Нежный плен

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Годива устремила взгляд вдаль – туда, откуда, по её мнению, раздавались шаги. Затаив дыхание, девушка вся насторожилась, не зная, кого ожидать – друга или врага. Сама того не замечая она начала медленно перебирать густую гриву коня. Пустила бы его галопом, да вот только куда? Кругом был лес.

Но, видимо, Барон решил за всадницу. Громко заржав, конь прямиком направился на раздающийся звук шагов. Годива чуть потянула за узду, пытаясь остановить животное, но тщетно – Барон уже мчался вперед, игнорируя её нерешительные действия.

– Да что же ты, – испуганно выдохнула девушка.

Конь, будто услышав её, мотнул головой и фыркнул, а потом – сделав еще несколько шагов, остановился. Годива еще не поняла этого, не пришла в себя, как услышала мужской голос.

– Молодец, Барон, не подвел, – довольным тоном произнес Леонардо, любовно обнимая коня за шею и гладя животное. Случайно, мужчина коснулся ладони Годивы. Девушка не одернула её, но хотела это сделать. Стеснялась и одновременно была рада этому простому прикосновению.

Слава Богу, Леонардо жив.

От яркого чувства облегчения у девушки закружилась голова. Она еще сильнее прильнула к голове коня, и устало прикрыла глаза. Слава Богу, все хорошо. Слава Богу.

– Ты закончила? – с усмешкой в интонации, поинтересовался Леонардо.

– Что? – не понимая, про что спрашивает мужчина, ответила Годива.

– Ты, кажется, молилась.

– Я, – смущенная тем, что её мысли превратились в слова, которые услышал Леонардо, произнесла девушка, – да, я закончила.

– Я тоже закончил, – заявил мужчина, следом легко запрыгивая на коня, позади Годивы. Она мгновенно ощутила своей спиной силу, исходящую от Леонардо. Кипучая, парализующая, сметающая все на своем пути, но пока еще удерживаемая сила.

Хоть и не стремилась к этому, но, с каждым вздохом, девушка все больше и больше, склонялась к мужчине. Будто магнитом тянуло Годиву к Леонардо. И, когда они выехали на опушку леса – ту самую, где часом ранее случился бой, прекрасная саксонка, уже обессилено откинувшись, прижималась своим телом к нормандскому льву. И хотя тело её, вроде как, отдыхало, но вот разум и душа не знали покоя.

Почему-то страшные вещи нередко случаются именно ночью. Быть может, тьма придает им силы? Годива, задаваясь этим вопросом, не знала ответа. Зато теперь, будто после кошмарного сна, когда первые признаки рассвета появились на сером небе, она узнала, как выглядит место сражения после того, как бой закончился.

Опрокинутые, застывшие в страшных позах, тела. Лица, на которых запечатлелось скорбное выражение, страх, боль и удивление. Стрела, вызывающе торчащая из головы одного из воинов. Кровь. На груди мужчин. На плащах. На траве. Вишневые лужицы, кричавшие о насильственной смерти людей.

Кровь мощным напором ударила в голову Годивы. Она слышала лишь её. Та стучала, ломила виски, оглушала и сводила с ума. Наконец, через стену шума, стал пробиваться властный голос Леонардо, тот, обращаясь к своим воинам, отдавал приказы. И вот уже мужчины, оседлав своих коней, присоединившись к предводителю, продолжали свой путь.

Годива смотрела отсутствующим взглядом прямо перед собой. Смотрела, а не видела. Мысли её были слишком далеко, чтобы белокурая красавица могла заметить густой, как молочный напиток, туман, не обратила она своего внимания на горы, стоящие по левую сторону неприступной стеной. Думала только о тех несчастных, павших этой темной ночью. Не знала, не считала, кого было больше из убитых – воинов ли Леонардо или же врагов. Не в этом дело. Там оборвалась человеческая жизнь.

Война для Годивы была лишь словом, не имеющим почти никакого веса. Какие-то отголоски, безусловно, доходили до Уэльса, но в целом, жизнь девушки была мирной, хоть и одинокой. Не понимала еще прекрасная саксонка, что погибшие – такова одна из цен каждого завоевания. Годива была далека от этого, и от того увиденное еще сильнее, чем тогда, когда её захватили в плен, повергло в ужас.

Когда всадники, миновав небольшой луг, стали огибать многовековой лес, Годива поняла, что у неё – больше нет сил терпеть. К горлу то и дело подкатывала тошнота, ладони стали липкими, и все тело, изнывая жаром и ознобом, требовало освобождения от того ужаса, которым прониклась девушка этим ранним утром.

– Леонардо, – слабым голосом позвала Годива.

Он не ответил. Погруженный в собственные мысли о превратности судьбы, мужчина не сразу услышал голос девушки. Тогда ей пришлось сказать уже громче:

– Леонардо!

– Да? – наконец, отозвался он, немного озадаченный тем, что пленница позвала его. Все это время, пока они ехали верхом, девушка предпочитала сохранять молчание, и мужчину это устраивало. Она не отвлекла его, не вынуждала вести светскую беседу, которая неимоверно раздражала Леонардо. А вот теперь, Годива обратилась к нему.

– Леонардо, – она запрокинула голову так, чтобы мужчина мог увидеть её лицо, – можно отдохнуть? Совсем немного?

Мужчина внимательным взором прошелся по лицу девушки. Кожа была бледная, и только щеки алели странным, далеко не здоровым румянцем. Именно это стало причиной того, что Леонардо, несмотря на то, что их путешествие и так затянулось, ответил согласием на просьбу Годивы.

Стоило только мужчине, спустив девушку с коня, поставить её перед собой, как неприятные догадки подтвердились. Желая знать точно, Леонардо легонько, удивительно нежно для человека его характера и жизненного опыта, коснулся лба Годивы.

– Да ты вся горишь, – произнес мужчина.