Недостойный сын

18. Не сын

Запыхавшийся слуга прервал нашу прогулку, заявив, что прибыл сам присмер Жанир и срочно требует встречи. Вот чёрт! И на кой ляд он припёрся?! К чему все эти шпионские ухищрения, если в открытую выходит на связь сразу после ночного появления посредника?!

Направляюсь к дому, мысленно ругаясь последними и предпоследними словами. Захожу в гостиную комнату, где Его Безгрешие сидит напротив матери. Оба напряжены и молчат.

— Дядюшка Жанир! — с ходу начинаю я. — Рад Вас, конечно, видеть, но не ожидал так быстро и так… глупо!

— И я не ожидал… — сквозь зубы цедит он. — Послание твоё получил, но с ним от Литарии записочка была. Пришлось ехать самому.

— Мам? — непонимающе посмотрел я на ридганду, в которой совсем не осталось того внутреннего тепла и нежности, что были утром.

— Не здесь! — отрезала она. — В мою комнату! Оба!

— Ваше Безгрешие? — теперь мой взгляд обращён на присмера.

— Она права, Ликкарт, — со вздохом говорит он, — судя по намёкам в письме нам предстоит тяжёлый разговор и лучше…

— Ко мне! Быстро! — зло выплёвывает мать.

Мы подчиняемся и проходим в её небольшой уютный кабинетик, заставленный всевозможными цветами.

— Итак… — после небольшой паузы начала она уже спокойно, но с такой змеиной улыбочкой на лице, что лучше бы орала. — Мой сынок, мой Ликкарт избежал страшной смерти, пройдя по Дороге Хирга. Хвала богам, что внушили ему правильные мысли, правда, немного изменив сущность… Бывает. Также бывает, что при этом он забыл некоторые вещи, которые…

— Истинно! — попытался вставить свои «пять копеек» присмер. — Когда боги…

— Заткнись, Жанир! — рявкнула она на него и продолжила с той же змеиной интонацией. — Я почти обрадовалась, ибо всегда хотела видеть сына похожим на сегодняшнего. А вчера? Так замечательно резвились в бассейне, как не было со времён его детства, когда Ликк был всего лишь добрым непослушным мальчиком! Правда, тогда он не оговаривался, изредка называя меня и Венцима чужими странными именами. Но это ведь всё боги сотворили — чего уж нам обращать на это внимание? Бывает! Забрали одно, а дали другое!

Ох, ёёё… Неужели я вчера перемешал в радостном порыве имена этих и земных родителей? Что-то сейчас будет! Подозрения подтвердились.

— И такие привычные жесты, которые я выучила у Ликкарта лучше собственных, исчезли и… Скажи! Удались сегодня яблочные пироги, что были испечены по твоей просьбе?

— Эээ… Да, матушка… — пробормотал я, чувствуя подвох. — Вкуснее не ел!

— Конечно, не ел. Ты всегда ненавидел яблоки и всё, что с ними связано, а тут…

Внезапно Литария схватила меня за рубашку на груди, практически разорвав ткань и своими ногтями впившись в кожу под ней.

— ГДЕ МОЙ СЫН?! — кричит она, гневно глядя мне в лицо. — ГДЕ МОЙ ЛИККАРТ?! Куда ты его дел?! Ты — не он! Я мать и могу отличить подделку от собственного чада!

Громкий стук посоха о пол заставляет нас прийти в себя.

— Так! — говорит, вставая, присмер. — Села и успокоилась! Это и есть Ликкарт! Точнее, то что от него осталось.

— Я…

— Сидеть! — снова шибанул посохом об паркет жрец, впервые явив мне настоящий образ присмера бога Даркана Вершителя — сурового бога, который повелевает не только людьми, но и остальными богами.

Забившийся в угол Пират сделал небольшую лужицу от страха, я еле сдержался, а Литария просто послушалась Его Безгрешие и села, с ненавистью сверля его взглядом.

