Ненасытные

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно. Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Бесплатные переводы в нашей библиотеке

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

Рэт Джеймс Уайт "Ненасытные"

Лелани Симмс проснулась ужасно голодной. Казалось, что весь ее мир рухнет, если она сейчас не съест что-нибудь. Голод поглотил ее мысли. Это было ее единственной заботой, не допускающей никаких других соображений или забот. Карьера, семья, общество, последние политические события или развод знаменитостей - все это сейчас не имело значения. Ничего не имело значения, кроме боли, бурлящей в ее животе.

На стенах плясали тени, темные химеры, вызванные движением транспорта снаружи и огнями других многоэтажных квартир и офисных зданий. Удар молнии отбросил тени по квартире. Это была ночь, которая пугала Лелани до смерти и заставляла ее спать при включенном свете. Но в эту ночь она не обращала внимания ни на что, кроме надоедливой боли в животе. Вспышки молний, ​​казалось, совпадали с голодными болями, как будто между ними была связь, резкие приступы боли в кишечнике были настолько сильными, что покинули ее плоть и полетели по небу.

Было уже больше часа ночи, а за последние время Лелани не спала больше часа. Из-за голода она не могла уснуть. Холодильник Лелани был открыт, свет взывал к ней, пробиваясь сквозь тени и ведя ее к спасению. Но это была бесплодная пустошь из пустых картонных коробок и контейнеров, остатки которых выливались в овощные контейнеры в застывшем тушеном виде гниющих скоропортящихся продуктов. Она открыла все коробки и банки и полностью выпотрошила морозильную камеру. Прошло всего тридцать минут с тех пор, как она в последний раз ела, но Лелани была все равно голодна. Она съела дюжину яиц, зажарила три котлеты для гамбургеров, сварила целую пачку сосисок и съела еще одну пачку сырыми. Затем она выпила галлон молока и сделала шесть бутербродов с арахисовым маслом и джемом, прежде чем заснула на диване. Когда через тридцать минут Лелани проснулась, ей показалось, что она не ела несколько месяцев.

Ее метаболизм всегда был быстрым. Даже сейчас, когда ей было за тридцать, и поддержание своей фигуры стало ежедневной борьбой, она знала, что по стандартам средней женщины Лелани практически страдала анорексией. Однако по суровым стандартам модной индустрии она была практически коровой. Она набрала вес до 120 фунтов[1], что было на десять фунтов больше ее идеального веса, и последние несколько лет ей приходилось снижать этот вес и удерживать его. Это больше не было проблемой.

Лелани не чувствовала такого голода во время самых экстремальных диет. Жидкие диеты, сыроедение, веганские и макробиотические диеты. Даже когда она ограничила потребление калорий до уровня, едва достаточного для содержания колибри, менее пятисот калорий в день, она не чувствовала себя такой голодной. Ее последнее лекарство от лишнего веса дало ей метаболизм, как у сверхновой звезды. Еда была всем, о чем она могла думать. Это был ее единственный приоритет. И сколько бы она ни ела, вес продолжал таять.

Сегодня она похудела еще на шесть фунтов[2] и была полубезумна из-за мучительного, ненасытного голода в сочетании с лишением сна. Она чувствовала себя военнопленной. С тех пор, как голод перерос в постоянную ноющую боль, которая началась семьдесят два часа назад, и превратился в отчаянную мучительную необходимость, которой он стал сейчас, она не могла управлять своими мыслями. У нее были галлюцинации, потеря сознания и длительные периоды, когда ее мысли дрейфовали в бессвязном порядке, когда она была едва в сознании. Она была измотана. Это была пытка. Сущий ад. Ее плоть горела, когда ее тело поглощало себя, съедая последние остатки жира и начинало питаться ее мышечной тканью. Казалось, только еда успокаивает огонь внутри нее, но это длилось недолго, прежде чем жгучий голод возвращался, как неизлечимая повторяющаяся инфекция.

Ее живот сжался и теперь был вогнутым внутрь. Он втягивался в ее таз и грудную клетку и громко урчал. В тишине ночи это звучало как мурлыканье большой кошки в джунглях. Руки и ноги Лелани были полностью лишены жировой ткани, а большая часть мышечной ткани атрофировалась, кожа туго натянулась на узловатые кости. Они напоминали что-то инсектоидное, как сочлененные конечности паука. Ее скулы торчали, как лезвия топора, из лица, похожего на череп, обтянутый кожей. Ее пальцы превратились в костлявые когти с длинными и узловатыми ногтями. Ее волосы висели спутанными прядями.

Прошло всего восемь лет с тех пор, как Лелани была признана одной из самых красивых женщин в мире. В свои двадцать восемь лет она могла есть все, что хотела, и уморить себя голодом до первого размера за несколько дней. В тридцать шесть лет ей потребовались личные тренер, диетолог и пластический хирург, чтобы удержать ее от очереди на работу. Лелани родилась на Гавайях, и была смешанного происхождения. Ее мать была японкой, а отец - афроамериканцем гавайского происхождения. Она унаследовала самые желанные физические характеристики обоих. Ее кожа была безупречного цвета, она имела легкий загар капучино. Ее карие глаза были слегка раскосыми. Ее губы были полными и изогнутыми. Волосы у нее были длинные, вьющиеся и черные как уголь. Она была высокой и от природы стройной, с мускулистыми руками, ногами и задницей, сидящей высоко и плотно, как у олимпийского спринтера. Ее экзотическая внешность и фирменный изможденный «героиновый шик»[3], сделали ее одной из самых востребованных моделей модной индустрии.

Потом она начала набирать вес, а таблоиды не были снисходительными. По мере того, как ее вес колебался, а на фото она выглядела дряблой, ее снимок в бикини с животом или явным целлюлитом стал святым Граалем папарацци. Она была в отчаяние и, наконец, обратилась за медицинской помощью. Теперь она выглядела так, будто только что выбралась из могилы. Ее знаменитая мускулистая большая ягодичная мышца была теперь просто копчиком, обтянутым тонким, как пергамент, слоем кожи. Ее груди были двумя иссохшими пузырями, сморщенные, как сушеные персики. Она была похожа на больную госпожу смерть.

Глаза Лелани сияли, как зеркала, ловя слабый свет уличных фонарей, отражая их в ночи, как ночное животное. Она вскочила с дивана на четвереньках. Слюна с красным оттенком капала с удлиненных клыков с красными кончиками, придавая ей вид вампира - если учесть, что вампиризм сопровождается анорексией и полным пренебрежением к личной гигиене. Лелани пахла животным. Она не мылась с тех пор, как начался голод. Она ничего не делала, кроме как ела и спала.

Лелани вбежала на кухню и набросилась на оставшуюся еду. Она открыла последние банки с кукурузой и забросила их в рот, пока искала что-нибудь еще, чтобы съесть. Она открыла полузамороженный пакет с горохом и морковью и начала закидывать его содержимое в рот большими пригоршнями, хныкая от успокаивающего ощущения столь необходимой пищи, но ей было нужно больше.

Ей было нужно мясо.

Она оглядела кухню. В раковине лежала открытая упаковка замороженных куриных грудок. Она вынула еe из морозильной камеры и попыталась съесть, но они были слишком заморожены, поэтому Лелани поместила упаковку в раковину, наполненную теплой водой, чтобы разморозить. Она вытащила сверток из раковины и оторвала кусок куриной грудки. Он все еще был частично заморожен. Она пропустила его под такой горячей водой, что чуть не обожглась сама. Затем она сунула в рот холодную мертвую птицу и начала жевать, не обращая внимания на то, что она была сырая. Сырое мясо имело приятный вкус. Это была пища. Калории. Это все, что ее сейчас волновало. Лелани повторяла процесс до тех пор, пока весь пакет не опустел, а ее желудок не был наполнен, а затем она вернулась на диван и снова провалилась в глубокий сон без сновидений.

Зазвенел будильник, Лелани проснулась ровно через тридцать минут. Комната закружилась и расплылась. Лелани почти не знала, где она. Она с трудом поднялась на ноги и, измученная, поползла вперед. Ее живот заурчал. Она быстро двинулась к кухне неловкими шаркающими движениями. Лелани посмотрела на столешницы, заваленные пустыми банками, контейнерами и коробками, а затем открыла морозильник и уставилась на пустые полки. Еды не было. Даже приправы - майонез, кетчуп, горчица, хрен, соус табаско и соевый соус - были пустыми. Нигде не было еды. Она практически побежала к шкафу. Он тоже был пуст, за исключением нескольких банок по восемь унций[4] дизайнерского корма для кошек. Лелани схватила их, открыла и быстро слила содержимое в рот, едва ощущая вкус безвкусной кашицы, облизывая каждую чистую банку.

Съев последнюю банку, она огляделась и заметила еще кошачий корм в миске у двери. Она упала на четвереньки и накинулась на корм.

Этого было недостаточно. Ее живот все еще урчал. Боль все еще бурлила в ее животе, будто набитым колючей проволокой. Она встала и побежала за ключами от машины. Ей нужно было больше еды. Ближайший супермаркет находился в шести милях, а ближайший ночной ресторан - как минимум в семи. Она подсчитала, сколько времени потребуется, чтобы добраться туда по пробкам, найти парковку и купить еду. Двадцать минут, чтобы добраться до супермаркета, найти что-нибудь поесть и пройти через кассу, а на то, чтобы сесть и заказать еду, потребовалось бы больше часа, если бы она пошла в ресторан. Слишком долго. Ей нужно поесть сейчас же.

Лелани начала стонать низкими заунывными панихидами. Она упала на колени и безудержно плакала. Ее разум раздробился на тысячу зазубренных осколков, каждый осколок словно прокладывал себе путь через ее пищеварительную систему.

- О, Боже! Я чертовски голодна! Что, черт возьми, со мной не так? Что они со мной сделали? Почему это происходит?

Это была ее первая связная мысль за несколько часов. Кусочек здравомыслия, за который она ухватилась, как за спасательный круг в кружащемся водовороте боли и ненасытного аппетита. Затем ее разум снова потерял всякую сплоченность. Лелани вцепилась руками в лицо, прежде чем в отчаянии стукнуть кулаками по полу. Она снова схватила ключи и встала, намереваясь добраться до супермаркета, накормить себя и пополнить запасы кладовой и холодильника, даже если для этого ей придется побить рекорд скорости.

Она потянулась к входной двери, когда услышала, как открылась дверь для домашних животных, которая вела на балкон. Принц Чарльз, ее родословный кот из Гималаев, вошел на кухню с вопросительным: «Мяу?»

Лелани упала на четвереньки и устремилась на кухню на своих длинных костлявых конечностях. Она заметила Принца Чарльза, сидящего в центре кухонного пола и облизывающего пустую миску из-под еды. Лелани набросилась на него. Она взялась за котенка, как будто пыталась победить квотербека в НФЛ. Они проскользнули по мраморной плитке, сквозь пустые обертки и контейнеры от еды и врезались в дверцу шкафа, взломав ее. Лелани уже царапала и кусала ошеломленное животное из семейства кошачьих, выплевывая пучки шерсти, она отрывала большие куски на своем шипящем царапающемся питомце. Она прокусила нежный живот Принца Чарльза, распутывая его кишки и пожирая их, глотая их, как лингуине[5], зарывшись в eго тело, грызя мягкие органы, пока кровь заливала ее лицо, а кошка вопила и царапала ее лицо. Без раздумий, Лелани сломала обе передние лапы Принцу Чарльзу, чтобы он снова не поцарапал ее. Конечности раскололись, а зазубренные осколки белой кости разорвали мягкий мех, пока она продолжала поглощать истерзанное животное. Она оторвала ему задние лапы и начала грызть их, как куриные крылышки, а кот продолжал шипеть и выть. Его боль не могла затронуть ее человечность, скрытую за мрачной пеленой отчаянного аппетита.

Билл Батлер вышел из самолета в шортах цвета хаки, темно-синей рубашке-поло «Ralph Lauren» и коричневых лоферах[6] «John Lobb». Даже в повседневной одежде он выглядел богато. Он улыбнулся и подмигнул молодой стюардессе азиатского происхождения, которая обслуживала его на протяжении всего полета. Она была небольшого роста, всего около ста фунтов[7], может быть даже меньше. У нее были длинные черные волосы, спускавшиеся до талии, и улыбка, которая обольщала всех пассажиров. Она взяла Билла за руку и передала ему номер своего телефона.

- Надеюсь, вам понравился полет, сэр. Летайте нашими авиалиниями, - сказала она, улыбаясь ему в ответ, безмолвно произнося слова «позвони мне».

Билл кивнул. Он чувствовал себя так хорошо, что чуть не опоздал к выдаче багажа. Нет ничего более воодушевляющего, чем признание его сексуальной привлекательности вниманием красивой молодой женщины.

Он только что разработал то, что должно было стать одной из самых популярных видеоигр на основе популярного фильма, в котором мир наводнен вампирами. Проект получил зеленый свет, его бюджет составил более ста миллионов долларов. Он уже встречался с двумя моделями с недавней перспективой добавить в свою «конюшню» молодую, горячую азиатскую стюардессу. Он только что купил свой первый "Mерседес", и построил новый дом в центре Остина, прямо на Конгресс-авеню, по цене более семисот тысяч. Он был олицетворением успеха, и ему было всего тридцать лет.

Билл забрал свой багаж и направился на долговременную стоянку. Ему не терпелось увидеть свою новенькую машину. Он только что купил ее, когда его вызвали в Лос-Анджелес, чтобы завершить сделку по новой видеоигре. Он ездил на ней всего два или три раза. Реальность того, что у него на самом деле был проклятый "Мерс", все еще не ослабевала.

Биллу потребовалось несколько минут, прежде чем он заметил свою машину - глянцевый, черный металлик, шестицилиндрового "Mercedes Benz" S-класса, 2013 года выпуска, за девяносто четыре тысячи долларов. Билл улыбнулся и отпер двери, открыл багажник и запустил двигатель своим пультом. Он бросил ручную кладь от «Samsonite» и сумку с одеждой в багажник и сел за руль. Билл включил радио и завел двигатель, чувствуя себя подростком в своей первой машине.

Поездка до кондоминиума была слишком короткой. Едва Билл успел завести двигатель, как он въехал в подземный гараж дома. Он выключил свой Android-телефон и сунул его в бардачок под своими регистрационными и страховыми документами, а затем включил свой iPhone и проверил сообщения. Лелани ничего не знала об Android-телефоне. Он был для шестифутовой[8] блондинки из Скандинавии, которую он встретил на показе мод в Голландии в прошлом году. Ее звали Сюзанна, и она была многообещающей фотомоделью двадцати трех лет, на тринадцать лет моложе Лелани. У него была отдельная учетная запись электронной почты только для нее и квартира в Хьюстоне, где он встречался с ней, когда она была в городе. По общему мнению, у этого ублюдка Билла, было все, что нужно мужчине, умноженное на два.

Билл улыбнулся молодой паре, которую он видел несколько раз входящей и выходящей из здания. Парень был молод и дерзок. Шести футов ростом, белокурый, голубоглазый симпатичный мальчик, который, вероятно, жил на трастовый фонд своего отца. Его подружка, белоснежная блондинка, выглядела как типичная любительница клубов, эдакая кокаиновая шлюха, с IQ ниже, чем у обезьяны. Билл подмигнул ей, пока шел к лифту, она улыбалась и помахала рукой, вызывая суровый взгляд и ухмылку с надутой грудью своего парня. Билл сдавленно поднял руки и широко улыбнулся, когда двери лифта закрылись. Он нажал кнопку, насвистывая мелодию из старой хип-хоп песни, что-то о сутенерстве и трате денег.

Когда он чувствовал себя так, он всегда слышал в голове тексты хип-хопа или хэви-метала. Его гордыня имела свой саундтрек. У него был плей-лист на iPod, полный песен Джей-Зи, Уилла Смита, Лил Уэйна и Кэни Уэста, перемежающихся с "Led Zeppelin", "Guns N 'Roses", "Motley Crue" и "Van Halen" на тот случай, когда ему нужно было подбодрить себя или когда его эго было уже в полном разгаре, и он хотел продолжать разжигать огонь. Сегодня он чувствовал себя настоящим гангстером, как ублюдочный сутенер года.

Двери лифта открылись, Билл вытащил ключи и прошел через холл к своему номеру. Он распахнул дверь. Сильный телесный запах, гниющей пищи, зловонной крови и мяса сразу же ударил ему в ноздри. Он отпрянул и прикрыл нос рукой.

- Боже! Что за хрень? Лелани!

В тот момент, когда он произнес ее имя, его охватило чувство страха.

- Лелани? - прошептал он, делая несколько неуверенных шагов в кондоминиум, оставляя дверь открытой на тот случай, если ему нужно будет поспешно отступить, и вызвать 911 на своем мобильном телефоне.

Он видел слишком много фильмов ужасов и эпизодов «Закона и порядка», чтобы рисковать. В номере пахло так, как будто тут кто-то сдох, а затем кто-то или что-то съело его гнилостную тушу и потом извергло ее.

Лелани не отвечала. Это не предвещало хороших новостей. Теперь Билл пожалел, что не получил разрешение на ношение оружия, хотя у него было два пистолета: "Glock" и "Desert Eagle". Оба лежали в туалете в центральной спальне.

В квартире было темно. Билл в панике нащупал выключатель. Его воображение работало сверхурочно, и он сам по себе ожидал прикосновения холодной мертвой руки. По его спине пробежали мурашки, прежде чем он нашел выключатель, и свет погнался за ночью, но не от страха или ощущения, что что-то не так. Во всяком случае, вид хаоса в пентхаусе - пятна еды на столах, стенах и полах, пустые картонные коробки и контейнеры, разбитые тарелки, банки и бутылки - усилили его беспокойство.

Потом он увидел кровь. Длинная красная полоса вела из кухни в гостиную. Количество крови не казалось смертельным, но Билл понятия не имел, сколько крови уже вытекло из человеческого тела. Его палец завис над кнопкой вызова на iPhone, пока он шел по следу крови. Когда он заметил кучу расколотых кошачьих костей, маленький синий поводок, украшенный стразами с прикрепленной биркой в ​​форме короны, разбросанной среди останков, Билл захлебнулся рыданием.

- П-принц Чарльз?

Нижняя губа Билла задрожала, а голос надломился от волнения. Кости были раздроблены, обглоданы, расколоты, а костный мозг высосан. Даже череп был сломан и раздроблен, а черепная коробка вылизана. Билл снова посмотрел на открытую входную дверь. Его ноги дрожали.

- Лелани? Ты здесь? Ты в порядке?

Билл прошел дальше в квартиру. Его любопытство постепенно преодолело его осторожность, даже когда воображение терроризировало его изображениями Лелани в различных состояниях расчленения, позирующей в ярких, кошмарных позах, взятых из всех слэшеров, которых он когда-либо видел.

Он бросился на кухню, чтобы вооружиться одним из ножей Гюнтера Вильгельма из набора столовых приборов на его прилавке, прежде чем завершить обыск квартиры. На кухонной стойке он нашел Лелани, сидящую, как кошка, рядом с набором ножей за семьсот долларов, который он купил импульсивно, решив стать шеф-поваром после просмотра особенно воодушевляющего эпизода «Адской кухни». Она выглядела безумной. Ее волосы выглядели так, будто их вставили в катушку Тесла. Глаза у нее были безумные, зрачки расширены до пяти центов, а лицо залито кровью и пучками серого меха. Более того, она была истощенная и иссохшаяся, как старуха. Ее глаза были впалыми ямками, а щеки провалились.

- Лелани? Почему ты мне не отвечаешь? Что, черт возьми, ты сделала с моей кошкой?

В нем рос гнев, временно маскируя страх, но не вытесняя его. Его ноги все еще дрожали, а волосы на затылке встали дыбом. Паранойя только усилило его гнев.

- Ответь мне, Лелани! Что, черт возьми, с тобой не так? Ты снова под кайфом?

Лелани зарычала и обнажила клыки, которые были явно больше, чем они должны быть, длиннее, острее и с красными кончиками. Билл отступил на шаг. Десятки фильмов о вампирах, которые он просмотрел за свою жизнь, хлынули обратно в его воспоминания. Чувствуя себя нелепо, он уронил свой смартфон, скрестил пальцы и начал пятиться от нее, ища что-то деревянное, чтобы использовать в качестве кола. Стол и стулья были изготовлены из нержавеющей стали. Не повезло.

Лелани соскользнула со столешницы на четвереньках, обнюхала воздух и облизнула губы. Ее глаза были кроваво-красными и пылали похотью, но не той похотью, которую Билл привык видеть в глазах женщин. В этом взгляде не было ничего сексуального. Ничто в ее глазах не показывало осознания его человечности или личности. Это было хуже, чем физическая объективизация, в которой его часто обвиняли, когда он смотрел на женщин: на их груди, задницы и красивые лица.

Но ее взгляд не превратил его в похотливого самца. Этот взгляд поверг его в ужас. Так из бедных детей гетто текла слюна над чизбургерами из "Макдональдса". А у Лелани текла слюна на Билла. Ее рот приоткрылся. Эти странные клыки с красными кончиками блестели на свету. Толстые струйки слюны, розоватой от крови, текли из уголков ее рта.

- Лелани? Это я, Билл. Что с тобой?

Она зарычала на звук его голоса и поспешила к нему по полу. Билл отскочил назад. Его спина ударилась о открытую дверцу холодильника. Все, что с ней было не так, разъело ее, превратив ее тело в кожу и кости. Она была похожа на чертову жертву Холокоста. Хриплый и разъяренный голос, столь непохожий на ласковое мурлыканье Мэрилин Монро, которое обычно был у Лелани, вырвался из ее гортани.

- Я голодна, Билл. Я очень голодна, - когда она говорила, ее глаза не встречались с его глазами.

Вместо этого они бродили по его телу с головы до пят, словно оценивая его.

- Хорошо. Хорошо. Давай-ка я принесу тебе чего-нибудь поесть, дорогая, - Билл изобразил свою лучшую женоподобную улыбку, но ужас лишил его уверенности в себе.

Лелани покачала головой.

- Неееет временииии. Я безууумно голоднааа! - запела она хриплым кладбищенским воем.

Ее голос звучал так, словно голос мумии будет звучать после тысячи лет проведенных в склепе, но прошло всего несколько дней с тех пор, как он видел ее в последний раз. Не было разумного объяснения ее радикальной трансформации, кроме...

- Ты же вампир, верно? Нет, это нормально. Я понимаю. Кто-то тебя укусил? Тебя укусил вампир, и теперь ты тоже однa из них, верно? Тебе нужна кровь, правда? Я могу достать тебе кровь. Я могу получить столько крови, сколько ты хочешь. На Шестой улице есть целый ночной клуб, полный людей, которые с радостью позволят тебе попить их кровь. Эти подражатели сойдут с ума от настоящего вампира, - сказал Билл, энергично кивая в неудавшейся попытке добиться согласия Лелани.

Лелани подошла ближе, так близко, что Билл мог уловить ее непреодолимый животный запах, удушающую миазму пота, неприятного зловония изо рта и гнили. Билл с отвращением нахмурился и закрыл лицо рукой. Лелани схватила руку и злобно впилась в нее, оторвав огромный кусок мускулов и сухожилий до кости. Розовая плоть предплечья Билла растянулась, как ириска, прежде чем оторваться от локтевой кости. Голая кость с красными прожилками просвечивала сквозь рваную рану.

Билл пронзительно закричал. Свободной рукой он сжал кулак и ударил Лелани так сильно, как только мог. Она отшатнулась, и Билл ударил ее ногой в грудь, упираясь в нее бедрами, как будто он выбивал дверь, в результате чего Лелани растянулась по усыпанному мусором полу.

Она лежала, все еще жуя кусок мяса, оторванный от руки Билла. Затем она проглотила сырую плоть, слизала кровь и кожу с губ и вытерла лицо своим предплечьем. Она радостно улыбнулась, как ребенок, который ест рожок мороженого, обнажив эти причудливые клыки, которые теперь были залиты кровью Билла. Билл повернулся и побежал.

Он бросился к двери с криком:

- Ааааааа! Помогите! Помогитеееее!!!

Но он не ушел далеко. Из-за укуса предплечья в кровоток попал мощный нейротоксин. Его грохочущее сердцебиение быстро распространило яд по всему телу, вызывая болезненные судороги в мышцах. Он упал на землю, согнувшись в агонии. Казалось, что в каждом мускуле его тела есть лошадиная доза транквилизатора. Он попытался выползти из комнаты. Крошечные руки сжали его лодыжки, как тиски. Билл никогда раньше не осознавал, насколько маленькие руки у Лелани. С силой, о которой он никогда не подозревал, что она обладала, Лелани затащила его обратно в квартиру и захлопнула дверь.

Ее налитые кровью глаза-бусинки остановились на его ногах. Без колебаний Лелани схватила его за бедро обеими руками и глубоко вонзила свои клыки в мышцы.

