Февраль 1766 года, Москва , Российская империя.
— Это немыслимо и противоречит всем нашим постулатам! — воскликнул епископ Гавриил, не скрывая негодования, — Я знаю, о чём говорю, ибо постоянно сталкиваюсь с погаными отступниками! Не может быть между нами мира, и нельзя отказываться от анафемы, провозглашённой на Соборе более ста лет назад!
Угу. Вот прямо каждый день иерарх поднимает задницу с кресла удобного, выходит на торжище в Твери и воюет с проклятыми старообрядцами. Мне стало любопытно, откуда такая нетерпимость? Ведь русская церковь давно в расколе, что изрядно ослабляет государство. Надо искать пути решения конфликта, а не усугублять его. Только для многих церковников это не довод. Они сами с усами. Вернее, с бородой. И я ведь никакой крамолы не произнёс, а просто предложил начать искать пути примирения со старообрядцами. Но стоило закончить вступительную часть, как самый молодой и, наверное, оттого несдержанный епископ, обозначил отношение духовенства к поднятому вопросу.
Заседание с иерархами проходило через пять дней после коронации. Я был изрядно вымотан бесконечными чествованиями и празднествами. За столь короткий срок мне пришлось встретиться с несколькими депутациями, начиная от жителей Москвы и заканчивая недавно созданным дворянским собранием. Ещё была бесконечная череда аудиенций с нужными людьми и теми, кого нельзя обидеть. А каждый вечер в Лефортовском дворце проходил приём с балом и фейерверками. И ведь не откажешься, сочтут нового императора жадиной и нехорошим человеком.
Но наконец, мне удалось прекратить творящуюся вакханалию и занять насущными делами. А то дай дворянам волю, они будут веселиться дни и ночи напролёт до следующего поста. Что сейчас и происходит, ведь празднества переместились в усадьбы аристократии. Меня же ждала череда важных разговоров, и первыми в очереди стояли епископы.
Я давно начал изучать вопросы, связанные с расколом русской церкви. Здесь ещё всплыли знания Майора о том, что разбогатевшие купцы и заводчики из старообрядцев, приложили много сил для разрушения России. Понятно, что речь шла о будущем, а может, о совершенно ином мире, чего не отрицал наставник. Но уж больно похожи дела с раскольниками, и лучше заняться ими немедленно. По крайней мере, необходимо начать диалог. Для того я и пригласил обер-прокуроров Синода Мелиссино, который пока остаётся при своей должности, и его предшественника князя Козловского. Также в Первопрестольную пожаловали самые влиятельные представители — Дмитрий Новгородский, Гавриил Санкт-Петербургский, Тимофей Московский, Феофан Нижегородский, Гавриил Тверской, Дамаскин Костромской, Афанасий Ростовский и Сильвестр, представляющий Московскую синодальную контору. Естественно, подобное заседание не могло обойтись без Шешковского, губернатора Москвы Еропкина, главы ЕИВ Канцелярии Теплова и дона Алонсо, на которого некоторые попы косились весьма недружелюбно.
Выбор священников, приглашённых на встречу, вполне понятен. Именно в Верхнем и Среднем Поволжье, а также Московской губернии сейчас проживает большая часть старообрядцев. Их хватает и в других местах, куда раскольники усердно переселяются. Но пока наибольшее их число, включая духовных пастырей, живёт в упомянутых губерниях.
Да и нет у меня времени устраивать Поместный собор. Главные вопросы можно обсудить с наиболее влиятельными и знающими персонами. Остальное утвердим на Уложенной комиссии, куда должны съехать все архиепископы. Екатерина затеяла необычное дело, и церковь не собирается оставаться в стороне, хотя её давно пытаются оттеснить от государственных вопросов. Но коли речь зашла о законотворчестве, то священнослужители имеют право принять участие в подобном событии. Я сам всячески это приветствую. Религия для России крайне важна, и надо учитывать мнение духовенства. Только необходимо держать попов в узде.
Мне понравились действия в отношении церкви, которые начал Пётр Фёдорович и продолжила Екатерина. Правда, хитрая немка, свалила вину за конфискацию земель и прочего имущества на бывшего муженька, но продолжила его дело. Она даже ужесточила политику по изъятию монастырского имущества.
