Неделя холодных отношений

© Александр ВИН, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Человек, которого с таким вниманием слушали присяжные заседатели, упрямо опустил голову и замолчал. Решившись продолжать, он опять коснулся аккуратными, ухоженными ладонями поверхности деревянного барьера.

Небольшие морщинки вокруг лучистых, очень голубых глаз, короткая стрижка с проседью, сильная шея…

Глухо и медленно свидетель снова начал говорить, всё так же, с такой же уверенностью, как и в самом начале судебного заседания, разделяя чёткие слова.

– И тогда, ваша честь, мы решили ждать…

Прямое лезвие пело шершавую песню.

Небольшой блестящий нож с готовностью и тонко, не первый час, сверкал в вечернем свете домашнего абажура, а его руки всё ещё никак не могли отпустить тёплое наточенное жало, продолжая раз за разом, прикасаться металлом к бархатно хрустящему наждачному камню.

Мысли тоже давно стали острыми, как сталь…

«Не должно быть никакой клоунады, ни записок, ни истерики.

Ведь это нужно только мне, так?

Никаких следов, ни глупых отпечатков, ни последующих угрызений совести, раскаяния и трагических признаний. Зачем? Ведь вокруг совсем нет людей, мнение которых по этому поводу интересовало бы меня настолько, чтобы можно заранее признаваться в содеянном.

Он заслужил эту смерть! И он её получит.

Многим без него станет гораздо лучше; хорошие, достойные люди смогут тогда легче дышать, свободно делать добрые и нужные дела. И я.… Ведь и я тоже смогу продолжать жить, только убрав из моей жизни этот кошмар. А кричать, убив, что это сделано мной, совершенно не нужно! Зачем в этой ситуации ещё и второстепенные жертвы?! Почему же мне нужно карать ещё и себя?! Зачем с благородным лицом признаваться и каяться, сентиментально рассчитывая на какое-то крохотное казённое снисхождение и на глупые перекрёстки неумелых законов.…

Поэтому всё должно быть правильно и логично.

Интересно, а о чём всё-таки думают умные люди, выбирая из множества ножей один, в особенности, если они решают делать кому-то такой ужасный подарок…?».

Мысли, различные с текущими делами, бывают опасны.

Немного забытое лезвие легко, как что-то доброе, скользнуло по пальцам – мгновенно проступила полоска крови.

«…Он должен сдохнуть! Я хочу видеть, как он будет валяться под моими ногами, непременно визжа о прощении, умоляя; запоротый ножом, как тупой и вонючий поросёнок! Хочу видеть его кровь! Я сделаю это!

…Со всеми женщинами он обращается, как с животными. Как он только мог! Как мог… Я больше не хочу каждую секунду вспоминать об этом! Пусть перед глазами у меня всю оставшуюся жизнь будет что-нибудь в сто раз страшнее, но только не то, что уже случилось и что поправить никак нельзя!».

Так было заведено с самого начала – в этом просторном кабинете никто и никогда не курил. Даже в самые напряжённые моменты скандальных рабочих совещаний или долгими вечерами при обсуждении срочных заказов, всегда находился тот, кто первым не выдерживал такой пытки и, комкая в кулаке сигаретную пачку с зажигалкой, выскакивал в коридор.

В других помещениях и кабинетах сотрудники привыкли пользоваться разрешёнными пепельницами. Но здесь – нет.

Естественно, так было и в этот раз.

Тепло и уютно.

Ковры.

Света ни много, и не мало. На каждом месте – ровно по необходимости.

Капитан Глеб Никитин с любопытством и настоящим вниманием оглядывался по сторонам, рассматривая новые плакаты и большие фотографии, развешанные по стенам. За несколько последних месяцев изменились многие картинки и красивые нарисованные лица. Живые люди, их смех, голоса и слова оставались прежними.

– Основной шрифт абсолютно не в тему! Почему здесь совершенно нет агрессии, текст весь какой-то бледный и жалкий? И это твой наглый призыв к действию?! Скажи честно – эти слова у тебя рассчитаны на дистрофиков? Это горячее предложение для богатых и здоровых людей или же ты делал недвусмысленное объявление для какого-нибудь зачуханного дома престарелых?!

– А мне нравится!

Нервный разговор, напряжение которого росло с каждой минутой, отвлёк капитана Глеба от неспешного осмотра разноцветья полиграфических шедевров.

В углу кабинета, у демонстрационного компьютера, спорили трое. Парень и девушка были очень юны, а голос молодого мужчины наполнял пространство в дальней части кабинета какой-то непонятной угрозой.

И отличался он от своих собеседников не только громкими фразами.

Вадим Лукин был начинающе лыс.

Обритость его крупной головы вроде бы и вполне соответствовала недавней моде, но он всё ещё оставался брюнетом, и такое обстоятельство лишь значительней демонстрировало его трагедию. Тёмные глаза Вадима, стремительные в этом споре, маленькие и круглые всегда, особенно в повседневной жизни, удивляли сейчас неожиданной трезвостью.

Другие спорщики, парень и девушка, поразительно были похожи на брата и сестру. Оба стройные, высокие.

Ева – тоненькая, кареглазая; светлые, растрёпанные волосы Сашки оставались пока ещё лёгкими и свободными; короткие же каштановые кудри Евы вились, лишь немного не касаясь её худеньких плеч.

Не вставая из уютного кресла, капитан Глеб с улыбкой просто смотрел, но вмешиваться в спор творческих людей не считал пока необходимым. К ним подошёл другой представитель старшего поколения.

– Что вы так раскричались-то?

Полноватый мужчина в строгом чёрном пиджаке встал перед экраном компьютера – объектом спора.

– Нормальная работа, наша заказчица в восторге. Если дословно, то она считает, что это «просто прелесть»!

– Вот! И Ефим Николаевич меня поддерживает! Сашка – тоже. А ты…, ты просто злишься!

Ева даже не взглянула на Вадима.

– Зачем мне злиться? Дама, я удивлён вашим опрометчивым заявлением! Иметь собственное, заметьте, объективное, мнение – это, по-вашему, злиться? Чушь! Здесь полностью отсутствует драйв, напряжение и агрессия! По этому поводу я всё сказал! Давайте-ка лучше выпьем.

Теперь уже Сашка встал перед Вадимом.

– Нет! Ты уж объясняй всё до конца! Почему ты вчера и позавчера, и в самом начале работы ничего такого мне не говорил, только согласно кивал головой, а сейчас… Что случилось? За последний день я сошёл с ума, и всё сумел здесь испортить?! Или мы обсуждаем разные работы, а?

Упрямый взгляд своего сына капитан Глеб Никитин знал очень хорошо. Но иногда, даже не имея возможности внимательно рассмотреть лицо Сашки, он мог чувствовать и по его голосу, что тот упрямится.

– Да не расстраивайся ты так!

Девушка легонько стукнула Сашку ладошкой по плечу, потом ласково приобняла.

– Дети мои! Не ссорьтесь сегодня! Не забывайте о главном!

Это уже Ефим Николаевич вышел на середину кабинета.

– У кого из присутствующих имеются ещё какие-либо приличные желания?!

За вечер в этом гостеприимном помещении было сказано уже немало.

Начиналось мероприятие, как и полагается, с шампанского.

Основные официальные слова были произнесены быстро и просто, все присутствующие знали тему отмечаемого события, поэтому в первые же минуты после приватного доклада было предложено перейти к напиткам.

А случилось сегодня то, что за две недели до Нового года руководители агентства «Новый Альбион» окончательно и весьма успешно оформили в администрации продление договоров на размещение своих рекламных щитов в городе на весь следующий сезон.

