Неисчерпаемый источник


Я шла из хозяйственного магазина и думала о том, что слова «денег нет» обладают поразительной растяжимостью и многозначностью. И что «денег нет» отличается от «денег совсем нет» точно так же, как «денег совершенно нет» от «денег абсолютно нет». Что касается меня, то я барахталась на данный момент между «кошмарно нет» и «критически нет». А если по 12-балльной шкале, то примерно в районе восьмерки. Или даже девятки.

Вот уже восемь месяцев и без того невеликую зарплату нам выплачивали крайне нерегулярно, непредсказуемо и не полностью. В последний раз – почти два месяца назад. Я старательно искала другую работу, но пока безуспешно. Нет, разумеется, работа была. Кондуктором в трамвае, например. Или кассиршей в супермаркете. Однако чтобы пойти на это человеку с высшим образованием и привычкой лениво щелкать мышкой в теплом офисе, нужно не просто сильно проголодаться и залезть в долги, но и перешагнуть через определенную черту. А для этого уровень «денег нет», как мне казалось, должен был достигнуть как минимум десяти баллов.

Пока я держалась, надеялась на лучшее, зашивала колготки, выгребала из карманов мелочь и подъедала запасы замороженных продуктов. Существенно облегчало ситуацию то, что я жила одна, у меня не было машины, кошки или собаки, а комнатные цветы обходились водой из-под крана. К тому же у меня имелось несколько подруг, у которых можно было время от времени перекусить и перехватить сотню в долг без отдачи. А еще - сосед Юра, который бесплатно чинил сантехнику и электроприборы.

Впрочем, когда в воскресенье мой электрообогреватель вдруг дымно завонял и умер, Юра, сняв кожух, только руками развел. Это было очень трагично, поскольку весна где-то потерялась, а батареи грели еле-еле.

- Ты бы окна заклеила, - посоветовал Юра. – А то сифонит по-черному.

Из окон действительно дуло так, что занавески ходили ходуном. И как я этого только раньше не замечала?

Прикинув варианты, я сразу отмела замену окон на стеклопакеты по причине ненаучной фантастичности. В том же направлении отбыл вариант «проложить поролоном», поскольку поролон в квартире отсутствовал. Оставалось только заклеивать. Например, газетными полосками, промазанными клейстером. Который я не умела варить. Ну, тогда мылом.

В прихожей валялись всего несколько тощих рекламных листков, которых не хватило бы на заклейку даже одного окна. Да и отмывать весной рамы от черных разводов типографской краски не хотелось.

Вздохнув тяжело, я открыла шкаф и обследовала карманы плаща. К моему удивлению, там обнаружилась мятая десятка и несколько монет. Этого вполне хватало на покупку рулона бумажного скотча.

Я шла из магазина проходными дворами и вдруг увидела лежащего на снегу мужчину вполне приличной наружности. Обычно в таких случаях я всегда теряюсь. С одной стороны, надо помочь. С другой – очень не хочется нарваться на пьяную матерщину. Впрочем, в этом случае все было предельно ясно. Мужчина пролезал через дыру в металлической решетке и распорол ногу о торчащий штырь.

Правая штанина его серых брюк была разорвана, от вида раны в прорехе мой низ живота омерзительно заледенел. Впрочем, крови было до странного мало. Мужчина лежал, закрыв глаза, и часто дышал. Его бледность меня испугала. Нагнувшись, я потрясла его за плечо.

- Вам плохо? – глупо спросила я. – Сейчас я «скорую» вызову.

Он открыл глаза неопределенно-серого цвета и тихо сказал:

- Нет. Не надо.

- Но у вас такая рана! Надо зашить. И от столбняка…

- Нет! – повторил он, уже громче. – Мне надо что-то, чтобы заклеить. Пластырь. Изоленту. Скотч.

- Но…

- Быстрее! Или я умру.

Я достала из кармана скотч.

- Бумажный.

- Неважно. Вы можете мне его дать?

- Конечно, - я протянула ему рулон, морщась от отчаяния и беспомощности.

Мужчина обмотал ногу скотчем в несколько слоев прямо поверх штанины. Удивительно, но уже через несколько секунд его лицо приняло нормальный оттенок.

- Ну вот, теперь все в порядке, - он протянул мне скотч и легко вскочил на ноги.

Я стояла и смотрела на него, моргая, как сова днем. Что это было? Глупая шутка? Розыгрыш? Но рана, кровь…

- Как вас зовут? – спросил он.