Думаю, мне лучше вести себя так же. Только Катька отняла земли и успокоилась. Решать противоречия, копившиеся годами, она особо не стремилась. Мол, пока всё идёт хорошо, то зачем мешать. Я же думаю о будущем и не хочу, чтобы мои наследники получили ворох трудноразрешимых проблем, ослабляющих державу. Потому и пришлось завести речь о старообрядцах.
— Вы меня не выслушали и сразу начали перебивать, — спокойно произношу в ответ, — Если даже сама мысль о примирении сразу вызывает у вас отторжение, то не знаю, как быть. Я надеялся найти понимание и для начала просто обдумать общие трудности. Ведь раскольники — это растущая язва на теле государства. Выжечь или устранить её подобным образом нельзя. Значит, надо договариваться. А виноваты в сложившихся обстоятельствах именно вы! Со времён раскола прошло более ста лет, как правильно заметил епископ Гавриил. Но почему никто из высшего духовенства не озаботился выходом из тупика?
Тут не выдержали остальные иерарх и загудели, будто рассерженные пчёлы. Не давая им опомниться, поднимаю руку и, добившись тишины, продолжаю.
— Я не обвиняю именно всех присутствующих, ведь это дела давно минувших дней. Но ответственность за происходящее лежит именно на церкви. Поэтому мне удивительно видеть полное нежелание обсуждать дела раскольников.
— Ваше Величество, но чем вы недовольны? — примирительно произнёс Дмитрий, — Есть еретики и раскольники, с которыми надо бороться, что постановили предыдущие Соборы, одобренные императорами. Мы стараемся удерживать свою паству, дабы не было противостояния, которое может перерасти в столкновения.
Размышляю, рассказывать ли священникам о прочитанном накануне докладе Еропкина? В составлении документа помогли люди Шешковского и Теплов, обладающий знаниями обо всех областях жизни империи. Не удивлюсь, что именно мой секретарь и стал автором документа. А сами сведения поступили ему давно и были толково рассмотрены. Только Екатерина не стала рассматривать их сразу, отложив на потом. Сам же Григорий Николаевич после конфликта с Разумовским больше не лезет с подобными предложениями, стараясь прикрываться более важными персонами. Касаемо бывшего гетмана, то он сейчас едет в Сибирь, если не помер по дороге. Но его судьба давно никого не волнует. Моих соратников больше воодушевила часть имущества коварного малоросса, а на остальное им плевать.
Касаемо моих опасений, то они вполне логичны. Раскольники стремительно захватывают торговлю и перевозки по Волге. Более того, есть доказательства, что делают они это не совсем законными путями. Ещё еретики усердно создают мануфактуры и развивают прочие промыслы. И действуют они, на первый взгляд незаметно. Вернее, пытаются делать это, что настораживает ещё сильнее.
Майор в своих уроках часто говорил о необходимости развития торговли и промышленности. Заодно он предупреждал, что столь важные области не должны оказаться в руках сектантов или иностранцев. Сейчас же происходит именно это. С одной стороны, англичане и голландцы захватили всю русскую внешнюю торговлю. А с другой стороны, полезли собственные раскольники, весьма недружелюбно настроенные к власти. Ещё иностранцы препятствуют развитию русских заводов, предпочитая покупать сырьё, в свою очередь, завозя к нам полноценные товары. Раскольники же всячески мешают православным купцам и заводчикам, подминая всё под себя. Понятно, что они не могут запретить дворянам и богатым купцам открывать заводы. Но людишки помельче оказались беззащитны перед сплочёнными общинами.
Сейчас это незаметно. Я бы не обратил на внимание без помощи Майора. Только чего ожидать через пятьдесят лет, когда таким образом еретики захватят торговлю и промышленность половины страны? Церковь же старательно занимается чем угодно, кроме установления согласия в обществе. Потому общины и отдаляются от остальных жителей, замыкаясь в себе всё сильнее. А ещё они недолюбливают власть, что немудрено. Мне не нужно, чтобы они любили императора Иоанна Антоновича. Но нельзя, чтобы столь влиятельный в будущем альянс действовал против собственной страны. И многое зависит от сидящих передо мной людей.