— Это — Ликкарт Ладомолиус! — уже почти нормально продолжил Жанир. — Душа Прошлого Ликка натворила столько, что ей давно пора было предстать на Высший Суд! Он и предстал, подохнув, как секметский шакал, во время суда земного! Справедливая кара за то, что он сделал и за то, что собирался сделать!

— Мой мальчик погиб… — неверяще то ли сказала, то ли спросила ридганда, ошалело моргая глазами.

— Дура! Я же сказал — только душа! Новая была дана богами этому телу! Более достойная! И он, — больно ткнул в меня посохом присмер, — заслуживает к себе нормального отношения! Это — Ликкарт Ладомолиус! Учти, что это тело ты родила в муках! Хочешь разузнать подробности — выпей яду и отправься сама к богам. Уж они тебе ответят! Так ответят, что второй раз яд выпьешь! А ещё и спросят, почему ты воспитала своего сына негодяем, которому больше не место в нашем мире! А?! Почему?! Новый Ликкарт — явился во искупление твоих грехов и всего вашего рода, допустивших появление морального урода среди Ладомолиусов. Это и моё испытание тоже — я был с вами во время его взросления, относился как к родному, но ничего не сделал, чтобы предотвратить падение! В этой комнате виноваты все, кроме твоего нового сына! Ему просто боги дали шанс на возрождение, ценя прошлые заслуги! Не спрашивая дали!

— Мой сын…

— Здесь! — рявкнул Жанир, снова шибанув концом посоха рядом со своей ногой. — Здесь! Сейчас! Живой! Прими и смирись!

Я смотрел на Литарию, и в груди сердце разрывалось от жалости к ней. Белая мраморная плачущая от горя статуя, а не живой человек. Но жрец сурового бога жалеть её не собирался, хотя я уверен, что внутри у него сейчас бушевали такие чувства, которые мне и не снились.

— Как проплачешься, погорюешь о предателе Родины, то начинай думать! Мы же с Ликком пока пойдём и посидим на свежем воздухе… Жду твоего решения! Где Венцим?

— В порту… На своём флагмане… — механическим голосом ответила она. — Послезавтра… А я тут с вами… Уйдите…

Мы вышли и устроились в небольшой беседке рядом с прудом. Долго молчали, не решаясь начать тяжёлый разговор.

— Ты виноват! — первым выпалил Жанир, ещё до конца не выйдя из образа присмера. — Не смог удержать тайну богов!

— «Конский хвост тебе на шею», Безгрешие! — не остался в долгу я. — Кто не подготовил меня к нормальному вхождению в семью?! А ведь время у тебя было! Сам виноват! Было бы больше информации, то сейчас бы не сидели тут с бледными рожами!

— Да оба хороши… — не стал идти он на конфликт. — Что теперь дальше делать? Я нарушил волю богов и рассказал часть настоящей правды Литарии, а про тебя и говорить не приходится — одной ногой на помосте палача стоишь. Я, конечно, помогу, но тут… Слушай! Пока ещё тебя здесь за Ладомолиуса держат, прикажи чего-нибудь крепкого выпить принести. Сейчас настроение напиться похлеще, чем у хиргового мерта, перед службой которому жрецы Хирга Двуликого часто совершают обряды в нетрезвом виде, что приветствуется богом обмана и сумасшествия.

Я свистнул стоящему неподалёку Патлоку Болтуну, и он быстро «метнулся кабанчиком» на кухню.

Продолжили разговор уже за накрытым столом.

— Ну, по моему мнению, — обратился я к присмеру после пары быстрых молчаливых рюмок, — с Вами-то всё довольно просто. По хорошему счёту не растрепали Литарии обо мне, а всего лишь подтвердили её догадки. Боги — не боги, а деваться Вам было некуда!

— Вот и я пришёл к тому же выводу, — кивнул мне Жанир. — Тебя тоже на плаху не потащат, если Лита не взбунтуется… Она может! Но надеюсь на её благоразумие, которого на сотню политиков хватит.

— Зря её одну оставили.

