловолосого вспыхнул холодный огонь.
Он выскочил из-за домов словно буря, с нечеловеческим криком, исходящим из стиснутого рта, и рубящим воздух мечом в рук. Возбужденный говор тут же затих.
Собравшиеся посреди деревушки эльфы глядели на него своими огромными глазами. И явно, не могли насмотреться. Первым, что Варк заметил, было то, что все стоят, то есть — никаких трупов нет. Спустя лишь какое-то время до него дошло, что обитатели поселка окружают приличного размера повозку, запряженную двумя каштановыми лошадками. Тогда он невинно глянул в небо, спрятал оружие и уселся, посвистывая, под яблоней, как будто ничего и не произошло. Все его действия сопровождались смешками эльфов, которых вся эта ситуация весьма позабавила.
Хозяин повозки, некий краснолюд Певер Кормон, купец по профессии и призванию, косо глянул на человека и о чем-то спросил Рильмина. Варк не мог слышать ответа, он лишь заметил, как староста пожал плечами.
Со стороны полей подошла Кари.
— Добрый день, Стилихар, — улыбнулась она в знак приветствия. — Что же это, у тебя нет никаких дел к сударю Кормону?
— Похоже на то, что нет. — Окерлих был рад тому, что хоть женщина не видела, как он попал впросак. — А вообще, что это за тип?
Как всегда, Кари обрадовалась возможности поговорить с Варком.
— Очень милый краснолюд. Он купец и объезжает окрестные деревушки. К нам заворачивает несколько раз в году. И купец он весьма достойный, прекрасно понимает наше положение, поэтому продает нам свои товары намного дешевле, чем другим.
Беловолосый про себя признал, что для краснолюда это и вправду очень необычное поведение.
Через пару часов крайне интенсивной торговли купец остался сам. Он глянул на жаркое солнце, стянул остроконечную шапку и оттер пот со лба тыльной стороной ладони. На мгновение он исчез во внутренностях своей повозки, после чего вышел, направляясь к сидящему человеку. За широким поясом у него был заткнут солидный топорик с двойным лезвием. На худощавом лице Варка промелькнуло презрительное выражение, но он поднялся и, как бы нехотя, вынул из ножен один из метательных ножей. Увидав это, купец остановился на расстоянии, превышающем то, куда бы могли достать его вооруженные топориком руки, и снова оттер лоб.
— У тебя ко мне какое-то дело, краснолюд? — Тон вопроса сам по себе говорил о том, что лучше бы так не было. — Мне не кажется, чтобы твои товары меня заинтересовали. Хотя они наверняка лучше качеством, чем бойцовые умения, которые, как мне кажется, ты желаешь представить.
Краснолюд сплюнул на землю коричневой от табачного сока слюной. Выражение на лице одноглазого тут же поменялось. Купец удивился тому, что до сих пор еще жив. Он не знал, что неверно прочитал реакцию собеседника.
— Послушай. — Как и все краснолюды, купец не собирался ходить вокруг да около. — Я тебя знаю. Ты Варк Окерлих, берсеркер, убийца без какой-либо совести, и вообще — преступник. Это ты несешь ответственность за резню на переправе через Дирссу, это ты перебил весь караван Хьюни, это ты…
Одноглазый небрежно махнул рукой.
— Уж если ты и вправду желаешь перечислять, то может начнешь с чего-нибудь более зрелищного.
Кормона даже перекосило.
— Не пытайся меня напугать, — выдавил он из себя, пытаясь не глядеть на нож, так и перелетающий из руки в руку человека. — Я знаю, кто ты такой, но, тем не менее…
— Я ценю храбрость. В последнее время она встречается все реже.
— …тем не менее, предупреждаю. Если по твоей причине с этими бедными эльфами что-то случится, то в этом княжестве жизни тебе не будет. Кое-какие связи у меня имеются. Достаточно будет обратиться кое к кому.
Варк вздохнул и покачал головой.
