Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Пролог

Так уж сложилось, что геологи-первопроходцы: Обручев, Билибин, Цареградский, Вронский, Болдырев, Вознесенский и с ними еще сравнительно небольшой ряд имен — уже канонизированы, они на слуху, их именами названы улицы и вершины гор. А вот с геологами «второй волны» все обстоит иначе.

А ведь многие исследователи «второй волны» стали Героями Социалистического Труда: Н. П. Аникеев, И. Е. Рождественский, Д. Е. Устинов, Н. Е. Хабарова… лауреатами Сталинской, Государственной, Ленинской премий стали Б. Л. Флеров, Н. И. Чемоданов, Е. П. Машко, Б. Н. Ерофеев, Б. Б. Евангулов, И. Е. Драбкин… десятки награждены орденами. Геологи, горняки, историки хорошо знают этих выдающихся исследователей, а вот для рядового читателя, даже родившегося на Колыме, это как белое пятно на карте. Но ведь именно этой плеяде замечательных, воистину одержимых страстью поиска людей принадлежат на Колыме и Чукотке открытия более двух тысяч россыпных и рудных месторождений золота, 68 вольфрама и олова, 27 серебра, 9 меди и молибдена, 9 ртути, а еще радиоактивного сырья, угля, сурьмы, свинца…

Имя Виктора Дмитриевича Володина известно узкому кругу людей, но в свое время эта фамилия звучала на Колыме, особенно на Золотой Теньке. Его брат Всеволод Дмитриевич Володин (1908–1970) работал главным геологом на Бутугычаге, где у него появилась на свет дочь, а родившийся в 1943 г. сын Дмитрий тоже стал геологом. Всеволод Володин за свою работу был награжден медалью «За трудовую доблесть», сам Виктор Володин был награжден орденом Ленина, высочайшей государственной наградой в СССР.

Всеволод и Виктор Володины — молодые геологи. Февраль 1932 г.

Родители Надежда Григорьевна Володина (Константинова) и Дмитрий Сергеевич Володин с сыновьями, будущими геологами, Виктором и Всеволодом.

Воспоминания, которые оставил Виктор Дмитриевич (1909–1972), были начаты незадолго до его смерти. Он собирался рассказать о четверти века на Севере, но рукописные воспоминания в 42 ученических тетрадках обрываются 1947 г., хотя существует и план-черновик будущих глав до 1961 г. Эти тетради — ценнейший материал для живущих сегодня, невозможно оценить его значение и для тех, кто будет интересоваться историей освоения территории завтра.

Из присланного письма невестки старшего брата Всеволода Дмитриевича Тамилы Петровны Володиной мы узнаем, что «Виктор Дмитриевич Володин родился в 1909 г. в г. Екатеринославе (ныне Днепропетровске). Его родители — Дмитрий Сергеевич и Надежда Григорьевна Володины. Отец — инженер-путеец». В автобиографии Виктора Володина, написанной ранее и приложенной к письму, мы читаем:

«После окончания Горного института в 1931 г. я работал рудничным геологом на Первомайском, потом на Красногвардейском рудниках Кривого Рога, а в 1938 г. подписал договор с Дальстроем и поехал на три года (вернее, на 28 месяцев) на Север. Там я работал преимущественно на мелкомасштабной геологической схемке с поиском золотых и оловянных месторождений. В 1943 г. партия, которую я возглавлял, открыла хорошее оловянное рудопроявление и довольно крупную золотоносную россыпь (месторождение «Сталинградец» в нынешнем Тенькинском районе и месторождение на ручье Вилка с его притоком ручьем Победа, в верховье водораздела реки Бахапчи. — Ред.), и я с другими сотрудниками получил денежную премию за первооткрывательство…

До конца апреля 1939 г. и далее с мая 1941 помай 1943 г. я работал, соответственно, начальником оловорудной разведки и старшим инженером отдела подсчета запасов, а с мая 1949 г. — начальником отдела россыпных рудников (разведок. — Ред.).

Все остальное время, повторяю, я занимался полевыми работами, продолжая это дело и после награждения. Последние годы (с 1957 по 1964 г.) перед переездом на Украину я составлял геологическую карту масштаба 1:200 000, подготовив за это время для издания с защитой в Научно-редакционном совете ВСЕГЕИ (Всесоюзный научно-исследовательский геологический институт им. А. П. Карпинского. — Ред.) два листа карты…

Орденом Ленина меня наградили уже очень давно… Навсегда запомнилось это.

Как-то вечером в конце сентября 1951 г. я пришел в отдел, которым тогда заведовал, чтобы заняться составлением проекта разведок россыпей на следующий год. Я опаздывал. Уже наступало время предъявить проект на утверждение в Технический совет Геолого-разведочного управления Дальстроя, а он у меня был еще не закончен. Поэтому я и сидел вечерами, составляя пояснительную записку.

