Ненавижу магов

Часть 27. Бойкот, правда о короле и маленькая новость

Часть 27. Бойкот, правда о короле и маленькая новость

Пенелопа

Корабль качает из стороны в сторону, морская болезнь не дает даже с кровати встать. Кровать, между прочим, отличная, никогда не спала на подобной. Пружины в матрасе упругие, чистое и дорогое постельное бельё, перьевая перина, невесомая, но теплая – что ещё нужно в минусовую температуру? Можно ли меня винить за то, что мне больше нравится завернуться с головой в пуховое одеяло, чем посещать светские рауты на верхних палубах? Если так подумать, мы бы могли добраться до моей родины, в северные края, на рыбацком судне, но нет, разве до́лжно бывшему архимагу, пусть он и находится в розыске, тесниться вместе с простыми матросами в маленькой каюте? Ему шик подавай и роскошь вместо конспирации и хотя бы шанса на то, что нас за три недели путешествия никто не узнает. Нет, сидеть в каюте вторую неделю подряд безвылазно, имитируя парочку в медовый месяц (которой мы, собственно говоря, и являемся) хорошая идея, но люди уже точно начали что-то подозревать. Возможно, потому что на пятнадцатую ночь, стуча по перилам, вместо стонов у меня получалось недовольное мычание. Пылкие влюбленные, жаркие молодожены, красивая пара – так можно назвать кого угодно, но не о нас.

Каюта у нас не самая роскошная, всего одна комната, а не целые апартаменты, но и этого хватает, чтобы мы находились чуть ли не на разных концах вселенной друг от друга. Завернувшись по обыкновению в пуховое одеяло, поворачиваюсь на бок и под легкое укачивание судна тайно наблюдаю за ним из-под век. У него за две недели сложилась дурацкая привычка подставлять нас, подпаливая дерево нашим родовым огнем.

Нашим…

За последнее две недели много что стало «нашим». В особенности некоторые тайны, и не скажу, что мне понравилось то, что я узнала во время нашего «плодотворного» разговора. Впрочем, и плюсы от него тоже имелись – он согласился поехать ко мне домой и убить Провидицу. Минусом можно же назвать то, что, если я ему солгала, обещал убить уже меня, едва найдет способ не расстаться при этом с собственной жизнью. Ну, а что ещё от него можно было ожидать в подобной ситуации? Доверия и признаний, что любит он только меня?!

Тихо, сердце, тихо… Не подводи меня, не делай глупой влюбленной девчонкой окончательно. Влюбиться в подобного человека – все равно, что подписать себе смертный приговор, а мой уже подписан. Вот и остается мне лишь смотреть, как этот психованный маг поджигает поленья, страдая по своей Миле. Почему я поняла, что влюбилась в него, когда уже все свои карты раскрыла? Нет бы, раньше понять, чтобы не сделать подобной глупости! Но я сделала это именно потому, что глупо влюбилась. Меня это расстраивает даже больше чем ревность, от которой никак не выходит избавиться. Из-за нее у меня возникает желание глотнуть зелья подчинения собственного изготовления и приказать себе разлюбить, чтобы не чувствовать боль хотя бы несколько часов. Знаю, что так делать нельзя, и зелье может не подействовать, так что останавливаю себя.

Мы с ним не разговаривали десять дней, восемь часов и пятнадцать минут, или уже шестнадцать? Грустно, что я так точно могу озвучить временной промежуток, просто посмотрев на часы, прикрепленные над небольшим закрытым камином. Последняя его фраза касалась ужина, он заявил, чтобы себе всё заказывала сама, ибо ему разговаривать со мной в тягость. Нет, последнее он, конечно, вслух не озвучил, но, чует моё больное воображение, имел в виду. Накручивать себя по поводу и без я начала ещё в первый день нашей поездки, когда он не стал отвечать, как именно и за что убил свою бывшую. Вот смешанные чувства у меня по этому поводу. С одной стороны, он убил человека, девушку, которую, как утверждает, любил и, возможно, до сих пор любит, а это слегка пугает. Меня же он не любит, значит, шансы, что его угроза не была пустым звуком, чтобы проверить, жива ли его бывшая или нет, стремятся к нулю. Совсем с другой стороны восприняло эту новость моё внутреннее «Я». И, прилагая неимоверные усилия, мне с трудом удалось подавить ликующую улыбку! Реакция, соглашусь, ненормальная, но что поделать, если и меня нормальным человеком назвать нельзя? В том, что Провидица и есть якобы много лет назад убитая им Мила, лично я ни капли не сомневаюсь. Но, если предположить, что она на самом деле умерла, и их сходство случайно, или что Провидица притворяется ею с какой-то целью, то эта новость греет душу. Возможно, во мне пробуждается ведьмовская натура, но мысль, что его бывшая, о которой он столько думает, умерла, меня радует. За это мне должно быть стыдно, но я стыда не чувствую, как и муж не раскаивается о содеянном, если он, и правда, убил. Похоже, в этой истории мы такие же отрицательные герои, как и сама Провидица. Интересно, а кто же тогда здесь хороший персонаж? Жаль, что в реальной жизни разобрать, как в сказке, кто плохой, а кто хороший очень сложно.

