Неразрешимое бремя

Глава 8. Инквизитор Тиффано

Я очнулся от холодной морской воды, бесцеремонно выплеснутой мне в лицо. Ныли крепко связанные в запястьях руки, во рту был горький привкус крови. Я находился в корабельном доке, очевидно заброшенном, на грани слышимости ощущался рокот волн, лениво бьющихся в крест-канале. Меня грубо схватили за волосы, задрали голову, в лицо дохнуло отвратительным перегаром.

— Очнулся, ублюдок? — помятая рожа ухмыльнулась и сплюнула на пол окурок.

— Кто вы такие? — язык еле ворочался, немилосердно ныл затылок. — Что вам надо?

Вместо ответа я получил сильный удар в подреберье, от которого перехватило дыхание.

— Узнаешь скоро, — головорез уселся на ящик и закурил новую сигарету. Его подельники резались в карты.

Я потерял чувство времени, но солнечные лучи, робко пробивающие сквозь балочные перекрытия высоко над головой, подсказали, что наступил рассвет. Понятно, что головорезы делают, что им приказано, и не имеет особого смысла пытаться у них что-либо узнать. Надо ждать, когда явится заказчик. Неужели кардинал опустился настолько, чтобы связаться с таким отребьем? Попытался шевельнуть пальцами, они онемели и плохо слушались. Веревка, стягивающая запястья, была перекинута через верхнюю балку и закреплена внизу на металлическом кольце для корабельных канатов. Доки затоплены и давно не используются, металл проржавел, краска с досок облупилась, значит, нет надежды, что сюда кто-нибудь забредет, разве что случайно. Я попробовал дернуть веревку, испытывая ее на прочность, но громила мгновенно ощерился.

— Сиди тихо, сучонок! — сильный удар в лицо, и меня снова накрыла тьма.

— …Пришел в себя? — знакомый голос. Отец Бульвайс участливо заглянул мне в глаза. — Не затягивайте, господин инквизитор. Скажете, где Завет, и обещаю, что больно не будет.

— Ваше усердие… похвально, — говорить было трудно, мешала разбитая губа. — Но не думаю, что будет оценено.

— Геройствовать вздумали? — отец Бульвайс кивнул, и громила подошел ко мне, играя кинжалом. — Думаете, вас искать будут? Время тянете? Не стоит, право, не стоит.

Громила вонзил нож мне в плечо, странно дело, боли не было, но потом он провернул лезвие, и я сцепил зубы, чтобы не застонать.

— Вас не будут искать, господин инквизитор. Для всех вы сбежали из города из-за страха быть пойманным, вместе с Заветом. Понимаете?

— Даже если бы знал, не сказал бы, — руку я перестал чувствовать.

— Он был у тебя в комнате, ты не можешь не знать, — прорычал церковник, брызгая мне в лицо слюной. — Говори, и умрешь быстро. Иначе будешь подыхать долго и мучительно.

— Пока будете искать Завет, орден Пяти доберется до вас, так или иначе, — на мои слова громила дернул за веревку, и меня потащило вверх, немилосердно выворачивая руки в суставах.

— Развлекайтесь с ним, пока не скажет, где документ. Загляну после обеда, не скучайте.

Громила закрепил канат в новом положении, небрежно оттер лезвие кинжала о мою рубашку, сплюнул еще один окурок, неторопливо закурил новую сигарету и приступил.

Я снова очнулся от ядовито-соленой морской воды, которой меня окатил громила. Она безжалостно разъедала многочисленные порезы, которыми были исполосованы руки и грудь. Подо мной уже образовалась кровавая лужа, медленно расширяясь от кровотечений из новых ран. Головорез иногда делал перерывы, закуривая новую сигарету, старую либо сплевывал на пол, либо тушил об меня. Он не забывал задать дежурный вопрос про Завет, и каждый раз ответом ему было молчание. Сознание туманилось, кровавая пелена застилала глаза, казалось, прошла целая вечность. Я ждал момента, понимая, что попытка у меня будет всего лишь одна. В случае неудачи останусь здесь навсегда. Искать меня действительно никто не будет, все с легкостью поверят в удобную версию. Все, кроме Лидии, подумать только, какая ирония. Что она предпримет? Да и будет ли вообще действовать? Не факт, что ей известно о моем исчезновении. Так что стоит рассчитывать только на себя.

Громила вспотел и подустал кромсать меня кинжалом, хотя поначалу я видел в его глазах искреннее удовольствие от причиняемой другому боли. Таким типам нравилось чувствовать страдание и страх в глазах жертвы, но у меня бандит не вызывал ничего, кроме отвращения и жалости. Страха не было, страх смерти ушел давно, еще в Асаде. Сейчас осталось лишь острое сожаление о том, что все закончится так глупо, а виновные останутся не покараны. А еще опасения о дальнейшей судьбе Завета и возможных последствиях, если Лидия надумает воспользоваться им в корыстных целях.

Сознание опасно туманилось, меня начал донимать озноб, видно слишком много крови потерял. К счастью, громила решил сделать перерыв, он приспустил веревку, и я рухнул на каменный пол. Пока он накачивался дешевым виски, я скрючился и попытался подтянуть ноги, чтобы ослабить на них веревку.

Время замерло.

Он делает шаг в мою сторону и отшвыривает пустую бутылку, ее позвякивание разносится гулким эхо, чтобы утонуть в темной воде канала. Кинжал в правой руке опасен, и я дожидаюсь, когда он приблизится ко мне достаточно, чтобы одним резким движением подхватиться на ноги и протаранить его в живот, сминая и вдавливая не ожидавшего нападения громилу в стену. Он рычит от ярости и пытается ударить ножом, но связанными руками я выбиваю у него оружие, оно падает на пол. Бросаюсь за ним, группируясь и защищаясь от ударов озверевшего противника. Успеваю зажать в онемевших пальцах рукоять кинжала и нанести удар по его ноге, подрезав сухожилие. Громила вопит от боли и злости, но я понимаю, что проиграл, потому что веревка натягивается, я теряю равновесие, беспомощно повиснув на ней. Подельники громилы подоспевают вовремя, затянув канат и выведя меня из боя. Головорез хватает выпавший кинжал и начинает озверело кромсать меня, один из его ударов попадает в живот. Острая боль в правом боку пронзает меня, словно обжигающе горячая вода наполняет тело, я малодушно закрываю глаза, проваливаясь в темноту. Один из бандитов что-то вопит.

Время закончилось.

— Живым он нужен, придурок! — сквозь пелену боли пробивался голос отца Бульвайса. — Приведи его в чувство.

Не хочу открывать глаза. Не буду. Но меня заставили, опять облив водой и встряхнув оплеухой.

— Господин инквизитор, даю вам последний шанс.

— Идите… к демону в задницу… — я еле ворочал языком.

Он встряхнул у меня перед лицом письмом.

— В таком случае придется взяться за вашу подружку. Девицу Хризштайн.

Тревога пробилась сквозь отупение боли. Если они доберутся до Лидии, будет плохо, очень плохо.

— Вам это… не поможет. Она…под покровительством… вояга.

— А мне плевать. Или ты говоришь, где Завет, или я посылаю за ней своих ребят.

— Я… не знаю, где он, — выдохнул я, безнадежно понимая, что не смогу его остановить.

— Господин, давайте я его… — громила смотрел на меня с такой ненавистью, что я понял, что до утра не доживу.

— Он мне нужен живым. Эта стерва готова обменять его на Завет. Если она конечно вообще знает, где документ. Она знает, господин инквизитор?

Только не это! Лидия ведь не собирается в самом деле отдать его? Громила тыкнул в меня пальцем:

— До завтра может подохнуть…

Я скосил глаза вниз и увидел, что рана на правом боку глубокая, в ней хлюпала мерными толчками темная кровь.

— Ну так перевяжи его, не хочу рисковать!

Один из подельников оторвал от валяющейся на полу мантии кусок ткани, свернул его и грубо заткнул рану, унимая кровотечение. Кажется, задета печень.

Под утро у меня начался бред. Явь и кошмар воспоминаний сплелись в единое целое, и я снова увидел себя в Асаде. Видел горящие ненавистью глаза мятежников, их безумные измученные болезнью лица, чувствовал смрад горящих живой плотью костров и слышал леденящие душу крики и плач… Силуэт отца Бульвайса в моем сознании обрел лицо лидера мятежников, что стоял напротив меня в казематах захваченной тюрьмы. Он требовал, чтобы я отрекся от веры, чтобы признал преступления Святого Престола. В его перекошенном от ярости лице не было ни капли милосердия, но ему важно было заставить меня уступить. Жалкий безумец, он обвинял Святой Престол в гибели своей семьи во время эпидемии, в бездействии церковников, проклинал их и рыдал. Моя жалость к нему ярила его больше любого сопротивления, и я начал шептать молитву покаяния и прощения несчастной души, потерянной во мраке безумия.

