Неспособный к белизне

Афанасьев Иван Борисович, Сергей Жданов Неспособный к белизне

Ледяной ветер обжигал даже сквозь плотную ткань комбинезона, но особенно чувствовался на лице, там, где в кожу впивались металлические части кислородной маски. Впервые за годы странствий в сокрытых и явленных мирах — странствий, начавшихся еще в 1939 земном году, Юрий отправлялся в новую экспедицию столь обычным для подготовленного шпиона или диверсанта, но столь же непривычным для себя образом. К сожалению, как объяснил Просветленный Алишер, ставший для Кондрахина чем-то средним между наставником и работодателем, на планету Белведь иначе попасть было просто невозможно. Неизвестно по каким причинам, но магические силы на ней просто не действовали. Точнее, сил для этого у Просветленных хватило бы, но такое грубое вмешательство вполне могло бы уничтожить планету. Вот почему Кондрахин, несмотря на то, что вполне овладел самостоятельным перемещением между мирами, на этот раз был вынужден прибегнуть к услугам Алишера, который доставил его к планете. Именно к планете, а не на планету. На высоту десяти километров от ее поверхности.

Опыт парашютных прыжков у Кондрахина был минимальный. А тут предстояло приземлиться в высокогорье, глубокой ночью, да еще с лыжами, норовящими перепутать стропы парашюта. И все же это был оптимальный выбор. Белведь — планета технически развитая, противовоздушная оборона на ней была поставлена не хуже, чем на Земле. Вряд ли Кондрахину грозила смерть при задержании контрразведкой той или иной страны Белведи — законы мирного времени такого не допускали, а серьезных военных конфликтов, по данным радиоперехватов, давно уже не наблюдалось. Да, расправа Юрию не грозила, просто он уже никогда не смог бы вернуться.

Он взглянул на светящуюся стрелку альтиметра. Прибор показывал высоту около трех стремительно исчезающих километров. Но эти данные были весьма приблизительными: альтиметр имел земное происхождение. К тому же приземляться предстояло непонятно куда — то ли на заснеженный пик, то ли на склон горы, а может, вообще в глубокое ущелье. Темнотища, собственных рук не видно.

Дальше тянуть было слишком рискованно, и Кондрахин дернул за кольцо парашюта. Купол хлопком раскрылся над ним, но ожидаемого рывка Юрий почти не ощутил: воздух был еще слишком сильно разрежен, и замедление падения оказалось не столь резким.

Место для высадки было выбрано не наобум: северная оконечность королевства Фитир, там, где Хребет Семи Ветров вонзается заснеженными пиками в поднебесье. Место почти безлюдное, если не считать любителей спортивного экстрима — горнолыжников и альпинистов. Но это только на руку: народ экстравагантный, облик чужака никому не покажется вызывающим. Подумаешь, самый чудной из толпы других чудаков, не связанных между собой ничем, кроме любви к горам. Сюда же Юрию предстояло вернуться после выполнения задания. Только отсюда, с высочайших вершин Белведи, мог забрать его Алишер, не нанеся планете непоправимого вреда.

Приземлиться удалось вполне благополучно, несмотря на то, что Кондрахин разглядел заснеженный склон всего за несколько секунд до того, как подошвы его ботинок коснулись наста. Выручило то, что склон был относительно пологим, а снежный покров надежно укрывал камни. Правда, на ногах удержаться не удалось. И парашют рвануло порывом ветра так, что оставалось только как можно быстрее перерезать стропы ножом. Но сам Юрий и следующий его транспорт — лыжи — оказались целы. Конечно, парашют, альтиметр и другие вещи земного происхождения, в которых нужда отпала, следовало уничтожить, но здоровье дороже. К тому же почти наверняка всё его утраченное имущество к утру будет надежно замуровано под снегом.

Шквалы ветра стегали по лицу колючей снежной крошкой, норовя проникнуть под комбинезон. Юрий забросил альтиметр и кислородный прибор наобум в темноту. Туда же последовал парашютный рюкзак. Через несколько минут он уже осторожно скользил на лыжах по склону, до предела обострив горное зрение. К счастью, способности не магического, а сверхчувственного характера, на Белведи не исчезали. Кондрахин по-прежнему мог видеть ауры живых существ, худо-бедно угадывать мысли разумных обитателей, но вот воздействовать на предметы или, скажем, нанести ментальный удар уже не был способен. Почему — этого Просветленные ему сказать не могли. Ни один из них ни разу не ступал на поверхность Белведи.

Планета, действительно, была странной. В ней было столько же сходства с Землей, сколько и различий. Например, сила тяжести, состав атмосферы, климатические условия. А вот разумные обитатели — белведы — как биологический вид имели с человеком чисто внешнее сходство. Хотя и поразительное. Но они были другими. И дело тут не в отсутствии меланина в коже или ее безволосость, иное расположение нервных центров и отличия в копулятивных органах. Генетически — это абсолютно другие существа, разделенные от людей пропастью большей, чем те от обезьян, собак или крыс. И в то же время социальная жизнь Белведи развивалась по тем же законам, что и земная, несмотря на то, что планета не имела никакого отношения к земной грозди. Словно обе их сотворил по некой прихоти один и тот же демиург.

Вставших-на-путь такая планета, как Белведь, породить не могла, поэтому Просветленные ею не интересовались. Хорошо, что среди Стражей, а происходили они в основном из явленных миров, нашлись энтузиасты, наладившие изучение этого мира на расстоянии. Десятки лет ушло на то, чтобы из радиоперехватов понять и изучить основные языки Белведи, создать представления о социально-политическом устройстве, образе мышления белведов, их привычках и т. п. Аэрокосмическая съемка из верхних слоев стратосферы предоставила в их распоряжение подробные географические карты. Куда хуже обстояло дело с деталями: что в представлении белведов красиво, а что отвратительно, пользуются они для общения только речью или прибегают в мимике и жестам, где пролегает грань между допустимым и запретным в их морали. Тысячи и тысячи подробностей, без которых любая картина превращается в схему.

Ко времени экспедиции Кондрахина на Белведи уже существовало телевидение, но было оно преимущественно проводным, а немногочисленные ретрансляторы давали слишком слабый сигнал, чтобы устойчиво и четко принимать его с помощью аппаратуры, тайком установленной Стражами на высокой орбите. Таким образом, представление о мире Белведи во многом оставалось гипотетическим, собранным из сотен тысяч отдельных фрагментов.

Кондрахин мог без опаски дышать воздухом Белведи, питаться тою же пищей, что его обитатели, имел те же пропорции тела. Был он, правда, по меркам Белведи волосат (у обитателей планеты короткие волосы росли только на голове и не требовали регулярной стрижки) и смугл (лишенные пигмента меланина белведы оставались белокожими). Его курносый нос также не вязался с классическими тонкими чертами лиц белведов. Посему над его легендой пришлось потрудиться.

Существовало на Белведи островное государство Погл, где в незапамятные времена зародилось искусство кулачного боя. Со временем погл — название стало официальным — распространился на всю территорию планеты, превратившись в любимейший спорт белведов. Внешне он напоминал бокс без перчаток, просуществовавший на Земле до конца девятнадцатого века. Понятно, что изувеченные ударами лица бойцов погла не могли оставаться эталонами красоты, и Юрий вполне мог сойти за одного из них. Это обстоятельство, как нельзя кстати, соответствовало его подготовке.

Легенду для него, конечно, при участии Стражей придумали Просветленные. Заинтересовались Белведью они тоже с подачи Кондрахина. Дело в том, что, выполняя свое последнее задание на Амату, он столкнулся с остатками некогда могущественной цивилизации Тэйжи, покорившей космос еще в ту пору, когда земное воздухоплавание не ушло дальше эпохи первых воздушных шаров. Тэйжийцы предсказали, но не смогли предотвратить гибель своей планеты. Нечто, пожиравшее миры, угрожало Тэйжи, и их ученые, напрочь лишенные астральных способностей, вычислили это с помощью своей техники.

Этот факт для Просветленных с их претензией на обладание Мировым Разумом, отвергавшим технический путь развития, стал серьезным уроком. Идеалы оказались поколебленными. Но глупо цепляться за принципы, когда рушится Вселенная, одна за другой исчезают планеты со всем населением. Если угрозу смогли вычислить тэйджийцы, то аналогичного результата могла достичь какая-либо другая техническая цивилизация. Изучение Белведи, особенно достижений белведов в области физики, давало иллюзорный шанс, которым, тем не менее, не следовало пренебрегать.

Тем временем будущий физик, а пока еще никто по имени Юрий Кондрахин стремительно несся вниз по ущелью. Навыков горнолыжника у него не было никаких, не считая памяти о детских катаний с пологих орловских горок, поэтому он выбирал путь с небольшим уклоном. И всё равно падал, тормозя "пятой точкой".

Еще не вставшее солнце зажгло горные пики, и те разом вспыхнули чистейшими цветами, аналогов которым не придумал ни один художник. У Кондрахина перехватило дух от этой красоты, и он несколько минут простоял, восхищенно вертя головой. Однако следовало поторопиться: вмешательство магических сил не могло пройти бесследно. Вот-вот должен разразиться ураган над местом высадки. Резко оттолкнувшись палками, Юрий направил лыжи вниз, благо стало совсем светло, а под ногами обнаружился след лыжника, промчавшегося здесь накануне.

Вскоре показались мачты подъемника. Несмотря на ранний час, механизм уже работал, и кое-какие кабинки были заняты. С них шумно приветствовали проносящегося мимо Юрия. Вскоре он миновал горнолыжную станцию с окружившими ее двумя десятками живописных домиков. К зданию станции подходило узкое асфальтированной шоссе, а снежный покров сузился до сотни метров, языком сползая в ущелье. Продолжать спуск стало опасно. Юрий сбросил свои земные лыжи, и через несколько минут они исчезли в пламени небольшого костерка заодно с комбинезоном. Вместо него Кондрахин надел широкий плащ и черную шляпу. Насколько его одеяние соответствовало местным обычаям, еще предстояло узнать. Ничего, при первой же возможности он сменит одежду на более подходящую. Ботинки он оставил: другой обуви у него не было.

Отсюда до Хевека — крупного портового города — было часа два пешего хода. Именно там Юрию предстоял первый экзамен на легализацию. Северный Фитир, как явствовало из радиоперехватов, оставался одним из немногих мест на планете, где население успешно обходилось без каких-либо документов. Да и зачем они нужны рыбакам и скотоводам, никогда не покидавшим родных сел? В самом Хевеке постоянно проживало множество иностранцев — любителей горных лыж и скалолазания. Так что затеряться было где. Только в задачи Юрия это не входило.

Шоссе было безлюдным. Только пару раз навстречу Кондрахину практически бесшумно пронеслось несколько каплевидной формы автомобилей.

Город открылся неожиданно. Он прилепился к основанию горы, окружая глубоко вдающуюся в берег бухту. Дома высокие, но совершенно непривычной архитектуры. Довольно много зелени. На вид можно предположить, что проживает здесь сотня тысяч обитателей. Созерцая панораму города, Кондрахин отмечал ориентиры. Вон там, несомненно, порт. Об этом недвусмысленно говорил огромный пароход с двумя скошенными трубами, установленными на корме. Воспользовавшись дальновидением, можно было отчетливо и в деталях рассмотреть десятки мелких суденышек, снующих по акватории порта. Высотный, геометрически правильно распланированный район, скорее всего, административный центр. А прямо под ногами лепились к скалам, словно ласточкины гнезда, небольшие домики без намека на проезжую часть.

Используя свои навыки, Юрий принялся разглядывать обитателей города. Люди как люди. Правда, уж слишком бледные. Впрочем, сейчас Кондрахин был точно таким же, как будто год провел в подземелье. Над этим постарались Просветленные. Одеты горожане ярко и разнообразно. Попались в поле зрение и несколько прохожих в плащах, отдаленно похожих на одеяние Кондрахина. Что ж, уже легче.

Спустя некоторое время Кондрахин уже расхаживал по городским улицам, внешне неотличимый от сотен таких же приезжих зевак. Он впитывал в себя атмосферу Белведи, вслушивался в звучание мимолетом перехваченных фраз. Здесь говорили на языке уан — одном из самых распространенных на планете.

Его хождение по городу преследовало и совершенно конкретную цель. Еще в период подготовки к экспедиции он понял, как ему легализоваться наиболее быстро и без осечки. На Белведи существовал свой криминальный мир. Едва ли не четверть радионовостей была посвящена криминальной тематике. А кто, как не преступники, наилучшим образом приспособлены выживать по ту сторону Закона? Осталось только заинтересовать местных авторитетов своей персоной, а еще раньше отыскать их.

Ноги постепенно принесли Кондрахина в район порта. Но не к роскошному зданию морского вокзала, а в пыльные улочки за складскими помещениями. По своему земному опыту Юрий знал, что именно здесь легче всего нарваться на неприятность.

Искать приключений пришлось недолго. Уже через несколько кварталов Кондрахин заприметил кучку молодых парней, явно изнывающих от безделья. Они переминались у закрытой двери какого-то заведения — прочитать его названия Юрий не мог — не умел. Пятеро парней тоже заприметили чужака в черном, длинном плаще.

— Аксире цудр! — грязно выругался один из них и сплюнул Юрию под ноги, едва тот приблизился. — Убирайся отсюда, выродок!

Кондрахин ответил таким же плевком. В следующую секунду кулак молодого белведа уже летел в его голову. Но вместо того, чтобы отпрянуть или уклониться, Юрий резко шагнул вперед, отведя удар скользящим блоком локтя, сам же при этом поразил в челюсть второго, ничего не подозревающего хулигана. Тут же, не оборачиваясь, землянин послал локоть в незащищенный затылок первого нападавшего. Всего-то два быстрых удара одной правой рукой, и соотношение сил заметно изменилось. Оставшиеся хулиганы были обескуражены, но численное превосходство не позволяло им уступить. Один из них, задрав рубаху, попытался размотать обвивавшую его торс тонкую металлическую цепь. Юрий прекрасно знал, насколько опасно это оружие, и выжидать не стал. Выпрыгнув вперед, он ударил белведа левой ногой в пах и следом, не приземляясь, правой — в голову.

Тем временем один из его приятелей успел вооружиться ножом, но приближаться к Кондрахину опасался. Увидев это, Юрий громко скомандовал:

— Ножи, деньги, документы — в кучу!

Поколебавшись мгновение, хулиган неохотно расстался со своим оружием. Пятый вовсе не был вооружен. А документов, как и следовало ожидать, ни у кого из них не оказалось вовсе. Да и денег — кот наплакал.

— Ладно, — смилостивился Юрий, — оставьте себе это барахло. Друзей своих оттащите в сторонку. Еще не скоро оклемаются. Но прежде ответьте: кто-нибудь в этом районе занимается организацией боёв?

Парни синхронно кивнули.

— Только учтите: никаких бумаг. У меня их просто нет.

Отвести Юрия к нужному человеку вызвался белвед, получивший обратно свой нож. Идти пришлось большей частью по фешенебельным кварталам, где похожий на поповскую рясу плащ Кондрахина нет-нет да привлекал внимание изысканно одетых горожан. Сам же Юрий размышлял о другом. Что-то в прошедшей схватке было не так. Не сразу он разобрался, в чем дело. Но потом вспомнил. У хулиганов всё время выражение лиц оставалось вполне дружелюбным, да и в голосе не чувствовалось угрожающих интонаций. Это был первый урок. Мимика белведов была бедна, а интонации голоса полностью отсутствовали. Одним и тем же тоном могли быть высказаны и упрек, и одобрение. К этому следовало привыкать. Какие же рожи, с точки зрения белведов, корчил Кондрахин!

Наконец они подошли к двухэтажному особняку. Как и у большинства здешних строений, вход здесь располагался со двора, за глухим высоким забором, сложенным из неотесанных камней.

Калитка была не заперта, но на лавке внутри двора вольготно расположились двое мордоворотов, каждый на голову выше Кондрахина. Один из них поигрывал блестящим металлическим шаром, привязанным к запястью тонким кожаным шнуром. К нему-то и поспешил проводник, что-то быстро прошептав на ухо. Охранник кивнул.

— Хозяин скоро будет. Пусть подождет.

Выполнивший свою миссию хулиган быстро ретировался. Юрий астральным зрением попытался проникнуть в дом. Там кто-то был, но кто и зачем — для него осталось загадкой. Умение читать местный астрал придет позже.

— Так, говоришь, боец погла? — спросил один из охранников, оценивающе рассматривая Кондрахина. — Да, морда побитая. Откуда сам?

— Сейчас или вообще?

— Где, спрашиваю, выступал?

— Много где, — уклончиво ответил Юрий. — Начинал на Погле, хотя сам с островов Ледника. Закончил на Гауризе, откуда срочно пришлось делать ноги. Объясню хозяину.

— С кем не бывает, — флегматично произнес охранник.

Дверь распахнулась, по порожкам медленно спустился со ступенек белвед в длинном халате и в таких же мягких тапочках, как у хулигана, приведшего сюда Юрия. Роста невысокого, движения плавные, как бы танцующие. Кондрахин сразу понял — это настоящий боец. Встав напротив землянина, он протянул ему два ремня: черный и белый.

— Хозяин не берет, кого попало, — хмыкнул охранник, беседовавший с Кондрахиным. — Продержишься против Сардика полный гатч, считай, ты в команде.

Гатч — пятнадцать земных минут, это Юрий знал. Беспокоило другое: он и понятия не имел, на какой черт ему ремни. Понятно, что ими обматывались кисти рук, но за сохранность своих кулаков он не беспокоился. Хотел было отказаться, но что-то остановило его. Показал на черный ремень. Сардику, естественно, достался белый.

Белвед ловко обмотал кисти рук мягким ремнем. Теперь-то Кондрахин понял, в чем тут дело. Свободный конец ремня полагалось держать зажатым в кулаке, что практически исключало возможность захватов, недопустимых по правилам погла. Юрий встал в боксерскую стойку. Она была непривычна ему, как нечто искусственное, а потому неправильное. Но приходилось импровизировать на ходу.

Первую же атаку он позорно прошляпил, пропустив удар в левый бок. Будь он белведом, бой на этом, должно быть, и закончился, ибо именно в этом месте у белведов располагалось крупнейшее нервное сплетение. Кондрахину удалось лишь отмахнуться, правда, весьма увесисто.

Сардик продолжал наступать, нанося серии ударов, но теперь Юрий был настороже и легко уходил от атаки. Будь это обычная драка, он давно бы закончил ее, но правила погла запрещали атаковать ногой или делать броски. Зато не были запрещены удары запястьем, чем спустя некоторое время Кондрахин не преминул воспользоваться. Разбрызгивая кровь из разбитого носа, Сардик покатился по земле.

— Годится, — поднявшись, сказал он и, не произнеся больше ни слова, вернулся в дом.

Кондрахина провели наверх в крохотную комнату на втором этаже. Следом зашел охранник и швырнул на лежанку охапку одежды

— Переоденься. Хозяин не любит выпендрежа. На площадке — другое дело.

— А вдруг он меня не возьмет, — усомнился Юрий.

— Возьмет. Ты пробу прошел. Мало кто против Сардика устоял.

— Но у меня никаких документов…

Охранник ухмыльнулся совсем по-земному:

— А кто их у тебя требует? Не дрейфь. Переодевайся, а старье можешь сжечь в печи. Это на первом этаже. Меня зовут Егис.

— Юрен, — в свою очередь представился Кондрахин.

— Ну, отдыхай.

Но расслабиться на лежанке удалось совсем ненадолго. Ширма на двери отодвинулась в сторону, пропуская в комнату толстяка в алом халате с нашитыми поверх черными кожаными ромбами. Следом вошел Егис, предоставляя Юрия, словно товар, выставленный в витрине магазина:

— Юрен из Гаузира. Боец погла. Курим-ган, ты будешь доволен: Сардик против него ребенок. Только посмотри на рожу, — из-за спины хозяина он подмигнул Кондрахину.

Вопросы Курима были лаконичны и прицельны: у кого работал, кто тренировал. К этому Кондрахин был готов. Дескать, выступал самостоятельно, получал маловато, зато никто не заставлял его участвовать в подставных поединках. Однако, на Погле самостоятельность не приветствуется. Одним словом, независимому бойцу плотно перекрыли все дороги, так что пришлось перебраться в Гауриз. Там только тренировался, причем совершенно самостоятельно: на тренера просто не было денег.

— Чем ты занимался на Гауризе? — спросил белвед

— Атраку готовил, — выбрал для ответа землянин в меру криминальный вариант.

Атрака, белведский эквивалент самогонки, делалась из произрастающего повсеместно на Двойном континенте угыясара, пригодного на корм скоту растения. Ее приготовление наказывалось штрафом и конфискацией устройства для приготовления, а вот продажа каралась намного строже. На Зеленом континенте атраки не знали, здесь произрастало достаточно растений, пригодных для виноделия.

— Готовил — и что с того? — терпеливо спросил Курим.

— Обвинили облыжно, что я ею торгую. Пришлось спешно покинуть Гауриз, и вот я здесь, без денег и документов. Надо как-то устраиваться…

Признание Кондрахина, несмотря на его заносчивый вид, должно было подкупать своей искренностью. В Фитире, особенно здесь, на севере, действительно, можно благополучно годами жить без документов. Но вот самостоятельно, без документов, подтверждающих личность, прорваться на арену для боёв — это нонсенс.

Курим должным образом оценил заявление Юрия.

— Ну, вот что, боец, — произнес он, — бумаги мы тебе справим. Только это стоит денег, которых у тебя нет. Я, — он ткнул себя толстым пальцем в грудь, — вкладываю их в тебя, еще не зная, когда будет и будет ли вообще отдача. А расходы предстоят большие. Поэтому поначалу будешь работать за крышу над головой и еду. Впрочем… — он сделал вид, что задумался, — есть еще одна возможность: бои без правил. Это уже деньги, пусть вначале и не великие, но если сможешь показать себя…

Юрий энергично замотал головой.

— Прости, хозяин, но этот путь не для меня. Один раз засветишься — и прощай карьера. А я ведь не так молод, как хотелось бы. И куда тогда деваться?

Курим вполне благодушно засмеялся:

— Сам выбирай. Только в тех боях не сопливые мальчишки с улицы выступают, а настоящие бойцы.

Юрий отлично знал, что бои без правил запрещены на всей Белведи. Их участникам навсегда закрывалась дорога в спортивный погл. Разумеется, его это не пугало, просто нужно было показать характер, а не соглашаться на любое предложение.

— Ладно, — подвел итог недолгой беседы Курим, — пару дней никуда не высовывайся. Егис расскажет тебя о наших правилах.

Грузный хозяин вальяжно удалился, а охранник повел Кондрахина по особняку. По пути он принялся наставлять Юрия: когда подъем, когда время для еды и о прочих бытовых мелочах.

— Пока будешь служить с нами в охране, — распорядился он.

— Я боец погла, а не слуга! — вспылил Юрий, высокомерно задрав подоконник. — И приказы мне отдавать будет только хозяин. И вообще — учти: я злопамятный.

Егис искренне удивился, но не обиделся.

— Ты пока никто, а я — старший охранник. И приказ не мой, а Курим-гана.

Кондрахин счел за благоразумное больше права не качать.

Внизу, в полуподвальном помещении особняка оказался небольшой, оборудованный тренажерами, спортивный зал. Здесь, как скоро выяснилось, тренировались охранники. Разумеется, речь шла не о погле. Хозяина полагалось защищать не по спортивным правилам, а всеми имеющими средствами. Поэтому в зале были развешаны по стенам клинки различных форм и размеров, цепи наподобие велосипедных, шары на прочных бечевках. Назначения многих снарядов Кондрахин вообще не понял.

Вскоре в зал спустились еще двое охранников, вероятно, сопровождавших Курима. Кондрахину тут же предложили показать своё умение. Учебный бой на цепях он проиграл, а вот на саблях и мечах ему не было равных. Когда же, в заключение он одним ударом кулака распорол подвешенную к потолку грушу, новые собратья по оружию и вовсе зауважали его.

Егис рассказал, для чего нужна охрана. Среди спортивных воротил нередки были стычки: кто-то кому-то перешел дорогу, кто-то кого-то подставил. За помощью к королевской страже не обращались: у самих рыльце в пушку, так что разбирались и защищались своими силами. У Курима было семь человек охраны, минимум двое должны были неотлучно находиться в особняке, еще двое сопровождали хозяина. И всю эту рать и самого Курима, по сути, кормили и содержали три куримовских бойца погла.

Последующие дни показали, что служба вовсе не была обременительной. Забор вокруг особняка и входная калитка были оснащены электрической сигнализацией, и охране не было нужды маячить во дворе. В помещении, выделенном для них, на стене висел плоский черный экран — так Кондрахин впервые в своей жизни увидел телевизор. Смотреть передачи ему страшно понравилось, хотя картинка была мутной, а звук хриплым. Ему было всё равно, что показывали, будь то спуск боевого корабля со стапелей Гауриза, или репортаж о запуске космического спутника в Занкаре, или светская хроника Фитира. Ну, и, конечно, бои мастеров погла.

Очевидно, что именно они в первую очередь должны были интересовать Юрия. Когда он спросил Егиса о времени их показа, тот молча сунул ему в руки подобие газеты, но без фотографий и рисунков. Кондрахин долго вертел ее в руках.

— Да ты к тому же неграмотный! — засмеялся, заметив это, охранник. — А, я запамятовал: ты же из Союза Кари. Там у вас, кажется, на хирге говорят?

Кондрахин насупился.

— Кто сейчас хирг помнит? Разве что старики по деревням. Все, считай, на уан перешли. Но я быстро научусь, ты только буквы покажи.

Графических знаков в азбуке уана оказалось девятнадцать. Правда, восемь из них обозначали дифтонги, зато написание слов полностью соответствовало их произношению. Через полчаса Кондрахин уверенно мог написать любую букву, а к вечеру читал более бегло, чем его потрясенный учитель. Первый шаг к физике Белведи был сделан.

Курим также выполнил своё обещание. На третий день он самолично вручил Юрию пластиковую карточку с неизвестно когда и кем сделанной объемной фотографией. Из нее Кондрахин узнал, что теперь он законный подданный Его Величества короля Фитира всемилостивейшего Муирина из династии Туан. С этого дня жизнь его стала стремительно изменяться. Хозяин частенько брал его с собой, и Юрий оценил спортивную, а точнее, околоспортивную, закулисную кухню Фитира.

Наконец наступил день, когда Кондрахина отвели к тренеру — ветхому старичку, о которых говорят: в чем только душа держится. Однако на поверку старик оказался куда прочнее. Он сразу же поставил Юрия в учебную схватку с молодым бойцом. Сам же одновременно был и судьей, и тренером, объяснявшим ученикам по ходу боя их ошибки. При этом движения его были быстры и экономны. Видимо, в молодые годы он сам был незаурядным спортсменом. Свой бой Кондрахин выиграл без труда, хотя и получил от наставника массу замечаний. Особенно это касалось его стойки. Белведы держатся совсем иначе, защищая свои уязвимые точки. Но у Юрия они-то располагались вовсе не там! Но боксерскую стойку ему все же пришлось видоизменить, ведь в погле разрешены удары ниже пояса. В конце концов тренер махнул рукой на необычную манеру боя своего нового подопечного, здраво рассудив, что его стойка, по крайней мере, сбивает соперников с толку.

Научил он Юрия так называемым грязным приемам. Например, как бы случайному удару головой, что в погле допускалось. Немало почерпнул Кондрахин и из демонстрации перемещений и способов внезапной атаки. Короче говоря, уже через неделю ежедневных тренировок старик-тренер убедил Курима, что Юрена можно заявлять на первый бой.

Поединок проходил в спортивном зале Хевека, примерно на триста амфитеатром расположенных посадочных мест. Из них было занято не больше половины, по чему Кондрахин мог судить, что больших денег его хозяин сегодня не заработает.

Соперником Юрия оказался молодой, атлетического вида белвед, до того белокожий, словно его обсыпали сахарной пудрой. До выхода на ринг (так Кондрахин по привычке называл круглую арену, ограниченную нарисованным на полу кругом, выход за который карался штрафными очками) оба бойца сидели на низких лавочках напротив друг друга в окружении тренеров и хозяев.

— Хотя бы полгатча продержишься? — нервно облизывая губы, спросил Курим.

— Я уложу его на первой минуте, — пообещал Юрий.

— Ты что?! Зритель должен получить удовольствие. Если уж так уверен в победе, протяни бой, как можно дольше.

Объявили имена бойцов, встреченные жидкими аплодисментами, после чего начался бой.

Юрий легко уходил от мощных, но слишком затянутых ударов своего противника, каждый свой эффектный уход сопровождая несильным, но зрелищным тычком то в голову, то в живот. Такие удары не могли существенно повредить белведу, зато Юрию приносили дополнительные очки. Соперник его все более распалялся, теряя голову. Казалось, он готов размазать Юрию по арене, и непременно размажет, как только настигнет. Публика постепенно оживлялась: вроде бы, пришли поглазеть на второстепенных бойцов, а получили интересное зрелище.

Гатч — поединок в погле — длится пятнадцать минут без перерывов, и концу боя противник Кондрахина совершенно выдохся. Всё чаще его рука запаздывала вернуться к уязвимому левому боку. Когда главный судья объявил, что до конца матча осталась одна минута, Юрий незамедлительно правым свингом достал нервное сплетение своего соперника. Тот рухнул без звука. Зрители восторженно взревели. Юрий победно вскинул руки — жест, для белведов совершенно непривычный.

Через месяц слава мастера погла Юрена вышла за пределы Хевека. На матчи с его участием не хватало мест. Но по-прежнему, по требованию Курима, Кондрахин растягивал каждый поединок почти до самого конца. А это — лишние травмы, которых избежать просто невозможно. Уровень бойцов, выставляемых против него, раз от раза был всё выше. Куда безопасней было бы закончить бой при первом же удобном случае, а не подвергать себя риску нарваться на случайный удар. Но Курим оставался непреклонен: зритель должен получить удовольствие. Кондрахин догадывался, что Куримом движет не забота о болельщиках, а выгода от заключенных пари. Наконец он не выдержал:

— Курим-ган, разве я приношу тебе мало прибыли? Так почему ты стремишься, чтобы я недолго продержался как боец? Ты заставляешь меня выступать с травмами, при этом ничего не платишь мне. Это несправедливо.

Делец от спорта побагровел и вышел из комнаты Юрия, ничего не сказав. В тот же день Кондрахин покинул Хевек с малыми пожитками в заплечном мешке. Курим ему больше не был нужен. Даже сумма, поспешно выделенная ему скаредным Куримом, Юрия не удержала. Он-то знал, что побежденные им бойцы от своих хозяев получали куда большее вознаграждение. К тому же его заданием было изучение белведской физики, а не достижение славы великого бойца. Хотя и эта карьера была далеко не закончена.

Республика Занкар — не самое богатое и не самое многолюдное государство Белведи. Издревле остров Заката и прилегающие мелкие острова заселялись выходцами с Зеленого, а потом и Двойного континента. Все они были мореплавателями, а потому людьми решительными и свободолюбивыми, не терпящими над собой королевской власти. Свои идеалы они были готовы отстаивать с оружием в руках, что и не раз случилось в истории Белведи. Собственно, так на карте планеты и появился Занкар — страна исключительной военной мощи, при этом (до определенных пределов) открытая для чужеземных людских интервенций гуманитарного характера. Именно Занкар, в силу своей исторической миссии, первым создал океанские пароходы, запустил первый искусственный спутник планеты, а также ввел в повседневность телевидение, которым был так поражен и очарован Юрий Кондрахин.