Именно по этому поводу совладелец агентства господин Ефим Маркович Лукин и его партнер Николай Татаринов и собрали в конторе своих основных сотрудников. Все – близкие, давно знакомые люди.

– Николай! А ты что там притих за своим столом?! Присоединяйся к нам! Ты хочешь ещё чего-нибудь вкусненького?

– Погоди. Осталось немного. Всего пару бумаг.

Обширный стол хозяина кабинета был расположен в дальнем, правом от двери, углу. Некоторый сумрак, возникавший там из-за выключенной над столом большой стеклянной люстры, плавно уменьшала уютная зелёная настольная лампа.

– Сейчас, Ефим. Серьёзно, мне тут совсем немного осталось. Погоди пару минут…

Грузный, похожий на классического Мегрэ, пожилой человек на краткое мгновенье показал из-за монитора компьютера большое внимательное лицо в массивных очках. Его объяснение перебил звонкий девчоночий голос.

– Хочу пиццу!

Ева захлопала в ладоши.

– Я хочу пиццу с грибами, с креветками и твёрдым сыром! Немедленно!

– Мне точно такую же, но кетчупа побольше!

– Кто будет звонить в пиццерию? И так, чтобы нам всё это привезли очень быстро!

– Как показывает практика, самый решительный и агрессивный из нас он.

Вадим, прищурившись, ткнул пальцем в Сашку.

Тот вспыхнул, в очередной раз опустив голову.

– Ладно, позвоню.… Давайте только определитесь точно, кому что надо.

Девушка, загибая пальцы, нетерпеливо оглядела всех.

– Глеб, а ты что закажешь? Ты пиццу будешь? Какую?

Ответить Глеб не успел. Даже засмеяться не получилось. Из того же затемнённого угла, где стоял рабочий стол Николая Татаринова, и куда были отставлены ради простора все лишние мягкие кресла, донёсся женский голос.

– «Мафия». Наш Глеб будет именно её. Больше острых специй во всём, а сверху – целый жгучий перчик. Правильно? Я угадала?

Обладательница красивого голоса плавно поднялась, не выпуская из рук бокала с красным вином, и остановилась около Глеба Никитина. Слегка тронула его за шею.

– Я ничего не забыла?

– Почти. Сашка! – Глеб резко качнул головой, освобождаясь.

Окликнул сына и, для того, чтобы убедиться, что услышан, поднял ладонь.

– Мне «Мафию», среднюю.

Ефим Маркович поаплодировал.

– Удивительная Софья Алексеевна, почему же вы так долго молчали! Скажите своим задорным коллегам что-нибудь соответствующее!

– Вы это по поводу эскизов?

Женщина скривила пухлые губы.

– С детства не любила рисовать! И ничего в этом не понимаю и сейчас. Больше всего мне нравилось помогать нашему директору в музыкальном устройстве школьных праздников. Это было так забавно!

Нахмурив брови, просматривая свои записи на квадратном бумажном листочке, Сашка вопросительно посмотрел на девушку. Та догадалась сразу же.

– Кирилл! А ты так и не сказал, какую пиццу заказывать для тебя? Давай быстрей выбирай, пошевеливайся!

– Нет, мерси, спасибо большое! Пощадите. Без ваших фешенебельных деликатесов я рассчитываю прожить на этом свете значительно дольше.

Ещё один молодой мужчина, финансовый директор агентства Кирилл Воронов, так же, как и капитан Глеб, расположившийся в кресле у окон, слегка приподнял бокал с коньяком.

– Мне достаточно этого.

– Кирилл сегодня не с коллективом! Он же неправ! Смотрите, как он очень скоро будет пускать слюнки, подглядывая за нами! А мы, такие все злобные и жадные, станем прямо у него на глазах пожирать наши вкусные горячие пиццы! Кирюш, ну, может, ты всё-таки передумаешь?

Девушка с трагической грацией опустилась перед креслом Кирилла на колени.

– Ну, кусочек, а? Самый маленький, самый безвредный?! Ну?

Парень расхохотался.

– Искусительница! Тащи мою любимую – с тунцом и помидорами!

Сразу же после этого Кирилла позвал за свой стол Николай Татаринов, и они начали там о чём-то негромко говорить, затем, повысив голоса, – спорить. По отдельным словам Глеб догадывался, что речь идёт о каких-то запутанных отношениях с рекламщиками-конкурентами.

Вадим опять настойчиво оттащил Еву и взъерошенного Сашку к большому компьютеру. Та же самая тема, о никчёмности выполненной Сашкой работы, не давала лысому забияке покоя.

– Капитан!

Сладкие глаза Софьи Алексеевны были очень близки и блестящи.

– Капитан Глеб Никитин, вы так и не открыли мне страшную тайну вашего великолепного декабрьского загара! Вы на кого-то охотились последнее время в Аргентине? Или надзирали за невольницами в каких-нибудь раскалённых пустынях? А, может, ты просто-напросто валялся целыми неделями на примитивном тунисском пляже?!

– Ненавижу пляжи.

– Почему такие сильные чувства?

– Не выношу, когда через меня, раздетого, перешагивают.

– Фу, какой капитан у нас неженка! Только подумайте! Я бы, например, сейчас с удовольствием разделась. Только там, где гораздо жарче, не в этой комнатке.…

Отвечать Глеб не стал. Сделал вид, что сильно увлечён хорошим коньяком.

Причина его появления на вечеринке была и сугубо личной, и одновременно прочно связанной с делами этой фирмы. Среди людей, приглашённых в этот вечер в кабинет генерального директора, Глеб Никитин был единственным, кто не работал в рекламном агентстве «Новый Альбион».

Полгода назад Глеб обратился к Лукину-старшему с просьбой попробовать в настоящем деле его сына.

Он понимал, что у Сашки в этом направлении совсем неплохие перспективы, тот великолепно за последнее время познакомился с компьютером, знал уже язык, имел вкус к графике, так что отец с лёгкой душой принял решение рекомендовать подрастающего сына старым знакомым.

Ефима Марковича Лукина он знал ещё по морским делам.

Хозяин агентства был немного старше его; в ту пору, когда Глеб Никитин только начинал свою яркую капитанскую карьеру, Ефим уже вовсю служил начальником промрайона в Юго-Восточной Атлантике.

Несколько дней назад, сразу же по возвращению в город Глеб первым делом набрал его номер.

– Как там мой труженик? Не обижаете? А сами не обижаетесь?

В телефонной трубке ответный голос Ефима казался довольным и уверенным.

– Тоже мне – друг! Звонишь раз в полгода! Приходи сегодня к нам, поговорим, выпьем, посмотришь сам на всё происходящее отцовскими глазами! Что бы я сейчас тебе не сказал, всё равно ты подумаешь, что я перехваливаю твоего чудесного мальчишку! Жду в семь.

Улыбаясь своим мыслям, Глеб действительно с удовольствием задержал во рту значительный глоток коньяка.

– Николай! В конце-то концов! Ты что, действительно весь вечер собираешься просидеть за своим дурацким компьютером?! Только, пожалуйста, не говори мне, что у тебя именно сейчас возникла масса неотложных дел! Ты никогда не умел отдыхать! Развлекайся же, кому говорю!

Николай Татаринов остро взглянул на жену из-под очков, но ответил, перебирая бумаги на своём столе, опять рассеянно.

– Сейчас, сейчас, Сонечка, ещё совсем недолго осталось…

Очень низко наклонившись к сидящей женщине, капитан Глеб негромко, но неожиданно для неё, произнёс:

– Не угнетай человека.

Софья Алексеевна вздрогнула и тут же возмутилась.

– Но так же невозможно, Глеб! Ладно, хоть здесь-то все свои! А представь, что это он так себя на каком-нибудь официальном приёме выставлять бы начал?! Не пойму я его!