— Прекрати! — заорал он. Зыбь кошмара дрогнула и расступилась, являя лицо отца Бульвайса…

— Говори, что задумала твоя полюбовница! Зачем она все рассказала воягу?!?

— Увы, я не его полюбовница, святой отец, — раздался насмешливый голос Лидии. Почему она преследует меня даже в предсмертном бреду, отчего не оставит в покое? Знакомый цветочный аромат ее духов перебил вонь горящей плоти, а ее слова звучали громче криков пытаемых, она неумолимо вытесняла кошмар, заменяя его на более страшную явь. Зачем она подставляется так глупо? Я застонал, однако следом услышал возмущенный вопль епископа:

— Да что же происходит? Объяснитесь, отец Бульвайс!

Я приоткрыл глаза и увидел смутные фигуры Лидии, епископа, городских стражников, что вязали головорезов, капитана Лунтико, угрожающе двинувшегося в сторону отца Бульвайса. Горько усмехнулся, понимая, что для меня уже все равно поздно, но по крайней мере преступники не уйдут от ответа. Лидия уставилась на меня, ее взгляд вдруг стал жестким и злым, она заорала:

— Он ранен! Скорей, помогите мне!

Попытался сказать ей, что она опоздала, но не смог выговорить ее дурацкую фамилию. Облик Лидии поплыл в мареве, я ощутил, как дрогнула перерезанная веревка. Лишившись опоры, рухнул беспомощно в ее объятия, и меня накрыла милосердная темнота.

Солнечный свет пробивался даже сквозь плотно сомкнутые веки. Кто-то бесцеремонно щелкнул меня по носу.

— Глаза открывайте, хватит уже изображать из себя спящего красавца! — этот голос будет преследовать меня даже после смерти. За что я так провинился, Единый? Почему ее пустили в больницу? Почему я не могу умереть спокойно?

Нехотя разлепил глаза, и разом пришло страшное осознание того, что я не в больнице и полностью раздет, а Лидия сидит на постели и разглядывает меня, склонив голову. Попытался подняться, но ее прохладная ладонь легла мне на лоб и легко удержала голову на подушке.

— Да лежите уже!

— Почему я не в больнице? Какого демона, почему раздет? Где Завет? — говорить было сложно, в горле пересохло, а страшная слабость не давала даже возможности подняться.

— Столько вопросов, господин инквизитор…

Она похоже и не думала мне отвечать, подтянула к себе поднос с остро пахнущей спиртовой настойкой, смочила в ней чистую тряпицу и принялась обрабатывать мои раны на лице. Всего лишь тонкая ткань накрывающей меня простыни отделяла мою наготу от Лидии, но ее это нисколько не смущало.

— Вы, господин инквизитор, невероятный болван. Я тоже хотела бы задать вам пару вопросов. Почему вы позволили себя схватить? Я ведь вас предупреждала на счет отца Бульвайса и кардинала. Зачем полезли геройствовать? Возись теперь с вами.

Я отвернул голову к стене, понимая, что ответов не получу, но Лидия недовольно придержала меня.

— Раздеты, потому что то искромсанное тряпье, что было на вас, годится только в помойку. Хотя знаете? — она улыбнулась. — В вашем похищении есть приятная малость. Эта дурацкая мантия так изгваздана, что ее даже на помойку выкинуть стыдно. Надеюсь, вы не скоро закажете себе новую…

Она бесцеремонно откинула простынь с моей груди.

— Прекратите!

— Что прекратить? — удивленно спросила Лидия, взяв новую тряпицу и смачивая ее в спирту.

— Это все бесполезно. Зачем вы меня мучаете? У меня задета печень, я все равно умру. Оставьте в покое и позовите отца Георга, мне надо его видеть, — я попытался натянуть ткань обратно, но она равнодушно отвела мою руку.

— А лекарь, что осматривал, думает, что у вас всего лишь пара порезов, неглубокое ранение по касательной мышц живота и большая кровопотеря. Он наложил швы. Но завтра вы сами будете иметь удовольствие оспорить его диагноз и выразить свое категорическое несогласие жить. А пока он предписал обработку ран и перевязку, мнительный вы мой!

Спиртовая настойка немилосердно жгла порезы, но Лидия даже глазом не повела. Поразительное равнодушие к чужой боли!

— Почему тогда я не в больнице? Где Завет? Что вы с ним сделали?

— Вообще-то, я вам жизнь спасла, господин инквизитор. И будьте уверены, потребую должок обратно, — она провела пальцем у меня по груди, повторяя контур священной татуировки, и я мгновенно покраснел, понимая, что полностью во власти безумицы. — О, у вас не всю кровь выпустили, раз еще можете краснеть?

Лидия взяла ножницы и откинула ткань еще ниже, живот неприятно охладил поток воздуха.

— Остановитесь! Вы не можете… Пусть перевязку сделает кто-нибудь другой, слышите?

Она на секунду замерла, потом покачала головой и начала разрезать старую повязку.

— Вы всерьез считаете, что я не видела голых мужчин ранее? Или думаете, что могу увидеть у вас что-то новое? — насмешка в ее голосе обжигала щеки.

Я закусил губу и отвернулся к стене, понимая, что спорить с ней бесполезно и унизительно. Я у нее в плену, и моя свобода ограничена не четырьмя стенами, а немощью собственного тела. Почему церковники так просто позволили ей забрать меня? Ведь если я под подозрением, и Завет все еще не найден, то отцу Валуа выгодно держать меня в больнице под присмотром. Или же?.. Лидия уже сняла старую повязку и теперь накладывала новую с пахнущей календулой мазью. Она фиксировала повязку, обматывая ее вокруг туловища с поразительным хладнокровием, словно делала это каждый день. Ее распущенные волосы щекотали мне кожу, близость Лидии вызывала странные ощущения. Я злился на нее, мечтая оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда, да хоть бы опять вернуться в доки, но тело предательски реагировало на ее прикосновения, словно пытаясь компенсировать смертельный ужас пережитого. В комнате было невероятно душно, мои щеки пылали, а разум отказывался трезво мыслить.

Она закончила делать перевязку, небрежно накинула на меня простыню и встала, собираясь уйти. Я высвободил руку и успел перехватить ее запястье, останавливая. Моя хватка была настолько слаба, что просто дерни она рукой, и пальцы бы соскользнули с ее гладкой кожи, но она не сделала этого.

— Вам так нравится издеваться? Где Завет? — я смотрел ей в глаза. Она легко улыбнулась, взглянула вниз, на мою руку, удерживающую ее, и вдруг сомкнула наши ладони, переплетая пальцы. От неожиданности попытался убрать руку, но она удержала захват, неуловимым движением оказалась вновь на кровати и зашептала мне на ухо:

— Это так мило, держаться за руки, верно? Но боюсь, вы еще слишком слабы, чтобы быть способным на более решительные действия, — она прислонилась еще ближе и поцеловала меня в щеку, прежде чем я успел отстраниться. Слова возмущения застряли в горле, потому что Лидия досадливо поморщилась, бесцеремонно взяла меня за подбородок, покрутила мою голову и заявила:

— Это никуда не годится, вы совершенно постыдно заросли щетиной. Скажу Антону, чтобы побрил вас.

Она вышла из комнаты, а я пытался унять гнев и бешено колотящееся сердце.

Через какое-то время действительно пришел Антон с совершенно невозмутимым видом, принес с собой помазок, мыло и острую бритву. Я не горел желанием бриться, поэтому попробовал отказаться.

— Антон, я не хочу, чтобы вы…

— Боюсь, господин инквизитор, вас никто спрашивать не будет. Лидии не нравится небритые мужчины, этим все сказано.

— Какое мне дело, что ей не нравится, — возмутился я.

— Лучше вам не дергаться.

Он ловко принялся за дело, а я попробовал прояснить у него сложившуюся ситуацию.

— Антон, как получилось, что я оказался здесь, а не в больнице? Разве церковники не возражали?

— Хриз такой скандал закатила, что им всем места мало было. Да там еще вояг Хмельницкий заявился. Ведь какой позор, что церковники уже друг друга похищают и пытают.

Я закусил губу. Да уж, Лидия постаралась.

— А что с отцом Бульвайсом, знаете? Его арестовали?