Заслуженной славой пользовались учебные заведения республики. Они не только давали выпускникам блестящее образование; дипломы выпускников занкарских университетов, в отличие от большинства других, имели силу во всех государствах Белведи.

За шестнадцать лет до появления на Белведи Кондрахина, в первых числах необыкновенно жаркого лета, столичный Университет Занкара пикетировали его же собственные студенты. Поводом послужило вопиющее нарушение Устава руководством Университета. Очередной докладчик выкрикивал в микрофон, установленный на высоком парадном крыльце, перечень своих требований, а многотысячная толпа отвечала ему солидарным ревом. Впрочем, к словам мало кто прислушивался, разве что стукачи, коих, по статистике, было не меньше сотни из числа присутствующих на этом импровизированном митинге.

Среди декоративно подстриженных кустов, разбивающих просторную лужайку перед Университетом на множество секторов, расположились компании студентов, разгоряченных уже не только собственной дерзостью. За ними сплошной стеной сомкнутых щитов расположилась республиканская гвардия Занкара. На нее никто не обращал внимания. Еще дальше сгрудились автомобили различных ведомств, олицетворявших власть. Значительная часть преподавателей осталась блокированной в здании Университета.

Тхан Альфен, впрочем, тогда его звали иначе, чаще других маячил на университетском крыльце. Сегодняшняя заварушка ему лично ничего хорошего не сулила: через месяц выпускные экзамены, и диплом психолога, считай, в кармане. Он шел первым в списке факультета, а это давало шанс остаться при Университете. Мысль о том, что он мог бы сейчас оказаться запертым в стенах ВУЗа нынешними товарищами, заставляла Тхана время от времени непроизвольно кривить в нервной ухмылке скуластое лицо.

Происходящее ему все меньше нравилось. Не следовало насильно удерживать преподавателей — это смахивало на захват заложников. Но напрасно Тхан намекал об этом кое-кому из активистов студенческой акции. Он не выступал с импровизированной трибуны, но когда обмахивал вспотевшее лицо вылинявшей кепкой, походил — по крайней мере, издали — на дирижера, кому-то именно так и казалось.

Из Университета вышвырнули полсотни студентов, в том числе Тхан Альфена, как одного из зачинщиков беспорядков. Слишком уж часто репортерские камеры выхватывали из толпы его лицо. Судилище происходило в разгромленной аудитории, для вящего напоминания судьям о гнилом либерализме. Правда, погром в стенах Университета учинили сами гвардейцы, отводя душу на спинах, ребрах, головах, а заодно на стенах и аппаратуре. Но гвардия всегда права.

Декан факультета, старый маразматик и одновременно беспринципный взяточник, требовал не только исключения виновных, но и уголовного преследования их. На следующий день его нашли в туалете учебного корпуса с проломленным черепом. Рядом валялся металлический прут с налипшими к нему белесыми волосами.

Тот, кому это было выгодно, указал на Альфена (студенты не были под арестом). Как Тхан узнал об этом, к делу не относится.

Почти год он скрывался, переезжая из города в город, не брезгуя любым случайным заработком, а то и мелкими кражами. Профессия помогала ему. Но к тому времена Тхан Альфен уже был научен жизнью не верить в правосудие, а тем более людям, его осуществляющим. В одном случае его спасла холодная, расчетливая смелость, позволившая ускользнуть от преследования буквально под колесами большегрузного автомобиля. В другом эпизоде на выручку пришел нож с выкидным лезвием, вонзившемся в живот излишне рьяного гвардейца.

После этого Тхан уже не имел шанса уцелеть ни в одном уголке Занкара. Во все века и во всех мирах полицейские (гвардейцы, королевские стражники) звереют, когда убивают их сослуживцев. Альфен не мог рассчитывать даже на арест с последующей судебной комедией — его застрелили бы прежде, чем он успеет поднять руки.

Тем не менее, до бегства с Занкара, Тхан успел совершить еще одно преступление, на этот раз не прошедшее по уголовным хроникам.

У него не было выбора. Воздушные и морские порты с Занкара были надежно перекрыты гвардией. Случай подвернулся нечаянно. Вице-премьер коалиционного (якобы) правительства в очередной раз проворовался, и в наказание был лишен президентом государственной охраны.

Машину вице-президента Тхан знал не только из передач занкарского телевидения: однажды он "удостоился чести" организовать прием государственного мужа в стенах Университета. А память его никогда не подводила.

Остановил автомобиль в центре столицы Тхан самым примитивным способом: придав лицу выражение ужаса, стал жестами показывать водителю на бампер автомобиля. Находясь в разуме, белведы на такое не способны. Должно было случиться что-то действительно ужасное, чтобы их чувства прорвались наружу. Водитель мог изменить ход истории, останови автомобиль чуть раньше. Его подвела привычка ездить с охраной.

Тормоза взвизгнули у самых ног Альфена. Водитель выскочил из-за руля. В ту же секунду Альфен оказался рядом. От холода его ножа у водителя заледенел левый бок и пропал голос. Уже в салоне автомобиля Тхан доходчиво объяснил, чему эквивалентны 200 грамм взрывчатки, после чего ему не в чем было упрекнуть водителя.

Альфен спокойно улегся на пол перед задним сиденьем. Машина была не только длинная, но и широкая, так что неудобства были терпимыми.

В назначенный час рядом с водителем оказался временно опальный вице-премьер. Он был вороват, но умен, вопросы задавал практические, и голос его не дрожал по-комариному, насколько эта фраза может быть переведена на язык уан.

— В порт, — распорядился Тхан. — Вы ведь сегодня, если верить журналистам, должны вылететь для переговоров в Фитир?

— Весь мой багаж дома, — возразил вице-премьер.

— Обойдетесь. Позвоните из автомобиля домой, предупредите, что вылетаете немедленно. Второй звонок в аэропорт, чтобы подготовили к старту самолет. Вы, надеюсь, не летите штатным рейсом? Машину загоните в самолет и не покинете ее до вылета с Занкара. Чем вы это объясните экипажу — ваши проблемы. Во время полета делайте, что хотите, и находитесь, где угодно. Выдавать меня не в ваших интересах. А если случится зуд проверить, как я сплю по ночам, милости прошу. Взрыв пластиковой взрывчатки на борту стратосферного самолета — это зрелищно. Перед посадкой займёте свои места в автомобиле.

— Неужели вы надеетесь незамеченным уйти от королевской стражи Фитиро? — помолчав, осведомился вице-премьер. — Ведь нас тут будут встречать. Так положено по протоколу. Мне придется выйти из машины…

— Заткнитесь, — сквозь зубы бросил Тхан, — вы мне надоели.

Он безумно устал, чтобы еще думать о будущем.

Правительственный лайнер приземлился в аэропорту Фитиро. Из грузового люка выкатил сверкающий серебристой краской автомобиль с семицветным флажком республики Занкар и помчался под эскортом двух фитирских машин к зданию аэровокзала, украшенному флагами двух государств.

— Мы подъезжаем. Что дальше? — сквозь зубы спросил вице-премьер.

Ответа не последовало.

— Господин террорист, думайте скорее!

В голосе вице-премьера скользила легкая несмешливая нотка. Характер он имел железный. Когда же тянуть далее стало нельзя, он оглянулся, перегнувшись через спинку сиденья.

Позади никого не было. Только плоская картонная коробочка с ободранной этикеткой, да прикрепленный к ней белый проводок с кнопкой на конце.

В течение нескольких секунд, оставшихся до начала официальной процедуры встречи, вице-премьер обдумал варианты. Лучший из них в его текущем положении — молчать. Он положил ладонь на колено удивленного водителя.

— Мы никого не видели.

Водитель понятливо кивнул.

По возвращении из командировки он умер от инсульта в лучшей клинике Занкара. Шеф находился при нем до его последнего вздоха.

Тхан Альфен понимал, что его власть над вице-премьером закончится, едва тот выйдет из зоны поражения, а этого не избежать. Единственный вариант — покинуть машину незаметно во время выезда ее из трюма воздушного корабля. Причем, и вице-премьер, и его водитель должны быть уверены, что он по-прежнему прячется в автомобиле. Но как это сделать?

Трюм под завязку был наполнен темнотой. Тем не менее, Тхан поостерегся открыть дверцу машины. Маловероятно, что вице-премьер признался командиру лайнера, что тайком провозит на борту террориста со взрывчаткой. В смысле: вероятно, но мало. Так что нельзя исключить, что машину держит под прицелом снайпер.

Альфен ощупал и даже тихонько, как делали старые доктора, простучал подушечками пальцев днище. Конечно, цельнолитая бронесталь. Он представил себе вес этой роскошной колымаги и стоимость ее транспортировки в Фитиро. Куда как дешевле за раз доставить в посольство десяток таких машин, так нет. Каждая "шишка" обязательно берет в полет свою. Твари! — шепотом произнес Тхан. Это была его излюбленная характеристика всех правительственных чиновников.

Ругательство не прояснило его мыслей. Днище автомобиля не развинтить, не разрезать сварочным аппаратом. Можно приказать изменить курс лайнера, но это тоже ловушка. Как он узнает, что командир посадил корабль именно там, где приказано? Сто процентов, что его застрелят, едва откроется люк.

На какое-то время Тхан задремал, но проснулся в холодном поту: ему приснилось, что в трюм накачали усыпляющего газа. Он принюхался: нет, обычные машинные запахи. Да и откуда на борту правительственного самолета запасы такого газа?

Позднее, анализируя прожитую жизнь, Тхан Альфен понял, что это был не первый случай применения им внушения, но первый — сознательный.

Вице-премьер рука об руку с водителем появились за пять минут до посадки. Водитель отчаянно трусил. Холеное лицо вице-премьера выглядело усталым и помятым. Они молча заняли свои места в автомобиле. Посторонних в трюме не появилось.

— Вот вы и здесь! — сказал Альфен. — А я за вами. И хоть мне не удалось выспаться, как следует, я рад вас видеть. Сейчас будет посадка. Шлюз, а за ним и люк откроются автомеханически. Я буду говорить вам, что и когда делать. Не оглядываться, иначе я взорву себя вместе с вами. Достаточно, что вы слышите мой голос. И будете слышать его ясно и отчетливо. Когда я прикажу, не задерживаясь и не оглядываясь, вы проедете через шлюз. Не останавливайтесь и ни с кем не разговаривайте. Вы слышите только мой голос и видите только дорогу. Все остальные звуки отсутствуют.

Герметическая перегородка шлюзовой камеры медленно поползла вверх. Тхан открыл боковую дверцу и, словно сомнамбула, вышел из машины. Разговаривая с заложниками, он и сам погрузился в транс.

Машина вице-премьера медленно тронулась с места. Тхан отошел за автокар и присел за его грузовую площадку. Мысленно он продолжал разговаривать с вице-премьером.

Перегородка шлюза громко лязгнула, дойдя до верху, и поползла обратно. Звук привел Тхана в чувство. И вовремя! Наружный люк был еще открыт. От него к знанию вокзала плавно двигался автомобиль с флажком Занкара. Впрочем, отсюда флажок уже почти не был виден.

Тхан выкатился из-под закрывающейся двери, мельком огляделся и пошел вдоль пирса. Он думал.

Загипнотизировал ли он вице-премьера и его водителя или только самого себя? В любом случае его отсутствие в машине будет вот-вот обнаружено. Поднимут ли занкарцы тревогу? Скорее всего, нет, если только Тхан правильно оценил характер вице-премьера. Имел бы тот возможность самостоятельно скрутить Тхана и в таком виде передать полиции, тогда другое дело.

Однако, предстояло еще выбраться из аэропорта. Уже при беглом осмотре Тхан Альфен убедился, что сам загнал себя в ловушку. Коли б речь шла о рядовом аэропорте, проблем у него не было бы. Но самолет вице-премьера приземлился, как это и положено, в порту для вип-персон. Им пользовались члены королевской семьи, дипломаты, финансовая и военная знать — то есть и летное поле, и здание вокзала и все прочие помещения и территория охранялись по высшему классу. Невозможно было даже затеряться на время в толпе по причине отсутствия таковой.

На какое-то время Тхан растерялся, но сумел взять себя в руки и не довести дело до паники. Длительная нелегальная жизнь в Занкаре научила его не только осторожности, но и рассудочной смелости. План созрел в течение нескольких минут, но требовал небольшой подготовки. Гражданский костюм Альфена не отличался ни новизной, ни изысканностью. Сопровождающие вип-персон секретари и телохранители были одеты не в пример лучше. Требовалось изменить внешность, слиться на время с окружающими.

О том, чтобы пробраться во внутренние охраняемые помещения и похитить рабочий костюм, скажем техника, не могло быть и речи. Зато Тхан заприметил другое: служебные помещения, а точнее, каморки полотеров располагались тут же, в залах ожидания, вестибюле и переходах. Все они закрывались на ключ, но для человека, успешно скрывавшегося от гвардии в течение года, это обстоятельство не играло никакой роли. Словом, через пару минут на свет появился новоиспеченный полотер в униформе и с жетоном на груди.

Все помещения аэровокзала были оборудованы средствами экстренной связи с дежурным службы безопасности. Одним из таких аппаратов и воспользовался Тхан.

— Внимание! В зале ожидания N 3 обнаружен бесхозный баул, из которого раздается отчетливое тиканье.

Результат не замедлил себя ждать — слишком ценными были жизни пассажиров, чтобы рисковать ими во имя предварительной проверки.

— Уважаемые пассажиры и технический персонал! Просьба немедленно и без паники покинуть здание вокзала!

Этот призыв повторился еще дважды. Слова "немедленно" и "без паники" слишком плохо согласуются друг с другом. Паника возникла, да еще какая! В считанные секунда Тхан был вынесен перепуганной людской массой через разблокированные турникеты на улицу. В резерве у него оставалось несколько минут. Сейчас прибудет королевская стража, и вся прилегающая территория будет надежно блокирована.

Местность, как назло, была голой, как столешница. Ни спрятаться, ни убежать. В отчаянии Тхан огляделся. Площадь перед зданием вокзала была заполнена дорогими автомобилями, за их ряды охрана сейчас и оттесняла взволнованную толпу. Мелькнула мысль спрятаться в одной из машин, но Тхан ее тут же отбросил. Все средства передвижения окажутся под особым контролем. Тогда он бочком-бочком начал передвигаться в сторону и постепенно достиг угла здания. Одно решительное движение — и вот он уже не виден толпящимся у фасада.

Пространство между вокзалом и летным полем было ограждено высоким металлическим забором, препятствующим злоумышленникам и просто зевакам наблюдать за встречами и проводами высоких персон. Далее начиналась сетчатая ограда. Тхан не сомневался, что она оснащена то ли телекамерами наблюдения, то ли контактными детекторами.

Сейчас его быстро удаляющуюся фигуру могли видеть только из окон аэровокзала. Но вряд ли кто из охраны сейчас этим занимался. Хватало прочих, более важных и неотложных дел: принудительная эвакуация задержавшихся или проспавших, поиск взрывного устройства. За время краткого пребывания в аэропорту Тхан успел заметить, что многие пассажиры, еще не прошедшие регистрацию и контроль, имели при себе увесистый багаж, в панике оставленный ими в залах ожидания. Сверхосторожный досмотр — а кому хочется взлететь на воздух? — отнимет немало времени. Но сейчас главное как можно далее уйти за пределы возможного радиуса оцепления.

Но войска прибудут с другой, противоположной стороны, по единственному скоростному шоссе, ведущему из Фитиро. Это еще небольшая дополнительная фора.

Достигнув сетчатой ограды, Тхан Альфен задержал шаг и внимательно пригляделся: глазков телекамер не видно. Разве что они настолько миниатюрны, что их удалось спрятать в опорные стойки. Но это вряд ли. К чему здесь такой изыск? Он перешел на бег трусцой, и вскоре летное поле осталось далеко позади. Всё дальше становилась и столица королевства, но сейчас это не имело значения. Тхан Альфен незамеченным прибыл в Фитир, где на улицах городов у белведов, не нарушающих общественный порядок, не принято ни с того, ни с сего спрашивать документы.

Хотя Юрий Кондрахин не принадлежал к расе белведов, его поразил вид города. Фитиро не относился к числу старейших поселений Белведи. Его воздвигли всего несколько столетий назад, именно как королевскую резиденцию. Зодчие решили свою задачу так, что город словно парил в воздухе, благодаря округленности линий и ажурности конструкций. Наверное, так выглядели сады Семирамиды. Со временем Фитиро разрастался, но продолжал придерживаться все той же генеральной архитектурной линии, благодаря чему даже самые современные строения в нем не нарушали общей композиции. И еще: это был очень зеленый город. Точнее, разноцветный, поскольку растительность Белведи имела самые различные оттенки всех цветов радуги.

Это было красиво — не то что северный Хевек с грязными бедными окраинами. Но Юрий не мог уделить слишком много времени пустому созерцанию. Ни на минуту не забывал он о цели своей миссии. Надо было обосновываться в столице. На сей раз в его кармане лежал документ, подтверждающий, что он, Юрен, подданный Его Величества. Вряд ли Курим подсунул ему фальшивку — для устроителя официальных боев это было слишком рискованно. Команды соперников ревниво следили за всякого рода подставками. Теперь Юрий в определенной мере знал и кухню профессионального погла, по крайней мере, где и как найти себе нового работодателя и чего от него требовать. Без особого труда он отыскал крупный спортивный комплекс и встретился с администратором.

— Я боец погла Юрен из Хевека, по прозвищу Островитянин. Ищу, на кого поработать в столице. Надеюсь, подскажешь.

Имя его в Фитиро уже знали. Очень быстрое и крутое восхождение. Расчетливый администратор тут же смекнул, что из этого неожиданного обращения можно извлечь пользу.

— Присаживайся, боец. Хотя с вакансиями сейчас трудно, но для тебя постараюсь что-нибудь придумать.

Кондрахин нисколько не сомневался, что с кем-то из хозяев и тренеров администратор на короткой ноге, а кого-то вынужден просто терпеть в силу необходимости. Так что предложит он не случайного человека, а того, с кем связан доверительными, а главное, взаимовыгодными отношениями. Делец побоится упустить прибыль, стало быть, Юрий в определенной, конечно, степени может настаивать на своих требованиях.

Вскоре явился потенциальный хозяин — спортивного вида молодой человек, не намного старше самого Кондрахина. То, как безукоризненно сидел на нем его темно-серый сюртук свидетельствовал не только о достатке, но и привычке носить именно такие, дорогие вещи.

— Ноисце-ган — член королевской семьи, — успел шепнуть администратор.

Юрий внутренне усмехнулся. Конечно, аристократ — кому ж еще содержать команду кулачных бойцов? Хотя… всякое может быть. Какой-нибудь внучатый племянник троюродного брата короля. Да и тому более пристало быть почетным президентом или августейшим покровителем какого-нибудь элитного спортивного клуба. Кондрахин пружинисто встал и приветствовал Ноисце коротким кивком. Тот с благожелательным любопытством рассматривал землянина. Глаза его были необычные для белведа — миндалевидной формы и темно-карие с багровым отливом. Он первым прервал молчание:

— Итак, Юрен из Хевека, мне сообщили, что ты ищешь работу. Но ты же, помнится, служишь у этого лавочника, Курима. Я был в Хевеке и смотрел бой с твоим участием.

Он вопросительно посмотрел на Кондрахина.

— Не к лицу мне далее служить у лавочника, — воспользовался Юрий подсказанным словом, — да и вырос я из Хевека.

— Что не к лицу, это точно, — хохотнул Ноисце, — лицо у тебя… выразительное. Что же касается уровня твоего бойцовского мастерства, то здесь еще очень большой вопрос. Или ты полагаешь, что в Хевеке собраны лучшие бойцы королевства? Все, с кем ты там встречался, это второй, а то и третий эшелон. Но твоя необычная манера боя мне понравилась. Короче, я могу взять тебя. Будешь получать пять сиглов за проигранный бой, десять — за победу. Пять побед подряд — и я увеличиваю выплату в два раза. Два поражения подряд — в два раза уменьшаю. Идет?

Долгие годы Кондрахин не пользовался никакими денежными знаками, и лишь два дня как смог оценивать покупательную способность местной валюты. За десять сиглов можно было снимать комнату и сносно питаться в течение недели. Предложение Ноисце превышало его ожидание. Юрий согласно кивнул и задал встречный вопрос, в котором любой житель Земли, да и обитатели множества других миров, без труда прочли бы иронию. Но белведам интонации голоса были чужды.

— Что же будет, когда я выиграю сто боёв подряд? — спросил Юрий.

— Такого не бывает. Когда ты готов приступить к тренировкам?

— Да хоть сейчас.

— Тогда поедем со мной.

Ноисце-ган владел роскошным двухместным кабриолетом, вызвавшем невольное восхищение Кондрахина. Каплевидной формы ярко-оранжевая машина манила и притягивала. Салон изнутри и вовсе поразил Юрия. Водительское и пассажирское кресла независимо друг от друга принимали любое положение. Из привычных глазу агрегатов имелся только руль, выходящий из передней панели. Формой он напоминал штурвал самолета. На его широкой поверхности располагался ряд кнопок, которые, как выяснилось, заменяли рычаги и педали, свойственные автомобилям Земли и Тегле.

Юрий ожидал бешеной скорости и крутых виражей, но Ноисце пояснил, что скорость передвижения в королевском городе резко ограничена, даже для стражей. Так что ехать пришлось долго, и за это время Юрий настолько основательно присмотрелся к способам управления автомобилем, что смог бы заменить водителя.

Спортивная школа Ноисце оказалась высоким овальным зданием серебристого цвета. Прежде чем вылезти из автомобиля, белвед словно вскользь поинтересовался:

— Юрен, я назвал Курима лавочником, но он, тем не менее, уже давно держит команду довольно сильных бойцов погла. У вас с ним были только финансовые разногласия?

— Не только, Ноисце-ган. Во-первых, мне приходилось драться слишком часто — я не полностью успевал восстановиться. Во-вторых, Курим требовал максимально затягивать поединок, даже если я мог закончить его на первой минуте. А это дополнительные травмы и дополнительная усталость. Ну, и, в-третьих, манеры боя моих соперников никем не изучались. На мой взгляд, это самое серьезное упущение.

Белвед некоторое время сидел молча. Потом резко повернулся к Кондрахину.

— А ты мне нравишься, боец. Среди вашей братии редко кто умеет думать. Пойдем знакомиться с тренером. Я считаю его лучшим в королевстве. Его зовут Соку, он родом с Погла.

Соку с первого взгляда понравился Юрию. Внешне он походил — если не принимать во внимание белизну кожи — на тренера Иванова. Сразу вспомнилась заснеженная тайга под Красноярском, учебный центр НКВД, бесконечные изнуряющие тренировки. Как давно это было! Да и было ли вообще? Воспоминания накатили, наслаиваясь одно на другое. Люди-птицы Иоракау, военная Германия, Картина Третьей Печати на Тегле…

Поток воспоминаний прервал Соку.

— Пошли, Юрен.

Вместе с Ноисце они прошли в зал. Там одновременно занимались десять пар бойцов. Юрий с любопытством наблюдал за десятком одновременно происходящих учебных поединков. Особого восторга ни один из бойцов у него не вызвал.

— Что ты скажешь об этой паре? — спросил Соку, указывая взглядом.

— Новички. Тому, что в синем, не хватает решительности. Его надо учить встречным ударам, чтобы почувствовал уверенность в себе. Его соперник не умеет использовать дистанцию. В реальном бою я всё же поставил бы на него.

Соку одобрительно хмыкнул и предложил оценить следующую пару. Так же кратко Кондрахин выразил свое мнение.

— Ну, что ж, — кивнул тренер. — Ноисце-ган говорил мне, что ты дерешься совершенно необычно. Зато я вижу, что в погле ты разбираешься, а это главное. Готов показать себя?

Кондрахин пожал плечами: дескать, почему нет? Он так полностью не отделался от земных привычек выражаться жестами.

Бойцы погла не носят какой-либо особой одежды, поэтому вся подготовка свелась к обматыванию кистей рук ремнями. Против Юрия тренер выставил сразу двух бойцов, как раз тех, кому тот дал оценку. Бой продлился совсем недолго. Кондрахин воспользовался очень низкой стойкой с широко расставленными ногами. Людям, далеким от единоборств, кажется, что перемешаться в таком положении чрезвычайно трудно, что недалеко от истины. Но для тех, кто отдал освоению подобных стоек долгие месяца, они становятся не только привычными и удобными, но, главное, дают возможность почти мгновенного перемещения тела в пространстве. На этом Юрий и сыграл, нанеся всего два удара, повергших обоих противников на пол.

— Любопытно, — только и сказал Соку. — Мне неизвестна эта школа. Тренироваться будешь индивидуально, а в свободное время поможешь мне готовить новичков. Поверь, это даст тебе очень многое.

Соку и Ноисце обменялись несколькими фразами на незнакомом Юрию языке, после чего хозяин неожиданно выдал Кондрахину десять сиглов и велел приступить к тренировкам. Ближайший бой должен был состояться уже через неделю.

Первые месяцы пребывания в Фитиро были, пожалуй, самыми трудными в жизни Тхана Альфена. Здесь по его следам не мчались отряды гвардейцев, зато не было ни друзей, ни знакомых. Денег не было тоже. Приходилось ночевать в парках, совершать такие мелкие кражи, что самому становилось стыдно, мыть чужие автомобили за скудные чаевые. Порой начинало казаться, что останься он на Занкаре, всё рано или поздно образумилось бы. Всё, кроме одного — убийства гвардейца. Только одно это обстоятельство удерживало Тхана от желания сдаться властям. Но нервы его были на пределе.

В один из таких кромешных дней, на закате, Тхан зашел в захудалый бар, чтобы потратить те жалкие монеты, которые ему удалось раздобыть. Народ то ли уже разошелся, то ли еще не собрался — пустовало большинство мест. Тхан заплатил за кружку подозрительного пойла — на большее средств не хватило — и уселся за стойкой. Он мог залпом опрокинуть в себя вонючую жидкость и уйти. Но идти было некуда.

Новый посетитель сразу привлёк его внимание. Его изысканный костюм совершенно не соответствовал этому питейному заведению. Подобные господа боятся запачкаться, этот же, как ни в чем не бывало, оперся локтями на стойку бара. Из-под манжеты его кремового сюртука выглянул, словно любопытствующий глаз, белый блестящий браслет. К нему невольно устремился взгляд бармена. "Платина или иридий", — прикинул Тхан, наблюдающий эту сцену.

Бармен услужливо исполнил заказ и заворожено созерцал, как посетитель медленно пьет, закинув голову. Поставив опустошенный фужер на стойку, гость заведения неторопливо вынул из внутреннего кармана чистый листок бумаги и вальяжно протянул его бармену.

— Сдачи не надо.

Тот чуть ли не распластался в припадке благодарности.

Посетитель вышел, а следом за ним и Тхан, словно его вели на поводке.

Белведы присели на скамейке в ближайшем сквере. Альфен не знал, зачем он это делает, просто чувствовал неудержимую потребность. Он был готов сидеть здесь вечность или более.

Тем временем господин в кремовой паре высыпал на ладонь нюхательный порошок и с наслаждением втянул его в себя. После этого он внезапно пристально взглянул на Тхана.

— Ну, молодой человек, рассказывайте, чем вы здесь занимаетесь.

Мысли побежали, норовя опередить друг друга, но что-то, хранившее Тхана на протяжении более года, подсказывало: "Молчи!" Поведение Альфена довольно-таки озадачило его визави. До сих пор в его нелегкой работе не бывало подобных осечек. Он мог не погрузить в транс бармена, но чтобы стал сопротивляться его внушениям вторично индуцированный — это нонсенс. Тем не менее, следовало продолжать работу.

— Твоё имя?

— Тхан Альфен, — впервые прозвучало под небом Белведи.

Так нетривиально состоялось знакомство Тхана с резидентом разведки Гауриза Пандаром. Гауриз, крупнейшее и самое богатое государство Белведи, поддерживал вполне добрососедские отношения с королевством Фитир и, может быть, во многом благодаря деятельности разведывательных органов. Главным же объектом, который интересовал Гауриз, во все времена являлся Занкар, аппетиты которого год от года становились всё необузданнее. Республика Занкар, благодаря своей военной мощи, практически превратила Фитир в свою полуколонию. Но на территории королевства по-прежнему действовали собственные, достаточно лояльные законы, облегчая работу разведок различных стран.

Нельзя сказать, что персона Тхана Альфена чем-то привлекла внимание профессионального разведчика Пандара. Банальное стечение обстоятельств, случайностей, из которых и состоит жизнь в ее неуловимой, но железной логике. Пандар занимался вербовкой агентов из самых различных социальных слоев. Большинство из них, вероятно, никогда не приступят к работе. Но иногда в шпионские сети попадалась интересная добыча. Впрочем, годились и люди из самых низов, коим представился Пандару Тхан Альфен. Их можно было использовать втемную, в качестве подстав и пресловутых стрелочников.

Для проведения вербовки Пандар чаще всего использовал свой излюбленный приём из арсенала эстрадных гипнотизеров. Он погружал в транс (когда это удавалось) случайного человека, зорко наблюдая за реакцией окружающих. Те из свидетелей его мини-спектаклей, кто сам при этом впадал в транс, демонстрировали тем самым повышенную внушаемость. Пандар ничем не рисковал, даже если бы за ним велось непрерывное наружное наблюдение. В случае неудачи объект его воздействия просто ничего бы не понял или не заметил. Подчинившийся же ему человек получал скрытое внушение забыть об их знакомстве.

Случай с Тханом поверг Пандара в недоумение. Такого в его практике не было. Если уж человек шел за ним, то до конца. Этот же внезапно стал сопротивляться. На пустом ли месте? Разыграть такое поведение необычайно трудно. Кто он? Контрразведчик высочайшего уровня? Невероятно. В захудалый бар Пандар зашел совсем случайно, просто действительно захотелось пить. А Тхан уже был там. И всё же следовало прервать контакт и уйти. Но Пандар по натуре был игроком.

Искусно избегая закрытых тем, он резко увеличил воздействие. В ход пошли специальные приемы допроса, которыми Пандар владел в совершенстве. И, тем не менее, даже полчаса спустя, он смог сделать только несколько неоспоримых выводов:

— Тхан Альфен — имя вымышленное.

— Тхан знает Фитир значительное хуже, чем Занкар.

— Он боится.

Требовалось время, чтобы поразмыслить над этими выводами, и Пандар дал команду Тхану забыть обо всём. Приказ не подействовал. Загнанный в угол, а потому постоянно настороженный и напряженный, Тхан Альфен ничего не забыл. Более того, он смог проследить за Пандаром. Трудно сказать, кто победил в этом необъявленном поединке. Возможно, каждый получил должное.

Повторная их встреча состоялась неделю спустя по инициативе Пандара. На этот раз он не пользовался никакими приемами внушения или скрытого воздействия. Тхан, хоть и не раскрывал себя, был тоже более откровенен. И жизнь его сказочным образом преобразилась. Пандар передал ему документы на имя Тхана Альфена, заверенные подлинной королевской печатью, приличную сумму сиглов и обещание поддержки.