- Нет!!! Отстань от меня! Не трогай меня!!!

Билл ударил ее кулаком, но его руки стали слабыми. То, что вызвало болезненные мышечные спазмы, также лишило его силы.

Челюсти Лелани плотно сомкнулись на его бедре, она жевала его, словно волк, грызущий оленя. Она резко дернула головой в сторону, высвободив мышцу и оторвав ее от кости с влажным, липким, рвущимся звуком, который напомнил Биллу о том, как он чистил манго. Боль была тошнотворной. Его живот скрутило, волны страдания обожгли его чувства.

Пока он беспомощно смотрел, она вырвала очередной кусок из его ноги и проглотила кровоточащее мясо огромным глотком. Комната поплыла, и все стало серым, закручиваясь, как аттракцион в парке развлечений, прежде чем темнота настигла его полностью.

Билл очнулся в ослепляющей, раскаленной добела агонии. Он посмотрел на свою ногу и увидел кость. Область от его бедра до низа была полностью лишена мышц, жира и сухожилий.

- Боже мой! Ты съела мою гребаную ногу! ПОМОГИТЕЕЕЕЕ!!! Моя долбаная нога! Кто-нибудь, помогите мне!

Рядом с ним, в луже крови Билла, лежала Лелани. Ее лицо превратилось в маску из страха и крови. Она зашевелилась при звуке его голоса, поднялась на корточки и понюхала воздух, оглядываясь своими маленькими, залитыми кровью глазами. Ее взгляд упал на оставшуюся ногу Билла, и что-то вроде улыбки - но менее веселой, более плотоядной - пересекло ее лицо. Ее губы, зубы и язык были окрашены в ужасный винный цвет, они были покрыты кровью и кусочками плоти. Она прогрызла остатки хрящей, жира и сухожилий от съеденной конечности Билла. Кровавая слюна текла из уголков ее рта на пол. Она снова вытерла губы предплечьем и еще раз вдохнула воздух, снова уловив запах Билла. Ее глаза закрылись, а улыбка стала шире. Она выглядела так, словно продлевала удовольствие. Когда она открыла глаза и снова пристально посмотрела на Билла, они вспыхнули хищной похотью.

Билл закричал и попытался отползти от нее, когда она бросилась к нему и схватила его оставшуюся ногу.

- Нет! О, боже, нет! Не надо! Пожалуйста остановись! Помогитеееее!!! О, боже, нееееееет!!!

С свирепой жестокостью, используя только зубы и ногти, Лелани оторвала большие куски мяса от оставшейся ноги Билла. Он пытался ударить ее своей оставшейся силой, но не смог сбить ее со своей ноги. Он был так слаб; ему казалось, что он плывет по смоле. Последствия ее явно ядовитой слюны, гиповолемического шока, мучительной боли и ужаса быть съеденным заживо, угрожали снова потерять сознание. Он изо всех сил старался удержать сознание, и попытаться избавиться от Лелани. Но он чувствовал, что проигрывает бой.

Лелани не остановилась на его ногах. Билл взывал ко всем богам, о которых когда-либо слышал, молясь, чтобы Иисус, Кришна, Будда или Аллах отвлек его от этого ужаса, пока она поднималась вверх по его бедрам, срывая с него шорты цвета хаки и отрывая его член одним быстрым жестоким движение. Билл снова закричал, и теперь его молитвы о спасении сменились на отчаянные мольбы о быстрой смерти или, по крайней мере, бессознательном состоянии, чтобы он не почувствовал, что должно было произойти дальше. Она небрежно жевала, роняя кусочки полового органа Билла на пол, а затем собирала их и запихивала окровавленные обрывки плоти обратно в рот и проглатывала их. Кровь, моча и сперма, брызнувшие на пол, вытекли из отвратительной раны. Вот когда Билл окончательно потерял сознание.

Он мечтал совершить круиз по Шестой улице в субботу вечером в поисках клубных шлюх, за рулем своего нового "Мерседеса", c небольшим пробегом, махая стайкам шатающихся пьяныx и хихикающих, выбегающих из баров в обтягивающих мини-юбках, детских футболках, рубашках без бюстгальтера, из которых соски пробиваются сквозь тонкую хлопчатобумажную ткань, а узкие плоские животы соблазнительно выглядывают из-под рубашек. Он видел, как предлагает подвезти их на своем авто за девяносто тысяч долларов и заканчивает вечер, забравшись на парковку.

Он снова осознал реальность своего положения глядя на кровоточащую рану на месте его члена и снова закричал, и потерял сознание. Он приходил в себя еще два раза. Каждый раз его хватало на пару минут, пока он не потерял столько крови, что его сердце остановилось.

Лелани продолжала пировать, представляя себя развратной невестой. В своей смерти он удовлетворил ее гораздо больше, чем когда-либо в жизни. Наконец, его преданность ей была полной и абсолютной. Никакая другая женщина никогда больше не встанет между ними. Теперь они были объединены навсегда - или, по крайней мере, до следующего испражнения.

Дети плакали, кричали и умоляли, они просто были чертовыми паршивцами, которыми их воспитывала мать, не имея возможности вырастить их лучше. Китти, Келли и маленький Натан Джинджред-младший - нуждались в нянькe столько, сколько они себя помнили. Лилиан (миссис Джинджред) проводила время на коктейльных вечеринках, в студии йоги, в студии пилатеса, на каких-то благотворительных мероприятиях или в магазинах. Единственным ее вкладом в воспитание детей было то, что она покупала детям все, чего желали их испорченные сердечки, и нанимала новую няню, когда старая уставала и увольнялась. Когда ее не было рядом, они приставали к нему по всякому дерьму, и Натан не мог этого вынести. Меньше всего ему было нужно слышать их нытье о том, чтобы он сходил за мороженым или гамбургерами, или в какой-нибудь магазин, чтобы купить какую-нибудь дурацкую игрушку, или пойти в какой-нибудь нелепый парк развлечений, или купить какую-нибудь бессмысленную видеоигру. Ему просто не нужно было это дерьмо. Плач ребенка был достаточно раздражающим, и близнецы, к тому же, добавляли какофонии своих звенящих криков о внимании.

- Папааааааа! Мы упали!

- Мы хотим немного мороженного!

- Мы хотим ееееееееесть!

Что, блядь, они знают о голоде? Натану казалось, что он только что вышел из месячного похода по пустыне Мохаве. Он только что поел час назад, но казалось, что он голодал несколько недель. Ему просто не хватало еды. У него был личный повар, работавший круглосуточно с тех пор, как он вернулся из клиники, после того, как он прошел курс лечения. Он заказал все свои любимые блюда - дважды - а затем начал разбирать все и вся в кладовой. Кладовая была размером с однокомнатную квартиру, и он опустошил ее за три дня. Теперь ему пришлось подождать, пока Филипп еe пополнит. Филиппа уже не было больше двух часов, и Натан становился все более нетерпеливым, раздражительным и чертовски злым.

- Заткнитесь, блядь!!!

Это был не первый раз, когда он кричал на своих детей. Он даже не раз лупил их. Он не купился на всю эту щекотливую либеральную чушь о том, что нельзя бить своих детей, когда они не слушаются. Если бы он не работал так много, и у него было бы больше времени проводить его со своими детьми, он бы уже воспитал их. Пусть эти гребаные хиппи растят своих детей неуважительными маленькими ублюдками, если они этого хотят. Его дети будут ходить в церковь и научатся бояться Господа, и, что более важно, они научатся бояться своего отца. Но его неудавшаяся президентская кампания не позволяла ему приходить домой пораньше уже более года. За это время он каким-то образом потерял контроль над домом, а его дети превратились в маленьких засранцев.

- Но мы хотим есть, а ты все съел!

- Еще одно слово, и я сниму ремень! - сообщил Натан из своего кабинета.

Дети играли прямо у его двери. Тринадцать спален, игровая комната размером двадцать на тридцать футов, заполненная всеми известными человечеству игрушками, медиа-зал с кинотеатром на двадцать человек и экраном размером с небольшой кинотеатр с сотнями DVD-дисков, бассейн олимпийских размеров, и шесть акров холмистого зеленого ландшафта, чтобы играть. Но они решили разбить лагерь прямо у его долбаной двери. Иисус Христос!

В детской маленький Натаниэль-младший изо всех сил изображал Арету Франклин[9], крича во все горло. Няня сегодня отсутствовала, а его жена была на благотворительном мероприятии на Манхэттене, и Натану пришлось заниматься всем этим. Он оттолкнулся от своего массивного дубового стола, с немалым удовлетворением отметив, насколько близко он может сидеть за столом теперь, когда его живота не было.

- Я иду, черт возьми! - он бросился к запертой двери кабинета и повернул защелку распахнув дверь.

Его ждали близнецы. Его встретили такие же косички и перекошенное, мучительное выражение лица. Они скрестили руки на груди и выжидающе смотрели на него, как будто он опаздывал на встречу.

- Мы идем, папа?

- Мы никуда не пойдем. Я собираюсь наказать вашего брата, - он протолкнулся мимо двух своих дочерей и направился к лестнице.

- Мама сказала, чтобы ты отвез нас в "Tally's" на обед.

- Мамы здесь нет.

- Мы позвонили ей, и она сказала, что ты нас отведешь, - хором напевали близнецы, следуя за своим раздраженным отцом вверх по лестнице.

Натан повернулся к ним, яростно рыча.

- А я сказал, что мамы здесь нет, и мы никуда не пойдем! Филипп вернется с едой в любую минуту.

По правде говоря, идея пойти куда-нибудь перекусить сейчас казалась идеальной. Вот только "Tally's" был одним из самых популярных ресторанов в Нью-Джерси и всегда был переполнен, а дорога до променада составляла почти десять миль. Им потребуется полчаса, чтобы подготовиться, еще двадцать минут, чтобы поехать туда, а затем, по крайней мере, еще двадцать минут до того, как принесут первые крохотные закуски, которые только раздразнят ненасытный аппетит Натана. От дома до "горячего" может пройти целых два часа. С другой стороны, Филипп мог вернуться в любую минуту с фургоном, полным продуктов, и он мог быстро приготовить для них что-нибудь поесть, пока они ждут основного блюда.

- Мы хотим в "Tally's"!

- Я сказал нет!

Натан ударил их обeих одним взмахом руки, хлопнув по одной челюсти, а затем по другой и отправив их обeих назад вниз по лестнице с ошеломленными лицами. Он даже не оглянулся, поднимаясь по лестнице в комнату Младшего.

- Я расскажу все маме! – услышал он позади себя.

Натану потребовались героические усилия, чтобы не сбежать обратно по лестнице и не избить обеих своих дочерей.

Наверху ребенок впадал в истерику. Крики Младшего становились все более и более театральными. Похоже, словно его пытали. Он был просто избалован и нетерпелив, как и остальные дети Натана. И какого хрена я должен с ними иметь дело? Почему здесь нет Лилиан? Почему гребаная няня не занимается этой ерундой? Терпение Натана рухнуло. Это было похоже на то, как звезда взрывалась сама по себе и образовывала черную дыру. И эта черная дыра находилась прямо в впадине живота Натана. Он был так голоден, что едва мог видеть, а крики Младшего были подобны лезвиям ножа, проникающим сквозь его череп. В тот момент он полностью понимал матерей, топивших своих младенцев.

Его кровяное давление закипело, когда Натан хлопнул дверью в детскую и заметил кричащую, плачущую, пропитанную мочой штуку в дизайнерской кроватке Эдди Бауэра. Натан оказался грубее, чем предполагал, когда схватил истеричное маленькое существо в рукотворных простынях из египетского хлопка ровно из шестисот нитей. Он бросил маленького Натаниэля на пеленальный столик, вызвав еще более громкие крики. Натан стиснул зубы и сжал кулаки. Каждый мускул сокращался, пытаясь сдержать нарастающее напряжение и разочарование, подавить дикую ярость, накапливающуюся внутри него. Его желудок заурчал, и он чуть не потерял сознание как от голода, так и от разделяющей мигрени, которую он получил в результате этого, усугубляемой визгом Младшего в подгузнике, который, казалось, удерживал половину веса ребенка в моче. Натан снял подгузник, бросил его на пол, протер Младшего ароматными салфетками, припудрил его зад и надел новый подгузник. Он делал это мастерски, как будто делал это каждый день своей жизни. Близнецы сделали его ловким во всем, и хотя он не проводил с Младшим и половины того времени, которое проводил с ними, он не потерял сноровку. Но ребенок все еще кричал.

В дополнение ко всей еде в кладовой, Натан выпил все грудное молоко, которое скачивала Лилиан, прежде чем отправиться на Манхэттен. Младшему нечего было есть, пока не вернётся Филипп. Натан сунул ребенку соску в рот. Несколько отчаянных сосаний и короткое мгновение молчания, а затем Натан уложил сына обратно в кроватку, а мальчик выплюнул соску и снова заплакал. Натан зажал уши руками. Ему казалось, что его ударили по голове топором, и голод стал намного сильнее. Он сунул соску обратно в рот Младшему. Он пососал еe дважды и снова выплюнул. Натан повторил это движение еще два раза, вставляя и вынимая соску, прежде чем сдаться и зажать рукой рот Младшего, чтобы заставить его замолчать.

- Заткнись.

Его рука покрыла все лицо, рот, нос и глаза мальчика. Вскоре мальчик замолчал. Натан запаниковал. Он поднес сына к лицу, чтобы убедиться, что он все еще дышит. Он прислушался к его сердцебиению. Онo былo, устойчивoe и сильнoe. Мальчик просто потерял сознание из-за недостатка кислорода, но с ним все будет в порядке. Натан понюхал его. Теперь, когда ему сменили подгузник, от него пахло намного лучше - детской присыпкой и тем свежим рыхлым запахом новорожденного, который напомнил Натану свежеиспеченный хлеб. Изо рта Натана потекли слюни, а затем он укусил Младшего за руку.

Он сделал это не задумываясь, засасывая пухлую ручку сына в рот и прикусив ее. Мальчик проснулся с криком, и Натан снова прижал ладонь к лицу. На этот раз он держал еe там еще долго, до того, как мальчик снова замолчал. Он убрал руку и приложил ухо к груди Младшего. Он больше не мог слышать сердцебиение сына. Все, что знал Натан, - это чудесный запах новорожденного, эта мягкая, эластичная кожа новорожденного, и это нежное, сочное мясо новорожденного, которое, казалось, таяло во рту с каждым укусом. Это было все равно, что съесть яблоко, сочное живое яблоко с ямочками на щеках и глазами, как у Натана.

На звуковой сцене в «Studio City» шла подготовка к еще одному вечеру живой музыки. Это было самое популярное шоу на телевидении. Молодые вокалисты часами выстраивались в очередь за пределами студии, надеясь мгновенно добиться успеха. Тремя знаменитыми ведущими были Лайонел Дуглас, молодой продюсер из Лондона, который отвечал за некоторые из крупнейших музыкальных групп девяностых; Дайан Тейлор, поп-вокалистка конца 80-х - начала 90-х; и Сэмюэл «Пухлый» Салдейн, один из самых популярных и востребованных музыкальных продюсеров в бизнесе.

Пухлый заработал миллионы, выпустив сорок лучших хитов для некоторых из самых громких имен музыкальной индустрии. Он был человеком за кулисами поп- и R&B- див, хип-хоп магнатов и суперзвезд рока. Теперь он был в центре сцены, и все взгляды были обращены на него и двух его соведущих. Вот, почему он пошел в клинику эстетической реконструкции «Афродита» за их последним чудодейственным лекарством от потери веса. С момента лечения он потерял более девяноста фунтов[10], а теперь похудел до ста восьмидесяти фунтов[11] при росте шесть футов четыре дюйма[12]. После лечения он ел без перерыва. Его раздевалка была завалена остатками фруктов и подносов для мясной нарезки, тушами индеек, цыплят и различной рыбы, а также костями от случайных частей коров и свиней.

- Привет! Пухлый! Ты готов? - спросил раздражающе кипучий режиссер-продюсер со светлым пивом в руке и ослепляющее белыми зубами.

- Давайте начнем уже это дерьмо. Я чертовски голоден! - прорычал он.

После лечения, когда наступил всепоглощающий голод, словно апокалипсис, его темперамент стал взрывнее. Он кричал на официантов, спорил с обслуживающим персоналом, угрожал доставщику пиццы и чуть не заставил одну из официанток заплакать этим утром, когда у нее закончилось мясо.

- В самом деле? Я слышал, кейтеринговая служба отправила тебе в гримерку фаршированную индейку пару часов назад. Разве ты не ел? - спросил продюсер.

- Да, я уже съел ее. Теперь я снова голоден. Какого хрена тебе до этого дела? Просто займись этим дерьмом, и я смогу поужинать!

Продюсер приподнял бровь и усмехнулся.

- Целая индейка? И это был не ужин?

Пухлый потерял свой фирменный уравновешенный характер. Он поднялся со стула и бросился к продюсеру за несколько секунд до того, как шоу должно было начаться. Его соведущие только что заняли свои места на сцене и смотрели на него, как будто он сошел с ума. И он возможно был согласен с ними. Все, о чем он мог думать, - это еда, и все, что встало между ним и его следующей едой, было его смертельным врагом. Прямо сейчас это был гиперактивный продюсер с улыбкой «Colgate».

- Что ты делаешь? Мы начинаем через тридцать секунд!

- Ты называешь меня обжорой? Так? У меня проблема с щитовидной железой. Я не обжора, блядь! Ты думаешь, я чертовски толстый, сопливый сукин сын?

Продюсер поднял руки и, улыбаясь и посмеиваясь, отступил на несколько шагов, по-видимому, все еще не обращая внимания на злобного мужчину ростом шесть футов четыре дюйма, идущего к нему.

- Ого! Ого! Успокойся, чувак. Все в порядке. Полегче, не упади, - он покачал головой и снова хихикнул.

Это было то, что в конце концов подтолкнуло Пухлого к краю. Он сжал кулаки.

- Ты смеешься надо мной, ублюдок?

- Я просто хочу сказать, что ты говоришь так, будто все еще весишь триста фунтов. Ты смотрел на себя в зеркало? Что бы ты ни делал, упражнения, метамфетамин, крэк - это дерьмо работает. Так что расслабься, чувак. Не обижайся на меня. У нас есть десять секунд, чтобы выйти в эфир.

- Не говори мне, черт возьми, расслабиться, ублюдок! Хочешь увидеть гетто? Я покажу твое сучье гетто!

Первый удар попал в левую сторону фарфорового подбородка продюсера, повалив его на колени и заставив комнату закружиться. Он протянул руки перед собой, пытаясь отогнать все еще наступающего, все еще смертельно злого музыкального продюсера.

- Какого хрена? Ты, блядь, ударил меня!

Пухлый зарычал, обнажив удлиненные клыки с красными кончиками. Глаза продюсера расширились, и он издал звук, напоминающий визг кота, которому наступи на хвост. После следующего удара он упал на пол лицом вниз, после чего Пухлый начал топтать и пинать его ногой по голове. Его мокасины "Bruno Magli" разрезали продюсеру кожу на голове и залили его кровью. Следующий удар превратил рану в зевающую пасть.

- Пухлый! Иисусe, стой! - крикнул кто-то.

Пухлый не знал кто это, да и ему было все равно. Голод сделал его безумным, разгневанным, и излить эту ярость на череп продюсера было потрясающе. Продюсер перекатился на спину и руками пытался защитить лицо от ударов. Кто-то схватил Пухлого за правую руку, и oн тут же ударил парня левым хуком. Охранник схватил его за обе руки и попытался завести руки за спину. Другой охранник попытался схватить Пухлого за горло. Toт укусил второго охранника за руку, ломая ему кости и зубами впиваясь в пальцы. Один из пальцев оторвался, и Пухлый инстинктивно сжевал его и проглотил. Охранник закричал и отстранился. Он рухнул на колени, держась за окровавленную руку,

Другой охранник тоже отстранился, подняв руки ладонями вверх в знак капитуляции, ему платят слишком мало, чтобы рисковать быть разорванным на части парнем с клыками, как у проклятого вампира. Пухлый повернулся к продюсеру, который пытался подняться на ноги. Он прыгнул на спину мужчине, повалив его обратно на пол и начал его кусать, отрывая куски плоти от рук продюсера, разрывая их до костей, пока мужчина кричал и умолял, а тридцать миллионов зрителей наблюдали за этим в ужасе...

- Какого хрена ты сделал с моим клиентом? - спросил доктор Дэвид Эберсол, убирая с лица длинную до плеч гриву, вьющихся немытых светлых волос, и тем же бессознательным движением потирая лысину в центре. Он был немаленьким, ростом шесть футов два дюйма и чуть больше двухсот фунтов. Он был больше похож на фермера, который сочетает в себе смесь мускулов и жира. Он производил впечатление человека, который ни дня не проводил в тренажерном зале, но приобрел мускулы тяжелым трудом.

Доктор Тревор Адамс, напротив, проводил каждый день в тренажерном зале, работая над своей точеной фигурой. Эберсол видел, как молодой молекулярный биолог набрал 40 фунтов мускулов за шесть или семь месяцев знакомства с этим человеком. Он подозревал, что доктор Адамс сам подписывался и вводил генетические гормональные бустеры. Тот же самый вид генной терапии, который он, без сомнения, дал своему клиенту, но с совсем другими результатами.

- О чем ты говоришь?

У Доктора Эберсола было красное лицо, он тяжело дышал, как будто только что пробежал спринт.

- Лелани Симмс. Какого хрена ты с ней сделал?

- Модель? Она хотела похудеть, не садясь на диету и не проводя часы в спортзале. Все они этого хотят. Дословно она сказала: «Я хочу иметь возможность есть все, черт возьми, что захочу, и не набрать ни фунта». Так что я ей помог.

- Ты-ты что? Ты ввел ей какую-то ДНК или что-то в этом роде?

Тревор Адамс приподнял бровь и покосился на доктора Эберсола.

- Почему ты спрашиваешь меня об этом?

- Я получаю от нее звонки в течение последних трех дней, с тех пор, как она уехала отсюда. Она сказала, что не может перестать есть и худеет как сумасшедшая. Я направил ее к тебе, поэтому я хочу знать, какого хрена ты с ней сделал?

Тревор пожал плечами.

- Я не понимаю. В чем проблема? Похоже, она получила именно то, о чем просила.

Доктор Эберсол рванул вперед, и Тревор вздрогнул. Даже с его мускулами и размерами он все еще чувствовал себя маленьким парнем, особенно среди от природы крупных мужчин, таких как Эберсол.

Доктор Тревор Адамс был не просто маленьким мужчиной, он был моложе его почти на два десятилетия. Он окончил Стэнфордский университет со степенью доктора в замечательном возрасте двадцати двух лет. Он был гением, вундеркиндом. Единственная причина, по которой он работал в клинике, а не в каком-то престижном исследовательском центре, заключалась в нескольких этических упущениях в начале его молодой карьеры.

Он все еще учился в колледже, когда был замешан в скандале с генетическим допингом, в котором участвовали олимпийский пауэрлифтер и искусственный генетический ретровирус под названием «Repoxygen». Он якобы использовал этот вирус для транспортировки гена, вырабатывающего миостатин и инсулиноподобный фактор роста I, который влияет на производство мышц, и рецепторов, активируемых пролифератором пероксисом, семейства белков, регулирующих метаболизм. Лечение не удалось, олимпиец заболел лейкемией и умер. Текстовые сообщения между Тревором и пауэрлифтером вызвали подозрения, но убедительных доказательств найти не удалось. После окончания учебы молодой биолог снова оказался втянутым в полемику, на этот раз с участием олимпийских спринтеров.

Немецкий тренер по легкой атлетике якобы связался с ним по поводу приобретения «Repoxygen» и использования его для вставки гена эритропоэтина, гормона, который заставляет организм производить больше красных кровяных телец, доставляющих кислород в мышцы. Олимпийский комитет полагал, что он планировал использовать его для повышения выносливости своего спортсмена. Между ними также была переписка по электронной почте относительно введения «голой» ДНК непосредственно в мышцы спортсменов, чтобы навсегда изменить их гены и сделать их более мускулистыми за счет высвобождения гормонов роста. В электронных письмах говорилось, что некоторым спортсменам уже делали инъекции, но их иммунная система боролась с чужеродным генетическим материалом. Тревору и тренеру по легкой атлетике было навсегда запрещено участвовать в каких-либо отношениях с Олимпийскими играми и участниками Олимпийских игр. И любые спортсмены, которые будут связаны с одним из них, также будут навсегда отстранены от участия в олимпийских соревнованиях. Вскоре после этого с доктором Тревором Адамсом связалась клиника эстетической реконструкции «Афродита».

- Она не может перестать есть! Вот в чём проблема! Она говорит, что не может спать, не может работать, она думает только о еде. Ее метаболизм полностью нарушен! Что, черт возьми, ты ей дал?