Антон кивнул, продолжая свое занятие.

— Арестовали, сразу же там и арестовали. А уж когда похищенный документ у него нашли, так вообще всем не до вас стало.

— Что? Зав… — я вовремя прикусил язык. — Его нашли?

— Угу, — пробурчал недовольный Антон, потому что я дернулся и заработал порез. — Не говорите больше.

Теперь я молчал, судорожно раздумывая, когда Лидия ухитрилась подкинуть Завет отцу Бульвайсу. Слава Единому, она хотя бы сдержала слово и вернула его. Невероятное облегчение от тревог заставило отступить на второй план даже мое унизительное положение. Но все-таки…

— Антон, я могу попросить вас найти мне какую-нибудь одежду?

Антон вытер остатки мыльной пены с моего лица, потом задумчиво оглядел меня, заглянул под простыню без малейшего смущения и ответил:

— Думаю, мои брюки подойдут, а вот с рубашкой вряд ли получится, мала вам в плечах будет.

Бесцеремонность у них, очевидно, семейная черта.

— Буду признателен даже за брюки.

Антон застыл уже возле двери, хлопнул себя по лбу и сказал:

— Совсем забыл. Вот, держите. Лидия велела передать, что вам тоже будет полезно обновить свои знания в истории.

Он протянул мне книгу, а я оцепенел. Дрожащей рукой принял старый роскошный переплет, не веря своим глазам. Это же «Исторические изыскания времен Синей войны» Акватоса Квирского. Редкое оригинальное издание, которому больше полторы сотни лет. Зачарованно провел пальцами по старой коже, открыл фолиант, так и есть. Оригинал, вовсе не подделка. Такое издание стоит больше, чем весь этот дом. Но его ценность настолько велика, что не исчерпывается только материальным эквивалентом, потому что на титульной странице была подлинная роспись автора. Эта книга заслуживает быть в столичной Академии, а не пылиться в доме этой безбожницы!.. Откуда она у нее вообще появилась? Но глаза уже зацепились за первые строчки текста, и меня неумолимо увлекло в привычный мир фактов, свидетельств и гипотез.

Я проспал почти до обеда, когда меня разбудил Антон, который принес немного бульона и жареную печень. Мне даже удалось сесть на кровати, правда, не без его помощи, но самое главное, что он нашел для меня брюки. Как-то сразу появляется уверенность в себе, когда на тебе хоть что-нибудь одето! И хотя меня удивило отсутствие Лидии, которая, как мне казалось, не упустила бы шанса лишний раз поиздеваться над моей слабостью, я был несказанно рад, что мы одни. Антон выглядел подавленным и мрачным. Я подивился тому, насколько они не похожи с сестрой.

— Антон, у вас что-то случилось? — спросил я, отодвигая от себя тарелку.

Юноша взглянул на меня исподлобья и мрачно ответил:

— У нас постоянно что-нибудь случается, господин инквизитор. Вы наверное плохо знаете Хриз.

— Почему вы зовете сестру не по имени?

Антон смешался, потом с вызовом заявил:

— Потому что ее это бесит. Но кстати, не вздумайте повторять фокус, если дорожите собственной шкурой. И еще. Не злите ее, пожалуйста, вообще никак. Не спорьте, просто терпите, это проще всего. Потому что вы уйдете, а нам здесь оставаться.

Юноша замолчал, потом, опустив голову, сказал:

— Там пришел отец Георг, он еще вчера пытался увидеть вас, но Лидия никого к вам не пустила.

Я вскинул голову, удивленный его просьбой и обрадованный визитом наставника.

— Я не могу вам обещать, но попробую ее не тревожить. Позовите, пожалуйста, отца Георга.

— Надо спросить Лидию.

— Что за!.. Я же не в тюрьме, какое право она имеет решать, кого пускать!

Антон тяжело вздохнул и покачал головой.

— Имеет. Она вообще запретила кому-нибудь покидать дом. А, вы же не знаете.

— Что не знаю?

— Кардинал, который вас хотел подставить, он до сих пор на свободе. Лучше поосторожничать.

Отец Георг осторожно обнял меня, боязливо оглядывая многочисленные порезы на груди.

— Мальчик мой, слава Единому, что ты жив! Ты не представляешь, как я за тебя испугался.

Мне стало совестно перед стариком, что ему пришлось волноваться по моей вине.

— Отец Георг, я могу вас попросить принести мне свежую рубашку из дому? Глупо себя чувствую…

— Конечно! — церковник сокрушенно покачал головой. — Старый дурак, мог бы догадаться и сам.

— Расскажите, что произошло, пока я тут провалялся. Кстати, какой сегодня день?

— Среда. Вчера утром тебя нашли, ты разве не помнишь? Какой же мерзавец этот Бульвайс! Ведь все знали, что он гнилой тип, но почему его никто не заподозрил? Почему всех собак на тебя повесили?

— Завет нашли? — спросил я осторожно.

— Да, у него, когда арестовали. Представляешь, этот негодяй хотел тебя подставить, но перепутал твой адрес, отправляя тебе письмо с Заветом! Есть высшая справедливость Единого, что письмо вернулось к отправителю как раз тогда, когда вас нашли. Страшно подумать, что он мог с тобой сделать…

Отец Георг продолжал сокрушаться по поводу Бульвайса, а я вдруг понял, как Лидия все провернула. Получается, она действительно не лгала, когда говорила про то, что у нее нет Завета! Она вытащила его у меня еще в экипаже и поручила Тени отправить письмо вместе с извозчиком, указав адрес Бульвайса в качестве отправителя и намеренно исказив мой. Да уж, хитро! Только увы, никакой божьей справедливости, всего лишь коварный расчет безумицы.

— А что с кардиналом? — перебил я старика.

— А! — махнул рукой церковник. — Он сбежал. Видно, кто-то ему сообщил о том, что тебя нашли. Послушники уже признались, что они отлучались из хранилища по его просьбе. Сейчас мне кажется, что это все дурной сон, кардинал ведь был лучшим, его отмечал и хвалил в своей ежегодной речи Папа…

Отец Георг ушел, пообещав прислать мои вещи с посыльным. Я пробовал встать и походить, но голова предательски кружилась. Держась за стену, смог самостоятельно доковылять до зеркала. Вцепившись в спинку кресла, взглянул на свое отражение. Мне казалось, или порезов было значительно больше? Прижал руку к месту ранения, закрыл глаза, пытаясь вспомнить. По ощущениям, действительно нож попал сюда, но… Я точно помнил, что ранение было глубокое, темной венозной крови не будет, если всего лишь задеты мышцы. Или я уже тогда бредил от кровопотери? Странно это все, но действительно ведь не чувствую себя умирающим. А раз так, как только доставят одежду, нужно немедленно уходить отсюда, от греха подальше. Лучше лишний раз не провоцировать Лидию.

Стоило ее вспомнить!.. Она ворвалась в комнату совершенно бесцеремонно, даже не постучав.

— Я смотрю, вы уже встали. Быстро одевайтесь, хорошо, что не успела отдать старьевщику ваше платье.

Лидия швырнула на кровать те самые вызывающе яркие вещи, что заставила меня одеть при первом визите в бордель. Я покачал головой, хотя понимал, что лучше уж желтая рубашка, чем ее отсутствие.

— Я надену рубашку.

— Да уж, сделайте такую милость! — ее голос звучал раздраженно и зло. Она скрестила руки на груди и облокотилась на подоконник, взгляд опущен вниз. — Поторопитесь, у меня есть другие дела!

Я проковылял обратно к кровати, сел, понимая, что не удержусь на ногах, одел рубашку, но вот застегнуть пуговицы было сложно.

— Да сколько можно возиться! — Лидия рывком поставила меня на ноги и стала застегивать рубашку. Ее взгляд был направлен куда-то в сторону, словно она избегала смотреть на меня. Или?..

— У вас опять видения, госпожа Хризштайн? — проверил я догадку. Она вздрогнула, скривилась и проигнорировала мой вопрос.

— Вас там ждут внизу. Отец Валуа и епископ. Требуют немедленно явить им живого и невредимого инквизитора. Так что поторапливайтесь.

Она развернулась, но я перехватил ее за плечо.

— Ну уж извольте тогда сопроводить меня. Уверяю вас, как только отец Георг пришлет мои вещи, я не стану вас обременять своим присутствием.

Лидия застыла на мгновение, я видел в отражении зеркала ее перекошенное лицо. Отчего она злится? Я угадал с видениями?

