Неистинная

Глава пятая. Букет

Айрин Вилиус

Зайдя в квартиру, я обессиленно прислонилась спиной к входной двери и медленно сползла на пол, обхватив плечи руками. От колоссального нервного напряжения, которое я испытала сегодня вечером, мутило и била дрожь. Последний раз меня так выкручивало и выжимало в ночь побега из дома отца. Даже на судебных заседаниях было проще… Сейчас же мне казалось, что у меня что-нибудь разорвётся — либо голова от количества мыслей, либо сердце от количества эмоций.

Пришедший накануне после спектакля сотрудник дознавательского комитета объяснил мне всё, что я должна буду делать, достаточно подробно. Он сказал, что в тот момент, когда его высочество Арчибальд по своей любимой привычке отправится гулять по городу, я обязана уйти из театра и перенестись при помощи пространственного лифта на Дворцовую площадь, на общественную площадку для переносов. К сожалению, артефакторы, несмотря на то, что бились над этой задачей много лет, так до сих пор и не смогли разработать нормальную кабину для пространственного перемещения человека — только для мелких грузов (такой артефакт назывался «почтомаг») или для небольших животных. Для того чтобы человек мог перенестись из одного места в другое, требовалось построить пространственный лифт. Осуществлялось это всегда магом — соответственно, сама я проделать подобное не могла. Но, так как в нашем театре магов было меньшинство, Говард держал на работе дежурного мага-хозяйственника — как раз для таких случаев.

Перемещаться по городу свободно нельзя по очень простой причине — иначе было бы слишком много ошибок в построении лифтов, и маги в буквальном смысле падали бы на крыши зданий, вместо того чтобы оказываться посреди тротуара. Перенос в черте города разрешён только на специальные площадки для переносов. В Грааге их несколько, в том числе на Дворцовой площади.

Там меня встретили. Те самые мужчины, которых потом побил его высочество, не маги. Удивительная работа у сотрудников первого отдела…

Изначально с нами был ещё тот дознаватель, который ходил ко мне в театр, — он как раз руководил всеми, и теми мужчинами, и мной, — но потом ушёл. Перед этим наконец назвал своё имя: Гауф. Хотя, возможно, это позывной — кто их там разберёт, в дознавательском комитете… Мне это имя отчего-то напомнило рык волка, да и сам Гауф казался похожим на волка — хваткий, но осторожный, с умным и спокойным взглядом и плавными движениями хищника. Я не представляла, сколько ему лет и как он выглядит на самом деле, — и, скорее всего, так никогда этого и не узнаю. В любом случае я чувствовала, что Гауф относится ко мне без пренебрежения и даже с сочувствием, что положительно сказывалось на моём принятии всей этой ситуации. Которое, правда, полетело к демонам, когда я всё-таки столкнулась в этот вечер с Арчибальдом…

Приворотное работало отлично, и даже сквозь иллюзорный амулет, который превращал принца в мужчину с совершенно другой внешностью, я ощущала собственную влюблённость. Какое-то абсолютно дикое чувство, когда хочется слушать голос, смотреть в глаза, видеть улыбку и даже обнимать. Правда, при мысли о последнем мне становилось почти физически плохо. Страх-то при этом никуда не делся…

Я не представляла, как это всё ощущал эмпат Арчибальд, если я и сама сходила с ума от обуревавших меня чувств. Они просто рвали на части, заставляя дрожать, и, если бы не школа Говарда Родерика, благодаря которой я научилась держать себя в рамках заданной роли, я бы убежала из парка с позором ещё в самом начале действия, когда Арчибальд сказал мне: «Уходи отсюда». Ох, я бы ушла, ваше высочество, ушла и не возвращалась бы, но… увы. В данном случае я не имела права на побег и должна была отыграть роль до конца.

И я играла. Хотя и не притворялась — просто была собой. Но в остальном… Мне нужно было проявить недюжинные упорство и смелость, собирая себя по частям из-за разрывающих тело противоречивых эмоций. С одной стороны — страх, с другой — влюблённость. При этом ничто не перевешивало. И то и другое я чувствовала одинаково сильно. Может, именно этот факт и помогал мне держаться? Как весы, на обеих чашах которых лежит одно и то же количество гирь. Но, стоит убрать или подложить гирьку с одной или другой стороны — всё, равновесие нарушается.

Арчибальд… Что ж, не знаю, в какую сторону в итоге перекосит мои весы — мне было сложно отстраняться от навязанных чувств и эмоций и пытаться анализировать поведение его высочества холодной головой, — но пока я могла сказать точно только одно: брат императора показался мне хорошим человеком. Он вёл себя достойно с самого начала до самого конца, не красовался передо мной, не пытался воспользоваться обстоятельствами. Хотя он, несомненно, ощутил мою влюблённость — не мог не ощутить. Если только он не закрылся эмпатическим щитом, но вряд ли — страх-то он почувствовал? Значит, и влюблённость почувствовать должен был.