- Я попробовал кое-что новое. Я усовершенствовал использование «Repoxygen» для транспортировки ДНК и передачи генетических признаков от одного хозяина к другому. Это был огромный успех.

- Какой генетический материал ты использовал?

- ДНК карликовой землеройки.

- Кого?

- Я выделил ген, контролирующий метаболизм карликовой землеройки. Знаешь ли ты, что у них один из самых быстрых обменов веществ среди всех животных на планете? Они даже не хранят жировые клетки.

Пальцы доктора Эберсола сжимались и разжимались, сжимая пальцы в кулаке, а затем расслабляясь, как будто он не мог решить, хочет ли он ударить Тревора по лицу или задушить его.

Глаза Тревора наполнились слезами, предвкушая побои.

- Ну, а знал ли ты, что, поскольку они не накапливают жир, им нужно есть каждые два долбаных часа, иначе они умрут? Каждый день они едят вдвое больше своего веса. Они убивают животных вдвое больше их. Это одни из самых жестоких животных на планете, потому что они всегда голодны! И ты вложил эти черты в гребаного человека! Ты с ума сошел?

Тревор поднял руки.

- Ого! Эй, Дэвид! Я уверен, что все не так плохо, как ты думаешь. На этой неделе я осмотрел около дюжины пациентов и не слышал никаких жалоб. Почему бы тебе не попробовать позвонить ей еще раз? Я уверен, что с ней все в порядке.

Эберсол полез в карман за мобильным телефоном. Он указал пальцем на Тревора, как будто целился из ружья.

- Оставайся на месте, черт возьми!

Тревор поднял руки.

- Я никуда не собираюсь.

Прозвучало несколько длинных гудков, прежде чем кто-то наконец ответил.

- Здравствуйте? Лелани?

Из телефона раздалось низкое рычание.

- Лелани? Это я, Дэвид. Доктор Эберсол.

Из телефона раздался вой, полный боли и ярости. Казалось, он продолжался вечно, увеличиваясь в громкости, пока не превратился в пронзительный крик. Оба доктора задрожали.

- Лелани? Что случилось? Что случилось?

- Я очень голодна! Голодена! ГОЛОДНААААААА!

- У вас есть что-нибудь поесть? Я лечу обратно в Остин. Я скоро буду. Вам просто нужно питаться, пока я не доберусь туда. Есть ли в доме еда?

- Билл.

- Билл здесь? Он может принести вам еды?

- Нет

- Почему? Дайте ему трубку.

- Я его съела.

- Что вы сказали?

- Я съела Билла. Я очень голодна. Помогите мне! Помогите мне! Я очень голодна!

Доктор Эберсол повесил трубку. Вся кровь отлилась с его лица. Он выглядел явно потрясенным.

- Что она сказала?

Доктор Эберсол ударил молодого биолога кулаком, разбив ему нос и посадив на задницу.

- Господи Иисусe! Ты сломал мне гребаный нос! Я звоню в полицию! Я собираюсь подать на тебя в суд на все, что у тебя есть или когда-либо будет! Бля, чувак! Ты с ума сошел?

- Это я с ума сошел? У тебя хватает наглости спрашивать меня, сумасшедший ли я? Xочешь знать, что она сказала? Она съела своего долбаного жениха. Это то, что она сказала. Она съела своего долбаного жениха!!! Безрассудный гребаный засранец!

- Вот дерьмо, - сказал Тревор.

Он перестал вытирать кровь из носа и просто сел на пол с открытым ртом, глядя прямо перед собой с отстраненным выражением лица.

- Что-что нам делать?

- Нам? Я должен вышвырнуть твою задницу из-за этого, но ты заберешь с собой всю клинику. Спросим Сару. Но тем временем нам нужно немного уменьшить ущерб. Иди умой свое гребаное лицо. И не беспокойся о своем носе. Я попрошу Джима позже исправить это. В любом случае, он был чертовски большим. Ты похож на Генри Винклера[13]. Скажи ему, чтобы он сделал тебе что-нибудь, что не сломается так легко. У меня такое чувство, что я захочу снова тебя ударить, когда вернусь из Остина.

- Ты действительно едешь туда? Я имею в виду, она ведь съела чувака.

- Смотри, маленький кусок дерьма. Я знаю Лелани более десяти лет, с тех пор, как мы открыли эту клинику. Она была одним из наших первых клиентов. Я больше, чем ее диетолог. Я ее гребаный психиатр. Она была у меня дома, ела с моей семьей, играла с моими детьми. Я привел ее к тебе, потому что она была в отчаянии, я думал, что ты гребаный гений.

- Слушай, мне очень жаль, чувак. Я облажался.

Тревор протянул руку доктору Эберсолу, чтобы тот помог ему подняться с пола, но Эберсол отбросил его и зашипел. Тревор с трудом поднялся на ноги, выхватил из банки пригоршню ватных шариков и засунул их себе в нос, чтобы остановить кровотечение.

- Это дерьмо, которое ты ввел моему клиенту, этот ретро-вирус, он заразен?

- Что?

- Может ли он распространяться? Мне нужно знать, насколько ты облажался. Как он передается?

- «Repoxygen?» Нет, он не заразен.

- Что, если он мутирует?

- Это искусственно созданный вирус. Он не должен изменятся.

- Не должен или не может?

- Не должен... Я имею в виду, что не может... Черт… Проклятый вирус создавал не я. Я просто использовал его для транспортировки ДНК. Я это дерьмо не изобретал.

- Так ты действительно не знаешь, может ли он распространиться или нет? Ты ввел дюжине людей непроверенный генетический вирус, о котором ты ни черта не знаешь?

- Вирус протестирован. Я не менял структуру вируса. Я просто добавил к нему ДНК.

- Тебе лучше надеяться, что это дерьмо, которое ты состряпал, не причинит большего ущерба, чем уже нанесено.

Глаза Тревора расширились, и он зажал рот рукой.

- Вот дерьмо.

- Что?

- Девочка! Маленькая девочка!

Тревор начал рыться в стопке файлов на своем столе.

- Что за девочка? Не говори мне, что ты вколол это дерьмо ребенку.

- Она была подростком. Пятнадцать лет. Ее родители привели ее, потому что она сильно страдала ожирением и ни одна из диет, которые они пробовали, не сработала. Ей даже наняли личного тренера. Ничего не помогало. В школе ее дразнили…

- Так ты подумал, что было бы неплохо потрахаться с ее генами?

- Я думал, что это будет безопасно, и ее родители были готовы заплатить за это что угодно. Сара рассказала им об этом. Они этого сами захотели. Они были очень настойчивы. Вот. Девочку зовут Стар. Стар Траурнинг.

- Стар Траурнинг? Ты имеешь в виду...? Ах, блядь, не говори мне. Алексис и Майк Траурнинг, актеры… Это их дочь?

- Да. Я думаю это так.

- Тогда мы в полной заднице. СМИ не слезут с нас, если она взбесится, как Лелани, если она уже этого не сделала. Это только вопрос времени, когда FDA[14] откроет нашу дверь. Будут судебные процессы. Может быть, даже на нас заведут уголовное дело.

Доктор Эберсол отчаянно расхаживал, пробегая руками по своим длинным светлым волосам и потирая лысину на макушке.

- Нет, если мы сможем добраться до них до того, как вирус подействует. Я только вчера сделал ей укол.

- Забронируй нам билет на следующий рейс обратно в Штаты. Мне нужно добраться до Остина, а тебе лучше поехать в Лос-Анджелес и увидеть эту девчонку.

Джейми и Элейн не могли вспомнить, когда они не были знамениты или не были влюблены. Они познакомились на детском телешоу в девяностых годах. Им было по одиннадцать и двенадцать лет, когда они полюбили друг друга. Когда шоу закончилось, они оба начали успешную карьеру поп-певцов, быстро став двумя крупнейшими подростками-звездами в стране. Их свадьба была национальным событием. Но возраст и склонность к богатству сделали свое дело, а средства массовой информации были недоброжелательны.

Год назад Элейн родила первенца. Шесть месяцев назад она попыталась вернуться с многомиллионным видео и выступить на популярном певческом конкурсе, но все, о чем можно было говорить, - это ее толстые бедра, живот и выпуклый верх ее обтягивающих джинсов. Джейми тоже набрал вес, вес сочувствия, как он это называл, и, увидев, через что прошла его жена, отложил свое собственное возвращение в центр внимания. По правде говоря, он стал отшельником, спрятавшись за стенами их многомиллионного поместья. Ходили слухи, что он поправился на сотни фунтов и стал чем-то вроде замкнутого человека с ожирением. Его агент уговаривал его показать себя и развеять слухи, но он боялся. Однажды его агент рассказал ему о клинике эстетической реконструкции «Афродита», и он назначил встречу для него и его жены. Результаты были чудесными.

Они стояли обнаженные, любуясь своими новыми телами. Лечение имело поразительный успех. Они выглядели такими же поджарыми, как и в 1995 году, когда они впервые попали в топ-сорок звезд. Фирменный знак Джейми, грива черных как уголь волос, спустившихся до щиколоток, теперь поросла сединой, но в остальном он снова был похож на подростка. И он все еще худел. Они оба худели.

В тот день они впервые с момента рождения их сына вместе появились на публике. Они пошли на пляж, и папарацци следовали за ними, как стая шакалов, жаждущих снимков ее выпуклого животика или желанной фотографии голливудского телосложения Джейми, превратившейся в жареный на юге жир. Вместо этого они получили фотографии, на которых пара выглядела удивительно стройной. Пара красовалась своим новым телом в крошечных купальных костюмах. На ней было такое маленькое бикини, которое с таким же успехом могло быть сделано из зубной нити.

- Я бы надел «Speedo», но это было бы чересчур, - сказал Джейми.

- Я думаю, это было бы чертовски сексуально, - ответила Элейн, целуя его в шею, её губы были покрыты куриным жиром.

Они покинули пляж раньше, чем предполагалось, оба внезапно почувствовали голод. Они пошли в ближайший ресторан и заказали небольшие обеды, подходящие для двух мегазвезд, пытающихся сохранить свою знаменитую талию. Это не утолило их аппетит, но папарацци наблюдали. Они помчались домой, отчаянно нуждаясь в еде.

- Что, черт возьми, происходит? Я очень голоден!

Вернувшись домой, они с маниакальным рвением напали на свою обширную кладовую, съедая все, что попадалось в их руки, беспрерывно запихивая еду в рот, пока голод, наконец, не утих.

- Что с нами не так? - спросила Элейн.

- У нас все в порядке. Это должно быть просто побочный эффект. Врач сказал, что мы можем есть все, что захотим. Мы, наверное, просто недоели в ресторане.

Элейн слабо улыбнулась, но ответ ее не убедил.

Они отнесли Габриэля, своего годовалого сына, в его комнату и уложили спать. Он сидел в кладовой и плакал, а они не обращали на него внимания и ели, ели и ели. Они чувствовали себя виноватыми, но теперь они были истощены. Его они оставили с теплой бутылкой грудного молока. Затем они удалились в свою комнату.

Джейми снял свои шорты и подошел к зеркалу, где к нему присоединилась Элейн, вылезая из бикини.

- Это же удивительно, не правда ли? Мы снова похожи на подростков.

- За исключением морщин, - добавила Элейн, проводя кончиками пальцев по тонким морщинкам в уголке его глаза.

Джейми улыбнулся.

- Это только заставляет нас выглядеть мудрее.

- Пойдем полежим. Я так усталa.

Они подошли к кровати, но Джейми почувствовал, что его влекло более сильное желание, более сильное, чем его потребность во сне. Он провел рукой по ее обнаженной заднице и почувствовал, как его мужское достоинство увеличилось. Он прижал свою опухшую плоть к ягодице Элейн.

- Это то, что я думаю? Ты не можешь быть серьезным.

Элейн обернулась, дьявольски улыбнувшись, и прижала свое обнаженное тело к мужу, придавив его эрекцию своим животом. Она протянула руку между ними и взяла его твердый орган, нежно поглаживая его.

- Мы были так заняты, что еще не брали наши новые тела на тест-драйв. Давай займемся любовью. После мы сможем поспать.

Они поцеловались. Это был отчаянный страстный поцелуй. Их языки враждовали между их соединенными губами. Он втянул воздух из ее легких, прижимая ее тело к себе. Вместе они упали на кровать, губы, языки и извивающиеся конечности переплелись, как два неуклюжих подростка, впервые мчащихся к экстазу. Он вошел в нее сзади, уткнув ee лицо в подушку.

Тело Элейн теперь выглядело еще стройнее, чем всего несколько минут назад, как будто она теряла вес каждую минуту. Он мог видеть ее грудную клетку сквозь спину. Ее позвонки выпирали из кожи, как у рептилии, как костные пластины на спине динозавра. Он остановился и перевернул ее на спину. С первого взгляда ее потеря веса была еще более драматичной. Ее груди сморщились, как чернослив. Соски были похожи на два засохших изюма. Он мог видеть каждую косточку в ее груди. Хуже того, он снова почувствовал голод.

Они снова поменялись местами. На этот раз Элейн была сверху. Ее скелетное лицо смотрело на него сверху вниз, глаза блестели от голода и безумия. Он не помнил, чтобы она раньше выглядела такой истощенной. Как будто их занятия любовью как-то ускоряли ее метаболизм. Возможно, это было просто потому, что она была такой маленькой, всего пять футов четыре дюйма[15], и весила всего 116 фунтов[16], когда взвешивалась сегодня утром. У ее тела оставалось так мало питательных веществ. Теперь это, очевидно, разъедалo ее мышечную ткань.

Элейн улыбнулась ему. Ее зубы были длинные, острые и красные. Когда она его укусила, Джейми почти не заметил. Он уже откусил одну из ее грудей, жевал и глотал, когда она разорвала ему горло.

- Мама! Я голодная! Мне нужно что-нибудь поесть!

Везде были замки: на дверце кладовой, на холодильнике и даже на шкафу, где хранились кофе, чай и специи. Стар Траурнинг изо всех сил тянула дверцу холодильника, мышцы напрягались, по ее лицу текли слезы и пот.

- Я умираю с голоду!

- Не будь глупой. Ты только что поела. Ты просто жадничаешь. Как ты рассчитываешь похудеть, если будешь продолжать есть все подряд?

- Но я худею! Посмотри на меня!

Стар была ростом около пяти футов пяти дюймов[17] и весила более двухсот пятидесяти фунтов[18], прежде чем родители отвезли ее в клинику эстетической реконструкции «Афродита». По дороге в аэропорт ее мама описала некоторые из услуг, которые им окажут в клинике: пластическая хирургия, липосакция, закрытие челюсти, кормление через капельницу, программы экстремальных упражнений и диеты, пластические операции. Для Стар это прозвучало как дом ужасов.

Она была в ужасе и плакала всю дорогу до аэропорта. В самолете в Канкун[19] Стар тихо плакала и отказывалась есть.

Через пятьдесят минут на пароме они сидели с доктором Сарой Махендру, высокой, стройной персидской женщиной с длинными, черными волосами, идеальным носом, большой упругой грудью, с которой она явно не родилась, и кошачьими многогранными миндалевидными глазами.

- У нас есть новая процедура, которую только что разработал один из наших врачей, которая может вас заинтересовать. Это дорого, но навсегда и требует всего лишь одного лечения.

- Какое лечение? - спросила Стар.

- Если получится, мы возьмем, - прервала ее мать.

Стар неодобрительно посмотрела на мать, которая сокрушила его собственным злобным взглядом.

- Лечение включает модификацию генов. По сути, мы изменяем ваши гены, чтобы они приказывали вашему телу перестать производить жировые клетки.

- И как это происходит?

- Рекомбинантная ДНК. Мы вводим новую ДНК прямо в ваш кровоток через генетический ретро-вирус.

- Вирус? Я не хочу чтобы в меня вводили какой-то вирус! Ни за что!

- Это совершенно безопасно. Вирус просто используется для распространения новой ДНК по вашей системе. Это транспортная система. Это совершенно безвредно, - широко улыбаясь, сказала доктор.

Зубы у нее были идеально ровными и ослепительно белыми. Стар подозревала, что все это были зубные имплантанты. Женщина, вероятно, отбелила свою задницу и, вероятно, перенесла косметическую операцию на влагалище, поэтому половые губы были аккуратными, подстриженными и идеально заправленными внутри ее покрытого бразильским воском моллюска. Стар хихикнула и покачала головой над абсурдностью одержимой красотой женщины.

Краем глаза она увидела, как загорелый цвет лица матери покраснел, челюсти сжались, а ноздри раздулись.

- Довольно! Больше никаких аргументов. Врач говорит, что это работает. Или ты хочешь вечно оставаться толстой?

Стар отвернулась от матери, вытирая слезы с глаз. Она опустила голову и замолчала.

Алексис Траурнинг была устрашающей женщиной даже для тех, кого она не рожала. Она была больше, чем актрисой, она была иконой кино, которая снялась в некоторых из самых знаменитых и награжденных голливудских постановок последних двух десятилетий. К тому же она была потрясающе красивой. В свои сорок пять лет, с гибким подтянутым телосложением балерины-подростка, она вызывала зависть у женщин вдвое моложе. У нее не было ни морщин, ни пигментных пятен, ни прыщей, ни грамма лишней жировой ткани. Даже несколько прядей седины в ее темно-черных волосах делали ее более элегантной, и ее все хвалили за то, что она не красила их. О ее глазах поэты могли писать сонеты, а губы были словно ужалены пчелами. То, что знали немногие за пределами ближайших родственников, было то, что почти ничего из этого не было настоящим. Она морила себя голодом и работала как сумасшедшая.

Ее грудь представляла собой силиконовые мешочки, изготовленные опытными хирургами из клиники «Афродита», чтобы она могла отскакивать и провисать. Этого было достаточно, чтобы заставить самого внимательного наблюдателя поверить в то, что они настоящие, но величайшим произведением искусства было ее лицо.

Нестареющее лицо Алексис Траурнинг без морщин представляло собой гобелен из стратегически расположенных хирургических шрамов. Большинство из них было спрятано вдоль линии волос; другие слабые шрамы со следами были замаскированы слоем индивидуального дизайнерского макияжа, который безупречно соответствовал ее естественному цвету лица. Ее пухлые губы были заполнены жиром, высосанным из ее живота и задницы. Даже ее длинные блестящие волосы были полны наростов и дорогих средств для волос. Она была так же одержима красотой, как и доктор Махендру. Они были зеркальным отображением друг друга.

Стар знала, что ее мать терпеть не может ожирение. Стар видела отвращение на лице своей матери каждый раз, когда она смотрела на нее, и в каждом саркастическом слове, которое она произносила о своей внешности. Ее так называемые «слова ободрения» были просто подлыми уколами, которые причиняли боль и заставляли Стар броситься в кондитерскую, заглушая боль. Она уже много лет не водила дочь на премьеру фильма или публичное мероприятие, с тех пор, как увеличился ее вес.

Не проконсультировавшись с врачом или каким-либо специалистом в области здравоохранения, ее мать диагностировала у Стар синдром Прадера-Вилли[20] в возрасте четырех лет, приняв нормальный здоровый аппетит за состояние, характеризующееся неспособностью эффективно преобразовывать жир в энергию, что привело к сильному голоду и постоянное ненасытное желание поесть. Ее решением было заморить голодом свою маленькую дочь, поставив замки на холодильник и кладовую, ограничив потребление еды в 750 калорий в день. Стар восставала, копила еду в своей комнате и питалась нездоровой пищей в школе. Каждый раз, когда ее ловили с конфетами и пирожными, засунутыми под матрас, в сознании матери это подтверждало ее диагноз. Дочь заболела. Она не могла перестать есть. Ее отвратительная полнота была убедительным доказательством.

Теперь, когда тело Стар поглощало само себя, и она теряла килограммы с каждым часом, терпя голодные боли, выворачивавшие кишки наизнанку, ее крики о еде казались ее анорексичной матери еще одним симптомом ее болезни.

- Мама Пожалуйста! Я умираю! Я очень голодна!

- Ты не умираешь. Ты становишься красивой! Лечение работает! Посмотри на себя! Ты уже почти худая!

Стар повернулась и посмотрела на себя в одно из зеркал в полный рост, которое ее мать повесила на задней части каждой двери в доме в наказание, чтобы напомнить ей о том, какой жирной коровой она позволила себе стать. Только сейчас девушка, оглянувшаяся на нее, совсем не была толстой. Тут и там было еще несколько выпуклостей. Ее бедра были все еще широкими, а бедра толще, чем должны были быть, но они были далеко от слоновьих ног, которыми они были вчера. Свитки жира под подбородком уменьшились с двух до одного. Ее жирная область верхней части киски, как ее назвала ее мать, большой рулон студенистой плоти, который выпирал чуть ниже ее пупка и свешивался над влагалищем, полностью исчез. Она теряла в весе, резкое ужасающее количество веса за такое короткое время.

- Что-то не так, мама. Я слишком сильно худею.

Ее мать отмахнулась от нее, щелкнув запястьем, усмехнувшись и раздраженно закатив глаза.

- Не будь глупой, Стар. Ты никогда не сможешь похудеть слишком сильно. Как сказала Уоллис Симпсон, герцогиня Виндзорская: «Женщина не может быть слишком худой или слишком богатой». Если ты голодна, вот рисовый пирог.

Она вытащила пачку рисовых лепешек, которые спрятала в своей огромной сумочке "Prada", и полезла внутрь, чтобы вытащить из упаковки один из хрустящих дисков с текстурой пенополистирола.

Рыча, Стар бросилась через комнату, подпрыгнув, как какая-то толстая домашняя кошка, нападающая на мешок кошачьей мяты, и выхватила весь пакет из рук матери. Она врезалась в кухонную стену, опрокинув стол в кухонном уголке, проделав дыру в гипсокартоне и сломав один из кухонных стульев. Она начала бездумно засовывать в рот пригоршни рисовых лепешек.

- Иисусe! Что на тебя нашло? Это отвратительно! Я сказала, что ты можешь съесть один. Верни их, юная леди! Ты ешь как животное!

Стар увидела, как ее мать потянулась за едой, и ее охватила внезапная подавляющая ярость. Ее губы оторвались от зубов, и рычание вырвалось из ее горла. Она набросилась так внезапно и яростно, что ее мать едва успела среагировать, как удивительно удлиненные клыки Стар сжали ее руку.

- Она укусила меня! Я чувствую себя ужасно. У меня судороги. Я не могу пошевелиться, - простонала Алексис.

- Где она сейчас?

- Я затолкала ее в ее комнату и заперла снаружи. Она не может выбраться.

У Тревора было время задуматься, почему комната ее дочери заперта снаружи.

- Я не могу пошевелиться!

- Это от укуса. Я думаю, в ее слюне может быть какой-то нейротоксин. Эффект должен скоро пройти. Она что-нибудь поела?

- Нет. Она все время пытается добраться до еды, но я не позволяю ей. Она пытается свести на нет всю вашу работу!

- Послушайте, миссис Траурнинг. Что-то пошло не так с процедурой. Вы должны ее много кормить, а я имею в виду очень много. Вы понимаете? Ей нужно много еды, иначе ваша дочь умрет. Вы меня слышите, миссис Траурнинг?

- Я не могу этого сделать.

- Вы должны. Ваша дочь слишком быстро худеет. Она умирает от голода. Вы должны ее кормить.

- Но она снова станет толстой. Вы должны увидеть, как она выглядит. Она так сильно похудела. Она шикарно выглядит! Процедура сработала, доктор!

Стюардесса направлялась к Тревору, глядя на телефон в его руке. У него было всего несколько секунд, прежде чем она скажет ему выключить телефон.

- Я буду у вас примерно через четыре с половиной часа. Если не накормить ее, к тому времени она умрет. Ей нужно есть каждые два часа.

- Каждые два часа! Я этого не сделаю! Вы снова пытаетесь сделать мою малышку толстой!

Стюардесса теперь стояла прямо над ним.

- Сэр, вы должны выключить свой телефон. Мы готовимся к взлету.

- Я доктор. У меня на телефоне сейчас пациент. Это критическая ситуация на грани жизни и смерти. Пожалуйста, дайте мне еще несколько минут, хорошо?

- Мне очень жаль, но вы должны повесить трубку.

- Одна минута ладно? Я уберу телефон через минуту. Маленькая девочка умрет, если я не смогу заставить ее мать понять, что ей нужно сделать.

Отчаяние в его голосе заставило бортпроводника замолчать. Она тревожно обернулась. Тревор обернулся за ней и увидел мужчину со стальными глазами, одетого в пыльную коричневую кожаную куртку поверх белой футболки и джинсов.

Мужчина расстегнул ремень безопасности и начал вставать со своего места.

Маршал авиации. Блядь.

- Пожалуйста.

Она отмахнулась от мужчины, и он вернулся на свое место. Его суровые глаза все еще были прикованы к Тревору.

- У вас есть одна минута, - прошептала стюардесса, грозно погрозив ему пальцем.