— Вам следует обратиться к хорошему душеведу, госпожа Хризштайн, — тихо сказал я. — Вам ведь лучше не становится? Что вы увидели в углу? Опять несуществующие девочки мерещатся?

Она развернулась ко мне и зло спросила:

— Почему же несуществующие? Разве ваша вера в Единого не есть самое большое массовое помешательство? Кто его видел? Но вы же верите в его существование? Так почему же я не могу верить в свои видения? Кто дает вам право считать их помешательством и при этом навязывать собственное безумие другим?

Я оторопел от ее искаженной логики.

— Единый существует вне зависимости от вашей веры в него или его отрицания. Это ересь — сравнивать Единого с вашими видениями, как вообще можно было до такого додуматься!

— Будет ли существовать Единый, если у него не останется ни одного верующего, а? Кто будет о нем помнить, если вдруг род человеческий погибнет?

— Если вы хотите пуститься в богословский диспут, пожалуйста. Приходите в церковь на проповедь или на исповедь к отцу Георгу, еще можно посетить открытые лекции известных богословов в Академии. Но не стоит, прошу вас, пытаться оправдать реальность вашего помешательства! Это болезнь, и ее надо лечить.

— Вы ведь даже не знаете, правда?.. — Лидия придвинулась совсем близко, взгляд стал совершенно безумным. — Впрочем, пусть! Никуда вы отсюда не уйдете, пока кардинал на свободе. Не собираюсь в очередной раз спасать вашу задницу! Вас ждут, пойдемте.

Мне все-таки пришлось опереться на нее и ощущать соблазнительную хрупкость ее плеча всю дорогу вниз.

В гостиной нас ждали раздраженные и усталые от жары церковники. Тень принесла им чай с угощением, от которого на тарелке осталась всего лишь пара сиротливых плюшек.

— Ваша святейшество, отец Валуа, — я поклонился им, слегка поморщившись, и сел на диван. Лидию даже не пришлось просить уйти, она мгновенно исчезла, словно в самом деле у нее были неотложные дела.

— Господин инквизитор, я очень рад, что с вами все в порядке, — епископ улыбнулся мне совершенно искренне.

— И тем не менее, мы вынуждены задать вам несколько вопросов, — отец Валуа не разделял радости епископа. — Зачем отцу Бульвайсу понадобилось вас похищать? Что он от вас хотел?

— Отец Бульвайс был почему-то уверен, что Завет у меня. И пытался заставить сказать, где он. — Я осторожно подбирал слова.

— И вы не знаете, почему он так думал?

Я помедлил, собираясь с мыслями, потом пожал плечами.

— Понятия не имею. Он все повторял, что Завет должен был быть у меня, потому что больше ему негде быть.

Епископ не выдержал.

— Этот мерзавец хотел вас подставить, послал вам его с почтой, но представляете, перепутал ваш адрес!

Отец Валуа кивнул, не сводя с меня взгляда.

— Действительно, при нем было обнаружено нераспечатанное послание с Заветом. Только вот он клянется, что ничего не посылал.

— Было бы странно, если бы он признался, нет? — кажется, я все больше преуспеваю в искусстве лжи.

— Странно то, что он признался, что действительно хотел вас подставить, но уверяет, что не посылал Завет по почте, что его должны были подкинуть в вашу комнату. Кроме того, почерк на конверте не похож на почерк отца Бульвайса.

— Не знаю, что вам и сказать. Возможно, его подельники что-то перепутали.

— Возможно, — отец Валуа поморщился, наблюдая, как епископ украдкой тянется за последней плюшкой на тарелке. — Будьте уверены, я проясню все детали этого дела. Но меня больше тревожит роль девицы Хризштайн во всем этом. Как получилось, что она узнала, где вас держат, господин инквизитор?

Я опять пожал плечами, но вмешался епископ.

— Так она написала отцу Бульвайсу. Предложила обменять его на Завет, и он…

— Я не видел этого письма, епископ, — холодно ответил церковник. — Она знает про Завет? Вы ей сообщили, господин инквизитор?

— Нет, я ничего ей про Завет не говорил. Но она и так знала, по вашей милости, что Святой Престол оплошал, потеряв нечто важное. А сложить два и два для нее не составило большого труда, уверяю вас. — Струйка холодного пота неприятно охладила спину. — А если вас интересуют подробности, то вам лучше поинтересоваться у госпожи Хризштайн лично.

— К сожалению, эта девка позаботилась об этом и привлекла слишком много внимания, в том числе со стороны вояга Хмельницкого. Он опять посмел угрожать Святому Престолу, в который раз! От вас одни неприятности, господин инквизитор!

Я разозлился не на шутку.

— От меня? Это я украл Завет? Это я опустился до найма головорезов, чтобы похитить и пытать священнослужителя? Это я поставил под угрозу сохранность апокрифа, отправив его простым письмом? Или может это я имел грязные делишки с колдуньей, что погубила сотни детей? Наживаясь при этом без зазрения совести? Это я…

— Довольно, — оборвал меня отец Валуа. — Ваша вина в том, что вы позволили влезть в это своей подружке…

— Она мне не подружка! — взорвался я, сжимая кулаки.

— Поэтому вы сейчас в ее доме? — насмешливо поинтересовался отец Валуа. — Поэтому вы тайком разглядывали пошлые картинки с ее изображением?

Епископ смущенно закашлялся.

— Простите, святой отец, но инквизитора не в чем обвинить. Госпожа Хризштайн выяснила, что на самом деле эти гнусные рисунки он отобрал у помчика Наварро, который специально заказал их у ее невольницы. И бедная госпожа Хризштайн всю дорогу так сокрушалась, что несправедливо обвинила господина Тиффано, а он всего лишь пытался защитить ее честь.

— Интересно, — отец Валуа прищурился, глядя на меня. Я судорожно пытался сориентироваться в новой информации. Сначала облила грязью прилюдно, а теперь значит сокрушается? — Это правда, господин инквизитор?

— Мне все равно, что вы думаете, — неожиданно для себя ответил я. — Мне не в чем себя упрекнуть перед ликом Единого. Если у вас все, то не смею больше задерживать.

Они ушли, а я все еще сидел в гостиной, не было сил подняться и вернуться в комнату.

— Господин инквизитор, давайте я вам помогу? — Тень подошла ко мне, участливо положила руку на плечо. — Будете ужинать с нами?

Я отрицательно покачал головой.

— Не хочу встречаться с вашей хозяйкой.

— Госпожа редко выходит к столу, — улыбнулась невольница. — Тем более, у нее опять дурное настроение, поэтому не только вы, но никто в этом доме не хочет лишний раз попадаться ей на глаза. Пойдемте.

Она помогла мне встать и провела в столовую, где уже собрались домочадцы Лидии. Стол был накрыт, аппетитные ароматы дразнили обоняние. Я невольно сглотнул и понял, что успел проголодаться.

С удивлением воззрился на сидящую за столом Пиону. В ней что-то неуловимо поменялось, я пытался понять, что именно. Она покраснела при моем виде и жутко смутилась.

— Здравствуйте, господин инквизитор, — кивнула она и опустила голову. Я нахмурился. Зачем она Лидии? Какую очередную гадость та замыслила?

— Госпожа Лидия, вы будете ужинать? — удивленно-настороженный голос Тени вывел меня из задумчивости. Лидия смотрела на меня со странным выражением. Я наверное никогда не пойму, что творится в ее голове.

— Буду, — процедила Лидия и уселась за стол. — Вы уже познакомились с моей племянницей, господин инквизитор?

Племянницей? Она так представила домашним Пиону? Зачем?

— Да, — осторожно ответил я, ощущая себя словно в клетке с шипящей змеей, готовой ужалить от любого неосторожного движения.

— Я смотрю, вы с нее глаз не сводите? Нравится? — она вдруг больно пнула меня под столом носком сапога.

Я поморщился.

— Я не знал, что у вас есть племянница, госпожа Хризштайн. Она приехала вас навестить? — решил я прояснить ситуацию.

— Пиона вздумала поступать в Академию, — Лидия вертела в руках столовый нож, не прикоснувшись к еде на тарелке. — Только куда ж такой дуре поступать?

Я промолчал, почитая за благо не вмешиваться.

— Вот думаю, может замуж ее выдать, а? Господин инквизитор, как считаете?

— Вам виднее, — дипломатично ответил я, занятый едой.

— Г-г-госпожа Лидия, мясник с-с-совсем стар, и г-г-говорят, почти на мели, — вдруг невпопад сказал Мартен. Его бледное узкое лицо пошло красными пятнами.