Вальтер щелкает пальцем, словно механической зажигалкой, отчего появляется и тут же гаснет огонь. Воздух буквально пропитан магией, хотя на родовой огонь у меня нет аллергии все равно зудит в носу и постоянно хочется чихать и почесывать лицо. Почему из всех странных болезней мне досталась та, которая делает пребывание в одной комнате с магом просто невыносимым? Сама судьба мне говорит: мучайся – ты заслужила быть рядом с тем, с кем никогда не будешь по-настоящему счастлива. А ведь когда-то я зареклась отдать своё сердце хоть кому-то, но, похоже, маг забрал его у меня без спроса. Правы были девочки, утверждая, что любовь, как величайшее наказание, воздает по заслугам тем, кто в нее всю жизнь не верил и в сто крат больше чем тем, кто верил.

Маг поднес к губам бокал с вином, не могу понять, как, выпивая столько каждый день, он все ещё ни разу не окосел? Не кричит и не ругается, как мой отец, а просто молчит с безучастным пустым видом, сидя на небольшом диванчике перед камином. Мне вообще казалось, что он даже не поднимается, если бы проснувшись однажды ночью, не поняла, что его в каюте нет. Где он был и зачем выходил, осталось для меня загадкой, зато стало ясно, что он и раньше куда-то уходил по ночам. Самое странное сейчас то, что ни капли его не боюсь, что бы он ни сделал дальше, больнее, чем есть, не будет.

Прикусываю нижнюю губу, а затем язык, чтобы было больно, когда он взъерошивает свои волосы, на мгновенье сжимая свою шею до белеющих костяшек на пальцах. Хочу остановить его, успокоить, сказать что-то хорошее, но у меня не получится. Мой язык способен только всё испортить, в частности наши отношения. Вот зачем мне нужно было спрашивать об этой Миле? Зачем?! Если бы мои чувства не захватили контроль над разумом, все бы сложилось совсем по-другому. И, возможно, между нами не выросла стена под названием «его бывшая мертвая любимая». Удивительно, что не расспрашивал о задании, не сыпал обвинениями, его волнует исключительно Провидица, что похожа на его бывшую – больше ничего.

Тихо, сердце, тихо! Не выдавай меня, не стучи так громко и надрывно. Все, что мне сейчас нужно – уснуть, чтобы поскорее начался новый день, тогда я смогу закрыться в ванной, готовя очередную отраву из остатков ингредиентов. Моя работа – все, что может успокоить мне нервы. Досадно, конечно, что, сколько бы я не пыталась сделать какое-то зелье, у меня всегда получался либо яд, либо что-то отдаленно похожее на любовное зелье. Вот если бы эффект последнего был долговременным, я бы смогла…

Вальтер резко встал с дивана, это случилось так неожиданно, что не успела толком отреагировать, как он уже стоит возле кровати и смотрит на меня сверху вниз. Мне плохо под его взглядом, в нем слишком сильно видна его неприязнь ко мне. Буквально кожей осязая исходящий от него холод, который заставляет поежиться, ещё больше укутываясь в одеяло, пугливо пряча взгляд. Трусиха, жалкая трусиха! Но что мне делать, по-другому я не могу. Делаю над собой усилие и сажусь, все так же укрываясь от него мягким одеялом, словно оно может меня защитить от его холода. Невольно вспоминаются последние объятия, которые подарила ему, прежде рассказать правду. Казалось, что это легко – провести между нами черту, что не будет от этого плохо.

Нам не будет от этого плохо…Как я вообще могла так думать?!

Он все ещё нависает надо мной, потом делает шаг назад от кровати, я пугливо поднимаю на него глаза и не могу больше оторвать взгляда. В его глазах пылают синие огоньки, вид измученный, он зачастую забывает даже поесть. На лице уже небольшая бородка, волосы взлохмаченные, меньше всего он сейчас похож на того мага, которого я встретила в холле отеля Престиж. Моё предательское сердце сжимается от желания обнять его, пожалеть, несмотря на то, что его глаза светятся от злости. Я жалею его, люблю до зубовного скрежета и самоубийственного решения обнять. Руки сами тянутся к его лицу, за что и получаю по ним вспышкой родового огня. Мне не больно от него, он не ранит меня. Мне больно от того, что он говорит после.

– Не смей жалеть меня! – кричит, и я втягиваю голову в плечи, прижимая руки к груди.

Пальцы сжимаю в кулаки, так сильно́ желание ослушаться. Лучше бы приказал не любить его. Вдруг бы подействовало? Остановило меня хоть немножко, избавило от капли чувств, которые делают так больно. Мне хочется, плюнув на гордость, броситься ему на шею. Целовать, пока он не забудет, что кто-то вообще кроме меня существовал в его жизни. Глупая мысль и желание, глупая я! Надеюсь на то, что невозможно, люблю того, кто никогда не полюбит в ответ, и так во всем. Даже в том, что смогу избавиться от ведьмы, не уверена. Боюсь, что она все же Мила, боюсь, оттого что знаю: он выберет не меня. От этого сердце стучит и стучит, увеличивая мою боль и сумасшествие. Он делает мне больно, уничтожает меня изнутри, и ему совсем нет до этого дела.