— Уже сейчас надо признать, что более трети видных купцов и владельцев мануфактур в Москве и Верхней Волге являются старообрядцами. Может, вас это не тревожит, а вот меня, наоборот. Раскольники не думают останавливаться и расширяют своё влияние, — попеременно оглядываю замолчавших священников и продолжаю, — Двойная подать, введённая против них Петром Великим, приносит казне дополнительную прибыль. Но в этом решении кроется и подвох. Староверы изначально начали сбиваться в стаи, если так можно выразиться. И теперь они просто выживают православных купцов и прочих торговцев из наиболее прибыльных мест. Получается, что у обычного православного подданного нет возможности что-то противопоставить целой общине. Пётр Дмитриевич подтвердит мои слова.
Киваю на тут же вскочившего генерал-губернатора. Надо сказать, что все присутствующие сидят передо мной в предусмотрительно расставленных креслах. По правую руку расположились чиновники, а слева — духовенство. Еропкин наиболее беспокойный из всех собравшихся. Он никак не может поверить, что вместо опалы взлетел на самый верх, потому и дёргается, пытаясь выказать рвение. На самом деле генерал-поручик, весьма знающий и толковый человек. Иначе Пётр Дмитриевич бы не возглавил вторую по значимости губернию, являющуюся оплотом дворянской оппозиции и рассадником обсуждаемых сегодня староверов. Машу своему человеку, чтобы тот сел.
— Совершенно верно, Ваше Величество, — хрипловато ответил губернатор, — Московская торговля, особенно идущая по Владимирскому тракту, на треть принадлежит еретикам и их людишкам. То же самое касается многих мануфактур, созданных в последнее время. Не удивлюсь, если в Нижнем Новгороде дела обстоят гораздо хуже и раскольники захватили там гораздо больший кусок.
— Я не вижу здесь ничего плохого, — произношу под недоумёнными взглядами большей части присутствующих, — России необходимо развивать торговлю и строить больше мануфактур с заводами. Можно даже похвалить столь сметливых подданных. Ведь это обычные русские люди. Только они стремительно удаляются от нас. Что необходимо пресечь, желательно без крови и гонений, а при помощи ума. Но наша доброта должна касаться не всех. Среди старообрядцев немало беспоповцев, что возмутительно и недопустимо. Вскоре они могут скатиться в чудовищные ереси, как английские квакеры или чего похуже. Зачем ходить далеко? Уже сейчас в России есть настоящие секты, вроде нетовцев[1], не признающих власть царя. И дальше будет хуже. А ещё многие тысячи сбежали в Польшу и за Дунай. То есть у католиков и магометан русским людям живётся лучше! Вот и объясните мне, что вообще происходит?
Голоса я не поднимал, а скорее, наоборот, в конце речи перешёл на шёпот, изрядно напугав часть собравшихся. Меня просто трясёт от происходящего, и сегодня я не собираюсь сдерживаться. Думаю, прониклись даже откроенные тугодумы, вспомнив, что я могу повесить даже фельдмаршала.
— Но позвольте, Ваше Величество, — произнёс архиепископ Феофан, не побоявшийся мне перчить, — Что мы можем поделать? Ранее отступников казнили и ссылали, изымая имущество. Только это было бесполезным занятием. И Пётр Алексеевич приложил разумное решение. Кстати, часть заблудших возвращается в лоно матери церкви, пусть их и мало. Хотя надо признать, что в моей епархии не всё так благостно. В Нижнем Новгороде раскольники сильны, как нигде. Их попросту больше среди свободных людей. Да и многие дворянские роды ранее их тайно поддерживали. Потому они и набрали такую силу. Не можем же мы снова начать преследования? Кроме многочисленных жертв, сие чревато потерями для государства. Купцы и прочие торговцы с судовладельцами платят немалые подати, которых казна может лишиться.
Если ты всё прекрасно понимаешь, так почему ранее молчал? Меня это раздражает более всего. Толковый и знающий человек видит, что староверы являются препятствием, перерастающим в угрозу. Но я не припомню ни одного письма от архиепископов с предложением, как успокоить и даже разрешить ситуацию. То же самое касается чиновников, считающих, что всё само рассосётся. Просто поразительное разгильдяйство!
— Сначала надо думать, а затем действовать. Вы ведь понимаете, что перед нами возникла самая настоящая угроза для державы. И не надо прикрываться богом, мол, всё в его руках, — на лицах иерархов вновь проявилось недовольство, — Только помочь в этом конфликте можете именно вы. Церковь его начала, значит, ей и заканчивать. И давайте постараемся обойтись без лишней крови. Мне нужна спокойная страна в преддверии войны с османами. Казнить подданных просто так — несусветная дикость. Люди не виноваты, что так произошло. Надо искать другие пути решения.