— На мели говоришь? — задумчиво протянула Лидия, не сводя с меня глаз. Я чувствовал себя до крайности неуютно и торопился быстрее закончить с едой. — А что, господин инквизитор, вы бы взяли в жены Пиону?

Я поперхнулся рыбой и закашлялся, успев заметить, как густо покраснела Пиона и почему-то сильно заволновался Мартен. У меня появилось стойкое ощущение, что я в театре абсурда.

— Вы забыли, госпожа Хризштайн, что я священнослужитель? У нас целибат, если вам вообще известно это слово.

— Правда? Жаль. — Лидия наколола на вилку ломтик помидора и сейчас сосредоточенно его разглядывала. — Видишь, Пиона, никто тебя в жены брать не хочет. Так что придется тебе…

Пиона вскочила и с громкими всхлипами выбежала из-за стола.

Чего добивается Лидия? Зачем третирует девочку? Я с недоумением наблюдал, как Лидия отправила ломтик в рот и невозмутимо потянулась за следующим, не сводя с меня глаз. Внезапно чудовищная догадка озарила меня. Неужели она… ревнует? Это же глупо! Лучше мне убраться из этого дома, как можно скорее. Я отложил вилку и сказал:

— Спасибо за ужин, но мне…

— Думаю, что вам лучше покинуть мой дом, господин инквизитор. Вы кажется вполне оправились, раз заглядываетесь на мою племянницу.

Я удивленно смотрел на Лидию, ее лицо было бледным и злым. Надо же, думал, что придется спорить с ней.

— Г-г-госпожа Лидия! — Мартен казалось был в отчаянии. — Я м-м-могу жениться на…

Лидия оборвала его довольно резко.

— Мартен, напомнить вам сумму долга по арендной плате?

— А что, Пиона хорошая хозяйка. — Внезапно вмешался старик, удивительно похожий на Мартена, должно быть его отец. — Сколько вы готовы положить за ее приданое, госпожа Хризштайн?

— Ни копейки, — отрезала Лидия, не сводя с меня глаз.

Я поднялся и поклонился, намереваясь уйти сразу же, хотя меня и пошатывало.

— Г-г-госпожа Лидия! — Мартен глотал слова. — Нельзя же ее отдать з-з-з-з-за…

Он так и не смог выговорить, казалось, еще чуть-чуть и разрыдается.

— Мартен, вы всерьез полагаете, что я отдам племянницу за человека, который бредит глупыми поделками из метала, вместо того чтобы… Но теперь у вас новая блажь, верно? Теперь вы торчите в подвале, перебирая эти глупые книги! Выкину завтра же!

— Какие книги? — не смог удержаться я, поворачиваясь к Мартену.

— Т-т-там целая б-б-библиотека, — ужасно заикаясь и нервничая, выговорил юноша. — П-п-потрясающие издания по р-р-разным… Я оттуда б-б-брал р-р-рисунки по естествознанию, с-с-стрекозы, что использовал…

— Хватит! — Лидия стукнула ладонью по столу так, что посуда жалобно звякнула. — Чтобы я больше не слышала про стрекоз и прочих летающих тварей. Ни-ког-да!

— Это оттуда книга, что вы мне дали? «Исторические изыскания времен Синей войны» Акватоса Квирского? — спросил я Лидию с замиранием сердца.

— Господин инквизитор, вы кажется спешили нас покинуть, — на меня она уже не смотрела, досадливо растирая ладонь. Ее взгляд обратился на несчастного Мартена. — Чтобы завтра же снесли все в книжную лавку!

— Н-н-нельзя!

— Нельзя! — мы с Мартеном воскликнули практически одновременно, но я поторопился продолжить. — Вы хоть представляете себе истинную ценность книги, подписанной самим Акватосом?

— Истинная ценность любой вещи, — Лидия подчеркнула последние слова. — Любой вещи, в том числе и рабов, определяется исключительно ее владельцем. И если владелец сочтет вещь бесполезной, то что следует сделать с такой вещью, как не избавиться от нее?

Я сел обратно за стол.

— Я пожалуй останусь, дождусь десерта, — проговорил спокойно, обдумывая тактику. — Книга Акватоса стоит больше, чем этот дом, госпожа Хризштайн. Откуда она у вас?

— Вас это не касается, господин инквизитор. Доедайте свой десерт и убирайтесь отсюда к демону.

— Негоже при священнослужителе сквернословить, — все также спокойно пожурил я ее, игнорируя отчаянные жесты, что мне делал Антон. — Думаю, что городской совет выделит средства, чтобы купить у вас эту книгу для Академии, Хриз. Могу я вас так называть? Или слишком фамильярно?

Я ступал по очень тонкому льду, прекрасно понимая, что она не в себе, но позволить погубить ценный раритет просто не мог. Лидия вцепилась в салфетку, яростно скомкав ее в пальцах. Лицо у Антона сделалось совершенно несчастное.

— Также мне бы хотелось взглянуть на библиотеку, с вашего позволения, — я спокойно расправлялся с вкуснейшим яблочным пирогом.

Она встала со своего места и подошла ко мне, в ее руке был зажат столовый нож. Я тоже встал и теперь смотрел в ее пылающие безумием и яростью глаза, прекрасно понимая, что она собой не владеет. Но любой безумец очень чувствителен к страху окружающих. Да, я опасался ее, но нисколько не боялся. Так что страха в моих глазах она точно не увидит.

— Кроме того, поскольку кардинал Ветре все еще на свободе, думаю, для вашей же безопасности будет лучше, если я останусь здесь, — добавил я еще один аргумент, впрочем, нисколько не надеясь достучаться до ее разума. Однако произошло неожиданное.

— Что? Для моей безопасности? — Лидия вдруг расхохоталась. — Это забавно, однако!

Она вцепилась рукой в отворот моей рубашки, притянула к себе и прошипела:

— Ладно, оставайтесь. Только на ночь дверь заприте, защитник, а то знаете, могу ведь и должок придти стребовать!

Потом провела рукой по моим волосам и добавила:

— У вас красивые волосы, господин инквизитор. Вы ведь ими дорожите?

Лидия воткнула нож в стол с такой силой, что он ушел в дерево на целый палец, развернулась и ушла. За столом повисло тяжелое гнетущее молчание.

Понурый Мартен согласился сопроводить меня в подвал. Одну его половину занимала большая печь, обеспечивающая пекарню, а вторая была полностью занята книгами. У меня дух перехватило от их обилия. Ощущение, словно попал в изморозную сказку, где добрый заступник Тимофей выполняет все твои желания. Но хранить их в подвале, рядом с печью, чтобы от сырости и перепада температур они пропадали? Это святотатство!

— Г-г-господин инквизитор? — робко спросил меня Мартен. Я листал роскошное издание богослова Изры из Мирстены, датированное, страшно сказать, двумя веками назад. — Как думаете, я м-м-могу просить руки П-п-п-п-п-пионы?

Я рассеянно кивнул, с восхищением гладя тяжелый кожаный переплет следующего сокровища — «Истории ордена когниматов». Это просто невероятно! Как эти книги попали к Лидии?

— А если г-г-госпожа Лидия мне откажет?

Надо будет составить библиографию всех книг, нельзя, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она отдала их в книжную лавку. Они должны принадлежать Академии!

— Что м-м-мне делать, если она откажет?

Я недоуменно поднял голову.

— Кому откажет?

— М-м-мне! — Мартен был в отчаянии. — Она с-с-собирается выдать П-п-п-п-пиону з-з-з-заму…

— Мартен, вот когда откажет, тогда и будете думать, ладно? Идите, я хочу здесь осмотреться.

Разочарованный юноша ушел, оставив меня наконец наедине с книгами. Я поискал место, чтобы сесть, ноги еле держали, нашел укромный уголок, очевидно, Мартена, где были письменные принадлежности и целая кипа его рисунков. В основном, это были птицы и насекомые, детально прорисованные крылья с кучей пометок. Я невольно улыбнулся его страсти.

— Почему вы не ушли? — я вздрогнул от неожиданности, поставив кляксу на список книг, что непременно надо будет заполучить для Академии. Антон стоял над моей душой. — Да еще и намеренно ее разозлили? Вы хоть понимаете, насколько это опасно?

— Я не мог позволить ей…

— Вы сдурели? Вы думаете, что это шутки? Она вас могла запросто убить, вы понимаете?

Я поежился от неприятного холодка его слов, но право, «Вопросы веры» Акватоса Квирского, что сейчас бережно держал в руках, того стоили.

— Где она раздобыла эти сокровища, Антон?

Юноша безнадежно махнул рукой.