- Ольга.

- Ольга, вы не откажетесь, если я предложу вам выпить чашечку кофе?

Мне совсем не нравился этот непонятый тип блекло-неопределенной наружности (настоящая находка для спецслужб!), но кофе… Дома кофе кончился неделю назад. На работе – даже и не помню когда.

- Хорошо, - пробормотала я.

Мужчина шел бодро, ни капли не хромал, а то, что его обмотанная скотчем нога выглядела несколько… странно, похоже, беспокоило меня, но никак не его. Мы подошли к ближайшему кафе. В прежние благополучные времена я иногда заходила туда перекусить. Кофе там варили вкусный, но по цене бриллиантов. Не говоря уже о выпечке.

- Что вы желаете с кофе? Мороженое? Пирожное? – спросил мой спутник, когда мы устроились в кабинке и к нам подошел официант.

Я бы не отказалась от салата или жульена, а еще лучше – от обеда из трех блюд. Но это было бы уже слишком, поэтому я заказала кусок фруктового торта со сливками.

Мужчина не заказал ничего для себя и только молча смотрел, как я ем. В первый момент меня это смутило, но смущение тут же вытеснила мысль: как бы не проглотить этот торт в два укуса. Удивительно, как меняется человек, когда он хронически хочет есть. Был уже третий час, а я ела последний раз в 8 утра. Овсянку на воде.

- Ольга, я пригласил вас сюда, чтобы поговорить с вами, - торжественно провозгласил мой визави, когда я управилась с тортом, а он вложил в папку со счетом несколько купюр. – Вы не верите, но вы действительно спасли мне жизнь.

- Как-то все это странно, - промямлила я. – Только что вы лежали и умирали, потом заклеили рану скотчем и тут же вскочили как ни в чем не бывало.

- Могу я рассчитывать на конфиденциальность? - Я пожала плечами. – Впрочем, обратное не в ваших интересах. Вы это сейчас сами поймете.

Несмотря на вычурность, его речь была такой же невыразительной, как и внешность. Говорил он тихо и монотонно, а лицо его улетучивалось из памяти, как только я отводила глаза в сторону.

- Ольга, закон № 3645987/75-23 запрещает разглашение тайны. Однако согласно закону № 509867/2-67 в случае спасения жизни применение прочих законов оставляется на усмотрение спасенного. Поэтому я нарушу закон и расскажу вам… Ольга, я обитатель звездной системы, название которой вам ничего не скажет. Наша группа находится на Земле в качестве наблюдателей.

Первая моя мысль была о том, что передо мной самый обыкновенный сумасшедший. Но как быть с его раной?

- Ольга, вы думаете сейчас о том, что я сумасшедший, - он растянул губы в улыбке, но глаза его остались неподвижными.

- Вы читаете мысли? – поморщилась я, помешивая в чашке кофейную гущу. Похоже, он говорил правду. Странное дело, это не вызвало у меня почти никаких эмоций. Казалось бы – контакт двух миров, восторг, экстаз… Ничего подобного! Как будто я встречала инопланетян раз по пять на дню. Потому что все это напоминало сон.

- А сейчас вы думаете о том, что, похоже, я говорю правду. Как ни трудно в это поверить. И что это больше похоже на сон, поэтому вы не испытываете никаких эмоций по поводу контакта двух цивилизаций. Да, Ольга, читать мысли - это моя работа. Не смущайтесь. Так вот, по закону № 8986324-354 я обязан отблагодарить существо, спасшее мне жизнь.

- Вы же угостили меня кофе, - попыталась отшутиться я, стараясь не думать ни о чем, за что было бы стыдно.

- Это была не благодарность, а просто средство установления контакта. Трудно разговаривать с голодным существом. Я бы с радостью угостил вас обедом, но вам было бы неловко. И пожалуйста, перестаньте твердить про себя «Меня зовут Ольга», чтобы ни о чем не думать. Меня абсолютно не волнуют ваши мысли, даже те, которые вы расцениваете как ужасные.

- Послушайте, допустим, я вам верю, - все это было так нелепо, что мне хотелось плакать. – Но мне правда достаточно того, что вы живы и, кажется, здоровы.