– Прекрати! – выкрикивает резко.

Первые слова за целую декаду, и каждое пронизано убийственным холодом. Его руки пробивают мою защиту из одеяла, сжимают шею, заставляя не только встать перед ним на колени, но и смотреть в глаза.

– Прекрати, – повторяет он, но тише, обдав меня запахом перегара.

Пьян, чертовски пьян, а мне радостно, от того что он хотя бы подумал обо мне. Мои губы подрагивают, особенно уголки рта.

– Прекрати, – повторяет он, но ещё тише, прикрыв свои веки.

Его слегка шатает, так что кажется, что руки на шее не для того, чтобы сделать больно, а чтобы сохранить равновесие. От такой резкой близости кружится голова, и я не могу удержаться, пользуюсь тем, что он закрыл глаза, подношу руку к его лицу. Щетина колет ладонь куда меньше, чем его взгляд, когда он открывает глаза. Пытается поймать мою руку, чтобы убрать ее от лица, при этом хватка на моей шее слабеет, и я подаюсь вперед, желая разрушить стену между нами поцелуем, но у меня не получается. Его руки с поразительной скоростью хватают меня за плечи и встряхивают, сто́ит моим губам коснуться его. На глаза наворачиваются слёзы, и я радуюсь, что от тряски волосы упали мне на лицо, скрывая непрошеную влагу. Он бросает меня, встряхнув ещё раз напоследок, пока я не убрала руку от него сама.

«Уйди, просто уйди, чтобы я не чувствовала себя ещё хуже», – молю его мысленно, но он как будто слышит и поступает назло. Остается в каюте, отойдя от кровати настолько, чтобы я точно не смогла до него достать.

Мне хочется забыть об этом, хочется, чтобы это был страшный сон, но это реальность. Расстояние между нами всё время увеличивается, превращаясь в бескрайнюю пропасть, которую никак не преодолеть. Опускаю руки и комкаю простынь, почти ломая ногти. Все окрашивается в синий: мои глаза горят нашим огнем, выдавая меня с головой. Потому закрываю их, зажмурившись изо всех сил и низко опустив голову.

«Уйди, просто уйди и ничего мне не говори».

– Кто такая некромантка? Зачем та женщина послала ее ко мне в ту ночь? Ты пришла туда, потому что у нее не получилось? – закидывает он меня вопросами, загоняя в угол.

– Некромантка? Иза? – делаю ошибку, подняв на него взгляд, и тут же опускаю голову.

В цвете нашего огня он выглядит ещё красивее, не могу смотреть на него.

– Значит, и ее ты знаешь? Кто она? – его голос жёсткий, холоднее морозного воздуха моей родины.

– Моя старшая сестра. Я не видела ее много лет, она была в отеле той ночью? – спрашиваю, пряча глаза, оправдываюсь словно и правда в чем-то виновата.

Мне хочется рассказать ему все, с самого начала, со всеми подробностями. Оправдаться, сказать, что я не специально, я не виновата. Хочу заслужить его доверие, поддержку, любовь. Хочу так много, что эти чувства буквально раздирают меня.

– Ты не видела собственную сестру много лет? – переспрашивает он с недоверием.

– У меня двенадцать старших сестер, каждую из них я видела в последний раз четыре года назад, когда меня отправили в столицу.

– Зачем?

– Учиться и…

– Достать мою кровь? – слышу в его голосе иронию, такую знакомую, что сердце сжимается от боли.

– Это правда, ведьма приказала достать кровь архимага, – поднимаю замутненный синей пеленой взгляд, – но я даже не пыталась исполнить ее приказ! Не искала встречи с тобой и до нашей встречи во дворце вообще не знала, что это был ты!

Я была искренна в своем желании доказать ему свою невиновность настолько, что бросилась в пропасть, отделяющую нас. Босые ноги мерзнут на паркете, я чудом не свалилась, запутавшись в одеяле. На мне лишь рубашка, чемоданы, которые мы специально для вида купили на причале – пусты, одежды в них нет, просто не успели приобрести. С кровати я встала, но, сделав от нее несколько шагов, так и осталась стоять, непроизвольно протянув к нему руку.

– Зачем твоя сестра хотела женить меня на себе? Она даже Метку Смерти поставила, чтобы добиться своего, но в итоге моей женой стала ты. Почему она не подействовала на тебя?