— А знаешь, — процедил он, ведь ты же не похож на такого глупца, которым наверняка являешься. Тебе не пришло в голову, почему все, увидав меня, улыбаются? Почему их так развеселило, когда я примчался сюда, с мечом в руке?
Краснолюд загрыз ус.
— Всем известно, насколько ты коварен.
— Ты, видать, и вправду глупец.
— Оскорбляешь меня, ты…
Он замолчал, почувствовав прикосновение клинка к горлу. У него не было времени подумать над тем, как человеку удалось столь быстро обнажить оружие.
— А теперь послушай ты. — Голос Варка никак не говорил о том, что купец одной ногой уже оказался в могиле. — Это ты меня оскорбляешь. Оскорбляешь не только каждым словом, но и всем своим патетичным поведением. Знай, если бы не то, что тебя здесь любят, я бы давно уже пинал твою голову туда и назад, купчишка. Тебя это, наверняка, не удивило, поэтому скажу и то, что купленное ими сегодня у тебя было ими, в основном, приобретено за мои деньги.
Кормон почувствовал, что нажим меча ослабел. Только сейчас осмелился он вздохнуть. Выражение на его честном лице явно свидетельствовало о том, что он ничегошеньки не понимает.
— Прими тогда мои извинения, — буркнул в землю он. — А мне показалось, что…
— Знаю, знаю. Ты думал, будто понял меня. Не беспокойся, в последнее время это стало модным.
???
Жатва в этом году проходила исключительно удачно. Колосья были наполнены отборным зерном, и жнецам было приятно работать, видя, сколь обильны плоды.
В соответствии со своими словами, Варк в полевых работах не помогал. Он вообще ими не интересовался. Понятно, никто его и не обвинял. Теперь, пребывая в своем любимом месте, он тратил меньше времени на заточку оружия, которое и так в этом давно в этом нуждалось. Вместо этого он напевал странные песни с рваной мелодией и не рифмующимися словами. Кари, которой раз или два удалось их услышать, решила про себя, что лично ей они бы не понравились. Было в них что-то чужое, какой-то барьер, не позволяющий прочувствовать их до конца. Конечно же, она ничего не сказала Варку открыто, но он и так догадывался.
Поскольку сборщик налогов серьезно запаздывал с прибытием, Рильмин решил послать кого-нибудь за ним. Он подозревал, что с этой задержкой может быть какая-то подлая хитрость, чтобы гнев князя пал на их головы, ибо сборщик налогов Трамкор был знаменит своей скрупулезностью и уж наверняка не забыл про скроки оплаты. В качестве посланца был выбран некий Силидар, наиболее практичный из всех эльфов.
Окерлих как раз находился в доме старосты, занеся посуду после обеда. Он всегда старался проявить свою благодарность за еду, вот только не был уверен, хорошо ли это у него выходит. Ел он мало, так что часто приходилось объясняться, что дело тут вовсе не во вкусовых качествах блюд.
Дверь в дом распахнулась настежь, и сквозняк нанес со двора песок. Варк обернулся, потянувшись украдкой за ножом, но потом отвел руку, увидав на пороге Силидара. Эльф стянул с головы шапку с перышком и приветствовал всех присутствующих. Лицо его было покрыто нездоровым румянцем, в глазах же даже не пряталось столь знакомое беловолосому нездоровое возбуждение.
— Прикажи ребятне уйти, — шепнул он Рильмину.
Староста тут же сказал своим отпрыскам пойти поиграться на улицу. Те послушались без слова возражения. После этого все уселись за столом с кружками пива в руках.
Силидар все еще вел себя совершенно ненормально. Он вертелся на стуле, облизывал губы и всячески избегал взглядов остальных.
— Рассказывай, что ты узнал. — У Рильмина появились нехорошие предчувствия.
— Это просто ужасно! — неожиданно взорвался посланец. — Чудовищно! Какое счастье, что я еще всего этого не видел! Чтобы вот так…
Он затрясся так, что чуть не упал со стула. Хозяин предусмотрительно попросил жену привести Кари. Сам же он схватил односельчанина за плечи и несколько раз осторожно тряхнул.