И, возможно, если бы не вся эта ситуация с принуждением, Арчибальд мне и вправду понравился бы. Так, как нравился маэстро или Фардин. Но теперь…

Я вздохнула, пытаясь унять нервную дрожь, которая, судя по всему, в ближайшие недели, а то и месяцы станет моим постоянным спутником, и полезла в нагрудный карман пальто. Именно там лежал флакон с приворотным, которое мне по инструкции Гауфа следовало выпить сразу, как только приду домой. Точнее, даже три флакона — на три ближайших дня. К сожалению, приворот — заклинание, которое требует постоянного подпитывания и обновления. Но, как мне объяснили, пить каждый день нужно только в начале, потом можно будет употреблять зелье лишь раз в неделю.

Оно было практически безвкусным — сладкая водичка, не более. Хоть какое-то утешение.

.

Ночью я почти не сомкнула глаз — всё варилась в собственных мыслях и тревогах. А ещё отчего-то вспоминала маму.

Любила ли я её? До определённого возраста — безусловно. В детстве любишь родителей просто так, тем более если не знаешь, что их отношение к тебе не совсем нормальное. Я не ведала ничего другого, поэтому любила и отца, и мать. Мама казалась мне очень красивой — впрочем, она на самом деле была красивой, я на неё похожа, — и нежной, а отец серьёзным и надёжным, как скала. Иллюзия… Мечта, которой так и не суждено было осуществиться.

Мою маму звали Амандой, и она была нежна только к отцу. Ко мне она относилась с изрядной долей холодности — скорее всего, воспринимала меня как свой неудачный проект. Словно я была не человеком, а артефактом, который не получился. Возможно, она даже меня стыдилась — по крайней мере, с собой никогда не брала, и я если и ходила куда-то, то только со старушкой Сит или кем-то из слуг. Позже — с учителями. Они все были нетитулованные, но относились ко мне по-разному. Кто-то, как и родители, был равнодушен, кто-то сочувствовал моей ущербности, но были и те, которые откровенно злорадствовали. Далеко не все нетитулованные любят аристократов, это я давно поняла… И у них есть для этого причины. Правда, я не имею к этим причинам никакого отношения, но разве что-то может остановить чужую неприязнь или ненависть?

Говорят, когда-то давно магия была привилегией аристократии. И, да, одарённые дети рождались только у тех, кто носил фамилию, заканчивающуюся на «ус», и имя на одну из первых трёх букв алфавита. Но шло время, и одарённые дети начали рождаться и в других семьях. Возможно, причиной были внебрачные связи аристократов, возможно, что-то ещё — так или иначе, но магия перестала быть привилегией титулованных. Если не считать родовую. Вот она по-прежнему, как и сто, и двести, и триста лет назад, есть только у аристократии и передаётся от отца к сыну или дочери. По фамилии рода, как у нас говорят.

Поначалу никто не знал, что делать с магами-неаристократами, и, поскольку их не обучали, дар у подобных детей постепенно перегорал. Однако шли годы, и нетитулованных магов рождалось всё больше. Тогда всерьёз начали обсуждать блокировку дара или даже убийство таких детей… Слава Защитнице, до этого не дошло — тогдашний император зарубил подобные идеи на корню. И был принят закон, по которому магия по-прежнему являлась привилегией аристократии, но если маг рождался в нетитулованной семье, то ей необходимо было платить налог на дар. И в дальнейшем оплачивать обучение ребёнка магическому искусству. И сам этот ребёнок, вырастая, всё равно не мог избавиться от налога и платил его государству всю жизнь. Налог за то, что он таким родился…

Неприязни добавлял и тот факт, что величина дара давно перестала зависеть от наличия или отсутствия титула. Сильный маг может быть и не аристократом, так же, как и слабый, и наоборот. Причём с течением времени эта разница размывалась всё сильнее. И если раньше чаще рождались сильные аристократы, то сейчас уже нет. Однако налоги и прочие аспекты социального неравенства оставались. «Неравные» браки были запрещены; кроме того, у нетитулованных существовал лимит на бесплатное медицинское обслуживание, и поскольку образование было платным, то несколько лет после окончания учёбы такие маги были обязаны работать на империю, отчисляя государству… да, очередные налоги. Нетитулованные были обложены со всех сторон, к тому же постоянно сталкивались с презрением аристократов и их выпячиванием того единственного, что у них ещё оставалось уникальным, — родовой магии. Конфликт между двумя слоями магического общества рос, ширился и множился, пока не вылился наконец в масштабный заговор против императора с одной стороны и в изменение закона о титулах — с другой.