- Я повредил только защитную оболочку. Скафандр. Но если б не ваш скотч, я бы погиб. Что касается благодарности… Ольга, за разглашение тайны меня в худшем случае должны отстранить от участия в экспедициях. По вашему счету – на шесть лет и четыре месяца. Но эта экспедиция для меня и так последняя, я перехожу на другую работу. А вот нарушение закона о благодарности карается так строго, что лучше вам об этом не знать. Поймите, вы пожертвовали своей материальной собственностью, и я обязан вам ее возместить.

- Но вы же вернули мне скотч.

- Но не в полном объеме!

- Ну тогда купите мне другой рулон. Или возместите шестнадцать рублей, - ситуация начала меня раздражать, и я невольно повысила голос.

- Вы не понимаете! – инопланетянин тоже заговорил громче, но тут же осекся. – Ольга, вы не понимаете. Ни вы, ни я не знаем, какую роль в вашей жизни мог бы сыграть именно этот рулон скотча. Поэтому я не могу купить вам другой. И шестнадцати рублей будет мало. А вдруг обстоятельства сложились бы так, что с помощью того рулона вы стали бы сверхбогатой женщиной? Так что отблагодарить вас я могу только при помощи неисчерпаемого денежного источника.

Вообразить ситуацию, в которой рулон бумажного скотча сделал бы меня миллиардершей, я ну никак не могла. Равно как и неисчерпаемый денежный источник. Поэтому только глупо захихикала. Это была какая-то карикатура. По ночам, лежа в постели без сна, я частенько мечтала о фантастическом богатстве. Внезапное наследство, клад, выигрыш в лотерею, влюбившийся в меня олигарх – это была такая бесконечная мысленная жвачка. Но вот так – инопланетянин, предлагающий мне «неисчерпаемый денежный источник» за кусок липкой бумаги… Это было уж слишком.

- Нет, Ольга, это не «слишком». Смотрите. Этими устройствами мы вынуждены пользоваться по долгу службы. Иногда нам нужны наличные деньги для повседневного функционирования.

Инопланетянин вытащил из потертого портфеля не менее потертую черную шкатулку, расписанную под палех. Лак на ней потрескался, краска местами облупилась. На крышке был изображен страхолюдный белый конь. Его правый глаз был ярко зеленым, а левый – тускло-красным. Присмотревшись, я поняла, что это крохотные лампочки.

Он открыл крышку, и я увидела внутри сиротливую сторублевку.

- Прошу, - инопланетянин достал ее, протянул мне и закрыл крышку шкатулки. На морде коня загорелась красная лампочка. – Через два часа, не раньше, когда снова загорится зеленый элемент, вы сможете достать следующую купюру. И так бесконечно.

- Они… не фальшивые? – я с опаской крутила в руках сторублевку.

- Ни в коем случае. Это точные молекулярные копии банкнот, которые безвозвратно вышли из обращения. Например, сгорели, утонули, были уничтожены. Энергию аппарат получает от электромагнитного поля Земли, информацию – от информационного. Исходный материал – порция воздуха внутри. К сожалению, аппарат маломощный, поэтому и цикл такой длительный. Запомните правила. Если вы откроете крышку, пока не загорится зеленый элемент, процесс остановится и продолжен не будет. Вот смотрите, - он открыл крышку, и я увидела внутри полупрозрачное облачко. – Достаньте его.

Я запустила руку в шкатулку, пальцы наткнулись на холодный скользкий кисель. Подцепив, я брезгливо стряхнула его под стол и вытерла руку салфеткой.

- Вот теперь процесс начнется снова, - продолжил инструктаж инопланетянин. – Это возможно только при опустошении аппарата.

- А если я не достану деньги через два часа?

- Неважно. Новый цикл начнется только тогда, когда вы их достанете. И учтите, Ольга, если вы расскажете кому-то, вас либо сочтут сумасшедшей, либо поверят вам и… разумеется, отберут аппарат. Всего хорошего.

Он встал, слегка поклонился и быстро вышел из кафе. Я продолжала сидеть, ошарашенно глядя то на шкатулку, то на сторублевку в руке. Потом положила шкатулку в сумку и вышла из кафе. Подумала и свернула к продуктовому магазину. Походила между полками, напряженно размышляя, чем бы таким за сто рублей себя угостить. Выбрала наконец пакет пельменей и маленький стакан сметаны. Внутренне сжавшись, подошла к кассе – а вдруг сейчас кассирша скажет, что купюра фальшивая? Ну что ж, в таком случае верну пельмени… и скормлю купюру терминалу, в оплату за мобильную связь.