— Солидар! Возьми себя в руки и рассказывай.
Эльфу наконец-то удалось сконцентрировать бегающие глаза на кружке с пивом, и он глубоко-глубоко вздохнул.
— Значит, было так. Но я об этом только слышал! Все счастье, что меня… Ладно, не буду. Какое-то время назад на хозяйство Трамкора напали разбойники. Тамошние вечно ему говорили, чтобы он переезжал в деревню, но ведь он никогда не желал быть с людьми. И эти разбойники… — Слова застревали у него в горле. — Они четвертовали его живьем. Ужас! Но это еще не все!
В дом вошла Кари. Почувствовав напряженность, она тихонько встала под стеной и слушала.
— Это еще ничего, — продолжил Силидар. — Двоих его детей, того же, что и твоих возраста, распяли на стенах дома, выколупали им глаза и разрезали животы, выпуская внутренности. И все это на глазах их матери. Вы понимаете?!
Рот Кари раскрывался все сильнее и сильнее, будто женщина собиралась закричать. Вот она явно понять этого никак не могла. Впрочем, не она одна.
— Так вот, когда дети уже испустили дух, несчастную эту женщину…
Рильмин хотел было попросить посланца перестать, но не мог выдавить из себя ни единого слова.
— …снасильничали, отрезали ей груди, а под конец сунули ее головой в раскаленную печь! И она, вроде бы, была еще живая! И душегубы, якобы, такое слово оставили, что хозяина не по случайности, не ради добычи высмотрели, но в жертву принесли. И вот теперь князь никак не может найти желающего занять это место.
Кари подбежала к окну, и ее вырвало. Рильмин поднял побледневшее лицо.
— Трамкор был плохим человеком. Подлым. Много раз он давил на нас. Но никто не заслуживает подобной судьбы! Не говоря уже о семье.
— Люди из Сколодар тоже потрясены. Такой жестокости не помнят самые старшие из старших.
— Нас не подозревают?
— Да где там? Не такие они глупые.
Хозяйка подала Кари чашку воды. Жрица взяла ее в обе ладони и тут же зашлась тихим плачем. Рильмин глянул на Варка, спокойно пьющего свое пиво.
— Стилихар, а тебе, похоже, безразлично.
Окерлих оттер пену с губ.
— А разве я выглядел когда-либо иначе?
— Ну… нет, но ведь перед тем ты таких известий не выслушивал.
— Просто мне не хочется быть неоткровенным. В свой жизни я видывал и более страшные вещи, причем, на каждом шагу.
— Ах… так…
Варк поднялся из-за стола, подошел к Кари и обнял ее рукой.
— Я провожу ее.
Они вышли. Во дворе их тут же окутал горячий воздух. Но наверняка не столь горячий, как печь в доме у сборщика налогов. Кари до сих пор еще всхлипывала.
— Не раз молилась я, чтобы судьба освободила нас от этого человека. Но ведь не такое же я имела в виду! Скажи, скажи, что это не я виновата!
Варк погладил женщину по волосам.
— Это не твоя вина, мышка. Это уж точно.
Только слова его мало чем помогли.
— Варк, не знаю, даже представить себе не могу, какое чудовище могло быть способно на нечто подобное!
Тот не отвечал. Кари лишь сильнее стиснула ему руку.
???
На следующий день погода начала меняться. К полудню небо сделалось серым, чтобы наконец сделаться грязно-синим. Откуда-то из-за горизонта было слышно рычание грома. Время от времени срывался неожиданный ветер.
Направляясь к домику Кари, Окерлих глядел на небосклон. Он был рад тому, что перемена погоды хорошо влияет на его самочувствие. Ему всегда было известно приближение такого момента, когда более оттягивать уже нельзя. Он постучал в двери. Кари открыла и сразу же улыбнулась, увидав, кто пришел. Варк встал у открытого окна.
— Нам нужно поговорить, Кари, — начал он.
В ее темных глазах он увидал надежду.