О том, что император Арен хочет отменить титулы, стали говорить давно. Я помню, как над этим смеялся отец, говорил, что не бывать подобному — хотя бы потому, что император и сам аристократ, у него тоже есть родовая магия, причём сильнейшая из существующих. Однако этот факт отчего-то всё-таки не помешал его величеству начать разрабатывать закон о титулах, по которому должны были разрешаться браки между аристократией и нетитулованными. Слухи поползли очень быстро, породив огромную волну недовольства. Апогеем её стало случившееся на Дворцовой площади три месяца назад, когда заговорщики попытались убить императора во время празднования Дня Альганны. Однако его величество выжил, и ещё спустя месяц закон всё-таки был принят.

Я вздохнула и перевернулась на другой бок. Сон по-прежнему не шёл… Я вспоминала, как взбудоражены все были в тот день после покушения. Говард определил то состояние как «разброд и шатание» — отменялись спектакли, закрывались магазины, а газеты и журналы моментально раскупались в попытке найти хоть какие-то новости о случившемся. Но главным было то, что следующий месяц в одной только столице были арестованы несколько десятков, если не сотен заговорщиков. Увы, все они были взрослыми людьми со своими обязанностями, поэтому во многих службах начались перебои. Особенно нелегко, как говорят, до сих пор приходилось Институту артефакторики. Артефактор — традиционная профессия аристократии. Благородное занятие наукой и техникой, разработка новых магических предметов и приборов, разнообразные интересные эксперименты… Среди заговорщиков артефакторов было особенно много. И если раньше для того, чтобы купить, например, лёгкий иллюзорный амулет в косметических целях (скрыть шрам или прыщи), можно было просто прийти в магазин при институте, то теперь следовало записаться в очередь на заказ. Сотрудников не хватало, слишком многие были арестованы.

Всё это мало меня касалось, я была в курсе событий только потому, что окружающие их обсуждали. Я прекрасно понимала, что ни один аристократ меня замуж не возьмёт — не дай Защитник, ребёнок будет «пустышкой»! — а в счастливый брак с нетитулованным я не верила. Так же, как мой отец всю жизнь мстил мне за отсутствие дара, так же и муж будет мстить за происхождение, которое я не способна изменить и от которого с удовольствием избавилась бы, если бы могла. В любовь я не верила. Точнее, верила, когда смотрела на неё со стороны, например, на чету Родериков, — но не по отношению к себе. За какие заслуги меня можно полюбить настолько, чтобы не унижать происхождением? Не знаю…

Однако невольно вспоминались слова главного врача Императорского госпиталя, и хотелось верить, что когда-нибудь, когда вся эта история с его высочеством завершится, я смогу найти своё счастье. И встречу человека, которому будет безразлично, какую фамилию я ношу, маг я или нет, и слухи обо мне он тоже будет игнорировать…

Я всхлипнула и иронично улыбнулась сквозь слёзы. Слепые мечты… Такие же, как в детстве, когда я отчаянно хотела, чтобы однажды мама и папа обняли меня, как на картинках в книжках, погладили по голове, поцеловали, сказали, что любят. Ничего этого я не дождалась и не дождусь. Да и не мечтаю я уже об этом.

Мечта о родительской любви умирала медленно и мучительно, терзая тело и душу, но всё-таки умерла. Оставив после себя лишь горечь обиды и… да, ту самую ненависть, которую я до сих пор испытывала к Алану Вилиусу.

.

Утром мне пришлось пить специальное зелье бодрости, иначе до театра я бы так и не дошла — спать хотелось неимоверно. Правда, перед этим я поинтересовалась по браслету связи у Гауфа, не повредит ли это привороту, получила краткое «нет» и сразу выпила пузырёк. В голове и перед глазами посветлело, сон отошёл в сторону, и я наконец вздохнула с облегчением. Значит, я смогу отыграть спектакль и не шлёпнусь в обморок посреди действия. Да и с Арчибальдом следует общаться всё-таки в нормальном состоянии, без сонливости и зевоты. Мне же надо его заинтересовать, увлечь…

Я зябко повела плечами, прислушиваясь к себе. Пока его высочества не было рядом, я ничего к нему не ощущала, даже когда думала о нём. Но стоит ему появиться… Кстати, интересно, а как будет с магпортретом?..

Я вновь нашла на полке номер «Золотого орла» с изображением Арчибальда, вгляделась в магпортрет… Сердце слабо трепыхнулось, и в груди потеплело, словно я выпила горячего молока, — но не больше. В присутствии принца меня буквально ломало, рвало на части, но на портрет это не распространялось. Удивительно, потому что накануне его высочество был под иллюзорным амулетом… Если я так сходила с ума, пока он находился под чужой внешностью, что будет, когда я увижу Арчибальда без иллюзии? Страшно представить. Надеюсь, я хотя бы сохраню за собой способность соображать и разговаривать.

