Нежные годы в рассрочку

«Здравствуйте! Меня зовут Аврора Владимировна Дроздомётова. Мне пятьдесят лет, и у меня климакс, – застучала начинающая литераторша по клавиатуре ноутбука. Перечитала и сочла своим долгом добавить: – Климакс – это ужасно, а родилась я... – тут она призадумалась – упоминать ли ей дату своего рождения или не стоит (уж больно не хотелось!) и вышла из положения следующим образом: – пятьдесят лет назад». Аврора Владимировна улыбнулась, оставшись довольная тем, как легко ей удалось избежать указания даты своего рождения, но, перечитав всё снова, она схватила со стола ярко-оранжевую кружку и запульнула ею в стену.

– Мама! Чего ты от безделья с ума сходишь! Пиши мемуары! Ведь у тебя была такая бурная жизнь! Издашь книгу, кучу денег огребёшь! – сказала она, скопировав очень близко к оригиналу голос своей тридцатидвухлетней дочери, которая два месяца назад отдала ей свой портативный компьютер. – Как же! Напишешь тут! Напишешь! Когда жар приливает, когда с головы текут струи пота, когда внутри всё дрожит и трясётся и когда непреодолимо хочется кого-нибудь убить! – выпалила она, обращаясь к монитору. Именно так проходила менопауза у неё – Авроры Дроздомётовой. Однако Аврора Владимировна собрала волю в кулак и ещё раз прочла будущую нетленку. – Какая глупость! Если я пишу, что мне пятьдесят лет и у меня климакс, то зачем потом опять упоминать, что я родилась пятьдесят лет назад? Это и так всем будет понятно! – поразилась она сама себе и с яростью удалила последнюю строку.

Аврора Владимировна ещё несчётное количество раз открывала новый файл, называя его то «Моя нелёгкая жизнь», то «Судьба примы», то «Автобиография необыкновенной женщины», прежде чем остановилась на заглавии «Мои мемуары». «Простенько и со вкусом», – решила Дроздомётова. Она ещё, по меньшей мере, раз сорок начинала своё бессмертное сочинение. Она выходила из себя, бесилась, кидала в стены кухни всё, что лежало от неё на расстоянии вытянутой руки, барабанила по полустёртым буквам и снова уничтожала написанное, даже холодный душ приняла, но отступать от начатого дела решительно не желала и опять и опять, сосредоточившись, то высунув кончик языка, то убрав его, то пошевелив губами так, как обычно женщины распределяют помаду, печатала, затаив дыхание, новые и новые строки с прежним содержанием. Текст ёжился, топорщился, как усы недовольного действиями своей армии генерала, не слушался, словно малый избалованный ребёнок – не шёл, одним словом, несмотря на то, что в голове крутилась тьма умных, важных мыслей, которые Дроздомётова силилась выплеснуть на монитор... Но дальше, чем «мне пятьдесят лет и у меня климакс», дело не продвигалось, хотя, поверьте, этой женщине было что сказать, поскольку жизнь её пестрила событиями, судьба сводила её с интересными, знаменитыми людьми, а уж о любовных интригах и говорить не приходится – поклонников в жизни Авроры Дроздомётовой (в девичестве Гавриловой) было пруд пруди.

Автору не хотелось бы мучить читателя и подробно описывать все тонкости, связанные с особенностями личностного психологического творчества своей героини, и уж тем более писать книгу о не слишком удачных опытах начинающей сочинительницы, поскольку образцы всех несуразных и порой бессвязных «начал», «середин» и «финалов» её эпопеи аккурат займут всё бумажное пространство сего романа. Именно поэтому ваша покорная слуга берёт инициативу в свои руки и начинает жизнеописание Авроры Владимировны самостоятельно, лишь изредка забираясь в голову своей героини, дабы узнать, что за мысли и воспоминания там кишат. Засим все ключевые, самые интересные и забавные будут отфильтрованы, сгруппированы, обработаны и занесены, в конце концов, по порядку в нижеследующий том. Пусть каждый делает своё дело – пусть Аврора Владимировна вспоминает, силясь воссоздать картину своей нелёгкой, но интересной судьбы, потому как заняться ей, кроме этого, в настоящий момент совершенно нечем, а автор все эти воспоминания и картинки оформит в более или менее связный текст, который обязательно найдёт своего читателя.

Для начала обозначим действительность, в которой наша героиня никак не может найти себе занятия. Именно к этому она, собственно, и вела, истерзав ни в чём не повинный ноутбук, – Аврора Владимировна, раз сорок написав, что у неё климакс и ей в этом году стукнуло пятьдесят лет, хотела показать, к чему красавица (и некогда объект желаний множества мужчин) пришла в свои полвека. Она хотела изобразить тот разительный контраст, ту пропасть, которая разделяет её теперешнюю от неё же восемнадцати-, тридцати– и даже сорокапятилетней. Но в одном и тем более первом предложении не передать крутых поворотов судьбы, особенно если вы затеяли писать мемуары. Тут надобно собрать всё своё терпение, выдержку и, призвав на помощь спокойствие духа, браться «за перо», зная, что на создание подобного литературного произведения уйдёт много сил и времени.