Взяв с подноса ещё один бокал с коньяком, Глеб подошёл к Николаю и присел на небольшой стульчик сбоку его стола. Не отвлекаясь от шахматной задачи на экране компьютера, Татаринов задумчиво перебирал одной рукой крохотные мясные бутерброды в своей большой тарелке.

– О чем грустишь? Держи напиток.

– Да, так, знаешь, суета-то она никуда, брат мой, не уходит… Различное. Многие мысли не дают, как следует, сосредоточиться.

– И всё-таки? Надеюсь, твои проблемы не связаны с нашей прелестной девочкой?

– Тьфу, тьфу, на тебя! Сглазишь ещё!

– Не передумал её за Вадима-то выдавать?

– Нет, ты что!

Николай сначала спрятал глаза за блеском очков, потом всё-таки нашёл в себе силы улыбнуться.

– Официальный этап переговоров на уровне отцов-основателей уже позади. Ефим вовсю занимается квартирными делами будущих молодожёнов, а я – силюсь до конца сформировать у Евы обширный положительный баланс её замужества.

– Где же этот счастливчик? Где господин Лукин-младший?!

Глеб воскликнул это негромко, не для всех, а как их отдельную, с Николаем, застольную здравицу, но главный критик в «творческой» группе всё же его услышал, недоумённо обернулся, не до конца разобрав что-то сказанное про себя.

– Всё нормально, Вадим! Мы это про перспективы!

– Вот такие дела у нас здесь творятся…

Татаринов вздохнул, поднял брови.

– Вот так… А ты-то с какой стати моей дочкой интересуешься, а?! Не-ет, даже и не думай!

Большой человек с шутливой укоризной покачал пальцем перед весьма невозмутимым лицом Глеба.

– Да, брат, приходится выдавать дочурку за Вадима. Твой-то, Ромео, вроде не очень и настаивает… Робок он у тебя, нежности пока ещё в парне многовато.

Очень внимательно посмотрев прямо в глаза Николаю Татаринову, капитан Глеб не увидел в отсвете его толстых очков ничего, кроме мерцания шахматной доски на экране компьютера.

Пицца после хорошего коньяка – это всегда по́шло.

Но ребята веселились в своём углу уж очень заразительно и громко, и звали старших к своему вкусному столику.

– Предлагаю начинать эти гигантские новогодние праздники со снегоходов! Я организую для всех хорошую турбазу на Рыбинском водохранилище, там сейчас снегу навалило уже по пояс, не то, что у нас…! Машины там классные, «Бомбардье», «Ямаха», все новые! Слетаем, покатаемся и по лесу, и по реке погоняемся!

Азартные глазки Вадима горели, фрагменты пиццы, куском которой он размахивал, уговаривая коллег, разлетались по сторонам.

– Ева, ты должна меня поддержать! Я приказываю тебе слушаться меня с сегодняшнего дня! Кто за снегоходы?! Ну, решайтесь! Числа с двадцать второго, на недельку! Баньку там роскошную заделаем, рыбалку зимнюю! А?!

Слушали его с интересом.

Пицца ещё не остыла, и поэтому никто особо не спешил отвечать Вадиму. Первым доел свой небольшой кусок Кирилл.

– Ты знаешь, все эти плебейские развлечения, красные рожи, тупые крики посреди тайги, полное отсутствие нормальной связи…. Как-то не то.

Я предлагаю спокойно нам собраться и на католическое рождество всем поехать в Прагу. Знакомые ресторанчики, прелесть какие гостиницы! А еда! Всё будет совершенно достойно и без пьяных рвотных масс по углам. Я «за» цивилизацию. Кто поддерживает меня?

Коллектив продолжал думать, на что у каждого из его членов были свои, особые, причины.

Подняла по-отцовски задумчиво брови Ева.

Усмехнулся про себя Глеб, посмотрела на него сквозь остатки вина в своём бокале Софья Алексеевна.

Постепенно пересекая грань, отделяющую его растерянность и смущение от ярости, начал заметно психовать Сашка. Ничего подобного, интересного и «эксклюзивного», он придумать и организовать пока ещё не мог, поэтому предложения старших коллег его явно не устраивали. Зато вовсю веселился, наблюдая за ним с непроницаемым лицом, Глеб.

«А мальчик-то весь в папу…! Папе нужно срочно придумать что-то сильное, к чему эти офисные ребятишки совсем не имеют привычки, и тем самым выручить своего славного сынишку».

С учётом предыдущих творческих споров ситуация начинала быть неприятной.

Сашка действительно очень сильно побледнел.

И в этот момент Глеб подмигнул ему.

Не сразу минуя уже набранную по инерции злость, сын что-то внезапно понял. Ещё раз, уже более внимательно посмотрел в лицо отца. Тот опять кратко и серьёзно подмигнул ему.

Можно было не волноваться.

С самого Сашкиного детства такое выражение глаз его отца означало только одно: «Всё в порядке – я рядом. Иду на помощь».

Первый раз он сознательно и отчётливо понял это, когда после второго класса во что бы то ни стало решил научиться кататься на водных лыжах.

Отец со своими друзьями почти все летние выходные проводили на заливе, по очереди мчались за катером, управляли им, загорали. И он захотел быть таким же. Отец толково объяснил, как стартовать, как правильно держать тело на волнах. Он торопливо кивал головой, торопясь пронестись вдоль берега так же, как и они, взрослые. На первом же небольшом вираже какая-то неведомая сила выкинула его из воды, одна лыжа отлетела в сторону, вторая криво поднимала правую ногу вверх. Он испугался. Противная вода во рту, невозможность плыть, какой-то гул в голове…. И никого рядом. Только широкая, пустая гладь залива. Катер-буксировщик куда-то исчез. Он закричал. Потом ещё раз, громче, потом ещё раз, ещё…. В панике он даже не успел заметить, как отец заложил вираж и плавно подвёл катер к нему, испуганному и плачущему.

«Эй!» – негромко сказал тогда отец, спокойно, надёжно подмигнул и протянул ему крепкую руку.

И на уколы в поликлинику его всегда водил отец.

Каждый раз, как только был назначен срок, а ему в те годы исполнилось уже что-то около двух лет, они шли по улице к участковому педиатру не спеша, держась за руки, спокойно обсуждая при этом варианты, когда мужчине возможно плакать.

«Давай договоримся так – плакать, конечно, ты будешь, но только если тебе при этом будет очень больно. Или очень обидно. Пойдёт?».

И они, в солидном согласии, хлопали друг друга по ладоням. Поэтому-то так и запомнилось Сашке лицо отца, когда в процедурном кабинете тот весело смотрел ему в глаза и надёжно подмигивал, в то время как коварная медсестра подкрадывалась к Сашке сзади, прыская что-то в воздух из своего острого шприца.

Последний раз отец так вёл себя по отношению к нему в девятом классе. Сашка запомнил это точно! В девятом!

Он прибежал тогда из школы, зная, что родителей в это время гарантированно нет дома, и принялся красить волосы в зелёный цвет. В моду уже вошли цветные гели, а в тот вечер у них намечалась такая классная дискотека!

Сашка промучился тогда целый час, постоянно получалась какая-то чепуха, он израсходовал тогда целый баллончик; уже зашли за ним пацаны из класса и, сидя толпой на кухонных стульях, они все уныло смотрели на его примитивные старания. Обещанной звезды для их дискотеки не получалось. Он в отчаянии ринулся в душ, потом едва успел вытереться, как входная дверь знакомо распахнулась.

Скрыть даже что-то менее явное от его отца было невозможно. Вся их банда и он сам, мокрый и опечаленный, молча стояли перед ним, ожидая справедливого скандала.