В театре, когда я туда пришла ближе к полудню, уже вовсю кипела жизнь — все готовились к генеральному прогону перед сегодняшним спектаклем. Мы давали его второй раз, прошлый был две недели назад, и это была премьера. Музыкальный детектив, очень необычный сюжет, даже со спецэффектами — для этого маэстро задействовал мага-специалиста по иллюзиям. В прошлый раз публика была в восторге, и Говард задумался о том, чтобы давать этот спектакль чаще, чем два раза в месяц — таким был наш обычный график представлений.

Спектакль назывался «Тайна», и у меня в нём было несколько сольных партий. У меня и у Ларка Марлоу — нашего второго ведущего актёра (первой считалась я) и главного романтического героя. Как человек Ларк был той ещё проблемой — капризный и чванливый, заносчивость выпирала из него, как чересчур набухшая каша из кастрюли, и это несмотря на то, что Ларк был без капли магии. Но как актёру, певцу и танцовщику Марлоу не было равных — и только по этой причине его закидоны терпели все, даже маэстро, сцепив зубы и закатывая периодически глаза от раздражения. Работать с ним было настоящим испытанием для всего коллектива. У Ллойса и маэстро это как-то получалось, пусть со скрипом, но выходило, а вот у помощника второго режиссёра, который сегодня заменял Дерека на репетиции — у того был выходной, — не очень.

Несмотря на моё сложное отношение к Ллойсу из-за его навязчивых ухаживаний, я предпочитала репетиции с ним, нежели с его помощником Трентоном Харрисом. Про них с Ларком частенько говорили «нашла коса на камень» — ибо во время репетиций Марлоу и Харрис умудрялись разругаться в пух и прах и довести друг друга, а заодно и всех остальных, до белого каления. Харрис, требовательный и нудный, был начисто лишён деликатности Ллойса и капризы Ларка не воспринимал совсем. Поэтому последние три года — именно столько времени в нашем театре работал Марлоу — репетиции с ними обоими утомляли до крайности.

Харрис, в отличие от Ларка, у маэстро работал давно, и всегда был помощником второго режиссёра. После того как предшественник Ллойса ушёл на пенсию, Трентон всерьёз надеялся, что Говард его повысит, но нет — маэстро взял на освободившуюся должность нового человека, и Харрис, как мне показалось, затаил на обоих небольшую обиду. На Родерика — за то, что не оценил его многолетнюю службу, и на Дерека — за то, что занял «его» вакансию. Палки в колёса не вставлял и вообще никак не проявлял себя в негативном плане, но недовольство было заметно. Хотя бы потому, что последний год я ни разу не видела Харриса в хорошем настроении. Но во время репетиций с Ларком Марлоу оно как-то особенно портилось…

В этот раз Харрис орал на Ларка, что тот слишком жеманничает. Мнётся, как барышня, кокетничает, улыбается слишком широко и обаятельно…

— Ты же дознаватель, демоны тебя раздери! — цедил Трентон, щурясь. Орал он редко, но если уж орал, то можно было сразу залезать под кресло и зажимать руками уши. — Ты вообще видел хоть раз дознавателей? Особенно сотрудников первого отдела?! Они так никогда не улыбаются!

Меня слегка передёрнуло. Да, Харрис прав — они так никогда не улыбаются…

Но Защитница упаси меня влезать в этот конфликт. Пусть сами разбираются.

— Главный герой — герой в первую очередь романтический, — пафосно величал Ларк, снисходительно ухмыляясь. Они с Трентоном всегда казались мне полными противоположностями друг друга, причём почти до карикатурности — Марлоу высокий, хорошо сложён, с густыми светлыми кудрями на голове и правильными чертами лица, Харрис, наоборот, небольшого роста, стройностью не отличается, волосы почти чёрные, по бокам залысины. Странно для мага — маги обычно не лысеют очень долго, но Трентон то ли слишком слабый маг, то ли чем-то болен. — Он должен нравиться женщинам, по нему должны вздыхать в зале. А ты предлагаешь мне его кастрировать!

— Дурак, — припечатал Харрис, пока остальные присутствующие на репетиции фыркали в кулаки. Никто благоразумно не вмешивался. — Улыбаться ты можешь, но не так откровенно и беспечно. Глядя на тебя, никто не поверит в то, что ты один из лучших дознавателей столицы. Гуляка и лентяй — возможно, но не сотрудник первого отдела!

— Не согласен, — мотнул головой Ларк, и его кудрявые волосы красиво взметнулись. — Сотрудник первого отдела должен играть свою роль, и если…

— У нас по сюжету герой должен быть собой, а не играть роль! — зашипел Харрис и неожиданно обратился ко мне: — Айрин, скажи ты ему, что ли!

Я слегка вытаращила глаза под общие смешки. Трентон сроду ко мне не обращался!

