Ненормальные

Есть ли в жизни что-то важное?

Порой мне кажется, что я старуха, попавшая вдруг в тело молодой. Мне уже ничего не хочется. Всё, что когда-то вызывало восторг и любопытство, теперь кажется скучным и серым. Будто мне всё известно, но от живущей внутри старухи просто позабыла об этом. Мне, как странно бы это ни звучало, интересно, вроде, многое, но как только дело доходит до осуществления планов или простого соприкосновения с этим самым «интересно», так всё желание сыпется из рук прахом.

А что такого может быть интересного в этом? Всё равно это ни к чему не приведёт, всё равно не смогу… не хочу. Да, не хочу снова сталкиваться с возможными трудностями.

Наверное, я просто устала бороться с этим миром и с его бесчисленными обитателями. Я слепо плыву по бегущей в неизвестность реке жизни, даже не пытаясь взглянуть на оживлённые берега. Что-то во мне сломалось. Но что? Что не так? Когда это произошло? Из-за чего всё это случилось со мной?

И сколько бы я не думала об этом — ответ не приходит.

Мой взгляд часто падает на окружающих — я хочу обращать на них внимание, заставляю себя интересоваться ими. Что у девушки или женщины сегодня в ушах? Какое украшение на пальцах или шее? Какой маникюр на ногтях? Какой цвет преобладает в одежде? Парни интересуют, пожалуй, меньше. Что в них смотреть? Кажется, меня окружают одни несовершенства. Как я. Но хочется-то большего, верно? Поэтому я всё равно продолжаю смотреть, не испытывая желания.

Кто может заинтересовать меня? Кто из них сможет вывести меня из этого глухого, пустого места, разделяемого с пугающей старухой? Я хочу уйти, но не могу найти сил и сделать хотя бы шаг. Я хочу сбежать, но не нахожу выхода. Но он же существует, правда? Есть ли тот, кто увидит его вместо меня? Сможет ли вообще кто-то сделать это, кроме меня самой? Говорят, если сам не захочешь, не поможет и никто другой. Но ведь я хочу? Или этого мало? Мало просто желать? Наверное, так и есть.

Мои глаза постоянно ищут кого-то. Даже узоры на замерзающих стёклах кажутся входом или выходом куда-то. Может, они тоже прячут в себе что-то, что никто не видит и не понимает? Что там, за этой гранью? Я не вижу, но не могу прекратить поиска. Чего же я ищу? Ищет ли этого кто-то ещё? Кажется, глаза других видят что-то иное, обыденное. Но моё разве не такое же?

Господи, как скучно. Как пусто внутри. Кто вынул из меня жизнь при жизни? Такая же оболочка остаётся и у стариков? Тогда я никогда не хочу становится одной из них. Да мне и далеко до этого. Внешне. Но внешность так обманчива!

Я снова смотрю на своих одногруппников и испытываю ту странную отстраненность, которая не даёт мне и шанса сблизиться с ними. Они кажутся неразумными. Разве можно в их возрасте говорить о таких глупостях? Одно и то же. Каждый день. Не меняется ничего. Разве что шёпот обо мне становится громче. Они редко обсуждают меня — уже привыкли, ведь я не выделяюсь. Я словно тень, оставленная призраком. Кому она интересна? Зачем обращать внимание на то, что не имеет смысла и потерялось в себе самом?

Когда я такой стала? Раньше мне нравилось общаться. Помню даже как бегала за старшими и за парнем, что мне так приглянулся. О, сколько усилий я прилагала! Сколько мыслей кружило в голове! Но теперь… пустота. Кто оставил её? Кто вынес мои желания? Я не помню, как это случилось. Это просто произошло. Теперь мне лень. Плевать на всё, что творится во вне. Плевать на мнения, плевать на интересы других, плевать на их ожидания и надежды. Плевать, даже если кто-то всё же хочет получить от меня ответ.

Разве я кому-то обязана? Пожалуй, отцу, но даже эта мысль не задерживается в голове. Это ведь моя жизнь, правда? Кому какое дело, как я теряю её?

Мне никто не доверят, никто не просит, и я ничего не даю взамен. Не хочу быть должной, не хочу оправдывать ожидания, не хочу испытывать давления. Однако, порой, кто-нибудь всё же пытается испытать удачу.

— Не отнесёшь куратору?

— Не займешь пять рублей? Потом отдам…

— Сделала домашку? Дай списать?!

— Что задавали?

— Ты знаешь почему он не пришел?

И всё в таком роде. Мне, в общем-то, не сложно дать или занять, но я знаю, что не все и не всегда готовы отдавать, а я не хочу тратиться впустую. Не люблю делать ничего лишнего. Не люблю подстраиваться под ожидания других. Мне не нравится, когда меня лишают даже этой обманчивой свободы. Пусть она лишь мираж, но всё же должна быть у всех, так? Мне она необычайно дорога. Почему? Кто знает.

— У тебя не будет ручки?