Так, незаконным путем, в столице королевства появился новый подданный — Тхан Альфен. Постепенно он обрастал связями, увеличивая свой капитал как законными, так и сомнительными путями. Разведка Гауриза долгое время ничего не требовала взамен. Эта была долговременная игра с заранее неопределенными правилами. До поры до времени сюжет устраивал обе стороны. Расходы Гауриза были незначительны: привыкший полагаться только на самого себя, Тхан Альфен сумел развернуться, превратившись вскоре в действительно состоятельного человека. Он владел единолично или на паях несколькими заводами в Фитиро, транспортной компанией, банковскими активами, а также спортивным клубом погла. Спорт его мало интересовал, но это было престижно.

Ностальгия нет-нет, но давала о себе знать. Тхан постоянно приобретал множество занкарских газет, пристально следя за жизнью на родине. Иногда он наталкивался на страницах прессы на знакомые фамилии выпускников Университета, ставших видными учеными. Среди них мог — и должен — был оказаться он. Не сложилось.

Умение читать мысли пришло не сразу. У людей — да что там у людей, даже у кондов и каменников Иоракау мыслительный процесс неразрывно связан с миром эмоций. Не случайно многим доступна эмпатия, и а вот истинных телепатов ничтожное количество. Белведы устроены совершенно иначе. Не то, чтобы они совсем не испытывали никаких эмоций, конечно, нет. Радость, печаль, наслаждение и обида среди них были распространены не меньше, чем среди землян. Но вот такое выражение как "печаль моя светла" оказалось бы им совершенно недоступно, лишено смысла. По той же причине белведы были напрочь лишены чувства юмора. Точнее, оно было примитивно, как у людей, смеющихся над упавшим человеком. Анекдотов на Белведи не существовало.

Мышление белведов скорее можно было назвать иррациональным, зиждущемся на сложных ассоциациях, а потому и столь трудным для прочтения. По сути, Кондрахин научился прочитывать не мысли, а намерения. Это было неплохо для бойца погла, но маловато для его настоящей миссии. Но как шагнуть дальше, он не знал. Да и времени не было. График бойцовских выступлений был не столь насыщенным, как в Хевеке, но очень много времени уходило на тренировки и самообразование.

Кондрахин изучал физику Белведи, вначале по популярным изданиям, потом по профессиональным справочникам и пособиям. В медицинском институте, в котором он когда-то учился, курс физики был куцым, ориентированным на будущую профессию. Так что относительно многих постулатов Юрий просто не знал, существуют ли они в земной науке. Он проделывал титанический труд, и только феноменальная память, развитая путем долгих тренировок в сокрытых мирах, позволяла ему двигаться вперед.

Система образования на Белведи существенно отличалась от земной. В ней отсутствовала ступенчатость. Так, для поступления в Университет не требовались бумаги об окончании учебного заведения более низкой ступени. Сдай экзамен по избранной специальности — и всё. В некоторых заведениях практиковался еще и экзамен по языку преподавания, да и то лишь для иностранцев. И учебные занятия строились по тому же принципу. Если ты — физик, на кой ляд тебе биология? Нет, знать не возбраняется. Можно посещать бесплатно занятия по любой специальности. Но много ли таких энтузиастов?

Такая, на первый взгляд, ограниченная система образования приносила свои плоды. В короткие сроки университеты Белведи подготавливали пусть узких, но специалистов высочайшего уровня. Там, где требовались знания другого порядка, просто привлекались соответствующие профессионалы. Так, белведский учёный агроном не станет регулировать сеялку для изменения глубины заделки семян, он просто обратится к техникам, а те сделают свое дело быстро и точно.

Всё это Юрий узнавал попутно, внешне ведя жизнь профессионального бойца погла. Каждый день он приходил пешком в спортивный зал (удалось снять комнату в частной гостинице неподалеку), учил молодых воспитанников, тренировался сам. Платные поединки проводились раз в пять дней. В отличие от Хевека в них участвовало не менее десяти пар бойцов, так что зрителям было за что платить. Зал неизменно был переполнен. Здесь находились и просто охотники до кровавых зрелищ, и юные фанаты погла, тренеры и менеджеры, готовые предложить выгодные контракты перспективным спортсменам.

Юрен Островитянин (на уане это звучало: Юрен Уитамону) становился всё более популярен в спортивном мире Фитира. Его открытая манера боя чрезвычайно импонировала зрителям. А когда он, раскачиваясь на полусогнутых ногах, словно на рессорных пружинах, пропускал над головой шквал ударов очередного разъяренного противника, публика и вовсе ревела от восторга. Единственный проигранный бой только повысил его популярность, тем более что скоро Юрий взял реванш у своего обидчика.

В свою очередь Ноисце-ган твердо держал слово, и заработки Кондрахина неуклонно росли. При этом хозяин никогда не диктовал ему свои условия, только интересовался, как бы между прочим, когда Юрий уложит того или иного противника. Кондрахин прекрасно понимал, что основной доход, извлекаемый от поединков, это не входная плата, а тотализатор. Он старался не обмануть ожидания хозяина, хотя и не всегда это получалось.

Так продолжалось довольно длительное время и, казалось, устраивало обе стороны. Но однажды Ноисце появился в своем спортивном центре, когда Юрий заканчивал тренировку. Назавтра ему предстоял очередной бой с не самым сильным соперником. Вместе с тренером они уже составили план поединка. Ноисце дождался, когда Юрий вымоется после тренировки, и пригласил его в машину.

— Я уложу его на пятой минуте, — пообещал Юрий, имея в виду завтрашнего соперника.

— Нет, Юрен, — неожиданно жестко возразил белвед. — Ты будешь выигрывать по очкам, но в самом конце гатча пропустишь удар. Постарайся точно выбрать время, чтобы избежать медицинской дисквалификации. Это должно произойти в самом конце поединка, чтобы ты успел встать до счета "пятнадцать" одновременно с сигналом завершения боя.

Кондрахин нахмурился.

— Однако, Ноисце-ган, — для подобного представления выбран не тот соперник. Я заведомо сильнее его.

— Именно поэтому, — отрезал белвед. — Вот твой завтрашний заработок.

Он властно вложил в руку Кондрахина пухлый пакет

У себя в номере Юрий пересчитал деньги. Оказалось ровно тысяча сиглов. Он и представить себе не мог, что в тотализаторе крутятся такие деньги. Сколько же, в таком случае, получит его хозяин?

Идти на попятную, разрывать контракт — не имело смысла. В конце концов, он прибыл на Белведь не за славой. Деньги нужнее. А тысяча сиглов — это год безбедной жизни. Как это ни унизительно, но он готов за такие отступные проиграть хоть десять боев.

Кондрахин бился в пятой по счёту паре. Зал уже был разогрет. Многие специально пришли посмотреть на Юрена Островитянина и с нетерпением ждали начала боя. У касс тотализатора народу было немного, но Юрий знал, что главные ставки заключаются негласно. Сегодня ставили на него.

Его соперник был молод и крепок, как бычок на откорме. Накачанный, но в то же время жесткий, он производил хорошее впечатление. Но чем больше мышечная масса, тем труднее привести ее в действие. Юрий легко играл на опережение. Но, бейся он по-честному, постарался бы закончить поединок, как можно раньше. Белведы выносливее людей. Им достаточно пары секунд отдыха, чтобы восстановиться. Поэтому, отрабатывая грязные деньги, Юрий действительно здорово рисковал.

Он начал бой в свой обычной раскованной манере, осыпая соперника сериями несильных, но точных ударов. По ходу поединка он неоднократно менял стойку с левой на правую и наоборот, что всегда вызывало восторг публики. В середине гатча он имел возможность нанести завершающий удар, но вместо этого по-прежнему продолжал кружить вокруг неутомимого белведа. Тот отвечал на его атаки хлесткими встречными ударами, время от времени достигающими цели. У Кондрахина кровоточила рассеченная бровь, что в погле не служило причиной остановки поединка. Правда, его соперник выглядел намного хуже. На белоснежной коже удары кулака оставляли видимые следы.

Когда звуковой сигнал возвестил о последней минуте боя, Кондрахин бросился в атаку. Повторный левый в голову, прямой правый по корпусу, и тут же левый апперкот. Два удара из четырех достигли цели, принеся дополнительные очки — не более. Юрий повторил атаку из правосторонней стойки, при этом сам пропустил чувствительный удар по печени.

Секунды неумолимо таяли. Наступать! Юрий кинулся в очередную атаку, намеренно открыв левый бок, где у белведов располагается самый крупный нервный центр. Он был готов к удару, но не ожидал такого. Сердце словно остановилось. Юрий ощутил себя, стоящим на четвереньках за пределами круга, ограничивающего поле боя. "Восемь… девять…" — звучал над ухом голос судьи. На счете "двенадцать" Кондрахин выпрямился и вернулся в круг. В ту же секунду раздался сигнал окончания боя.

Юрий избежал полного поражения. Промедли он три секунды, и его ожидала медицинская дисквалификация на три месяца, в течение которых ему не дозволили бы выходить на поединки. Проигрыш по очкам — другое дело.

Однако, ему было по-настоящему больно. Держась за бок, он покидал арену. Он даже не заметил, что его страдальческое лицо снимают несколько телеоператоров: кадры, убедительно свидетельствующие, что результат боя не был кем-то заказан.

Впервые Юрен Островитянин удостоился чести посещения Ноисце-гана. Белведу принадлежал старинный особняк вблизи исторического центра Фитиро. Возможно, он действительно состоял в каком-то родстве с императором. Кондрахин основательно подготовился к визиту. Свою обыденную косоворотку он сменил на вечерний костюм, тщательно побрился и удалил волосы на руках. Поначалу ему приходилось бриться тайком, особенно, во время службы у Курима. Потом узнал, что среди белведов встречается болезнь, называемая волосянкой. При этом заболевании внезапно то здесь, то там начинают расти волосы, словно пучки болотной травы. Есть болезнь, значит, есть и лекарство. Мазь неизвестного состава в считанные минуты делала кожу гладкой. На лицо Юрий мазь накладывать избегал: мало ли куда его закинет судьба. Может, в том мире мужчина без бороды — типичный урод. Так что рисковать не следовало.

У ограды особняка был припаркован автомобиль, показавшийся Юрию знакомым. В дни его выступлений перед зданием спортивного центра скапливался не один десяток дорогих машин, владельцы которых, безусловно, хорошо знали друг друга. Юрий предположил, что хозяин вызвал его, чтобы перепродать в другой спортивный клуб. Явление обыденное, хотя в отношении Юрия непонятное. Он потянул за ручку звонка.

Хозяин лично встретил его и проводил в просторную гостиную. Юрий с интересом огляделся. Он впервые оказался в жилище белведа — гостиничный номер с его спартанской обстановкой не в счёт. Комната повторяла причудливую закругленную геометрию всего здания. Дневной свет врывался через выпуклое, словно линза, окно и растекался по цветному ковру, занимавшему большую часть гостиной. В неглубоких нишах по периметру помещения располагались на подставках изящные статуи. Никакой мебели. Впрочем, белведы ею практически не пользовались. Вот и сейчас, опираясь на горку взбитых подушек, на ковре возлежал незнакомый Кондрахину мужчина средних лет. На расстеленный скатерти перед ним уступами возвышалась ваза с фруктами, а также кувшин и чашки.

— Познакомься, Юрен. Это мой старинный друг Тхан Альфен.

Кондрахин сдержанно кивнул. Тхан не произвел на него особого впечатления: полнеющий белвед в довольно скромном наряде мог быть кем угодно — от средней руки клерка до мелкого предпринимателя. Что его связывало с преуспевающим представителем царствующей династии оставалось только гадать.

— Присаживайся, боец.

Хозяин и Тхан отпили по глотку из своих плоских чашек. Юрий отказался.

— Спиртное и погл несовместимы.

— Похвально, — отозвался Тхан, дегустируя вино, — среди твоих коллег по ремеслу это не частое явление.

В неспешный разговор ненавязчиво вмешался Ноисце:

— Будет тебе известно, что последний бой ты провел по сценарию Тхана.

— Я понял.

Юрий хоть сколько-нибудь пытался прочесть мысли белведов. Ноисце не думал ни о чем. Он просто отдыхал, наслаждаясь вином и пищей. Тхан был заинтересован, но закрыт. Это не была закрытость опытного чтеца мыслей, с которыми Кондрахин не раз сталкивался во время других своих экспедиций. Пожалуй, эта больше походило на актерскую роль, с упоением разыгрываемую профессиональным артистом. Зачем? На этот вопрос Юрий искал и не находил приемлемого ответа.

Разговор велся вроде бы ни о чем — что-то вроде пустой светской болтовни, но Кондрахин понимал, что его пригласили не просто отобедать в знак благодарности за подставку. Но, пока никто не начинал серьезного разговора, он внимательно, хоть и исподволь, изучал Тхана Альфена.

Белвед, по его выводам, достиг примерно сорока земных лет, немного рыхловат, взгляд с одной стороны рассеянный, но, если присмотреться, цепкий. Его близость к Ноисце говорила о том, что он вовсе не беден. В то же время ни в скромной одежде его, ни в жестах, не проскальзывало ничего высокомерно-аристократического.

Некоторое время спустя Ноисце встал, жестом успокоив своих гостей:

— Мне необходимо ненадолго отлучиться. Надеюсь, что не заставлю вас скучать.

— У меня к тебе предложение, Юрен, — сказал Тхан, едва они с Кондрахиным остались вдвоем. — Мы с Ноисце решили послать сборную команду бойцов в Занкар. Предлагаем принять участие. Это довольно большие деньги, даже в случае проигрыша. И еще большие, если мы договоримся еще кое о чем.

— И о чем же именно? — с ленцой поинтересовался Кондрахин.

Тхан неторопливо отхлебнул из чашки местный алкогольный напиток. Юрий раньше уже успел попробовать его и убедился, что на земной организм он не оказывает ровно никакого действия, кроме расстройства стула на следующий день. Но этот козырь он держал про запас — мало ли как сложится дальнейшая жизнь на Белведи.

— Ты когда-нибудь участвовал в боях без правил? — вопросом на вопрос ответил Тхан.

Юрий нахмурился.

— Нет, и пока не собираюсь.

— Зря, — небрежно отозвался Тхан. — Ты далеко не мальчик, чтобы рассчитывать на высшие ступени в спортивном погле. А чем будешь жить дальше? Тренерская работа? Уверен, что ты претендуешь на большее.

— Не скрою. Могу даже сказать вполне откровенно. Чувствую, что моя карьера бойца приходит к концу. Как только появится возможность, собираюсь получить университетское образование.

Белвед наморщил нос, что в земной аналогии соответствовало поднятым в удивлении бровям.

— Боец погла — и университет? Да, Юрен, ты весьма не ординарный экземпляр. А ты уверен в своих силах? Поступление в университет предусматривает прохождение довольно жесткого экзамена. Подумай, сколько ударов в голову ты пропустил за время своих выступлений, да на тренировках тоже.

— Я кажусь тебе слабоумным? — в упор глядя на собеседника, спросил Кондрахин.

— Да нет, почему же, — не смутившись, ответил Тхан. — Просто большинство из нас не отдают себе отчета в том, что удары судьбы никогда не остаются без последствий. Даже, если эти последствия наступают не сразу. И всё же, несмотря на твои дальнейшие намерения, хочу вернуться к своему предложению. Оно вдвойне выгодно для тебя, раз уж ты решил прекратить выступления. Учеба требует денег, а где еще ты их заработаешь, причем в короткое время? К тому же… — он на некоторое время замолчал, задумавшись, — университет Занкара лучший из всех, какую бы профессию ты не выбрал. Известность на Занкаре, пусть даже сомнительного характера, поспособствует осуществлению твоих намерений. В любом случае, я тебя не принуждаю. Можешь просто поехать в качестве участника официальных состязаний. Но если ты, действительно, умный человек, подумай на досуге о моем предложении.

Кондрахин не стал дожидаться возвращения хозяина. Кажется, перед ним открывается по-настоящему широкая дорога. Бои без правил — так без правил, какая ему на самом деле разница? Любопытно разве, почему Ноисце и Тхан берутся за их организацию, ведь для организаторов — в случае огласки — последствия худшие, чем для участников.

Пока Кондрахин добирался до гостиницы, где его ожидал второй том "Астрофизики", Тхан Альфен связался с абонентом по одному ему известному номеру.

— Пандар, — обратился он к своему порядком постаревшему руководителю, — новый и довольно интересный расклад. Курьер может превратиться в источник.

На том конце эфирного моста некоторое время царило молчание. Наконец голос, не потерявший привычной бархатистой вкрадчивости, произнес:

— Мне это кажется немного странным, но за тобой право принимать решения. И всё же вопрос: ближайшая сделка состоится?

Несмотря на то, что подслушать их разговор было практически невозможно, оба собеседника избегали говорить прямым текстом.

— Постараюсь осуществить, — отозвался Тхан, — но, даже если она сорвется, нет, не сорвется, а лишь отсрочится, открываются более широкие перспективы.

— Ну-ну, — недоверчиво сказал Пандар.

Главный аэропорт Занкара встретил спортивную команду королевства Фитир буднично — без помпы и оркестра, собственно говоря, вообще никак. Шестеро бойцов погла, два тренера, врач, массажист и администратор покинули борт самолета и на местном аналоге такси добрались до гостиницы. Спортсменов поселили в номерах подвое, еще одну комнату поделили администратор и один из тренеров. Второй тренер — молодой белвед с ангельской внешностью — если бы подобное сравнение было применимо к Белведи — поселился в отдельном номере. Комнаты без претензий: два лежака по обе стороны выпуклого окна, плоский телевизор на кронштейне, намертво настроенный на главный занкарский телеканал, стенной шкаф с зеркалом, овальный коврик в центре. За складной ширмой — умывальник, традиционная бочка со ступенями, заменявшая белведам ванну, и прочие удобства.

Соседом Кондрахина оказался Треог из клуба Тхана Альфена — молодой напористый боец. С ним Юрий на площадке еще не встречался, но видел бои с его участием. Парень ему нравился. Знал он, впрочем, и остальных спортсменов, а также врача команды. Оба тренера и массажист, видимо, были делегированы Тханом. Что же касается администратора, то личность его всегда непредсказуема. Он мог вовсе не иметь отношения к поглу. Просто хороший посредник, которому всё едино, в какой области проявлять свой распорядительский и организаторский талант.

Пока Треог предавался водным процедурам, Кондрахин возвратился к размышлениям, начавшимся еще в Фитире. Его заявление о намерении получить университетское образование, безусловно, вызвало у Тхана замешательство, но вовсе не такого рода, какого можно было ожидать. Мысли белведов Юрий по-прежнему читать не мог, но их ход, последовательность, угадывал более-менее точно. Так вот, Тхан Альфен повел себя, как опытный шахматист в ответ на внезапный ход соперника: мгновенно переворошил в голове кучу вариантов и догадался, как обратить себе на пользу новые обстоятельства. Но в таком случае разговоры об участии в боях без правил — только ширма, хотя, наверняка, не менее реальная, что сейчас отделяет Юрия от товарища по команде. Интересно, а тому поступило подобное предложение? Но спрашивать об этом было бы верхом бестактности.

До общего сбора, объявленного старшим тренером, оставалось еще несколько часов, которые хотелось посвятить знакомству со столицей республики. Но сначала — ванна, иначе бы поведение Кондрахина вызвало бы шок среди его товарищей. Белведы вообще отличаются чрезвычайной чистоплотностью, моясь при каждом удобном случае.

Дождавшись, когда Треог освободит ванну, Юрий захватил пакет с необходимыми принадлежностями и скрылся за ширмой. Он слишком сильно, сильнее, чем можно было предположить в обыденной обстановке, отличался от белведов. Если его избыточный волосяной покров вызывал насмешки, то, узрев его пах, аборигены и вовсе бы потеряли голову. У белведов мужского пола мочевыделительная и половая системы были разделены, так же, как у женщин, в том числе земных. Лонная кость у них была лишена сочленения, являясь единым целым. За ней надежно укрывались тестикулы, поэтому даже сильный удар в пах не имел для белведов катастрофических последствий.

Юрий не опасался, что Треог или кто угодно другой внезапно войдет в ванную комнату. Обнажение для белведов было столь интимным процессом, что при этом присутствовать мог только врач. Кондрахин, хоть и получил такую информацию от Стражей еще до экспедиции, долго окончательно не мог поверить в это. А как же бани, общественные туалеты и прочее, принципиально не отличавшиеся друг от друга ни на Земле, ни на Тегле, ни во владениях князя Амараваты? Рассудку трудно признать простую истину: бедведы — не люди, сколько бы не были на них внешне похожи. Вот и физиология у них была иная. Юрия с самого начала удивило отсутствие парочек среди болельщиков, да и просто в толпах прохожих, а также разговоров на сексуальные темы в мужской среде. Но белведы были устроены таким образом, что женщина могла зачать один раз в году К этому времени она начинала источать неощутимый для землянина, но улавливаемый обонянием белведов запах. Исчез запах — исчезло и влечение. Поэтому семейных пар в земном понимании белведы не образовывали.

Между тем, Юрий, раздеваясь, внимательно присматривался к "ванне". Она отличалась от тех устройств, к которым он успел привыкнуть в Фитире. Там горячая и холодная вода смешивались произвольно, здесь же на передней панели бочки-ванны располагалась панель управления, позволяющая получить воду нужной температуры, а также добавить ароматизаторы. Благодаря знакомству с белведской физикой, Юрий быстро сообразил, каким делением температурной шкалы ему ограничиться. Пока наполнялась ванна, он быстро обработал себя средством, уничтожающим волосы. Через несколько минут он вышел к Треогу гладенький, как младенец и, если бы не широкие скулы и нос, то он почти не отличался от своего товарища по команде.

— Ну что, пройдемся? — предложил Юрий. — Бывал уже здесь?

— Еще не бывал, — сознался Треог, — но очень хотел, как и все мы. Это же Занкар! Прямо не верится, что я здесь!

— С чего бы такие детские восторги?

— Мне говорили, что ты откуда-то с севера. Наверное, у вас совсем дикие края. Занкар — это золотая жила. Я не спрашиваю, сколько тебе платит за бой Ноисце, знаю — не жадный. Так вот, здесь можно получать впятеро больше! Сиглы валяются под ногами — только подбирай!

— Ну, пойдем подбирать, — усмехнулся Кондрахин.

Занкар озадачил Кондрахина. Он видел Тегле, побывал в Земной Европе образца сорок второго года, но… Занкар был ярче, выше, умнее устроен. А самое главное, прохожие, которых они спрашивали о чем-либо, неизменно отвечали с улыбкой. Это как-то не вязалось с тем, что Кондрахин изначально знал о Занкаре — государстве агрессивном.

В самые небеса устремлялись, кажущиеся невесомыми, строения. Это было более-менее понятно: на площади, сравнимой с земной Гренландией, проживало почти триста миллионов жителей. Некогда солидные запасы полезных ископаемых к настоящему времени на Занкаре были практически исчерпаны. Для землянина Кондрахина это представлялось нонсенсом: как можно купаться в деньгах, ничего не имея? Иное дело тот же Гауриз — постоянный природный соперник Занкара. Там — всего навалом. Однако, именно Занкар запустил в космос первый в истории Белведи спутник, разработал беспроводную связь, создал лучшую в мире систему образования.

Сказать, что столичные улицы были оживлены — значило погрешить против истины. Они были заполнены до предела. Транспорт всевозможных марок и расцветок представлял собой непрерывный жужжащий поток. Громады небоскребов связывала воедино сеть монорельсовых дорог. А ведь было еще и подземное сообщение! Вполне возможно, что город скрывал в себе архитектурные памятники минувших эпох, но то, что сейчас представилось глазам Кондрахина, было гигантским памятником иного рода — гимном функциональности.

Несмотря на разгар дня, улицы кишели народом, словно основным занятием занкарцев было движение. Впрочем, судя по одежде, здесь было немало иностранцев. В довоенной Москве такое количество пешеходов Кондрахин видел разве что во время первомайских демонстраций.

Треог был поражен зрелищем не менее землянина. Глаза его блестели так, словно он созерцал не безразличные к нему толпы, а вожделенные сиглы, плывущие прямо ему в руки. В каком-то восторженном оцепенении он следовал за Кондрахиным, угощался за его счет, что, в общем-то, не принято у белведов, подолгу задерживался у витрин магазинов.

В гостиницу бойцы вернулись за несколько минут до объявленного сбора. В отличие от Треога, Юрий более рационально использовал экскурсию: за тридцать сиглов приобрел электронную схему города, на которой красной точкой был обозначен он сам. Не бог весть что, но на первое время сгодится. С точки зрения землянина, не знакомого с электроникой, это был чудесный прибор, нуждающийся лишь в некоторой доработке.

К команде, собравшейся в холле отеля, вышел старший тренер в сопровождении врача. Коротко изложил условия предстоящих соревнований. Занкар выставил против гостей равную по численности команду. Таким образом, каждому бойцу предстояло провести по шесть боев за три дня состязаний. График очень жесткий, но ведь он одинаков для всех. После объявлений, сделанных тренером, врач команды предложил бойцам свои профессиональные услуги, но желающих или нуждающихся не нашлось.

Против ожидания Кондрахина дворец спорта был заполнен публикой до отказа. Хоть ни хозяева, ни приезжие не относились к числу лучших бойцов погла в своих странах, международный турнир всегда привлекает к себе внимание. Тем более, если речь идет о самом популярном на планете виде спорта. Было очень много молодежи, представители прессы и телевизионщики со своей аппаратурой занимали первые ряды в зрительном зале.

Перед началом состязаний публику приветствовал какой-то местный чиновник от спорта, он же представил обе команды. Потом путем жребия были определены пары соперников на первый день. Юрий заметил, что младший тренер команды Фитира при этом не присутствовал — его вообще не было в зале.

Наконец начались сами бои. Кондрахину выпало биться в третьей паре; оба предыдущих боя его товарищи по команде проиграли в общем-то равных поединках. Юрий ничего не знал о своем сопернике, поэтому начал бой осторожно. Ему противостоял белвед лет двадцати пяти, выше Юрия на полголовы, жилистый и подвижный. Атаковал он короткими сериями по три-четыре удара и тут же грамотно разрывал дистанцию. Кондрахин попытался мысленно прощупать занкарца. Напрасно. Никаких мыслей в голове противника не оказалось: он просто бился, подстраиваясь под текущую ситуацию. Ни злости, ни ярости, ни хитрого расчета.

Кондрахин подловил его во время очередной атаки, нанеся одновременно с шагов вперед и в сторону свой коронный встречный удар — не прямой и не крюк, а что-то среднее между ними. Белвед поднялся на счет "одиннадцать", но это был уже совсем не тот боец. Скорее всего, он пребывал в состоянии грогги — по терминологии боксеров Земли, но судья этого не заметил. Или не хотел замечать.

С этого момента положение на площадке диаметральным образом переменилось. Теперь по большей части атаковал Юрий, нанося сравнительно несильные, но точные удары. Он мог закончить бой досрочно, но посчитал это морально неприемлемым. Таким образом, победа ему досталась по очкам.

Волею жребия следом за ним выпало биться Треогу. Воодушевленный примером своего товарища, молодой белвед сразу пошел вперед. Правда, противник ему достался не столь искусный, но удары держал хорошо. И еще один бой остался за Фитиром, счет стал равным. Если эта интрига была заранее подготовлена, то сделано это было весьма профессионально.

Свой следующий бой Кондрахин чуть было не проиграл в самом начале. На этот раз ему достался крепыш-белвед, уже одержавший одну победу. Юрий наблюдал за его предыдущим боем, и соперник не показался ему опасным. Бойцы, отягощенные мускулатурой, как правило, недостаточно быстры. Промашка Юрия состояла в том, что он недоучел короткие руки своего противника, позволяющие наносить мощные удары с близкой дистанции. Словно две кувалды прошлись по животу Кондрахина, сбивая дыхание. Он с превеликим трудом оторвался от противника, успев нанести пару ударов, которые белвед, видимо, даже не заметил.

Но теперь Кондрахин был настороже. Он даже изменил своей обычной раскованной манере боя. И всё же тактика, которой он придерживался, была очень рискованной. Юрий держался почти у границы площадки, оттесняемый туда своим напористым противником. Зал неистово вопил, поддерживая своего земляка. Но за этим непрерывным гулом и криками Кондрахин улавливал всплески ментальной активности своего соперника. Очень скоро он мог разобраться, когда последует очередная яростная атака.

Понятно, что занкарец стремился вытолкнуть Юрия за границы площадки, но сам угодил дважды в эту же ловушку, по инерции вылетая за ограничительный круг. Вычет тридцати очков лишил его победы.

Бои длились практически весь день, и Кондрахина утомили больше не сами поединки, проведенные им лично, а необходимость неотлучно находиться в зале. Но всё когда-нибудь кончается. Бойцы погрузились в ожидавший их транспорт. Говорить не хотелось. Помалкивал даже тренер, которому по долгу службы надо было подвести итог первому дню соревнований. Если Кондрахин первоначально намеревался толком пройтись по местным магазинам, торгующим научной литературой, то сейчас понял, что сил у него хватит разве что на еду.

И всё же, засыпая, он вновь пережил проведенные бои. Да, признался он себе, без чтения мыслей второго соперника ему было не одолеть. Конечно, это не магия — всего лишь умение, изначально свойственное всем живым организмам. А ведь он владеет многими такими умениями, вдруг подумал Юрий. Любопытно, если бы на Белведи ему довелось соревноваться с Просветленными, кто бы одержал верх? С этой мыслью он провалился в глубокий сон.

Второй день прошел полегче. То ли противники достались не такие искусные, то ли потому, что на этот раз он открывал серию поединков, и после второй своей победы ушел, спросив позволение тренера. Цель его оставалась неизменной — физика Белведи.

Книжных магазинов в земном понимании на Занкаре не было. Нечто среднее между библиотекой, книжной лавкой и кафе. Редко кто из читателей приобретал книгу в личное пользование. Это значительно дороже, да и какой смысл? В библиотеке тебе в считанные минуты подберут нужное издание, в котором тебя, может быть, интересуют всего два-три раздела. По желанию клиента их можно было тут же распечатать. Кроме того, некоторые читательские места были оборудованы устройствами, которые Кондрахин вначале принял за эф-приемники. На их экраны можно было вывести практически любой интересующий его документ или даже несколько одновременно. Всё это Кондрахин отметил, неторопливо поглощая пиалу местного аналога чая у барной стойки читального зала.

Как всё это не походило на земные библиотеки с их благоговейной, храмовой тишиной! Юрий вспомнил долгие часы, проведенные в библиотеке мединститута, шорох страниц, застывшие позы читателей… А здесь — не библиотека, а какой-то проходной двор с громкими разговорами, писком приборов, звяканьем столовой посуды. Неужели здесь можно впитать в себя знания? И всё же, всё же…

Не мог Кондрахин не признать, что Занкар в своем техническом развитии намного опережал его родную страну. Правда, помнил он еще довоенную Москву. Сейчас там, пожалуй, год шестидесятый… Но не верилось Юрию, что его сородичи достигли столь высокой организации, что и белведы Занкара. Бог местных безбожников — прагматизм. Стало быть, и толчея, и шум в библиотеке тоже рациональны.

Кондрахина так и подмывало сесть за столик с экраном, но он решительно не представлял, как им пользоваться — десятиминутное наблюдение со стороны ничем не помогло. Поэтому, вздохнув, он отправился на обычное читательское место — полукруглому столу с вертящимся креслом. Очень быстро рядом с ним возник, словно официант в ресторане, служитель библиотеки. Юрий протянул ему заготовленный еще в Фитире список литературы. Перечень книг в нем занял три страницы.