– Ещё краска есть?

Сначала никто из них не мог этого понять, а потом в это же самое и поверить. Покачав в руке аэрозольный баллончик, отец взял его за плечо и усадил напротив себя на маленький кухонный стул.

– Как нужно?

– Вот здесь и здесь….

– Тогда держись.

И отец подмигнул.

За неполные двадцать минут роскошные ярко-зелёные шевелюры имела уже вся мужская половина их девятого «А»…. И ведь какая же тогда получилась дискотека!

Пока Сашка привыкал к тому, что нужно непременно успокоиться, капитан Глеб подошёл вплотную к спорящим персонам.

Пицца была действительно хороша, и Глеб очень непосредственно облизывал на ходу уже вытертые салфеткой чистые пальцы.

– Извините, что немного нечаянно подслушал…. Ребята, все ваши предложения не для моего Сашки. Его белый танец в эти дни уже обещан мне. Так что, ещё раз примите искренние извинения.

– Вы едете с ним на Новый год куда-то за границу?

Фыркать по-дамски она ещё совсем не научилась, но и в этот раз её гримаска была чрезвычайно выразительной. Ева презрительно взглянула в сторону совсем растерявшегося Сашки.

– Ну и пусть! Мог бы и раньше мне обо всём сказать!

– Я и сам ничего…

Вадим Лукин и Кирилл с одинаковым пристальным вниманием уставились на капитана Глеба Никитина.

Путешественник, авантюрист, свободный в своих поступках, при деньгах….

– Не за границу. Ни в какой не в Куршавель. Успокойтесь. И Сашка действительно до этой минуты ничего точно не знал. Уверен, он сейчас будет удивлён не меньше вашего.

– Ты помнишь тот наш разговор, про лес?

Глеб повернулся, разговаривая только со своим сыном.

– У меня есть немного времени, несколько дней. Я иду послезавтра. Хочешь со мной?

Потребовалось мгновение, чтобы Сашка понял отца. Потом ещё несколько нерешительных секунд – чтобы он понял его по-настоящему.

И то, что отец в очередной раз протягивает ему свою надёжную руку, и то, что неожиданные слова его – чистой воды экспромт, и то, что кто-то, наконец, почувствовал, как грустно ему здесь сегодня…

– Согласен! Только с ножами?!

– Ножи – и больше ничего.

– Класс!

– Эй, эй, господа! Ми-ну-точку! Вы же здесь не одни, вы находитесь в приличной компании, прошу срочно пояснить присутствующим суть ваших таинственных переговоров!

Не выпуская из руки недопитый стакан, Вадим попытался по-свойски навалиться на Глеба Никитина и взять его за рукав пиджака.

– А вот это, приятель, лишнее. После кушанья пиццы прогрессивные молодые люди обычно моют руки…

– Нет, Глеб, правда! О чём это вы так загадочно говорили? Про лес, про ножи какие-то?!

Ева оттолкнула от себя покачнувшегося Лукина-младшего, и сама встала очень близко к Глебу и Сашке.

– Ценю подход. Объясняю.

Слаб человек! Приятно оказаться в центре внимания, совершая при этом благое дело, да ещё и в таком симпатичном ему окружении.

Кирилл стоял напротив, слегка нахмурившись, упрямо опустив аккуратную голову; Сашка просто сиял радостными глазами; девушка крепко держала капитана Глеба под руку, а Вадик Лукин скептически улыбался ему в лицо сбоку, скаля при этом крупные редкие зубы.

– Всё просто. Мы с сыном давно планировали выбрать достойное время и тихо, без особого шума, на недельку отлучиться в лес. Пожить там, посидеть у костра, помечтать. Немного поговорить о разных интересных вещах…. Вот именно ради этого мы с Сашкой и решили на днях покинуть ваше замечательное общество. Ну-ну, не гневайтесь же так сразу!

Глеб шутя, но жёстко, не выпускал из своей руки тёплую ладошку Евы.

– Отпустите! Пусти меня! Не ври! Сейчас зима, в лесу холодина, и никуда вы с ним не пойдёте!

– Это же всего лишь на семь небольших деньков.

– Враньё!

– Правильно, Евка! Тебя разводят как пацанку!

И Вадим снова жадно глотнул из своего стакана.

Капитан Глеб Никитин продолжал.

– …Через несколько дней – зимнее солнцестояние. Перелом судьбы, возможность решить для себя что-то серьёзное.

Кирилл засмеялся, вытирая слёзы.

– Философия в валенках!

– …Никаких палаток, с пустыми карманами, в обычной одежде. Без еды.

Девушка замерла и, уже не вырывая свою руку и, не мигая, уставилась карими глазищами в холодные глаза капитана Глеба Никитина.

– …Спать на земле. Добывать огонь. Убивать из-за голода. С собой – только ножи.

Вокруг него стало тихо.

– …Семь дней.

– Ты сумасшедший!

Он не заметил, как сзади к нему подошла Софья Алексеевна.

– Сдохнешь сам и сына своего там заморозишь.

– Если вы будете всё время вспоминать нас такими горячими словами…

Теперь хохотал уже Глеб, наслаждаясь растерянностью всех и, особенно, благодарным взглядом Сашки.

– Слабо́! Только болтовня! Невозможно прожить неделю на морозе!

– Я не буду с тобой спорить, Вадим. Не хочу. В эту субботу, то есть послезавтра, мы с Сашкой уходим; через семь дней, в полдень следующей субботы, возвращаемся. Всё просто. Твои сомнения могут оказаться справедливыми.

– А если будет сильный, очень сильный холод?!

«Как же славно некоторые девушки умеют волноваться!».

– Матч состоится в любую погоду.

– Капитан, ты действительно там тронулся, на своей проклятой заграничной жаре?!

Глеб Никитин обернулся.

– Тем более необходимо немного остудить мои фантазии…

Первой завизжала, закружилась и принялась хлопать в восторге ладошками Ева. Тут же, словно нечаянно, она прикоснулась рукой к Сашке и чмокнула его в щёку.

– Мужчина! Настоящий мужчина! Как Маугли!

Кирилл кисло выговорил девушке.

– Маугли был ребёнком…

– Сначала – да, маленький, а зато потом каким он оказался!

Немного поразмышляв в ближайшем же мягком кресле, Вадим Лукин негромко заметил вслух.

– Ничего особенного.

Поморщив брови, крикнул уже на весь кабинет.

– И я могу так же! И на холодной земле…! Да.

– А где вас искать-то, если что?

– Искать не надо – обратную дорогу сами найдём. Место? Без особых выдумок – там, куда вы в прошлом году ездили юбилей вашей конторы отмечать. В лесу, чуть дальше двадцать третьего квартала, там прелестный вид на залив и сосны высокие. Зимой там никого не бывает.

– Точно, на том самом месте? Нарисуй, пожалуйста, напомни.

То, как финансовый гений рекламного бизнеса Кирилл отнёсся к вопросу безопасности их личной, семейной авантюры, радовало и забавляло капитана Глеба Никитина одновременно.

– Давай блокнот. Это вот дорога, это – берег залива… Холм. Примерно здесь, где вы были в прошлый раз.

– А чем питаться там будете?

– Ёжиками, как раненые лётчики.

По лицу Кирилла было видно, что плохо прожаренных ёжиков он недолюбливает.

Рядом с ними Ева серьёзно и настойчиво допрашивала смущённого Сашку.

– И ни спичек, ни зажигалок? А как же костёр…?!

– Способов много, отец мне показывал.

– Ты, если что-нибудь такое, ну, неприятное, с вами там случится, сразу же по мобильнику мне звякни – я организую экспедицию! Приеду, спасу тебя!