- Спасибо. Спасибо.

Тревор положил руку на сотовый телефон.

- Mиссис Траурнинг? Вы еще тут?

- Я здесь.

- Вы не можете позволить своей дочери умереть только потому, что хотите, чтобы она выглядела красивой. Я знаю, что общество заставляет женщин быть худыми и красивыми. Черт, я зарабатываю на жизнь этим, но сейчас она ни за что не наберет вес, сколько бы она ни съела. Она умрет, если не будет есть. Что вам нужно, миссис Траурнинг? Живая дочь или тощий труп?

Еще одна пауза.

- Хорошо. Я ее накормлю.

- Оу, миссис Траурнинг?

- Да?

- Будте очень осторожны. Лечение могло сделать ее немного… непредсказуемой. Не позволяйте ей снова укусить себя.

- Зачем ей снова кусать меня?

- Потому, что она голодна.

Полет сводил с ума. Мысли Тревора были заполнены образами кровавой бойни. Он представил легендарную актрису Алексис Траурнинг, которую съел ее собственный ребенок. Ему хотелось заставить самолет лететь быстрее. Он продолжал поглядывать на доктора Эберсола и видел то же напряжение и нетерпение, отпечатавшееся на чертах его коллеги, но было что-то, кроме кипящей от беспокойства ярости. Он был явно возмущен ситуацией, в которую Тревор поставил его и всю клинику. Тревор согласился со своей ролью в этом фиаско, но он был не единственным виноватым в этом. На его взгляд, об этом просили все: клиника, Алексис Траурнинг и ее дочь, даже Лелани Симмс.

Они пришли к нему в поисках чуда, недовольные тем, что дала им природа. Они хотели быть худыми любой ценой. Он предупредил их, что лечение проводилось только на животных, что это не одобренное лечение. Он предупреждал их всех, что могут быть неизвестные побочные эффекты. Им было все равно. Они были готовы на все, что угодно, чтобы быть худыми. Итак, он дал им это чудо, которого они искали.

Тревор вырос на северо-западе Филадельфии, в Джермантауне, и был единственным ребенком матери-одиночки, испуганным белым ребенком в преимущественно черном районе. Отсутствие денег сказывалось на каждом дне его молодой жизни. Спустя годы он все еще сохранял болезненные воспоминания о том, как его мать плакала в поздние часы, когда ей казалось, что он спит, когда она пыталась выяснить, как она собирается оплачивать счета, более многочисленные, чем могла бы покрыть ее зарплата в двадцать тысяч долларов в год. Он вспомнил, как она работала на двух работах, возвращалась домой измученной, иногда слишком уставшей, чтобы есть, когда она заканчивала готовить ужин для Тревора. Даже сейчас он вспомнил, как он чувствовал себя, идя в магазин за продуктами на талоны на питание после того, как его мать потеряла однo из своих рабочих мест, выдержав осуждающие взгляды и слова насмешек со стороны других детей.

Одно из самых ранних воспоминаний Тревора было о том, как он шел из школы домой по Джермантаун-авеню, проходя мимо магазинов с едой, одеждой, пластинками и игрушками, которые он не мог себе позволить, наблюдая, как его одноклассники проезжают на автобусе, на котором он не мог позволить себе ездить, и машут ему или корчат рожи. От школы Генри Хьюстона в Маунт-Эйри до его маленького дома в Джермантауне было четыре мили. Для Тревора был выбор, либо поехать на автобусе, либо пообедать. Его мать не могла позволить себе купить ему проездной на автобус и обед. Итак, он пошел.

Он покидал Джермантаун-авеню и двинулся по переулкам, с трепетом глядя на красивые дороги, поросшие сахарными кленами; пятидесятифутовые белые сосны; пышные ивовые дубы и стофутовые платаны; огромные колониальные мини-особняки, заросшие плющом, с видом на раскинувшиеся деревья и зеленые газоны. Новенькие "Линкольны", "Kадиллаки", "Mерседесы" и "Bольво" стояли на подъездных дорожках. Внутри было тепло и уютно. С полными животами, были счастливые малыши с мамами, которые не плакали по ночам.

Когда Тревор каждый день приходил домой в полуразрушенный трехэтажный дом, в котором жил со своей матерью, он готовил себе бутерброд с арахисовым маслом и желе и садился делать домашнее задание, пока ждал, когда она вернется домой и приготовит ужин. По понедельникам, средам и пятницам, когда его мать работала на второй работе, Тревор сам готовил себе ужин и засыпал. Ему было десять лет, когда его мать впервые начала работать на двух работах. Иногда мать будила его, когда приходила домой, обнимала, и они вместе мечтали. Онa рассказывалa о том, как он однажды он пойдет в колледж, получит докторскую степень, станет известным ученым и будет жить в большом доме с множеством еды и игрушек, как дети в Маунт-Эйри и Честнат-Хилл. Тревор обещал своей матери, что купит ей большую блестящую новую машину и возьмет ее в путешествие по всему миру. Она сказала ему, что так усердно работает, чтобы однажды он поступил в колледж и получил все, о чем он мечтал. Тревору так и не удалось купить своей матери новую машину. Она умерла от диабета, связанного с ожирением, незадолго до того, как он окончил среднюю школу. Ее единственным желанием было, чтобы он добился успеха, и Тревор не собирался ее подводить.

Когда Тревор учился в колледже, он смотрел документальный фильм о двух докторах, которые изобрели грудные имплантанты. Они заработали миллионы и стали знаменитостями в мире медицины. Это был тот успех, которого желал Тревор. Но он знал, что пластическая хирургия - это умирающая наука. Будущее было за генной инженерией. То, что в обществе называлось «генным допингом», было готово сделать пластическую хирургию, а также всю индустрию питания и фитнесса устаревшей. Тот факт, что генный допинг был незаконным, казался ему нелепым. Он никогда не встречал профессионального спортсмена или спортсмена олимпийского уровня, который не принимал бы какие-либо препараты, улучшающие спортивные результаты. Тем не менее, общественность чествовала тех, кого не поймали, и подвергала остракизму спортсменов, не прошедших тесты.

Подобно «натуральным» профессиональным бодибилдерам, «прирожденный спортсмен» давно стал мифом. В каждом виде спорта, от бейсбола до баскетбола, футбола, бокса, тенниса, велоспорта, легкой атлетики, плавания, смешанных боевых искусств и даже волейбола, препараты для повышения производительности являются нормой, а не исключением. С шестидесятых годов в спорте идет гонка вооружений, когда каждый атлет борется за преимущество, и в этой гонке вооружений генная инженерия готовилась стать ядерной бомбой.

Спортивные болельщики хотят, чтобы рекорды устанавливались год за годом, в каждый спортивный сезон, на каждой Олимпиаде. Как они думают, что такое может случиться без какой-либо фармацевтической помощи? Но спортивная индустрия должна поддерживать иллюзию. К черту иллюзию! Почему бы не сделать спортсменов настолько быстрыми и сильными, насколько это возможно? Почему бы не сделать женщин настолько красивыми, насколько они могут быть? Если наука может это сделать, а публика явно этого хочет, почему бы и нет?

Тревор накапливал в своей голове негодующий, непоколебимый гнев. Он знал, что он будет изображен плохим парнем, будет распят СМИ, возможно, даже заключен в тюрьму и/или привлечен к суду на миллионы, когда это будет разоблачено. Несмотря на их усилия по сдерживанию этого отчаянного бегства обратно в Штаты, чтобы попытаться предотвратить то, что казалось неизбежной судьбой, СМИ уловили это. Если бы дочь Алексис Траурнинг съела ее из-за генетического лечения для похудания, это было бы главной историей года.

Тревор подумал о других, которых он лечил, о тех, с кем он еще не контактировал: о ведущем телевизионного конкурса вокалистов с самым высоким рейтингом в Лос-Анджелесе; шеф-поваре в Остине; известнoм молодoм кантри-певцe; бывшeм республиканскoм спикерe; ведущeм афроамериканского ток-шоу; хип-хоп исполнителe Пухлoм; двух поп-певцaх, которые были одной из самых известных пар на планете; и по крайней мере шести других. Это был лишь вопрос времени, когда доктор Эберсол начнёт расспрашивать его о других своих пациентах, а Тревор все еще понятия не имел, что он собирался делать.

- Что мы будем делать, когда туда доберемся?

Доктор Эберсол очнулся от своих глубоких мыслей. Его лицо, казалось, постарело на десять лет с тех пор, как они сели в самолет. Его глаза были пустыми, глядя сквозь Тревора на какой-то ужас из его самого темного воображения. Тревор точно знал, о чем он так пристально размышлял. Он пытался представить, насколько сильным должен быть чей-то голод, чтобы заставить его съесть другого человека посреди города с супермаркетами и ресторанами в пятнадцати или двадцати минутах ходьбы.

- Что?

Взгляд доктора Эберсола сфокусировался на Треворе, как будто он только что осознал присутствие мужчины рядом с ним. Он смотрел на Тревора с явным пренебрежением. Его лицо исказила насмешка отвращения.

- Мне просто интересно, что именно мы будем делать, когда вернемся в Штаты. У меня точно нет противоядия. Что нам здесь делать? Как мы собираемся им помочь?

Далекий взгляд Эберсола устремился на Тревора. Похоже, он был в шоке.

- Дэвид?

Его глаза снова сфокусировались. На этот раз он выглядел менее злым. Он просто выглядел побежденным.

- Нам нужно вернуть их в клинику или больницу, а затем тебе нужно выяснить, как извлечь эту ДНК из их клеток.

Тревор покачал головой.

- Это невозможно. Если что-то входит в генетическую структуру, это невозможно просто так удалить.

Доктор Эберсол ткнул его пальцем в грудь.

- Мы можем вынуть вирус или вставить что-нибудь еще, чтобы противодействовать ему. Сделай еще один ретро-вирус, который снизит аппетит и поможет набрать вес.

Он акцентировал каждое слово ударом пальцем в грудь. Тревор потер грудь и надулся.

- Ты хочешь, чтобы я просто вытащил его из своей задницы? Это не так просто. Ты знаешь, сколько времени займет подобное? Выделение и извлечение нужной цепи ДНК, синтез вируса, клинические испытания? Слушай, я подумал. Может, мы ошибаемся. Может, нам стоит просто позволить этой штуке идти своим чередом.

- О чем ты говоришь? Что значит «пусть идет своим чередом»?

Тревор понизил голос до шепота и прижал ладонь ко рту, чтобы пассажиры вокруг не слышали, что он говорит.

- Допустим, Алексис не кормит дочь, и с ней происходит то же самое, что и с женихом Лелани Симмс. Мне кажется, это было бы не так уж и плохо. Это могло бы решить все наши проблемы. Она убивает свою мать, это один свидетель, а потом она сама умирает от голода, оба свидетеля пропали. Никто не будет прослеживать это до нас.

Доктор Эберсол практически менял цвета, пытаясь сдержать гнев и говорить шепотом.

- А что насчет Лелани?

- Если она будет голодать, как ты говоришь, она, вероятно, умрет еще до того, как мы доберемся до места.

- А что будет, долбаный аморальный идиот, если они просто продолжат есть? Что произойдет, если Лелани начнет пробираться через все здание? Что произойдет, если - после убийства своей мамы - Стар убьет горничную, садовника, долбанного мальчика у бассейна? А как насчет всех остальных, которым ты дал это дерьмо? Ты уже связывался с ними?

Тревор медленно покачал головой.

- Я так и думал. Что, если они начнут буйствовать и поедать всех вокруг?

- Я думаю, мы сможем сдержать это. Скорее всего, они сначала совершат набег на свои кладовые, а затем пойдут в ближайший ресторан. Я не знаю, почему Лелани просто не заказала еду на вынос, не поехала в буфет или что-то в этом роде. Не думаю, что то, что она сделала, можно считать нормальной реакцией на голод, даже на сильный голод. В Африке есть люди, умирающие от голода, которые не едят друг друга. Я говорю, что мы просто проследим за ними.

Доктор Эберсол покачал головой.

- Следить за ними? Больше десятка человек? И как ты предлагаешь нам это сделать?

- Мы наймём частных детективов. Мы заплатим им за то, чтобы они молчали и сообщали обо всем подозрительном.

- И что мы говорим им делать, когда они видят, что человек, за которым они должны наблюдать, поедает своего соседа? - спросил Эберсол.

Тревор пожал плечами.

- Я не знаю. Успокоим их. Покормим их. Вернем их в клинику. Хотя я действительно не думаю, что это произойдет.

- И что мы будем делать с ними, когда вернем их в клинику?

- Думаю, я бы попытался их вылечить.

- Так почему бы нам не начать с этого? Зачем ждать, пока они сойдут с ума и съедят половину района, прежде чем мы попытаемся их вылечить? - спросил Эберсол.

- Потому, что я не знаю, смогу ли я, а если не смогу, что нам с ними делать? Лучше им умереть в постели или быть застреленным полицией. Так было бы чище.

- Чище - это когда их застрелит полиция, пытающихся съесть чьего-то ребенка?

Тревор снова пожал плечами.

- По крайней мере, мы не будем участвовать в этом.

Эберсол схватил Тревора за лацканы и встряхнул его.

- Но мы же участвуем, гребаный засранец! И ты думаешь, что это не связано с нами?

Тревор отпрянул от Эберсола и нервно оглядел кабину.

- Шшш! Говори тише. Мы до сих пор даже не знаем, отреагируют ли все так, как это сделала Лелани. Это был единичный случай. Все, что мы знаем, это то, что Стар Траурнинг голодна. Мы не знаем наверняка, что она начнет есть людей. Мы могли бы все это раздуть до предела. Модели в любом случае чертовски сумасшедшие. Я уверен, что у Лелани было много проблем до того, как я ее лечил. Может быть, каннибализм был случайностью.

- Случайность? Это так ты называешь?

- Может, она просто была оппортунисткой. Она поссорилась и подралась со своим женихом, и случайно убила его. Потом она съела его, потому что он был там, и она была голодна, а он уже был мертв.

Тревор видел, как доктор Эберсол обдумывает это. Было очевидно, что этот сценарий не приходил ему в голову раньше, и он хотел в это поверить. Тревор тоже хотел в это поверить.

- Может быть, все, что нам нужно сделать, это встретиться с другими моими клиентами и сказать им, что им придется есть намного больше, чем обычно, и на этом все. Может быть, прописать какой-нибудь высококалорийный протеиновый коктейль или что-нибудь поесть между приемами пищи?

- Возможно. Мы скоро увидим, была ли Лелани единичным инцидентом.

Под ними вода уступила место земле. Появился Сан-Диего, Калифорния, бескрайнее пространство огней. Скоро они приземлятся в Лос-Анджелесе. Тревор поедет на машине к дому Алексис Траурнинг, а доктор Эберсол поедет в Остин, штат Техас.

Ни один из них не имел ни малейшего представления о том, насколько плохо закончится день. Они понятия не имели, во что ввязывались. Ни малейшего представления.

- Я принесла тебе немного еды, дорогая. Боже, мой!

Поднос с мясным ассорти, крекерами и паштетом вылетел из рук Алексис Траурнинг, и крик вырвался из ее горла. Ее дочь сидела на краю кровати, пожирая собственную руку. Три ее средних пальца были полностью удалены. Обнаженные фаланги торчали изо рта Стар, когда она грызла их, прощупывая последние кусочки плоти, прежде чем перейти к большому пальцу.

Стой! - крикнула Алексис.

Стар испустила раненый крик и бросилась к куче разбросанной еды, размазанной по полированному полу из красного дерева. Стар зачерпнула паштет и сунула в рот весь четвертьфунтовый ломтик, быстро пережевывая и глотая. Она схватила пригоршню крекеров в одной руке, чуть не отжевав мясное ассорти, села на пол - явно не обращая внимания на присутствие матери - и проглотила все это. Она продолжала стонать, как раненая собака, засовывая еду в рот. Из ее багрово-красных глаз текли слезы.

- Что случилось, Стар? Ты пугаешь меня.

- Я очень голодна. Я чувствую, что умираю. Мне нужно больше еды, - плакала ее дочь между укусами.

Алексис вспомнила, что доктор сказал ей о том, чтобы давать дочери столько еды, сколько она хотела, но она была против идеи дочери поедать себя.

- Этого недостаточно? Ты же не хочешь снова потолстеть?

Это был нелепый вопрос. За последние четыре часа Стар похудела еще на двадцать фунтов[21]. Теперь у нее было тело, о котором всегда мечтала ее мать. Подергивание живота исчезло. Теперь он был совершенно плоским и даже немного вогнутым. Ее бедра почти полностью отсутствовали; Теперь оставалось ровно столько, чтобы придать ей легкий изгиб и подчеркнуть стройность ее талии. Целлюлит с ямочками, скопившаяся вокруг ее задницы и бедер, растаяла, оставив растянутую кожу, которая свободно свисала с ее атрофированных мышц. Алексис подумала, что несколько недель в тренажерном зале - это все, что нужно ее дочери, чтобы подтянуть эти мышцы, и любой из опытных хирургов клиники «Афродита» легко сможет исправить дряблую кожу и растяжки. Она оценивающе улыбнулась дочери, восхищаясь ее телом, не обращая внимания на блеск безумия, сверкавший в глазах молодой девушки, и забывая о том факте, что она наткнулась на ребенка, который ел свои собственные пальцы. Для Алексис имело значение только то, что ее дочь наконец-то стала худой.

- Я умираю с голоду!

Стар вскочила на ноги и промчалась мимо матери, направляясь на кухню к запертому холодильнику. Она вскочила на стул в гостиной и стащила с окна тяжелые шторы. Она вытащила карниз из толстых атласных занавесок, продолжая бежать на кухню на полном ходу. Взявшись обеими руками за толстый кованый карниз для штор, Стар взмахнула и ударила замок на холодильнике, выдолбив нержавеющую сталь. Она взмахнула еще несколько раз, прежде чем замок наконец сломался.

Ее мать вошла на кухню и встала позади нее. Стар открыла холодильник и начала снимать еду с полок и тут же поглощать ее. Алексис стояла на безопасном расстоянии от нее, впервые боясь, что ее дочь может сойти с ума. Она вытащила мобильный телефон и еще раз попыталась дозвониться до врача.

Доктор Тревор Адамс не ответил на звонок.

Должно быть, он все еще в самолете, - подумала она. В отчаянии Алексис позвонила своему психиатру.

- Доктор Линдер? Это Алексис. Мне нужна ваша помощь, - ее голос задыхался, и она подавленно всхлипнула.

- Что такое? Что случилось?

Алексис прочистила горло и вытерла неожиданно подступившиеся слезы.

- Я думаю, моя дочь сходит с ума.

- Стар? Что с ней не так? Это снова ее вес?

- Да. Я имею ввиду нет. Ее вид. Она продолжает есть. С тех пор, как мы вернулись из клиники, она сильно похудела, но ест все, что видит! Она укусила меня, а потом съела собственные пальцы, когда я не давала ей еды.

- Она… вы сказали, что она ела свои пальцы?

Алексис снова всхлипнула. Она прикрыла рот рукой и заплакала.

- О, Боже. О, Боже!

- Алексис? Алексис? С вами все в порядке? Вы сказали, что ваша дочь съела собственные пальцы?

- Да! Она их съела до костей! Три пальца. Она прямо сейчас обыскивает холодильник! Что с ней не так?

- Я-я не знаю. Может быть, это какой-то экстремальный тип переедания в сочетании с дерматофагией. Она когда-нибудь раньше ела себя?

- Нет. Я бы никогда не допустила такой ужасной вещи. Что такое дерматофагия?

- Поедание собственной кожи. Это могут быть симптомы разных вещей, но редко бывает вызвано голодом. Стресс - главная причина. Многие жертвы испытывают стресс, а собирать и поедать собственную кожу - это форма самоуспокоения. Проблемы с самооценкой - еще одна из основных причин. Они могут ковырять кожу в надежде исправить некоторые кажущиеся неровности в цвете лица, хотя в конечном итоге они неизменно делают себя хуже. Удаление кожи также может обеспечить необходимую стимуляцию нервной системы, когда кому-то, к примеру, скучно.

- Вы меня не слушаете. Она не просто кусала свою кожу. Она ела свои проклятые пальцы, и сделала это, потому что была голодна! Что, черт возьми, с ней не так?

Наступила пауза. Она слышала, как доктор прочистил горло.

- Самоканнибализм, автосаркофагия - довольно редкое явление. Я сам никогда не сталкивался с настоящим случаем, хотя читал об этом. Чилийский художник по имени Марко Эваристти еще в 1996 году устроил званый обед для нескольких своих близких друзей и подал блюдо из пасты с фрикадельками из говядины и собственным жиром живота, извлеченным во время процедуры липосакции. Он утверждал, что сделал это как артистическое заявление. Это могло быть симптомом психического расстройства. В том же году заключенный из Техаса вырвал себе глаз и съел его. Был довольно известный случай ворарефилии, когда немец Бернд Юрген Бранде отрезал и съел свой приготовленный пенис, прежде чем его убил и съел Армин Мейвес, «каннибал из Ротенбурга», который также съел часть приготовленного пениса Бранде.

Алексис ахнула.

- Это отвратительно! Какого черта вы мне все это рассказываете? Мне нужно, чтобы вы приехали и позаботились о моей маленькой девочке.

- Если она причиняет себе вред, лучшее место для нее, вероятно, - больница или психиатрическая клиника. Я могу предложить несколько мест...

- Психушка?!! Вы хотите, чтобы я поместила свою маленькую девочку в сумасшедший дом? - спросила Алексис с преувеличенным театральным возмущением.

- Место, где она cможет отдохнуть и о ней позаботятся, где она не сможет навредить себе.

- Я-я не знаю. Вы действительно думаете, что это правильно?

- Я думаю, для нее это лучший вариант.

Среда, 9:35

Брайан был голоден. Он уже шел в ресторан, там было много еды, но он чувствовал, что не успеет. Помимо урчащего живота и стремительно сокращающейся талии, он чувствовал глубокий экзистенциальный страх. Он буквально чувствовал себя так, как будто он может умереть в считаные секунды, если не съест что-нибудь прямо сейчас.

Брайан вообще никогда не хотел этого лечения. Это был подарок на день рождения от его жены. Ходить в спортзал, заниматься кикбоксингом и бегать - все это помогало, но она хотела увидеть результаты быстрее. Он неоднозначно относился к этой идее с самого начала.

- Врачи клиники говорят, что это постоянное решение для похудания. Одна процедура - и ты гарантированно сбросишь до пятидесяти фунтов[22] в день! Это потрясающе, не правда ли?

- Звучит опасно. Это было проверено? Tы уверенa, что оно одобрено?

Она покачала головой.

- Это еще не одобрено в Америке. Это совершенно новая процедура, но это одна из самых известных и эксклюзивных клиник косметической хирургии и похудания в мире. У них есть все лучшие врачи, и они используют новейшие медицинские процедуры. Их клиенты - миллиардеры, кинозвезды и рок-звезды.

- Звучит дорого. Сколько это стоит? - спросил он и приготовился к ответу.

Его худшие опасения перед финансовой расточительностью не оправдались.

- Пятьдесят тысяч долларов.

- Пятьдесят тысяч! Ты потратилa на это пятьдесят тысяч моих денег?

- Наших денег. Мы женаты, помнишь? Что твое, то мое. И я сделала это для тебя. Таким образом, тебе не придется проводить так много времени в тренажерном зале, и ты сможешь проводить больше времени со мной!

Она была в восторге. Брайан подавил свой гнев, насколько мог. Он неплохо зарабатывал себе на жизнь, с точностью до шестизначной суммы, но он был не таким богатым. Пятьдесят тысяч - это более половины их сбережений, и ему понадобилось шесть лет, чтобы накопить столько. Теперь, когда он был женат, вероятно, потребуется в два раза больше времени, чтобы восстановить все это.

Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, прежде чем заговорить. Он знал, что нужно тщательно формулировать свои слова.

- Но, мне нравится ходить в спортзал, и я копил деньги на дом.

- У нас еще хватает на дом. Нам нужно всего лишь 20 процентов. Дома не такие уж и дорогие, если только ты не планировал покупать особняк. Я купила это для тебя. Я уже оплатила билеты на самолет и все такое. Мы можем превратить это в мини-отпуск. Ты будешь счастлив, что мы это сделали. Вот увидишь.

Она была права. Он был счастлив. Они отлично провели время в Канкуне, развалившись на пляже и выпив самую крепкую "Mаргариту" на планете. Они посетили глубоководную рыбалку, руины майя, плавали с дельфинами. Даже лечение было неплохим. Это была всего лишь одна маленькая внутримышечная инъекция.

- Это все? - спросил Брайан у доктора, все еще прижимая ватный тампон к месту укола на бедре.

Молодой доктор, который выглядел так, будто только что закончил колледж, улыбнулся и кивнул.