От его слов я будто удар под дых получила, ладно, если бы ведьма перестраховалась и послала Изу за кровью, но заставлять ее женить на себе архимага с помощью Метки Смерти? Чему вообще ведьма научила мою сестру? Убивать?! А остальные сестры, они тоже убивали ради нее? Ее сила настолько велика, что способна принудить пойти на убийство? Меня качнуло назад, когда я схватилась за голову, не зная, куда деть руки. Я никогда не думала об этом, меня на самом деле не волновало, зачем сестры учатся в самых лучших академиях и школах нашей страны, продвигаются по службе на самых важных поприщах, словно пешки, которые только и ждут, когда пробьет их час быть использованными в чьей-то игре. И это мои сестры, моя семья!

Делаю ещё шаг назад, натыкаюсь на кровать и потому делаю шаг вперед, но ноги меня не держат, и я падаю вперед. В последний момент он подхватывает меня, крепко прижимая к себе. От запаха алкоголя и его кожи свербит в носу, но это мелочи по сравнению с той лихорадкой, что представляют собой мои чувства. Руки, как обычно уже, загораются, заставляя его белую рубашку тлеть. Злость, ярость и желание убить, жалость, боль и раскаяние – я пьяна от своих чувств. Зато он пьян буквально, его руки мучительно медленно скользят от талии к плечам и сжимают их, отодвигая меня от него.

– Успокойся, – говорит он просто, и мой огонь гаснет от его холода. – Отвечай, почему метка не подействовала на тебя?

Вместо того чтобы оказать поддержку, в которой я так сейчас нуждаюсь, он вновь отдаляет меня от себя, строит между нами преграды.

– Ее магия больше не действует на меня, – еле слышно отвечаю на его вопрос, смотря на обгоревшую рубашку.

– Как это не действует? Что значит «больше не действует»? – забрасывает он меня вопросами.

– Несколько лет назад Иза попыталась…

Прикусываю язык, я так ослабила свою оборону, почти рассказала все, о чем он потребовал. Опустила взгляд в пол, дернула плечом, пытаясь высвободиться из его хватки, но он не заметил этого.

– Папа сделал кое-что, чтобы ее магия больше никогда не навредила мне, – обошлась вместо рассказа коротким ответом. – Если это все вопросы, тогда я пойду спать.

– Это ещё не все! – чуть ли не шипит он и дергает меня на себя. – Брачная метка, почему она появилась? Даже если допустить, что все это было ошибкой и случайностью, как она появилась? Почему?

Его натиск подавляет, и мой ответ кажется бредовым и растерянным:

– Я не знаю.

Мы смотрим друг другу в глаза слишком долго, его руки сжимают мои плечи слишком сильно, явно желая сделать больно, прежде чем отпустить. Показалось, что он хотел заставить меня почувствовать облегчение от того, что перестал меня удерживать, но, увы, добился совсем другого эффекта. Делаю резкий шаг к нему, прогибаюсь под него, заткнув гордость куда подальше. Мои руки выскальзывают из одеяла, обнимают его, прижимаюсь к нему всем телом и, закрыв глаза во избежание наткнуться на колючий взгляд, прижимаюсь лицом к его груди. Под ухом быстро и гулко бьется сердце, сплетя руки в замок на его спине, мне кажется, что так он меня не бросит.

– Я, правда, не знаю. Это случайность, глупая шутка Кристины с отравленным шнапсом не удалась, потому что я перепутала номера. Они заманили меня на тот этаж из-за Ники, сказали, что она в номере и может натворить глупостей, и я поверила. Просто поверила им, прекрасно зная, что доверять им нельзя. Это было так глупо.

– Ты сказала «они». Кто они? Фамилии назови! – мои слова совсем не успокоили его, наоборот он словно с цепи сорвался. Больше не пытается оттолкнуть меня, но сжимает мою голову, заставляя смотреть на него.

Самое странное, что он не обвиняет меня во лжи, как будто верит мне, точнее очень хочет верить. Это дает мне надежду и почему-то вызывает слёзы. Его поведение так неоднозначно, запутал меня, я уже не понимаю, что он чувствует на самом деле.

– Кристина Лафей и Татьяна Фросман, – отвечаю ему. – Мы вместе учимся, в тот день у нас был выпускной в ресторанном зале Престижа.

– Как ты сказала? Фросман? – переспросил муж с очень странным выражением лица.

– Фросман, ее отец один из советников короля, – рассеянно поясняю я и лишь потом вспоминаю, что он тоже советник короля, точнее им был. – Ты знаешь ее отца?

– Ещё бы я не знал отца моей бывшей невесты. Вот только о том, что у министра финансов две дочери слышу впервые.

– Обычно знатные люди стыдятся детей без магического дара, – бормочу слегка заторможено, не сразу понимая, что это все значит. – Подожди, это что получается: Татьяна сестра твоей Камиллы?

– Она не моя! – выкрикивает муж и вырывается из моей ослабевшей хватки.

Не может найти себе места, потому меряет комнату шагами, судя по всему, о чем-то размышляя.

– Пенелопа, – собственное имя из его уст застало врасплох, и я подпрыгиваю на месте.