— По вашей милости мне теперь придется…. Смотрите, не пожалейте о том, что не ушли, когда могли. И не смейте ее больше называть Хриз!

Я пожал плечами, переключаясь на новое сокровище.

— Господин инквизитор? — теперь меня решила отвлекать Пиона. Девушка робко заглянула мне через плечо. — Я хотела вас спросить…

— Да? — вежливо откликнулся я, перелистывая «Классификация божьих существ» богослова и ученого-натуралиста Эгиса Волновича. Не самая редкая и дорогая книга, но все равно не заслуживает оказаться в лавке старьевщика!

— Вы ведь знаете мою историю? — запинаясь, проговорила Пиона. — Я рабыня, я ведь не могу выйти замуж, верно?

— По законам почти всех княжеств, где рабство разрешено, раб не может заключить церковный брак, — ответил я, перелистывая следующую книгу. Очевидно, богословских трудов больше не будет, дальше пошли натуралистические исследования, классификации и справочники.

— Я не про это! Даже если госпожа даст мне вольную, могу ли я выйти замуж? Ведь не осмелюсь сказать будущему мужу, что была в…

Пиона всхлипнула. Я покачал головой, не понимая, что она хочет от меня услышать.

— А если не скажу, получается, солгу перед ликом Единого. И мужу солгу. Это ведь грех, господин инквизитор? Но если я солгу, чтобы спасти его от…

А по этому анатомическому атласу нас учили в Академии, только это раннее издание, не сокращенное, с качественными рисунками и пометками. Невероятно! Мое внимание привлекла дарственная надпись от автора… профессору Кривожу! Я застыл, пораженный неприятной догадкой. Вот зараза!

— Господин инквизитор, вы меня слушаете? — Пиона робко коснулась книги, что я держал.

— Что? Простите, что вы спросили?

Она всхлипнула и повторила:

— Ложь во благо — это грех или нет?

— Ложь — это всегда пло… — привычно начал я, потом осекся. Сколько раз за сегодня я солгал? — Почти всегда плохо. А кому и зачем вы собрались лгать, Пиона?

Она покачала головой.

— Не важно. Правду говорила матушка Еванесса, что не бывает лжи во благо. Простите, что побеспокоила.

Пиону понурила плечи, тяжело вздохнула и ушла, наконец оставив меня в покое.

Я стал лихорадочно перерывать книги, заглядывая на первые страницы. На семи обнаружились подобные дарственные надписи — сомневаться не приходилось. Эта пройдоха ухитрилась не только заполучить состояние несчастной Анны Малко, но еще и завладеть богатейшей библиотекой профессора.

— Господин инквизитор? — да почему же они не оставят меня в покое? Хотя бы на несколько часов! Это была Тень. — Я принесла вам молоко, на ночь. Чтобы хорошо спалось.

— Спасибо, — я взял молоко и выжидающе уставился на невольницу. — Что-нибудь еще?

— Я… — женщина смутилась, потом кивнула. — Еще спросить хотела.

Я устало вздохнул. В этом доме словно все помешанные, может, безумие заразно?

— Если желаешь кому-нибудь смерти, сильно желаешь, это ведь грех?

— Кому вы желаете смерти, Тень? Вашей хозяйке? Она настолько вас замучила?

— Нет, что вы! Госпожа конечно кажется жестокой, но нет. Вы не видели по-настоящему жестоких хозяев, но даже тогда я не желала им смерти. Нет, я не о себе.

— О ком же тогда? — я внимательно смотрел на невольницу.

— Не важно, просто скажите, это грех?

— Все мы иногда желаем смерти своим недругам, в порыве злости или отчаяния. Это плохо, но не грех. Главное, чтобы дальше желания дело не зашло.

— А если… — невольница закусила губу. — Если… А, неважно. Спасибо, господин инквизитор. Не сидите здесь допоздна, вам надо отдыхать.

Тень ушла, а я сидел еще несколько часов, копаясь в книгах. Но мне все равно не давал покоя ее вопрос. О ком она говорила? О Лидии? Кому та может желать смерти? Почему это так тревожит Тень? Когда глаза стали болеть от неустойчивого света газового светильника, я взял пару книг по богословию почитать перед сном и отправился к себе. Странным образом, чувствовал себя намного лучше, даже самостоятельно одолел лестницу. Неужели я действительно спутал резаное ранение с проникающим колющим? Похоже на то, ведь анатомия никогда не была моим любимым предметом.

Я уже взялся за дверную ручку комнаты, как мое внимание привлек женский приглушенный вскрик, потом грохот и шум борьбы. Я вскинулся, рука привычно потянулась за клинком, но нащупала лишь пустое место, оружия не было. Демон, я и забыл! Если Лидия права в своих опасениях на счет кардинала, то тогда… Не мешкая, бросился в дальнюю комнату, где теперь уже слышалась неясная возня. Рывком распахнул дверь и застыл на пороге. Дикая в своей неправдоподобности картина предстала передо мной. Антон пытался связать руки Лидии, которая металась на кровати и всхлипывала, а рядом сидела совершенно отстраненная Тень, что спокойно рисовала. У меня бред?

— Что здесь происходит?

Антон отвлекся, повернув ко мне голову, и пропустил удар. Лидия заехала ему локтем в лицо и вдруг завыла. Теперь при тусклом свете я заметил, что ее лицо искажено, глаза закатились, а в уголке рта пузырилась пена. Сведенные судорогой руки схватили подушку и в единый миг разодрали ее пополам. У нее же приступ!

— Помогите мне, скорей! — промычал Антон, пытаясь поймать сестру за руку. Я скинул оцепенение и бросился ему помогать. Во время приступа безумец невероятно силен, в чем мне пришлось убедиться на собственном опыте. На боль она не реагировала, когда я попытался за волосы усмирить ее, казалось, Лидия этого даже не заметила. Она начала очень быстро бормотать что-то на неизвестном языке, и мне показалось, что я узнал пару знакомых слов. Но слышать их от нее невозможно!..

— Держите ее! — прорычал Антон, вытягиваясь за веревкой, чьи оборванные концы свидетельствовали, что прочность оказалась недостаточной, чтобы выдержать буйную пленницу.

Я придавил Лидию к кровати, но мне казалось, что она вот-вот скинет меня, и все придется начинать заново, но к счастью, Антон успел обмотать ее запястья толстым шнуром, перекинуть хитрый скользящий узел и ловко развести концы веревки, зафиксировав их на краях кованого изголовья кровати. Я отпрянул, а Лидия теперь оказалась пришпилена к ложу, словно диковинная бабочка в коллекции. Но она все равно продолжала вырываться, орать и плеваться, тяжелая дубовая кровать ходила под ней ходуном, смотреть на это было действительно страшно. Я только сейчас заметил, что на Лидии всего лишь тонкая ночная рубашка, что опасно съехала с плеча, поэтому отвел глаза.

— Уходите, господин инквизитор, — устало сказал Антон, вытирая кровь с разбитой губы.

— Часто у нее такие приступы? — ошеломленно спросил я, мой взгляд, как зачарованный, возвращался к бьющейся в припадке женщине.

— Часто, — мрачно ответил юноша и добавил. — Просил же вас не злить ее!

Новый вскрик, и вдруг Лидия опала на кровати и застыла совершенно неподвижно, словно из нее разом ушла вся жизнь. Антон тяжело вздохнул и повторил.

— Уходите. И не дай вам Единый ляпнуть, что видели ее в таком состоянии.

Тень очнулась от своего транса и удивленно посмотрела на нас.

— Все? Закончилось?

— Да, идите спать, Тень. Я с ней посижу.

Невольница встала, разминая затекшие ноги, и протянула Антону кипу рисунков.

— Можно взглянуть? — я не мог просто так уйти, меня терзало любопытство, смешанное с острым чувством вины. Теперь были понятны тревоги Антона и его просьбы не волновать сестру.

— Нельзя, — неожиданно твердо отрезал юноша, забирая рисунки и пряча их у себя за пазухой. — Идите уже, кому сказал.

Он нетвердой походкой обошел кровать, проверил прочность узлов и уселся в кресло, устало откинув голову.

— Вы не пойдете спать, Антон? Вы выглядите утомленным.

— Я не могу ее оставить, — безжизненно ответил юноша.

Я осторожно присел напротив него на кровать, вгляделся в его лицо.

— Я могу с ней посидеть, если хотите. Чувствую себя виноватым, поэтому…

— Нет. Вам нельзя здесь быть. Особенно, когда она придет в себя. Если придет…

— Что вы имеете в виду?

Он долго молчал, прежде чем ответить, казалось, прислушивается к почти неслышному дыханию сестры.