— Почему я-то?

— Потому что ты его партнёрша, во-первых! А во-вторых — ты, в отличие от этого идиота, точно видела дознавателей!

Поначалу я подумала, что речь идёт о Гауфе, однако почти сразу сообразила, что этого не может быть — охранники не стали бы болтать о том, что ко мне приходил дознаватель, никому, кроме Говарда. Однако маэстро ничего у меня не спрашивал… То ли не донесли, то ли он ждал, когда я сама расскажу, как это всегда бывало. Последнее вероятнее.

Значит, Харрис имеет в виду мой побег от отца. Логично — если Алана Вилиуса лишили родительских прав, без дознавателей здесь не обошлось.

— Трентон прав, Ларк, — сказала я тихо и мягко, постаравшись изобразить сочувственный взгляд. — Насчёт дознавателей. Тебе лучше немного загасить своё обаяние.

— Спасибо! — искренне поблагодарил меня Харрис, пока Марлоу обиженно дул губы. — Всё, хватит! Ещё один прогон финальной песни, и расходимся. Сегодня…

— Сегодня к нам в театр придёт один из Альго, — раздался в этот момент от двери зычный голос маэстро, и я покачнулась. Остальные и вовсе — кто охнул, кто откровенно вытаращил глаза, кто сел от неожиданности.

Я обернулась. Говард шёл по проходу и, озадаченно наморщив лоб, смотрел отчего-то на меня.

— Я решил предупредить вас заранее, так как всё равно узнаете, и лучше сейчас, чем во время спектакля. Хоть успеете свыкнуться с этой мыслью, — продолжал маэстро, вставая рядом с Харрисом. — Он будет с охраной. И без иллюзорного амулета, как я понял.

— С каких пор к нам в театр ходят аристократы? — откровенно удивлённым голосом поинтересовался Ларк. — Тем более без личины! В Императорском театре раскуплены все места, или что?!

Кто-то откровенно хохотнул, но мне было не до смеха.

Я понимала, кто из Альго придёт и с чем связан его интерес, поняла всё это ещё накануне, когда Арчибальд расспрашивал про сегодняшний спектакль. Его высочество сразу решил, что придёт. Я просто по-глупому надеялась, что он передумает или не сможет — принц всё-таки! — и я получу ещё немного отсрочки.

— Я понятия не имею, — ответил маэстро, разводя руками. — Но ударить в грязь лицом мы не должны. Однако и не перебарщивайте, ребята, это всего лишь Альго, а не сам Защитник.

— А кто хоть это будет? — спросила Райза. Её голос слегка дрожал от волнения. — Не император ведь?

— Не император. Но кто именно, мне не сказали.

— Точно не Аарон, — глупо пошутил Ларк, и на него сразу зашикали. Поминать брата его величества — главу заговорщиков, которого император самолично испепелил на Дворцовой площади в День Альганны, с тех пор считалось дурным тоном. — Ладно-ладно, простите… Надеюсь, это Арчибальд. Всегда мечтал посмотреть на него поближе.

Хотела бы я разделять эти мечты, но увы… Мне никогда не была интересна правящая династия — как и аристократия в целом, — и я не стремилась к их обществу.

Забавная ирония, что из всех девушек столицы, наверняка более заинтересованных в ухаживаниях Арчибальда, дознавательский комитет выбрал именно меня. Закомплексованную и абсолютно не испытывающую восхищения перед его высочеством.

Хотя… нет, вру. Когда Арчибальд накануне дрался с теми двумя сотрудниками первого отдела, я им восхищалась. Правда, не знаю, было ли это истинным восхищением или поддельным? Да и в целом — какие из моих чувств истинные, а какие ложные, внушённые приворотным зельем?

Не знаю…

.

Вернувшись в свою гримёрную, я обнаружила на трюмо букет цветов. Поначалу удивилась — цветы обычно посылали после спектакля, — но, подойдя ближе, поняла, от кого они были, по карточке с гербом правящей династии — золотым орлом. Написано на ней ничего не было, но этого и не требовалось, я и так разобралась, о чём хотел предупредить меня Арчибальд — о своём вечернем визите в театр.

Цветы были удивительные, мне таких ни разу не дарили, и я даже не знала, как они называются. Пышные, похожие на пионы, и разноцветные — белые, светло-розовые и голубые. В сочетании с зелёными листьями это смотрелось очень мило и свежо, совсем не пошло и… безопасно.