Разворачивается ко мне и, прежде чем я что-либо понимаю, целует. Поцелуй короткий, пылкий и явно на эмоциях, но мне плевать. Ноги подгибаются, хватаю ворот его рубашки, но непослушная ткань проскальзывает мимо пальцев, когда он вырывается и уходит, не сказав и слова.

*** Он вернулся на рассвете, когда от беспокойства за него уже тряслись руки. Скрипнула входная дверь, и я не нашла ничего лучше, чем накрыться одеялом и сделать вид, что сплю. Это глупо, знаю, но ничего не могу с собой поделать. Все внутри замерло, скручиваясь в тугую пружину, и все чувства обратились в слух.

Делает шаг в комнату и останавливается. Шуршит одежда, словно он раздевается. Что-то падает на пол. Пиджак? Ведь, правда, он же взял его с собой, чтобы не было видно, как я опалила рубашку.

Куда он уходил, что делал и… почему вернулся? Все это время меня мучил именно этот вопрос. Зачем ему возвращаться ко мне? Потому что только я знаю название своей богом забытой деревушки? Ведь умышленно не сказала ему, где именно она находится. Это мне он нужен, хочу быть ему нужной. Даже если эта нужда временная, даже если я буду нужна, с целью добраться до ведьмы. Но если бы он спросил у меня прямо: куда именно мы направляемся, я бы ответила, потому что моя любовь слепа. Слепа к нему, слепа к родителям и сестрам. Я знаю, что делаю ошибку, приводя его прямо в руки ведьмы, не хочу туда ехать, но не могу иначе, потому что там моя семья. Потому что это из-за меня их жизнь в опасности. Потому что лишь я смогу их спасти!

Однако где-то глубоко внутри меня грызёт червь. Он шепчет мне, что они этого не достойны. Ни родители, ни односельчане, никто! Часть меня желает забыть о них, сбежать с магом куда-нибудь далеко, от обязательств, розыска и самой себя. Мне ведь всего лишь нужно напоить его зельем, приказать забыть прошлое, заставить любить себя. Но, разве я смогу? Ведь если ведьма слишком сильна, то не факт, что можно заставить его забыть свое прошлое. Как мне это сделать, если не получилось отговорить его от поездки к ведьме? Впрочем, не сильно я и пыталась. Эта новая и жестокая часть меня хочет использовать его, то ли для того, чтобы убить ведьму, то ли для того, чтобы обменять на свободу своей семьи. Самой кажется это глупым, потому что он тоже семья, но при этом я не пытаюсь остановить его, защитить так же, как и сестер и родителей.

Я отвратительна, прежде всего, для самой себя.

Слёзы скатываются по щекам на подушку. Он делает несколько шагов в сторону кровати, и у меня немеют руки от напряжения, зажмуриваюсь изо всех сил, чтобы не показать, насколько слаба. Меня ломает от желания отбросить одеяло и броситься ему на шею, шептать нежности, умолять сбежать со мной на край света и любить только меня. Это глупое желание, знаю, что он никогда не согласится на подобное, как и знаю, что никогда не заставлю себя это предложить. В противном случае это буду уже не я.

Кровать за спиной, совсем рядом со мной, прогибается под его весом. Заставлять себя дышать абсолютно ровно, когда он рядом, невыносимо тяжело. Пальцы сами по себе дергаются от желания коснуться его, глаза непроизвольно открываются: так сильно желание посмотреть на него, что зажмуриваюсь, но не могу остановить их. Лежу на боку, спиной к нему, волосы закрывают лицо. Он не видит этого, не видит, что творит со мной. Считаю долгие секунды тишины, не понимаю, почему он продолжает сидеть, мучить этой непозволительной близостью. Две недели он и не подходил ко мне близко, а теперь сидит совсем рядом. Как же сильно хочу просто коснуться его, хотя знаю, мне будет мало этого. Одного звания жены мне мало, как и того, что наши жизни навсегда связаны. Я хочу все, но сама не могу дать взамен ничего. Это мои чувства, мой секрет и моё мучение, он о них никогда не узнает. Я не готова пока все усложнять, не готова выбирать между родителями с сестрами и им, не готова кого-то потерять, хотя мы сейчас движемся именно в эту сторону.

Его рука касается моего бедра, пускай через одеяло. Внутри все замирает, я забываю дышать, и, кажется, это выдаёт меня с головой.

– Я знаю, что ты не спишь, – слышу его голос, уставший и спокойный.

Вздрагиваю всем телом, и его рука медленно проходится по изгибам моего тела до плеча, чтобы затем повернуть меня с бока на спину. Он не был нежен, когда больно сжал плечо, а тем более, когда навалился сверху, обдавая перегаром. Открыла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом и понять – он не злится. Его руки медленно и то ли мучительно, то ли нежно проходятся от плеч к пальцам, берут меня за руки только для того, чтобы зажать их над головой. Не понимаю, зачем это он делает и почему, не понимаю, или не хочу понимать? Он так близко, что запах моря, перегара и пота впитывается в кожу. Чувствую тепло его рук и напряжение грудных мышц, словно еле сдерживается.