Белвед ничем не выразил удивления или недовольства, лишь произнес:

— Вряд ли ты управишься с этим до закрытия. Тебе этого хватит на два месяца ежедневной работы.

— Меня интересуют только отдельные моменты из этих книг, — признался Юрий.

— В таком случае лучше пересесть к терминалу. Стоимость та же самая. Не умеешь пользоваться? Я помогу.

Пользоваться устройством, действительно, оказалось несложным. После включения на экране появлялся библиотечный каталог, по нему можно было перемещаться, просто проводя пальцем по экрану. Для каждого действия существовала подсказка. И все же перечень литературы оказался таким огромным, что Кондрахин растерялся: с чего начать.

— Возьмите энциклопедию Генсармина, — видя его замешательство, предложил библиотекарь, — это последнее издание. Каждая статья имеет ссылки на более фундаментальные работы, к ним легко перейти. Если я потребуюсь, нажмите кнопку на столе.

Юрий понимал, что сведения о работах, способных уничтожить не то что планету Белведь — целые миры — не может появиться в общедоступной печати. Особенно, учитывая разделённость и государственную многополярность Белведи. Впрочем, вариант был: статьи подобного рода могли появляться, если практическая их реализация оставалась где-то за горизонтом действительности. Больше всего ему в этом поиске могла бы помочь так называемая научно-популярная литература, но её-то как раз на Белведи, вроде бы, не существовало. Или просто ему не попадалось.

Но кое-что опубликовано быть могло. Пускай, намёками, указывая не на знания, а на тенденцию их развития. Вот почему Юрий так усердно грыз гранит белведской науки. Стоит ли окунаться глубже, или уже достаточно, чтобы с чистой совестью отчитаться перед Просветленными: так, мол, и так, уважаемые, сделал всё, что мог? То, что смогли ученые Тэйжи, предсказавшие грядущую гибель своей планеты, не может быть автоматически перенесено на другие миры. Вот и Земля тоже, по большей части, представляет собой техническую цивилизацию, однако земные физики слыхом не слыхивали о Нечто, уничтожающем Вселенную. Правда, выбор Белведи не был случайным: как и на Тэйжи, местные жители не пользовались магией и не отрицали ее существования только в силу полного неведения.

Из белведских книг Кондрахин почерпнул оригинальную, на его взгляд, концепцию построения материи. В основе ее лежало представление о миг-пространстве, не имеющим ни протяженности, ни материальных объектов в любой форме. Стабильность миг-пространства напрямую связывалась с уровнем его внутренней энергии. Теоретически разогрев его должен был сопровождаться массовым появлением частиц и увеличением объема. Наоборот, резкое охлаждение уже существующего материального пространства вело к преобразованию микрочастиц в отрицательную энергию и остановке времени. К сожалению, Кондрахин выяснил, что теоретические разработки белведских физиков в этом направлении распространялись на объем пространства, равного одному атому вещества.

Но, может быть, это лишь видимая, надводная часть айсберга, а истинное знание надежно спрятано от глаз непосвященных? Ответить на этот вопрос, просто читая книги, было невозможно. Единственный выход — внедриться в какую-либо научную группу, занятую соответствующей тематикой. Юрий вздохнул, представив длительность своей "командировки".

В гостиницу Кондрахин вернулся поздним вечером. Его сосед по номеру не спал — прикладывал примочки к разбитому в кровь лицу. Обе брови были рассечены, нос и губы распухли.

Юрий покачал головой.

— Кто это так постарался?

— Да твой вчерашний, — невнятно ответил Треог. — Прямо не белвед, а машина какая-то. Думал, убьет.

— Дай-ка я погляжу, — предложил свои услуги Кондрахин. Он так давно не занимался целительством, что почти позабыл, что когда-то почти стал дипломированным врачом. Земным врачом-невропатологом с никелированным молоточком и иглой в руках. Смешно.

В первую очередь — снять боль. Интересно, подействует ли на белведа древний китайский приём? Приём подействовал. Теперь — осторожно стянуть пальцами разошедшиеся края раны над правой глазницей… Один из профессоров в институте рассказывал, как сшивают подобные и даже более глубокие раны в одном из африканских племен. Сажают прямо на кровоточащую плоть огромных и злых местных муравьев, и те своими челюстями очень быстро соединяют рассеченную ткань. Но здесь муравьев нет. Зато есть сила живого организма, которую надо лишь активизировать. Никакой магии, всего лишь грамотная тактика. И неважно, человек перед тобой, кошка или белвед.

Через полчаса на лице Треога остались два розовых рубчика, нос принял обычные очертания, губа, правда, оставались полноватыми. Но это ничего, к утру пройдет. Ведь впереди — заключительный день состязаний.

По большому счету Юрию был безразличен итог командной встречи, да и внешний облик Треога тоже. Но почему бы не сделать маленькое, но доброе дело и тем самым не заиметь должника? На всякий случай.

Кондрахин проснулся внезапно и долго лежал, не шевелясь и обдумывая свой сон. А приснилась ему какая-то чертовщина, в которой перемешались люди и бедведы, Просветленные и Стражи, а самое главное — Он, предначертанный враг, с которым он не справился в гитлеровской Германии, уступил его проекции на Тегле. Который чуть не погубил его в Школе с помощью черного камня.

Правая рука явственно ныла. Поначалу Юрий подумал, что просто отлежал её, уснув в неудобной позе. Но боль нарастала, и вскоре не осталось сомнений в ее происхождении. Но как Он достал Кондрахина здесь, в мире, лишенном магии? Что за механизм Ему удалось включить?

Юрий еще раз вернулся к своему сну. Да, он бахвалился перед Ним, вызывая на поединок погла. Уверенный в своем превосходстве. И тот почуял вызов и принял его! Но ведь мысленная связь с поверхности Белведа невозможна, об этом сто раз твердил Просветленный Алишер. В этой чертовщине предстояло еще разобраться, но была не менее важная задача: привести себя в форму. Ранее Кондрахин прибегал к помощи дикой груши или своего камня-оберега. Но дикие груши на Белведи не росли, а заветный камень в эту экспедицию он не взял, якобы, за ненадобностью. Неприятная история. Отказаться от боев, значит, попасть в лапы лекаря. Такой поворот Юрия не устраивал. Биться одной рукой? Тоже приятного мало. Противники-то не хилые, настучат по голове, как по барабану. А ведь предстоял еще один бой, согласие на который он дал еще в Фитире…

Кондрахин представил, что держит в немеющей руке свой камень. Не помогло. И образ был четким, и сосредоточенность полной, но — не помогло. Рациональный ум подсказывал: утро вечера мудренее, сними боль и усни, тебе надо быть, по крайней мере, свежим. Юрий послушался.

Свой первый бой Юрий, как ни странно, выиграл. Со стороны он, наверняка, выглядел этаким фанфароном — с опущенной вдоль тела правой рукой. Приходилось непрерывно двигаться и атаковать одной левой. Рассчитывать на внезапный нокаутирующий удар было смешно — самому бы не нарваться. Но его противник, видимо, ожидал от опущенной руки какого-то подвоха, поэтому сам больше защищался. Как бы то ни было, Юрий выиграл по очкам.

До следующего поединка было целых три часа, но восстановиться Кондрахин не смог. Последний бой отнял у него сил не меньше, чем четыре предыдущих вместе взятые. А тут еще рука… Оставалось надеяться на свой авторитет, ведь он был единственным из спортсменов обеих команд, кто пока не испытал горечь поражения.

Но соперник оказался не из пугливых. Видимо, и тренер что-то подсказал. На Юрия с первых секунд обрушился град ударов. Каждый из них мог стать последним. Кондрахин защищался в основном подставками плеча и локтя, на уклоны и нырки просто не хватало сил. Вот уже и левая рука словно не своя… Кулак бьет куда больнее, чем боксерская перчатка.

Лишь однажды Юрию удалось применить принцип "железной руки", некогда перенятый у одного из своих учителей — бурята Иванова. Это был сметающий блок с шагом назад. Такой удар способен переломать кости. Кости у белведа оказались крепкими, но пыл его поугас. По очкам Юрий, конечно, безнадежно проиграл, но хотя бы избежал почти неизбежного в его положении нокаута. Иначе говоря — сотрясения мозга.

В гостинице, куда вскоре вернулась команда, старший тренер поинтересовался:

— У тебя что-то серьезное с рукой? Я поначалу подумал, что ты специально… Давай врач посмотрит.

Кондрахин отмахнулся:

— Пустое. Потянул мышцу.

Тренер не настаивал. Соревнования закончены, результат достойный: команда Фитира уступила всего шесть очков. А что там будет с бойцом Юреном Островитянином — не его забота. Юрен выступает за клуб Ноисце, а не Тхана Альфена.

Откуда-то появился администратор, и все участники соревнований получили денежное вознаграждение. Ближайшие сутки каждый был волен использовать сиглы и время по своему усмотрению.

Когда Кондрахин дотащился до своего номера, довольный Треог уже прихорашивался перед зеркалом.

— Пойдем, — предложил он, не ожидая отказа.

— Извини, не в форме, — ответил Юрий.

— Чудак, когда еще представится такая возможность? Ты что, не знаешь, что есть на Занкаре? Профессиональные жены! Они всегда хотят!

Так и не убедив Юрия, Треог в одиночестве отправился на поиски сексуальных приключений. А Кондрахин без сил завалился на лежанку. В полной неподвижности он провел час или два до тех пор, пока дверь в номер не отворилась. На пороге стоял младший тренер, а за его спиной маячила чья-то незнакомая фигура.

— Спишь, Юрен? Просыпайся! Должен представить тебе Манаити, это он организует завтрашний бой.

Кондрахин приподнялся и бросил взгляд на вошедшего. Не требовалось умения читать ауру, дабы понять, что перед ним мафиози местного розлива. Причем, розлива качественного и крепкого.

Манаити бесцеремонно опустился на лежанку Треога.

— Бой состоится вечером, успеешь оклематься.

— Есть кое-какие проблемы… — начал было Кондрахин.

— Это — твои проблемы. Все билеты проданы.

— Кто мой противник?

— Вирс. Ты бился с ним в первый день и победил.

Час от часу не легче! Вирс — тот самый квадратный, чуть было не уложивший Кондрахина на первой минуте, а потом расправившийся с Треогом и еще двумя противниками! "Да пребудет со мной Ишвара" — мысленно произнес Юрий.

— Я не должен быть узнан, — вслух произнес он.

Манаити на секунду задумался.

— Вообще-то публика надежная, но… Думаю, ты прав: мало ли кому взбредет в голову сделать снимок на память. Будете биться в масках — и ты, и Вирс. Хотя вас обоих узнать нетрудно.

— Предположить, а не узнать, — поправил Кондрахин. — Будут какие-либо пожелания?

— Будут, — по-деловому ответил бандит. — Победишь к концу схватки — десять тысяч твои. Если в начале боя — только шесть. Проиграешь, но продержишься до конца — семь тысяч. Ляжешь сразу — три. Проще не бывает.

На этот счет у Юрия было свое мнение, касающееся не арифметики, а собственного здоровья. Но он промолчал.

— Мы заедем за тобой, — вставая, информировал Манаити и уже с порога спросил: — Кстати, говорят, у тебя что-то с рукой…

— Мои проблемы, — вздохнул Кондрахин, — а все билеты проданы.

В клуб Кондрахина доставили с черного хода. Но даже здесь стояли охранники. Дюжие, уверенные в себе. И, наверняка, вооруженные. Какими-то переходами с уровня на уровень Юрия провели в комнату, напоминающую театральную гримерную — он видел нечто подобное на Тегле. Невзрачный белвед принялся колдовать над его лицом. Видимо, под маской здесь понималось именно такое преображение. Помимо гримера в комнате остался младший тренер — Юрий не озаботил себя обременять память его именем.

— В погле без правил, — монотонно вещал молодой белвед, — не один, как в спортивном, а два этапа по пятнадцать минут. Можно бить руками и ногами куда угодно. Запрещено кусать и бить противника, если хоть какая-то часть его туловища касается пола. Если выпустишь сразу два ремня из рук — засчитывается поражение. Нельзя бить пальцами, даже случайно. В общем, ничего сложного.

"Вот иди и сражайся, — подумал Юрий. — Одной рукой".

Гример закончил работу. Юрий взглянул в зеркало. Да, тот еще видок. Детям и беременным смотреть не рекомендуется.

— Сколько осталось до начала? — спросил он.

— Минут двадцать.

— Мне надо побыть одному, — тоном капризной звезды произнес Кондрахин.

— Я зайду, — пообещал тренер, ретируясь вместе с гримером.

Юрий тем временем уже прикидывал свои шансы. Было их, к сожалению, немного. Вирс физически сильнее его, к тому же чертовски хорошо держит удар. В их спортивной встрече Кондрахину дважды удалось провести неплохие удары в челюсть. Любое существо, имеющее мозги, прониклось бы уважением, а Вирс, словно, и не почувствовал. Видимо, нет мозгов, увы. И еще куча минусов. Например, таких, как строение черепа белведов. У них костная оболочка мозга представляет единое целое, постепенно истончающееся ото лба к затылку. Недаром, подставка под удар лба расценивалась судьями, как защита. Но Юрия в данном случае больше беспокоила собственная голова, точнее, височные кости. У человека, в отличие от белведа, височная кость двухслойная. Внутренняя, так называемая стеклянная, пластинка при сильном ударе разлетается на множество осколков, вонзающихся в мозг. Часто такие удары смертельны. Правда, никто не мог подозревать в Юрии человека, и специально метить ему в висок не было никакого резона…Как и бить в пах.

"Что же у нас в плюсах?" — поразмыслил Кондрахин. Положительным было спортивное прошлое Вирса. Еще проходя подготовку в диверсионном центре НКВД, Юрий обратил внимание на бывших боксеров. Овладевая новой для них техникой, они неплохо работали ногами. Часто даже лучше Кондрахина. Но в пылу поединков неизменно скатывались на бокс. Вполне вероятно, это будет свойственно и Вирсу. А ведь ноги и длиннее, и сильнее.

Что еще? Удар ребром ладони со стороны указательного пальца? Да, действительно, в данном движении рука используется как плеть. Но в точке касания она обязательно должна быть напряжена, а Юрий на это сейчас не способен. Итак, что же у него остается? По сути, только удар правой ногой — пяткой в затылок или коленом в нервное сплетение. Негусто.

В комнату заглянул тренер и одними глазами показал: пора.

Спортивный зал, а точнее зальчик на полсотни мест, был заполнен в основном немолодыми и явно состоятельными — судя по дорогим костюмам — белведами. Должно быть, пришли они сюда не насладиться зрелищем изящно проведенного приема, а ради денег и азарта. Тотализатор работал в открытую. Каждый зритель держал в руках тоненькую пластину с кнопками, наподобие схемы города, приобретенной Кондрахиным в первый день пребывания в Занкаре. Какие манипуляции проводились с этими пластинами, Юрию не было видно. С противоположного входа к арене вышел Вирс. Он был обнажен по пояс; и лицо, и торс его были раскрашены красными и черными полосами. Юрий мысленно прощупал своего соперника. Спокойствие. Ничего, кроме спокойствия.

Хозяин закрытого заведения — Матаити — возвестил о начале поединка и о завершении ставок. Прозвучал короткий, как выстрел, звуковой сигнал, и Юрий ступил в круг. Арена здесь была меньше, чем в спортивном погле. Понятно: зрители жаждали крови, а не элегантных перемещений бойцов. На малой площади и отступать некуда.

Исчез зал вместе с жадными до крови и денег зрителями. Остался только очерченный круг и неумолимо приближающийся квадратный белвед. Начало атаки Юрий чуть было не прозевал. Вирс нанес неожиданный, в такт шагам, удар ногой — невысокий, но подкрепленный молниеносным выпадом кулаком в лицо. Ногу Вирса Кондрахин отвел в сторону, а вот от руки защититься было уже нечем. В последний момент землянин успел повернуть голову, и удар пришелся вскользь, слегка ободрав скулу. Это мгновение Юрий использовал, чтобы вонзить левый кулак подмышку Вирса. Хвала неизвестному демиургу, создавшему Белведь, подмышечные нервные сплетения у белведов располагались в привычном месте.

Вирс отреагировал ударом левой рукой, к которому Кондрахин оказался готов, неожиданно разорвав дистанцию. Впрочем, это не обескуражило его противника. Казалось, он выполняет скучную, не очень приятную, но необходимую работу. А впереди еще почти полчаса. Целая вечность.

Кондрахин не отсиживался в обороне, понимая, что ни к чему хорошему для него это не приведет. Несколько раз он атаковал с дальней дистанции круговым движением ноги (в погле без правил бились босиком), но Вирс успевал защититься. Юрий не мог не отметить тактическую грамотность противника: тот шел на удар, а не пытался отступить.

Носы у обоих были разбиты, отчего боевая раскраска бойцов — к вящему удовольствию публики — приобрела еще более волнующий характер. Сказать, кто из них сейчас выигрывал, было затруднительно. Будь это спортивный поединок, судьи, наверное, отдали бы предпочтение Вирсу из-за его наступательной тактики, но преимущество белведа пока что было незначительным. Только вот, в отличие от Юрия, он совсем не устал. По крайней мере, внешне. Но одну маленькую, но приятную для себя деталь Кондрахин заметил: его противник все реже атаковал ногами. Видать, не привык.

В свою очередь Юрий почти перестал использовать свою единственную работающую руку, даже атаки Вирса отбивал ногами. Один раз ему удалось провести сметающую подсечку, которую инструктор рукопашного боя бурят Иванов называл "хвостом дракона". Правда, развить успех не удалось. Поверженный на пол белвед вскочил на ноги раньше, чем Юрий занял позицию для удара.

Наконец наступил долгожданный перерыв. Юрий дышал, словно после марафонской дистанции, и думал, что очередной пятнадцатиминутки ему не выдержать. Что-то надо предпринять немедленно. И дело не в призовом фонде — в самосохранении. Иначе некому будет узнавать секреты белведской физики.

Тем временем по залу пронеслась волна оживления. По местным правилам разрешалось делать промежуточные ставки на тотализаторе. Но всё это проносилось где-то по самому краю сознания. Кондрахин неотрывно смотрел на своего противника. Белведы восстанавливаются быстро, гораздо быстрей любого человека, даже наделенного особыми способностями. Значит, Вирс немедленно кинется в атаку, исход которой непредсказуем. Не может он не чувствовать, что Кондрахин выдохся. Мастер всё же, что там ни говори о его мозгах. Значит, надо постараться закончить бой немедленно. Только бы знать — как.

В их первом, еще спортивном, поединке Юрий подловил Вирса на неспособности противиться инерции собственного массивного тела. Конечно, тот извлек из этого урок, и больше за ограничительный круг не выскочит. Но от инерции ему не избавиться, физических законов не отменить. Главное, не упустить момент. Чем стремительнее будет атака Вирса, тем больше шансов на успех.

Как и ожидалось, полностью восстановившийся белвед кинулся в бой, словно и не было позади пятнадцати минут изнурительной схватки. Но на этот раз Кондрахин не отступил, а словно перенял тактику противника. Скользящим блоком он парировал удар Вирса, заступая тому за спину. Даже не половину — четверть шага. Но раньше, чем Вирс успел воспользоваться преимуществом ближнего боя, Юрий, нагибаясь, по широкой обратной дуге послал левую пятку прямо в затылок своему противнику. И сразу, без остановки, тем же самым движением Кондрахин направил пятку правой ноги в центральное нервное сплетение белведа. Вирс покачнулся и упал ничком. По всей видимости, второй удар был уже лишним, но Юрий не имел права рисковать.

Судья принялся отсчитывать положенные секунды, а зал уже неистовствовал — кто с радости, а кто от огорчения. Всем было ясно, что поединок досрочно закончился. Так и не пришедшего в себя Вирса утащили под руки, Матаити подсчитывал барыши, а Юрий, уронив голову, всё сидел на своей скамейке, даже ремней с рук не смотал.

Рядом появился тренер, похлопал Кондрахину по плечу и шепнул:

— Молодец! Ловко ты его уделал! Пошли, что ли? Пока отмоешься, народ разъедется.

Тренер — хотя, какой, к дьяволу, тренер? — посредник всем своим существом излучал довольство. Видать, неплохо нагрел руки на чужих ссадинах и ушибах.

Когда Кондрахин привел себя в порядок, появился Манаити. Он тоже похвалил Юрия, но — сдержанно.

— Неплохо, боец. Даже меня провел: не верил я в твою победу, на Вирса ставил. Иди подготовь машину, — на этот раз реплика адресовалась представителю Тхана Альфена. Тот послушно кивнул.

Оставшись один на один с Кондрахиным, Манаити сначала открыл принесенный с собою маленький саквояж, похожий на кофр фотографа, и принялся молча выкладывать из него на гримерный столик пачки сиглов по тысячи в каждой. После шестой он сделал паузу, словно делал выбор. Юрий отчетливо видел, что это лишь игра, но предпочел оставаться зрителем.

— Добавляю еще одну, — наконец сказал Манаити. — Потянул бы еще немного, получил бы все десять.

Ребром ладони он подвинул деньги в сторону Кондрахина.

— И еще одно, боец. Я, конечно, уважаю старину Тхана, но подумай, какой резон тебе его кормить? Смотри сам: сегодня ты заработал и себе, и мне, и Тхану, и его шестерке. Ну, мы с тобой — это ясно. Я организовал, ты дрался. При чем здесь третьи и четвертые лица? Работали бы мы с тобой напрямую, их доли отошли бы тебе.

Белведы, благодаря разобщенности мыслительного и эмоционального процессов, а также бедности мимики, умели врать очень правдоподобно. Но, ввиду прямо противоположной организации психики, их ложь была совершенно очевидной для человека.

— Не будем загадывать, Манаити-ган. Видишь, в каком я состоянии? Травма оказалось серьезнее, чем я предполагал.

— Заживет твоя рука, — успокоил его бандит. — Занкарские врачи — лучшие в мире.

Тхан Альфен редко покидал пределы Фитира. Просто не было особой необходимости. Законы королевства были весьма либеральны, а стража нерасторопна, если не сказать ленива. Не составляло труда провести любую конспиративную встречу. Но на этот раз Пандар вызвал его к себе.

Никому не была известна степень осведомленности занкарских спецслужб, чьи агенты прочно обосновались во всех уголках Белведи. А свою персону Тхан берег и привлекать к ней излишнее внимание избегал. Вот почему вначале он выехал поездом в сопредельное государство — республику Уанара. Здесь был постоянный и неиссякаемый избыток дешевой рабочей силы, и многие иностранцы размещали в Уанаре свои производства. Не оставался в стороне и предприниматель Тхан. Так что приезд его в Уанару не только выглядел, но и на самом деле был совершенно легален.

Несколько дней спустя самолетом он переправился в Юбир — настоящий рай для проходимцев всех мастей. Здесь Тхана ждали документы на чужое имя, с которыми он и преодолел морем последний участок своего сложного маршрута из Фитира в Гауриз.

Тхан Альфен служил Гауризу верой и правдой, но не любил эту страну. Ни величавую размеренность ее быта, ни крупнейшие на планете верфи, ни вошедшую в поговорки неподкупность местных чиновников. С равной вероятностью Тхан мог работать на любое иное государство. Если бы он дал себе труд применить свои профессиональные знания к собственной персоне, то не стал бы возражать, что суть его жизни — борьба против Занкара. И при всём том он оставался занкарцем.

На родине Тхан не был уже шестнадцать лет. Давно истлели его портреты полицейского исполнения, но годы не пощадили и его лица. Минимум усилий — и бывшего студента не узнает никто из его сокурсников. Так что риск разоблачения Тхана не пугал. Это Пандар категорически запретил ему въезжать в пределы Занкара. Запрет этот составлял часть имиджа Тхана Альфена.

Дело в том, что далеко не все жители королевства Фитир одобряли финансовую и политическую экспансию Занкара. Недовольные попадались даже среди высших королевских чиновников. Сами того не зная, они являлись поставщиками важной информации, передаваемой Тханом Альфеном в Гауриз.

С Пандаром они встретились в официальной обстановке служебного кабинета. За прошедшие годы разведчик физически сильно сдал. Из элегантного щеголя с изысканной тросточкой он превратился в тяжеловесного старика с мешками под глазами. Хотя, возможно, это был сознательно выбранный образ. Последние годы Пандар занимал высокий пост руководителя агентурной разведки Гауриза, и явных конкурентов на этом поприще у него не было. Его с Тханом разделяли многие и многие ступени служебной карьеры, для занкарского эмигранта неодолимые. В то же время Тхан Альфен, можно сказать, был вне категорий: в свое время его завербовал сам Пандар, еще будучи резидентов гауризской разведки в Фитире. Задания Тхан получал лично от Пандара, и лично ему направлял отчеты. Таких — личных — агентов у Пандара было несколько, в самых разных странах. Он слишком долго служил в разведке, чтобы избегать подстраховки. Возможно, так поступали все высшие чины разведки Гауриза, но кто в этом признается?

Пандар встретил агента стоя, радостно протянул руки навстречу и ткнулся гостю головой в плечо — жест особой доверительности. Если старый разведчик играл, то эта игра была тонкой и деликатной. Тут же последовал ряд банальных вопросов: о жизни, о дороге. Эта церемониальность и степенность гауризцев немного раздражала Тхана. В конце концов Пандар немало лет провел за границей, где темп жизни совсем другой, не оставляющей ни места, ни времени на обмен любезностями. Неужели Пандар настолько сдал?

Уже несколько минут спустя Тхан Альфен убедился, насколько ошибочным было его предположение.

Приглашающим жестом указав гостю на стандартную напольную подстилку, Пандар уселся на высокий по меркам Белведи мягкий пуфик.

— Молодость со здоровьем ходят парой. И уходят сообща. Суставы уже не те, — пояснил он.

Неизвестно, говорил ли Пандар правду о своем здоровье, но его высокое сиденье придавало ему доминирующее положение в кабинете.

— Ну что ж, Тхан, перейдем к делу, и ты поймешь, почему я вызвал тебя сюда лично. Ты произнес загадочную фразу: "Курьер может превратиться в источник". А я знаю, что ты слов на ветер не бросаешь. Безусловно, рисковать источником нельзя. Так кто он? Работник военного завода? Разработчик военных программ? Крупный военачальник?

Тхан стушевался. Его смутные мысли о дальнейшем использовании Юрена Островитянина не предполагали такой скорой реакции руководства, тем более, практической реализации. Но Пандару надо отвечать максимально честно.

— Белвед, которого я имел в виду, пока никто. Простой боец погла.

— Занкарец?

— Подданный Фитира. Я вовлек его в участие в подпольных поединках без правил. В том числе на территории Занкара. Получить от бойца спортивного погла согласие на это труднее, чем ты думаешь. Но в этом есть своя положительная сторона: они становятся очень осторожными. С другой стороны, спортивные команды крайне редко досматривают…

— Что ж, всё правильно. Я одобряю. Но при чем тут источник?

— Дело в том, — помедлив, сказал Тхан Альфен, — что мой боец собирается стать физиком.

— Вот как? Однако, мой друг, как ты лично это себе представляешь? На мой дилетантский взгляд мордобитие и наука несовместимы. Интеллектуал с ушибленными мозгами!

— Согласен, — кивнул Тхан, — но здесь случай особый. С самой первой встречи Юрен — так его зовут — показался мне неординарным. Слишком… умным, что ли.

— И ты не подумал о подставке? — перебил его Пандар.

Тхан отрицательно покачал плечами.

— Понимаешь, Пандар, чтобы вырастить классного бойца, надо затратить не менее пяти лет. А Юрен — большой мастер. Я, конечно, проследил его жизненный путь, насколько мне это доступно. До меня он работал, правда, недолго, на одного из мелких дельцов Хевека. Сам родом с островов Ледника. Но эту часть его биографии я проверить не в состоянии.

— Да, — кивнул Пандар, — знаю. Куча мелких рыбацких деревушек, где никто не знает, кто чей ребенок. Извини, перебил. И что дальше?

— После того, как Юрен заявил о своем намерении оставить погл ради науки, я провел обыск в его жилище, которое сам же ему и рекомендовал — через Ноисце… И обнаружил кучу книг по ядерной физике и космонавтике. С массой его пометок и выписок. Понимаешь, он не просто их листает, а очень вдумчиво изучает. Только не пойму, когда. Мне, чтобы перевернуть такую гору литературы, потребовался бы год. Да какой год! Года три, не меньше. А Юрен управился за считанные месяцы.

— А ты уверен, что пометки сделаны его рукой?

— Проверил. И почерк сличил, и повторную ревизию произвел после его очередной книжной покупки. Подробности оставляю, но работает с книгами именно он.

— Любопытно, любопытно…

Пандар надолго замолчал, и лишь по движениям его глаз можно было понять, какой огромный мыслительный процесс происходит в его голове в эти минуты.

— А что? Это может быть очень интересным ходом. Даже, если он не такой талантливый, каким тебе показался. Занкарцы будут нянчиться с ним, хотя бы ради экзотики. Это в их стиле. А он, в свою очередь, качать права. Только надо приступить к этому, не откладывая. В ядерной физике мы Занкару не уступаем, а вот в космической отрасли они нас сильно обошли. Представляешь, чем это грозит? Причем, уже в ближайшем будущем. Я каждый раз, идя на службу, поеживаюсь: что они мне сейчас сбросят на голову. Так что за тобой подробный план вербовки и внедрения агента. Начать с чего думаешь?

— С подготовки самого Юрена. Он должен получить университетское образование, причем именно в Занкаре. Это потом ему будут поблажки, а при поступлении экзаменовать его будут втрое строже остальных претендентов. Есть в Фитиро один чудак, меценат от науки. Я его знаю еле-еле, но мой приятель Ноисце с ним на короткой ноге: как же — оба аристократы.

Пандар довольно резко перебил агента:

— Ты не забыл, что твой Ноисце регулярно пишет доносы в тайную канцелярию королевской стражи?

— Ни в коем случае! Пусть и дальше создает мне репутацию нечистого на руку, а потому абсолютно лояльного режиму дельца. Пока Ноисце получает свою долю от моей, не совсем честно полученной, прибыли — а он лучше других знает ее источник — контрразведка будет пропускать страницы, где пишется обо мне.

— Хорошо, действуй, — кивнул Пандар, — и держи меня в курсе всего. Поверь, это не мелочная опека. Слишком высока будет цена ошибки. Ладно, я полагаюсь на тебя. А теперь пора мне показать тебе, что такое настоящее гауризское гостеприимство…

Крайне редко собиралась Ассамблея. Присутствовали практически все Просветленные, кроме тех, кто не смог прибыть по вполне извинительным причинам. А повод был, казалось бы, смехотворный: внедрение в общем-то ничем не примечательного человека Кондрахина на планету Белведь. Или, как здесь было принято выражаться, в мир Белведи. Конечно, Кондрахин — избранник демиургов, но пока он — мелкий винтик огромного механизма, называемого Вселенной. Нечто надвигалось, уничтожая этот механизм, гибли при этом даже Просветленные, так и не успев понять, какая такая сила превзошла их собственную. Да что там Просветленные — даже демиурги косвенно признали свою несостоятельность, назвав избавителем от всемирной катастрофы обычного человека — одного из мириадов живых существ, населяющих миры.

На чём обоснован выбор демиургов, Просветленные могли только гадать. О том, что этот выбор не случаен, свидетельствовало только существование некоего лица, которого называли просто Он. Извечный, предначертанный враг человека Юрия Кондрахина. С этим как раз было ясно. Силы и возможности соперников были несоизмеримы: Кондрахин пока еще владел всего лишь азами магического искусства, а Он на протяжении столетий успешно противостоял всему сонму Просветленных. И, тем не менее, не мог победить Кондрахина!