— Нет. Пусть горе понянчит, как матери полагается. Даже я, достаточно привычный человек, и то был раздавлен, узнав о переселении душ, а ей совсем тяжко. Лишние были бы… Ты — особенно. Не забывай, что она ещё не только мать, но и совсем не последняя ридганда, поэтому должна справиться и начать думать, как уберечь род. На это и надежда. Будет спрашивать о прошлой жизни — молчи. Нечего другим знать про твой мир и его вещи, не нашими богами навеянные. Ты Ликкарт — этого достаточно. Ссылайся в разговорах с Литарией, что многое забыл — вытеснила память этого тела. Получается почти то же самое, что раньше врали, но наоборот.

— Вряд ли поверит. Вон, как нас за сутки рассекретила!

— Будет невмоготу — ссылайся на меня и всех богов. До сегодняшнего дня она их очень уважала.

— А с Венцимом что?

— А ничего! С мужем пусть жена разбирается. Как скажет — так себя вести и будешь с ним. Наливай ещё по одной и хватит — день ещё не закончился.

Уже на небе появились первые звёзды и потянуло морской свежестью, когда нас с дядюшкой Жаниром позвал в дом слуга. Всё тот же кабинет и Литария. Держится спокойно и явно истерить не собирается, только стойкий запах камфоры, мяты и мускуса говорит о том, что не одной силой воли успокоила себя ридганда, но ещё и чем-то похожим на валерианку. Глаза красные, тёмные мешки под ними… Ощущение, что за один день постарела на десяток лет. Много и долго плакала. Понять можно…

— Садитесь, — отвернувшись к окну при нашем появлении, безэмоционально сказала женщина. — Чего вы от меня хотите?

— Ты неправильно ставишь вопрос, Лита.

— Для Вас, присмер, теперь только Литария! — обозначила она своё отношение к Жаниру, показывая, что он теперь чужой для неё человек.

— Вы, ридганда Литария, неправильно ставите вопрос. Что Вам теперь от нас надо?

— Мне? Ничего!

— Неверный ответ! Есть наследник рода Ликкарт Ладомолиус. Отпустите его или примите в семью, чьи интересы по праву рождения он скоро будет представлять? Есть, конечно, вариант заявить во всеуслышание, что Ликк самозванец…

— Нет! — жёстко ответила Литария. — Я даже Венциму говорить об этом не буду! Иначе он соберёт всех своих вояк, потом разнесёт твой поганый храм и двинется на дворец, где и сложит голову! Я люблю мужа и семью, чтобы так их подставлять под топор палача!

— Мудрое решение, — кивнул присмер. — Но на дворец идти не стоит — канган Звейницилл не в курсе событий. Только трое в этой комнате знают истину.

— Даже так? — грустно хмыкнула она. — Какая чудовищная ложь… Что ещё неправда?

— Твой сын не раскаялся и готовил, пользуясь Ирисией, настоящий переворот, вступив в банду Теней Бесцветного, которым хотел отдать власть над Свободным Вертунгом взамен на высокое положение в их организации. Теперь нам это и приходится расхлёбывать. Так что сына ты потеряла раньше, чем он погиб.

— Да… Я думала сегодня об этом… И про твои слова насчёт вины. Но знаешь, что самое мерзкое? Ты! — внезапно повернувшись, выставила она указательный палец в мою сторону. — Ты, самозванец, притворявшийся сыном! Ты, знающий, что его нет, но издевавшийся над нами, играя чувствами родителей! А мы ведь были счастливы возвращению Ликка домой! Мы благодарили всех богов, не зная, что рядом с нами выкормыш только одного — Двуликого Хирга! Вчерашнее блаженство оказалось вонючими помоями, которые ничем не смыть!

— Так и не смывайте, ри Литария, — как можно спокойнее отвечаю ей, еле сдерживаясь, чтобы не начать яростно убеждать в своей невиновности. — Знаете почему? Потому что никакой грязи не было. Моя душа и тело Ликка соединились, и я искренне считал… даже сейчас считаю вас с Венцимом родителями, а Сарнию — сестрой.

— Не приближайся к ней, чудовище!