— Что вы предлагаете, Ваше Величество? У вас есть прожект выхода из этого тупика? — прервал молчание Гавриил Санкт-Петербургский, тоже не замеченный ранее в трусости.
— Сначала обсудите всё между архиепископами, а затем собирайте всех глав раскольников к осени, когда откроется Уложенная комиссия. Там и обсудите с ними, как жить дальше. Если получится договориться, то я присоединюсь к обсуждению. Касаемо прожекта, то я предлагаю создать отдельные епархии старообрядцев, но под управлением архиепископов РПЦ. Или нужно сформировать отдельную митрополию, которая будет подчиняться Синоду, — вижу, что иерархи готовы накинуться на меня с негодованием, но сдерживают свои порывы, — Я не настаиваю именно на таком решении. Предлагайте свои идеи, с удовольствием их рассмотрю. Не хотите, пусть раскольники выделяются в отдельную церковь, чего не хотелось бы. В этом случае отступники получат права, как лютеране и католики. На главенство православной церкви я не покушаюсь. Главное, чтобы вы договорились, и последствия раскола начали устраняться. Это не касается беспоповцев и прочих сект. С этой публикой необходимо бороться, не стесняясь в средствах. Если придётся жечь и рубить головы, значит, будем. Но лучше обойтись без излишнего членовредительства. Мне вскоре понадобятся поселенцы на окраине и работники для казённых заводов. Не хотят по-хорошему, значит, будет по-плохому. И в лоно церкви они вернутся как миленькие. Ведь надо только уничтожить старейшин и наиболее упорных. Просто в этом случае мы получим озлобленных рабов, ненавидящих власть и церковь. Значит, надо искать иной путь, чем вы должны заняться в ближайшее время. Только не рассчитывайте на моё расположение, коли оплошаете. Спрашивать буду жёстко, не обращая внимания на заслуги и звания. Мне нужен мир и покой внутри империи. И если ради этого придётся сослать на Камчатку какого-то архиепископа, а может, десяток, то раздумывать не буду. Надеюсь, мой приказ понятен? Даю время вам до октября, поэтому более не задерживаю. Господа, чиновники, задержитесь.
Думаю, кроме Алонсо, все удивились переменой моего настроения. Уходящие иерархи вообще косились, будто увидели чудо-юдо. А чего они хотят? Я же просто устал разводить политесы с прочим словоблудием. Не можете сами принять решение, значит, придётся исполнять приказ. И чиновников это касается в первую очередь.
Как только представители духовенства покинули кабинет, я недовольно взглянул на собравшихся вельмож. Козловский аж заёрзал на кресле, прекрасно понимая, что он следующий. Не будем разочаровать князюшку.
— Алексей Семёнович, — начинаю, чуть ли не ласково, — Хочу выразить вам благодарность за разработку закона о секуляризации и успешном его исполнении. Казна получила немало земель, да и иных ценностей. То, что часть их раздарена покойной императрицей — другой разговор. Но объясните мне, почему столь достойные люди, как вы, князь Куракин и многие другие вельможи не замечали очевидного? Это злой умысел или нерадивость?
— Ваше Величество, но мы просто выполняли приказ, — к чести Мелиссино, тот не стал топить предшественника и даже разделил с ним вину, — И у нас не было особых сложностей с иерархами, за исключением некоторых недовольных во главе епископом Арсением. Поэтому реформу удалось провести за полтора года с прибылью для государства и наименьшими потерями для духовной сферы. Народ не бунтовал, всяческих юродивых и прочих лжепророков не появилось.
— Это хорошо! Но вы получили свои чины и звания не только для того, чтобы выполнять приказы и занимать мягкое кресло, — стараюсь говорить спокойно, хотя меня просто бесит русское чиновничество, — Ведь даже указ о секуляризации появился на свет по желанию Петра Фёдоровича. Почему сия идея исходила не от вас, князь? Ведь конфискация церковных земель давно стала жизненной необходимостью. Никакой пользы, кроме как для самих епископов, от монастырей и архиерейских владений, давно нет. Более того, церковь, вернее, её верхушка, богатела, а казна теряла около миллиона рублей в год. Даже если вычесть пятьсот тысяч на содержание священников, которые сейчас уходят на содержание приходов, получается огромная сумма! Это не считая того, что огромные запасы хлеба теперь не в руках бородатых торгашей с крестом на груди, а государства!