Я закусила губу. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться, потому что Арчибальд наверняка думал, будто я знаю язык цветов — ему обучали всех аристократов на уроках этикета. Любой титулованный маг должен знать, какие цветы дарить в том или ином случае. Но меня, увы, не учили подобному — Алан Вилиус считал, что это не пригодится. Хотя кое-что из этикета мне преподавали, но не слишком многое — просто чтобы я умела сидеть за столом, пользоваться приборами и вежливо общаться с окружающими. Но, к примеру, танцам меня не обучали совсем. Фардин фактически научил меня всему с нуля, но танцы были нужны для того, чтобы играть в спектаклях маэстро, а для чего мне язык цветов?.. По этой причине я не представляла, что значит подобное сочетание цветов, но отчего-то не сомневалась — оно явно не про страсть и желание. И спросить было не у кого — вряд ли в театре найдётся хотя бы один человек, разбирающийся в подобных традициях аристократов. Если только Говард может быть в курсе… Но не идти же к маэстро из-за подобной ерунды?

Вздохнув, я села на стул перед трюмо, а затем потянулась к букету — захотелось коснуться ладонью цветов. И как только я это сделала, они вдруг вспыхнули золотом, будто налились солнечной пыльцой, а затем из центра каждого цветка что-то вырвалось и стало летать по гримёрной. Охнув, я изумлённо огляделась — по стенам, полу и потолку прыгали маленькие огоньки, похожие на солнечных зайчиков, — они будто танцевали вокруг меня какой-то дикий танец. При этом всё увеличивались и увеличивались… пока не превратились частично в ярких огненных бабочек, частично — в крошечных юрких птичек, которые начали порхать по гримёрной и даже садиться мне на плечи. Эти прикосновения были мимолётными и тёплыми, а не обжигающими, и непроизвольно вызывали у меня улыбку.

Красиво ведь. Настолько красивый и необычный букет мне ещё не дарили…

Я не удержалась и от смеха, когда птички уселись в ряд на трюмо и начали начирикивать одну известную детскую песенку про котёнка и щенка, а бабочки летали вокруг, танцуя под неё, крутились и вертелись так, как ни одна бабочка в природе не делает. Но насколько же здорово это смотрелось!

Всё исчезло, словно растворившись в воздухе, через несколько минут, как только песенка закончилась, но оставило после себя на редкость повысившееся настроение, капельку удивления и привкус любопытства.

Неужели его высочество сам сделал такой букет? Может, всё-таки поручил кому-нибудь? Если поручил, то, скорее всего, не впервые ухаживает за девушкой подобным образом.

Удивительно, но эта мысль показалась мне крайне неприятной…

.

Его высочество Арчибальд появился в зрительном зале в сопровождении двоих охранников за пару минут до начала спектакля. Я как раз начинала воздействовать на зрителей родовой магией… и, увидев принца, едва смогла сосредоточиться на своей работе. Специально старалась не смотреть на него, чтобы не отвлекаться, но глаза сами то и дело возвращались к его высочеству.

Он сел не в первом ряду, а дальше, в пятом — именно с этих мест сцену было видно лучше всего, — и места перед ним были оставлены пустыми. Уж не знаю, из соображений безопасности или из желания, чтобы ничья макушка не мешала смотреть спектакль, — так или иначе, это позволяло и мне рассмотреть Арчибальда во всех подробностях.

Он был в форме главы охранителей — в чёрном мундире с серебряными пуговицами и медалью с символическим изображением Геенны на груди — и выглядел во всём этом очень строго и внушительно. Впрочем, учитывая тот факт, что Арчибальд был без иллюзорного амулета, то часть внушительности достигалась не мундиром, а эманациями его родовой магии, от которой в зале словно стало чуточку теплее. Принц напоминал солнце, которое греет, но не обжигает, — чувствовать его родовую силу было приятно. Хотя я не сомневалась, что при необходимости Арчибальд может сделать так, что эта сила начнёт обжигать, но пока только согревала.

Я вновь попыталась отвести глаза и, вздохнув, потёрла ладонью лоб. Соберись, Айрин! Тебе самой нужно закончить работу с родовой магией, не стоит отвлекаться. Хотя то, что я делала со зрителями каждый вечер, было просто и не причиняло мне неудобств — иначе Говард не позволил бы мне ничего подобного. Я даже не уставала. Но и воздействие, которое я применяла, даже близко не было сильным — так, слегка повысить настроение окружающим. И рассеивалось на весь зал, задевая даже исполнителей и техников, что им только нравилось. Один даже шутил, что это «как выпить рюмку для куража», только без последствий в виде опьянения.

Я с трудом, но закончила с родовой магией и поскорее отошла от занавеса, стараясь не смотреть на принца — иначе, чего доброго, зависла бы там надолго, а мне через несколько минут нужно было выходить на сцену. Следовало как-то собраться, чтобы не отвлекаться на присутствие Арчибальда во время спектакля… Но, как это сделать, я не представляла. Приворотное зелье превратило меня в магнит, и я всеми силами тянулась к принцу, невзирая на здравый смысл.