– Мы договорились без телефонов. Только нож у каждого.

– А палатка?

– Ну, ты что, Ева, в самом-то деле…

И всё равно, настоящим героям до совершения ими славных дел приходится много, очень много говорить и, правда, в основном по мелочам, долго убеждать остальных людей.

Чтобы им поверили другие и, что самое главное, с целью заставить убедиться в неизбежности своего подвига наиболее юных представителей коллектива, опытные авантюристы просто обязаны оперировать цифрами.

Заранее, чтобы никто не устал и дослушал его до конца, капитан Глеб наполнил разнообразные бокалы и рассадил всех вокруг себя.

– Зима. Но морской канал всё равно разбит буксирами. Из города до посёлка ходят два парома – грузовой и пассажирский. Каждый из них делает два рейса в сутки. В субботу, девятнадцатого, мы с Сашкой переправляемся на пассажирском пароме, он уходит утром первым – в восемь ноль ноль. Это именно то, что нужно нам. Грузовой, с машинами, отправляется позже, в девять ноль ноль, и движется гораздо медленнее, в этом случае мы немного не укладываемся в свой график.

От посёлка идём пешком три с половиной часа по берегу, к полудню мы уже будем на месте. Это начальная точка отсчёта.

Глеб Никитин с чувством поклонился.

Большинство слушателей были поражено точностью плана.

Удивился даже Сашка.

«Он не лжёт! Он это точно знает! Он что, действительно готовился к этому походу?!».

– Мы должны продержаться там до двенадцати часов дня субботы, двадцать шестого декабря нынешнего года. Возвращаемся в цивилизацию на вечернем катере, который отходит из посёлка в город в шестнадцать ноль ноль. Шампанским встречать нас не надо – оно холодное. Лучше приготовьте к этому времени героям негустой куриный бульончик. Искренне ваш…, примите самые наипочтеннейшие наши уверения, и прочая, и прочая….

– Уважаемый Глеб! – Голос Софьи Алексеевны был патетически твёрд. – Если вы когда-нибудь будете претендовать на самые высшие посты нашего государства, то знайте – один преданный избиратель у вас уже есть!

И добавила уже буднично.

– Предлагаю выпить за этих убедительных безумцев. Кстати, дорогой, ты что, действительно хочешь добывать там огонь этим самым, как его…, трением?

– Рассматриваю как вариант. Если до наступления первой ночи в лесу нам не удастся развести огонь, то утром мы уныло покинем место нашего поражения, побежим с поля боя как паршивые собаки и все, с ног до головы, покрытые несмываемым позором, предстанем перед вами.

– Я не жду вас так рано.

Это уже с упрямством и назло мачехе вставила своё веское слово Ева.

Тщательный и пунктуальный Кирилл продолжал расспрашивать окрылённого таким вниманием Сашку о деталях похода.

Софья отвела Глеба Никитина к окну.

– Ну, и зачем тебе это надо? Летал бы по своим жарким странами – там ведь всё гораздо проще и приятней – тёплый песочек, зонтики, пальмы, а? Не бил бы себя в грудь, красуясь перед неразумными пацанами…

– Я хочу увидеть снегирей. Колибри для меня слишком суетливые птички.

– А если так, герой, – женщина прекрасно контролировала свои точные взгляды и прикосновения, – возьми лучше в лес меня. Отведи куда-нибудь в чащу. Или хотя бы отвези в гостиницу, как в тот раз…

– За последние несколько лет ты очень изменилась, и я могу начать сильно нервничать в твоём обществе. Особенно в диком лесу. Тем более что ты уже замужем.

– Х-ха! Надеюсь, что такой загар продержится на тебе всю эту неделю. После твоего приключения я хочу видеть подробности.

– Милая Соня…!

– Не хами.

Их разговор прервали крики.

Сашка отталкивал Вадима, а тот, хватая его за рубашку пьяными руками, пытался добиться ответа на свой вопрос.

– Отпусти его! Сейчас же! Отпусти, идиот! Боже, какой же ты идиот…

Зарыдав, девушка закрыла лицо руками.

Сашка всё же смог толкнуть, почти ударить Лукина-младшего и тот невредимо шлёпнулся задом прямо в упругое кресло.

– Вы с папашей должны взять меня с собой! Я пойду с вами! Никаких делов, так нечестно… Я тоже буду героем. Фактически.

Не решаясь сильно обнять плачущую Еву, Сашка только прикасался к тоненьким вздрагивающим плечам и настойчиво отворачивал её лицо от всех остальных. Не отнимая ладоней от зарёванных глаз, она сама прижалась к его груди.

На звуки неправильного и совсем непраздничного скандального шума из своего кабинета в общую комнату вернулся Ефим Маркович. По-прежнему улыбаясь, налил себе коньяка, сложил модные маленькие очки в нагрудный карман пиджака.

– Что такое, молодежь?!

Ситуацию прояснила Софья Алексеевна. Плавно поводив незажжённой сигаретой перед носом Ефима, она добавила:

– …Мальчики хотят быть в лесу вдвоём. А твой Вадимка кого-то из них ревнует.

– Какой лес? Вы что?! Скоро уже салаты нужно будет строгать на Новый год, а вы, мои родные, какие-то пикники на природе вздумали организовывать!

Дожидавшийся Ефима Марковича в коридоре и успевший там вволю накуриться его личный водитель и охранник Анатолий тоже улыбнулся такой нелепой выдумке. Нет, цепкие глаза этого рослого мужчины по-прежнему оставались внимательными и серьёзными, просто их уголки на мгновение спрятались в лёгких весёлых морщинках.

Не желая своему боссу неприятных переживаний, почти все присутствующие принялись объяснять Ефиму Марковичу суть затеи капитана Глеба и связанные с ней некоторые сомнения.

– Куда говоришь?! На залив, в те самые сосны? Сейчас, без продуктов?! Ну, ты действительно Мюнхгаузен!

– Отпустишь сотрудника, Ефим Маркович? На неделю, за свой счёт?

– За твой, за твой счёт, капитан!

Ефим обнял Глеба за плечи и, по-прежнему не веря только что услышанному, всё повторял и повторял, начиная при этом сильно, в голос, смеяться.

– Ну и авантюрист, ну.… Каким ты был двадцать лет назад…! Так же вот он и в морях нахрапом всех на промысле брал!

И, когда его попытка расцеловать мужественного сослуживца не увенчалась полным успехом, Ефим быстрыми шагами направился в угол к Татаринову.

– Брось ты свои дела, Дмитрич! Выпить срочно надо! Мужики вот в лес зимовать собрались!

Тот поднял от компьютера сощуренные глаза, пробормотал в ответ машинально:

– В лес? Это хорошо, это просто замечательно.… Какой лес?! Сейчас же зима! Чего вы меня сбиваете! Мне всего ход остался до правильного решения! Лес! Тоже мне.… Сейчас освобожусь и подойду. Лесники нашлись…

И опять уткнулся в монитор.

Пока мужчины выпивали и произносили по очереди какую-то нелепицу про безумство храбрых и про всё такое прочее, Софья Алексеевна принялась утешать всхлипывающую Еву.

– Привыкай, но никогда не давай возможности себя обсуждать…

По-хорошему бодрый финансовый директор предложил своим хозяевам выпить за успехи наступающего года. И Ефим Маркович, и, внимательный на этот раз, Николай Татаринов согласились с Кириллом; Ефим, дурачась, толкнул Глеба в плечо.

– Давай, за наши с вашими успехи!

Охладил их восторги водитель Анатолий, опять заглянувший в кабинет после очередного своего перекура.