Мой сосед по парте довольно жизнерадостный и активный. Он часто меняет свои места и пару раз уже подсаживался ко мне. Правда, наверное, лишь от того, что других свободных мест в небольших аудиториях не находилось. Так обычно бывает. Все мои соседи имеют одинаковую причину.

— Ну так? — его ожидающее лицо довольно близко, и мне не хочется отказывать, глядя ему в глаза.

— Попроси у других.

— Но у тебя же такой толстый пенал, там наверняка что-то есть, — тычет он и впрямь в пухлую тряпку пенала, не делая, однако, попытки сунуть внутрь пальцы.

— Что-то есть, — не стала я спорить, прекрасно зная, что там лежит как минимум две запасные ручки.

— Так посмотри, наверняка найдешь…

Преподаватель не устаёт диктовать тему, и я пишу, нетерпеливо ожидая, когда сдастся мой сосед и обратится к кому-нибудь другому. Но он не оборачивается к другим. Мне приходится ответить.

— Не хочу.

Он ненадолго замолкает, так и не отводя взгляда.

— Почему?

Я тоже замолкаю, раздумывая над степенью деликатности отказа.

— Не хочу покупать новую.

— Я верну.

— Я не знаю.

Он тихо хмыкает и, как бы сдавшись, опирается на стол и кладёт на кулак голову.

— Тогда куплю новую.

Недовольно взглянула в его сторону.

— Вот и купил бы себе.

Он улыбается. Я снова перевожу взгляд в тетрадь и записываю оборванный текст лекции.

— Ты можешь остановить меня и взять. Это же последняя пара.

«Ещё чего! Буду я за тобой бегать, как последняя идиотка! — возмущаюсь мысленно. — Ведь возьмёшь, да и специально стартанешь с места».

— Нет, спасибо.

— Тебе так важны ручки?

— Не особо.

— Тогда почему?

— Много причин, — не стала я вдаваться в подробности.

— Неужели?

— Так и есть.

Он замолкает, смотрит по сторонам, на учителя и, вздыхая, снова на меня.

— Ладно, тогда ответственность за мою неполную лекцию ты возьмёшь на себя, — вдруг заявляет он, и я отрываюсь от письма.

Что?!

— С чего бы это?

— Так это же ты отказала в помощи, что мне остаётся? Не писать же кровью из пальца?

Что за чудак?!

— Возьми у других. Кто-нибудь да даст.

— Но я попросил у тебя.

— Не вижу связи, — утыкаюсь я обратно в поток преподавательских слов.

— Объясни свои причины, и я попрошу у других.

Боже, он всегда таким был?

— Мне, в общем-то, всё равно сколько ты напишешь и напишешь ли вообще.

— Тебя совсем не волнует судьба одногруппника?

На нас начинают коситься, и знакомый шепот становится всё различимее.

— Сам её усложняешь.

Взгляд преподавателя нашел мой, и я сердито уткнулась вниз.

Вот ведь! И чего пристал?!

— А ты вредина, — вновь неожиданно заявляет он, и я с недоумением кошусь на его лицо. Он улыбается и, кажется, нисколько не злится.

Какой странный…

Я оставляю его замечание без ответа.

Что там только что нужно было записать? Чёрт, и не спросить…

— У меня есть деньги, — шепчет он. — Давай я куплю её у тебя?

Я стиснула крепче зубы.

Что он несёт? Так сложно взять несчастную ручку у другого? Тут полно народу, что дадут её без проблем. Зачем обострять весь этот ненужный шум вокруг меня?

— Отдам даром, если заткнёшься, — шепчу в ответ, протягивая ему свою, заполненную лишь на половину.

Он странно глядит на меня и ухмыляется, не торопясь принимать жест щедрости.

— Ну?

— Ты странная, — ставит он вердикт, продолжая гляделки. — Выбираю второй вариант.

Недоуменно хмурюсь и по его хитрой улыбке понимаю, что с этим типом вообще не стоило заводить разговоров.

Да что за…?! Кого он из себя строит?!

— Как хочешь, — грубо отзываюсь, отдавая всё внимание диктуемой теме.

— Нужно было просто дать мне, — поясняет на ушко сосед, и краем глаза я всё ещё вижу на его губах противную ухмылку. — Теперь так просто от меня не отделаешься.

С тех пор уровень моего мастерства по игнорированию подвергся ужасающим пыткам и был опущен до слабенького подмастерья.

— Снова идешь домой одна? — долетает со стороны до боли знакомый голос, и я, не оборачиваясь, прибавляю шагу.

Пышное цветение весенней поры скрывает моё позорное бегство от посторонних глаз.

— Ну подожди, куда ты так летишь? Нам же по пути! — прикрикивает он, и я в очередной раз удивляюсь неожиданному известию несколько месяцев назад о его переезде в мой район. — Не убегай от меня.

Его ускорившиеся шаги по тропинке из гравия я слышу вполне отчётливо, но срываться на бег не позволяет гордость.

И как всё пришло к этому? Каждый день он выкидывает что-то невероятное! Наша известность уже становится абсурдной…

— Эй-эй, ты что, снова не в духе? — смеётся он, догоняя. — Тебе стоит почаще улыбаться, а то так и в старушку молодой превратишься.