— Имеются в виду дела твоей деревушки, — быстро прибавил он.
Теперь в ее взгляде мелькнуло беспокойство.
— Почему ты не отправился с этим к Рильмину?
— Рильмин меня любит, но он вовсе не обязан выслушивать мои советы. Я рассчитываю на то, что он поглядит на них совершенно иначе, если узнает о них из твоих уст.
Кари прикусила губу.
— Ты говоришь так, будто здесь что-то серьезное.
— Потому что это серьезное. И даже очень.
— Он подошел к женщине, как бы желая поделиться с нею своим каменным спокойствием.
— Вы должны покинуть эту деревню.
— Что?! О чем ты говоришь, Стилихар?
— Вам необходимо покинуть Вилларин. Отправляйтесь куда-нибудь в горы, лучше всего — на земли краснолюдов, и начните там все сначала. Это ваш единственный путь и выбор.
Глядя на Кари, Варк размышлял, не следовало ли сказать все это чуточку деликатней.
— Но зачем? Почему? Жатва прошла исключительно удачно, а новый сборщик налогов вряд ли будет хуже, чем Трамкор…
Она замолчала, когда Варк прервал ее решительным движением головы.
— Это не имеет никакого значения. Князь Лейбрах пожелал от вас избавиться и поселить здесь рабов, которые под надзором стражи будут работать за кусок хлеба и крышу над головой. Вашу крышу.
Кари не могла поверить.
— Это же невозможно, Стилихар. Ну, просто глупо как-то. Впрочем, откуда ты можешь об этом знать? Скажи, откуда?
Тот молчал.
— Вот видишь, это лишь твои домыслы. Мне очень приятно, Варк, что ты о нас беспокоишься, но…
— Давай уедем вместе, Кари.
Она замолчала и лишь недоверчиво глядела на мужчину.
— Что?…
— Давай уедем, Кари. Я отвезу тебя в такое место, где ты будешь в безопасности.
Женщина уставилась в пол.
— А мне казалось, что… Варк, разве ты не замечаешь?… я…
В этих ее словах было столько отчаяния, что Окерлих едва не отступил от своего намерения. Он провел рукой по своим коротким волосам.
— Вижу. Понятно, что вижу. Да и как не заметить. Хотя, лучше бы мне быть слепым. Черт, ну почему я всегда должен обидеть?…
По щекам Кари текли слезы.
— Я знаю, Варк, что у тебя сердце из стали. Но разве нельзя согнуть даже сталь, если хорошенько попытаться?
— Если сталь закаленная, она лишь сломается.
Окерлих осторожно посадил Кари на кровати и уселся рядом. Он привык к виду страданий, но ему не хотелось ранить женщину и далее. Только вот, что делать, если приходилось?
— Но почему, Варк? Скажи только, почему, и мы наверняка найдем какой-нибудь выход. Ведь какое-то решение быть должно.
Мужчина размышлял над тем, как бы все поделикатней сформулировать.
— В моем сердце есть кто-то еще.
Кари резко подняла голову. Сразу же можно было заметить, что о таком она не могла и подумать. Варк прижал ее к себе.
— Как видишь, ответ не всегда можно найти легко. Часто такое бывает просто невозможным. И ты даже не знаешь, насколько мне сейчас неприятно.
Холодный отказ стискивал ледяную петлю на шее жрицы.
— Скажи мне, Силихар, что в ней такого, что было бы лучше, чем у меня? Мы сильно различаемся?
— Сильно. Она мертва.
На какое-то мгновение ей захотелось вырваться из объятий мужчины. Потом она поняла, что их ситуация весьма похожа. И, прежде всего, сочувствовать нужно Варку.
— Ты не ожидала, что я способен любить, — сказал он тоном утверждения, а не вопроса. — Ты не могла предположить, что я могу любить кого-то, кто уже ушел, кто уже не существует.
Кари стыдилась признаться в том, что это было правдой.
— Но ведь ты сам сказал, что ее уже нет! — выдавила Кари из себя, совершенно позабыв про деликатность.