- Ага. Вот и все. Здесь нужно переночевать, чтобы убедиться, что все сработало. Если нет, мы попробуем еще раз утром.

- Как вы узнаете, сработало ли это? - спросил Брайан.

- Мы взвесим вас утром. В среднем человек вашего роста может колебаться от пяти до семи фунтов между вечером после еды весь день и после восьмичасового сна. Мы будем искать что-то более драматичное, чем это. По крайней мере, потеря двадцати фунтов.

- Двадцать фунтов? За одну ночь? - Брайан усмехнулся.

- Как минимум.

Доктор Тревор Адамс выдержал взгляд Брайана без малейшего намека на юмор. Он производил впечатление высшей самоуверенности.

Брайан сразу невзлюбил этого человека. Дерзкий маленький человек.

На следующее утро Брайан проснулся на тридцать фунтов[23] легче и был очень голоден.

- Голод - это нормально. Ваш метаболизм находится на сверхпике. Воспользуйтесь этим. Ешьте все, что хотите. Здесь, в клинике, работают лучшие повара на острове. Вам больше не нужно беспокоиться о том, что вы едите.

К тому времени, когда Брайан покинул остров, он был на сто фунтов[24] легче. Он должен был признать, что выглядел великолепно, но, казалось, голод был еще больше, чем больше он терял в весе. Он задавался вопросом, что произойдет, если в его теле больше не останется жира. Невозможно было продолжать сжигать сто тысяч калорий в день. Чтобы поддерживать такой метаболизм, нужно есть без перерыва. Как повар, он знал самые калорийные продукты. Они были одними из его любимых. Но, даже если бы он ел все жареные, сладкие, масляные блюда, которые только мог придумать, капая в соус с последующим сливочным десертом, он никогда не смог бы съесть столько калорий.

Ресторан находился всего в пяти милях от Третьей улицы. При нормальном движении он был бы там через десять минут. Но движение в час пик замедлилось до минимума.

- Блядь! Давайте быстрее! Дайте проехать!

Огонь в его животе усилился. Брайан чувствовал, как его тело поедает само себя, превращая жир и мышцы в аденозинтрифосфат и сжигая его. Штаны, в которых он был одет, были куплены только вчера, когда он понял, что весь его гардероб больше не подходит. Менее чем за двадцать четыре часа он уменьшился еще на два размера, и его новые штаны теперь спадали с него. Он истощался.

Он добрался до съезда с Ольторфа, всего в двух съездах от Третьей улицы. На Олторфе был ресторан «Фьюжн» индийской и техасской кухни, которую он всегда хотел попробовать. Он дернул руль вправо и направился к ближайшему выезду. Но он не увидел полицейский автомобиль, который мчался по обочине, и даже не почувствовал удара.

Шея Брайана резко дернулась, когда его голова ударилась о приборную панель, и все померкло.

Среда, 9:37

Офицер Анхель Веласкес несколько раз моргнул, пытаясь рассеять туман окутавший его голову. Он вытер с глаз то, что, как ему казалось, было потом, и его рука покраснела. Рана на голове кровоточила. Кровь текла по его лицу из раны, которая выглядела так, как будто на его лбу выросло влагалище. Вместо страха он почувствовал гнев.

- Этот сукин сын выехал прямо передо мной!

Он открыл дверцу машины и, пошатываясь, выбрался из машины, почти на проезжую часть. Но это не имело значения; движение было остановлено. Полицейский авто был разбит. Бампер был полностью раздавлен, а капот сложен гармошкой. Большой черный "Юкон", который врезался в него, выглядел не так уж плохо, за исключением свисающего бампера и огромной вмятины в люке. Однако парень за рулем не двигался.

Анхель закатил глаза. О, круто. Он, наверное, попытается подать на меня в суд. И поскольку я в него врезался, он, вероятно, победит. К черту мою жизнь.

Но когда он подошел ближе и заметил, что окровавленная голова мужчины наклонена под странным углом, он был почти уверен, что парень мертв.

Черт.

Он остановил скорую помощь, которая мчалась позади него. Она направлялась к той же аварии, к которой Анхель направлялся перед тем, как ударил пригородного "камикадзе", но офицер Веласкес подозревал, что это было более срочно, чем какая-то тучная домохозяйка, симулирующая аварию, ради страховки.

Скорая помощь остановилась позади его машины, и из неe выскочили двое врачей. Один был крупным черным парнем, который выглядел так, будто ему следовало гнать квотербека по футбольному полю, а другая - маленькой белой женщиной с каштановыми волосами, у которой были все признаки наркоманки, вплоть до гнилых зубов и шрамов от прыщей.

- Водителю нужна помощь. Он не очень хорошо выглядит. Я думаю, он может быть мертв. Его голова могла удариться о руль или что-то в этом роде.

- Вы в порядке? Ваша голова в крови. Почему бы вам не сесть в машину скорой помощи? - сказала маленькая врач-наркоманка.

Дыхание у нее было прогорклым, как будто она сидела на строгой диете.

- Нет, я в порядке. Просто позаботьтесь об этом парне.

Анхель прислонился к своему авто, пока медики подбежали к машине и принялись за работу. Было чертовски жарко, минимум сто градусов[25] при 60-процентной влажности. Слишком чертовски жарко, чтобы стоять в пробке.

Бригада скорой помощи была быстрой и эффективной. Они уже вытащили парня из "Юкона" на каталку и отчаянно проводили искусственное дыхание, пока несли его обратно к машине скорой помощи.

- Он выживет? - спросил Анхель, когда они проходили мимо него.

Крупный "полузащитник" из скорой помощи посмотрел на него и покачал головой.

- По крайней мере, он был донором органов, - сказал он, передавая Анхелю бумажник парня.

Анхель открыл его.

Брайан Вуббенна, Остин, штат Техас, тридцать семь лет. В нижнем углу было маленькое красное сердечко, обозначавшее его как донора органов. Черт. Тридцать семь лет. Он чертовски молод, чтобы умереть. О чем, черт возьми, этот парень думал, вырываясь передо мной вот так? По крайней мере, его органы пойдут на пользу. Может, спасут жизнь какого-нибудь другого ублюдка.

Среда, 9:52

- У нас есть донор! Этим утром на I-35 произошла авария. Парень скончался мгновенно. Его сердце в отличном состоянии. Они сейчас везут его к нам. Нам нужно подготовить вас к немедленной операции.

Энтони Беркли родился с врожденным пороком сердечного клапана. У него случился первый сердечный приступ в середине баскетбольного матча колледжа, когда он "заряжал" площадку для перерыва. С тех пор у него было еще двa, и ему сообщили, что он умрет через год, если ему не сделают пересадку. Ему было всего двадцать два, шесть футов восемь дюймов[26], 265 фунтов[27], симпатичный, аккуратный, вся его жизнь была впереди, но его слабое сердце заставляло его сомневаться, что эта жизнь будет составлять больше двадцати четырех лет. Он был на вершине списка жертвователей, но это ни черта не значило, если они не смогут найти ему сердце, и начинало казаться, что этого никогда не произойдет. Энтони уже потерял надежду, но пришел доктор с хорошими новостями.

- Кто он? Я имею в виду донор?

- Ему, кхе-кхе, было тридцать семь лет, и он был в хорошей физической форме. Ни грамма лишнего жира. Тебе повезло.

Среда, 10:31

Медсестры окружили Энтони, брея ему грудь и промывая ее специальным чистящим антисептическим раствором. Анестезиолог прикрепил тонометры к его рукам, голове и ребрам, а затем ввел капельницу фентанила.

- Хорошо, мне нужно, чтобы ты начал считать от пятидесяти, в обратном порядке, - сказал доктор.

- Пятьдесят, сорок девять, сорок восемь, сорок семь…

Он был без сознания прежде, чем успел дойти до сорока шести.

Среда, 17:40

Энтони очнулся после операции, и впервые за несколько месяцев он не чувствовал себя запыхавшимся. Он был одурманен от лекарств, в горле пересохло и чесалось из-за воздушной трубки, которую они протoлкнули ему во время процедуры, но в остальном он чувствовал себя чертовски хорошо.

- Как ты себя чувствуешь?

- Вполне нормально. Горло болит. Все прошло хорошо?

Доктор кивнул.

- Все прошло отлично. Боль в горле - это нормально. Медсестра принесет тебе что-нибудь выпить.

- Я хочу мороженого.

- Если хочешь, можем принести мороженое, - ответил доктор, продолжая изучать карту Энтони и проверять ЭКГ.

- Очень хочу. Я почему-то чертовски голоден.

- Это нормально после операции. По сути, ты голодал двадцать четыре часа.

Энтони положил руку на швы на груди.

- Это забавно. Как будто оно вот-вот вылетит из моей груди.

Доктор кивнул.

- Это тоже нормально. Поскольку нервы, ведущие к сердцу, перерезаются во время операции, твое новое сердце бьется быстрее, чем нормальное сердце, от ста до ста десяти ударов в минуту, по сравнению с примерно семидесятью ударами в минуту для нормального здорового сердца.

Энтони потер повязку на груди и глубоко вздохнул. В его глазах был намек на панику.

- Это похоже на гром.

- Ты к этому привыкнешь.

Суббота, 6:06

Голод разбудил Энтони от крепкого сна. Его живот горел. После операции его аппетит неуклонно рос. В комнате было темно и смертельно тихо, если не считать мигающих огней, жужжания и гудения аппаратуры наблюдения. Он нащупал кнопку вызова медсестры и нажал на нее.

Ночная медсестра еще не успела уйти. Она вошла в комнату в сопровождении дневной медсестры. Она достаточно хорошо скрыла свое раздражение.

- Да?

- Я умираю с голоду! Мне нужно что-нибудь поесть.

- Мы будем подавать завтрак через несколько часов. Просто потерпите.

- Нет! Мне нужно поесть сейчас!

За последние три дня ему сделали бесчисленное количество рентгеновских снимков и анализов крови, а также накачали лекарствами против отторжения. Несмотря на все это, он не мог думать ни о чем, кроме следующего обеда. Вчера вечером его мать принесла ему жареный сэндвич с курицей и немного жареного картофеля из какого-то ресторана.

- Врач сказал, что тебе нужно снизить вес, иначе ты можешь слишком сильно напрячь свое новое сердце, - сказала его мать.

- Я выгляжу так, будто набираю вес? - спросил Энтони.

Его мать, молодая женщина тридцати восьми лет, которая родила Энтони в нежном шестнадцатилетнем возрасте, покачала головой. Энтони выглядел сухим и покрасневшим, даже более болезненным, чем он был до получения нового сердца. Это было понятно после такой тяжелой операции, но ему казалось, что ему становится только хуже, а не лучше. Он был обеспокоен тем, что его тело может оттoргнуть новое сердце.

Кости на лице Энтони выступали. Голова была похожа на череп с плотно обтянутой кожей. Как лицо мумии. Его грудная клетка выступала из-под кожи. До того, как его поместили в больницу, до операции по спасению жизни, он был мускулистым и крепким. Он был очень похож на игрока НБА, которым когда-то мечтал стать. Теперь он был изможденной тенью своего прежнего «я».

Его мать улыбнулась, изо всех сил пытаясь сохранить видимость оптимизма, но Энтони видел озабоченность на ее лице. Он знал, что выглядел дерьмово.

- Ты прав.

Она принесла ему три чизбургера, картофель фри и молочный коктейль. Он съел еду, даже не почувствовав вкус, а затем заснул. Огонь в его животе был временно потушен.

Теперь он снова проснулся, а его матери нигде не было. Его аппетит увеличился в геометрической прогрессии с момента последнего приема пищи. Было такое ощущение, что он не ел несколько недель.

Энтони вытащил капельницу из своего запястья и отсоединил провода от электрокардиограммы. Он свесил ноги с кровати и начал вставать.

Что-то не так. Я умираю с голоду! Я нуждаюсь в пище!

Медсестра была молода и хороша собой, хотя и весила на несколько фунтов больше оптимального веса. Не толстая, но приятно пухлая. У нее была широкая плоская задница, огромные бедра и большая грудь, поддерживаемая животом, который был лишь немного меньше. Она относилась к типу девушек, с которыми вы бы смотрели по сторонам. Она была тем, кого его друзья называли «мопедом» - развлечением, чтобы покататься, но никто бы не хотел, чтобы кто-нибудь видел тебя на нем.

Она запаниковала, когда Энтони прикоснулся к ней. Его локоть коснулся ее груди, и Энтони с удивлением обнаружил, что его аппетит откликнулся на прикосновение. У него пошла слюна. Он смотрел на нее, пуская слюни.

Она попятилась, прикрыв рот с испуганным видом.

- Сэр! Вам нужно сохранять спокойствие. Вам нужно держать капельницу в руке.

Он был удивлен тем, насколько сильным он себя чувствовал. Несмотря на мучительный голод, он не чувствовал слабости или головокружения, как обычно, когда не ел. Но, он ел, и ел хорошо. Вчера он, должно быть, съел больше десяти тысяч калорий.

Что, черт возьми, со мной не так? - подумал он.

Что-то определенно было не так с его ртом. С его зубами. Он провел языком по клыкам и попробовал собственную кровь, когда острые концы рассекли его вкусовые рецепторы. Что-то было не так. Он подумал, не подарили ли ему сердце оборотня или что-то в этом роде. Может, они использовали его в каком-то эксперименте?

Медсестра подбежала к двери и позвала санитара, а Энтони, ковыляя, прошел мимо нее, направляясь… Он не был уверен куда. Может, в кафетерий? Он знал только, что где-то в больнице есть еда, и ему нужно было найти ее, прежде чем он умрет от голода.

Что-то не так. Я только что поел. Почему я так голоден?

Он подошел к медпункту и почувствовал запах картофельных чипсов и конфет. Неудивительно, что все медсестры в этой больнице страдали лишним весом. Он прошел за стойку и оттолкнул латинку средних лет в сторону, которая пыталась помешать ему войти.

- Вам сюда нельзя.

Энтони толкнул ее на пол и выдернул ящик стола. Внутри был недоеденный пакет картофельных чипсов, несколько шоколадных батончиков и батончиков для замены еды, а также пакет семян подсолнечника. Он открывал пакеты одну за другой и засовывал все целиком в рот, быстро жевал и глотал. Он перевернул пакет с семечками и высыпал его содержимое в рот, съедая их вместе с шелухой.

- Хорошо, сынок. Пора возвращаться в свою палату.

Санитар был широким и рыхлым, как и медсестры. Он был ниже Энтони как минимум на пять дюймов и выглядел так, будто не ходил в спортзал годами. Подошел еще один санитар. Этот парень был ниже шести футов, латиноамериканец, с татуировками, выглядывающими из-под больничного халата. У него была бритая голова, мускулистые руки, и он выглядел так, как будто раньше был торговцем наркоты. Но сейчас он был тем, кто сделал ошибку, схватив Энтони.

У Энтони взял верх какой-то инстинкт, что-то темное и первобытное, дикое, что скрывалось глубоко внутри него. Глубоко в его генетической памяти, из его неандертальского эволюционного прошлого. Он оскалился, и, прежде чем мужчина успел среагировать, Энтони бросился к его горлу и вонзился зубами в трахею мужчины. Он укусил, раздавив санитару горло. Свистящий звук, похожий на сломанную флейту, донесся из кровоточащей дыры, которую клыки Энтони с железными наконечниками пробили в горлe. Кивнув головой, Энтони разорвал мужчине горло. Мускулистый санитар с гангстерскими татуировками упал на пол больницы, окрасив все в красный цвет от артериальной струи, хлынувшей из его жестоко истерзанного горла. Он схватился обеими руками за шею, пытаясь остановить кровотечение.

- Боже, мой! Что, черт возьми, ты с ним сделал? Звоните в службу безопасности! - закричала медсестра, и второй санитар бросился в бой.

Он оттолкнул Энтони назад, прочь от его упавшего партнера, и схватил телефон.

- Мне нужна охрана здесь, прямо сейчас! Пациент только что напал на одного из сотрудников!

Медсестра опустилась на колени, начала надавливать на рану и приказала санитару принести ей полотенца и бинты.

Энтони стоял над ними, медленно пережевывая большой кусок мяса, который он вырвал из горла мужчины. Ему было хорошо. Он чувствовал, как это успокаивает его голодные боли, но лишь слегка. Ему нужно больше.

Прибежали еще медсестры и пара врачей. Они подняли санитара на каталку и увезли прочь по коридору, прежде чем Энтони смог откусить от него еще один кусок. Прибыла и охрана. Они окружили его, держа руки на оружии. Помимо пяти вооруженных охранников, было двое полицейских в форме.

- Лечь на землю! Сейчас же! - рявкнул один из полицейских, лысеющий мужчина средних лет, спортивного телосложения с очень взрывным характером.

Он казался неподходящим для этой работы. В нем был больше профессорский вид, чем сотрудникa правоохранительных органов. В одной руке он держал электрошокер, а в другой - перцовый баллончик.

Энтони обнажил свои залитые кровью клыки, и офицеры отпрянули. Он видел потенциальную еду в каждом из них. Мясо санитара было чудесным на вкус. Это ненадолго ослабило его головокружительный, поглощающий душу голод. Он переводил взгляд с одного офицера на другого, замечая блондинку с ртом странной формы, который, казалось, каким-то образом изменился, как будто ей сделали косметическую операцию по восстановлению заячьей губы. У нее были широкие бедра и задница, которые казались обычными для этого маленького уголка Остина.

Энтони начал пускать слюни, глядя на ее изгибы, представляя, какой будет на вкус окровавленное мясо, и больше не считая странным рассматривать такие вещи. Он полностью отказался от всех причин своего аппетита. Его животный мозг взял управление на себя, и он знал, как утолить голод, гораздо лучше, чем Энтони. Он знал, что ему нужно. Мясо.

- Боже! - сказала женщина, глядя на его залитые кровью клыки и делая шаг назад, когда Энтони встретился с ней глазами и сделал несколько шагов к ней.

Она направила на него перцовый баллончик, готовясь забрызгать его.

- Я голоден! Я очень голоден! - застонал Энтони.

- Я сказал, на пол! - крикнул лысеющий полицейский, но Энтони не обратил на него внимания.

Голос офицера исходил откуда-то за пределами голода Энтони, эхо из другого мира, другого измерения.

- Просто успокойся, здоровяк. Давай поговорим об этом. Здесь никто не должен пострадать, - сказала блондинка с косой губой.

Но она ошибалась.

Энтони преодолел расстояние между ними одним шагом, как будто он перепрыгивал через баскетбольную площадку. Он схватился за нее и впился ей в горло, и каждый мускул в его теле сжался и задрожал, волны агонии пробегали по нему, когда лысеющий полицейский ударил его сотней тысяч вольт из электрошокера.

Через несколько секунд новое сердце Энтони остановилось навсегда.

В той же больнице, где Энтони Беркли был убит копами при попытке съесть санитара, Тэмми Галиндо впервые увидела лицо своей матери с тех пор, как она потеряла зрение четыре года назад. Ей сделали пересадку роговицы, и, хотя изображение было расплывчатым, она могла видеть, как уголки губ ее мамы растянулись в безошибочной улыбке.

С момента операции прошло всего несколько дней, но с каждым днем ​​ее зрение стремительно улучшалось. Сегодня она пойдет домой вместе с родителями.

Доктор Алонсо Саварес стоял и улыбался над ней. Она могла разглядеть его идеальные белые зубы, точеную структуру костей, квадратную челюсть, профессионально выпушенные волосы цвета воронова крыла и, к сожалению, косоглазие.

Она улыбнулась ему в ответ, когда он дал ей инструкции, как ухаживать за ее новыми глазами. Тэмми снова проголодалась, и ей было трудно сосредоточиться на том, что он говорил.

- Восстановление может занять от одной до трех недель. Тем не менее, пока ваши глаза заживают, необходимо соблюдать меры предосторожности. Нужно стараться не тереть глаза. Это может отслоить твою сетчатку и испортить всю мою хорошую работу.

Он протянул руку и взъерошил ее вьющиеся рыжие волосы. Тэмми широко улыбнулась и немного хихикнула. Она была похожа на рыжеволосую Ширли Темпл[28]. Ее длинные вьющиеся волосы, ямочки на щеках и ослепительная улыбка помогли компенсировать мутные белые роговицы.

- Хорошо. Hе буду.

- Это хорошо. К сожалению, ты не можешь пока плавать, заниматься каким-либо спортом или даже ходить на детскую площадку и висеть на брусьях или на чем-то еще, как минимум, две недели. Мы не хотим, чтобы ты делала что-либо, что повысит кровяное давление в голове или в глазах. Никакой деятельности, требующей подъема тяжестей, сгибания головы ниже пояса или любого напряжения, требующего задержки дыхания. И не катайся на велосипеде какое-то время. И ты должна носить солнцезащитные очки, когда выходишь на улицу. Твои глаза будут чувствительны к свету в течение нескольких дней. И надевай повязку на глаза на ночь, пока полностью не выздоровеешь. Хорошо?

- Да, сэр.

- И мама, вам нужно убедиться, что маленькая Тэмми принимает лекарства в точном соответствии с предписаниями, и я хочу увидеть вас обоих здесь через неделю, - сказал доктор, снова взъерошивая волосы Тэмми и щипая ее ямочки на щеках.

И Тэмми, и ее мать согласились. Они вышли из больницы, держась за руки, в то время как одна из медсестер вывезла Тэмми в ожидавшую их машину в инвалидном кресле.

- Мама?

- Да, детка?

- Мы можем зайти в "Макдональдс"? Я умираю с голоду!

- Что происходит с твоим маленьким аппетитом? Перед тем, как мы выписались из больницы, ты съела мороженое и печенье.

Тэмми пожала плечами.

- Они дали мне совсем немного. Я так голодна, мама. Пожааааалуйста?

- Хорошо.

Доктор Тревор Адамс прибыл в роскошный дом актрисы Алексис Траурнинг как раз вовремя, чтобы увидеть, как дочь женщины напала на двух мужчин в лабораторныx халатax. Они вывели ее из дома, когда она внезапно повернулась и ударила одного из них по лицу ногтями, которые казались необычно длинными и толстыми. Мужчина взвыл от боли и упал на колени. Другой мужчина все еще держал девушку за руку, когда она укусила его за плечо. Мужчина ударил ее, крича, в то время как она оторвала большой кусок от его дельтовидной мышцы, а затем взобралась ему на грудь и повалила его на землю, кусая его лицо, шею и грудь, яростно рвав его зубами и когтями. Да, это определенно были когти.

Что, черт возьми, я сделал? - подумал Тревор, а затем его корыстный характер взял верх, и он задумался, может ли этот вирус найти военное применение.

Может быть, есть способ использовать это в своих интересах и получить от этого еще большую прибыль.

В дверях огромного особняка Алексис Трауернинг съежилась, глядя, как ее единственная дочь жестоко уничтожает человека в лабораторном халате. Тревор остался в машине, пока все не закончилось.

Человек, чье лицо раскромсала Стар, вбежал в дом, закрыв лицо руками. Между кончиками пальцев мужчины текла кровь. Рваная кожа на его щеке, словно марля, свисала с обнаженной кости. Тревор мог видеть зубы и десны мужчины через дырку на его лице.

Алексис тоже вернулась в дом, оставив дочь наедине с мужчиной, которого она поедала. Тревор в ужасе и очаровании наблюдал, как Стар Траурнинг энергично выпотрошила мужчину, отчаянно копаясь в его животе своими массивными когтями. Тревор прикрыл уши, чтобы заглушить звук мучительных криков.

- ПОМОГИТЕ! О, Боже! Помогитеееее!!! Аааааа!!! О, БОЖЕ!!!

Она вытащила внутренности мужчины и запихнула их себе в рот, а он кричал и тщетно пытался оттолкнуть ее. Она держала обе руки глубоко в его животе, выдергивая органы и ела их целиком. Мужчина перестал кричать и лежал на крыльце, дрожа и содрогаясь, в то время как Стар продолжала потрошить его тело в поисках еды. Кровь лилась с края крыльца, как простыня, как темно-красный водопад.

Когда она насытилась, Стар Траурнинг с трудом поднялась на ноги и пересекла крыльцо. Она постучала в дверь, чтобы мать впустила ее. Когда не последовало ответа, она свернулась калачиком у двери в позе эмбриона и заснула.

Тревор вышел из машины. Он не знал, что он мог сделать или сказать, но он должен был что-то сделать. Ему нужен был транквилизатор. Что-нибудь, чтобы успокоить девушку, прежде чем она снова проголодается. К сожалению, он не подумал так далеко вперед. Несмотря на то, что Эберсол рассказал ему о Лелани Симмс, съевшую своего жениха, он не ожидал найти что-то подобное. Он был совершенно не подготовлен. Только сейчас он начал серьезно думать о других своих пациентах.

Бля. Это могло происходить со всеми из них.

Тревор вытащил свой сотовый телефон. Пришло время рассказать Саре, что происходит, и молиться Богу, чтобы она не уволила его за это. Но, сначала ему нужно было предупредить доктора Эберсола.