– Ефим Маркович, там.… Там Вадим ваш и этот, парень…, компьютерщик.… Дерутся.

Говорил-то Анатолий так медленно нарочно, внимательно наблюдая за реакцией Глеба Никитина, поэтому и выскочил в коридор, опережая его.

У ближней стенки валялись на полу двое прежних бойцов.

Нижний, Вадим, рычал и матерился, отбиваясь от свирепо вцепившегося в его плечи Сашки. Тот тоже пытался громко пыхтеть что-то оскорбительное, но слёзы душили парня, и враг никак не мог узнать о себе всю истинную правду.

– А ну…

Капитан Глеб Никитин действовал решительнее остальных, как и положено любящему отцу. Схватив сына одной рукой за плечо, а другой – за пояс джинсов, он отшвырнул его к противоположной коридорной стене. Водитель, в свою очередь, прижал Вадима коленом к полу до выяснения всех обстоятельств.

– Брэк.

Глеб отряхнул немного пыльные собственные брюки и улыбнулся Соне.

– Ты что-то говорила недавно о ревности?

Прогуляться по холодку было полезно обоим.

Сашка шёл, насупившись, молча; сначала с распахнутой курткой и не завязанным шарфом; потом, минут через десять, он застегнулся, похлопал себя перчатками по щекам и поднял невысокий ворот.

Отец был чуть впереди его, на полшага, на взмах руки.

Движения и горестные Сашкины вздохи не вызывали никаких ответных и, уж тем более, сочувственных слов со стороны отца.

Тот смотрел в ночное зимнее небо. Потом остановился, взглянул удивлённо на своего унылого попутчика, словно не ожидая его увидеть рядом с собой, и внезапно спросил.

– Сколько сейчас времени?

Сашка потянулся в карман за телефоном.

– Слабак. А если без помощи техники?

Не дожидаясь ответа, капитан Глеб ещё раз поднял голову к ясному звёздному небу и уверенно произнес:

– Уже завтра. Десять минут первого.

Этот ритуал за годы их сознательных родственных отношений был отработан до мелочей. Теперь уже Сашке, в свою очередь, следовало посмотреть на свои часы и убедиться, что отец не ошибся.

– Одиннадцать. Минут.

– Перед выходом проверь – они у тебя, кажется, немного спешат.

Пришло время улыбнуться друг другу. Они остановились, радуясь совместным пристальным взглядам.

– Из-за чего случилась такая неэффективная драка?

Отвечать на этот вопрос, глядя отцу прямо в глаза, Сашка не смог. Он опустил голову, рассматривая свои ботинки.

– Он про Еву…, всякие гадости, ну, в общем, нехорошо…, я не выдержал, извини.

– Конкретней.

Что-что, а уж приближение слёз у своего сына капитан Глеб Никитин мог угадать, даже не заглядывая в его лицо.

– Он говорил, что её…, что всё равно он…, что в любом случае он будет у неё первым… Приблизительно так.

– Тогда ты неправ. В таких случаях, да за такие слова.…

Желваки на жёстких скулах капитана Глеба заходили незнакомо и страшно.

– А вот в таких ситуациях, приятель, не нужно с человеком толкаться вдоль стенок, а полезно сразу же бить его в зубы, чтобы несколько штук напрочь! Или мгновенно за горло подонка брать, да так, чтобы до кровавого хрипа, до его размазанных по всему лицу соплей…

С яростью выдохнув, Глеб посмотрел на сына.

– И ты извини меня за несдержанность.

– Проехали.

Такси по взаимной договорённости они брать не стали. Прошли ещё метров триста по набережной, Сашка немного поспрашивал отца про его последнюю работу, тот – сына – про рекламные дела, потом начали разговор о предстоящей экспедиции.

Пришло время Сашке честно сконфузиться.

– А я нож, который ты мне на день-то рождения подарил, потерял. Нечаянно, поверь…. Мы даже пива тогда не пили! В октябре ездили всей фирмой на острова, за грибами, на теплоходе, целый день там с ребятами веселились! Так что вот так.… Не будешь ругаться?

Сколько ещё ему предстояло потерь и разочарований! Какие горести настигнут его в наступающей взрослой жизни?! Как этому парню удастся справиться со всем тем, что у его отца уже позади?

Капитан Глеб шёл, слушал и украдкой внимательно рассматривал размахивающего нескладными руками, увлечённого рассказом сына.

«Париж ещё узнает Д'Артаньяна…!».

Расстались они у подъезда давно знакомого им дома.

– Ну, пока. Встречаемся завтра. Передавай привет маме.

Чувствуя, что сейчас нужно будет отвечать на один неприятный вопрос, отец хлопнул сына по плечу.

– Не грусти, приятель, у меня всё в порядке,

Широкими и, как ему самому казалось, бодрыми шагами капитан Глеб направился в другую сторону.

Одному ему было легче.

И размышлять, и идти по этой ночной дороге, и просто жить.

Капитан Глеб Никитин давно уже научился ценить особую прелесть своего осознанного одиночества. Когда вокруг тебя мало людей, то гораздо реже приходится в чём-то разочаровываться. Все решения и поступки – это твои поступки, твоя ответственность.

Когда-то, он даже и не помнил точно когда, вместе с объективным знанием своих возможностей, к нему пришла привычка тщательно обдумывать действия. Глеб разучился сожалеть о сделанном и сказанном им.

Вот и сейчас…

Он усмехнулся.

Любой из припозднившихся обывателей, кто случайно мог оказаться в этот ночной декабрьский час напротив детского сада №52, поспешил бы перейти на другую сторону улицы.

Мужчина в коротком тёмном пальто, с поднятым воротником, без шапки, коротко стриженый и тёмный загорелым лицом, белозубо хохотал уже не первую минуту, разбегаясь и скользя взад и вперёд по узкой и продолжительной полоске блестящего льда, накатанной ещё днём замечательной дошкольной малышнёй.

Решение принято. Как же славно – иногда что-то совершать для других!

Капитан Глеб смеялся, прекрасно зная, что это не минутная слабость, не порыв, вызванный трепетной заботой о сыне; не крепкий коньяк и даже не взгляд когда-то загадочной женщины…

Он прав и он сделает это!

За последние годы Глеб отвык от сытых семейных застолий, от туповатых, почти всегда одинаковых «корпоративов» и жадных деловых вечеринок, от пьяных и сопливых восторгов нечаянно встреченных в пути старых знакомых. И без того, и без этих непременных атрибутов, его жизнь была сочна, упруга и приятна.

В офис рекламного агентства «Новый Альбион» он сегодня заглянул, интересуясь исключительно делами своего Сашки. Так ведь? Объективно? Да, вроде…

Сейчас у парня душа напряжена. По-щенячьи ещё, по-неумелому, но всё равно, нельзя допустить, чтобы кто-то из посторонних, возможно и не со зла, а так, ради забавы или пустой спеси, чересчур сильно тронул эту маленькую, юную душу…

Для этого на свете и есть он – отец.

Начало положено. Он сказал «а». Малыш в присутствии своей девчонки немного отряхнул помятые пёрышки. Теперь им вместе с сыном только и осталось, что проговорить весь этот тяжкий и непосильный для многих алфавит до самого конца. Как? Включайте голову, папаша, время у вас ещё есть…

То, что Сашка достойно справляется со своими обязанностями в фирме, Глеба Никитина убедил в первые же минуты их встречи в офисе Ефим. Общее направление компьютерного макетирования, подготовка документации для согласования в мэрии, разработка отдельных целевых рекламных программ для заказчиков – со всем этим, в общих чертах, Сашка был уже знаком до прихода в «Новый Альбион». Поэтому быстро стал незаменимым и здесь.