— Тебя не касается, — привычно грублю в ответ, отчего-то находя его слова безобидно нелепыми, а не болезненно жгучими, как раньше.

— Как так?! Я же вижу тебя каждый день, представляешь какого мне ежедневно лицезреть эти морщины? — восклицает он. — Это же психологическая травма в самом чистом виде!

Невольно скривила губы.

— Так не смотри на меня.

— А кто же тебе тогда о новых складочках говорить будет? — усмехается он, вышагивая рядом.

— В этом не нуждаюсь, — поджала я губы, вдруг снова, как всегда прежде, ощущая себя в окружении пустой, замкнутой комнатки с одним единственным окном.

Почему, когда я только-только решаю, что нашла эту потайную дверь в мир оживших желаний, он безжалостно даёт понять, что всё это лишь иллюзия? Так больно…

— Ты что, снова обиделась на меня? — удивляется он. — Из-за такой ерунды? Ну что за прелесть?! Такая гордая и неприступная на вид, а такая ранимая, — умиляется он, взяв за основу реагировать на меня как на маленькую, забавляющую его девчонку. — Или… не может быть, тебя уже так волнуют морщинки?

— Нет, идиот, просто ты меня достал.

— Ну не ври, по тебе же всё видно! — отмахивается он, так и норовя поймать ответный взгляд.

И когда он стал так хорошо понимать меня?

— Тебе кажется.

— Да ну? — он ловко оборачивается ко мне, перекрывая путь. Его лицо оказывается над моим, и я невольно ощущаю смущение, которое в последнее время так настойчиво прорывается в наши холодные отношения. Мне страшно поднять глаза, ведь узнай он о моей слабости, его издевательства нашли бы свою цель.

— Уйди с дороги. Ты задерживаешь меня.

— А ты куда-то торопишься? — смеётся он, уже зная, что в доме сейчас кроме ноутбука и книг ждать меня некому.

— Разумеется, — вру я, недовольно потянувшись в сторону, чтобы обойти препятствие самой, но руки парня вдруг сжимают мои плечи.

Непроизвольно я вскинула голову вверх и от взгляда, что был устремлён на меня, жар пронёсся по телу к щекам.

— Ты чего? — выдыхаю, испугавшись странной перемены своего постоянного соседа по парте.

— А ты чего? — вдруг как-то сердито отзывается он в ответ. — Сколько ещё собираешься позволять другим ранить себя? Сколько ещё собираешься прятаться в себе, отвергая всех вокруг? Если тебя донимают — ответь, наори, ударь, да хоть что-нибудь! Перестань всё собирать в себя и делать вид, будто тебя ничего не волнует. Тебя окружают люди. И не только те, кому ты безразлична. Знаешь, как им может быть больно смотреть на такую тебя?

— О чём ты? — шепчу почти беззвучно.

— А ты не понимаешь? Думаешь, если ты всё держишь в себе, никто не замечает, как это беспокоит тебя? Не прячь свои чувства — расскажи! И не только тебе станет легче, но и другие начнут понимать тебя. Я столько времени хочу добиться от тебя хоть чего-то больше презрительного взгляда и игнора, но ты… ты такая… закрытая, такая недоступная… Тебя считают изгоем, ненормальной, а всё потому, что ты терпишь! Терпишь всё, чего бы они не сказали, даже не понимая, что они хотят видеть тебя такой же обыкновенной как они. Просто перестань держать переживания в себе. Выскажи их хоть кому-то, и мир вокруг изменится, вот увидишь! Судьба улыбнется тебе, а ты ей. Искренне, а не так бесчувственно, как это выходит у тебя.

— Ну извини, что я такая, — отвернулась я. — Но мне, знаешь, в отличии от тебя не хочется срываться… Просто, — оправдания вдруг где-то затерялись, и я выпалила скороговоркой что было, лишь бы он скорей отстал: — Мне просто одиноко, вот и всё. И, чтоб ты знал, меня не волнует чужое мнение… Разве что твоё… ужасно бесит…

— И всё?

Я подняла глаза.

— Тебе мало?

— Само собой, я ведь ожидал твоего срыва! Чёрт, ты вообще когда-нибудь накричишь на меня? Я столько всего тебе наговорил, а ты?!… Ты бесчувственная, право слово. Как мне тебя достать?

— А ты что, мазохист?

— Вообще-то, похоже на то, — задумчиво кивнул он головой и вдруг улыбнулся. — Разве нормальный стал бы водится с такой…?

— Эй-эй!

Он засмеялся и неожиданно притянул к себе.

— Но не переживай, мне нравится с тобой водиться, — проговорил он, вдруг целуя в макушку. Я сжалась и попыталась отстраниться, но он, будто так и должно было быть, без труда прижал ближе и потёрся ладонью о моё плечо.

— И после такого ты говоришь, что это я ненормальная? — фыркнула я, чувствуя, как горят щеки и как в пустой, глухой комнатке всё ярче проявляются цвета на узорах, давно нанесенных самым откровенным и несносным в мире соседом.