— Не собираюсь. Когда она по Вашей просьбе навестила меня в тюрьме, то сказала то же самое, и я дал обещание этого не делать. Точнее, она просила не меня, а своего родного брата, которого родным уже не считала. Можете спросить у неё и подумать, насколько велика пропасть между Вашими желаниями и правдой. И клянчить Вашу любовь, притворяясь, не собираюсь — достаточно того, что сам люблю Вас.

— Теперь мне наплевать. Живи, как хочешь, и если твоя шкура принесёт пользу Свободному Вертунгу и роду Ладомолиусов, то, так и быть, на людях буду играть роль любящей мамочки, но в остальное время мне на глаза не попадайся.

— «Шкура» не моя, а ваша — ридганская, но в остальном — как скажете.

— Пошёл вон и не шляйся один по поместью! Я не знаю, что ты за человек и рисковать не собираюсь! А Вы, Ваше Безгрешие, можете возвращаться к своим делам. Надеюсь увидеть Вас не раньше следующего праздника, на котором услышу очередную проповедь из Ваших уст о верности и чести. Хотя… Вряд ли услышу — буду стоять очень далеко! — уничижительно посмотрела она на нас с Жаниром и повелительно дёрнула рукой, явно выпроваживая из комнаты.

Присмер Даркана Вершителя трясся в своей карете, размышляя о сегодняшнем дне. Пусть всё пошло наперекосяк, но могло бы быть намного хуже. Литария хоть и не в себе от горя и гнева, только держится хорошо, не давая чувствам победить разум. Должна скоро немного успокоиться, и тогда нужно обязательно поговорить с ней ещё раз.

Напротив сидит Патлок Болтун, ёрзает на скамейке каретного диванчика, мешая сосредоточиться.

— Перестань ты уже! — нервно осадил его присмер. — Тебе что? Муравьёв в штаны напихали?!

— Простите, Ваш Безгрешие! — отвечает слуга. — В штанах, слава богам, всё отлично и без муравьёв! Надеюсь, ещё не один десяточек лет так будет! Тута другое… Вы с ри Ликкартом в дом значится, а мы с Пиратом на улице, значится… Он же ж без ри Ликкарта, значится… Долго не может, значится…

— Да говори ты нормально! Не мямли! — рявкнул Жанир, растеряв последние остатки терпения от такого вступления.

— Так я и не мямлю, Ваш Безгрешие! Он в дом рванул… Пират, значится… Ой! Молчу-молчу! А я за ним. Схватил ужо у дверей ри Литарии собаку эту непослушную. А вы все там говорили очень громко — почти ухо к замочной скважине и не приставлял…

— И? — после секундной паузы, недобро спросил присмер.

— И ничегось нового не услышал. То, что этот Ладомолиус не совсем Ладомолиус уже давно понял — не дурень-то, чай. Я к тому, что ежели чегось — обращайтеся смело, ежели ни к кому обратиться нельзя будет.

— Запомни, Болтун! Всё это по воле богов! Услышит кто тайну — будет тебе самый суровый суд у Даркана Вершителя!

— Так понимаю прекрасно! Тем более, обращайтеся! Воля ж богов она такая, что даже Ваш присмерский хребет переломить тяжестью может! А я подмогну: чуток с него ношу скину, если какой приказ Ваш будет — глядишь, и дотащите! Вот помню, посудомойки Брудильды своячница — не та, что у Средних ворот торгует, а что в девках засиделась, однажды пошла в порт, принарядившись. Там серты — купцы саранданские прибыли, и кто-то этой дуре наплёл, что у них под халатами мужское достоинство с руку величиной, а у некоторых — два и оба разные…

Жанир сидел и, слушая очередной дурацкий рассказ Патлока, впервые улыбался за сегодняшний день. Странно устроена жизнь! Практически не нарушая запрета Даркана Вершителя, два новых человека узнали про иномирца. Сложно всё, но неожиданно появилось чувство, что, как и сказал Болтун, чуток ноши с плеч скинулось.