Вместе с новой мощной волной европейских идей, проникнувших в Россию после Отечественной войны, увеличивается и отрицание их.
В «Пантеоне славных российских мужей» подчеркивалась идея, что «высокая мораль французской философии была первой причиной двадцатипятилетнего во всем мире кровопролития».
И это не единичные высказывания подобного рода против духовного подражания Европе, которые можно встретить в русской печати, издававшейся после Отечественной войны. И если еще в 1823 году П. Вяземский пишет Жуковскому, что в своих трудах он намеревается «разливать по России свет европейский», то в эти же годы крепнет и противоположное настроение, что Россия может светить собственным светом.
Несмотря на идейную зависимость от масонства и вольтерьянства, даже во взглядах и в творчестве членов кружка Любомудрия, проявляются и новые черты. Увлекаясь немецкой философией любомудры не увлекаются уже столь слепо Европой. В творчество одного из виднейших любомудров кн. Одоевского, мы находим уже резкую критику европейской культуры. А всесторонняя критика русской культуры со временем приводит отдельных любомудров и других представителей образованного общества к пониманию, что европейская культура не является готовым образцом культуры для всех других народов. Среди членов кружка любомудров и других выдающихся людей Александровской эпохи, зарождается сомнение в качестве европейского света. Все чаще и чаще задумываются они над вопросом, а нельзя ли России освещаться собственным светом.
Появившаяся в эти годы раздумий и сомнений «История Государства Российского» Карамзина укрепляет и усиливает сомнения в пригодности принципов европейской культуры для всех народов. «История Государства Российского «вернула русскому народу его тяжелое, но славное прошлое, которое игнорировалось с времен Петра». «Все, даже светские женщины, — писал Пушкин, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом».
Пушкин сообщает, что «Молодым якобинцам» очень пришлась не по душе История Карамзина. И «молодые якобинцы» весьма негодовали на Карамзина за его «размышления в пользу самодержавия».
Развивавшееся в Александровскую эпоху национальное направление вовлекало в свою орбиту даже некоторых масонов. И в Александровскую эпоху не все масоны были идейными врагами русской монархии и православия. Как и в эпоху Елизаветы, Екатерины и Павла, состав масонов очень различен по характеру своих политических убеждений и по своему отношению к православию.
«Масонские ложи, — пишет Иванов, — отражали самые различные направления. В числе масонов были темные мистики и суровые пиетисты, как школа старых масонов и их учеников, озлобленные обскуранты, образчиком которых может служить Голенищев-Кутузов, и люди молодого либерального направления, склонные к филантропии, но не к пиетизму, смеявшиеся над обскурантами и искавшие интереса политического».[1]
О генерале Инзове, под начальством которого находился Пушкин в Кишиневе, Митрополит Анастасий в книге «Пушкин и его отношение к религии и православной церкви», замечает: «Будучи старым масоном, последний в то же время был и преданным сыном православной церкви: в Александровскую эпоху то и другое иногда легко уживалось вместе».
Таким формальным масоном был в частности министр Народного просвещения граф Разумовский, который обратил внимание на то, что во всех тогда существовавших средних учебных заведениях Закон Божий вовсе не преподавался и ученики оставались без всякого внушения им правил и основ религии. Обратил граф Разумовский внимание и на то, что домашнее образование находилось с руках учителей-иностранцев.
«В отечестве нашем, — писал граф Разумовский в своем докладе Александру I, — далеко простерло корни свои воспитание иноземцами сообщаемое. Дворянство, подпора государства, возрастает нередко под надзором людей, одною рукою собственной корыстью занятых, презирающих все не иностранное, не имеющих ни чистых правил нравственности, ни познаний». Граф Разумовский указывал, что «следуя дворянству и другие сословия готовят медленную пагубу обществу воспитанием детей своих в руках у иностранцев».
Александр I передал доклад министра Народного просвещения в Комитет министров на рассмотрение, но последний нашел взгляды гр. Разумовского ошибочными. Но Александр I все же одобрил предложенные гр. Разумовским меры.
…Политическое вольнодумство раздражало и тревожило Карамзина. 18 апреля 1819 года он писал Дмитриеву по поводу политических убийств и общего революционного брожения в Европе: «Хотят уронить троны, чтобы на их места навалить журналов, думая, что журналисты могут править светом». В этой иронии звучала горькая мудрость историка, которому довелось быть свидетелем революционного буйства парижской черни.
…В письме к Вяземскому 12 августа 1818 года Карамзин определенно высказывается против конституции: «Россия не Англия, даже и не Царство Польское: имеет свою государственную судьбу великую, удивительную и скорее может упасть, нежели еще более возвыситься. Самодержавие есть душа, жизнь ее, как республиканское правительство было жизнью Рима. Эксперименты не годятся в таком случае. Впрочем не мешаю другим мыслить иначе… Для меня, старика, приятнее идти в комедию, нежели в залу Национального Собрания, или в камеру депутатов, хотя я в душе республиканец и таким умру».
В эти же годы, в конце наполнения бурными событиями царствования Александра I, оформляются основы мудрого миросозерцания Пушкина, уже вполне национального по своему духу.