Ефим ещё успел шепнуть тогда Глебу, что они с Николаем Татариновым подумывают о том, чтобы поручить его сыну руководство всем отделом наружной рекламы, кроме, разумеется, – тут Ефим приложил руку к сердцу, – кроме инженерных дел и размещения рекламных щитов на улицах.

Объём работы в агентстве был большой, но Сашка ещё со школы умел отлично концентрироваться на главном, никогда не тратя на домашние задания больше часа.

Да и люди, окружавшие его на работе, были достаточно внятными и грамотными.

Как знал Глеб Никитин, большей частью акций «Нового Альбиона» владел Ефим Лукин. В самом начале девяностых, когда они с Николаем Дмитриевичем Татариновым ещё только начинали организовывать свой совместный бизнес, жёсткий и расчётливый Ефим поставил перед партнёром условие – он хочет иметь шестьдесят процентов. И он имел их все эти успешные годы.

Время шло, тигры старели, и чуть больше полугода назад Ефим настоял на том, чтобы располовинить свою долю. Общие тридцать процентов отошли его единственному сыну – Вадиму. Луке-младшему…

Ефима никто не мог назвать жадным, просто ещё с коммунистических времён он хорошо умел считать деньги. Когда флотская система стала трещать по всем швам, и на смену государственному управлению пришли многочисленные директора, акционеры, президенты правлений и прочая столичная береговая шушера, Ефим Маркович Лукин умудрился стать одним из таких персонажей, но только, в отличие от них, он владел точным знанием флотской специфики и особенностей каждого промыслового судна, маленького или большого, без исключения. Плавбазы и транспорта, траулеры и танкера успешно уходили из Союза через уверенные и умелые руки Ефима. Он не был полноправным хозяином, но правильно советовал другим, как с теми кораблями поступать и всегда имел свои куски от многих возникавших в то время миллионов.

Потом всё закончилось. Пароходы уплыли за границу, а жилистая инерция к хорошей работе осталась.

Остались и друзья, и хорошие, нужные связи.

Слово «реклама» в те годы было ещё каким-то капиталистическим, ярким и не очень серьёзным, не приносящим осязаемые деньги, но уважаемый бизнесмен Ефим Маркович сказал себе, что это не совсем так.

Собственные деньги, полученные в результате небольшого и краткого участия в продаже на металлолом в Индию предпоследней плавбазы, он вложил в Николая Дмитриевича Татаринова, который служил в те смутные времена начальником городского коммунального подразделения «Разнобыт».

Татаринов имел в своём активе трёх подчинённых мужиков пенсионного возраста, унылый грузовичок ГАЗ-52 и сорок шесть бетонных рекламных тумб, разбросанных по всему городу. На круглых тумбах гражданам за двадцать копеек разрешалось клеить объявления о продаже детских колясок, свадебных платьев и швейных машинок. Местная филармония с этих же самых тумб призывала население посещать концерты ВИА «Орера», а отдел здравоохранения горисполкома – сдавать бесплатную донорскую кровь.

Николай был полезен Ефиму связями и должностью. На том они тогда и порешили: шестьдесят процентов на сорок. Уютно при таком раскладе было обоим.

Со временем их фирма стала крупнейшим рекламным агентством города; бо́льшая часть огромных уличных щитов на магистралях принадлежала Ефиму и Николаю Дмитриевичу.

Росли дети.

Тридцатилетний Вадим Лукин, вращаясь в спокойных орбитах успешного отца, успел поработать и в филиале столичного банка, и в таможне, и поруководил небольшой провинциальной страховой компанией. Многие люди говорили Ефиму о характере и слабостях его сына, он до поры до времени спокойно контролировал ситуацию, но потом поставил резкое условие Вадиму – работать только под ним. Иначе никаких спасений больше не будет…

Татаринов же в одиночестве растил дочку, Еву.

Прелестное, не в папашу бойкое существо, незаметно и весело окончившее год назад гимназию, тоже, уступая своему родителю, стало трудиться в его фирме. С заказчиками, которым посчастливилось общаться с Евушкой, а именно так её на людях постоянно и методично называл Николай Дмитриевич, другим сотрудникам агентства было вести дела уже гораздо проще. Обаяние девушки обширно распространялось на весь их бизнес.

Совладельцы «Нового Альбиона» который уже год успешно уважали друг друга, а их дети.…

Все вроде были не против свадьбы. Вадим с некоторых пор старался слушаться отца; подруги Евы прожужжали ей все уши рассказами о том, как здорово быть замужем за обеспеченным человеком…

В общем, крепкий дружеский бизнес должен был в самом скором времени стать ещё и семейным. Ещё более крепким.

Это было очень кстати, тем более что безмятежное монопольное существование рекламного агентства «Новый Альбион» в их городе плавно подходило к концу.

Связи Татаринова потихоньку умирали, уходили на пенсию, становились не очень полезными. Он ясно понимал, что их бизнес стремительно дешевеет. Молодая жена и его замечательная дочка не должны были терпеть из-за этого какие-либо лишения…

С приходом в мэрию новых людей на городскую рекламу обратили внимание и бандиты.

Начав три года назад почти на пустом месте, к этому времени они уже перехватили у Ефима и Татаринова почти треть мест для своих рекламных щитов и билбордов. Скоро могло стать и ещё хуже. Конечно, необходимая работа, рассчитанная на перспективу, руководством «Нового Альбиона» велась, как и в любом другом серьёзном бизнесе. Но.… До Глеба доходили слухи, что к выстроенным отношениям двух друзей уже принюхиваются и столичные люди.

Совсем скоро, весной, в марте, в городе были намечены выборы мэра. Их старый боевой товарищ, тоже флотский, имел все шансы остаться на своём посту, но мог, уступая некоторому давлению сверху, и уйти. Многие московские структуры хотели вкладывать деньги в этот приморский город, но для гарантий им нужно было иметь во главе своего человека.

Настойчивые предложения о продаже хорошего бизнеса постоянно поступали с обеих сторон – и от хулиганов, и из глубин златоглавой, но Лукин-старший и Николай Дмитриевич Татаринов, совместно обсуждая все новые варианты, каждый раз отклоняли их, рассчитывая на то, что весной успешно сохранит за собой пост старый мэр, их любезный друг. С их, разумеется, рекламной, помощью.

Глеб потёр перчатками уши. Не от холода, а так, скорее, по детской привычке…

Своего сына он никому в обиду не даст.

Все эти внутренние и внешние отношения в агентстве «Новый Альбион» никак не должны отражаться на Сашке. Никто не должен мешать ему хорошо делать свою работу, учиться и иметь возможность смотреть честными глазами на свою ненаглядную Еву…

Ещё не было и восьми, когда позвонил Ефим.

Смеясь, хитрый лис длинно и запутанно поинтересовался здоровьем Глеба, вежливо пригласил собеседника в офис на утренний кофе и, только убедившись, что его ритуальный танец не вызывает у зрителей серьёзной изжоги, сразу же, не мешкая, извинился за своего сына.

– Не держи зла, Глеб, он же, в принципе-то неплохой у меня парень, только вот как поддаст, так с бабами всякие пакости может вытворять, особенно не подумав.… Нет, нет! Я не о том! Это отдельный разговор, тут так сразу и не разберёшься между ними. Конечно, конечно! Понимаю, что с Евой он шутит как-то нехорошо! Я переговорю с ним по этому поводу обязательно, не сомневайся! Да, конечно.… Тут вот что ещё.… Это я к тебе по-приятельски обращаюсь: знаю, что ты здраво всегда в этих вопросах всё решаешь. Штука такая… Вадим сейчас протрезвел, да, совсем; рядом со мной уже, на работе.… Да. Он просится с вами, в лес, говорит, что проветриться бы ему немного нужно, полоса какая-то в его делах пошла неприятная, а с тобой он… Я бы хотел, чтобы ты его немного там, ну, сам понимаешь.… У тебя и характер что надо, да и рука твоя таких разболтанных ребят дисциплинирует….