Козловский побледнел и попытался уже вжаться в несчастное кресло. Хотя, куда уж дальше? Перевожу взгляд на Мелиссино, который точно не ждал подобной отповеди.
— Большую часть своей жизни я просидел в застенках. Но даже мне хватило месяца и нескольких бесед со знающими людьми, чтобы понять простую истину — русское общество расколото. Но почему этого не понимают люди, которым по должности положено заниматься подобными делами. Понимаю, что для вас крестьяне и даже купцы — не люди, а говорящий скот, — поднимаю руку, пресекаю попытку грека возразить, — Только это мои поданные! Я миропомазан на царство и несу ответственность за души всех жителей России перед Господом богом! Что не отменяет вопроса — почему Шаховский, Львов, Козловский и вы, Иван Иванович, не подали даже записку о необходимости разрешения сложившихся противоречий? Или вы все считаете, что высокая должность — это синекура? Мол, забрался в кресло, сложил на животе ручки, увешанные перстнями и, наслаждаешься жизнью? Только чиновники высшего ранга обязаны отвечать за порученное им ведомство. И в Синоде дела идут просто отвратительно, как бы вам не хотелось считать иначе.
— Но простите… — попытался возразить взволнованный Мелиссино.
— Не прощу, — перебиваю обер-прокурора, — Вы плохо сделали свою работу. Обобрать беззащитных попов и радостно рапортовать об успехах может любой. А вот проявить здоровую самостоятельность, дано не каждому. Что вам мешало начать дискуссию внутри церкви по вопросу раскольников? Понятно — это императоры должны за вас подумать и приказать. Сами вы думать не умеете или не хотите.
— Прошу принять мою отставку, Ваше Величество, — воскликнул явно оскорблённый грек, — Если я и виноват, то не заслужил столь жестокого порицания.
Угу. Вот прямо сейчас я позволю ему отойти в сторонку, сбежав в усадьбу, а то и Европу, дабы лечить расстроенное здоровье. Коли ты слаб телом и духом, то зачем пошёл служить? Сиди в поместье и наслаждайся спокойной жизнью. У меня же все должны работать не покладая рук! О чём я и сообщил обер-прокурору.
— Ваша отставка будет принята после решения вопроса с раскольниками. А то намедни я узнал, что староверы бегут к османам и полякам. Мы здесь стращаем народ адом, происходящим у магометан и католиков, а русским людям, оказывается, лучше живётся в землях басурман. Можно понять некрасовцев, там всё сложно и дело не в вере. Но почему православным лучше за Дунаем и Западной Двиной? — недобро смотрю на растерявшегося грека и продолжаю, — Приказываю найти наименее бескровный и наиболее выгодный для империи выход из сложившейся ситуации. Нет у меня веры епископам, которые попытаются похоронить мою задумку, ещё и оскорбят старшин раскольников. Можете рассчитывать на помощь Тайной экспедиции и Полицейской коллегии. Это на случай внушения и успокоения наиболее непонятливых. Мешающих и враждебно настроенных епископов сразу сдавать людям графа Шешковского. Никого жалеть не нужно, а лучше припугнуть излишне о себе возомнивших иерархов. Князь Козловский назначается вашим заместителем и тоже обязан приложить все силы для исправления прошлых ошибок. И запомните, на каждом из вас лежит персональная ответственность. Дело настолько серьёзное, что обычной отставкой никто не отделается. Но и наградой я не обижу. Если всё понятно, то я вас с Алексеем Семёновичем более не задерживаю.
Оба вельможи находились в предобморочном состоянии и в полной тишине покинули кабинет. Поворачиваюсь к оставшейся четвёрке и решаю не затягивать беседу.
— Степан Иванович, на вас ложится новый груз. Нельзя пускать подобное дело на самотёк, и необходимо им полностью управлять. Чую, что иерархи устроят какую-нибудь подлость или навредят по глупости. А Мелиссино с Козловским придётся постоянно подгонять. Уж больно они размякли и совсем забыли, для чего нужны чиновники. Если кто-то из ваших людей предложит свой прожект по разрешению противостояния со староверами, то я с удовольствием его выслушаю. Это касается всех здесь присутствующих.