Андреа услышала шум. Она знала, что ей не следовало заходить в комнату мамы и папы, но ей было страшно. Похоже, в доме было чудовище.

Что-то прорычало. Звук шел из конца зала. Внизу была комната мамы и папы.

Андреа схватила свою куклу Лалалупси и вылезла из постели. Она тащила за собой одеяло и подушку, выскользнув из комнаты и на цыпочках пошла по коридору, где свирепые звуки становились все громче. Они исходил из комнаты ее родителей. Она остановилась в коридоре. В прошлый раз, когда Андреа услышала шум из их комнаты и пошла на расследование, она увидела своего папу на своей маме, и он очень рассердился на нее. Он сказал ей никогда больше не заходить в их комнату посреди ночи. На этот раз шумы звучали иначе. Страшнее.

- Мамочка?

Рычание прекратилось. Она услышала сопящий звук, похожий на нюхание собаки. Потом кто-то застонал. Голос был похож на мамин.

- Мамочка?

Андреа подкралась ближе к двери. Сопящий звук прекратился, сменившись влажным чмоканьем, будто кто-то ест что-то мокрое и сочное. Затем послышались звуки рвоты и новые стоны. Андреа заглянула в открытую дверь родителей.

Ее мама лежала на кровати, и кто-то был сверху, но это был не папа. Папа лежал на полу, а его головы не было. Кровь хлынула из рваного обрубка на месте его головы. Она знала, что это папа, из-за его пижамы - мягкой и синей, с изображениями машин. Мама купила ему эту пижаму на Рождество. Она написала имя Андреа на карточке и сказала, что онa принадлежит им обоим. Теперь пижамa вся былa разорванa и окровавленa.

Андреа смотрела на маму, а мама смотрела в ответ. На ней была страшная женщина с растрепанными волосами. Женщина не смотрела на Андреа. Она ела ее маму. Снова и снова кусая ее и разрывая большими острыми ногтями. Страшная женщина зарылась головой в живот мамы, она жевала и что-то вытаскивала из нее.

Губы ее мамы шевелились, как будто она пыталась заговорить, но ее рот был наполнен кровью, которая пузырилась и текла по щекам. Она произносила какие-то слова, как когда-то она пыталась рассказать Андреа секрет, который не хотела, чтобы кто-то слышал. Андреа потребовалось некоторое время, прежде чем она поняла, о чем говорила ее мама.

- БЕГИ...

Андреа повернулась и побежала обратно по коридору. Она начала рыдать. Женщина причинила боль маме. Она причинила вред отцу. Позади нее она услышала глухой удар, а затем звук кого-то стремительно бегущего позади нее. Андреа оглянулась через плечо и увидела за собой страшную женщину, которая бежала по коридору и тащила маму за горло.

Андреа выбежала через открытую входную дверь, минуя отрубленную голову своего отца в дверном проеме. Она кричала так громко, как могла, и продолжала кричать, пока ее соседи по квартире, Джонсоны, не открыли дверь, чтобы посмотреть, что происходит.

Миссис Джонсон была в пушистой розовой пижаме. Она протянула Андреа руки и позвала к себе, но Андреа продолжала бежать к лифтам. Она слышала страшную даму позади себя. Она повторила то, что сказала ее мама.

- Бегите!!!

Затем она услышала крик миссис Джонсон, но было слишком поздно.

Все здание стояло в погребальной тишине. Доктор Дэвид Эберсол вышел из взятой напрокат машины и посмотрел на ярко освещенное здание, на янтарные окна с видом на городское озеро, за которым жили некоторые из самых богатых людей Остина. Внутри не было движения. Было едва восемь часов вечера, но ничего не шевелилось. В монолитной стене из тонированного стекла вообще не было движения. Что-то пошло не так. Он чувствовал это.

Эберсол смотрел в окно на десятом этаже здания, когда увидел одинокую фигуру, которая подошла к стеклу и уперлась в него обеими руками. Тут что-то не так, но Эберсол сначала не мог понять, что именно. Расстояние и тусклый свет, освещавший этот силуэт, затемняли образ.

Эберсол ахнул от ужаса, когда силуэт слегка повернулся, и его черты стали яснее. Это была женщина. Она была голая. Она была вся в крови, и одна из ее грудей отсутствовала. Спустя несколько мгновений, тихая ночь взорвалась звуками полицейских сирен и машин скорой помощи. Эберсол увидел вереницу полицейских машин, движущихся по бульвару Ламар. Их было больше полдюжины. Только тогда доктор Эберсол заметил людей, сбившихся в кучу через улицу. Некоторые были в пижамах. Некоторые были даже в нижнем белье. У одного или двоих на одежде были пятна крови. Все смотрели на здание, некоторые плакали. Остальные были в шоке. Маленькая девочка, не старше четырех или пяти лет, безутешно рыдала и взывала к маме, протягивая руки к зданию.

- Дерьмо!

Эберсол вбежал в здание, зная, что ему нужно попасть внутрь до того, как приедет полиция и оцепит его. Он бросил последний взгляд в окно, проследив за толпой. Он увидел, как стремительная тень скользнула по женщине и утащила ее от окна. Темная жидкость забрызгала стекло, когда оба силуэта исчезли из поля зрения. Эберсол в глубине души знал, кем была эта тень и что там только что произошло.

По пути сюда из аэропорта Эберсол остановился, чтобы взять два ведра курицы, по двадцать четыре штуки, из закусочной. Если бы Лелани была достаточно голодна, чтобы съесть своего жениха, он знал, что идти туда без еды было бы неразумно. Теперь он волновался, что возможно уже слишком поздно. Он думал оставить все дело полиции, но знал, что это будет самоубийство. Клиника эстетической реконструкции «Афродита» сделала его знаменитым, и если ​​между клиникой и буйством Лелани будет установлена какая-то связь, это сделает его печально известным. Он будет изгоем в индустрии, даже если не потеряет лицензию. Другой проблемой была его совесть. Лелани не виновата в этом. Он не мог позволить ей взять на себя вину за этот беспредел.

Он шел к лифту, когда зазвонил его мобильный телефон.

- Эберсол? Это Тревор. Будь осторожен. Я ошибался насчет всего этого. Все гораздо хуже, чем я думал! Стар Траурнинг, она... она изменилась. Ее мать позвонила в психиатрическую больницу, чтобы они забрали дочь после того, как она чуть не съела свою руку и чуть нe напала на нee. Она съела одного из консультантов психиатрической больницы прямо на крыльце, прямо на моих глазаx. Я не думаю, что мы можем контролировать это сами. Я оставил сообщение для Сары, рассказав ей, что происходит. Она не перезвонила. Я не знаю, что делать, мужик.

Доктор Эберсол замолчал. Его рука зависла над кнопкой вызова лифта. Что, если он не сможет остановить Лелани? Что, если он станет ее следующей жертвой?

- Я не знаю, что тебе сказать. У меня здесь свои проблемы.

- Что происходит? Ты видел Лелани? Она изменилась?

- Я не знаю. Я только добрался. Полиция уже в пути. Думаю, Лелани уже убила несколько человек. Я не знаю. Здание выглядит почти эвакуированным. Думаю, я видел, как она напала на кого-то, - сказал Эберсол.

Он надеялся, что молодой врач скажет ему, что делать, и чувствовал себя глупо из-за такой нелепой мысли. Тревор Адамс не был спасителем. Он был просто эгоистичным придурком, который оказался гением. Однако, как человек он был эмоциональным идиотом. То, что Эберсол жаждал ответов от того же безрассудного придурка, который стал причиной всего этого, было верным признаком его растущего отчаяния и страха. На самом деле он был здесь один. Он глубоко вздохнул и нажал кнопку лифта.

- Чем ты планируешь делать? - спросил Тревор. - Я имею в виду, что мне делать?

- Тебе нужно дать девушке успокоительное и отвезти ее в больницу, пока мы не вернем ее в клинику. Я собираюсь найти Лелани. Попытайся дозвониться до Сары.

- О, ну ладно. Я постараюсь. Просто будь осторожен. Хорошо? Когда я увидел Стар, как она напала на того парня из психбольницы… у нее были когти, чувак.

- Что у нее было?

- У нее были толстые черные когти. Думаю, у нее также могут быть и клыки. Она превратилась в какое-то бешеное животное. Она приобрела некоторые физические характеристики когтей и красных клыков землеройки. Я думаю, у нее даже может быть какой-то нейротоксин в слюне.

- Ты ее еще не обследовал?

- Эээ, ну, она все еще спит на крыльце. Я к ней еще не подходил. Говорю тебе, она раскромсала одному парню лицо на ленточки, а другому разорвала на части. Я не подойду к ней.

- Итак, что ты собираешься делать?

- Я позвонил в службу контроля животных, - ответил Тревор.

- Что?

Эберсол был уверен, что ошибся. Лифт быстро спускался. Он чувствовал, как его пульс учащается при мысли о том, что он подымeтся в здание. Он нажал кнопку еще несколько раз, надеясь, что лифт приедет быстрее полиции Остина, которая может вот вот вторгнутся в здание.

- Контроль над животными. У них будут пистолеты с транквилизаторами. Я сказал им, что здесь есть какое-то большое животное, которое нападает на людей. Это была полуправда.

- Они позвонят в полицию, как только прибудут, если еще не позвонили. Ты знаешь об этом, не так ли?

- Что еще я мог сделать?

Подошел лифт. Когда двери открылись, доктор Эберсол закричал.

Внутри лифта была бойня. Кровь залила стены и растеклась на полу толщиной в дюйм. Эберсол мог только предположить, что это женщина, которую он видел в окне. Ее грудная клетка была полностью обнажена. За ней ее сердце быстро пульсировало, последние остатки электрохимической активности все еще пытались восстановить ее сердцебиение. Но один взгляд на развороченное тело женщины, дал понять, что последняя искра жизни, оставшаяся в ее плоти, скоро погаснет.

Ее груди полностью исчезли. Одна из ее рук была вырвана из плеча, а горло было жестоко исполосовано. Она была почти обезглавлена. Ее голова свисала на нескольких пережеванных сухожилиях.

Но это был не самый большой ущерб. Женщина была выпотрошена. Ее туловище было разорвано, а дымящиеся кишки разбросаны по лифту. Большинство ее внутренних органов отсутствовало, и он не сомневался, куда они делись.

Лелани стояла над трупом, вся в крови с головы до пят. Ее волосы были залиты кровью. Клочки плоти прилипли к ее лицу и одежде. Она что-то жевала. Доктор Эберсол посмотрел на розовато-коричневый орган треугольной формы, который она держала в руке, ведущий к двум крупным артериям, и почувствовал, как поднимается желчь и обжигает ему горло. Это был кусок печени, человеческой печени. Рука, которая держала ее, мало походила на человеческий придаток. На кончиках каждого пальца торчали ножевидные когти такой же длины и толщины, как и сами пальцы. Кровь и слюна текли из ее длинных малиновых клыков.

Ноги Эберсола дрожали. Он чувствовал головокружение. Все было намного ужаснее, чем он мог представить.

- Лелани? Это я. Это доктор Эберсол. Это Дэвид.

Глаза Лелани были налиты кровью. Она посмотрела на него, и на мгновение он увидел в ее глазах только голод. Ни намека на раскаяние. Никакого намека на интеллект. Она поднесла окровавленный орган ко рту и впилась в него, все еще глядя на Эберсола. Он почувствовал, как его живот скручивается, когда он смотрел, как она жует орган. Двери лифта начали закрываться, а затем ее брови нахмурились. Она слегка наклонила голову и остановила двери своей смертоносной рукой.

- Дэвид?

- Да. Да, это я.

- Я очень голодна. Я так голодна, Дэвид.

- Я знаю. Я знаю. Я здесь, чтобы помочь тебе. Я принес тебе немного еды. Но мы должны вытащить тебя отсюда. Понимаешь? Едет полиция. Они хотят запереть тебя. Ты должна пойти со мной.

Эберсол поднял ведро с курицей и подумал, хватит ли этого. Он должен был купить намного больше. Ее аппетит был намного сильнее, чем он ожидал. Она выхватила ведро с курицей из его рук и стала запихивать в рот по кусочку.

О том, чтобы вернуться к машине, которую он взял на прокат, не могло быть и речи. Улица медленно заполнялась полицейскими машинами. Вскоре они будут окружать здание, заманивая их в ловушку, а затем они войдут за ними.

- Где гараж? Мы можем выбраться отсюда?

Лелани жуя кивнула, а затем указала вниз. Гараж находился в подвале. Это означало, что нужно будет спускаться на лифте. Другого пути не было. Доктор Эберсол посмотрел на изорванные груды плоти и забрызганные кровью стены. Он собрал всю волю в кулак, вошел внутрь, и кровь тут же залила его мокасины от "Gucci". Он следил за тем, сколько курицы осталось в ведре, надеясь, что этого хватит, пока он не вытащит ее из здания. Шесть из двадцати штук уже пропали. Лелани запихнула их себе в рот целиком и съела вместе с костями.

- Быстрее! Быстрее! - сказал Эберсол, нажимая кнопку на лифте.

В его машине были наркотики, которыми он мог ее успокоить. А до тех пор ему просто нужно было доверять ей, и надеяться, что она не съест его.

Входная дверь открылась, и Алексис Траурнинг вышла с шприцом для подкожных инъекций. Она встала на колени и быстро ввела иглу в руку дочери, пока девочка спала, вся в крови и окруженная пережеванным мясом. Тревор нерешительно подошел ближе.

- Доктор Адамс?

- Я добрался сюда так быстро, как только смог. Я видел, что произошло.

- Что вы сделали с моей маленькой девочкой? Она сошла с ума!

- Что вы ввели ей сейчас?

- "Кетамин". Доктор Линдер принес его с собой, чтобы успокоить ее на случай, если она прибегнет к насилию. Не могу поверить, что она вот так разорвала его помощника. Она его съела! Вы видели это?

Тревор кивнул. Он все видел. Теперь он изо всех сил старался не впасть в шок. Он и Алексис уставились на труп. Все это казалось нереальным.

- Tот парень там в порядке?

Алексис покачала головой.

- Он в плохом состоянии. Думаю, Стар проткнула ему глаз.

- Он будет жить?

Алексис кивнула.

- Думаю да. Он позвонил в полицию. Они скоро будут здесь. Они собираются посадить мою маленькую девочку в тюрьму.

- Послушайте меня, Алексис. Я могу это исправить. Мне нужно вернуть ее в клинику. Вы понимаете? Это единственное место, где я смогу ей помочь. Сколько "кетамина" он привез с собой?

Она подняла бутылку с 500мл. "кетамина". Чтобы Стар потеряла сознание на протяжении всего полета, ему нужно было вводить ей 10мл. в час. Этого было бы достаточно, чтобы добиться цели.

- Мы можем сесть на мой частный самолет, - предложила Алексис. - Я позвоню заранее.

- Хорошо. Отлично. Я положу ее в машину.

- Доктор Адамс? Можно вопрос? - спросила Алексис, задерживаясь с телефоном в руке с озабоченным выражением лица.

- Да, Алексис? У нас мало времени. Полиция будет здесь с минуты на минуту.

- Я просто хотела спросить, после того как вы вернете ее в клинику и вылечите ее, она все еще будет худой? Я имею в виду, она не станет снова толстеть, не так ли?

Рот доктора Адамса открылся от удивления. Он не знал, что ответить.

По пути в аэропорт они проезжали рекламные щиты вдоль автострады. Была реклама рома с изображением пышной, полураздетой женщины с размером платья меньше, чем размер ее обуви. В другой рекламе тропического отпуска была изображена женщина в бикини, смотрящая на закат над океаном. Бедра женщины были уже, чем у десятилетнего мальчика. Они проехали мимо витрин с манекенами в витрине, все идеального третьего размера. Даже когда они повернули на съезд, ведущий к аэропорту, на рекламных щитах ночных клубов, автомобилей и даже в рекламе нового жилого дома были изображены женщины размеров не больше манекенов в магазине.

Последний рекламный щит, который они миновали, когда свернули на парковку аэропорта, предназначался для клиники пластической хирургии. Не одной из эксклюзивных клиник Беверли-Хиллз, в которой он всегда мечтал работать до того, как был принят на работу в клинику эстетической реконструкции «Афродита». Это была одна из тех сетевых клиник, которые делали грудь за четыре тысячи долларов за штуку. Женщина на плакате была похожа на куклу Барби. У нее была невероятно маленькая талия, а ее грудь была настолько большая, что она угрожала сломать эту двадцатидюймовую[29] талию пополам под действием силы тяжести. Это был тот эстетический идеал, который он продвигал. Продвигала вся его отрасль. Он отвернулся и увидел рекламу отелей с изображением счастливых пар, стройных и подтянутых, ни единого свидетельства эпидемии ожирения в Америке. Все это было иллюзией, и люди умирали за это.

- Где ваш самолет?

- Он там, но мы должны пройти таможню.

- Мы не полетим на вашем самолете в Канкун. Летим во Флориду. Там мы поменяем самолеты и прилетим на частном самолете клиники. Если мы летим в медицинское учреждение, будет менее подозрительно привязывать к каталке девушку без сознания с торчащими из нее трубками. Кроме того, в самолете клиники есть медицинское оборудование, которое поможет ей стабилизироваться.

Тревор закатал рукава и сделал еще один укол, введя иглу в одну из пульсирующих синих вен, которые пересекали ее исхудавшее тело, словно черви, ползающие по ее коже. Она почти не шевелилась.

- Вперед.

С тех пор, как ему пересадили почку, Джеффри почувствовал себя новым человеком. После более чем года нахождения в списке трансплантатов он почти потерял надежду, а затем какого-то богатого ублюдка уничтожила полицейская машина, и Джеффри получил новую жизнь. Забавно, как иногда работает карма.

Джеффри похудел на тонну за последние несколько дней. Он выглядел просто потрясающе. Он был не просто худым, он был «тощим словно гей», что было всего на пару фунтов меньше, чем «в лагере для заключенных». Он позировал перед зеркалом в узких джинсах и узкой серой модной винтажной футболке с v-образным вырезом. Его жизнь была бы идеальной, если бы не его безумный голод.

Сегодня вечером он собирался в "Клуб Икс" зацепить какую-нибудь «мужскую киску», как он любил называть это. Джеффри не считал себя геем или бисексуалом. Он ненавидел ярлыки. Джеффри просто любил трахаться, и его вкусы менялись день ото дня. Трахнул парня сегодня, завтра – женщину. Затем высокую цыпочку, а затем невысокую цыпочку. Он просто не ограничивал свой сексуальный выбор. Он знал, как это приводит в ярость и геев, и натуралов, но Джеффри было наплевать. Член или киска, просто не имело значения, когда его пенис был твердым, но сегодня он определенно хотел попку. Он не мог позволить своему новому стройному телосложению пропасть зря.

По дороге он остановился в закусочной, где продавали тако, и заказал буррито. После операции он ел каждый час или около того. Его аппетит был неконтролируемым, но по какой-то причине он, похоже, совсем не влиял на его вес. Он списал это на лекарство против отторжения. Должно быть, он как-то отреагировал на его лекарства от ВИЧ. По крайней мере, ему больше не нужна травка, чтобы вызвать аппетит. Это дерьмо было дорогим, и всякий, кто говорил, что это не вызывает привыкания, был чертовым лжецом. Он был абсолютно ненасытен. На этот раз его аппетит к еде почти совпал с его аппетитом к сексу. Почти.

Прошло всего шесть дней с момента операции, и врач сказал, что он не должен заниматься чем-то активным в течение четырех-шести недель, но Джеффри не собирался обходиться без секса в течение месяца. Этого он бы не вынес. Он все еще чувствовал усталость, и после операции была небольшая боль в боку, но лекарства были потрясающими. Хуже всего было то, что везде приходилось брать такси, но это был единственный совет врача, к которому он прислушался. Никакого вождения от шести до восьми недель. Ему нужно было найти себе парня или какую-нибудь одинокую мамочку, чтобы его возили. Он не мог позволить себе ездить на такси каждую ночь из-за безработицы.

Таксистом оказался мусульманин в тюрбане, который выглядел так, словно только что сошёл со сцены «Болливуда». Он неплохо выглядел. У него были миндалевидные глаза и смуглая кожа, а губы округлой формы были почти женственными. Он был немного красивее, чем мужчины, которых предпочитал Джеффри, и этот парень заставлял его нервничать. Он все время оглядывался на Джеффри и улыбался, пытаясь завязать неловкий разговор. Джеффри знал, что эти мусульманские парни ненавидят геев. Он слышал, что их вешали в Саудовской Аравии. Но это была Америка, так что пошли они на хуй.

- Ты идешь в тот клуб на Четвертой улице? "У Гарри"?

- Нет, это место для педиков. Я иду в "Коктейль", где тусуются все утонченные гомосексуалисты, - язвительно ответил Джеффри, а затем повернулся и посмотрел в окно на горизонт, пока они ползли по шоссе I-35.

Он пытался обидеть его, чтобы заткнуть ему рот, но это не сработало. Парень просто настаивал на своих глупых вопросах.

- Думаешь, парню вроде меня понравится этот клуб?

Джеффри закатил глаза.

- Нет, не думаю, что это твоя чашка чая.

- Я из Афганистана. У них там нет таких клубов.

Джеффри нетерпеливо вздохнул. Он снова становился голодным, сонным и раздраженным. Ему просто хотелось поесть, чтобы ему сделали минет и пойти спать. Если ему повезет, возможно, ему сделают минет во время еды. Он представил себе большой толстый бифштекс на косточке и большого сильного мужчину. Это был бы идеальный вечер.

- Может, ты сможешь меня туда когда-нибудь сводить?

Джеффри чувствовал себя придурком. Парень был геем. Вероятно, это был его первый раз, а Джеффри почти оттолкнул его. Джеффри вспомнил первого человека, к которому он пришел. Это был его учитель испанского, мистер Виллария. Джеффри было всего пятнадцать лет. Ходили слухи о том, что мистера Вильярии видели, как он держался за руки с парнями и болтающегося в гей-клубах на Четвертой улице, поэтому Джеффри бросил кости и открылся этому человеку. Он втайне надеялся, что мистер Виллария заключит его в объятия и займется с ним безумной страстной любовью прямо в классе.

То, что сделал его учитель, было намного круче. Он усадил Джеффри и предупредил его о мужчинах постарше, которые используют таких же молодых парней, как он. Он рассказал ему о безопасном сексе и направил его в несколько молодежных групп ЛГБТ в этом районе, и, наконец, он сказал ему всегда гордиться тем, кто он есть, и никогда не позволять никому заставлять его стыдиться того, что он гей. Он даже предложил созвать встречу с родителями здесь, в школе, если Джеффри беспокоится о том, как они отреагируют на эту новость. Его «открытый» опыт был круче, чем у всех, кого он знал.

Он слышал все ужасающие истории о том, как над ним смеялись, избивали, выгнали из дома. Он не прошел через это. Он также не прислушивался к советам своего учителя о безопасном сексе или избегании пожилых мужчин, но это была его собственная чертова глупая ошибка. Мистер Вильярия был великолепен. Джеффри, с другой стороны, чуть не сказал этому парню отвалить.

- Как тебя зовут?

- Аджани.

- Аджани? Меня зовут Джеффри. Вот что я тебе скажу, я голоден. Отвези меня поесть и выключи глюкометр, и я обещаю тебе ночь, которую ты не забудешь.

Аджани широко улыбнулся.

- Что ты хочешь съесть?

- Я в настроении съесть стейк.

В задней части такси, на стоянке у «Simone's Steakhouse», Аджани застонал и вздохнул, когда Джеффри глубоко погрузился в его девственную задницу. Он протянул руку и погладил Аджани в тот момент, когда прорвался в смазанную маслом прямую кишку молодого араба, наполнив ее своим семенем. Это было так хорошо.

Именно тогда Джеффри понял, что все было слишком хорошо. Он вытащил свой смазанный член из задницы Аджани и ахнул когда увидел, что растрепанный латекс свернулся клубочком у основания его члена.

- Бля. Вот дерьмо.

- Что случилось? - спросил Аджани, все еще тяжело дыша.

Его лицо выглядело в приподнятом настроении, как будто он проводил лучшее время своей жизни.

Джеффри почувствовал себя плохо, сообщив ему плохую новость.

- Я думаю, что у нас большая проблема.

Той ночью Аджани вернулся домой с двумя болезнями. С вирусом ВИЧ и генетическим ретро-вирусом, созданным доктором Тревором Адамсом, используемый для переноса ДНК карликовой землеройки, который перешeл от Джеффри к Аджани несколькими короткими толчками члена Джеффри в экстатически восприимчивый девственный анус Аджани. В течение следующих нескольких недель, набирающий популярность в гей кругах, засранец Аджани будет распространять вирус по Четвертой улице. В течение месяца вирус распространится и на все гетеросексуальное сообщество.