Уравнение с тремя неизвестными, которое требовалось упростить. Нечто, Он и Кондрахин. Первая составляющая — недоступна. Кондрахин — союзник. Остается неведомый Он. Связан ли Он с Нечто, или же действует по собственным планам, можно было выяснить, лишь устранив его, как фактор. Но Враг был хитер и осторожен. Действовать он предпочитал чужими руками и чужими разумами, вот почему его до сих пор не удавалось не только обезвредить, но даже идентифицировать. Лишь, вступая в непосредственное противоборство с Кондрахиным, Он терял голову, обнаруживая себя всплесками энергии, которые ни с чем нельзя было перепутать.

Официальная причина направления Кондрахина на Белведь — изучение технических возможностей гибели миров — конечно же, не отрицалось, но в успех миссии землянина мало кто верил. То, что удалось сделать учёным Тэйжи, далеко не обязательно достижимо и для других. Белведь — тоже техническая цивилизация, но от погибшей Тэйжи белведы отставали настолько, насколько люди бронзового века от пользователей компьютером. Белведы только-только вышли на околопланетарную орбиту, а тзйжийцы задолго до этого совершали межзвездные перелеты.

Так пусть Кондрахин выполняет поставленную задачу — вне зависимости от результатов. Главное в другом. Озадачить предначертанного врага исчезновением Юрия из всех доступных миров, заставить нервничать, искать, тем самым раскрывая себя.

Накануне энергетический всплеск, направленный с Земли в направлении Белведи, был зафиксирован Стражами. Этот почерк подделать было нельзя. Враг обнаружил себя, и Просветленным следовало согласовать дальнейшие действия.

— Видимо, первому следует высказать свои мысли Алишеру, — предложил восседающий в тени необъятного дерева Просветленный, чья белоснежная борода закрывала голые колени, — именно он в последние годы непосредственно готовил избранника демиургов.

Алишер согласно кивнул. Обычно Просветленные ограничивались мысленной связью, но на Ассамблеях полагалось высказываться вслух.

— Белведь была выбрана не случайно, — неторопливо начал наставник Кондрахина, — населяющая этот мир разумная раса не способна, в силу особенностей физиологии ее представителей, генерировать направленные информационные потоки. Вот почему духовное воздействие на материальные объекты там невозможно. Даже для нас, Просветленных. Для стороннего наблюдателя Белведь — неживой мир, и, если бы не усилия Стражи, мы бы оставались в неведении относительно ее обитателей.

— Погодите, Алишер, — прервал его седобородый патриарх, — из вашей речи следует, что и попасть на Белведь привычным для нас путем невозможно.

— Возможно, — возразил Алишер, — только это будет сопровождаться непредвиденными для обитателей планеты последствиями. Вплоть до серьезных катастроф. На это мы, разумеется, пойти не можем. Кондрахина пришлось переместить в верхние слои стратосферы, разумеется, в специальном снаряжении. Тем не менее, даже это сверхосторожное внедрение сопровождалось сильной бурей в горах, захватившей несколько сотен квадратных километров. Стражи рассчитали специальную формулу, из которой следует, что сила нашего воздействия на Белведь будет стремительно возрастать при увеличении глубины вторжения. Хуже другое: вернуться назад самостоятельно ни Кондрахин, ни кто иной не сможет. И связи у нас с ним нет.

Просвещенные, в гармоничном беспорядке рассевшиеся по вечнозеленой лужайке, сдержанно зашумели.

— То есть, избранник демиургов в очередной раз брошен на произвол судьбы? Брат, ты не забыл, как этого человека мы чуть было не потеряли на Земле? Врагу не хватило нескольких часов, чтобы добраться до него…

Алишер оставался невозмутим.

— На Земле избраннику демиургов противостояли намного превосходящие его силы. На Белведи таких просто нет. Это вообще в данный период свого развития очень спокойная планета. Кондрахину ничто не грозит. Его Враг проникнуть на Белведь не может. Точнее, не захочет. Лишенный магических способностей, он не сможет противостоять моему подопечному. А самое главное — не сможет оттуда вернуться.

Некоторое время Просветленные молча переваривали сказанное Алишером. Потом кто-то не выдержал, послав мысленный вопрос:

"Каким же образом Он узнал местонахождения избранника демиургов? Как его мысленная посылка достигла адресата, и что было в ее содержании?"

Алишер ответил вслух:

— Не знаю. Только помните, что Он — извечный, предначертанный Враг Кондрахина. Их противоборство началось еще в период пребывания Кондрахина в Школе первой ступени. Тогда лишь своевременная помощь наставницы спасла Кондрахина от гибели. Какова природа связи, объединяющая этих двух существ, мне неизвестно. Во всяком случае, это не поиск по астральному или ментальному следу.

— Еще один вопрос, Алишер, ответ на который ты должен знать. Как долго пробудет Кондрахин в мире Белведи, и как ты намерен его оттуда возвратить?

— Сроки определяет сам избранник демиургов. Когда он сочтет свою миссию выполненной, он подаст радиосигнал, который уловят Стражи. Я выстрою туннель отсюда по высокогорья Белведи. Вот и всё.

— То есть, — уточнил кто-то из Просветленных, — Кондрахин снабжен техническими средствами связи?

— В этом не было необходимости. Всё, что требуется для их изготовления, можно найти на месте. Напомню, что на раннем этапе своей подготовки Юрий Кондрахин прошел соответствующие курсы на Земле.

Вопросов больше не последовало, только донесся чей-то мечтательный вздох: "А как здорово было бы, если бы удалось завлечь Его на Белведь! Вечная, неотпираемая ловушка!"

Еще на Занкаре Юрий оценил преимущества читален. Во-первых, не надо было рыться в грудах книг в поисках необходимой. Во-вторых, экономия — печатная продукция стоила довольно дорого. Усовершенствованная долгими тренировками память позволяла чуть ли не фотографически запоминать огромные куски текста. Правда, фитирские читальни куда как уступали занкарским, и по удобствам, и по перечню изданий.

Близились к концу вторые сутки после возвращения Кондрахина с соревнований. Он имел краткую встречу с Ноисце, сообщив тому о возникших проблемах со здоровьем. Хозяин выразил сдержанное сочувствие и надежду на скорое выздоровление. "Всё же приятно иметь дело с аристократом", — подумал Кондрахин, припомнив своего первого работодателя на Белведи.

Смеркалось, когда он возвращался из читальни. Воздух был теплым и каким-то бархатным, словно наполовину разбавленный кагор. Как будто Фитиро стоял на побережье, а не в трехстах километрах от никогда не замерзающего моря. Изредка Юрия окликали и приветствовали узнавшие его болельщики — любители погла. Кондрахину было немного странно и смешно. В юности он недолго увлекался литературой о шпионах, созданных фантазией советских писателей. Или разведчиков, если писалось о наших. И те, и другие избегали какой-либо известности, Юрий же буквально стремился к ней. А ведь инструкции для него составлялись не мастерами шпионажа, а людьми, совершенно чуждыми этой военной профессии. Впрочем, можно ли считать Просветленных еще людьми, или они уже иной вид существ?

Несмотря на все издержки, слава давала свои преимущества. Останови, к примеру, Юрий сейчас по любой причине королевская стража, тотчас за него вступится толпа поклонников. "Да вы с ума спятили — это же знаменитый Юрен Островитянин!" Стушевавшийся начальник патруля промямлит: "Ты вправду Юрен Островитянин?". "А ты не видишь?" — высокомерно ответит Кондрахин.

Тихо прошуршав, в нескольких метрах от него притормозил автомобиль. Из распахнувшийся дверцы высунулся улыбающийся Тхан Альфен.

— Привет, боец! Садись, подвезу.

Юрий забрался на переднее сиденье, машинально чуть не протянув руку для рукопожатия — жест для белведов сугубо интимный. За него и по физиономии можно схлопотать.

— Был в вашем клубе, — сообщил Тхан, — сказали, что у тебя травма. Серьезно? Врач смотрел?

— Конечно, — соврал Юрий. — Задет нерв. Рука, считай, отнялась.

— Не так всё катастрофично, мой друг. Могу рекомендовать один прибор, его еще нет в продаже, но я достану. Я не специалист в этой отрасли, но, говорят, действует совершенно безотказно. Вроде как формирует обходные нервные пути. Кстати, сколько тебе заплатил Манаити? Что? Всего семь? Вот, возьми еще пять, это от меня. И не вздумай возражать!

Машина пронеслась мимо старой крепостной стены, нависшей над проезжей частью, словно декорация для исторического фильма?

— Куда мы едем? — спросил Кондрахин.

— Просто катаемся. Вечер очень хорош. Так что тебе говорил мой добрый приятель Манаити?

— Предлагал работать на него. Без посредников.

— И ты?…

— Сослался на травму.

— Но прямого отказа не было? И правильно!

Сейчас игра Тхана была Кондрахину совершенно непонятна. Если тот готов переуступить его Манаити, то зачем платит деньги? И деньги немалые?

Тхан Альфен тем временем безмятежно крутил руль.

— Как твои занятия наукой? — внезапно меняя тему, спросил он.

— Продвигаются, — неопределенно ответил Юрий.

— Не сомневаюсь. Только вот что я тебе скажу, мой упорный друг. Знания могут быть сколь угодно глубокими, но если они не систематизированы, вступительного экзамена в Университет тебе не выдержать. Более того, экзаменаторы — в силу твоей спортивной карьеры — отнесутся к тебе предвзято. Рекомендую тебе посетить двухмесячные курсы, организуемые одним из местных чудаков. Герцог мадирский. Сам он выжил из ума, но занятия со слушателями проводят серьезные профессора, не только из Фитира, но из всех государств. Расходы я беру на себя.

— Тхан, ты можешь ответить прямо: зачем ты тратишься на меня?

Белвед резко затормозив, почти прижав машину к высокому бордюру, обрамляющему шоссе.

— Потому что я делец, Юрен Островитянин. И посему прекрасно знаю, что, не вложив денег, денег и не получишь. С погла я имею сущие крохи. У меня четыре завода в Фитире и два — с многотысячным персоналом — в Уанаре. Именно они дают мне настоящий доход. А погл — это так, дань традиции. Содержа спортивный клуб, я общаюсь на равных с местной аристократией, вот и всё. И в тебя я намерен вложить деньги с тем же расчетом: получить отдачу. Открой глаза! Вот машина, на которой мы едем. Она изготовлена на Занкаре. Эф-приемники — там же. Да почти всё, самое дорогое, самое прибыльное!

— Конкретней, Тхан, — тихо, но требовательно перебил белведа Кондрахин, — каких ответных услуг ты от меня ожидаешь. Предположим, я тоже делец. Что нам ходить вокруг да около?

Тхан замешкался, но лишь на секунду.

— Хорошо, — кивнул он, — давай говорить прямо. Со своей стороны, я профинансирую твое поступление в Занкарский государственный университет и обеспечу твое дальнейшее независимое материальное существование. В ответ ты будешь предоставлять мне данные о новейших разработках занкарцев в области авиакосмической промышленности. Не то, что уже запущено в производство, а совершенно свежие идеи.

Монолог Тхана Кондрахин выслушал довольно скептически.

— Попробую возразить, исходя из твоих интересов, — сказал он. — Не факт, что после окончания Университета мне удастся пристроиться в компанию, разрабатывающую интересующую тебя тему. Сколько лет тебе придется ждать? И платить? А если этим планам вообще не суждено сбыться? А теперь — с моей позиции. Промышленный шпионаж дело серьезное, и как только занкарские инженерные идеи начнут воплощаться в готовые изделия на чужих предприятиях, я неизменно попаду в число подозреваемых. Не сомневаюсь в компетенции их служб безопасности. Мне не улыбается перспектива провести остаток жизни в занкарских застенках, даже если они комфортабельны. Хотя, скорее всего, меня просто пристрелят.

Пока Юрий приводил свои возражения, Тхан Альфен молча кивал, словно соглашаясь со всем сказанным. Кондрахин мимоходом коснулся эмоциональной ауры белведа — она излучала удовлетворение.

— Юрен, ты помнишь, как во время нашей первой встречи ты спросил, похож ли ты на идиота? А я похож? Подставляя тебя, я рискую большим. Так что, давай по-порядку. Ты не представляешь пока, что такое занкарская система образования, и почему она так ценится во всем мире. Я тебе объясню. Занкарцы — прагматики, потому и преуспевают. Ты приступишь к конкретной работе чуть ли не с первых дней учебы. Поначалу это будут довольно простые задания, выполняя которые, ты даже не догадаешься, над какой проблемой бьется твой научный руководитель. Заметь, это будут самые новейшие разработки. Ну, а, завершив учебу, ты сможешь претендовать на достойное место. Занкарцы довольно щепетильны в предоставлении гражданства, но специалистам, тем более из Фитира, обычно идут навстречу. Но, даже если ты не получишь достойной работы в Занкаре, просто вернешься ко мне. Я ведь тоже нуждаюсь в квалифицированных инженерах. Теперь по поводу риска. По-моему, он невелик. Идеи носятся в воздухе; доказать, кто первым додумался до чего-то нового, практически невозможно. Тем более, что ко мне и моим предприятиям ты не будешь иметь никакого официального отношения. Чтобы твое материальное благополучие не вызывало подозрений, будешь продолжать выступления: один раз в месяц в Занкаре, и один раз здесь. Бои без правил, как ты заметил, приносят приличную прибыль.

— И как быстро меня попросят убраться вон? — скептически поинтересовался Кондрахин.

— Не будь столь наивен. Самое суровое наказание за участие в боях без правил — отрешение от спортивного погла. Организатор таких поединков, действительно, теоретически может серьезно пострадать. Но неужели ты полагаешь, что деятельность того же Манаити остается секретом для занкарских властей? Будь уверен, что среди зрителей, наблюдавших твой бой, находились чиновники очень высокого ранга. Ну, ты удовлетворен моими разъяснениями?

Два дня спустя Кондрахина неожиданно навестил Ноисце. Аристократ явился не с пустыми руками.

— Вот тебе аппарат, — сказал он, ставя на пол плоскую коробку. — Инструкция должна быть внутри. Лечись! И дай знать, как пойдут дела. Команде тебя очень не хватает. Кстати, в рейтинге бойцов Фитира ты поднялся на четвертое место.

Этого визита Юрий не ждал. Он был уверен, что заявится лично или предложит встречу сам Тхан Альфен, и то, что он предпочел действовать через приятеля, говорило в его пользу. Видимо, калач тертый. Не первый день Юрий раздумывал над предложением белведа — предложением, на которое уже ответил молчаливым согласием. Занимается Тхан военным или промышленным шпионажем? Хотя, в эпоху технического соревнования, можно ли разграничить их? Разве что одна частная компания крадет какой-либо секрет у такой же частной компании.

А вот здесь, по-моему, есть зацепка, думал Юрий. Если только Тхан не оговорился. Занкарский государственный университет. Одно из самых крупных и самое престижное учебное заведение на всей Белведи готовило специалистов очень высокого уровня. На учебу принимались не только жители Занкара, но и выходцы из самых разных стран. Выпускники преимущественно оставались в Занкаре или государствах-сателлитах. Исследование космоса, конечно же, прерогатива государства, так что хищение новых идей или разработок в этой области следует рассматривать как шпионаж военный. И самостоятельно реализовать краденые секреты Тхан Альфен не может — уровень не тот. Вот так, сказал себе Кондрахин, теперь ты иностранный шпион.

Эта мысль чрезвычайно рассмешила Кондрахина. Разведчик, использующий для маскировки легенду разведчика, это круто! Правда, в этой пикантной ситуации не грех бы заранее позаботиться о путях отступления. Ведь с Белведи ему самостоятельно не уйти, а в критическую минуту на помощь не успеют ни проводники, ни Просветленные. Пора начать собирать детали для передатчика. Колебательный контур он мог соорудить из чего угодно — спасибо, в учебном центре НКВД вымуштровали. Но главное — это источник питания. Необходим мощный сигнал, сравнимый с тем, что модулируют белведские телевизионные станции и ретрансляторы. А уж их-то Юрий видел. Впечатляющие сооружения! Конечно, напичканы они разной всячиной, тем не менее, и на долю энергетики приходится немало. Во всяком случае, блок питания в карман не положишь и так, запросто, зайдя в магазин, не купишь.

Как-то незаметно, повинуясь тайным ассоциативным связям, мысли Кондрахина переключились на медицинский прибор, доставленный Ноисце. Нет, он не верил в свое излечение — что может мертвая железяка против магии Врага? Верх взяло профессиональное любопытство: в прошлой, казалось бы, напрочь забытой жизни, Юрий мечтал стать (и чуть не стал!) дипломированным врачом. Причем, врачом невропатологом. А, судя по лаконичной характеристике Тхана Альфена, прибор предназначался как раз для помощи больным с неврологическими нарушениями.

Аппарат оказался плоской коробкой с тремя шкалами на передней панели, кнопками переключения режимов и двумя длинными разноцветными проводами, заканчивающимися закругленными металлическими головками. К прибору прилагалась толстенная инструкция. Ее-то Кондрахин и открыл, рассчитывая немедленно узнать, что же чудесного в аппарате, которому Тхан дал столь лестную характеристику.

Здесь его ждало полное разочарование. Ни принципа действия, ни схемы. Только номинальная мощность сменного аккумулятора и диапазоны электрических показателей на выходе. Прибор и инструкция к нему явно предназначались для рядового обывателя, бесконечно далекого от медицины, да и техники. "Боль и опухоль в коленном суставе, — наугад читал Кондрахин, — красный электрод закрепить там-то, синий там- то… Установить показатель верхней шкалы на делении…" И так далее. Да, позаимствуешь тут передовой инопланетный опыт!..

К каждому разделу прилагался схематический рисунок с обозначением точек воздействия. Когда-то Юрий видел нечто подобное у своего институтского учителя — профессора Мирицкого, бесследно сгинувшего в застенках НКВД. Толстенная книга на китайском языке с сотнями очень подробных рисунков. О чем говорилось в этой книге Юрий, разумеется, прочитать не мог, да и сам Мирицкий китайским языком не владел. Позже, проходя диверсионную подготовку, Кондрахин узнал от преподавателя рукопашного боя об искусстве смертельного касания. Воздействие полагалось проводить на определенные точки тела, вроде бы никак не связанные с жизненно важными центрами. Впрочем, это были самые поверхностные сведения, полученные как раз перед выпуском их диверсионной группы.

Было и еще одно, немного грустное, и более раннее воспоминание. Магическая Школа младшей ступени. Наставница Лада… Юрий попал туда сразу же после чудовищных, многодневных истязаний. Орловские чекисты "с горячими сердцами и чистыми руками" потрудились от души. Многочисленные ушибы и ссадины и даже незаживающие гноящиеся раны — не в счет. Были отбиты практически все внутренности. Всего за несколько сеансов массажа наставница привела практически обреченного молодого человека в полный порядок. Это был не тот европейский массаж, знакомый Юрию из институтского курса, с его обязательными поглаживаниями-растираниями-разминаниями. Лада просто легонько касалась кончиками пальцев определенных точек его растерзанного тела, иногда нажимая, иногда растирая. Позже он перенял у нее часть знаний, изучил топографию нескольких десятков наиболее употребимых точек. Правда, закрепить полученные знания на практике, Юрий тогда не сумел: остальные воспитанники Школы либо не болели, либо справлялись со своими несерьезными недугами без посторонней помощи.

Здравый смысл подсказывал, что, скорее всего, действие белведского прибора основано на тех же принципах. Но ведь белведы устроены иначе, в том числе и анатомически! Не могут их активные точки располагаться там же, где и у землян. И наоборот. Тогда зачем же ему этот прибор? Заняться врачеванием здесь, если пребывание на Белведи затянется?

Он машинально перелистал инструкцию, уже приняв решение отложить изучение аппарата до лучших (или худших) времен, когда взгляд его привлек заголовок: "Поиск альтернативных точек воздействия". Ага, у разработчиков аппарата хватило ума предположить, что некоторые рекомендуемые точки окажутся вне досягаемости. Например, закрыты повязкой или представляют собой кровоточащую рану. В таких случаях предлагалось самостоятельно отыскать другие активные точки в этой зоне. Для этого было необходимо воспользоваться нижней шкалой прибора и одним из электродов.

Беглого прочтения Юрию оказалось достаточным, чтобы понять принцип. Нижняя шкала представляла собой обычный, но чувствительный омметр (называвшийся здесь, конечно, иначе). Активные точки, пригодные к использованию, определялись по резкому падению кожного сопротивления.

"Что ж, испытаем", — пробурчал про себя Юрий, включая питание прибора и щелкая тумблерами для выбора режима. Пришлось немного поколдовать над подборкой диапазона — рекомендованный не подходил, белведы и люди отличались даже в показателях электрического сопротивления кожи. Проверку Юрий начал с поврежденной Врагом правой руки, памятуя истинное расположение активных точек. Хваленый белведский прибор ничего не показывал. Лишь для проформы Кондрахин коснулся электродом известной ему точки на голени, немного ниже коленной чашечки. Стрелка на нижней шкале тут же стремительно прыгнула вниз. Юрий перенес электрод вновь на правую руку, поместив электрод в углубление между большим и указательным пальцами — никакого эффекта. Но ведь он не мог ошибаться! Этой точкой для снятия боли он пользовался не один десяток раз!

Вот где пригодилась школа профессора Мирицкого и, казалось бы, негативный опыт отрицательных результатов. "Отрицательных результатов, Юрочка, не существует, — повторял в свое время Мирицкий, когда его студент опускал руки после сотой или тысячной попытки неудачного прочтения мыслей, — ведь мы на самом деле определили еще одно из условий, при которых это не действует".

Кондрахин разделся донага и принялся с помощью прибора тщательно исследовать поверхность своего тела — везде, куда мог дотянуться. Левую руку он тоже проверил, зажав проводок с электродом зубами, поскольку пальцы поврежденной руки совершенно его не слушались. Белведский аппарат работал безотказно везде, кроме правой руки, от плеча до кончиков пальцев. Попутно Юрий установил и назначение средней шкалы: она рекомендовала силу тока для воздействия. Правда, стрелка прибора в большинстве случаев зашкаливала, еще раз напоминая, что белведы — не люди.

Оставалось испытать аппарат на себе. Нет, Юрий не рассчитывал на улучшение состояния, тем более, на излечение. Сама мысль об этом, если бы и промелькнула, вызвала бы снисходительную улыбку. Просто он должен испытать сам те ощущения, которые суждены его будущим — возможным — пациентам. Для крепления электродов предлагалось воспользоваться популярным на Белведи прозрачным пластиком. Особенно широко им пользовались в спортивной медицине для заклеивания царапин и небольших ранок. Имелся таковой и в аптечке Кондрахина.

Укрепляя электроды на правой руке, он мимолетно отметил, что волосы на коже пора уничтожать вновь. Да и ежик волос на голове уже немного великоват для белведа.

Юрий установил силу тока на минимальное значение, которое позволял регулятор. Требовалось еще меньшее, но, судя по довольно вялому пробегу индикаторной стрелки на второй шкале, погрешность была небольшой. Первые минуты Юрий ничего не чувствовал. Ни боли, ни жжения, ни пульсации — ровным счетом ничего. Оговоренная длительность процедуры составляла пятнадцать белведских минут, как раз продолжительность поединка в спортивном погле. Несмотря на отсутствие эффекта, Кондрахин решил не отступать от инструкции.

Минула половина отведенного времени, когда Юрию показалось, что он чувствует, будто мизинец его правой руки подергивается. Зрение опровергало это. Тем не менее, с каждой минутой, ощущение усиливалось и стало умеренно болезненным. Постепенно оно распространилось и на остальные пальцы, а потом и на кисть в целом.

Кондрахин попробовал чуть-чуть пошевелить пальцами. Ничего не получилось. Ну, конечно, самовнушение. Доведя процедуру до конца, он отсоединил электроды и отключил питание прибора. По крайней мере, теперь он сможет воспользоваться им для оказания помощи занедужившим белведам. Теперь пора было реализовать хоть и мимолетную, но более актуальную мысль — привести в порядок свой "камуфляж". Юрий растер мазью для уничтожения волос всё тело, благо был обнажен. С левой рукой, правда, пришлось ограничиться очень ограниченным участком. Через пару минут мазь можно было смыть вместе со щетинкой еле отросших волосков. Вот бы такое бы снадобье доставить на планеты земной грозди! Ни тебе заточки бритв, ни порезов. Помазал лицо и умылся.

Со стрижкой дело обстояло сложнее. По понятным причинам расчесок на Белведи не выпускали, отсутствовало даже понятие о таком обыденном для землянина предмете. Кондрахину пришлось сконструировать для себя специальный агрегат из двух самостоятельно изготовленных примитивных расчесок с зажатой между ними полосой очень остро заточенного лезвия. Пока работали обе руки, процесс стрижки, хотя и был не слишком комфортен, отнимал не столь уж много времени. Сейчас же, вынужденно пользуясь одной лишь левой рукой, Кондрахин чуть не свернул себе голову.

Когда было покончено и с этим нелегким занятием, он спохватился: до визита к маркизу оставалось три четверти часа. Завтраком пришлось пожертвовать.

Его высочество Вианут, герцог Мадирский, оказался таким глубоким стариком, каковых Юрий не видел за всё время пребывания на Белведи. Белведы с возрастом не так уж сильно меняются, во всяком случае, заметно меньше, чем люди. И лишь за несколько лет, а то и месяцев до смерти тело начинает стремительный распад. Так вот, герцог Вианут походил на высушенную мумию. Голос его оказался скрипучим и одновременно дребезжащим, как болтающаяся на ветру оконная створка с разбитым стеклом. Ходили слухи, что маркиз выжил из ума еще в лучшие свои годы, но подтвердить или опровергнуть эти слухи за время краткой аудиенции не представлялось возможным. Во всяком случае, Вианут оставался одним из богатейших белведов Фитира.

Свидетельством помешательства сановного старика считали его страсть к науке. Точнее, к распространению знаний. За свой счет он приглашал в столицу королевства крупнейших ученых со всего мира для проведения одной-двух лекций, на которые допускались все желающие. Но допуск этот маркиз осуществлял самолично, беседуя с каждым претендентом. Возможно, когда-то эти беседы и преследовали конкретные цели, но со временем превратились в чистую формальность, обязательный, но ни к чему не обязывающий ритуал. Во всяком случае, он нисколько не удивился, что некий боец погла обуреваем желанием приобщиться тайн мироздания. Он лишь благосклонно кивал, выслушивая Юрия, и изредка вставлял в его монолог неоконченные дребезжащие фразы.

Не важно, был ли герцог в здравом рассудке или повредился в уме, посещение его завершилось вручением Юрию пластиковой карты, дающей право на вход в Королевскую Библиотеку. Правда, скоро выяснилось, что на заранее объявленную лекцию заезжего научного светила пускали всех желающих, и с карточкой маркиза, и без нее.

Кондрахин чуть-чуть опоздал, и с трудом отыскал себе место: как и в большинстве земных студенческих аудиторий таковое отыскалось на первом ряду, в двух метрах от докладчика.

Им оказался сухощавый белвед, достигший по земным понятиям лет семидесяти. Он свободно фланировал между столиками библиотечной залы, ни на секунду не прерывая вещания. Голос его, подстать фигуре, был сух и монотонен. Да, и тема, выбранная докладчиком, не подразумевала лирических отступлений.

Звался он Мун Коол, заслуженный физик из Занкара. Кондрахин несколько раз читал его работы в журналах, и Мун Коол произвел на него впечатление почти земное — этакий балагур. На деле же оказалось, что манера раскованного письма и чопорной речи ученого — великая разница.

Оратор из Мун Коола получился никудышный: он то и дело повторялся, сглатывал концы фраз, не обращал внимания на перешептывания присутствующих: что называется — публикой не владел.

Между тем, речь его не могла не привлечь внимания Кондрахина. Коол говорил о таких основополагающих понятиях, как пространство и время. Часть его воззрений Юрий успел постичь в минуты самоподготовки, некоторые воззрения слышал впервые.

— Нет времени вне пространства, и нет пространства вне времени, — вещал занкарский ученый, семенящей походкой перебегая между рядами слушателей, — только их единство предопределяет наличие зримого нами мира. Там, где нет времени, нет и пространства, и наоборот. Но не могут ли они переходить одно в другое?

С этого высказывания лектор переключился на уже знакомые Кондрахину по учебникам постулаты о миг-материи. На какое-то время он отвлекся, шепотом обратившись к молодому белведу, сидящему по соседству:

— Перерыв будет?

Взгляд, которым его одарили, можно было бы назвать презрительным, если бы недоумение, промелькнувшее в глазах белведа при виде физиономии Кондрахина. Действительно, облик Юрий не предполагал его присутствия на лекциях по теоретической физике.

— Записывай, это же сам Коол! — также шепотом одернул его слушатель. — Где еще такое услышишь?

Юрий, вздохнув, откинулся на сиденье кресла. Записывать он не мог — рука не позволяла. Да, и ничего принципиально нового для се6я он пока не услышал. Если весь подготовительный курс окажется пересказом уже опубликованного и прочитанного им, вряд ли это повысит его шансы на поступление в Университет. Неужели слава занкарского образования настолько раздута?

Между тем лектор перешел к вопросу об исчезновении материи, вызванном ее переизбытком в какой-либо точке пространства. Как раз это интересовало Кондрахина более всего.

— Итак, сухо говорил ученый белвед, — мы должны уяснить себе, что основная борьба разворачивается между энергией ядерного синтеза и гравитационным полем небесного тела. Итог этой борьбы может быть двояким: в случае перевеса первых сил происходит взрыв звезды; если же гравитация оказывается сильнее, возникает так называемый провал. Звезда превращается в точку, внутри которой больше не существует не только атомов, но и более мелких частиц. Внутри провала как пространство, так и время в известных нам формах не существуют.

Существует предположение о колебательном характере радиуса провала. Если оно верно, то провалы прячутся внутри известных нам источников излучений огромной мощности, в миллионы раз превосходящих обычные звезды. Если же предположить стационарный характер существования провала, то получается, что они вообще никакой энергии вовне не излучают. При этом в провал с чудовищной силой втягивается вся окружающая материя, навсегда покидая нашу вселенную.

— И куда же она девается? — не удержался от вопроса Кондрахин.

Занкарец резко остановился, и впервые на его удлиненном аскетическом лице промелькнуло подобие эмоций.

— Детский вопрос, но дельный. Мне редко задают такие, верные по существу, вопросы. Действительно, колоссальное количество поглощенной энергии теоретически должно приводить к регулярным вспышкам, стирающим для наблюдателей разницу между ночью и днем. Однако, этого не происходит. Почему? Нам, физикам-теоретикам, наиболее вероятной кажется гипотеза о существовании системы "провал — фонтан". При этом провал существует в нашей Вселенной, а фонтан, то есть выплеск поглощенной энергии-материи, в иной. Правда, доказать это достаточно проблематично.

По завершении лекции Мун Коол поманил Юрия к себе.

— Студент? Где учишься?

— Только собираюсь.

Ученый критически оглядел Кондрахина с ног до головы.

— Любопытно, насколько обманчива бывает внешность. Ты местный?

— Нет, я родом с Островов Ледника.

— А, тогда понятно: климат у вас нездоровый.