Шешковский, а вслед за ним Алонсо, Еропкин и Теплов утвердительно кивнули.
— Что у нас с тёмной стороной деятельности раскольников? Многое удалось раскопать? — обращаюсь уже к испанцу.
— Мне нужно время. Всё гораздо хуже и запутаннее, чем мы предполагали. Тянешь за одну ниточку, а за ней самая настоящая сеть. Несомненно, целые общины замешаны в самых различных нарушениях, а некоторые и в злодеяниях, — хмуро ответил бледный де Кесада, который, казалось, вовсе не спит, — Мы установили хорошее взаимодействие с господином Шешковским и генерал-губернатором Еропкиным. Но здесь нельзя спешить, лучше спокойно определить всех злодеев и далее накрыть их скопом.
Верное замечание. Это я чего-то разогнался. Хотя на разработку прожекта иерархи с Мелиссино получили семь месяцев. Времени более чем достаточно. Касаемо розыска начатого Алонсо, то здесь всё любопытно. Люди испанца сходу вскрыли такое количество нарушений и преступлений, не только со стороны раскольников, что диву даёшься. Спрашивается, куда смотрят власти, не замечая творящегося безобразия? Или им заплатили за отвод глаз? За это я тоже буду наказывать, не обращая внимания на происхождение и чины. Уж больно неприятная картина вырисовывается. Те же преступления на Владимирском тракте или нападения на Волге, ведут к общинам раскольников. Это не считая контрабанды и прочих незаконных промыслов. И всё действие происходит под носом губернских властей.
Я ещё не до конца прочитал доклад испанца, но уже впечатлён и жутко зол. Жалко людей, которые погибнут из-за нашего промедления. Но таким образом мы спасём гораздо больше православных душ.
— Надеюсь, никого здесь не следует предупреждать о необходимости держать проводимый розыск в тайне? — нарочито смотрю на забеспокоившегося Еропкина, сразу замотавшего головой, — Судя по всему, зараза глубоко проникла в чиновничьи круги. Ну не могут такие дела происходить без одобрения высокопоставленных особ. В ином случае, у нас во власти абсолютно некомпетентные люди, что ещё хуже.
Заслушав доклад де Кесада и Шешковского о провидимых действиях, понимаю, что пора заканчивать. Иначе я просто начну зевать, ибо изрядно устал. Надо поспать полчаса, что я стал делать с недавних пор. Очень помогает и бодрит. Главное — спать надо до еды, а не после. Далее можно заняться иными делами, которых у меня просто огромное количество.
Когда вельможи вышли, я решил немного расслабиться и вытянул ноги. Но Теплов остался в кабинете и с заговорщицким видом посмотрел на меня. Всем хорош Григорий Николаевич, и хорошо, что я получил такого главу канцелярии. Но есть в нём тяга к театральности. Обижаться и раздражаться на это бесполезно, уж лучше немного подыграть столь полезному человеку.
— Не томи, Григорий Николаевич. Ты же видишь, что я устал и хотел немного отдохнуть.
— Тут такое дело, Ваше Величество, — громким шёпотом произнёс секретарь, — Я позволил себе нарушить приказ графа Шувалова и пообещать аудиенцию частному лицу. Понимаю, что не прав и готов понести наказание.
А мне даже стало любопытно, чего там не поделили обер-камергер и глава канцелярии. Они иногда ставят друг другу небольшие подножки, определяя границы собственной власти. Я в эти дела особо не вмешиваюсь, путь куражатся. Но и просто так ссориться с некогда всесильным графом Теплов не будет. Чего на него нашло? Он предпочитает действовать из-за спины.
— Заинтриговал ты меня, Григорий Николаевич, — разминаю отёкшие плечи и сажусь ровно, — Веди своего просителя.
— Это просительница, Ваше Величество. Я мигом, — стервец, быстро выскочил из кабинета, оставив меня в недоумении.
[1] Нетовцы (нетовщина, самоназвание — спасовцы, Спасово согласие) — одно из беспоповских направлений старообрядчества. Также зовутся староспасовцами; новоспасовцы же приняли некоторые положения поморского согласия и отделились от нетовцев.