— Коснитесь ее лба, — велел он.

— Зачем? — недоуменно спросил я, но поскольку он опять замолчал, то послушно дотронулся до лба Лидии и ужаснулся леденящему холоду ее кожи. Приложил пальцы к шее, пульс едва прощупывался, дыхания не было слышно. Очень похоже на летаргический сон, но насколько помнил, температура тела все равно не могла быть такой низкой. Черты лица безумицы заострились, она выглядела восковым изваянием.

— Каждый раз я боюсь. Боюсь, что она не проснется. Что так и останется лежать бесчувственной куклой, ни живой, ни мертвой. Однажды она проспала так двое суток. Чуть сам не сошел с ума.

Антон говорил невыразительно и как-то обыденно, но сердце больно ранило отчаяние в его глазах, когда он смотрел на сестру.

— Думал, смогу привыкнуть. Не смог.

— Антон, послушайте, почему вы не обратитесь за помощью? В больницу? Ведь лучше ей не становится?

Он взглянул на меня со злостью.

— Вы предлагаете мне сдать ее в больницу? Единственного родного мне человека? Чтобы ее там наверняка угробили?

— Хорошо, не хотите в больницу, но можно обратиться к частному душеведу. Вы же можете себе позволить хорошего специалиста!

— Она отказывается. Да и не поможет ей никто. Идите спать, господин инквизитор.

Юноша перевел взгляд на сестру и застыл с выражением отчаянной решимости на лице. Я видел разные выражения на лицах родственников безнадежных безумцев во время практики в церковной больнице. Кто-то стеснялся постыдного родства, кто-то прятал глаза со стыдливым облегчением, что переложил ответственность на больницу, кто-то цинично отгораживался, закрывая дверь палаты, чтобы никогда не вернуться, кто-то искренне верил в излечение, чтобы потом угаснуть и перестать навещать, но никто не вел себя, как Антон. Он с отчаянием смертника продолжал бороться за сестру, пытаясь отвоевать для нее действительность.

Я положил ему руку на плечо.

— Антон, это вы пойдете спать. Я смогу за ней присмотреть, не беспокойтесь. Если вдруг что, я позову вас. Вставайте.

Я заставил его подняться, но уже возле двери он остановился и сказал мне:

— Когда она придет в себя, немедленно позовите меня. Не вздумайте ее развязать, слышите?

Закрыв за ним дверь, я вернулся к Лидии, смахнул на пол остатки перьев из разодранной подушки и сел рядом. Положил ладонь на ее лоб, в который раз содрогнувшись цепенящему холоду кожи, и задумался. Возможна ли такая низкая температура тела? В памяти крутилось что-то похожее, я либо читал, либо слышал от кого-то. Попробовать помочь ей, хотя бы облегчить симптомы? Подойдет методика профессора Адриани с дыханием? Ведь помогла тогда купировать приступ паники. Запястья Лидии были настолько сильно стянуты, что не подходили для прощупывания пульса. Оставалась шея. Я поймал угасающий ритм сердца, зашептал молитву и погрузился в медитацию.

Мне снилось богослужение в соборе заступницы Софии, в сердце священной столицы. Хоралы возносили хвалу Единому, поднимая с колен даже самую заблудшую душу. Душа наполнялась покоем и миром, плавясь в огне миллионов зажженных в Его славу свечей. Я шептал молитву вместе с неисчислимых количеством верующих, сливаясь в едином порыве, чтобы раствориться в вечности. Чей-то всхлип досадным диссонансом вмешался в гармонию священной церемонии, я огляделся вокруг, пытаясь увидеть несчастного, что отбился от паствы. Звук становился все громче и настойчивей, и я неожиданно понял, что это тонкое собачье тявканье, тревожное и раздражающее. В следующую секунду осознал, что слышу его наяву и вижу темный силуэт, склонившийся над Лидией. Он пытается ее удушить! Пружиной вылетел из кресла, перемахнул через кровать, сцепился с тенью и вместе с ней полетел на пол. В руке нападающего сверкнул нож, я заорал, надеясь, что меня услышит Антон или кто-нибудь из домочадцев, вцепился ладонью в лезвие, не чувствуя боли, и ударил противника головой в лицо. Противный хруст подсказал, что я сломал ему нос. Противник заскулил, выронил нож, и мне удалось провести второй мощный удар, отрубив его.

С подоспевшим Антоном мы связали ночного гостя. Лидия так и не проснулась, но, слава Единому, была жива. Конечно, если ее состояние можно было назвать жизнью.

— Антон, бегите в громаду, пусть присылают стражников.

Юноша нерешительно посмотрел в сторону сестры.

— А если они захотят увидеть Хриз?

— Скажем, что слегла от нервного потрясения. Не волнуйтесь, я с ними разберусь.

— Я не могу… Сестра может быть против…

— Мне оставить его до ее пробуждения? — раздраженно поинтересовался, кивая на бесчувственное тело. — А если он повторит попытку?

Антон нерешительно топтался. До моего слуха донеслось негромкий скулеж и царапание.

— Кстати, у вас в доме собака?

— Да, только не проговоритесь. Лидия велела от щенка избавиться, только его ведь никто не возьмет с такой лапой… У себя в комнате прячу. Было слышно, да?

— Это он меня разбудил. Идите уже.

Антон ушел, оставив меня наедине с пленником. Руку я перемотал подвернувшимся в ванной комнате полотенцем, мимоходом подивившись завешенному зеркалу. Там же взял кувшин с водой и вернулся к гостю. Вылил на него воду, в которой почему-то оказались лепестки цветов, и встряхнул, приводя в сознание.

— Кто тебя послал? Говори!

Наемник смотрел на меня мутными от боли глазами и молчал. Кровь с разбитого носа успела застыть неопрятными сосульками в его куцей козлиной бородке.

— Позволь тебе объяснить, что произойдет дальше. Сейчас прибудут стражники. Я могу заявить, что ты всего лишь пытался ограбить дом госпожи Хризштайн. Думаю, ты знаешь, что тебе грозит. А могу сказать, что ты пытался по заказу кардинала Ветре убить меня. Что с ним в сговоре. Мне достаточно упомянуть, что ты помогал ему с Заветом, и все. Твоя жизнь не будет стоить и медного гроша. Только от тебя зависит, что я скажу.

— Что ты хочешь? — пробормотал наемник, прикрывая глаза.

— Где кардинал? Укажешь, где он скрывается, и умолчу о твоем нападении.

Я не торопил его, спокойно разглядывая неудавшегося убийцу. Зачем кардинал послал его убить Лидию? Из мести? Или целью был я?

— Что с ней? — головорез кивнул головой на Лидию. — Она даже не шевельнулась, когда…

Я выдержал многозначительную паузу, чтобы прозвучало убедительней.

— Твое счастье, что госпожа пьяна настолько, что… Что не прирезала тебя самолично. Она бы точно не стала с тобой церемониться. Или кардинал тебя не предупредил?

— Я не знаю, где кардинал, — выдавил наконец наемник.

— Зачем он послал тебя?

— Убить ее.

— Зачем?

— Он не объяснил. Просто велел убить.

— Где вы встречались?

— В трактире «Пьяный гусак».

— Это где?

— Рядом с Академией. Зуб даю, ничего больше не знаю! — в его голосе звучала мольба.

Кардинал вот так запросто разгуливает по городу? Или же прячется где-то поблизости? Минуточку, ведь в документах помчицы Малко была указана земля рядом с Академией, часть из которой должна была отойти ему. Я вскочил на ноги. Конечно, Лидия наследовала и эту землю тоже, а вместе с ней уплывала добыча кардинала. Но на что он надеялся, если его ищет Святой Престол?

Передав наемника хмурым стражникам, я вернулся к Лидии. Антон рвался меня заменить, но сон все равно уже прошел, поэтому я отправил юношу досыпать. Дыхание Лидии было все такое же редкое и неровное, я подтянул одеяло на ней до самого подбородка, осознавая, что веду себя глупо, невозможно им согреть, можно только не дать остыть еще больше. Сжал безвольную ледяную ладонь в своей руке, стремясь согреть хоть немного. Мне казалось, что замедленное сердцебиение напрямую связано с температурой тела. Может, положить грелку? Или попробовать утром опустить ее в теплую ванну, чтобы не допустить остановки сердца? Надо будет поинтересоваться у Антона, помнит ли она себя во время приступов, осознает ли действительность во время такого сна.