Но кассирша равнодушно выбила чек и бросила на тарелку несколько монет сдачи.

В голове шумело, как после изрядной порции спиртного. Этого не может быть, говорила я себе. Наверно, я сплю. А пельмени откуда тогда? Вот эти, холодные, со слоном на обертке?

Сто рублей за два часа. 1200 в сутки. 36 тысяч в месяц. Не богатство, разумеется, но по сравнению с моими пятнадцатью, которые выплачивают когда придется и не целиком…

Дома я поставила шкатулку на журнальный столик и до 6 вечера бродила вокруг нее кругами, нетерпеливо поглядывая на часы. Загорелся зеленый глаз, я достала сто рублей, покрутила в руках, понюхала, разве что не лизнула. Потом сварила пельмени – весь пакет целиком – и впервые за много времени наелась до отвала.

8 вечера, 10, 12 – к тому моменту, когда я собралась ложиться спать, на столике рядом со шкатулкой лежало 400 рублей. Четыре бумажки разной степени потрепанности. Всю ночь мне снились груды денег – россыпью и толстыми пачками, но проснулась я не в самом радужном настроении.

7 часов на будильнике, пятая сотня на журнальном столике – и что дальше? А дальше мне надо было идти на работу. С 9 до 18, с перерывом на обед. И дома я буду только в 7 вечера. Даже если лечь в час ночи, мое благосостояние увеличится всего на 400 рублей. Не тащить же шкатулку с собой. Я там сижу в общей комнате у всех на виду. Бегать каждые два часа с сумкой в туалет? Или ковыряться на ощупь в сумке под столом? А вдруг ее у меня вырвут в давке, когда я буду ехать в метро? Или попросту раздавят шкатулку в толпе?

Итого… вовсе не 36 тысяч. Примерно 22 рабочих дня в месяц по 500 рублей – 11 тысяч. И еще 8 выходных. Допустим, по тысяче. Выходит 19 тысяч в месяц. Мда… Похоже на издевательство. Как он там сказал? «Маломощный аппарат»? Да уж, вполне маломощный.

Я чувствовала себя ребенком, которому пообещали конфету, а дали пустой фантик. Ну хорошо, хорошо, не совсем пустой. С шоколадными крошками. От раздражения и досады хотелось плакать. Приехав на работу, я написала заявление об увольнении по собственному желанию.

Моя дальнейшая жизнь превратилась в кошмар. Еще несколько дней назад я радовалась случайной десятке, завалявшейся в кармане. Теперь дармовые 1200 рублей в день вызывали у меня только бешенство. Да-да, 1200. Ложась спать, я ставила будильник в телефоне так, чтобы он будил меня каждые два часа. Не открывая глаз, нашаривала на тумбочке рядом с кроватью шкатулку, доставала из нее сотню, закрывала крышку и мгновенно засыпала – до следующего звонка. Утром вставала разбитой и еще сильнее ненавидящей весь белый свет.

Необходимость тратить деньги теперь буквально выводила меня из себя. Пожалуй, я стала экономить еще больше, чем раньше. Какие там пельмени со слоном! Овсянка, сэр! Или макароны с маргарином. Или без маргарина. При этом я старательно убеждала себя, что вовсе не являюсь мерзкой сквалыгой. Вот накоплю побольше – и уж тогда… Куплю шубу. Или поеду на Мальдивы. Я говорила себе, что все дело в дразнительно смехотворном размере упавшей с неба – в буквальном смысле! – халявы. Вот если б в шкатулке появлялись пятисотенные, а еще лучше тысячные или пятитысячные купюры, я бы ни в чем себе не отказывала. И даже занялась бы благотворительностью.

Впрочем, беспокоили меня не только продуктово-коммунальные траты и малая скорость накопления наличности. Например, я боялась, что меня ограбят. Вряд ли кто-то позарился бы на ободранную шкатулку, но вот деньги… Я перепрятывала их по десять раз на дню. Это напоминало мне маневры хомяка, на которого внезапно свалилось сказочное богатство в виде целой морковки, - и вот теперь он мечется по клетке, не зная, куда ее припрятать, и в результате пытается запихнуть за щеку. Да, стыдно признаться, но я действительно коротала межсотенные двухчасовые промежутки, перебирая и пересчитывая пачки купюр. Вопрос о том, не положить ли деньги в банк или вложить во что-то, отпал в полуфинале.