— Это о моём лице? — усмехнулся Юрий. — Климат тут ни при чём. Просто я — боец погла.

Белвед совсем по-человечески разинул рот от удивления.

— Удивительно! Впервые сталкиваюсь с таким случаем. Ты меня заинтриговал. Вот что, юноша, если пробьешься в Университет Занкара, разыщи меня. Толк из тебя выйдет.

Каждое утро Кондрахин начинал с процедуры электростимуляции. Прогресс в его состоянии уже никак нельзя было списать на эффект самовнушения. Вначале понемногу восстановилась чувствительность в руке, постепенно появилась и сила. Уже через неделю Юрий мог делать записи в своих конспектах.

Первую половину дня он традиционно проводил в читальне Королевской библиотеки. Здесь, в отличие от подобных заведений республики Занкар, было тихо и несуетливо. Правда, действовало всего два электронных терминала, и книги ему приходилось заказывать гигантскими кипами. Кондрахин проглатывал их со скоростью спринтера, немало удивляя служителей библиотеки.

Для своих занятий он обычно выбирал небольшой зал, предназначенный, вообще-то, для преподавателей местных школ и старшеклассников. Старшеклассники, хоть и повлялись в читальне не столь редко, предпочитали ждать, пока освободится терминал. Учителя же библиотеку не жаловали, и служители иногда сами советовали читателям воспользоваться пустующим залом. Впрочем, он не то, чтобы пустовал. Сами библиотекари частенько устраивались за просторными столами и, разложив книги, заполняли свои журналы и картотеки.

Вскоре Кондрахин знал по именам их всех, а с одним, самым молодым, почти подружился. Началась их дружба еще с одного из первых приходов землянина, когда тот представил библиотекарю список интересующих его книг.

— Понадобятся многие месяцы, чтобы прочитать все эти книги и разобраться в излагаемых там теориях. Если, конечно, вообще удастся в них разобраться. Современная наука, знаешь ли, не для всех доступна.

Кондрахин настаивать не стал. Он объяснил, что его скорее интересуют не сами научные теории с их формулами и методами расчетов. А интересуют его следствия из этих теорий, да еще их, так сказать, упрощенное толкование, доступное и неспециалисту.

— Что интересует конкретно?

— Возникновение и исчезновение материи. Причем меня интересуют даже те гипотезы, которые официальной наукой не признаны.

Библиотекарь кивнул, быстро двинув головой вперед и назад. Здесь этот жест означал больше понимание и интерес, чем согласие. Когда он заговорил, его голос звучал уже тише, чем в начале разговора.

— Список составлен грамотно. А неофициальные точки зрения представлены в энциклопедии Генсармина. Эта книга есть у нас. Могу принести…

Но энциклопедия никак не разделяла официальные и неофициальные точки зрения, поэтому библиотекарь — Ункорсу — вызвался помочь Кондрахину и составить по другим источникам список признанных местной наукой теорий.

Вскоре Юрий просмотрел все, не признаваемые белведской наукой, теории и сообщил об этом Ункорсу.

— Разобрался с Генсармином? Похвально, похвально, — библиотекарь благожелательно смотрел на землянина.

— Я для себя с ним разобрался, — пояснил Юрий, — решил, что заслуживает дальнейшего внимания, а что нет. Многие вещи очень интересны, но лежат немного в стороне от моих устремлений. Не возьмусь судить, насколько истинны излагаемые взгляды, для этого моего образования недостаточно…

Библиотекарь предложил подобрать для каждой отдельной теории, заинтересовавшей Юрена Островитянина, признанные научные труды, ее комментирующие. Когда Юрий предположил, что комментарии сводятся к полному разносу и смешивании с пылью указанных теорий, библиотекарь возразил:

— Но только не для темной физики. С ней и спорить в открытую никто не осмелится, а я могу отыскать труды, где их авторы, не называя вещей своими именами, дают разбор этих теорий.

Выяснилось, что о темной физике Кондрахин узнать никак не мог. Само понятие не являлось официальным. Просто некоторые, не признаваемые официальной наукой, взгляды и теории, имеющие смущающие умы влияние, назвали так. Термин бытовал исключительно в научных кругах и только в устной форме. Сами же тексты, обвиненные в принадлежности к темной физике, изымались и уничтожались на всех континентах и крупных островах.

— На островах Ледника никакой физики нет, ни истинной, ни темной. А вот на островах Всех Морей кое-что найти можно. Там есть правители, весьма равнодушные к чистоте истинной науки, — с увлечением рассказывал библиотекарь.

— Тогда как же энциклопедия Генсармина? В ней наверняка содержится то, что относят к темной физике, — поинтересовался Кондрахин, смущенный словоохотливостью библиотекаря.

— Так ее составитель нигде не выделяет теории, принадлежащие к темной физике, среди других — неверных, устаревших, или принципиально пока непроверяемых. Потому она и дозволена к прочтению. Многие тексты, относимые по содержанию к темной физике, маскируются под обычные научные тексты и тоже допущены к изучению. Я, например, ничего плохого в этом не вижу.

— Да и я плохого не вижу, — поддержал тему Кондрахин. — А в чем обвиняют сторонников темной физике и что с ними делают? Я ведь островитянин, в здешних законах настолько не разбираюсь.

Как оказалось, особых наказание не существовало. Преподавателя могли выгнать из университета или школы, могли изъять и уничтожить весь тираж книги автора, если ее признавали содержащей вредные или просто ненаучные идеи. Простому человеку или студенту интерес к темной физике, в сущности, ничем не грозил. Если, конечно, тот студент на экзамене не рискнул бы обнародовать свои взгляды.

А вот ученому цензурная научная комиссия легко могла сломать всю жизнь: запрет на публикации, запрет на преподавание, отказ в финансировании исследований определенной тематики. Словом, сиди себе на кухне и обсуждай свои мысли с единомышленниками. Это дозволено. А попытка распространения своих запрещенных к публикации текстов в обход цензурной научной комиссии наказывалась уже строже. Только в легких случаях обходилось без тюремного заключения.

После неторопливого обеда Юрий отправлялся в прогулку по городу. Внешне это напоминало бесцельное брожение, но землянин преследовал вполне конкретные цели. Во-первых, быт белведов, те мелочи поведения, которые на самом деле и определяют культуру цивилизации. Во-вторых, его продолжала тревожить нерешенность вопроса об экстренной связи с Алишером или любым другим Просветленным. Кондрахин заглядывал в магазины, мастерские, задавая на первый взгляд обыденные вопросы.

В одном из таких походов он неожиданно встретил Треога. Молодой боец погла подыскивал себе новый представительский костюм, видимо, деньги, заработанные на Занкаре, сильно повлияли на самомнение парня. Но случайной встрече Треог, несомненно, искренне обрадовался.

— Как ты? Почему не заходишь? Я теперь с тобой в одной команде — перешел к Ноисце, — забросал он Кондрахина вопросами вперемешку с сообщениями. — Ты знаешь, сейчас формируют очередную команду для битвы с Занкаром. Я, наверное, не попаду, а ты вполне бы мог. Да, и Ноисце к тебе благоволит.

По правде говоря, Юрий мысленно уже простился с поглом, но эта неожиданная встреча пробудила в нем что-то вроде стыда. Понятна заинтересованность в нем Тхана Альфена, объяснима забота о его здоровье со стороны Ноисце. А вот Треог здесь при чём?

Но помнил Кондрахин и о последней встрече с владельцем спортивного клуба и его недвусмысленной арифметикой. Поэтому, прежде чем появиться в спортивном зале, он навестил своего работодателя.

Это был ранний утренний час, когда аристократам полагалось находиться, если не в постели, то, во всяком случае, еще не приступить к завтраку. Машина Ноисце — таких понятий, как гараж, белведы не знали — стояла у ворот.

— А, Юрен-ган! — радостно воскликнул белвед, впуская в дом раннего гостя. — Входи. Очень рад! Как здоровье?

Обращение хозяина, прибавившего к имени Кондрахина частицу "ган" здорово позабавило Юрия, но внешне он сохранил полную невозмутимость.

Как и полагали обычаи, принятые в королевстве, вначале состоялось обязательное "чаепитие", во время которого заводить речь о вещах серьезных не полагалось. Наконец, отставив пиалу, Юрий произнес, глядя в глаза хозяина:

— Ноисце-ган, я готов принять участие в боях. Но хотел бы согласовать результат ближайшего поединка.

Со скрытой усмешкой Юрий ожидал реакции белведа. Тот, к его чести, воспринял предложение, как должное.

— Как ты се6я чувствуешь? Способен победить среднего бойца? С одной стороны, сейчас тебе лучше бы проиграть, но, учитывая просочившиеся слухи о пповреждении твоей правой руки, победа могла бы принесли неплохую прибыль… Пользуешься аппаратом?

Кондрахин кивнул.

— Спасибо. Без него мне пришлось бы туго.

— Тхана благодари, это он достал. Считает себя виновным в твоей травме. Кстати, ты с ним виделся?

Доли секунды хватило Кондрахину сообразить, как ответить.

— С твоим другом нас связывали некоторые финансовые отношения. Возможно, это и объясняет его заботу о моем здоровье. Я думаю, что всё улажено. Но давай ближе к делу. Ты выставляешь меня на поединок?

Ноисце неторопливо поднялся с ковра. Белвед с такой грацией вполне сам мог рассчитывать на высокие позиции в рейтинге бойцов погла.

— Вот что, Юрен-ган. Мне надо переговорить с разными людьми. По крайней мере, сейчас я не смогу назвать имени твоего соперника. А дальше мы подумаем, как лучше будет розыграть этот поединок. Без особого ущерба для тебя, и с выгодой для нас обоих.

Так хозяин и его работник превратились в партнеров.

Уже через пару дней Ноисце самостоятельно отыскал Кондрахина.

— Твой соперник — Перее. Чуть выше тебя по уровню. Сколько сможешь продержаться?

— Сколько он сможет продержаться? — хмыкнул Юрий.

— Не зарывайся, Юрен. Будь ты полностью здоров, соревноваться на равных еще было бы можно. Но Перее — очень сильный боец. Тебе его не победить. Даже, если мы ему заплатим.

Слово "мы" еще более вдохновило Кондрахина. Ноисце признал его партнером, это открывало новые горизонты.

— Давай, Ноисце-ган, порассуждаем. Я могу лечь под противника, когда нам обоим будет выгодно. Сколько нам это принесет?

Такого поворота Ноисце не ожидал. Он замялся.

— Юрен, мне надо два-три дня, чтобы назвать сумму. Я же и с другой стороной договориться должен. Тогда и остальное обсудим. Кстати, как твоя рука?

Кондрахин об этом, собственно говоря, и не думал. Но вопрос хозяина заставил его мгновенно, еще без прикидки на плюсы и минусы, соврать:

— Не ахти. От прибора я ожидал большего.

— А позавчера ты, вроде бы его хвалил. Так что, опять будешь биться одной рукой?

Юрий кивнул, криво усмехнувшись.

— Придется. Это же не погл без правил. По правде, Ноисце-ган, аппарат мне действительно помог. Я не восстановился полностью, но врезать могу с обеих рук. Но надо ли об этом знать остальным? Можем мы на этом сыграть?

Ноисце на несколько секунд задумался, а затем громко, искренне рассмеялся:

— А с тобой приятно иметь дело, Юрен-ган. Когда оставишь погл, будем работать вместе. Мысль твою понял, и сегодня же позабочусь, чтобы слух о твоем недомогании прошел по всему Фитиро. Так, пожалуй, мы сможем выиграть впятеро больше!

За оставшиеся до поединка дни Юрен присутствовал на открытии нескольких промышленных выставок; на концерте популярного певца; у него брали интервью писаки нескольких модных журналов, пишущих далеко не только о погле. Он даже попал в одну из передач, записанных для сети эф-вещания. И везде Кондрахин демонстрировал свисающую вдоль тела правую руку. На неизбежные в таких случаях вопросы он отвечал с показным оптимизмом и демонстрировал, как он способен поднять правую руку, пошевелить пальцами, стукнуть кулаком по столу. Но, как мог заметить любой внимательный наблюдатель, рука его двигалась не слишком энергично.

Поединок состоялся два дня спустя и проходил по тем же устоявшимся фитирским правилам: один гатч, одна пара бойцов. Но на этот раз, с подачи Юрия, устроители предварили официальный бой показательными выступлениями молодых бойцов. Молодежь была готова работать бесплатно, лишь бы покрасоваться перед взыскательной публикой. А публика собралась, действительно, солидная. Аристократы, крупные промышленники и совершенно неизвестные, но от этого не менее состоятельные воротилы околоспортивного мира. Ставки и пари заключались прямо в зале.

Юрен Островитянин пользовался огромной популярностью: еще бы, герой матча в Занкаре, да еще проведший там два последних боя, боксируя только одной рукой! Но, говорят, он до сих пор не выздоровел, так что еще неизвестно, повезет ли ему сегодня. Тем более, что его противник Перее совершенно здоров, находится на пике формы. Незадолго до начала боя Ноисце успел шепнуть Кондрахину, что ставки заключаются как пять к одному в пользу Перее.

Но, когда Юрий вышел на арену, зал встретил его бурным ликованием. Правую руку Кондрахин держал опущенной вдоль туловища. Недавно, на Занкаре, он в самом деле не мог ею пошевелить, и она, скорее, мешала ему. Сейчас же, вступая в бой, Юрий чуть-чуть, совсем незаметно, согнул ее в локте, кулаком страхуя пах. Вряд ли противник будет целить туда, но береженого Бог бережет. В погле ведь удары ниже пояса не запрещены.

Перее слыл "технарем", то есть делал ставку не на нокаутирующие удары, а на искусное владение перемещениями, разнообразными защитами и внезапные атаки. Это создавало для Кондрахина немалые трудности. Не один час он потратил на выработку стратегии этого поединка. Конечно, в любой момент он мог употребить в дело правую руку, но такой опрометчивый поступок свел бы на нет весь спектакль, подготовленный им совместно с Ноисце.

Кондрахин обогатил свой арсенал мало применяемыми, но не запрещенными в спортивном погле приемами. Такими, как защита подставкой локтя, отводящим блоком плеча, ударами тыльной стороной кулака, а главное — связками между защитой и ударом, производимым одной и той же рукой. В реальном бою он вряд ли прибег к таким эффектным, но малопродуктивным действиям. Там, где ставкою является жизнь, очки не зачитываются.

Его противник действовал грамотно: сближение — мгновенная серия ударов — отскок. Этой тактике Кондрахин мог противопоставить только низкую стойку, позволяющую быстро уводить тело с линии атаки. Поэтому большинство ударов, наносимых Перее, уходило в воздух. Если же Юрий чувствовал, что удар будет одиночным, он парировал его предплечьем, тут же, без паузы, одним непрерывным движением проводя ответную атаку. Иногда она достигала цели. Боксировать ему приходилось в левосторонней стойке, часто оставляя незащищенным левый бок, что и делало его в глазах белведов чрезвычайно рискованным бойцом. Реально же Юрий берёг печень, которая у землян куда чувствительнее, чем у белведов.

Пока поединок напоминал фехтование. В иной обстановке это вызвало бы неодобрительный свист зрителей, но сегодняшняя публика, во-первых, гораздо лучше рядовых любителей мордобоя разбиралась в погле, во-вторых, большинство из них рассчитывало пополнить свои кошельки.

Дважды Кондрахину удался его коронный удар — встречный в голову с шагом вперед. К сожалению, он не смог развить успех. Удары локтем в спортивном погле недопустимы, а иных возможностей для продолжения атаки не оставалось. Сам же он пропустил столько несильных, но чувствительных ударов, так что его поражение по очкам вряд ли у кого вызывало сомнения. К тому же Кондрахин устал, ведь ему приходилось непрерывно действовать только левой рукой.

Возвестили о последней минуте поединка. Перее не кинулся в завершающую атаку, как на его месте поступил бы почти каждый боец погла. У него хватило ума и благородства, чтобы максимально щадить своего однорукого противника. Ведь и без того он попал в двусмысленное положение. Конечно, Юрен Островитянин достойный соперник, но только не сейчас. Уложи он его сильным и точным ударом — и на него косо будут смотреть во всём королевстве. Нет, только выигрыш по очкам, это обязательно зачтется и судьями, и зрителями. Вот почему в манере боя Перее ничего не изменилось.

Зато у Юрия оставалась последняя возможность изменить ход боя. О своей задумке он не рассказал ни Ноисце, ни тренеру. Двое суток он ломал голову, как применить свои сверхобычные способности в мире, лишенном магии. И придумал.

Когда-то давным-давно инструктор по фамилии Иванов рассказывал курсантам об особом искусстве исчезать из поля зрения, которым, якобы, владеют некоторые великие мастера единоборств. Дальше рассказов дело не пошло, но даже по той краткой информации Юрий понял, что упомянутые мастера не относились к Вставшим-на-путь. Позже, на Амату, он научился создавать собственные фантомы, способные в течение нескольких часов создавать видимость независимой он него жизни. Но то Амату, колдовской мир.

А что, если использовать скрытое внушение? Ведь для него не требуется никакой магии. Сохранилась же у него такие способности, как горное зрение, или как умение предугадывать намерения? Пришлось потренироваться, причем его партнеры по команде так и не поняли, что он делал. Да, и вообще не заметили какого-либо действия.

Юрий начал очередную контратаку против Перее, создавая иллюзию движения влево. Соперник тут же развернулся и атаковал ударом в голову. Точнее, в то место, где он видел голову Юриена Островитянина. Этого момента Кондрахин и добивался. Коротким крюком он послал кулак в левое подреберье Перее. Боец сложился пополам и присел на корточки. А через десять секунд прозвучал сигнал окончания поединка.

— Как ты это сделал? — спросил его после боя старый тренер.

— Что именно? — изобразил рассеянное непонимание Юрий.

— Сам знаешь, о чём я говорю. Когда ты пошел влево, я страшно удивился: ты просто подставлял себя под удар. И вдруг ты уже справа. Я ни разу не видел такого быстрого, практически мгновенного перемещения.

— Пустяки, — с деланным равнодушием отмахнулся Кондрахин, — жизнь не такому научит. Кстати, а где Ноисце-ган?

— Хозяин просил тебя подождать.

Тренер вышел, недоверчиво покачивая плечами. Для него погл был священнодействием, смыслом жизни и, узнай он, что Кондрахин уже во второй раз участвует в подставном поединке, расстался бы с ним без промедления. К счастью, ему не полагалось знать лишнего. Да, и придраться, по большому счету, было не к чему.

Через несколько минут в салоне автомобиля Ноисце передал Юрию пачку сиглов.

— Здесь твоя доля. Надеюсь, не последняя.

Кондрахин пролистал их, как на Земле умудряются делать кассиры, мгновенно сосчитывая общую сумму. Юрий на такое горазд не был, но сам жест показался ему уместным. Впрочем, пачка ассигнаций на самом деле была увесистой, и тянула тысяч на пять, а то и больше.

— Как получится, Ноисце-ган, — ответил он, пряча деньги, — через месяц я поступаю в Университет. В Занкаре. Продолжать выступления обещаю, но не так часто.

— Да, я слышал о твоих намерениях от нашего общего друга. Да не оставит тебя удача! А количество боёв пусть тебя не беспокоит. Это только неопытные новички вынуждены ради заработка биться чуть ли не ежедневно. Такие мастера, как ты, могут позволить себе длительные перерывы. Лишь бы о них не позабыли. Тем более, что между нами достигнуто полное взаимопонимание.

Уже когда Юрий мысленно распростирся с Фитиром, его очередной визит в библиотеку преподнёс ему неожиданный сюрприз. В его любимом зале обосновался белвед аристократического вида. Перед ним на столе лежала развернутая энциклопедия Генсармина. Ункорсу тихонько прошептал землянину на ухо:

— Ган, не назвавший своего имени, уже несколько дней заходит сюда в то же время, что и ты. Он пожелал встретиться с тобой. Я твоего имени не называл, но он, вероятно, знает сам. Разговаривать с ним будешь, или тихо уйдешь?

Самое ценное в любом мире — это информация, и Юрий без колебаний согласился на разговор. Вскоре бок о бок с вежливым господином они вышли из здания Королевской библиотеки.

— Прокатимся? — предложил его спутник, открывая дверцу своей машины. — Я оплачиваю ужин.

Юрий молча сел на переднее сиденье. Поехали в Серкул, фешенебельный, но при этом тихий район города. Белвед подрулил к двухэтажному зданию с толстыми колоннами, между которыми прятались крохотные балкончики. Прислужник у входа поздоровался со спутником Кондрахина, как со старым знакомым.

— Мой гость, — небрежно сказал тот прислужнику, и тот пропустил обоих внутрь дома.

Приглушенный свет, каменные стены, украшенные морскими раковинами, черные ступени лестницы. От зала, куда они вошли, веером разбегались шесть коридоров. В промежутках между арками сидели молодые белведки. Что-то спросив у одной — слова были Кондрахину абсолютно незнакомы — его спутник выбрал один из коридоров. Они попали в комнату, где невысокие столики, за которыми белведы пили и закусывали, дополнялись большими столами с бортиками, но без луз. На них лопатками гоняли небольшие шары. Что-то среднее между бильярдом и хоккеем с мячом, мельком оценил Юрий.

Играли по несколько человек, но игроков окружали то ли зрители, то ли сделавшие ставки любители игры. Кондрахин со своим сегодняшним хозяином прошли через комнату на балкон. Здесь им не мешал доносившийся из помещения шум. Внизу, под балконом, раскинулся тихий сад, насквозь просвечиваемый лучами светильников у входа.

Присев за столик, белвед дождался, пока им принесут по чашке напитка и блюдо с запеченными моллюсками.

— Всем гостям обязательно подают угощение. Здесь такое правило. Я выбрал зал, где угощают согласно твоим вкусам, Юрен. Я поинтересовался, какие блюда ты обычно выбираешь. Не удивляйтесь, тобой сейчас кто только не интересуется. Заметь, о мире погла и любителях неправедной наживы я в данном случае не говорю. Речь о других. Политики, а также богатые и влиятельные люди, занимающиеся невесть чем. Скажем, какие у тебя отношения с Тханом Альфеном?

— Мы знакомы. Но он как раз из мира погла.

Хозяин небрежно провел перед своими тонкими губами двумя пальцами слева направо:

— Он в последнюю очередь из мира погла. А вот скажем, тот раздел темной физики, который принято именовать Большим Скачком, ему известен лучше, чем любому подданному короля.

Пришлось ответить, что познания Юрена в темной физике настолько малы, что о Большом Скачке он слышит первый раз. Собеседник вежливо усмехнулся.

— Я, собственно, иного ответа не ожидал. Знаешь, в большинстве языков Белведи знать и уметь — не одно и то же. Может, на хирге эти понятия и совпадают, но мы разговариваем на уане. Так что, что твои способности, о которых ты можешь и не знать, незамеченными не остались.

Юрий выдержал паузу. Он даже не понимал, о чем речь. Астральным восприятием белведы не владели, это подтверждалось и длительным перехватом их радиопередач и его собственными поисками в библиотеках здесь. Ну, не могли астральные способности, пусть даже они встречались бы у одного белведа на сто миллионов, не оставить по себе никакого следа. Легенды, исторические хроники, литература — где-нибудь они обязательно бы проявились. Но ничего похожего на земные истории о колдунах и ведьмах землянин не отыскал.

А раз здесь такого не водилось, то и разоблачить его на Белведи было некому.

— Ну, раз ты молчишь, я прочитаю короткую лекцию. Приму на веру, что в этой области ты новичок. О миг-материи знаешь — я проверял, какие книги ты читал. Так вот, идея Большого Скачка заключается в том, что температуру миг-материи можно увеличивать равномерно по всему интересующему нас объему пространства. Если в выбранном объеме нет сильных источников электромагнитных волн, то это технической трудности не представляет. А потом, когда миг-материя перегрета, воздействовать на нее может и белвед. Не всякий, а лишь тот, чьи способности управления материей развиты настолько, что он способен контролировать их своим сознанием.

— И к чему приведет такое воздействие? — перебил собеседника Кондрахин, который знал весьма значительное число пусть не белведов, но разумных существ, без всяких сложностей способных производить с материей необходимые манипуляции, используя силу сознания.

— Перегретая миг-материя породит новый мир. Для нас он будет микроскопическим, но внутри себя он будет новой Вселенной, в которую можно сохранить проход. Теория прохода, или Черного Кольца, достаточно сложна, но существование таких проходов она допускает. Такую возможность не исключает даже официально признанная наука, можешь поинтересоваться. Только не упоминай Черное Кольцо, потому что это понятие из темной физики.

— Это все чистая теория? — поинтересовался жадно слушающий Юрий.

Собеседник грустно кивнул. Пока это была всего лишь теория, основывающаяся на результатах некоторых экспериментов. Но даже эта теория разрабатывалась в тайне, результаты передавались в разговорах между немногими посвященными. Занкар, достигший наибольших успехов в науке, имел на Фитир серьезное влияние. Именно его влиянием и объяснялось преследование сторонников темной физики. В то же время именно беглецы из Занкара, затравленные в своем родном государстве, создавали в Фитире сообщество адептов темной физики.

— В Занкаре развита наука и техника, к уровню их институтов и лабораторий приближается по отдельным направлениям лишь республика Хамселла, все же остальные страны безнадежно отстали. А самое богатое государство мира — Гауриз, где наука развита ничуть не больше, чем в Фитире. Не задумывался, Юрен, почему так?

Пришлось признаться, что да, он задумывался. Да — торговля, да — кое-какие полезные ископаемые. Но все это в размере, ничуть не большем, чем у Хамселлы или Юбира. Банки? А почему, собственно, именно их банки самые успешные? Ответа у Кондрахина не было, в чем он и признался.

— Их чиновники не берут взяток. Их служащие не допускают грубых ошибок. Их политические решения не всегда успешны, быть может, но никогда не приводят к серьезным отрицательным последствиям. Передовые достижения они покупают и успешно осваивают, хотя сами не способны ничего ни создать, ни усовершенствовать. Но при этом их университеты славятся исследованиями в области истории, политической практики, психологии. В Гауризе пошли другим путем. Они разрабатывают не машины, они разрабатывают средства управления теми, кто эти машины обслуживает. Белведами.

— И это тоже темная физика?

Нет, это была не физика. Скорее, это можно было отнести к области психологии, хотя собеседник Юрия был уверен, что одной психологией здесь не обойтись. Честность служащих Гауриза стала на Белведи, где население отнюдь не брезговало нарушением закона, недостижимым образцом. Доходило до того, что за некоторые услуги кампании Гауриза брали вдвое более высокую цену, чем компании какого-нибудь княжества островов Всех Морей, и клиенты цену эту платили без сожаления. Но речь все же шла о другом.

— Темная физика заключается в соединении "истинной" физики с некоторыми областями знаний, разрабатываемых в Гауризе. Не вся их наука сосредоточена в университетах, не все достижения описаны в общедоступных публикациях. Потому и усматривает Занкар в каждом стороннике темной физики агента Гауриза. А Гауриз, тот преследует в этой области свои, нам неизвестные цели. Среди них, как мы полагаем, поиск белведов, потенциально пригодных для развития у них способностей воздействия на материю. Вот поэтому они тобой, Юрен, обязательно заинтересуются. Скорее всего, уже заинтересовались.

— Ты говоришь: "мы". То есть, существует группа, которую ты сейчас представляешь. Она независима от Гауриза и Занкара?

Собеседник явственно замялся. Лгать ему не хотелось, не хотелось и полностью открываться. Поэтому он выразился обтекаемо — разные, дескать, среди нас белведы, и за всех поручиться невозможно. Да и не может быть в деле, успешность которого зависит от двух соперничающих государств, полной независимости хотя бы от одного из них. Попадались среди адептов темной физики и очень богатые люди, которые могли позволить себе полную самостоятельность. Но кто знает, кому они были обязаны возникновением своего состояния?

— Наука Занкара и правительство темную физику преследует. А разведка, одна из их разведок, иногда поддерживает. Здесь свои игры, и тот же Занкар проводит весьма непоследовательную политику. Ну, а истинные цели Гауриза вообще никому за его пределами неведомы. Знаешь что? Ты бы поговорил об этом с Тханом Альфеном. Он-то как раз наиболее независимый из всех нас.

И тут землянин не только почувствовал облегчение, которое испытал его собеседник. Он его буквально увидел: белвед выпрямился, заговорил быстрее и громче.

— Я сам слабо разбираюсь, что в физике, что в методах тайной науки Гауриза. Меня интересуют философские аспекты Большого Скачка. Там ведь возможен — чисто умозрительно — такой вариант, когда в новой вселенной время будет идти много быстрее, чем у нас. Тогда может получиться, что когда создатель этой вселенной появится там во плоти, он встретится с разумными существами, которые окажутся его творениями. Для них он окажется не только творцом, но и покажется бессмертным — мы же рассматриваем вариант, когда их время течет намного быстрее — да и могущество его им покажется невероятным. С их точки зрения такой белвед-созидатель всемогущ. Представляешь, какие концепции мироустройства породит у них контакт с нашим белведом-созидателем?

— Мне такие концепции знакомы, — медленно проговорил Кондрахин, впервые столкнувшийся на этой планете с идеей Бога, — только почему ты применяешь ее к воображаемым созданиям? Примени ее к себе. Может, и Белведь кем-то создана, только Создатель здесь появиться не пожелал? Не смог; некогда; или просто разочаровался в своем творении и предоставил его своей судьбе. А может, просто даже не заметил, что что-то и кого-то создал; как тебе такой вариант? Да и зачем вообще являться во плоти перед собственными созданиями?

Собеседник резко дернул головой. Потом огляделся, встал из-за стола, выглянул в зал. Вернувшись, спросил:

— Ты и вправду никого не боишься? Нет, более вероятно, что не понимаешь, какие последствия может вызвать обнародование таких взглядов. Я сам задумываюсь над возможностями созидания Вселенных, но лишь временами, и никогда не делаю записей. Поверь старому, опытному бумагомараке — это очень опасные предположения. Опасные для тех, кто их выдвигает. Любое правительство, чуть подумав, придет к выводу, что учение о созидателях — в любом его варианте — получив доступ к массам населения, станет источником неограниченной власти.

— Ну, не все так страшно, — вяло пробормотал Кондрахин, а перед его глазами встали картины крестового похода на Тегле: прислонившиеся к стенам домов Константинополя умирающие паломники, заваленные трупами рвы…

Да, его собеседник был прав. Пусть религия и не добьется на Белведи такого признания, как в земных вариантных мирах, но любое правительство усмотрит в ней угрозу власти. Ведь поначалу и Рим преследовал христиан и лишь потом стал их главным священным городом.

— Именно страшно, — возразил собеседник. — Если ты рассмотришь другую возможность — а именно понижение температуры миг-материи, что теоретически тоже достижимо — то там предполагаются другие последствия. Вот о них ты можешь рассуждать вслух, и если кто и заинтересуется, так это будут шпионы самых передовых государств. Интересовать их будет одно: знаком ли говорун только с идеей пустотной бомбы или же обладает в этой области техническими знаниями?

Кондрахину пришлось признаться, что и о пустотной бомбе он слышит впервые. Оказалось, суть идеи в том, что в области предварительно охлажденной миг-материи можно организовать точечное выделение большого количества энергии. Способ неважен. Эта энергия немедленно поглотится охлажденной миг-материей. Поглотится без всяких последствий. Но за границей этого точечного источника энергии, во всей остальной области переохлаждения, миг-материя немедленно начнет отбирать энергию у материи постоянной. В крайнем случае обычная материя могла вообще исчезать, но намного заманчивее было подобрать такие параметры переохлаждения, чтобы миг-материя отбирала энергию только у объектов с определенным уровнем собственной энергетики. Так можно было уничтожить все запасы элементов, способных к самопроизвольному делению; разрядить все аккумуляторы и электрические батареи; лишить жизни все теплокровные существа, наконец.