Жирное, калорийное жареное мясо имело приятный вкус. Было тепло и успокаивающе. Прилив калорий утолил голод Лелани. Она смотрела в лицо мужчине, который принес ей еду, и изо всех сил пыталась вспомнить, кто он такой. Она помнила его имя всего секунду назад, а затем голод снова всплыл и стер все воспоминания. Теперь голод был на мгновение подавлен. Ей снова захотелось спать. Она сожгла так много калорий, охотясь за добычей, и съела еще столько калорий от убитых ею людей. Ее живот раздулся. Ей нужно было отдохнуть, чтобы восстановиться.

Воспоминание об убийстве и поедании ее соседей вызывало лишь малейшие угрызения совести. Это было необходимо. У них были калории, необходимые ей для выживания. Убить и съесть их - ничем не отличалось от забоя коровы ради говядины или охоты на оленей ради оленины. Это был биологический императив. Если бы она не ела, она бы умерла, а в центре Остина не было коров, но было много людей, а человеческое мясо содержало достаточно калорий, чтобы поддерживать ее в течение нескольких часов.

- Дэвид. Доктор Дэвид Эберсол, - сказала Лелани между поеданием мяса.

Она посмотрела на Дэвида Эберсола и увидела сочную плоть, гладкую, эластичную кожу, покачивание жира вокруг его талии и шеи. Ее рот наполнился слюной.

- Да, Лелани. Это я. Я здесь, чтобы помочь тебе, - сказал Эберсол, тыкая пальцем на кнопку лифта, по которому они спустились в подвал.

- Поможете мне? - спросила Лелани, слегка наклонив голову так, что она выглядела еще более нечеловечной, словно дикая собака, исследующая какую-то странную добычу, с которой она никогда раньше не сталкивалась, пытаясь решить, опасна ли она или что-то еще, что она может убить и съесть.

Она знала, что доктор Эберсол был здесь, чтобы помочь ей. Где-то глубоко в подсознании она знала, что вокруг была опасность. Люди хотели причинить ей боль. За ней гнались люди. Полиция. Полиция приехала арестовать ее, потому что она съела людей. Она почувствовала краткий миг отвращения, за которым сразу последовало глубокое сенсорное воспоминание. Она вспомнила, как все это было вкусно. Как приятно было чувствовать, что их жизненные силы наполняют ее живот. Жирное мясо таяло у нее на языке, как масло. Она закрыла глаза и вздрогнула при воспоминании.

- Да. Я вытащу тебя отсюда. Верну тебя в клинику и приведу в нормальное состояние.

- Я нуждаюсь в пище.

- Я знаю. В машине есть еще еда. Мы должны попасть в нее. По всему зданию полиция. Нам нужно обойти их, чтобы добраться до еды.

Лелани оскалила зубы и подняла одну из своих когтистых рук, чтобы Эберсол мог их видеть. Они были покрыты кровью и куриным жиром.

- Я убью их!

- Нет. Мы не должны никого убивать, Лелани. У них есть оружие. Они причинят тебе боль.

Каким бы сильным ни был голод Лелани, ее инстинкт выживания был столь же силен.

- Хорошо, Дэвид.

- Я тебя накормлю. Я помогу тебе, но больше не убивай никого. Хорошо?

- Хорошо, Дэвид, - ответила Лелани, кивая и запихивая в рот еще одну куриную грудку.

Лелани вспомнила, что находится в лифте и что за ними гнались люди. Люди с оружием. Лелани почти не осознавала опасности. Голод мешал сосредоточиться на чем-либо, но курица помогла. На какое-то время это успокоило сводящую с ума алчность.

Дэвид сказал, что полиция попытается причинить ей боль, запереть ее, но он не хотел, чтобы она убивала их. Она могла сделать это легко. Она могла вскрыть их толстые животы одним взмахом когтей, вырвать им глотки своими клыками. Эта мысль воодушевляла. Она думала, что желание мужчин и зависть женщин - это сила, но настоящая сила – это способность легко жить и внушать страх. Она улыбнулась, прожевав еще один кусок жареной курицы, и полезла в ведро за еще одним куском. Она больше не была голодна, но еда была, так что она продолжала есть. Что ей действительно сейчас нужно, так это сон,

Двери лифта открылись, и они вышли в почти пустой гараж. Бетонная конструкция была хорошо освещена, а камеры видеонаблюдения были прикреплены к толстым колоннам, поддерживающим потолки. Сам гараж был двухэтажным, заглубленным ниже уровня улицы под зданием. От несанкционированного проникновения в гараж защищали стальные ворота с цифровой клавиатурой, и обычно там стояла охрана. Но Лелани уже убила охранника, когда кто-то позвал его на помощь после того, как Лелани ворвалась в квартиру ее соседа и разорвала его на части. Она сделала то же самое с вооруженным охранником, разорвав его тучный живот и вытащив его дымящиеся внутренности, пригоршнями запихивая его влажные, мягкие органы в рот, прежде чем он успел вытащить пистолет из кобуры. Она ела его печень на его глазах, пока он, умирая, смотрел на нее. Печень была полна калорий и питательных веществ. До лечения она терпеть не могла печень. В детстве мать заставляла ее есть печень и лук. Ей приходилось сидеть за столом еще долго после того, как все закончат и будут на кухне смотреть телевизор, пока она не закончит свою тарелку. Но на этот раз она съела еe несколькими кусочками, а затем выдернула его поджелудочную железу и съела ее, а затем и сердце. Все они были восхитительны.

- Сюда, - прошептал Эберсол, взяв Лелани за руку и повел ее через гараж.

Его машина все еще стояла на улице, и добраться до нее пришлось бы через полицейских, если бы они уже кружили заднюю часть здания, как он подозревал. Тем не менее, выйти из гаража на улицу было для них единственным шансом на побег.

- Нам нужно бежать.

Они побежали к выходу и достигли его в тот момент, когда двое полицейских шагнули вперед. Доктор Эберсол вскинул руки в знак капитуляции. Лелани ударила когтем по лицу первого офицера, зашедшего в выходную дверь, порезав его щеку до кости, проколов левый глаз и выбив его из глазницы. Слюни текли по его лицу, свисая с глазных нервов, как мертвая медуза.

Офицер, мальчик не старше двадцати пяти, с криком упал на пол.

- Мой глаз! Мой гребаный глаз!

Следующий офицер чуть не успел даже вытащить пистолет из кобуры, как Лелани прыгнула ему в руки и укусила его за нос. Хрящ хрустнул, как сухая куриная кость, нос тут же отделился, оставив рваный кратер в центре его лица. Он взывал о помощи, когда она вонзила ему когти в лицо, заставляя замолчать. Она запрыгнула на лысеющего, толстого, полицейского средних лет и начала резать и рвать его, разрывая грудь и горло, раздирая его лицо на ленточки, прежде чем Эберсол схватил ее и вытащил за дверь.

Полицейский с отсутствующим глазом все еще кричал и пытался связаться с подкреплением по рации. Лелани нырнула на него и схватила за горло своими челюстями. Одним движением головы она вырвала ему трахею. Артериальный душ пропитал ее волосы и одежду. Она остановилась, чтобы взять ведро с курицей, прежде чем последовать за доктором Эберсолом. Напряжение снова заставило ее проголодаться. Она все еще жевала плоть, которую вырвала из горла молодого офицера, когда сунула в рот еще один кусок курицы.

- Давай! Другие копы могли слышать их крики. Нам нужно добраться до моей машины!

Они убежали в ночь. Поместье окружали сады, а за невысокой каменной стеной проходила беговая дорожка, огибавшая городское озеро.

- Спустись к озеру. Я возьму машину и встречусь с тобой в собачьем парке на Конгресс-авеню. Ты все поняла?

Лелани кивнула, взяла еще кусок курицы и сунула в рот.

Эберсол заглянул в ведро, и она сделала то же самое. Осталось всего две штуки. Она увидела обеспокоенное выражение на его лице, когда он снова посмотрел на нее.

- У меня в машине есть еще. Не трогай никого, пока ты меня ждёшь. Я скоро буду там, хорошо?

- Я так голодна, Дэвид. Я так голодна, - сказала Лелани, качая головой.

- Пожалуйста, Лелани. Я обещаю. Я помогу тебе, но ты не можешь продолжать убивать людей.

Проблема была в том, что ей нравилось убивать. Жареный цыпленок не сопротивлялся. Он не кричал. Он ее не боялся. Жареный цыпленок не был таким интересным.

Полиция была повсюду. Доктору Эберсолу потребовалось около двадцати минут, чтобы добраться до своей машины, а затем пройти сквозь толпы зевак и любопытных на Конгресс-авеню и вниз к озеру.

Собачий парк представлял собой большую открытую площадку у озера, прямо под мостом на Конгресс-стрит. Осталось немного травы, которую не затоптали и не намочили, оставив большие коричневые пятна. Были даже большие участки, на которых не было травы вообще. Он нашел Лелани спящей в грязи, одинокую, дрожащую, как наркоманкa у которой детоксикация. Пустое бумажное ведро было разорвано и валялось вoзле нее. Ее огромные когти были залиты кровью. Ее рот приоткрылся, обнажив окровавленные клыки. Она была обнажена, и похожа больше на дикую собаку, которую кто-то выбрил наголо, нежели на человека.

Эберсол оставил машину заведенной, подошел к Лелани и взял ее на руки. Она весила меньше, чем его десятилетняя племянница, максимум семьдесят или восемьдесят фунтов[30]. Это было все равно что поднять пугало из папье-маше на Хэллоуин. Он был уверен, что смог бы с легкостью раздавить ее беспризорное тело, если бы не клыки и когти. Она слегка пошевелилась, но не проснулась, пока он нес ее обратно к своей машине. Ее кожа была горячей, чем асфальт в августе. Эберсол вспотел, пока нес ее через парк к своей ожидающей машине. Ее сердцебиение отдавалось ему в грудь. Было больше ста ударов в минуту. Это был пульс человека, бегающего спринт, а не человека, находящегося в глубоком сне.

Эберсол почувствовал, как его яички сморщились, когда Лелани уткнулась носом в изгиб его шеи, издав рычащий мурлыкающий звук. По спине пробежал холодок. Если она проснется голодной, пока он ее несет, ему конец. Они без происшествий добрались до машины, и Эберсол отвез ее в аэропорт. Сара договорилась о встрече на частном самолете клиники.

Тэмми все еще была голодна, когда мать уложила ее спать. Она надела повязку на глазa так, как велел ей доктор Саварес, и заползла под одеяло. Ее мама и папа поцеловали ее на ночь. Ее мать только что вышла из душа, и от запаха ее чистой кожи у Тэмми потекли слюнки. У нее заурчало в животе. Было такое ощущение, что он ел сам себя.

- Можно мне перекусить перед сном?

Ее отец покачал головой.

- Ты ела весь день, милая. Хватит. Мы приготовим тебе хороший завтрак утром. Хорошо?

Тэмми покачала головой.

- Проклятье! Мне нужно поесть! Я голодна!

Ее голова завалилась набок, а левая щека взорвалась иголками боли. Отец ударил ее по лицу. От удара ее новые глаза заметались, и она надеялась, что он не повредил их.

- Следи за своим чертовым языком, юная леди! Ты будешь есть, когда я тебе скажу! Ты меня поняла?

Ее отец был крупным мужчиной с бочкообразной грудью. Он был высоким и широкоплечим, с огромными руками. Его рыжие волосы и борода делали его похожим на лесоруба в деловом костюме. Тэмми думала, что он похож на греческого бога Зевса, только с рыжими волосами. Его голос был глубоким, но мощным. Когда он был взволнован или возбужден, он гудел, как гром.

Тэмми заплакала. Это была не боль от удара ее отца, а голод, пронизывающий ее кишки, который причинял ей гораздо больше боли.

- Я голодна, папа!

- Ты будешь есть утром!

Он выскочил из комнаты и захлопнул дверь, увлекая за собой мать Тэмми.

Тэмми все еще слышала, как они спорят в коридоре. Ничего нового. Они ссорились каждую ночь, и, если причиной ссоры не была Тэмми, ее имя в какой-то момент обычно всегда упоминалось.

- Может, с ней что-то не так. Возможно, это как-то связано с лекарствами, которые она принимает от боли, и с лекарствами против отторжения. Она очень сильно похудела.

- Нет ничего плохого в этом проклятом ребенке. Врач сказал бы нам, если бы что-то было не так. Она только что выписалась.

- Она никогда не была такой. А ты даже не мог прийти в больницу в тот день, когда твоя дочь увидела впервые за четыре года!

- Я должен был работать! Если бы я не надрывал себе спину, мы бы не смогла оплатить эту чертову операцию!

- Я собираюсь поискать симптомы этих лекарств в Интернете. Говорю тебе, с ней что-то не так.

- Итак, сегодня вечером снова никакого секса?

- У тебя есть рука.

Тэмми ворочалась и не могла уснуть. Она никогда в жизни не была так голодна. Она стонала и скулила, сбросила с себя одеяло, затем снова подняла его и обернула вокруг себя, а затем снова сбросила. Она была горячей. Было такое ощущение, что она горит изнутри. Пот стекал по ее лицу, пропитывая пижаму и простыни.

Тэмми позвала своих родителей.

- Можно мне воды?

- Нет! Ты намочишься в постель!

Тэмми было почти девять. Она не мочилась в постель уже несколько месяцев. Она вылезла из постели и начала ходить. Она все еще могла слышать, как родители спорят в коридоре за дверью спальни, но она больше не могла разобрать, что они говорят. Все, что ей нужно было сделать, это подождать, пока они уснут, и она могла совершить набег на холодильник. Это будет недолго. Скоро они устанут ненавидеть друг друга.

Было уже за полночь, когда родители Тэмми наконец заснули. К тому времени Тэмми проголодалась еще больше. Ее живот сводило. У нее болел рот. Ее зубы казались слишком большими, и они продолжали резать губу. У крови был такой приятный вкус, что она начала делать это нарочно, закусывая нижнюю губу, просто чтобы попробовать что-нибудь, что угодно. Ее руки тоже были другими. Ее ногти выросли. Они были темными и некрасивыми, как у ведьмы. Она превращалась в монстра. Все будет в порядке, как только она поест. Она это чувствовала.

Тэмми не могла больше ждать. Она открыла дверь и на цыпочках прокралась по коридору. Она приподняла повязку на глазу, но подавила желание включить свет. Ночь давила на нее со всех сторон. Она чувствовала себя папой Джеппетто из Пиноккио, крадущимся по чреву кита - так она чувствовала себя, когда впервые потеряла зрение. Но она знала дорогу по дому. Четыре года слепоты приучили ее к ночи.

Тэмми ловко обошла диван в гостиной, торшер, журнальный столик, книжный шкаф с изданиями в кожаном переплете, которые никто не читал, и фарфоровый шкафа, заполненный посудой, которой они никогда не пользовались. Она прокралась на кухню и открыла холодильник. У нее было обильное выделение слюны, и ее желудок был в агонии. Невозможно было избежать тусклого света в холодильнике. Если бы ее родители действительно спали, это не имело бы значения, а если бы они не спали, они все равно ее бы услышали.

Тэмми нащупала холодильник. Ее зрение все еще оставалось нечетким, и она привыкла больше полагаться на свои другие чувства. Она схватила сумку, которую родители принесли домой из ресторана, в который они ходили, когда она была еще в больнице, и понюхала ее. Там был кусок баранины с мятным желе, картофельное пюре из васаби, стручковая фасоль и молодая морковь. Она приподняла пакет и высыпала его содержимое в рот. Она быстро пережевывала и снова полезла в холодильник, ощупывая все вокруг, пока ее пальцы не коснулись йогурта ее матери. Она оторвала крышку и окунула туда пальца. Она съела половину чашки, когда услышала позади себя тяжелые шаги.

Кто-то схватил ее сзади и швырнул на пол.

- Какого хрена ты делаешь?

Чашка с йогуртом разлетелась по полу. Тэмми подняла повязку и посмотрела на йогурт, размазанный по плитке. Ее желудок заурчал, а потом она тоже зарычала. Не задумываясь, она укусила его за руку, вонзив зубы глубоко в кожу и хрустнув толстыми фалангами отца. Палец у него тут же оторвался, и она начала рассеянно жевать его, в то время как ее отец начал кричать.

Он ударил ее по голове, и все стало нечетким и темным и так и осталось. Одна из ее новых роговиц отделилась. Это не имело значения; она могла слышать крики отца, чувствовать запах пота, зловоние его страха. Он свернулся клубком, стонал, хныкал и кричал от боли. Тэмми по-прежнему держала его палец во рту, сжимая его челюстями, которые за ночь стали невероятно мощными. На вкус было неплохо. Фактически, для нее это было так же вкусно, как и та баранина, которую она ела несколько минут назад.

Мучения ее отца начали утихать, когда нейротоксин в слюне Тэмми поразил его нервную систему, заставив его мышцы сжаться. Он хмыкнул несколько раз, дрожа и содрогаясь, но не мог пошевелиться. А Тэмми все еще была голодна.

- Билл? Билл?

Мать Тэмми бежала по коридору в облаке духов, паники и лака для волос. Тэмми не хотела причинять боль своей матери, но и отказываться от новой еды тоже не хотела.

- Боже, мой! Что ты делаешь?

Ее мать подбежала к ней и попыталась оторвать Тэмми от груди отца. Тэмми съела его трапециевидную мышцу, прогрызла путь от основания шеи до его лопатки. Пластинчатая кость была чистой от плоти. Онa блестел в свете открытой дверцы холодильника.

Мать Тэмми кричала и сильно трясла ее.

- Что ты сделала? Что ты сделала? Почему?!!

Ее отец дрожал под ней, истекая кровью, струящийся из рваной дыры в спине и шее, неимоверно впадая в шок.

Тэмми пожала плечами.

- Я говорила вам, что была голодна, мама.

Она продолжала есть, а ее мать упала в обморок, ударившись головой о гранитную столешницу. Она никогда не очнется от удара. Через несколько часов Тэмми тоже начнет есть свою мать. Когда она закончит, она займется толстым педерастом, живущим рядом. Однажды он прикоснулся к ее заднице и попытался засунуть ее руку себе в штаны. Затем он мастурбировал перед ней, думая, что она не узнает, что это он, потому что не могла видеть. Но она знала, что это он, хотя он не сказал ни слова. Она чувствовала запах его потного тела и слышала его затрудненное дыхание легких, задыхающихся под слоями толстого жира. Она облизнула губы, думая обо всех восхитительных калориях в этой тучной горе бесполезного мяса и тканей.

Доктор Сара Махендру ждала в лимузине в международном аэропорту Канкуна у терминала частной авиации. Через несколько мгновений два ее самых ценных доктора должны были прибыть после своего тяжелого дня. С тех пор, как она получала их безумные послания, она была одержима их дилеммой. Двое из четырнадцати пациентов, которых они лечили на прошлой неделе, впали в безумие и каннибализм. Теперь ее сотрудники связывались с остальными двенадцатью. Один из них погиб в автомобильной катастрофе, что повлекло за собой множество других проблем. Он был донором органов, и теперь его органы и ткани были переданы более чем восемнадцати людям и их могли получить еще до тридцати. Если в этих органах и тканях содержится ретро-вирус доктора Тревора Адама, невозможно сказать, сколько людей сейчас инфицировано. Ей нужна была помощь, чтобы исправить все это.

Она позвонила старому знакомому по работе в Гарвардской медицинской школе, профессору Райану Виваану. Он был аспирантом, как и она, когда она впервые познакомилась с ним в 98-м. Теперь он работал в Министерстве науки и технологий Индии в их лаборатории генетических исследований. Прежде чем она обнаружила доктора Тревора Адамса, она уговаривала профессора Виваана присоединиться к клинике. Он отказался, сославшись на этические соображения. Было нелегко убедить его помочь спасти клинику от последствий тех же самых этических проблем, о которых он беспокоился.

- Райан? Это Сара Махендру. У тебя есть минутка?

Хотя отец Сары был индийцем, она никогда не учила родной язык, и этот факт раздражал ее отца не столько, сколько, казалось, раздражало профессора Виваана. Она слышала, как он тяжело вздохнул на другом конце телефона. Тяжело дышать и закатывать глаза, как если бы жизнь в целом была одним большим неудобством, было одной из самых привлекательных черт его характера.

- Я очень занят, Сара. Что я могу сделать для тебя? Хочешь предложить рискнуть своей репутацией, вводя жирным, ленивым, больным американцам ДНК, чтобы они выглядели так, как если бы они правильно питались и занимались спортом?

Сара вздохнула.

- Райан, это серьезно. Мне нужна твоя помощь. Мы сделали несколько… ошибок. Ты был прав.

Повисла долгая пауза.

- Райан?

- Я пытаюсь решить, стоит ли мне повесить трубку, прежде чем меня увлечет безумие, которое вы создали.

- Я буду платить тебе вдвое больше годовой зарплаты за один месяц твоего времени.

- Две недели, и я могу отказаться в любой момент.

- Хорошо, но ты мне нужeн прямо сегодня.

- Почему так срочно?

- Я все объясню, когда ты прилетишь.

- Все так плохо, как кажется?

- Еще хуже. Намного хуже.

Сара повесила трубку.

Через несколько минут приземлился частный самолет "Gulfstream G-550". Она почувствовала дрожь в животе. Обычно "G-550" предназначались для самых богатых клиентов, хотя многие из них предпочитали использовать собственные самолеты. Сегодня в нем было нечто ужасающее, о чем Сара даже не могла вообразить.

Прошло более десяти лет с тех пор, как Сара взяла у своей семьи и различных банков взаймы сто миллионов, чтобы превратить старый испанский отель в медицинский курорт мирового класса. Тогда она была одним из ведущих пластических хирургов мира. Теперь она была бюрократом, проводившим больше времени за компьютером, чем со скальпелем. Открыв это место, она обнаружила, что ее величайший дар - это способность распознавать таланты. Сара заманила доктора Дэвида Эберсола в клинику из его шикарного заведения в Беверли-Хиллз, предложив ему десятую часть прибыли в дополнение к его значительной зарплате, и вместе с ним она получила всех его знаменитых и состоятельных клиентов. Однажды они пережили выздоровление после операции на пляжном курорте с услугами дворецкого, пятизвездочными блюдами, приготовленными их личным шеф-поваром и подаваемыми на тонком фарфоре с настоящим столовым серебром, персональным массажем, бассейн в номере и джакузи, остальное сделало молва. Это было незадолго до того, как клиника эстетической реконструкции «Афродита» приносила сотни миллионов в год. Теперь все было под угрозой.

Сара наблюдала, как с самолета выносят две каталки, а за ними выходят два врача. Она глубоко вздохнула и вышла из лимузина. На взлетно-посадочной полосе стояли две машины скорой помощи. Сара махнула им рукой. Медперсонал поспешил взять на себя заботу о двух высокопоставленных пациентах. Доктор Эберсол спустился на взлетно-посадочную полосу за каталкой с Лелани. Выражение его лица было стоическим, но Сара знала его достаточно долго, чтобы признать боль и гнев, бушующие внутри него. Только сейчас ей пришло в голову, что этот мужчина влюблен в Лелани.

Тревор Адамс споткнулся на взлетно-посадочной полосе с выражением депрессии и поражения, из-за чего Сара захотела дать ему пощечину. Ни у кого не было времени проверить, и уж тем более у того, кто в первую очередь отвечал за бардак, хотя Сара взяла на себя свою долю ответственности.

Это была ее идея нанять генетика. Сара считала это следующим логическим шагом в эволюции косметической медицины. И она знала репутацию молодого доктора Адамса, когда принимала его на работу. Его безрассудство и готовность нарушать законы были большим преимуществом. Оглядываясь назад, можно сказать, что с ее стороны это было неосторожной ошибкой. Теперь ей пришлось смириться с этой ошибкой.

Она подтолкнула его к созданию нового лечения, которое они могли продавать эксклюзивно, и он сделал именно это. То, что он создал, было потрясающим. Сара была так впечатлена, что начала рекламировать его еще до того, как были завершены испытания на животных. Клиника зарезервировала первые двадцать человек для нового лечения еще до того, как начались первые испытания на людях. Новое лечение обещало сделать их всех миллионерами. Сара наблюдала, как результат ее безудержности катят по взлетно-посадочной полосе к машине скорой помощи.

Женщина была практически трупом. На ней вообще не было мяса, только кости, тонко прикрытые кожей. Мышцы и жировая ткань были сожжены явно неконтролируемым метаболизмом. Грудь девочки быстро поднималась и опускалась, она задыхалась в прерывистом сне, вызванном наркотиками. Сердце девочки колотилось о ее хрупкие грудные клетки. То, что девочка была еще жива, было чудом. Ее тело ело само себя. Оно сожрало каждую унцию подкожной ткани и теперь пожирало ее органы. У Сары не было никаких сомнений в том, что девочка умирает.