Я перестала читать, смотреть телевизор, а на улицу выходила, только когда заканчивались макароны, – в ближайший магазин. Поначалу мне было жутко – со мной происходило что-то отвратительное. И даже раздражение – оно все же было живым. Но потом… меня словно затянуло в болотную тину. Тупое равнодушие ко всему, слегка оживляемое лишь видом очередной сторублевки.

Теперь, продирая утром глаза, я брела в ванную, кое-как чистила зубы и плескала в лицо водой – скорее по привычке, а не потому, что испытывала в этом необходимость. Душ, чистое белье, стирка, мытье посуды, уборка квартиры – мне все труднее было заставлять себя делать это. К чему? Все равно ко мне никто не приходит. А если бы и пришел – кому какое дело, как я живу?

Скоро я перестала строить планы насчет того, как потрачу деньги, когда их станет много. Ведь их же тогда сразу станет меньше! Достаточно уже того, что мне приходится покупать еду и платить за квартиру.

Однажды я рискнула открыть шкатулку на минуту раньше. Купюра выглядела абсолютно настоящей. Кассирша в магазине тоже ничего не заподозрила. Я осмелела и провела целую серию экспериментов. И только извлеченная на двадцать одну минуту раньше срока сторублевка выглядела какой-то… недоделанной. В магазине ее принимать отказались. Таким образом, я сократила производственный цикл до одного часа и сорока минут, и это принесло мне лишних двести с хвостиком рублей в сутки.

Так прошел год, слившийся в сплошную серую полосу бесконечных открываний и закрываний шкатулки. Год сторублевок. Год макарон. Во все укромные места квартиры были запрятаны пакетики с деньгами. Около 400 тысяч рублей. Иногда я тоскливо прикидывала, что через десять лет такой жизни у меня будет 4 миллиона. А инфляция? А что, если деньги обесценятся? И какая-нибудь очередная денежная реформа произойдет? Но, видимо, эти мысли были слишком для меня сложными – я просто отмахивалась от них и продолжала, продолжала открывать и закрывать шкатулку.

Однажды утром в дверь позвонили. Я поплелась открывать как была – в рваном, засаленном халате и с не мытой две недели головой. На пороге стоял брат-близнец моего иноземного дарителя. Такой же серый и неприметный.

- Ольга, - то ли спросил, то ли констатировал он. – Позвольте войти.

Я посторонилась, и визитер просочился в прихожую, а оттуда в комнату. Подошел к кровати и взял стоящую на тумбочке шкатулку.

- Я вынужден ее забрать, - без тени эмоций сказал он. - Извините.

- Но… как? С какой стати? – ахнула я.

- Закон № 0958-45/789 предписывает пристальное наблюдение за каждым существом, получившим неисчерпаемый денежный источник в качестве материальной благодарности за спасение жизни. По вашему счету период наблюдения составляет год. Если выяснится, что владение неисчерпаемым денежным источником наносит ущерб моральному облику обладателя, мы вынуждены аннулировать акт благодарности и забрать неисчерпаемый денежный источник. Что и произошло в вашем случае.

Я попыталась остановить его, чтобы отобрать шкатулку, но не смогла сдвинуться с места. Все тело словно замерзло и онемело.

Хлопнула входная дверь. С трудом переставляя ноги, я подошла к кухонному окну. Мой посетитель со шкатулкой под мышкой быстрым шагом пересек двор и скрылся под аркой.

Я вздохнула и поправила стоящий на подоконнике цветочный горшок. Когда-то в нем пышно цвела фиалка, а теперь торчали только несколько сухих черешков – листья высохли в труху. Когда это произошло – я и не заметила. А пыли на подоконнике! А окно-то какое грязное! Впрочем, все равно видно, что на улице во всю светит солнце. Потому что весна.

А что, если… - подумала я. Что, если помыть голову, одеться в чистое и прогуляться до сквера? Наверно, на пруд уже прилетели утки, и их можно покормить. А на обратном пути купить пельменей со слоном. А еще – зайти в турагентство и поинтересоваться путевками на Мальдивы.

Неужели это я? Неужели я не бьюсь в истерике, не рву волосы? Неужели собираюсь выйти на улицу и потратить деньги? Захотелось петь, кричать, прыгать, смеяться. И даже – страшно сказать! - устроиться на работу. Пусть даже кондуктором. Не страшно…

Загрузка...