Да, такую бомбу не отказалось бы заполучить ни одно правительство. Это так. Потому и интересовались разведки теми, кто вел исследования в этих областях, пусть даже теоретические.

— Я дружески предупреждаю: не всем можно показывать свои интересы. Постарайся, пока не поговоришь на эту тему с Тханом, новых знакомств в нашей среде не заводить.

Собеседник Кондрахина остался поиграть в шары, чтобы обосновать свое присутствие в закрытом клубе, а Юрий возвращался к себе, раздумывая, каким странным образом чистая, казалось бы, наука, оказывается сплетенной с высшими государственными интересами.

С Тханом он на эту тему так и не поговорил.

Занкар встретил Кондрахина жарким тропическим дождем. Вышедшая из берегов речка, рассекавшая столицу почти пополам, затопила не только дома вдоль дороги, но и — частично — аэродром, посему аэроплану, на котором прибыл Юрий, пришлось около часа кружить, ожидая, когда освободится посадочная полоса.

Его претензии на зачисление в Университет зарегистрировала молодая белведка: Юрий более-менее научился определять половую принадлежность внешне почти неотличимых — по этому признаку — аборигенов. Долгое время он полагал, что видит на улице только особей мужского пола, удивляясь, где же туземки. И лишь много позже, прожив на Белведи не один месяц, понял, что их неожиданная физиология делает из них на какое-то время практически мужчин. Во всяком случае, белведка, вне периода размножения, ничем внешне не отличалась от самца. А некоторые, выбрав для себя карьеру, на всю жизнь оставались таковыми. Встречались и другие — абсолютное меньшинство — так называемые профессиональные жены, в силу внешних или внутренних причин постоянно сохранявших половые признаки. Но институт профессиональных жён сложился только на Занкаре. Когда Кондрахин узнал об этом, ему стало не по себе. Всегда ли он вёл себя с чужими, как должно? А вдруг кто-то — тот же соперник на арене — женщина?

Вступительный экзамен можно было сдавать в любой день. Но что-то заставило Кондрахина посетить перед этим ответственным поступком Манаити. С помощью электронной карты, приобретенной им некогда на Занкаре, он без труда отыскал расположение клуба, не так давно принесшего ему семь тысяч дохода, не считая того, что дополнительно ему передал Тхан Альфен…

Манаити на месте не оказалось. Охранники, встретившие Кондрахина в холле развлекательного центра (здесь, кроме спортивной площадки располагался еще и ресторан), может быть, и помнили заезжего бойца погла, но никак этого не выразили. Лица их дружелюбными можно было назвать только с великой натяжкой, и Юрий благоразумно решил дождаться появления Манаити на улице. Только вот как скоротать время? Неизвестно, когда объявится хозяин этого заведения.

Над головой Кондрахина призывно маячила вывеска ресторана — официального прикрытия подпольного тотализатора боев без правил. Но незадолго до этого Юрий перекусил. Идти в читальню тоже не было смысла.

Пока он раздумывал, перед рестораном на миг притормозила машина. Юрий не сразу понял, что причиной этому явилось не желание пассажиров выйти, а встречный поток машин, выбиравший путь среди припаркованных на узкой улочке автомобилей. Неожиданно автомобильная дверца приоткрылась и, прежде чем чья-то рука успела ее захлопнуть, Кондрахин успел увидеть край клетчатой юбки и услышал истошный крик:

— Помогите!

Вообще-то, местные разборки его нисколько не касались. Сработали инстинкты, заложенные многими поколениями земных предков.

Прежде всего Юрий на электронной схеме, которую всё еще держал в руках, отметил положение автомобиля, немедленно сорвавшегося с места. Столичный город он знал еще весьма плохо, но маршрут злоумышленников выдавала карта. В считанные мгновения он оказался на переднем сиденье местного такси.

— За синим шоеном! — приказал он, кидая водителю ассигнацию.

Погоня продолжалась недолго. Уже через полчаса синий автомобиль притормозил у высокого глухого забора в портовом районе города. Таксист, по знаку Юрия, остановился метрах в ста позади. Улочка была не самая оживленная, но Занкар — не Фитир, машины непрерывно сновали в разные стороны. С одной стороны, это мешало наблюдению, с другой — легче самим было оставаться незамеченными.

Вначале открылась дверца рядом с водителем. Из шоена выбрался средних лет белвед и бросил быстрый взгляд в обе стороны: то ли проверяясь, то ли просто готовясь перейти проезжую часть. Перебежав дорогу, он нажал на кнопку звонка у входной калитки, наклонив к ней голову. Видимо, дверь была снабжена переговорным устройством. Всё это было достаточно интересным, но по-прежнему не затрагивало напрямую Кондрахина.

После этого из машины вытолкали женщину в клетчатой юбке. На этот раз она не кричала и не сопротивлялась. Скорее всего, ее сопротивление было сломлено еще во время поездки. Хлопнула металлическая дверь, и синий шоен сорвался с места.

Кондрахин отпустил водителя и фланирующей походкой прошелся вдоль ограды. Забор был не просто солидный: высокая и вовсе не декоративная решетка, венчающая каменное ограждение, была снабжена датчиками. Как будто Кондрахин стоял перед секретным военным объектом, а не возле частного дома. Кому и зачем потребовалось похищать белведку? В том, что Кондрахин оказался свидетелем похищения, он ни на секунду не усомнился. К своему сожалению, Юрий совершенно не представлял роли женщины в этом мире. И раньше особи противоположного пола, за исключением краткого периода несостоявшейся земной женитьбы, его мало интересовали, потом и вовсе, по мере становления-на-путь, всякие сексуальные интересы совершенно оставили его. Сейчас Кондрахину происходящее было интересным, просто как столкновение с чем-то новым.

Спустя час Кондрахин рассказывал историю своего приключения Манаити, наконец-то появившемуся в своей наполовину неофициальной резиденции. Вопреки ожиданию, Манаити, выслушивая Юрия, становился всё более хмур и собран.

— Ты уверен, что это именно тот дом?

Кондрахин протянул бандиту электронный планшет.

— Смотри сам.

Взглянув, Манаити выругался:

— Бешеная кишка! Это же мой район!

С невинной физиономией Кондрахин поинтересовался:

— Этот кто-то поступил не по праву? Мне показалось, живет он очень неплохо…

Последующую тираду белведа перевести на русский Юрий просто бы постеснялся, да, пожалуй, и не смог бы. Манаити был взбешен и не контролировал себя. Криком он подозвал своих охранников — тех самых, что совсем недавно так высокомерно и бесцеремонно спровадили Юрия.

— Едем! — скомандовал Манаити и ткнул согнутым пальцем в грудь Кондрахина. — Ты с нами? Просто покажешь: ошибиться нельзя.

Через несколько минут два автомобиля сорвались со стоянки. В первом ехали Манаити, Кондрахин и еще трое белведов. Кто сел во вторую машину, Юрию было неизвестно.

Когда показался уже знакомый забор, Кондрахин предупредил:

— Лучше остановиться здесь.

Вместе с белведами он вышел из автомобиля. Время еле-еле перевалило за полдень. В степенном Фитире в обед города словно вымирали, но занкарский ритм не знал угомона. По проезжей части в обе стороны беспрерывно проносились автомобили; пеших прохожих попадались единицы. Юрию было любопытно, что предпримет Манаити. Штурм особняка среди бела дня? Вряд ли. Но, с другой стороны, белвед был ослеплен яростью, которая полностью заглушала его мысли. В таком состоянии он способен на любую глупость. Юрий впервые наблюдал переставшего контролировать себя белведа и собирался досмотреть представление до конца.

Когда подошли боевики, прибывшие во втором автомобиле, Кондрахин более-менее продумал свой сценарий.

— Манаити-ган, хозяин этого дома — твой враг? Если так, то я на твоей стороне. А я кое на что способен, и ты в этом убедился. Что мы должны сделать?

Занкарец отвел Кондрахина в сторону.

— Ты, боец, далёк от нашей кухни. Здесь каждый волен готовить свое блюдо, но — по общим правилам. А сейчас они нарушены. Здесь, в этом доме, живет Пач Лу. Чем он промышляет, неважно. Но только не профессиональными женами. На это он не имеет права. Он просто зарвался! Ну, ничего, мы явимся сюда сегодня же. Вечером. И покажем, кто хозяин в этом районе!

По тону голоса было ясно, что с каждым словом белведом вновь овладевала слепая ярость. Юрия такой поворот не устраивал.

— Почему ты хочешь отложить на потом справедливое дело? — спросил он, внимательно осматривая высокий забор, скрывавший особняк Пач Лу. Усмешка Манаити погасила его же ярость, чего и добивался Кондрахин.

— Юрен! Нас ждет не спортивный поединок. В этом бою без правил, бывает, убивают. Не боишься? Когда стемнеет, — перешел он на доверительный тон, — здесь практически безлюдно. Мы тараним ворота и быстренько разберемся со всеми, кто есть в доме. Пач Лу получит урок на долгие годы!

Кондрахину было впору рассмеяться, слушая столь дилетантское высказывание, но, сохраняя невозмутимость, он произнес:

— В твоей логике, Манаити-ган, есть уязвимое место. Вечером этот дом будет охраняться вдвое тщательнее, чем сейчас, когда нас никто не ждет. Штурмовать надо теперь.

Не обращая внимания на саркастическую улыбку занкарца, Юрий невозмутимо продолжил:

— Таранить ворота мы не будем: излишний шум. Ворота открываются изнутри, я сам был тому свидетелем. Предлагаю следующее: я преодолею забор…

Манаити машинально бросил взгляд на ограду, высота которой составляла по крайне мере три роста белведа.

… - открою дверь, а дальше твои люди разберутся, что делать. Но прежде мне надо с ними поговорить.

Инструктаж не занял долго времени — подручные Манаити оказались достаточно понятливы. Кондрахин выбрал трёх покрепче на вид, остальных расставил вдоль улицы. Их главарь с неудовольствием согласился посидеть в машине.

Остальное для Кондрахина было повторением давно прошедших тренировок. Разбежавшись и отталкиваясь от спин выстроившихся вдоль забор согбенных белведов, он в один мах преодолел высокий забор, не коснувшись проволоки с датчиками. Вряд ли его успели заметить со стороны: момент штурма выбирали с помощью наблюдателей, находившихся по обеим оконечностям ограды. Через полминуты Кондрахин откинул запор и приоткрыл калитку. В считанные мгновения боевики оказались внутри двора.

В глубине его располагался приземистый дом, не характерный для белведов. Он больше напоминал не жилое помещение, а утопленную в землю конюшню. Несмотря на белый день, некоторые окна светились желтым электрическим светом. По двум дорожкам сада боевики бросились к строению. Двигаясь позади штурмовиков, Кондрахин, к своему неудовольствию, заметил Манаити, так же ворвавшегося во владения Пач Лу. Занкарец размахивал короткой трубкой, которой прежде Кондрахин на Белведи не видел. По тому, как он ее держал, можно было предположить, что это разновидность оружия, поражающего на расстоянии, сродни пистолету.

Увиденное Юрию чрезвычайно не понравилось. Одно дело расквасить кому-то физиономию (или кто-то проделает это в отношении тебя), совсем иное — стрельба. И неизвестно, кто выстрелит первым. Ведь наверняка обитатели особняка тоже вооружены.

До строения оставалось около сорока метров, и Юрий резко прибавил ходу. Часть пути пришлась на широкую открытую лужайку, через которую пришлось перекатиться колобком. Но, слава Богу, стрельба еще не началась — белведы, охранявшие особняк, нападение извне явно проспали.

Окна нижнего этажа оказались зарешеченными. Возможно, это обстоятельство озадачило подручных Манаити, но Кондрахина не задержало ни на секунду. Решетку он использовал, как опору, и в одно мгновение очутился наверху. Соблюдать тишину больше не было смысла. Ногою Юрий выбил окно и влетел внутрь помещения. Комната, куда он попал, была пуста, но за приоткрытой дверью уже слышались чьи-то торопливые шаги. Кондрахин прижался к стене и в тот момент, как охранник ворвался в комнату, рывком вывел его из равновесия, тут же нанеся короткий удар ребром ладони в затылок. Белвед упал, как подкошенный.

Головорезы Манаити при всей своей сноровке до уровня диверсанта явно не дотягивали. Лишь двое смогли повторить путь Юрия, причем один чуть не выпал из окна и изрядно порезался битым стеклом. Остальные во главе с хозяином принялись штурмовать массивную входную дверь. Это было грубой тактической ошибкой, но последствия ее Юрий увидел позже.

Защитники дома-крепости открыли стрельбу, на которую отвечал один Манаити. Бандитское оружие, которым были вооружены обе стороны, предназначалось для ближнего боя, да и вести прицельную стрельбу в угаре штурма невозможно. Тем не менее, появились первые потери. Белвед, еще утром не слишком вежливо спровадивший Кондрахина, скатился с крыльца с простреленной грудью. Еще один скорчился у стены, держась за окровавленную руку. Если бы не помощь, подоспевшая сверху, нападающим пришлось бы совсем туго.

Но среди тех, кто поспешил на выручку Манаити, не было Юрия. Избранник демиургов вихрем промчался по опустевшему второму этажу, пинком ноги распахивая двери. Некоторые из них были заперты, но что такое врезной замок для настоящего диверсанта? Нарваться на засаду Кондрахин не боялся: звуки снизу показывали, где сейчас сошлись в схватке обе стороны. Ну, а если какой-нибудь белвед задержался наверху, оружие ему не поможет. Что такое боевое состояние, когда личное время ускоряется в разы, Кондрахин знал не понаслышке.

Комнаты разного предназначения были пусты. Но ведь Юрий собственными глазами видел, как к особняку провели белведку в клетчатой юбке. На первом этаже? Или здесь есть еще и подвалы?

Он готов был ринуться вниз, когда за очередной вышибленной дверью обнаружил перепуганную женщину, вжавшуюся в угол. До этого он увидел её лишь однажды, да и то мельком, но, тем не менее, запомнил. Очень бледное лицо, волосики на аккуратной головке густые, как у кошки. И глаза — огромные и жёлтые.

Рабочие белведки на взгляд Кондрахина были практически неотличимы от мужчин, в этой же всё выдавало женское естество: и беззащитный испуг, и судорожно скрещенные руки, и эти глаза. Да, прежде всего — глаза. Впервые в мире Белведи Юрий увидел женщину, просто коротко стриженную женщину, внешне почти неотличимую от своих земных представительниц. Всякие сексуальные чувства в нём давно угасли, и нынешнее видение стало неким подобием ностальгического воспоминания о невозвратной юности.

— Ты просила о помощи? — хрипло спросил он.

Белведка только кивнула. Вряд ли грубые по здешним меркам красоты черты Кондрахина ассоциировались у неё с обликом спасителя.

— Уходим. Быстро!

Лишь время спустя он понял, какую огромную несусветную чушь нёс в себе его короткий приказ. Уведи он в белведку в одиночку, куда бы они делись? Как-то Юрию не приходило в голову, почему на улицах он видит практически только мужчин. Рабочие белведки не в счёт: ничем они не отличались от мужчин. Но ведь рождаются у них дети! И не реже, чем на Земле. Но, чтобы не разбираться, а всем нутром чувствовать естественность происходящего, надо родиться на Белведи и быть белведом.

Годичный гормональный цикл у местных женщин регулярно возвращал им необходимые для воспроизведения потомства облик и способности. Но процесс этот не был единомоментным: легло спать бесполое существо, а проснулась писаная красавица с прелестными округлостями. Нет, изменения и внешние, и внутренние развивались постепенно. За этот подготовительный срок женщина решала для себя, хочет ли она ребенка, ограничится ли половыми связями без зачатия, либо же будет вообще избегать близости. В любом случае, когда природные метаморфозы достигали максимума, и белведка начинала источать столь притягательный для мужчин аромат, она уединялась — одна или с кем-то. Иначе она и шагу бы не смогла ступить, не подвергшись сексуальному домогательству. Даже профессиональные жены, узаконенные только на Занкаре, никогда не появлялись среди публики на виду. Лишь при затухании гормонального выброса белведка, еще сохраняя женские формы, могла без риска появиться в обществе. Освобожденная Кондрахиным пленница, как и все профессиональные жены, постоянно находилась на пике активности. Этого он, разумеется, знать не мог.

Прежде чем покинуть комнату, Кондрахин на миг задержался у входной двери, прислушиваясь. Шум битвы внизу стих, но с лестницы раздавался дробный перестук нескольких пар ног. Свои? Чужие? Властным жестом приказав белведке прижаться к стене и молчать, Юрий осторожно выглянул через щелку.

Хвала всем богам всех бесчисленных миров: свои! Больше не таясь, Юрий громко крикнул:

— Манаити! Сюда! Я здесь!

— Жив, боец? — подбежал запыхавшийся занкарец. — А я боялся, тебя положили. Хотя, куда им! Ого! А ты время не терял! — наконец разглядел он белведку.

Ноздри его зашевелились, а глаза затуманились.

— Это её ты видел? Можешь оставить нас наедине?

— Не время, Манаити-ган, — ответил Кондрахин, по простоте земной души полагая, что занкарец хочет переговорить с женщиной один на один. Но его ответ случайно попал в точку.

— Да, ты прав, — нехотя согласился Манаити, по прежнему не отрывая взгляда от пленницы. — Надо уходить. Еще кто на этаже есть? Тогда поспешим. Один из наших убит, придется уносить: моих людей в городе знают.

Отряд победителей почти успел добраться до ворот, когда незапертая Манаити калитка отворилась. Бандит выстрелил первым, но промахнулся. Тотчас последовал ответный залп из десятка стволов. В один миг всё переменилось: осаждающие превратились в осажденных. Кроме того, они представляли собою прекрасные мишени на открытом пространстве. Жидкий кустарник за их спинами едва ли мог послужить прикрытием.

— Всем назад! — скомандовал Манаити. Правда, Кондрахину показалось, что команда запоздала. По крайней мере, он уже улепётывал, схватив белведку за тонкое запястье.

Иных строений, кроме особняка, на территории не было. Держать оборону можно было только здесь. Но готовности сложить голову за Манаити Кондрахин не испытывал. Не задерживаясь, он повлек белведку за собой на второй этаж, памятуя, что все окна нижнего яруса закрыты толстой решеткой. Спиною он почувствовал, что главарь бандитов последовал за ним; остальные спешно сооружали баррикаду у входной двери.

— Юрен, что ты затеял?

Манаити наконец нагнал беглецов. Кондрахин бросил на него быстрый взгляд, что-то прикидывая.

— Уходим втроём. Твои пусть обороняют вход. Это наш единственный шанс.

— Но как?! — чуть ли не простонал Манаити. — Летать я не научился. И по голой стене мне не вскарабкаться.

Манаити говорил только о себе, словно рядом не было чуть не освобожденной ими белведки. Видимо, обстоятельства сильно подорвали его сексуальную энергию.

— Сколько твои смогут продержаться? — игнорируя крик бандитской души, спросил Юрий.

— Почём я знаю. Ну, может, пару гатчей. Не больше — зарядов не хватит.

— Два гатча… — наморщил лоб Кондрахин. — И много, и мало. Хорошо. Делаем вот что: пробежим по всем комнатам. Должны здесь быть если не веревки, то, по крайней мере, хоть какие-то крепкие тряпки. Придется спуститься со второго этажа. И не просто тихо, а так, чтобы ногу не подвернуть. Ноги нам ой как потребуются. Как только эти ворвутся в дом, изо всех сил бежим к воротам. Даже если заметят и откроют стрельбу, не останавливайтесь. С такого расстояния по бегущему попасть практически невозможно. Остальное, Манаити, зависит от твоей машины. Всё понятно? Тебе, надеюсь, тоже? — повернулся он к женщине. — Или предпочитаешь оставаться здесь?

В ответ та лишь крепко схватилась за рукав его спортивной куртки.

Из найденного постельного белья, напоминающего земные пледы, Юрий изготовил, связывая их прочными узлами, три надежные веревки.

— Хватило бы одной, — ворчал, поторапливая его, Манаити.

— Умолкни. Хочешь жить, слушайся меня. Лучше слушай, когда твои бойцы полягут. Или сдадутся.

— Не сдадутся: смысла нет. Мы пятерых ихних положили. Так что всё равно не пощадят. А почему мы заранее не спустимся?

Кондрахин так выразительно взглянул на занкарца, что тот даже съёжился. Морально добивая его, Юрий пояснил белведке:

— Если штурм затянется, хотя и это не обязательно, эти лихие белведы будут искать обходные пути. Не уверен, что у них нет тайного лаза с этой стороны дома. Или попробуют проникнуть сюда так же, как и я. С фасада не получится — наши их перестреляют. Стало быть, зайдут с тыла. Окажись мы на их пути, бежать будет некуда.

Произнося этот монолог, Кондрахин глазами обшаривал комнату, обдумывая, за что закрепить концы веревок. Здесь не было ни батарей отопления, ни оконных переплетов, ни массивного шкафа, ни, на худой конец, старинного дубового стола, как полагается в приключенческих романах. А время поджимало.

— Манаити, не стой, как колода. Нужна палка, хоть какая-нибудь (слово "швабра" в языке уан отсутствовало), и — живо!

То ли бандита, действительно, проняло, то ли просто повезло, но через минуту он вернулся с куском металлической трубы, оторванной им от перил лестницы. Кондрахин быстро примерил: железка была шире оконного проема.

— Может, мне проследить с той стороны? — почему-то шепотом спросил Манаити.

— Убью, если высунешься, — без тени угрозы сказал Юрий. — Лучше слушай, что происходит.

А происходила ожесточенная схватка. Осажденные не собирались сдаваться, даже не видя рядом с собой главаря, ради которого они жертвовали жизнью. Видимо, действительно, отступать больше некуда. Поневоле Юрий проникался к ним уважением. Вообще, белведы по складу характера в основном были бойцами. Но и среди бойцов встречаются заячьи сердца. Судя по всему, Манаити прекрасно подбирал помощников. Вероятно, самым слабым звеном в им же созданной системе был он сам. Но, даже если Манаити и был не на шутку перепуган, держался он вполне достойно, разве что язык выдавал его волнение.

— Юрен, почему ты без оружия? Мы подобрали пять стволов…

— Я сам — оружие, — не прерывая своего занятия, отвечал Кодрахин. — И гораздо более эффективное, чем твои стрелялки.

Впрочем, от предложенного ствола он не отказался.

Женщина, по его заданию, вела наблюдение из окна, сама не показываясь наружу.

— Пора, — внезапно сказал Кондрахин, одновременно выбрасывая свободные концы веревок через окно. Он первым уловил по слуху кардинальное изменение ситуации. Боевики Пач Лу одолели, и вот-вот ворвутся на второй, уже никем не обороняемый, этаж.

По идее, Юрий, как единственный, кто способен вступить в неожиданную схватку, случись такая внизу, должен был спускаться первым. Так он и поступил бы, будь в его команде надежные соратники. На деле же всё обстояло иначе: респектабельный бандит и совсем незнакомая белведка.

— Манаити, идешь первым, — приказал Кондрахин, вручая занкарцу конец веревки. Второй последовала белведка, которую Юрий чуть опередил, подхватив женщину у самой земли.

Дальнейшее было чистой авантюрой. Вся троица со всех ног рванулась к воротам, даже не удосужившись оглянуться. Бежали они так быстро, что вряд ли их даже успели заметить люди Пач Лу.

Автомобиль Манаити стоял со спущенными колесами, но вторая машина, запаркованная чуть дальше и, видимо, неизвестная нападавшим, оказалась неповрежденной. Туда и забралась вся троица беглецов. Манаити прыгнул за руль. Через секунду автомобиль сорвался с места. Пассажиры на ходу захлопнули дверцы.

Прошло четверть часа, прежде чем Кондрахин лениво спросил:

— Куда едем?

Манаити уже взял себя в руки и ответил неторопливо и вразумительно:

— Думаю. И смотрю. Вроде бы, никого за нами нет. Есть у меня адресок… Никто не знает. Там вы и спрячетесь. Лучшего предложить не могу.

Подумав, Кондрахин согласно кивнул.

— А ты сам куда? Тебя же наверняка опознали.

— Не знаю, — честно ответил Манаити. — Надо бы добраться до клуба. Хотя бы предупредить своих. Не понимаю, — зло сплюнул он через приоткрытое окошко, — откуда у Пач Лу столько людей. Он же всегда был шестеркой.

Этого района столицы Юрий не знал совершенно. Не окраина, но и не центр. Дома, в которых не поселится успешный делец, но не побрезгует высокооплачиваемый рабочий. В смысле — без претензий на шик.

Манаити притормозил у одного из таких, до кислой оскомины похожих друг на друга, строений.

— Здесь.

Квартиру на втором уровне Манаиси открыл магнитным ключом, тут же передав его Кондрахину:

— Пользуйтесь. Я появлюсь, как только смогу.

Он вернулся к машине, так и не зайдя в жилище.

Квартирка оказалась простенькой, без изысков, но с удобствами. Окна выходили на обе стороны: с одной двор, огороженный глухим забором, с другой — неширокая улица, в случае чего выпрыгнуть — не смертельно. Изнутри дверь запиралась на три внушительных замка. С одного удара не вышибешь, да и дверь не декоративная. Все эти достопримечательности Кондрахин изучил в течение нескольких секунд и остался удовлетворен.

— Ну-с, прекрасная незнакомка, — сухо произнес он, указывая белведке на лежак, — пора тебе представиться и объясниться.

— Кэита Рут.

Белведка не поклонилась, а просто втянула голову в плечи.

— Итак, любезная Кэита Рут, ты звала на помощь в известное время в известном тебе месте. Где по случайности как раз оказался я. Чем обязан?

Непоследовательный, сбивчивый рассказ женщины сводился к тому, что она, профессиональная жена, долгое время обслуживала крупного занкарского дельца по имени Сейр Ют. То ли она надоела ему, то ли по какой иной причине, но он передал ее новому владельцу — Пач Лу. Это не было в традициях Занкара, где профессиональные жены обладают статусом подчас высшим, чем их счастливые любовники. К тому же оба этих персонажа — Сейр Ют и Пач Лу — по своему положению были несравнимы. Внезапное изменение судьбы для Рут явилось не переменой мест, а жесточайшим оскорблением, которого не могла стерпеть гордая белведская душа. Вот почему, несмотря на смертельную опасность, она пошла за Кондрахиным до конца, совершенно не зная его, не задаваясь вопросом об исходе.

Гибель полутора десятков белведов, причиной которой она являлась, ее, похоже, также не волновала.

— Ладно, — подвёл итог Юрий, — но что нам делать дальше?

Белведка одарила его недвусмысленным взглядом.

— Тот человек, что привёз нас сюда, подчиняется тебе? Я не совсем поняла…

Вопрос белведки Кондрахин проигнорировал. Он пока и сам не знал, каково нынешнее распределение сил. Есть ли какие резервы у Манаити, или вся его рать полегла в доме противника? Если так, то эта квартира — убежище ненадежное. Припрут Манаити к стенке, расколется. "Да, — поскреб в затылке Юрий, — похоже, все мы сошли с ума. Особенно я. Положим, у Манаити был повод пойти на штурм. Кто знает, какие тут правила игры. Но на кой ляд в эту авантюру ввязался я? Да не просто ввязался, а, по сути, стал ее инициатором? Запала в душу прекрасная пленница? Вот она, бери. Сидит и предвкушает".

Что делать дальше, Кондрахин не знал. В таких ситуациях лучше не ломать понапрасну голову, а дать работу рукам. Юрий достал стреляющую трубку.

В своё время, в диверсионном центре, он, наряду с другими курсантами, с закрытыми глазами разбирал и собирал оружие советского, германского, японского, чехословацкого, американского производства. Как ни причудлива конструкторская мысль, она вынужденно подчиняется общим правилам. Не стало исключением и оружие белведов.

"Стрелялка", как за незнанием истинного названия именовал её Кондрахин, представляла трубку около полуметра длиной. Один конец открытый, второй закрыт наглухо. Ближе к нему две неравные части трубки соединялись по резьбе. Внутри оказался длинный тонкий баллон, соединенный с тугоподвижной кнопкой на корпусе. Как уяснил для себя Кондрахин, баллон заправлялся жидким воздухом. При стрельбе впрыскивалась какая-то доза содержимого баллона и, мгновенно расширяясь, выталкивала заряд — стальной шарик около восьми миллиметров в диаметре. Небольшой запас их Манаиси передал вместе со стволом. Заряжание производилось с дульной части; шарики удерживались в заданном положении с помощью магнита. Просто и изящно. Правда, ни о какой кучности стрельбы не могло быть и речи. Зато тонкую трубку можно незаметно нести хоть за пазухой, хоть привязанной к голени.

Итак, есть временное убежище, есть и оружие. И прекрасная (наверное) Кэита Рут на шее (чёрт бы её побрал!). Хорошо ещё, что молчаливая.

Опровергая его заключительную мысль, белведка подала голос:

— Как мне называть тебя, ган?

— Юрен, машинально отозвался Кондрахин, запоздало подумав, что зря назвал ей уже достаточно широко известное на Белведи имя.

— Юрен-ган, мне кажется, что это жилище мало годится как для любви, так и для жизни.

Кондрахин внутренне усмехнулся такому тонкому различию: жизнь и любовь — понятия разные. Интересно, его несостоявшаяся жена Марина, попади она в эту квартиру, стала бы сетовать? Например, на отсутствие мебели? Он прогнал эту мысль, и образ Марины, и всё-всё земное.

Прошло не менее часа с тех пор, как уехал Манаити. Когда он вернется и вернется ли вообще? Неожиданный стук в дверь заставил Кондрахина вздрогнуть. Захватив ствол, он вжался в стену около входной двери.

— Это я, Манаити, — донесся шёпот снаружи.

Не меняя положения, Кондрахин откинул запор и отворил дверь.

В квартиру ввалился бледный, более обычного, Манаити, и тут же привёл в действие все замки.

— Они сожгли ресторан, — сообщил он упавшим голосом.

Кондрахина мало волновало материальное положение Манаити, тем не менее он изобразил сочувствие.

— Что предпримем?

Вместо ответа Манаити прошел в комнату и тяжело рухнул на лежанку рядом с белведкой. Сейчас её прелести, похоже, совершенно не волновали бандита.

— Ничего не понимаю, — признался он некоторое время спустя. — Пач Лу никто по сравнению со мной. А он не просто посмел, он сделал это.

По просьбе Кондрахина Кэита Рут пересказала свою историю.

— Сейр Ют? — встрепенулся Манаиси. Тогда всё понятно…

Вскоре стало понятно и Кондрахину. Сейр Ют оказался одним из лидеров преступного мира Занкара, против которого Манаити был ровным счётом — никто. Как, на каком основании, матерый мафиози передал свою профессиональную жену в руки Пач Лу, осталось невыясненным, но не меняло сути происшедшего. Манаити стал врагом обоих. И, если своеволие Пач Лу можно было воспринимать, как маленькую, хоть и досадную помеху, участие в этом Сейр Юта следовало рассматривать, как смертный приговор. Манаити был близок к отчаянью.