– Вальтер, – шепчу охрипшим голосом, не зная, как понимать его действия и молчание.

Его губы накрывают мои так неожиданно, что даже дергаюсь прекратить поцелуй, но он не дает. Такое впечатление, что ему важно подмять меня под себя, знать, что я подчиняюсь. Я прогибаюсь, моя гордость трещит и почти исчезает в плену остальных чувств. Его язык щекочет небо, хозяйничал во рту, пока рука хозяйничает по моему телу. Вот она скользнула под одеяло, прошлась по груди и животу, для того чтобы проскользнуть под рубашку и вызвать мурашки по всему телу. Под его пальцами по телу расходится тепло и возбуждение. Он знает, что делает и чего хочет, остаётся лишь подчиниться. Мои чувства скачут от счастья до полного неверия и отчаянья. Не могу просто довериться, не могу просто чувствовать и забыть обо всем на свете в его объятиях, но движусь в этом направлении. Его правая рука прижимает мои руки к подушке, но, вместо того чтобы вырываться, я сама удерживаю его руку, переплетаю наши пальцы.

Мысли исчезают, остается одно желание – растаять рядом с ним. Кровать слегка скрипит, когда он полностью забирается на нее, сбросив одеяло на пол. Мне становится холодно, но только на мгновение, пока он не прижимает своим телом к кровати, согревая меня. Губы касаются моих, но это лишь подобие поцелуя, потому что он сразу отстраняется. Отпускает меня, почти отрывая свои руки от моих, снова резко садится, заставляя ощутить холод и растерянность. Упирается локтями в колени и сжимает собственные волосы с такой силой, что белеют костяшки. Сама поза говорит о том, что его что-то мучает. Не уверена, что хочу знать, что именно, но все равно сажусь и обнимаю его со спины. Сжимаю руки в замок на его животе, у меня такое чувство, что сейчас он вырвется или внезапно исчезнет. Прислоняюсь лбом к его плечу, чувствуя, как собственное сердце надрывается внутри. Все его мышцы напряжены, мы сидим так очень долго. Кажется, он даже не замечает, что я его обнимаю, пока не целую в шею. Его руки накрывают мои, и на мгновение я пугаюсь, подумав, что сейчас прогонит. Обнимаю его ещё и ногами, надеясь, что так ему будет сложно избавиться от меня. Его руки гладят кожу от колен до бедер и обратно, словно ему просто нравится меня касаться.

Мы сидим в этой позе долго, настолько, что веки сами закрываются, и я почти что засыпаю, прижавшись к его спине головой. Безумно хорошо просто быть рядом с ним, просто наслаждаться его теплом, но беспокойные мысли возвращают к реальности, от которой сейчас так хочется убежать.

– Пенелопа, – слышу его голос и поднимаю голову, поменяв положение затекшей шеи.

Мышцы слегка ноют, так бывает от долгого сидения в неудобной позе. Пальцы на руках тоже онемели. Потому продолжаю его обнимать и вместо ответа сонно мычу, уткнувшись лбом в его плечо.

– Все, кто помогал ведьме, умрут, – говорит со странной интонацией, которая не нравится мне больше, чем смысл слов.

– В смысле? – рассеянно переспрашиваю, прижавшись к нему крепче.

Его руки накрывают мои, а затем бережно, но многозначительно отодвигают их от своей груди, сжимают пальцы, чтобы затем отпустить. Резкий маневр, и я уже сижу не на кровати, а на его коленях, продолжая обнимать его ногами. Теперь, когда вижу его лицо, становится не по себе. Брови сдвинуты, орлиный взгляд ещё более выразителен, его руки на моих коленях, будто он хочет, но не решается столкнуть меня с себя.

– Вальтер? – нервно воспринимаю его молчание.

– Твои родители, сестры, односельчане, все кто был пешкой и слугой ведьмы – умрут.

От взгляда его глаз и того, что он говорит, выступает холодный пот на спине. Мне зябко, его близость уже не согревает меня. Наоборот, кажется, что он источник этого холода.

– Почему? – не нахожу, что ещё сказать, пока меня начинает колотить.

– Потому, что пока жива ведьма, ее слуги будут ей служить, – его рука касается моей щеки, убирая локон за ухо. – Тебя никто не тронет, но их – нет.

– Что значит, пока жива? Что это означает?! – сваливаюсь с его колен на пол, он пытался удержать меня, но только получил по рукам. Отползаю назад, до конца не понимая, чего он добивается от меня этим бредом.

– Вальтер, – шепчу на грани злости и растерянности, когда он встает с кровати и буквально нависает надо мной.

– Пенелопа, – его взгляд холодный, хотя голос полон нежности, – я не буду ее убивать.

– Почему? – срывается с губ вопрос, хотя мне кажется, я и так знаю ответ.

Он молчит, а затем отводит взгляд в сторону, словно ещё раздумывая отвечать мне или нет! Поднимаюсь на ноги и кричу его имя, схватившись за его плечи. Что он такое несет?! Что это за бред?!