Итак, к пятидесяти годам наша героиня неожиданно оказалась в непростой жизненной ситуации – она вдруг осталась наедине с собой. А это для женщины, прежде не обделённой вниманием, не страдающей от нехватки мужского интереса, согласитесь, настоящая катастрофа. То вас буквально разрывают на части, требуя ответных чувств, а то – на тебе! – сидишь одна в четырёх стенах и нечем больше заняться, кроме как посмотреть телевизор, доползти до кухни и, открыв холодильник, перехватить что-то незначительное пять, шесть, а то и все восемь раз на дню.

Нет, можно, конечно, устроиться на работу, но это только на словах. Куда возьмут женщину в пятьдесят лет? Уборщицей, консьержкой, торговкой в колбасный ларёк на местном рынке? Возможно. Но согласится ли женщина с блестящим, бурным прошлым мыть полы, сидеть в конуре первого этажа замызганной многоэтажки или отвешивать шматки сала и докторскую колбасу – вряд ли. К тому же в материальном плане у неё всё в порядке.

Читать? Вязать носки? Встречаться с лучшими подругами, из десятка которых не осталось ни одной лучшей – лишь добрые приятельницы да хорошие знакомые? Ничего этого не хотелось нашей героине – всё ей наскучило: настоящее было безынтересным и пресным, будущего она не видела вовсе.

Четвёртый официальный муж Авроры Владимировны – Сергей Григорьевич Дроздомётов был старше её на четырнадцать лет. Он давно припеваючи живёт в деревне Кочаново, что раскинулась на краю тёмного, страшного соснового леса «...ской» области в трёхстах километрах от Москвы, и носа в столицу не кажет из-за проблем с лёгкими.

– Приезжай сама! Я задыхаюсь в городе! Жена ты мне или нет?! – кричит он раз в неделю по телефону, когда ездит на своей колымаге – старом «жигулёнке» цвета баклажан за покупками в ближайший посёлок городского типа.

– Не поеду я в эту глушь! В эту яму, где неделями нет света, где нет телефона, где по телевизору всего две программы! Я городской, цивилизованный человек! – давала отпор Аврора Владимировна и обычно бросала трубку, а потом весь день пребывала в расстроенных чувствах, с натянутыми, как тетива лука, нервами.

Она ненавидела деревню Кочаново, которую и деревней-то назвать сложно – всего шесть дворов, обитатели которых дерутся за наделы земли у леса, снедаемые завистью друг к другу и ненормальной какой-то неестественной злостью, вызванной, по всей вероятности, чрезмерным употреблением самогона. Вот такое драматическое несоответствие: он не может бывать в Москве, она – находиться в деревне. Но как бы ни ненавидела Аврора Владимировна деревенскую жизнь, хочешь не хочешь, а ездить туда периодически ей всё же приходилось – подкормить Сергея Григорьевича, навести чистоту в его берлоге, показаться кочановцам – мол, тут я, никуда не делась, так что на моего мужа попрошу не претендовать. Что же касается личной жизни супругов Дроздомётовых, то её, этой жизни, у них вовсе не было – Сергей Григорьевич вот уж как года три потерял свою мужскую силу, но жена не роптала – более того, она даже не пыталась завести любовника, говоря на выдохе всем и вся:

– Устала я! Так устала я за свою жизнь от мужиков, что никаких дел с ними не хочу иметь!

Вообще чувства между супругами угасли как-то сразу после кончины матери Сергея Григорьевича – пять лет старушка не давала им жизни, и, как ни странно, любовь, которая при ней буквально била фонтаном, быстро заглохла, подевалась куда-то, потерялась, когда не стало свекрови, – и сколько бы ни искала её, эту свою любовь, Аврора Владимировна, так и не может найти по сей день. Хотя это случается чаще всего – ведь когда плод перестаёт быть запретным, он одновременно теряет и всю свою сладость. Татьяна Романовна (родительница Сергея) неожиданно оставила после себя внушительный капитал, на проценты с которого по сегодняшний день живут супруги Дроздомётовы. Если б старушка знала, что хоть копейка перепадёт её ненавистной невестке, она, наверное, сожгла бы все свои накопленные (вероятнее всего нечестным трудом) деньги (потому что честно столько не накопить при всём желании) перед тем, как отправиться на тот свет, несмотря на то, что Аврора Владимировна два года была для неё не столько невесткой, сколько сиделкой, кормя болящую с ложечки и вынося за ней судно.