В конечном итоге я воткнула в рукав булавку — если станет совсем худо, её можно будет подвигать, чтобы уколола кожу. Если и боль не поможет мне прийти в себя, то и ничто не поможет. В таком случае после спектакля маэстро будет ругаться, но я тогда попросту расскажу ему правду. Хотя я в любом случае расскажу, делать это мне никто не запрещал — то ли на самом деле было неважно, сохраню ли я всё в тайне, то ли дознаватели недоработали. Так или иначе, но отсутствием запрета стоило воспользоваться. И заручиться поддержкой Говарда — туго мне будет без неё, я уже привыкла, что он в курсе всех обстоятельств моей жизни…

.

Удивительно, но спектакль я отыграла почти как обычно — отвлекалась на его высочество всего пару раз, но и все периодически отвлекались. Даже Марлоу — и тот однажды залип на рассматривании Арчибальда. По этому поводу пошутила одна из актрис в антракте, и Ларк неожиданно не стал ни отрицать, ни огрызаться, а отшутился в ответ — сказал, что пытался представить себя охранителем, защитником Альганны и подчинённым Арчибальда и в итоге решил, что стоять на сцене и смотреть на принца со стороны ему нравится больше. Подобное высказывание вызвало взрыв откровенного хохота и немного расслабило обстановку — всё же, несмотря на то, что играли мы нормально, напряжение ощущалось. Не со стороны — внутри коллектива. Но в этом не было ничего удивительного, не каждый день к нам родственники императора в театр приходят…

Во время поклона я старательно пыталась не смотреть на Арчибальда, но в итоге сдалась — в процессе спектакля отвлечься от принца было проще и реальнее, чем после, когда весь зал как на ладони и лицо его высочества прямо перед тобой. Красивое лицо, мужественное… и улыбающееся. И какая же у него улыбка, Защитница! Спокойная и мягкая, но такой силы и обаяния, что хочется улыбаться в ответ…

И я улыбалась. Как дура. Широко и абсолютно радостно — будто была безумно счастлива видеть Арчибальда. Часть меня и была счастлива — та, которую опоили приворотным зельем. А вот вторая моя часть пребывала в лёгком ужасе от происходящего. Осадком на дне плескались неловкость за собственное поведение и страх за будущее. Я не сомневалась, что Арчибальд не станет меня ни к чему принуждать — но ведь за него это сделает приворотное зелье…

В гримёрную после спектакля я возвращалась на негнущихся ногах. Понимала прекрасно, что его высочество не может не зайти ко мне. Зря он, что ли, вообще сюда пришёл, ещё и букет прислал? Зайдёт, разумеется.

Я лихорадочно смыла с лица всю краску — никогда в жизни не стирала грим настолько быстро! — и оторвала накладные ресницы. Почему-то мне не хотелось встречать Арчибальда будучи в театральном гриме, хотя никакой логике это желание не поддавалось. Что в гриме, что без грима — я выглядела примерно одинаково хорошо. Грим-то в основном был нужен только для того, чтобы в свете софитов лицо не сверкало и чтобы губы с глазами были видны с задних рядов.

После суеты с гримом я вдруг вспомнила, что стоит ещё сменить обувь — от сценической ноги уже гудели. Скинула туфли и как раз собиралась залезть под трюмо, чтобы найти сменные балетки, когда услышала стук. Резко выпрямилась, забыв про обувь, и испуганно выдохнула:

— Д-д-да?

Дверь медленно открылась, и порог перешагнул тот, кого я ждала.

Арчибальд.

В гримёрной у меня всегда светло — иначе не загримируешься, — поэтому теперь я могла разглядеть его высочество во всех подробностях. И полностью насладиться влиянием приворотного зелья, из-за которого меня захлестнуло таким сильным и горячим чувством, что на пару мгновений даже в глазах помутнело.

— Добрый вечер, Айрин, — произнёс его высочество, останавливаясь посреди гримёрной, пока я пыталась справиться с собой. Во время спектакля булавку я не использовала, но сейчас поняла, что нужно, иначе совсем растекусь лужей у ног принца. И, схватившись за кончик с бусиной, торчавший из рукава, подвигала булавкой, чуть вспарывая кожу. Стало ощутимо легче — боль, оказывается, действительно может отрезвлять.

— Добрый, ваше… — Я запнулась, но всё же сказала, понизив голос: — Арчибальд.

Он довольно улыбнулся, и я едва не застонала — Защитница, какая всё-таки у него потрясающая улыбка! И маленькая ямочка на одной щеке… Мне с такой силой захотелось дотронуться до неё, что пришлось вновь использовать булавку.