– Ты же сказал, что убьешь ее или меня, если я вру! – кричу, не в силах совладать с эмоциями. – Ты же обещал!

– Я обещал, но кое-что изменилось, и все намного серьезней, чем ты себе представляешь. Эта ведьма опасна, ты даже не представляешь насколько.

– Не представляю? Серьёзно?! Ты хоть представляешь, что она заставляла меня…

Обрываю себя, пока не стала в его глазах ещё больше жалкой или уродливой. Отворачиваюсь, чтобы перевести дыхание и вытереть незаметно непрошеные слезы.

– Если я, по-твоему, не представляю, на что она способна, тогда почему ты не хочешь ее убивать? Разве не нормально наоборот избавиться от проблемы? Убить эту чертову тварь!

– Нет, – обрубает он жестко и беспощадно.

Он даже не пытается! Ни пойти мне навстречу, ни объяснить, ни понять меня! Разве так можно?! Да как он смеет?!

В воздухе витает дым и смрад от сгоревшей на мне одежды. Стою перед ним абсолютно голая, пока наше пламя и не думает успокаивать и согревать меня.

– Пенелопа! – резко и холодно говорит, и я остываю от его холода. – Она им нужна живой.

– Кому «им»? Тебе?! – вскрикиваю, запоздало понимая, что уже не в себе, и он понимает, что сейчас во мне говорит ревность. – Милу свою воскресить захотел? Соскучился по своей огромной и трагичной любви?! Ну, да, как можно сравнить босячку без магического дара с кучей проблем и физических недостатков с русоволосой нимфой? Могу предположить: ее ты не только хотел, но и любил.

Последнее вырвалось само собой, и я сразу пожалела, что сказала это. Этими словами я открылась ему больше, чем хотела. Теперь я не могу сказать, что он для меня ничего не значит. Не смогу снова соврать, что это всего лишь похоть. Я просто не могу! Отворачиваюсь, подавляя комок паники и обиды, ищу выход, но не нахожу.

Его руки больно хватают за плечи и разворачивают к нему. Отбиваюсь, даю ему по рукам, но он сильнее. Сжимает мою шею, заставляет посмотреть на себя. Лицо напряжено, он чертовски зол, так что в глазах то появляются, то гаснут синие огоньки.

– Король жив, – говорит так, как будто это должно все объяснить, но я ничего не понимаю.

– И при чем здесь ведьма и убийство всех, кого я знаю и люблю? – не скрываю сарказма, вонзая ногти в его руки, чтобы отпустил.

– Пока что жив, и лишь ведьма знает, как его спасти.

– Да причем здесь она…

Начинаю злиться, а затем резко все понимаю. Покушение на короля ее рук дело, маленькая часть ее огромного плана, и сестры, и я сама – часть инструментов, которыми она добивается желаемого, а ведьма желает одного – власти. Не падаю на пол только потому, что он меня держит. Теперь я, кажется, понимаю, почему нас убьют: по своей воле или нет, но мы – участники переворота, а закон в нашей стране в этом плане куда жестче, чем в других.

Когда-то, очень давно именно из-за ведьмы и её попытки переворота и ввели наказание не только для участника переворота, но и для его кровных родственников, причем всех. Каждая попытка переворота заканчивалась жестокой резней, уничтожением даже тех, кто никак не был к ней причастен.

– Нет, правительство не может убить столько людей, это же…

– Ничто, по сравнению с тем, что случится, если ведьме удастся произвести переворот. У нее наследник престола, и моя кровь нужна, чтобы снять защиту, которая не дает ей подчинить его.

Он отпускает, наблюдая за мной так, словно хочет понять: знала ли я об этом. Откуда? Как я могла знать о подобном? Нет, то, что его кровь нужна ей для чего-то очень плохого, знала, но для такого… Чёрт, если у нее получится, то нашей стране конец!

– Я не понимаю, если ты это знаешь, то зачем…

– Зачем иду к ней прямо в руки? Чтобы остановить ее, это под силу лишь мне.

– Под силу? Вальтер, мой отец когда-то был самым сильным магом в округе, но ей хватило одного взгляда, чтобы заставить его подчиняться. Все в этой деревушке поклоняются и, хуже того, уважают ее, словно она какой-то мессия. С чего ты взял, что с тобой не будет так же? С чего ты взял, что у тебя получится ей противостоять?

– Я знаю, на что ты способна, Пенелопа. Знаю, что у тебя есть способ и, возможно, даже план, как ее убить. Ты намного сильнее и умнее, чем кажешься на первый взгляд. В этом я уверен.

Он слегка улыбается, что в подобной ситуации выглядит немного неуместно, как и его слепая вера в мои способности. Или в моё коварство? Никто никогда не верил в меня, не говорил мне подобных слов, и я не знаю, что сейчас чувствую: обиду, стыд или благодарность?

– Есть, – соглашаюсь с ним, – но зачем мне помощь мага, который не может колдовать? Ты ведь догадываешься, зачем ты мне на самом деле нужен, да?