Что же касается дочери Авроры Владимировны – Арины, то она пять лет назад бежала вон из Москвы. Дело в том, что после окончания театрального училища Ариша шесть лет играла в детском театре две единственные роли – мышки с поджатыми «лапками», что пробегала по сцене во втором акте, истошно пища, и зайца уже в другом спектакле, который в начале первого отделения сидел на поляне и, будучи напуганный до смерти появлением волка, безвозвратно убегал за кулисы. Прослужив таким образом шесть лет, она не выдержала и, уволившись по собственному желанию с диким скандалом, спустя несколько месяцев устроилась в один из областных театров в четырёхстах километрах от Москвы, что блистал премьерами в начале каждого сезона. И Арина была абсолютно счастлива – теперь она играла все ведущие роли – в прошлом году, например, режиссёр до того дошёл, что дал ей роль Отелло, и она, вымазав лицо тёмно-коричневым гримом, а тело (в силу стеснённости средств областного драматического театра) водоотталкивающим средством по уходу за обувью, с наслаждением и самозабвением душила Лилю Сокромецкую в финальной сцене, не забыв спросить до этого кульминационного эпизода ломающимся, но грозным баском:

– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

Мамаша бесилась, злилась, недоумевала, как это дочь могла променять столицу нашей родины на какой-то затрапезный городишко, но та с достоинством давала множество разнообразных ответов, выражающих одну и ту же мысль: «Лучше быть первым на деревне, чем последним в городе», или «Лучше быть живой кошкой, чем дохлым львом», а находясь в творческом экстазе, что обычно происходило, когда она начинала учить новую роль, восклицала:

– Лучше господствовать в аду, чем быть рабом на небе! Здесь я играю леди Макбет Мценского уезда, Гамлета, Отелло!

Арину не тянуло в столицу, которая ассоциировалась у неё с мышами, зайцами и бывшим мужем, тоже, кстати сказать, актёром, который по сей день играл в вышеупомянутом детском театре в основном ослов да козлов. Как, впрочем, не тянуло её после неудавшегося брака снова устраивать свою личную жизнь, рожать детей и тем самым окончательно погрязнуть в засаленных, закоптелых кастрюлях и описанных пелёнках.

– Я человек творчества! – убеждала она мать, когда та заговаривала о внуках. – У меня не может быть личной жизни – всю сексуальную энергию я сублимирую на работе!

– Но можно ведь совмещать работу с семьёй! – удивлялась Аврора Владимировна. – Так многие актёры делают!

Но Арина втемяшила себе в голову, что семья и театр – две вещи несовместимые, как вера и математические доказательства, и если она будет размениваться по пустякам, каковым, собственно, считала брак, то о театральных подмостках можно будет благополучно забыть.

Если говорить о многочисленных родственниках героини, которые некогда в буквальном смысле слова открывали её дверь ногой, исчезли куда-то, рассосались, забились по своим квартирам, и такое впечатление складывалось у Авроры, что они всеми своими поступками и действиями показывают ей: они сами по себе, а она сама по себе – не существует никаких таких кровных уз в природе, из-за которых следовало бы им продолжать общение.

Родители Авроры Владимировны давно переселились в лучший мир, а сводный брат со стороны матери – Геня Кошелев, подобно остальным её родственникам, отказал в общении сестре. У него теперь были новая жизнь, новая жена и новый ребёнок.

«Что ж! Не хотят поддерживать со мной связь и не надо! Сдались они мне сто лет»! – думала Аврора и со временем перестала переживать по этому поводу. Но настоящее её было именно таковым – безотрадным, тоскливым и одиноким. От будущего она тоже ничего хорошего не ожидала. Да и что может измениться? Дочь будет продолжать играть главные роли в провинциальном театришке – так что на внуков можно не рассчитывать, Сергей Григорьевич до конца дней своих останется в Кочанове и, хоть как мужчина он уже немощный и совершенно бессильный, будет флиртовать с бабами: то одну ущипнёт за задницу, то другую цапнет за грудь. Что же остаётся ей?..

Неудивительно, что наша героиня при таком раскладе жила лишь прошлым – она с наслаждением и упоением вспоминала насыщенные, интересные, наполненные любовью годы, тосковала по своей ослепительной, угасшей с годами красоте (надо заметить, что Аврора Владимировна и в свои пятьдесят выглядела великолепно – во-первых, никто не верил, что ей действительно полтинник и у неё климакс, а во-вторых, этот зрелый возраст, сравнимый с бархатной золотой осенью, одаряет человека новой, ни с чем не сравнимой красотой, которую, к сожалению, госпожа Дроздомётова пока не научилась ценить). В этом заключалось её нынешнее существование. Поэтому-то душа её порывисто, с таким жаром и азартом отозвалась на предложение дочери написать мемуары своей жизни.