Вскоре после моего прихода раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос начальника нашего районного управления Г. А. Кечека, который попросил меня зайти к нему в кабинет.

Ну, подумал я, начинается. Сейчас он будет прорабатывать меня за то, что я долго тяну резину с проектом!

Переступаю порог кабинета и слышу слова Г. А. Кечека: «Звонил В. А. Цареградский (наш генерал-майор) и просил меня…». Это я принял за вступление к разговору от генеральского имени, готовясь обороняться. Но услышал дальше совсем неожиданное: «…поздравить вас с высокой правительственной наградой, с награждением вас орденом Ленина. Я тоже поздравляю вас».

Все это было слышать гораздо приятнее, чем то, к чему я приготовился. Все это было очень неожиданно, несмотря на то что еще полгода назад я знал, что меня представили к награждению. Но, повторю, что это прозвучало настолько неожиданно, что впору было просить, чтобы Г. А. Кечек повторил сказанное. Впервые в жизни я не верил ушам своим. Лишь позднее, слыша в течение нескольких дней от всех сотрудников и знакомых поздравления, я постепенно привык к тому, что это правда.

Так выглядит хранящаяся в Государственном архиве Магаданской области личная карточка ГУСДС НКВД СССР Виктора Володина из личного дела № 19292.

А месяца через полтора в торжественной обстановке в нашем клубе состоялось вручение орденов и медалей большой группе награжденных. Перед этим меня позвали в политотдел и проинструктировали, чтобы я принял награду левой рукой, а правую держал свободной для рукопожатия вручающего награду, начальника политуправления Дальстроя, а затем мне полагалось произнести слова благодарности.

Я всегда считал, что Правительство слишком высоко оценило мои скромные заслуги в деле, которым я занимался, вручив мне высшую награду страны, и поэтому мне очень трудно ответить на вопрос: за что меня наградили. Подвигов я не совершал.

Геологи знают, что полевые работы — это не только умственный, но и физический труд. Особенно на Севере, или, как принято называть, Крайнем Севере, в горных и высокогорных районах, при недостатке транспорта, при полном отсутствии спальных мешков, при недостатке продовольствия, при отсутствии подходящей обуви и одежды. Особенно трудно, когда выпадет дождливое лето. Дождь день за днем шуршит по палатке, и трудно решиться выйти в такую погоду в маршрут. Трудно, но бывает нужно. Трудно решиться нырнуть в кусты и, продираясь сквозь их заросли, собирать всю воду своими плечами и спиной, по которым она течет холодными струями под одеждой. Приходится, добравшись до верхней границы растительности, остановиться, развести костер для просушки, а затем идти по водоразделу в тучах, опять мокнуть и дрожать от холода, с большим трудом укрываясь от дождя, делать записи в полевую книжку и отмечать на карте точки наблюдений.

Страница из рукописных воспоминаний Виктора Володина.

А в хорошую солнечную погоду жить и работать мешают комары. Даже мошка, которая лезет в глаза и в нос, ничто по сравнению с комарами, которые не оставляют тебя ни днем, ни ночью и лезут даже в рот — вместе с супом, который ты ешь в дыму у костра.

Много невзгод приходится переживать полевику. Всех не перечислишь.

О самом, пожалуй, главном я не вспоминаю — о том, что маршрут приходится проходить, ничуть не считаясь со временем. День кончается, солнце заходит, а водораздел еще тянется дальше, и приходится торопиться, поднимаясь на очередные вершины и потом уже в темноте брести к своей палатке или ночевать у костра.

Вот и приходится выкладывать все свои физические силы, чтобы успеть, чтобы дойти, потому что завтра тоже будет рабочий день».

Как и любые воспоминания, написанные спустя достаточно большой срок, отдельные места могут быть переданы в некоторой трансформации. Вот, например, как описывает свой путь в мае 1939 года на Бутугычаг через Иганджинский перевал на Тенькинской трассе Виктор Володин: «Ближе к вечеру мы все же тронулись в путь и только 20 км успели проехать, пока было светло и тепло. Дорога была неплохая, но перевал 92 км, из-за которого дорога считалась закрытой, я и сейчас спустя 32 года помню отлично. Помню полого спускающуюся вдоль крутого склона узенькую дорожку, круто обходящую выступы склона, и многочисленные таблички, поставленные через каждые 10–15 метров с надписями, выхватываемыми светом фар из тьмы: «Осторожно!» «Опасно!». Потом площадка, где дорога поворачивает на 180 градусов. Если до поворота правый борт машины прижимался к склону, то теперь он нависал над пропастью, а прижимался левый.

Фото из геологического отчета Виктора Володина о работе Тенгкелийской геологической партии 1943 г. Подпись под фотографией: «Задернованный участок на гранитном водоразделе».