Сара глубоко вздохнула и с удивлением почувствовала как у нее выступили слезы на глазах. Она протянула руку и погладила девочку по голове. Кожа была горячей на ощупь. Она взяла ее за руку и нежно сжала. Пальцы были искривлены, как корни деревьев, как будто они были поражены сильным артритом. Они свернулись внутрь. Ногти стали длинными, толстыми и острыми, это были больше когти, чем пальцы. Они были покрыты пятнами засохшей крови. Другая рука девушки была забинтована. Сара похлопала по тыльной стороне ладони и положила ее на каталку. Она глубоко вздохнула и вытерла слезы с глаз. Она надеялась, что не испортила жизнь этой девочки навсегда. Невозможно было предсказать, какие эмоциональные шрамы у нее будут. Сара не могла представить себе жизнь с осознанием того, что вы убили кого-то без причины, просто чтобы утолить свой голод, съели кого-то заживо. Саре будет достаточно трудно смириться с тем фактом, что это ее вина. Она посмотрела на ужасно исхудавшее тело девочки и налитые кровью глаза доктора Тревора Адама.

- Ты удовлетворен? - спросила она. Тревор отвернулся. - Ты останешься с ней на протяжении всего пути до клиники, а если она умрет, ты сам свяжешься с ее матерью. Понятно?

- Она позади нас, - ответил Тревор.

Сара подняла глаза и, конечно же, узнала все еще удивительно красивое лицо одной из самых узнаваемых актрис мира, Алексис Траурнинг. Женщина выглядела идеально собранной. Полосок черных слез и размазанной туши, которые обычно можно было бы увидеть на женщине, у которой умирает ребенок, нигде не было. Алексис смотрела в зеркальце и щедро наносила пудру, пока ходила в невероятно высоких каблуках. Она подняла глаза и сообразила, что отстала от дочери, убрала зеркальце и пудру, приподняла подбородок к небу и увеличила темп, чтобы наверстать упущенное.

Сара покачала головой. С усилием она боролась с выражением отвращения и презрения на своем лице, наложила на него улыбку, а затем передумала и изменилась к чему-то более торжественному и милосердному.

Она шагнула вперед и протянула Алексис руку.

- Я очень сожалею обо всем этом. Не волнуйтесь, мы сделаем для нее все, что сможем. У меня есть несколько лучших врачей в мире, готовых помочь, как вы знаете, здесь, в нашей клинике, находится один из лучших медицинских и исследовательских центров на планете.

Алексис кивнула. Для Сары было очевидно, что Алексис с чем-то борется. Она хотела что-то сказать, но не могла найти нужных слов.

- Да, мисс Траурнинг? У вас есть вопрос?

- Что с ней? Почему она сошла с ума? Что вы с ней сделали?

Сара сохранила стоическое выражение лица. Она смотрела прямо в глаза Алексис, когда женщина говорила, так, будто ловила каждое слово известной актрисы. Она утешительно положила руку на плечо Алексис.

- Госпожа Траурнинг, у вашей дочери реакция на лечение. Она слишком сильно худеет. По сути, она умирает от голода. Мы будем кормить ее внутривенно, чтобы она оставалась в живых, пока мы не сможем обратить последствия.

- Я не понимаю. Как она может голодать после всей съеденной еды?

- Калории, которые она съедает, сжигаются быстрее, чем она может их потреблять. Ее тело мгновенно превращает калории в кофермент под названием АТФ, прежде чем он может быть сохранен в виде жира, а ее мышцы используют этот АТФ так же быстро, как они вырабатываются.

- Значит, она никогда не толстеет?

- Нет. Вот для чего было лечение.

- Тогда это сработало, верно? Я имею в виду, если она не может толстеть, значит, лечение подействовало?

Алексис казалась в приподнятом настроении. Ее дочь умирала прямо на ее глазах, превратившись в кожу и кости, а ее мать, казалось, беспокоило только то, сколько веса она потеряла. Актриса снова замолчала, явно о чем-то глубоко задумавшись.

- Да?

- Я спросила доктора Адамса, если… я имею в виду, когда они вылечат Стар, она снова станет толстой?

Сара попыталась, но не смогла скрыть удивление. Она медленно покачала головой.

- Я... я не знаю.

- Если она снова станет толстой, я хочу вернуть свои деньги, каждый цент! Вы понимаете?

- Да. Да, конечно.

- Еще кое-что, - сказала Алексис. Она огляделась, а затем посмотрела на землю в нехарактерной демонстрации незащищенности. Наконец, она наклонилась ближе и зажала рот ладонью, чтобы шепнуть Саре на ухо. - Если все сработает. Я имею в виду, если вы сможете это исправить - я хочу, чтобы вы сделали это со мной, хорошо?

Сара отодвинулась. Она практически отпрянула. На этот раз ее презрение нельзя было скрыть, но Алексис, похоже, либо это не заботило, либо она этого не замечала. К Саре вернулось самообладание.

- Да, конечно. Как скажете, мэм.

Скорая помощь погрузила Стар в машину, и Тревор забрался внутрь вместе с ней. Сара направилась обратно к лимузину. Она услышала позади себя стук каблуков. Она повернулась и с удивлением увидела, что Алексис не отстает от нее.

- Разве вы не хотите поехать со своей дочерью в машине скорой помощи?

- А разве этот лимузин не для меня?

Сара широко улыбнулась, искусственно расширив губы, чтобы скрыть растущее отвращение к женщине.

-Да, конечно. Можете взять мой.

В клинике доктора Сару Махендру ждали новые плохие новости. Ее сотрудники обнаружили других двенадцать пациентов, и новости не были хорошими. Сегодня утром в новостях фигурировали трое их пациентов, что вызвало бурю слухов и предположений. Был ли это новый препарат со смертельным побочным эффектом? Сатанинский культ? Вирус зомби? Причинение телесных повреждений парням из психиатрической больницы со стороны Стар Траурнинг не осталось незамеченным СМИ. Выжившая рассказывала репортеру о том, как Алексис Траурнинг убегает с дочерью и каким-то таинственным мужчиной, не дожидаясь полиции. Теперь на них обеих был получен ордер на арест.

Ранее, в тот же день были показаны повторы печально известной теперь атаки в прямом эфире Сэмюэля «Пухлого» Салдейна на своего продюсера. Сара смотрела это однажды и видела как Пухлый жует внутренности своего продюсера, как звенья польской колбасы. Атака транслировалась в прямом эфире на десятки миллионов домов. Он съел человека заживо. Полиция начала расследование, начав с тщательного вскрытия. Вскрытие беспокоило Сару больше всего. Если бы они заметили генетические изменения, то вскоре проследили бы их до клиники.

Худшее из сообщений касалось Натана Джинджреда, бывшего конгрессмена США и бывшего кандидата в президенты, которого теперь обвиняли в каннибализме своих собственных детей, в том числе его восьмимесячного сына.

Сара знала, что эту последнюю деталь она должна скрыть от профессора Виваана. Если бы он узнал об этом, он бы сбежал, умыл руки от всего этого, а им понадобится его опыт, чтобы найти лекарство. Они нашли большинство других пациентов. Трое из них уже были мертвы, еще шестеро направлялись в клинику, Пухлый находился под стражей в полиции в ожидании суда за поедание своего продюсера, а Стар Траурнинг и Лелани Симмс уже были в клинике. Пропал только конгрессмен. Он ушел после того, как съел своих детей, и никто не мог его найти. Также стоял вопрос о реципиентах трансплантата. Это беспокоило Сару больше всего.

В новостях упоминались и другие странные случаи спонтанного каннибализма. Баскетболист съел санитара в больнице в Остине. Маленькая девочка съела обоих своих родителей в одном городе, и в нескольких гей-клубах в этом районе произошли случайные нападения. Все в том же городе, шеф-повар, один из их пациентов, погиб в автокатастрофе, а его органы были взяты для трансплантации.

- Дерьмо.

Сара ударила кулаком по столу, порезав кожу на костяшках пальцев и потянув за собой кровь, но, казалось, не заметив этого, когда смотрела в окно на волны, разбивающиеся о пляж, и на всех счастливых пляжников, плещущихся в воде или загорающих на пляже.

Моя жизнь должна быть такой простой, - подумала она.

Первоначальные тесты двух пациентов, которых они привели вчера, выявили поразительные физиологические изменения. Их тела сжигали калории с невероятной скоростью, тысячи калорий в час, а уровень адреналина в их крови был более чем в десять раз выше нормального. Тревор не просто ускорил их метаболизм, он вызвал бурю в центрах ярости их мозга.

ПЭТ-сканирование миндалины Стар Траурнинг показало усиление кровотока в лобной доле. Анализы крови показали бесконечно малые уровни ацетилхолина - гормона, смягчающего более серьезные эффекты адреналина, и моноаминоксидазы А - гормона, расщепляющего дофамин и другие моноаминовые нейротрансмиттеры, такие как серотонин и норэпинефрин, которые имеют решающее значение для контроля импульсов и модуляции эмоциональных реакций. Тесты показали, что у них не только бушует аппетит, но и нервная система, возбужденная передозировкой адреналина, имитирует крайнюю ярость, а также присутствует отсутствие контроля над импульсами, отсутствие способности регулировать или подавлять этот гормональный натиск.

Еще более поразительными были физические изменения. Изменилась вся структура челюсти Стар. Онa удлинилась и стала толще. Резцы выросли и сдвинулись вперед, а красная окраска на концах была вызвана скоплением какой-то железной руды. Образцы слюны Стар содержали нейротоксин, который блокирует взаимодействие нейронов с нейротрансмиттерами, и нарушает функцию нервов, вызывая болезненный паралич мышц и даже разрушая нейроны и вызывая необратимое повреждение клеток. Это было эффективное оружие. Онo делалo жертв беспомощными с одного укуса, обездвиживая их, пока они не будут съедены заживо.

Даже руки Стар изменились. Они были толстыми и узловатыми с ножевидными когтями, отходящими от кончиков пальцев. Когти были смертельно острыми. Сара вздрогнула, представив, как эти когти разрывают чью-то грудь.

Сара позвонила докторам Адамсу, Эберсолу и Виваану, чтобы они пришли в ее офис. Она снова посмотрела в окно, прежде чем включить компьютер. Первое, что она увидела, был заголовок о вирусе, передающемся половым путем и превращающий людей в каннибалов.

Передается половым путем? Вирус мутировал, стал заразным. Просто все стало немного сложнее. Врачи из Центров по контролю за заболеваниями связали вирус с несколькими гей-клубами в центре Остина. Вирус получил уличное название «Тощий», и как только об этом сообщили СМИ, болезнь превратилась в повальное увлечение. Люди сознательно заражались, чтобы похудеть. ЦКЗ назвал болезнь СПГМ (синдром приобретенного гиперметаболизма), и они усердно работали, отслеживая происхождение болезни, в поисках «нулевого пациента». Пока что, они опознали молодого бисексуального мужчину, который недавно умер от этой болезни. Он был ВИЧ-положительным, и они исходили из гипотезы о том, что вирус ВИЧ каким-то образом мутировал.

Несмотря на сообщения о том, что помимо того, что люди готовят и поедают своих домашних животных, они также грабят супермаркеты в поисках еды, объедаются в буфетах и ​​ресторанах быстрого питания, и даже прибегают к каннибализму. И все они были худыми. Никаких упражнений. Никакой диеты. Это было совершенное чудо похудания.

Facebook и Twitter гудели разговорами о болезни:

«Я очень хотел бы заболеть этой болезнью. Мой кузен заразился и похудел на семьдесят фунтов[31] за одну неделю!»

«Разве он не съела свою бабушку?»

«Да, но это того стоило, если вы спросите меня. Его бабушка все равно была старой, и эта сука была чертовски толстой!»

«Вы слышали об этой новой болезни, которая делает людей худыми? Я бы хотел, чтобы и я заразился. Я не прочь потерять несколько фунтов.»

«Заполните свой холодильник, а затем пойдите и заразите свою жирную задницу! Быстрое и простое лекарство от эпидемии ожирения в Америке! ЛОЛ!»

«Это исправит и экономику. Я покупаю акции "McDonald's"! РОФЛ!»

Сара нажала на новостную статью о проститутке, которая сгорела в огне и получила трансплантат кожи. Ее поймали вместе с разорванными телами в подвале. Ниже рассказывалась история о таксисте в Остине, который был помещен под стражу в полиции после того, как его работодатели обнаружили в багажнике его машины останки местного бизнесмена. Вся плоть была вырвана из костей человека. Таксист умер от голода после ночи в тюрьме.

Она пролистывала новостной репортаж за новостным репортажем, каждый из которых был ужаснее другого, и под каждым были сотни комментариев от людей, размышляющих о зомби-апокалипсисе и задавающихся вопросом, как бы они могли заразиться.

- Что мы наделали? - прошептала Сара.

Она подняла глаза от монитора, когда вошел доктор Тревор Адамс. Она хотела задушить его. Позади него стоял доктор Виваан с таким видом, будто хотел задушить ее.

- Где Эберсол?

Тревор посмотрел на доктора Виваана, который строго и безразлично посмотрел на него.

- Он решает небольшую проблему. Нам пришлось связать двух наших особых пациентов. Они продолжали нарушать свои ограничения. Их сверхактивные надпочечники сделали их необычайно сильными. Боюсь, одна из медсестер была укушена, - сказал Тревор.

- Она мертва. Модель, Лелани Симмс, вырвала ей глотку, - добавил доктор Виваан, оглядывая комнату зловещим взглядом.

У Сары было такое чувство, будто она только что упала со скалы. Она тяжело сглотнула, сглатывая желчь, обжигающую ей горло.

- Где она сейчас?

- По дороге в морг, а я возвращаюсь в Индию.

Сара вздохнула и покачала головой.

- Tы можешь подождать. Мне есть что сказать, что может изменить твоё мнение.

- Что ты можешь мне сказать, чтобы я захотел быть частью этого безумия, которое вы здесь создали?

- Вирус мутировал. Это заразно.

В комнате стало тихо.

- Bы уверены? - спросил Тревор.

- Кто-нибудь удосужился посмотреть сегодня новости? Он везде, - ответила Сара.

- Они… они проследили это до нас? - спросил Тревор.

- Еще нет. Прямо сейчас они думают, что это как-то связано со СПИДом.

- СПИДом?

- Они думают, что вирус ВИЧ мутировал, и это вызывает болезнь. Я думаю, они проследили происхождение вируса до парня, который был инфицирован ВИЧ. Я проверила, он не был нашим клиентом, но недавно он получил новую почку от одного из наших клиентов, погибшего в автокатастрофе.

Доктор Виваан посмотрел на доктора Адамса и покачал головой.

- И никто из вас никогда не думал о такой возможности? – спросил он.

Сара была сбита с толку.

- Какой возможности?

- Скажи ей! Расскажи ей, что сделал твой вирус!

Доктор Виваан трясся от ярости. Доктор Эберсол вошел и перевел взгляд с рассерженного маленького индейца на Тревора. Все смотрели на Тревора, ожидая, что он все объяснит.

- Скорее всего, наш ретро-вирус прицепился к ретро-вирусу ВИЧ. Вот как это распространяется.

- Распространяется? - спросил Эберсол.

- Да, распространяется. Это во всех новостях. И ты знал, что это может случиться? - спросила Сара, снова поворачиваясь к Тревору.

Тревор пожал плечами и поднял руки, сдаваясь.

- Я действительно не думал об этом. Мы проверяли всех, кого лечили, на ВИЧ, прежде чем вводить им инъекции. Если бы этот шеф-повар не был убит, а затем не пожертвовал свои проклятые органы, вирус был бы сдержан.

- Но, ведь он больше не сдерживается, не так ли? - рявкнул Эберсол.

Из-за двери, по коридору донeслись крики. Раздалась тревога. Все врачи посмотрели друг на друга пустыми взглядами, ужас, который они чувствовали, отчетливо отражался на каждом из их лиц. Эберсол выглянул за дверь и посмотрел в коридор. По всему зданию эхом разнеслись новые крики, сопровождаемые гортанным рычание. Звучало так, словно происходили убийства.

Эберсол посмотрел на часы.

- В какое время должны были прибыть другие пациенты?

Сара проверила время на своем смартфоне.

- Они должны были быть здесь двадцать минут назад.

Все они оглянулись на открытую дверь и медленно подкрались к ней, присоединились к Эберсолу и вглядывались в коридор. Еще больше криков заполнили залы.

- Tы сказалa им держать пациентов под контролем и под воздействием седативных препаратов?

- Я... я не знаю. Я не помню, - ответила Сара.

- Что ж, похоже, что ваши пациенты прибыли, - сказал доктор Виваан.

Они вернулись в комнату и закрыли дверь. По молчаливому соглашению Эберсол, Тревор Адамс и Виваан начали перемещать мебель. Они поставили перед дверью большой дубовый стол Сары, и через несколько секунд что-то сильно ударило его и принялось царапать, рыча, как дикий зверь. Все замолчали. Рычание усилилось, когда к группе присоединились другие, долбясь в дверь, яростно рыча, пытаясь пробиться сквозь массивный дуб.

- Вызови полицию, - прошептал Эберсол.

Сара взяла свой сотовый телефон и набрала 060, номер службы экстренной помощи полиции в Канкуне.

- Здравствуйте, полиция Канкуна, что у вас произошло?

- Мы заперты в комнате на курорте Клиники эстетической реконструкции «Афродита». Тут люди, которые пытаются нас убить! Нам нужна помощь!

- Кто эти люди?

- Это каннибалы. Они хотят нас съесть. Пожалуйста, быстрее!

Она повесила трубку.

- Что ты сказала?

- Я сказала, что нас пытаются убить каннибалы.

- Они приедут? - спросил Тревор.

Его глаза расширились от ужаса, он прислушивался к царапанью по другую сторону двери, к чудовищам, которые когда-то были его пациентами.

- Я думаю, да.

Снаружи было еще больше криков. Тревор и Эберсол подошли к окну. Доктор Виваан присоединился к ним.

- Боже, милостивый!

Несмотря на ее оговорки, Сара присоединилась к своим коллегам у окна и выглянула наружу. На стоянке были разбросаны тела. Части тел. В окровавленных лохмотьях лежали белые лабораторные халаты, обувь медсестер, зеленые комбинезоны садовников, серые комбинезоны дворников и несколько штатских, сарафанов, шорт цвета хаки, кедов, джинсов и футболок. У некоторых внутри остались конечности. В одном из комбинезонов все еще был расчлененный торс, грудь была разорвана и выдолблена. Бестелесные головы валялись разбросанными, как выброшенные части куклы деструктивного ребенка. Два тела все еще выглядели относительно невредимыми, и люди питались ими.

Сара узнала одного из нападавших, маленькую девочку по имени Стар Траурнинг. Ее зубы торчали изо рта и свисали ниже нижней губы, как у саблезубого тигра. Ее лицо было залито кровью. Она стояла на четвереньках, царапая мужчину, в котором Сара узнала одного из санитаров, вытаскивала его внутренности и жадно пировала ими. Рядом с ней два других существа, которых Сара не узнала, оторвали у этого человека конечности и небрежно лишили их плоти, грызли кости, словно жареные ребрышки, причмокивая губами и слизывая кровь с кончиков пальцев. Сара отвернулась.

Раздался громкий треск, и все обернулись, чтобы посмотреть на забаррикадированную дверь. Она начала раскалываться. Долго она не продержится. Впервые на лице доктора Виваана было выражение, отличное от гнева и отвращения. Он выглядел напуганным.

Он повернулся к Тревору, его рот открылся от шока.

- Ты убил нас всех, тупой сукин сын. Ты всех нас убил.

- Нам нужно найти, чем вооружиться.

Все начали осматривать комнату. Ничего особенного. Сара схватила открывалку для писем. Эберсол поднял деревянный стул. Он был слишком тяжелым, чтобы эффективно обороняться. Он несколько раз разбил его об пол и схватил ножку стула с частью подлокотника, все еще прикрепленному к нему. Тревор также схватил кусок стула, и Виваан тоже.

- Черт, чуть не забыла! - Сара подошла к столу, открыла ящик и достала большой черный полуавтоматический пистолет. - Я никогда этим не пользовалась. Я забыла, что он у меня там был.

- Рад, что ты вспомнила, - сказал Эберсол. - Зачем он тебе вообще?

Сара пожала плечами.

- Никогда не знаешь…

- Никогда не знаешь, что? Когда группа каннибалов, мутировавших с ДНК карликовой землеройки, ворвется в твою дверь? - спросил Виваан.

Сара проигнорировала его.

Раздался еще один треск, и тонкая коричневая рука просунулась в большую дыру в двери и начала царапать ее изнутри, выдавливая огромные дыры в дереве.

- Дверь долго не продержится, - сказал Тревор.

- В самом деле? Потому что я чувствую себя в полной безопасности! – ответил Виваан.

- По моему, твой юмор сейчас совсем не уместен.

Виваан сделал несколько быстрых шагов к Тревору, пока не оказался рядом с мужчиной. Ростом пять футов пять дюймов, он был на несколько дюймов ниже Тревора, и у него не было гормонально усиленных мускулов молодого доктора Адамса, но Тревор отступил на шаг и опустил глаза, не в силах встретить обвинительный взгляд мужчины.

- Мы все в этом участвуем, потому что вы были достаточно глупы и безответственны, чтобы думать, что межвидовая генетика - хорошая идея. Вы воспользовались чем-то настолько опасным, лишь для тщеславия толстых, богатых американцев! - он плюнул Тревору в ноги.

Эберсол уставился на тонкую коричневую руку, пытающуюся проникнуть в комнату. Она была до боли знакома.

- Лелани? - вскрикнул Эберсол.

Сара ударила по руке ножом для писем. Раздался душераздирающий вой, а затем рука быстро выскользнула из дыры. Другая рука, костлявая и призрачно-белая, на которой выделялись толстые синие вены, пульсирующие под бледной кожей, протянулись через дыру. Сара также полоснула по ней. Наконец воздух наполнился звуками сирен. Все снова бросились к окнам, кроме Сары. Она осталась, направив пистолет на дверь, которая начала поддаваться.

- Одна машина? Они прислали одну гребаную машину! - закричал Виваан, разочарованно стуча в окно.

- Здесь! Мы здесь! - закричал Тревор, тоже стуча в окно.

Дверь снова приоткрылась, и кто-то прополз через дыру, кто-то с длинными маслянистыми волосами и толстыми когтями, как у барсука. Сара дважды выстрелила в него, когда тот бросился на нее. Одна пуля попала в голень твари, покалечив ее, но едва замедлив. Существо ползло вперед на костлявых паучьих конечностях, рыча и шипя, обнажая длинные клыки с малиновыми кончиками. Вторая пуля прошла через шею твари. Он упал на пол, захлебываясь собственной кровью, но все еще тянувшись к Саре, все еще отчаянно нуждающейся в ее плоти. Сара снова выстрелила в него, навсегда заставив его замолчать.

Кто-то еще пролез через дыру в двери.

- Помогите! Ребята, помогите!

- Мы здесь. Дай мне пистолет, - сказал Эберсол, когда исхудавшее существо с загорелой кожей и опрятным афро вскочило на ноги.

Эберсол сразу узнал ее. Он любил ее с первого дня, когда она вошла в его офис. Это его вина, что она такая. Он винил Тревора все это время, но на самом деле, он привел ее к себе. Он рекомендовал Тревора и не смог защитить ее.

- Они атакуют копов! Они их разрывают! - закричал Тревор.

Он дрожал, а собственная моча залила ему штаны.

Лелани поползла вперед, и Эберсол поднял пистолет. Он прицелился ей в лоб.

- Я люблю тебя, Лелани. Я всегда любил тебя.

Она остановилась и склонила голову. Палец Эберсола завис над спусковым крючком. Еще двое пациентов проползли через щель в двери. Отверстие было не больше фута в ширину, но их исхудавшие тела легко проходили сквозь них. Эберсол услышал крик Тревора, за которым последовали рвущиеся звуки и звук чавканья. Виваан выругался по-индийски, за ругательством последовал звук раскалывающейся кости, звук, который повторялся снова и снова.

- Стреляй! Стреляй! - в панике вскрикнула Сара.

Эберсол с любовью смотрел на некогда прекрасное лицо Лелани, теперь истерзанное голодом и пропитанное кровью его убитых коллег. В ее лице было что-то печальное, что-то отчаянное и мучительное. Он мог только представить, что она чувствовала, когда ее тело сжигало больше калорий, чем она могла когда-либо потреблять, сводя ее с ума от голода, который она никогда не могла утолить. Слеза полилась из уголка его глаза, когда она, рыча, обнажила свои красные клыки.

- Я люблю тебя, Лелани. Я так виноват.

Она взревела и бросилась вперед. Он прицелился ей прямо между глаз.

Но он так и не нажал на курок.

Перевод: Грициан Андреев

Бесплатные переводы в нашей библиотеке

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915