Потом мысли поменяли направление. С утра отправлюсь прямиком к епископу и поделюсь своими предположениями относительно местонахождения кардинала. Или поехать прямо сейчас? Если кардиналу станет известно, что его план провалился, он может попытаться уехать из города. Часы показывали половину четвертого утра, но в комнате было настолько серо и тускло, что глаза сами собой закрывались. Успокаивая себя, что прикрою их всего лишь на пару минут, я не заметил, как провалился в крепкий сон без сновидений.

Из него меня выдернул болезненный пинок по колену.

— Развяжите немедленно! — Лидия исхитрилась сползти с кровати ровно настолько, чтобы достать до меня ногой. — Быстро!

Слава Единому, она проснулась! Голова спросонья плохо соображала, но я расправил одеревеневшее от неудобного кресла тело, отцепил один узел веревки с кровати, потянулся за другим. Лидия освободившейся рукой меня опередила, мигом стянув с себя все веревки. В единый момент схватила меня за руку и накинула на запястье узел, затянув его. Я слишком поздно понял, что она задумала, потому что через секунду и вторая рука оказалась стянута в захвате веревки, а следом она толкнула меня, опрокидывая на кровать. Окончательно проснувшись, я рванул путы, но узлы на изголовье кровати увязли еще больше, больно пережав запястья.

— Какого демона вы творите!

Лидия ничего не ответила, прижав меня к постели собственным весом, склонилась к моему лицу и зло зашептала:

— А какого демона вы делаете у меня в комнате, а? Вам что было велено… Кысей? Я ведь могу вас так называть? Или слишком фамильярно? — Лидия откровенно издевалась, я чувствовал ее горячее дыхание у себя на коже.

— У вас был приступ, я всего лишь…

Я дернулся, потому что она впилась поцелуем в шею и прижалась ко мне всем телом. Как же глупо попался!

— Какие к демону церемонии в нашем положении, верно? — ее лицо оказалось напротив моего, глаза пугали величиной зрачка.

— Прекратите немедленно! Я требую…

— Что же мне с вами сделать? — с ужасом почувствовал, как Лидия начала неспешно расстегивать пуговицы моей рубашки. — На что покуситься? На вашу драгоценную честь? А может, вот на эту роскошь, а?

Она запустила пальцы в мои волосы и хрипло рассмеялась, что взбудоражило рассудок, против воли возвращая забытые желания.

— Не смейте, — голос позорно дрогнул, ее ладонь уже легла на мою обнаженную грудь и провела по контуру священной татуировки.

— А почему бы не получить все? Но начну я пожалуй с…

Ее рука скользнула к поясу брюк, и я отчаянно забился, пытаясь скинуть с себя Лидию. Несмотря на почти болезненную худобу, она казалась невероятно тяжелой, вцепившись в меня мертвой хваткой. Больно ныли растревоженные раны.

— Не торопитесь, господин инквизитор, вам же некуда спешить… — ее губы продолжали ласкать мой живот, неумолимо спускаясь все ниже. Тело предательски откликалось на ее обжигающие поцелуи, но не менее жгучим был и стыд.

— Послушайте! — дыхания не хватало, казалось, вся кровь прилила к вздыбленной неисполнимым желанием плоти. — Это насилие, слышите! Прекратите немедленно! Или мне надо звать на помощь? Вы хотите, чтобы вас увидел брат?

Она на секунду оторвалась, чтобы томительным в своей небрежности движением распустить волосы.

— Он нас не увидит, не волнуйтесь. Вы же захлопнули дверь, верно? Пока найдет ключ, пока вернется, столько всего можно успеть… Да и не побежит он вас спасать…

Прохладное золото ее волос растеклось по моей коже, вырвав из груди стон позорной слабости. Я отвернул голову, не в силах смотреть вниз, на творимый помимо воли блуд, и отчаянно пытаясь придумать. Придумать хоть что-нибудь, но остановить ее. Я должен остановить, пока не поздно. Пока она не зашла слишком. Не зашла слишком далеко. Пока она…

— Пока вам холодно, — судорожный вздох. — Пока нет дыхания. Пока нет сознания. Эти симптомы… Я их знаю.

Она замерла, и я смог перевести дух. Боже Единый, как же я не хочу, чтобы она останавливалась!

— А еще вы чувствуете, что… чего-то не хватает… воспоминаний… Верно? Вы не все помните… Да. Именно так.

Я едва не взвыл, она вцепилась в меня ногтями с такой силой, что оцарапала бедро до крови. Казалось, боль должна была отрезвить, но вместо этого еще больше распалила желание.

— Немедленно развяжите… меня, и я скажу… что с вами… Вы же не знаете…

Неуловимым кошачьим движением Лидия перебралась выше и нависла у меня над лицом.

— Вы не в том положение, чтобы торговаться! Говорите!

— Нет! — у меня едва нашлись силы покачать головой. Ее пьянящая близость лишала последних остатков воли, я малодушно зажмурился. — Вы не все… помните, и вас это… тревожит. Если не отпустите немедленно, я… никогда больше… никогда не узнаете…

— Но вы же хотите этого не меньше меня, господин инквизитор, — ее вкрадчивый шепот обжигал мне губы. — Я чувствую ваше желание. Кого вы пытаетесь обмануть? Скажите мне все, и я…

— Нет! Единым клянусь, нет. Не скажу. Вам будет… все хуже…

Ее руки сомкнулись у меня на шее, отбирая последнее дыхание.

— Угрожать вздумал! Придушу! — прорычала Лидия. Я тщетно пытался вдохнуть хотя бы немного воздуха. Легкие раздирала невыносимая боль, в глазах потемнело, но неожиданно ее хватка пропала, а следом ослабли путы на запястьях. Я закашлялся.

— Говорите, — она все так же сидела на мне верхом, упираясь ладонями в грудь. Мои руки были свободны, я мог… Да, я мог столкнуть ее, отшвырнуть и уйти, но вместо этого поддался безумному желанию и подмял под себя, перехватив руки в запястьях. Навис над ней, не в силах отвести взгляда от полных податливых губ, забыть нежность кожи, не в состоянии противиться дурманящему аромату ее тела…

— Чего ждете? Хотели сами вести?.. Так бы сразу и сказали…

Лидия потянулась ко мне в поцелуе, но откровенный цинизм ее слов странным образом вдруг остановил меня. Нет, не отрезвил, не избавил от жгучего желания, не унял похоть, но остановил. Я отпустил ее и поднялся с кровати, понимая, что от соблазна поддаться зову плоти меня отделяет всего лишь зыбкая грань собственной воли. Мучительной болью пульсировал низ живота. Стараясь не смотреть на Лидию, двинулся к двери, но она тут же вскочила и перегородила путь.

— Куда собрались? Говорите, что вам известно про симптомы!

Я нашел мужество взглянуть в ее светлые глаза и ответить.

— А я вас обманул, госпожа Хризштайн. Понятия о них не имею. Обратитесь к душеведу.

Ее лицо застыло на мгновение безжизненной маской, потом она дикой кошкой вцепилась мне в лицо. Вернее, попыталась. Я был готов. Думал, что готов. Теперь я знаю, что взбешенная женщина в стократ опасней троих вооруженных громил. Она все же ухитрилась меня поцарапать, прежде чем я скрутил ее и крикнул Антона. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он прибежал.

— Забирайте свою сестру, — я толкнул к нему извивающуюся Лидию.

— Что произошло? — юноша испуганно смотрел на меня, и я сообразил, что рубашка на мне расстегнута, а штаны…

— Пусти! — Лидия вырвалась из объятий брата и подошла ко мне. Вплотную. Лицо без единой кровинки, лишь на щеке несколько алых капель из оцарапанной руки. — Убирайтесь. Еще раз попадетесь на моей дороге — раздавлю. Слышите? Как гниду раздавлю.

Я отчетливо слышал, как она скрипнула зубами, и почел за благо ретироваться. Но споткнулся об рыжего щенка, что радостно тявкал и вилял хвостом, стоя на пороге комнаты. Тревожно оглянулся на Лидию и не ошибся. Ее лицо потемнело, она сжала кулаки и двинулась к щенку с однозначным намерением. Не долго раздумывая, выхватил рыжего у нее из-под носа и кивнул Антону.

— Так и быть, заберу себе.

Спускаясь по лестнице, я услышал, как об стену разбили что-то массивное. Мне подумалось, что это кресло, впрочем, оно все равно было неудобным. Так и неудобные греховные мысли еще долго будут разбивать в осколки ночь, заставляя молиться и каяться, но теперь мое одиночество будет с кем разделить. Щенок лизнул мне палец и уткнулся холодным носом в ладонь.