— Рад, что ты вспомнила о моей просьбе. Я зашёл, чтобы сказать тебе — мне очень понравился спектакль. Честно, не ожидал. Я всегда думал, что «Варьете Родерика» — это что-то… на грани приличия. Оказалось, нет. — В голосе Арчибальда звучало удивление, вполне искреннее причём. — Не заметил в зале ни одного аристократа кроме себя. Они многое теряют. Владелец театра не думал дать рекламу для титулованных в один из журналов?

Я покачала головой.

— Нет, ваше… Арчибальд. Да и зачем нам здесь аристократия? И так каждый раз полный зал.

— Не любишь аристократию? — Он улыбнулся шире, и я, вздрогнув, опять кольнула себя булавкой. Защитница, я так кровью истеку…

Но ещё более сильный эффект, чем улыбка, у меня вызывали глаза его высочества — светло-карие, глубокие и умные, спокойные и тёплые, они смотрели на меня с интересом и симпатией, и, если бы не этот демонов приворот, мне, наверное, даже немного льстило бы подобное отношение со стороны принца.

— Не люблю, — подтвердила я, не смущаясь. Почему-то казалось, что Арчибальд поймёт. — И это взаимно, как вы… ты понимаешь.

Обращение на «ты» далось на удивление легко, слетев с губ за одно мгновение, и его высочество встретил эту вольность невозмутимым кивком и лёгкой улыбкой.

— Понимаю. Я теперь даже частично разделяю твои чувства, Айрин. Сложно оставаться беспристрастным, когда именно аристократия мечтает убить твоего самого родного человека.

— Самого родного? — Я удивилась. — Ты говоришь о…

— Об императоре. Верно.

Перед глазами как наяву возник магпортрет в газете — холодное и безэмоциональное лицо его величества, почти чёрные глаза… Император был таким на всех изображениях, не только на этом. Он всегда казался мне больше похожим на скульптуру, чем на живого человека. А для Арчибальда он — самый родной…

Впрочем… Я вспомнила свою мать, улыбчивую и обаятельную. Уверена, на магпортретах она выглядела чудесной девушкой, про которую и не подумаешь, что она может не любить собственную дочь. А отец? Он всегда был высоким и статным, и улыбка у него была обворожительная. Он вообще умел быть милым, когда хотел.

А император, наверное, не умеет. Или не хочет?

— Послушай, Айрин, — продолжал между тем Арчибальд, — ты завтра занята?

— Вечером да, я вновь играю в спектакле, — ответила я, ощущая, как взволнованно трепыхается сердце в груди. Демоново приворотное зелье… Не представляю, как его высочество разбирается во всех этих эмоциях, если я сама едва не рассыпаюсь на части под их действием. Хорошо хоть страха сейчас почти нет… — А утром встречаюсь с сестрой. Мы с ней будем вместе до обеда, а потом я сразу отправлюсь в театр.

Арчибальд на мгновение задумался, глядя мне в глаза.

— Сложно, — сказал он в конце концов, по-доброму усмехнувшись. — Тогда, если ты не против, погуляем немного по городу после спектакля?

— А я могу отказаться?

Даже не знаю, зачем спросила это. То ли шутила, то ли на самом деле надеялась, что…

— Конечно ты можешь, Айрин, — тут же откликнулся Арчибальд. Он явно не обиделся, но улыбка с его лица исчезла. — Правда, это будет немного странно. Но можешь. Однако не только ты можешь: я тоже могу — продолжать ухаживать за тобой.

Да, он прав. Во всём. Отказать было бы странно с учётом моей влюблённости — во-первых. Ну и во-вторых — даже если я откажусь сейчас, Арчибальд просто повторит приглашение в будущем. Он уже нацелился на меня, это яснее ясного.

— Ты знаешь, что означает подобное сочетание цветов, как в этом букете? — неожиданно поинтересовался его высочество, сбив меня с мысли. Я как раз собиралась извиниться за вопрос и согласиться. — Или тебя не учили такому? Я не подумал, а стоило бы.

Стало стыдно.

— Я… нет, не учили.

— Не надо этого стыдиться, — качнул головой Арчибальд. — Не твоя вина, значит, не твоя ответственность. Но раз так, я скажу словами. «Только по твоей воле». Сочетание белых, розовых и голубых маликий — как признание того, что инициатива на другой стороне. Не у того, кто дарит букет.

Я не стала говорить, что это всего лишь цветы и вообще обещать можно что угодно — это ведь не обязательно выполнять. Подумала, что Арчибальд на подобное высказывание может и обидеться. По крайней мере, я на его месте точно обиделась бы.

— Спасибо, — поблагодарила искренне. — Тогда… я согласна.

— Значит, до завтра, — ответил он довольно, быстро и спокойно улыбнулся и вышел из гримёрной, оставив меня с ощущением лёгкой растерянности.

Не подошёл ближе, не поцеловал. Хотя чувствовал мою неистинную влюблённость… Но не воспользовался ею.

Интересно, до каких пор это будет продолжаться?