Так много лишних слов Ефим говорил специально для сына.

Капитан Глеб всегда понимал его без длинных объяснений, а вот эта смущённая просьба Ефима Марковича выглядела немного странной и не очень уверенной.

Полотенце после душа так и осталось лежать на спинке коричневого кресла.

Бриться Глеб решил после небольшой прогулки в киоск за утренними газетами.

– Отказ. Прямо так и скажи, Ефим, ссылайся на меня. Объясни честно, что это именно я не хочу видеть его рядом с собой.

Они пообедали вместе, в ресторане, в здании мэрии, немного раньше всей привычной к режиму чиновничьей братии.

Сашка явился на штабное заседание с большим блокнотом и двумя авторучками.

– Говори. Я всё подробно буду записывать.

Состроив значительное и напряжённое лицо, капитан Глеб Никитин решительно приказал сыну.

– Пиши. Во-первых, не брать с собой никаких часов и мобильников.

– Ну, это-то ясно! – Сашка свободно откинулся на спинку стула. – Чего тут ещё запоминать-то!

– Второе. Только семь сигарет.

Сашка засмущался, не зная как правильно отреагировать.

– Так я же…

– Ты куришь ещё со школы, и я это знал всегда. Но, будучи ребёнком с тонкой душевной организацией, ты ещё в те далёкие годы решил не расстраивать грозного папу свидетельствами своих дурных привычек. Так ведь? Так. Мне говорили, что без сигарет у завзятых курильщиков портится настроение. Мне же ты нужен в лесу жизнерадостным. Поэтому бери с собой семь сигарет – по одной на каждый день. Согласен?

Обладатель, по крайней мере, одной вредной привычки отчаянно покраснел.

– Да…

– Подстриги ногти. Особенно на ногах.

– Зачем?

– Затем. В лесу узнаешь.

И эти слова Сашка посчитал какими-то несерьёзными, не очень достойными записи в таком шикарном блокноте.

В ожидании главной пищи начальник экспедиции отламывал маленькие кусочки хлеба и неторопливо жевал их, поглядывая по сторонам.

– Сделай сегодня у себя в конторе копии наших паспортов. На, возьми мой…

– Для чего?

– Негоже в наш просвещённый век бегать по диким лесам без документов. Почему копии? Ну, мало ли что с нашей одеждой там может приключиться.

Блокнот всё ещё оставался пустым, когда им подали горячее.

– А ты уверен, что всё получится? Мы же даже и не тренировались, ничего толком не готовили?

Глядя в спокойное лицо отца, Сашка налёг подбородком на сложенные руки.

– Готовиться было бы скучно. Весь интерес в том, что мы с тобой моделируем внезапную, неожиданную ситуацию. Катастрофа, крушение… Обычная одежда, никаких припасов. Мы отрезаны свирепыми льдами от большой Земли. Нужно продержаться семь дней до подхода спасателей… Примерно так. Единственная натяжка здесь – ножи. Но в этом и есть главный «романтизьм» нашего дела!

– А огонь? А есть мы чего там будем?

– Ты же в детстве прочитал много книжек. Я старался, чтобы среди них были и умные. Вспоминай…. Времени в лесу хватит, чтобы придумать чего-нибудь подходящее.

Сашка пристукнул кулаком по скатерти.

– И если мы быстро не добудем огонь, то сразу же – домой? С позором?!

– Ну, не совсем так…

Кофе в заведении был такой, какого капитан Глеб совсем не ожидал. Горячий, крепкий и совсем не сладкий.

– Одну-то ночь нам всё равно придётся там провести, при любом раскладе. Последний пассажирский паром уходит в город вечером в четыре, а грузовой – ещё раньше, засветло, в три часа. Даже если неудача и настигнет нас или мы, – Глеб грустно посмотрел на сына, – или мы струсим, увидав страшный ночной лес, то возвратиться оттуда к паромам в этот же день мы никак не успеем.

– Прогноз погоды на ближайшие дни я посмотрю в Интернете сам. Нам будет приятен небольшой мороз, лёд и совсем не нужна тёплая слякоть.

Окончание дня радовало.

Сквозь далёкие, немного осевшие за горизонт окраинные многоэтажные дома мчались вверх последние лучи красного зимнего солнца.

У чистого, сознательно всё ещё не заслонённого никакими шторами и занавесками, широкого окна стоял большой стол.

Он был почти пуст. На нём не было ничего значительного, бытового, домашнего.

Кроме двух ножей.

Капитан Глеб специально оставил их на просторе стола так, чтобы, заканчивая свои недолгие сборы, обязательно ещё раз обратить внимание на самое главное.

Два ножа.

Один – старый, потёртый, очень знакомый. Его «Отшельник».

Второй нож не был Глебу другом, ведь друзей и боевых товарищей не выбирают в магазинах и обычно не платят за них никому никаких денег.

Сын потерял его подарок.… Улыбнувшись, извинился. Немного, всего на какую-то секунду стало неприятно, но потом удалось понимающе засмеяться и самому́. Ну, потерял и потерял, что ж тут такого…. Жаль, конечно. Тот клинок ковал старый кузнец на украинском судоремонтном заводе; рукоятку Глеб сделал в рейсе сам из крупных акульих позвонков. Он хранил его много лет специально для того, чтобы подарить сыну на совершеннолетие; просто хранил, не пользовался тем ножом никогда сам, не показывал никому другому до срока. Жаль, хороший был нож.…

Ладно, всё, позабыли.

Напарник его «Отшельника», лежащий на столе справа, был молод и строен телом.

На мощную стать чёрного «Центуриона» капитан Глеб Никитин обратил внимание сразу, первым же взглядом окинув витрину лучшего в городе оружейного магазина.

Сплошная резкая сталь – от опасно мерцающей острой точки в начале лезвия до массивного торца рукоятки.

Никаких заклёпок, склеек, пластмассы.

Только металл и жёсткий витой шнур, лишь слегка делающий приятной хватку руки.

Два ножа.

Очень разных своими судьбами, назначением и обликом, но одинаково предназначенных решать одну и ту же задачу. Какой-то из них может и не выдержать… «Отшельник» не должен подвести, он проверен и испытан; свеженький магазинный «Центурион» может рассчитывать на его старую сталь, мягкую и совсем не злобную, а, скорее, спасительную, по своей сути…

И очень здорово, что в этом деле участвуют такие разные вещи.

То, что они с сыном вместе могут многое, уже не вызывало никаких сомнений капитана Глеба. Так будет и в этот раз. Они обязательно справятся, выдержат свой строгий график, победят и вернутся домой. Только какой ценой?

Неправ был тот, кто ничего не зная, обвинял его в легкомыслии. Каждую минуту любого предстоящего дня из этих семи Глеб обдумывал за последние годы не однажды. Он ждал такой встречи давно, несколько раз останавливал себя, трезво оценивая имеющиеся силы, но не свои, нет, а силы и характер собственного сына! И ждал. В этот раз совпали все нужные звёзды.

Ножи на столе.

Всё остальное, необходимое для решительного поступка, у каждого из них присутствовало при себе всегда. И это было не тёплое европейское бельё с начёсом, не жирные куски вкусного мяса, и даже не фляжка со спасительным спиртом…

Глеб легко подкинул в руке чёрного «Центуриона». Подмигнул ножу.

«Ничего особенного. Мы же с сыном будем там вместе. А я – всегда рядом с ним».