Стало понятно, почему перевал был закрыт, площадка действительно оказалась еще совсем не очищенной, сплошь заваленной крупными обломками взорванной породы. Поэтому мы поворачивали там, где не было завала, то есть не на площадке, а не доезжая до нее, там, где с верхнего на нижний марш серпантина пришлось съехать по очень крутому откосу с большим риском скатиться, кувыркаясь, в пропасть.

Был момент, когда передние колеса машины оказались намного ниже задних, и автомобиль очень круто наклонился вперед. При этом я, сидя на высоко наложенных и обвязанных веревкой ящиках, ногами упирался в верхний край кабины, а руками крепко держался за веревки. Помню мысль, что при этом в кабине было бы опаснее, что оттуда не выскочишь «в случае чего», а здесь останешься на «земле» после первого же переворота машины, правда, может быть, будешь раздавлен, если угодишь под компрессор.

Ночью мы проехали еще Иганджу и Беренджу, а к утру оказались на перевале 130-й км…».

Фото из геологического отчета Виктора Володина о работе Верхне-Хейджанской геолого-поисковой экспедиции 1953 г. Подпись под фотографией: «Проходка разведочных канав с оттайкой мерзлоты пожогами. Ручей Перевальный».

А вот как этот же эпизод описывает в своих воспоминаниях, хранящихся в Тенькинском историко-краеведческом зале поселка Усть-Омчуг, Алексей Никонович Парфенюк, ехавший в этой же машине:

«… весной 1939 г. пришлось прокатиться и нам — геологам Володину Виктору Дмитриевичу, Шапошниковой Анне и нам, 10 новоиспеченным прорабам-съемщикам, направленным на практику на рудник «Бутугычаг», а затем на разведку и в полевые партии Теньки…

От Палатки путь лежал по зимнику. Часто продвигались по руслу, по пойме, поднимались на 2–3-метровую террасу, подсыпали под колеса гальку, рубили ветки. Получалось, что мы не ехали, а проталкивали машину. Перед Иганджинским перевалом — на правом берегу р. Армань — двое суток ожидали, когда спадет вода. В Палатке нас предупредили — быть осторожными на Иганджинском перевале, так как там часто бывают аварии, а иногда с гибелью людей. При подъеме на перевал мы следовали за машиной, держась за нее для облегчения хода. На последнем крутом повороте внезапно машина передними колесами начала сползать с проезжей части дороги и чуть было не полетела под откос. Благодаря быстрой реакции водителя и нашей помощи машину задержали. Быстро натаскали со склона сланцевых плит под машину и закрепили ее. Володин спустился в долину к пос. Иганджа, и начальник культурно-воспитательной части лагеря послал на помощь бригаду. Я пошел на 72-й км, перебравшись через реку Армань, и прорабство дорожного участка послало на помощь грейдер. Приехали к месту аварии, когда все вспомогательно-подготовительные работы были окончены. При сопровождении грейдера мы спустились в долину р. Иганджи, а вскоре достигли и Детрина».

Торжественное прощание Виктора и Всеволода (на фото в центре) с Колымой в 1961 г., справа — О. X. Цопанов.

Но от этих различий в деталях или при отсутствии некоторых фактов воспоминания Виктора Володина не перестанут быть отражением мировосприятия человека эпохи 30–50-х гг., ценнейшим свидетельством времени.

Эта книга называется «Неоконченный маршрут», потому что она, как и некоторые настоящие геологические маршруты, прерывается на середине повествования. Как и геологические маршруты могут прерваться по причине обстоятельств — природных ли, жизненных ли… Но чтение и этой части захватывает, заставляет соучаствовать в каждом эпизоде этой воистину драматической геологической повседневности.

Большинство фамилий и имен, встречающихся на страницах книги, удалось уточнить, но вероятны и какие-то неточности в написании некоторых. Географические названия рек, ручьев, долин, населенных пунктов приведены в соответствии с современным написанием, чтобы читатель смог при желании найти на географической карте точное расположение тех или иных мест, где происходило действие. Приложенные карты-схемы помогут читателю представить размах и масштабы геологических исследований, выпавших на долю исследователей в конце тридцатых — сороковые годы.

Эта книга — не просто мемуары геолога, это воспоминания, написанные языком, которому может позавидовать профессиональный литератор. Жизнь на Колыме предстает перед читателем в многообразии геологического жития, в воистину подвижническом труде, в непростых человеческих взаимоотношениях, в деталях быта, в постоянном напряжении от существования в состоянии необъявленной войны с заключенными, в ежедневном преодолении. Несколько десятков геологов: Борис Флеров, Валентин Цареградский, Дмитрий Васьковский, Сергей Смирнов, Евгений Машко, Израиль Драбкин, Николай Аникеев, Владимир Титов… горняки, прорабы, руководители и рабочие предстают перед нами в этой книге. И образы эти реальны, наделены человеческими чертами, ясны характеры этих людей, мотивы их поступков…

Павел Жданов