Я могла просто сказать ему об ультиматуме ведьмы, как и о том, что он давно потерял для меня смысл. Ведь, правда, какой смысл в том, чтобы променять жизнь того, кого я люблю и свою собственную на возможность спасти свою семью? Призрачную возможность! Ведь никакая клятва или слова не будут действовать, когда я умру. Почему я делаю вид, будто сильнее и безжалостней, чем есть на самом деле? Чтобы казаться той самой коварной обманщицей, а не жалкой влюбленной дурой, которой и являюсь.

– Я знаю, – соглашается он с улыбкой, которая так похожа на маску, – и ничего не имею против этого плана, но только в виде запасного варианта. Не забывай: мы все ещё зависим друг от друга. Если обезвредим ее – останемся в живых, а там придет и армия.

– Армия? – повторяю слегка сдавленно, голос не слушается.

– Армия, Пенелопа. Они сравняют с землей эти места, в случае, если я не справлюсь.

Его голос спокойный, но я слышу в речах угрозу и ложь. Я нужна ему исключительно потому, что наши жизни связаны, и больше причин нет.

– А если я помогу тебе, и мы ее остановим, что тогда? Мои родные все равно умрут! – кричу на него.

– Я рассказал тебе об этом не для того, чтобы ты решала между своей жизнью и их.

Да как он так может?!

– А для чего? Зачем ты это сделал? – спрашиваю, пытаясь заглушить истерику.

– Чтобы ты успела с ними попрощаться.

Мои руки подергиваются, в груди жуткая боль. Мне кажется, что я чувствую, толстый кинжал, который вонзили в моё сердце, да ещё и провернули, причиняя адскую боль. А я-то думала, он дает мне выбор, пускай жестокий, но выбор между убийством себя и его, и смертью всех моих родных! Но, похоже, для бывшего советника и этот тяжелый выбор непозволительный подарок для меня, он мне разрешил попрощаться! Попрощаться!

Моя кожа горит, не могу сдержать свои эмоции, вспышки синего пламени становятся неконтролируемыми, но не замечаю ничего.

– Так, значит, ты думаешь, что имеешь право решать за меня? – говорю, указывая на него объятым огнем пальцем.

– Я не думаю, а знаю.

Да как он смеет?!

– Зачем ты вообще это сделал? Зачем рассказал им о ведьме и о том, что она в этом замешана? Зачем?!

Он молчит, а под моими ногами уже пылает паркет.

– На кону кое-что большее, чем наши жизни или жизни жителей одной деревушки.

– Да ты что? Ещё скажи, что одна ведьма может изменить судьбу целой страны. Да, что там страны – целого мира! – сарказм и лживая улыбка получаются сами по себе.

– Это случалось и не раз, – отвечает он мне так, что чувствуются поучительные нотки.

Для него я что, бесправное существо, ребенок? Даже в такой момент он поучает меня, словно я не понимаю, что по-настоящему важно в этой жизни. Что может быть важнее моих родных: мамы, отца, сестер и крохотного братика? Что?!

Беру себя в руки, тушу свое пламя с таким усилием, точно убиваю в себе что-то. Резко выдыхаю, закрыв глаза, и долго не могу сосредоточиться на том, что хочу сказать. Он как будто снова и снова прокручивает в моей груди кинжал, ему нравится моя боль. Поднимаю на него глаза и на мгновение поджимаю губы, чтобы задержать полный злобы и отчаянья крик.

– Вальтер, – тяжело вздыхаю с грустной улыбкой, – зачем мне спасать мир, в котором не будет тех, кого я люблю?

Разве так тяжело понять, что я чувствую? Сделать хотя бы шаг мне навстречу? Не быть таким до чертиков самоуверенным и жестоким? Ну, почему моё сердце выбрало именно этого несносного мага?!

– Если ты поступишь, как я сказал, в этом мире останется хотя бы один человек, которого ты любишь.

Он знает? Да ещё так жестоко манипулирует моими чувствами!

– А не слишком ли ты высокого мнения о себе? – говорю саркастично, при том, что голос не слушается.

Сжимаю руки в кулаки, такое чувство, что он снова и снова вонзает в меня кинжал, пробивает грудную клетку и вырывает сердце. Оно бьется в его руке, пока он не раздавливает его, словно большую сливу, но моя боль на этом не заканчивается. Это замкнутый круг, все повторяется раз за разом, и я уже не знаю, как остановить этот ад, как перестать его любить.

– Я говорю не о себе, – отвечает он мне так спокойно, что с удивлением замечаю то, чего не видела раньше. Он прячет руки за спиной, сжимает их в кулаки с такой силой, что сквозь рубашку можно заметить рельеф мышц, стоит, имитируя расслабленную позу и уверенность, которой на самом деле нет. В его глазах есть что-то ещё, кроме холода, на мгновение мне показалось, что там промелькнул страх. Он опускает взгляд ниже моего лица, и я непроизвольно смотрю туда же, куда и он.

«Этого просто не может быть», – звучит в голове мысль, прежде чем сознание поглощает темнота.