— И что с того? Смерть ничто по сравнению с любовью.
Кари печально улыбнулась.
— Ооо, так. За то жизнь…
Одноглазый радовался тому, что все уже позади. И он решил вернуться к первоначальной теме.
— Так как, ты уедешь со мной?
Он знал, что, несмотря ни на что, ей будет трудно отказать.
— Нет, — ломающимся голосом ответила женщина. — Мое место здесь, с моими сородичами.
Каким-то образом, но у Варка не было сомнений в том, что Кари ответит именно это.
— Ладно. — Окерлих встал. — Пообещай мне только, что поговоришь с Рильмином о том, что я тебе сказал.
— Раз ты того желаешь, я сделаю это. Но знай, что эту землю мы наверняка не оставим.
И Варк, естественно, об этом знал.
???
На рассвете Варк вышел из дома и потянулся так, что захрустели суставы. Небо было таким же синим, разве что темнее, чем вчера. Зато утих ветер. Мужчина подумал, что в его любимом лесном уголке сегодня будет царить чудный полумрак. Он не совсем выспался, потому что вчера долго не мог заснуть.
Он искал ответа, но найти его не мог. Потом он направился в сторону леса. И увидал их. Всадники приближались шагом, по той же самой дороге, по которой прибыл и он сам.
— Рильмин! — крикнул человек.
В окне замаячило лицо эльфа.
— Что случилось, Стилихар?
Окерлих указал в сторону неспешно приближавшихся всадников.
— Прикажи всем, чтобы никто не выходил из домов.
Слова печальных песен внезапно зазвучали у него в голове и тут же погасли, поблекли, улетели, уступив место холодной, напряженной решимости. Сейчас он нуждался в других мыслях. Тех, которые почти что успел забыть. Надежда… Он обнажил Аслат и встал, опустив голову, на средине площади. Ему были слышны крики Рильмина и возбужденные голоса других эльфов. Ничто не может длиться вечно. Ну, почти что ничего. Всадники въехали в деревушку.
И наступила тишина. Полнейшая тишина, в которой удары собственного сердца напоминают колокольный звон. Их было трое, и они остановились шагах в четырех от него. Женщина с рыжими волосами, собранными в конский хвост, умело спрыгнула на землю. Варк знал всех троих.
Женщину звали Виратой. Это была не слишком знаменитая наемница с комплексом неполноценности по отношению к более прославленным солдатам удачи. Могучий, бородатый мужчина, тоже сошедший с коня и занявший место справа от Вираты, занимался в своей жизни разными профессиями. Прежде, чем стать наемником, он был начальником стражи у одного графа, но занялся там какими-то темными делишками, после чего пришлось бежать. Свою медвежью силу он применял, сражаясь громадным топором. Коллеги называли его Медвежонком. Третьим в компании был тип из расы аккуров, Саракс. Сложен он был довольно рахитично, но Варк знал, что внешностью его нельзя было обманываться. Саракс обладал отменной быстротой движений, а силой совершенно не уступал людям. Лицо его походило на обтянутый серой кожей череп. Сейчас на ней можно было видеть гримасу, являющуюся соответствием усмешки.
Вирата сделала пару шагов вперед, держа руки подальше от меча.
— Какая неожиданность, Варк, — сказала она. — Мы думали, что придется раскапывать твою могилу, а ты тут стоишь, понимаешь, целый и здоровый.
— Мне приятно, что вы рады.
— Вот этого я не говорила. Мы — это мы, а вот реакцию князя предугадать несложно.
— У князя нет никаких причин гневаться на меня. Никаких денег я от него не брал.
Женщина расхохоталась.
— Вы слыхали! Или у тебя совсем крыша поехала? Тебе приказали их всех перебить, а ты тут селянку себе долбаную устроил. И чем ты тут занимался, Окерлих? Природой любовался, или как?
— Тут ты попала в самую точку.
Медвежонок и Саракс обменялись значащими взглядами. Вирата же продолжала веселиться.
— Когда расскажем остальным, так нам, бля, и не поверят. Я и сама не верю. Головка, видно, ку-ку. И еще, как это тебе пришло в башку убить княжеского сборщика налогов со всей семьей? Только не говори, что это не ты. Я же не раз и не два видела тебя за работой. С тем же успехом ты мог бы там расписаться.
— Я и не сказал, будто это не моя работа.
Наемнице вся эта комедия начала, видимо, надоедать.
— Ладно, Варк. У меня нет времени на всю эту болтовню. Князь наверняка хотел бы обменяться с тобой парочкой слов, причем, с палачом в качестве переводчика. Но ведь старая дружба не ржавеет. Хочешь, можешь позабавиться с нами. Если же нет, уматывай отсюда. Ведь такой выход будет лучше всего, разве не так?
Окерлих глянул ей прямо в глаза. Ему хотелось, чтобы она отметила столь хорошо ей известное выражение лица. Возможно, по причине того, что она только что сказала о дружбе?…
— Нет. Самым лучшим выходом будет такой, если вы отсюда уедете.
Вся троица здорово удивилась.
— Нет, ты погляди… Это ты точно с катушек съехал! Не будешь же ты защищать этих селюков?
Ответа не последовало.
— Ты только вспомни, Варк, — продолжала Вирата, — все те опасные и чудные моменты, которые пережил с нами. Ведь мы же друзья, разве нет? И кроме того, нас здесь трое на одного, — добавила она и захихикала.
Смех ее превратился в предсмертный хрип. Окровавленный конец клинка вышел у нее между лопаток. Варку удалось даже заметить выражение недоверия в ее угасающих глазах. Его левая рука уже вырвала нож. Он метнул сильно и уверенно Медвежонок не прожил даже тех мгновений, нужных, чтобы поднять руки к торчащей из глазницы рукоятки. Окерлих вырвал меч из падающего тела Вираты и метнулся в сторону аккура. Тот запаниковал, увидав, что буквально в одну секунду остался сам. Но все равно, никаких шансов у него не было, Варк одним ударом перерубил обе передние ноги его коня, и когда животное начало заваливаться, крутанулся и рубанул Саракса наискось через спину. Аккур рыгнул кровянкой и свалился на землю. Из чудовищной раны вывалились синие внутренности.
Одни за другими стали открываться двери домов. Вот только никто не спешил выйти. Громадный, разноцветный мотылек уселся на вымазанной кровью груди Вираты, считая, видно, что она вся выложена цветами. Наконец, к одиноко стоящему Варку подошел Рильмин.
— Спасибо тебе, Стилихар. Ты не должен уходить. Мы все понимаем.
Человек не поднимал голову.
— Нет, — сказал он через какое-то время. — Ничего вы не понимаете. Ничего.
Похоронил он их сам, рядом с высоким камнем над ручьем. Видя, как он носит останки в лес, эльфам уже не нужно было спрашивать, какое место для захоронения выбрал Стилихар. И они знали, что он туда никогда уже не пойдет. Они знали и то, что он уйдет в поисках того, чего желал больше всего.
???
Осенью, когда ковер пестрых листьев покрыл землю, отряд наемников напал на Вилларин. Все обитатели были вырезаны, и их тела брошены на поживу диким зверям.
Князь Лейбрах не смог реализовать своих планов, связанных с этим селением. Через пару дней он помер с перепою, его же наследник обо всем попросту забыл. В брошенных домах так никто никогда и не поселился. Само место пользовалось плохой славой, в особенности же, с тех пор, когда купцы и путники стали рассказывать, будто иногда, особенно перед грозой, по деревушке бродят духи трех воинов.
Дорога же, по которой отправился Варк Окерлих, никогда больше уже не привела его в те стороны. Только сам он не забывал обитателей Вилларин, которые сумели заметить в нем то, чего даже сам он уже не замечал.
Он привык к этим воспоминаниям и к мысли, что не мог их спасти, хотя и знал. Ведь… Привыкнуть можно ко всему.