— Возьми себя в руки, — сухо приказал Кондрахин. — Есть, где отсидеться?

Манаити покачал опущенными плечами.

— Не верю! Не настолько ты популярен, чтобы нельзя было спрятаться в многомиллионном городе. Хотя бы здесь, в этой квартире.

— А ты? — вскинул голову Манаити.

— Мы с Кэитой съедем. И чем быстрее, тем лучше. А ты тоже не медли: твою машину, скорее всего, уже вычислили. Избавься от неё. И давай условимся о связи.

Едва Манаити ушел, начал собираться и Кондрахин.

— Куда ты? — поднялась с лежанки Кэита Рут.

— Нам не стоит здесь задерживаться. Если Манаити перешел дорогу серьезному белведу, нас отыщут еще засветло. Ты по-прежнему не хочешь возвращаться к Пач Лу? Тогда сиди тихо. Я постучу вот так, — Юрий выстучал ритм. — Уйду ненадолго. Если в моё отсутствие будет кто ломиться, у тебя достанет времени, чтобы задернуть окно. Это знак для меня.

Еще в прошлый приезд на Занкар Кондрахин заметил, что многие здесь расплачиваются за товар или услугу, предъявляя карточку. В отличие от своих, еще не существующих, земных аналогов защита занкарских кредитных карточек осуществлялась за счет сличения отпечатков пальцев. Точнее, любого из десяти. Такую удобную форму расчета Юрий завел в Фитире, зная, что воспользоваться своими деньгами сможет практически в любом государстве Белведи.

Целый час у него ушел на поиски такси, затем автосалона, для чего потребовалось поехать в более фешенебельный район столицы. Финансы позволяли Кондрахину приобрести хорошую технику, но он остановился на самой распространенной, а потому наименее приметной марке. Оставалось подыскать жильё. Занкар изобиловал гостиницами, но Юрия такой вариант решительно не устраивал. Поселиться в гостиничном номере вместе с профессиональной женой — всё равно что дать объявление во всех газетах. Порядком помотавшись по пригородам, Кондрахин арендовал небольшой дом.

Когда он наконец смог вернуться за Кэитой Рут, уже темнело. Юрий проехал мимо дома, взглянув на незанавешенное окно. Впрочем, это еще ни о чём не говорило. Шел час, когда большинство белведов возвращались с работы домой. Это было некстати, но что поделать? Больше всего Юрий опасался не возможной засады, а того, что Рут выбросит какой-либо фортель. Он не мог предсказать даже поведения земных женщин, что же говорить о белведке, да еще столь экзотичной?

Удерживая заряженный ствол под полой куртки, Кондрахин быстро поднялся на этаж, постучал в дверь условным стуком. Практически мгновенно Кэита Рут отозвалась:

— Кто?

У Юрия отлегло от сердца. Если у белведки хватает ума задать подобный вопрос, значит, она одна.

— Юрен, — коротко отозвался он и продолжил, уже запирая за собой: — Сейчас очень многолюдно. Придется подождать. Так что можем поболтать. Меня в частности, интересуют мотивы твоего поведения. Тебе что-то угрожало у Пач Лу?

Белведка удивленно взглянула на Юрия и ответила своим низким и тягучим, словно мёд, голосом:

— Как ты можешь так говорить? Я — свободная женщина.

— Но ведь ты жила с Сейр Ютом, — перебил ее Кондрахин.

Кэита фыркнула:

— Сравнил! Быть женой такого видного белведа почётно. А он, негодяй, сплавил меня какому-то полунищему ублюдку. Да у этого Пач Лу вряд ли хватит денег, чтобы оплатить мои услуги.

— Эта часть мне понятна. Но ты пошла со мной. Я произвожу впечатление богача?

— Это неважно. Ты пошел против Сейр Юта, больше мне ничего не надо. А деньги есть и у меня.

Кондрахин поежился. В хорошенькую историю он влип! Не было у бабы проблем — купила баба порося. Похоже, эта самовлюбленная белведка твердо решила вцепиться в него всеми своими розовыми коготками, и считает это порядком вещей. Что предпринять? Уйти по-английски? Непорядочно как-то. Конечно, бандиты приложат все силы, чтобы отыскать и покарать беглянку. Что они с ней сделают — убьют, обезобразят или унизят, пустив по кругу — дело второстепенное. Важнее другое: что им известно о Кондрахине? Вряд ли успели разглядеть его физиономию во время схватки. Они с Рут шли позади всех и ретировались немедленно. Так что он, предположительно, один из охранников Манаити, ускользнувший из ловушки вместе со своим хозяином и строптивой белведкой. Кто способен раскрыть его инкогнито? Манаити, Рут и кто-либо из боевиков Манаити, если попался живым в лапы противника. В этом случае, какой, к дьяволу, Университет? Да, придется ждать Манаити или хотя бы известий от него. И нянчиться заодно с куклой, из-за которой всё и началось.

За круглым выпуклым окном стемнело настолько, что фигуры прохожих еле угадывались. Юрию было не по себе: казалось вот-вот нагрянут непрошенные гости. Он подосадовал, что не догадался купить для Кэиты какую-нибудь неприметную одежду. В квартире тоже, к сожалению, ничего не нашлось, даже захудалого плаща.

— Ладно. Слушай меня внимательно, — принял решение Кондрахин. — Сейчас я подгоню машину к самому входу. Из окна все прекрасно видно. Как только я открою заднюю дверцу, выбегай и садись. Дверь защелкивается автоматически. Всё поняла?

Белведка молча кивнула.

Садясь за руль, Юрий внимательно огляделся. Кое-где были припаркованы машины, за стеклами которых ничего не было видать. На засаду не похоже, но кто знает…

Подъехав чуть ли не вплотную ко входу в дом, Кондрахин распахнул дверцу. Через минуту Кэита Рут оказалась на заднем сиденье. Теперь аккуратно, ни в коем случае не привлекать к себе внимания. Выруливая на шоссе, Юрий оглянулся. Никто не последовал за ними.

Автомобиль рассекал улицы готовящегося ко сну города. Чем ближе к предместью, тем меньше встречалось машин и людей. Здесь практически не было ночных баров и прочих увеселительных заведений. Зато запросто было натолкнуться на кучку любителей ночных приключений, для которых автомобиль не стал бы непреодолимым препятствием. Это только в фешенебельных столичных кварталах можно гулять ночь напролёт, не рискуя нарваться на неприятность. Во всяком случае, вероятность такого исхода была куда меньшей. Неожиданная встреча с хулиганами Кондрахина не пугала: даже без оружия, он рассеял бы их за считанные минуты. Тем не менее, он вёл машину очень осторожно. Лезть в приключения сейчас ему было бы не с руки.

Но, слава Богу, доехали без приключений. Юрий аккуратно притормозил у ворот — здесь было так принято — и предложил белведке выходить.

— Нам придётся жить здесь? — деловито осведомилась она, покидая салон. Голос ее не выражал восторга.

— Если хочешь, можешь вернуться к Пач Лу, — равнодушно отозвался Кондрахин.

Рука об руку они прошли к строению. Ни с того, ни с сего, в голове Юрия застряло слово: особняк. Он вырос в Орле, советском захолустье, где под этим термином подразумевалось капитальное строение. Если не дворец, то, по крайней мере, что-то весьма солидное. Хотя, если подумать, особняк — что-то стоящее особняком, поодаль от других строений. Если так, то он снял в аренду именно особняк. От соседних строений дом отрогаживался густым садом, и других построек от особняка не просматривалось. В этот вечерний час сад был безмолвен, тёмен и недружелюбен. Он угрожал, правда, неизвестно, кому именно.

Белведка тоже присмирела, шла безмолвно, только её короткая клетчатая юбка шелестела во тьме.

Юрий отпер входную дверь и посторонился:

— Входи.

Его невинная реплика противоречила правилам этикета: на Белведи первым в дом должен входить мужчина. Но Кэита, похоже, не заметила ошибки.

Загорелся электрический свет.

— А здесь не так и плохо! — воскликнула женщина, оглядываясь по сторонам.

— Лучше, чем нам светило, — усмехнулся Кондрахин. — Вот что, девочка. Не уверен, что твои знакомые тебе сохранили бы жизнь, хотя для тебя это было бы самым безболезненным выходом. Во всяком случае, мне не улыбается перспектива разделить твою судьбу. Сейчас мы оторвались. Может быть, надолго. Всё зависит от тебя. Давай решать начистоту. Твою безопасность я обеспечу в единственном случае: ты будешь беспрекословно слушаться меня. Я не знаю, сколько времени это продлится. Надеюсь, недолго.

Вместо ответа белведка сжала его руку — весьма интимный жест для жителей этого мира. Но Кондрахин не оценил его.

— Так "да" или "нет"?

— Дурак.

Строение было двухуровневым: на первом располагалась обширная гостиная с камином, две кладовки и это, собственно, всё. Второй этаж вмещал в себя две маленькие спальни, кабинет для работы и два совмещенных санузла с обязательными бочками-ваннами. Всё это Кондрахин уже видел, платя за аренду, а Кэита Рут осматривала впервые. Больше всего в этот момент она походила на богатую земную дачницу, снимающую помещение на летний отдых.

Действительно, было в этой картине столько земного, что Кондрахин расслабился и позволил себе снисходительно произнести:

— Располагайся, где решишь нужным. Надеюсь, мы с тобой поладим.

Поладить с Рут оказалось делом непростым. Во-первых, она сразу заявила о своем голоде. Если Кондрахин позабыл об одежде, то о еде он, вроде бы, помнить был обязан. Пришлось еще раз заводить машину для кратковременной поездки. Перекусили наскоро, обмениваясь редкими репликами. В еде Кэита Рут оказалась непривередлива — хоть это радовало.

Когда пришло время спать, Юрий отправил белведку наверх. Та долго плескалась в бочке, не сочтя нужным прикрыть за собой дверь, благодаря чему Кондрахин выслушал весь процесс мытья от начала до конца. После чего последовал еще один неприятный разговор, на этот раз из-за отсутствия банного и нательного белья. Устраивая последнюю сцену, белведка оставалась совершенно голой. Кондрахин рассматривал ее чисто из познавательного интереса, хотя и весьма пристально. Женщина, впрочем, поняла его иначе.

— Не спеши. До этого ты вёл себя, как настоящий принц.

Кондрахин сорвал штору с окна и собственноручно вытер свою подопечную. Давненько ему не приходилось прикасаться к женщине, пожалуй, со времени близости с Ярилкой. Но это, практически, та же Земля. А тут Белведь, нагая аборигенка, дисгармонирующая с часом опасности. Но фигурка её — этого Юрий отрицать не мог — была первый сорт! Невысокая, но ладно сложенная, грациозная и искусственно наивная — она возбуждала. Юрий давным-давно забыл об этом чувстве, да и сейчас воспринимал его не как данность, а как память о прошлом. Усилием воли он стряхнул с себя наваждение.

— Выбрала себе спальню? Я лягу внизу.

Кэита Рут повиновалась, ничем не выдав своего разочарования. Юрий устроился у холодного камина, укрывшись с головой тонким пледом. Не прошло и часа, как чьи-то руки разбудили его. Вероятно, Кондрахин просто уснул, не услышав шагов.

— Я боюсь спать одна, — услышал он голос Кэиты Рут.

Юрий рывком сел на лежанке.

— Погоди. Надо проверить территорию.

Он вышел в сад. Проверять ничего не требовалось — просто перевести дух. Итак, белведка претендует на близость. Страшного ничего, просто Юрий не знает, как полагается действовать в этом мире. В смысле физиологическом. Он не испытывал никакого влечения, будоражащего влюбленных во всех мирах. Но, с другой стороны, никто не лишал его мужских способностей. Он машинально коснулся области паха: точно — способен.

На Белведи не водилось птиц. Ни певчих, ни хищных — никаких. А хотелось послушать соловья. Ну, ладно, хоть недовольное чириканье воробьев — ничего не было. Стало грустно и неуютно. Неприкаянный, Юрий вернулся в дом. Белведка расположилась на его лежанке.

— Вот что, красота моя, эту ночь мне придется покараулить, так что не обессудь. Спи здесь, если хочешь, только не мешай.

Произнеся эту вымученную фразу, Кондрахин улегся сам. Белведка тотчас оплела его рукой. Избранник демиургов повернулся на бок и изобразил глубокий сон. На самом деле ему не спалось. Не в том плане: переспать или нет. Переспать — как? Как это делается в этом мире? Дьявол побери эту самку! На следующее утро, если обстоятельства не помешали бы, Юрий планировал сдать вступительные экзамены в Университет. Всё полетело прахом! Придётся день потратить, при всех прочих благоприятных раскладах, на изучение техники белведского секса. Иначе от этой похотливой особи не открутишься.

На удивление, ночь ему удалось провести спокойно. Может быть, белведка, действительно, устала, может, подыграла ему, но спала она, как убитая.

Ранним утром Кондрахин съездил в отдаленный магазин и закупил продуктов на несколько дней. Кэита Рут набросилась на продукты, словно не ела целый год, а не сутки. Юрий не преминул помочь ей. Нескольких фраз, вымученных через набитые рты, им хватило, чтобы согласовать предстоящие действия. Собственно говоря, действовать предстояло Кондрахину. Кэита Рут получила единственную инструкцию: не высовываться. Ни при каких обстоятельствах. Отыскать их пристанище было невозможно в такие короткие сроки при любых обстоятельствах, вот почему только неразумное поведение белведки могло привлечь внимание посторонних.

Кэита Рут согласилась и, видимо, искренне, судя по заказам, сделанным ею. Часть из них Кондрахин безжалостно вычеркнул: ни к чему сейчас Рут женские наряды, обойдется нейтральной одеждой.

Первым делом Юрий проехал мимо спортивного комплекса Манаити. Бандит не врал: первый этаж, где располагался ресторан, был уничтожен огнем. Что бы ни случилось с другими помещениями, было ясно, что Манаити оставаться здесь не мог.

Продолжая думать об этом, Кондрахин машинально закупил кучу тряпья. Хватит капризной белведке на первое время, а попробует кривить губы — ей же хуже выйдет. К обеду Юрий заехал в уже известную ему по прежнему приезду читальню. Материалов по анатомии и физиологии белведов оказалось в достатке. Разве что отсутствовало само описание полового акта, но прочие сведения позволяли судить о процессе достаточно подробно.

Возле его терминала шаги проходящих по залу белведов заметно меняли ритм. Некоторые откровенно притормаживали, чуть ли не до полной остановки. А другие, притормозив и разглядев характер комментирующих картинок на экране, уносились вдаль чуть ли не бегом. Последние в большинстве своем — старшеклассники, изящные и гибкие, но не уступающие ростом взрослому белведу. Кто из них был самцом, кто самкой, разобрать, не поворачивая головы, было нельзя. А Кондрахин слишком увлекся своими изысканиями, чтобы глазеть на окружающих.

Главное, что уяснил Кондрахин, несколько обескуражило его. Оказалось, что в процессе полового акта, если планируется зачатие, белведы принимают положение, как порой земные собаки — спинами друг к другу. Юрий даже попросил для себя подборку обычных изданий, чтобы разобраться во всем подробно и без помех. Но оказалось, что он все понял правильно. Так что ублажить Кэиту, как обычную женщину, он бы не смог при всем желании.

Такой вариант Кондрахина решительно не устраивал. Зато, узнав, что размеры детородного органа у белведов мужского рода были воистину детскими: пять — семь сантиметров, Юрий сказал сам себе: "Есть на свете правда!", и захлопнул последнюю книгу. На физику сегодня времени не хватило. Во всяком случае, сегодня ему предстоял другой экзамен.

Спать улеглись рано. На это раз белведка не спрашивала разрешения и не отговаривалась ссылками на боязливость. Просто забралась под плед, прильнув к Юрию всем, чем можно. На всякий случай он опустил ладонь вниз и прикрыл, словно невзначай, кое-что из своих достопримечательностей. Такого органа, как мошонка, у белведов не существовало, их тестикулы надежно прятались в малом тазу. Щеголять своим отличием от нормы Кондрахин не собирался.

Его волновала последняя стадия соития. Нужно или не обязательно принимать собачью позу? Книги отвечали на этот вопрос невразумительно. В поездках по городу Юрий обнаружил магазин, торгующий сексуальными принадлежностями, где приобрел фаллоимитатор. В Москве такая покупка немало бы позабавила его, но в данный момент он был более, чем серьезен. Изделие он спрятал под лежанку со своей стороны.

Невообразимо давно, в полузабытой земной жизни, Кондрахин был связан всего с одной женщиной. Был, правда, еще один, орловский, опыт юношеского периода, о котором Юрий умалчивал не в силу стыда, а просто по его малой значимости. Но то, что ему пришлось пережить сейчас, не шло ни в какое сравнение с прошлыми ощущениями. Белведка стонала, истошно кричала, извивалась всем своим гибким телом, и не раз Кондрахину казалось, что он на шаг от убийства. Наконец всё кончилось.

Или началось — это с какой стороны посмотреть. Кэита, словно потеряв рассудок, ходила за Юрием нерассуждающей тенью. Её желтые глаза непрерывно излучали покорность и желание. Только нецелованный юнец может посчитать такую привязанность за счастье. Нет, близость с Кэитой неприятных ощущений у Кондрахина не вызывала, напротив. Но когда тебя ни на минуту не оставляют в покое, это уже перебор. После первой же бессонной ночи Кондрахин избрал единственный путь — бегство.

Разумеется, он ни словом не обмолвился Кэите о намерении поступить в Университет. Просто бросил на ходу: "Дела".

Приёмный экзамен проводился не по билетам. Обычно три преподавателя опрашивали претендента по темам, связанным с избранной им специальностью. Испытание могло занять и несколько минут, и долгие часы. Юрия придирчиво допрашивали с утра до обеда. Во-первых, как иностранца, во-вторых, как белведа с такой нетипичной внешностью. Возможно, что он усложнил себе задачу, признавшись, что является профессиональным бойцом погла. Прогноз Тхана Альфена в этом отношении полностью оправдался.

— Ну, что же, студент, поздравляю тебя, — проворчал пожилой учёный, игравший в приемной комиссии роль жесткого оппонента, — теперь в течение месяца ты, усердно посещая лекции, обязан выбрать себе научного руководителя. А тот, — белвед хихикнул, — тебя. Не уложишься в отведенное время — изволь получать образование в более подходящем для тебя месте.

Кондрахин был зол от предвзятого к нему отношения, хотел есть, а еще более спать. И всё же первым делом отправился к Мун Коолу, единственную лекцию которого ему довелось прослушать в Королевской библиотеке Фитира. Найти ученого оказалось непросто, да к тому же пришлось ожидать очереди попасть на прием больше часа.

— А, боец погла! — тут же опознал его ученый. — Приехал-таки поступать?

— Уже поступил, — отчитался Кондрахин, не слишком считаясь с неудовольствием и раздражением, отразившимися в тоне его голоса. Впрочем, в отношении понимания интонаций белведов можно было смело игнорировать.

— Отлично! Сейчас и приступим!

— Мун Коол-ган! С твоего позволения я хотел бы начать с завтрашнего утра. Сообщи, когда и где я смогу тебя отыскать. Прости, но я зачислен на учебу только сегодня. Просто устал.

Прежде чем вернуться домой, Юрий несколько раз медленно проехался мимо одной из читален, у входа в которую условился о встрече с Манаити. Бандита на месте не было. Может быть, не смог. О худшем варианте думать не хотелось. Ну, что ж, назначенная встреча могла состояться и завтра, и в любой из последующих дней. Размышляя об этом, Юрий слегка покривился от самоиронии: еще несколько лет назад он, подающий надежды студент, будущее светило советской медицины, рассмеялся бы в глаза тому, кто напророчил бы ему близкую общность с бандитами. В этот момент он более чем когда-либо был обыкновенным землянином, бесконечно далеким от Просветленных, демиургов, магических заклятий и Предначертанного Врага. Они тоже были далеко, но не забывали о Кондрахине.

Тот, кого Просветленные именовали просто Он, уж две недели пребывал в растерянности. Перед этим Он уловил сигнал от Кондрахина, несущий зло, насмешку и разрушение. Он немедленно послал ответный укол. Лишь потом, следуя многолетней привычке контролировать последствия своих действий, начал разыскивать своего противника. Человека, которого Он никогда не видел, зато чувствовал, как самого себя. Чувствовал постоянно, хотя и не всегда имел силу и время дотянуться, сжать пальцы на горле.

И вдруг Он потерял след врага. Напрасно Он обшаривал гигантские, поистине беспредельные пространства явленных и сокрытых миров — нигде не ощущалось ни астрального, ни ментального присутствия Кондрахина, разве что слабые, исчезающие, словно былые ароматы увядших цветов, отголоски его пребывания: больше — на Амату, меньше — в прежде исхоженных им мирах.

Но ведь Юрий достал его мысленным посылом! Неизвестно откуда и не понять, как. Может быть, впервые Он, успешно противопоставивший себя Просветленным, столкнулся с чем-то непонятным и неподвластным ему. Неужели его враг, Кондрахин, еще недавно рядовой обыватель Земли, настолько продвинулся? Да нет, не может такого быть. Есть законы развития, которые не дано перешагнуть даже Просветленным, даже демиургам. От первых проблесков магических способностей до их расцвета проходит не один десяток, а то и добрая сотня лет неустанной, сопряженной с разочарованиями и неизбежными лишениями, работы над собой.

Кондрахин был исключением — непонятным, логически необъяснимым, а, потому непредсказуемым и опасным. Где он скрывается, каковы его замыслы?

Впервые после проигранной войны Он решился на открытый вызов. Не создание проекции самого себя — неизвестно, в какой мир ее поместить — а реальное участие в битве. Годы вдумчивой осторожности не сродни трусости. Он не боялся рисковать, но тщательно просчитывал риск. Подготовка потребует мощного выплеска ментальной энергии, что не пройдет мимо пристального взгляда Стражей. Доложат Просветленным, те обсудят тактику действий, выберут исполнителей. Всё это потребует времени, в течение которого Он станет недоступным для какого угодно воздействия.

Но время в первую очередь требовалось и ему самому. Впервые за свою жизнь Он обзавёлся настоящими документами, выданными консульством США в Парагвае на имя американского гражданина Сэмюэля Форса. Этот Форс незамедлительно приобрел старинный особняк в Аргентине. В буклетах риэлтерской конторы, оформлявшей сделку, здание выглядело белоснежным парусником, с высокого утеса взмывающим то ли в небеса, то ли рвущимся в синь Атлантики. На деле же там всё так обветшало, что потребовало капитального ремонта. Рабочих и строительные материалы пришлось доставлять за тридевять земель, ибо цивилизация обошла стороной эту местность, лишенную удобных гаваней и достаточных запасов пресной воды.

Еще гудели бетономешалки и визжали циркулярные пилы, а Сэмуэль Форс набирал по всему миру испаноязычных слуг. Они были разного возраста и никогда не встречались ранее друг с другом, но всех их роднила одна, неведомая им общность: полное отсутствие каких-либо магических способностей. Полный штат — пятнадцать человек — включал в себя поваров, горничных, водителей, садовника, слесаря, электрика, плотника, врача и медицинскую сестру и, конечно, управляющего. Единственной задачей каждого из них было всецелое удовлетворение малейшего желания престарелого янки, намеренного провести здесь остаток своей жизни. Впрочем, как выяснилось вскоре, хозяин оказался непривередлив. В еде ограничивался растительными блюдами, не требовал по утрам ни кофе в постель, ни свежей прессы, и мог часами просиживать в легком кресле на террасе, глядя в морские дали.

Незадолго до этого настал момент, который Он до сих пор и торопил, и оттягивал, пока не убедился в полной готовности. В единый миг, не подлежащий измерению, его сознание растворилось во Вселенной. Этот сопровождалось таким мощным энергетическим выбросом, что содрогнулись даже Стражи, непосредственно не занятые наблюдением за Землей. Вместо Него на атлантическом побережье Аргентины остался некто Сэмюэль Форс — пожилой человек, богатый, но без излишеств, еще здоровый, но не вечный, чей астральный след был неотличим от следов миллиардов земных обитателей. Заинтересуйся им кто угодно — хоть самый въедливый следователь, хоть Просветленные, ни при каких обстоятельствах Сэмюэль Форс не смог бы добавить к своей биографии ни строчки.

Тем не менее, Форс оставался частью Его, только теперь малой частью. Остальным стала вся Вселенная. Он растворился во множестве звезд и планет явленных и сокрытых миров, в каждом мыслящем, а также лишенным этой способности существе. Он стал Богом, но Богом ущербным, не способным созидать. Он многое приобрел (не зная, что именно), многое потерял. Например, присутствовал в любом Просветленным, не имея возможности прочитать их мысли (палец, нажавший на курок, не осознает действия своего хозяина). Мог чувствовать, но не действовать. Он даже ощущал присутствие демиургов — именно ощущал, не умея связаться с ними. Впрочем, таковое желание его не посещало.

Кондрахина Он вычислил мгновенно, поскольку стал частью его. Но, оказалось, что Предначертанного Врага невозможно убить, не ступив на поверхность мира Белведь в материальном обличье. Но, в этом случае, победа стала бы практически невозможной: Кондрахин и моложе, и сильнее, и просто более подготовлен к схватке, исключающей магическое воздействие. А никакая магия на Белведи невозможна. Ну, что ж, спешить некуда. Рано или поздно Кондрахин покинет Белведь, вот тогда, именно в тот момент, когда откроется туннель, Он и нанесет свой беспощадный удар. Удар, от которого нет защиты. Тревожило разве одно: как долго выживет тело, оставленное на Земле? Он еще не был готов, подобно демиургам, принять навеки бестелесное существование.

Он принялся ждать, находясь повсюду. Поначалу, пока не освоился с новыми возможностями, было интересно что-то пробовать, пребывая во всем. Позднее, убедившись, что приобрети новое можно, только расставшись со старым, Он заскучал. И хотя времени, как такового не стало — оно соединилось с пространством — что-то, тем не менее, тянулось.

И однажды Он познал страх. Что-то внезапно вырвало кусок его сущности, заставив запаниковать. Удар нанес не Кондрахин, не Просветленные, и даже не демиурги. Это был некто совершенно неведомый, неосязаемый, а потому вдесятеро более опасный враг. Когда паника улеглась, Он осторожно подверг ревизии свою вселенную. Потеря оказалась не столь серьезной, как показалось вначале. Как будто оторвали палец или вырвали клок волос вместе со скальпом. Больно, но не смертельно. И, если бы не внезапность и непредсказуемость атаки, о ней постепенно можно было бы забыть.

Он проанализировал чувства и действия своих противников. Кондрахин вовсе оказался в неведении относительно происшедшего. Просветленные растеряны, но не обескуражены. Чувств же демиургов прочесть было невозможно — они их просто не испытывают. Поначалу, уловив реакцию Просветленных, Он ощутил злорадство. Но позже, разобравшись, что более других пострадал именно он, а Просветленные, по сути, выступили в роли сочувствующих, Он растерялся сам.

Миновал миг, а, может быть, вечность. Именно столько ему потребовалось, чтобы понять: происходит что-то, по сравнению с чем его соревнование с Просветленными — детская игра. Он вернулся в тело Сэмюэля Форса, осторожно втянувшись в него, как улитка в свой хрупкий домик.

Всё чаще Просветленным приходилось созывать ареопаг, и причиной этому стала череда печальных событий. Миры исчезали и раньше — бесследно и внезапно, но прежде подобные катастрофы случались раз в тысячу, а то и более лет. Память о них, конечно, не стиралась, но становилась бледнее, теряя эмоциональную окраску. Так, европеец XXI века совершенно спокойно читает за вечерним чаем о гибели Помпеи или о нашествии орд Чингисхана, и волосы его не встают дыбом.

Но когда гибель миров стала случаться во всё возрастающем темпе, восприятие ситуации кардинальным образом изменилось. Вместе с солнцами, планетами и их спутниками исчезали с карты Вселенной целые цивилизации разумных существ, из числа которых в свое время произошли сами Просветленные. Даже когда демиурги — творцы всего сущего — назвали имя своего избранника, призванного спасти Вселенную, особой радости и светлых надежд это не вызвало. Просветленные прилежно и тщательно готовили Кондрахина к выполнению им самим неведомой миссии, даже не предполагая, способности какого рода ему понадобятся. Юрий, помимо прочего, получил неплохую подготовку как обычный диверсант. Нужно ли ему это? Просветленные не знали. Избранник демиургов научился отслеживать астральные и ментальные следы, мысленно воздействовать на мертвую и живую материю, снимать и накладывать заклятия, мгновенно перемещаться между мирами. И всё же, по сравнению с любым Просветленным, он оставался начинающим учеником, играющим ребенком, не лишенным талантов. Как же мог он противостоять чудовищной силе, поглощающей миры? Почему демиурги сами не остановят гибельный процесс? Ведь не может Кондрахин превосходить их, бестелесных и вездесущих, даже если сам когда-нибудь достигнет уровня демиурга. Он станет равным им, но не высшим над ними.

Четыре экспедиции Кондрахина — на Иоракау, Землю, Тегле и Амату — подтвердили его чрезвычайно высокую выживаемость и удачливость, но не более того. Любой Просветленный, обладай он правом вмешательства в чужую жизнь, достиг бы тех же целей, что и Кондрахин, и быстрее, и изящнее. Но демиурги сделали свой выбор, и не считаться с ним было тем же самым, что и отрицать своё собственное существование. Вот почему Кондрахина следовало и обучать, и оберегать. И пусть он ищет свой путь для выполнения ему предначертанного. Пусть хватается за любую соломинку, если та способна удержать на плаву и его самого, и все гигантские миры.

О существовании Предначертанного Врага Просветленные узнали раньше, чем Юрий. Узнали, но не смогли понять его функции. Ясно, что он не мог быть причиной убыстряющейся гибели Вселенной, но вот являться проводником того Нечто, чего не понимали и боялись, — вполне возможно. Предначертанный Враг охотился за Юрием, стало быть, он должен быть обезврежен. Следствием стала посылка Кондрахина на Белведь.

Если попытаться перевести мышление Просветленных на примитивный земной язык, то они преследовали три главные цели. Во-первых, уберечь избранника демиургов. Даже если Предначертанный Враг проникнет на Белведь, где невозможна никакая магия, он во всём будет уступать Юрию. Во-вторых, Просветленные ждали активности своего противника, и в этом не ошиблись. Ну, и, в-третьих, нельзя безоговорочно исключить возможность того, что Юрию повезет найти способ предсказывать наступление и место очередной катастрофы.

Первой цели Просветленные достигли. Конечно, Кондрахин, оставаясь без их опеки, мог погибнуть от случайной причины, но вероятность такого поворота событий представлялась незначительной. В конце концов, возможности Юрия были неизмеримо выше, чем у любого из белведов. Нет магии, но остается дальновидение, сверхобоняние, горное зрение, эмпатия, наконец. Мир Белведи спокоен и упорядочен: ни войн, ни социальных потрясений.

А вот с выполнением второй задачи вышла необъяснимая накладка. Начало не предвещало неожиданностей. Враг, в самом деле растерялся, обнаружив исчезновение Кондрахина. Затем, неизвестно как, отыскал его, послав ментальный луч точно в направлении Белведи. Просветленные, не имея информации от Кондрахина, сочли эту акцию осторожной разведкой и изготовились к решительным действиям. Теперь на мгновенную локацию любой активности Предначертанного Врага были нацелены все Стражи во всех мирах. Едва Враг выйдет за пределы человеческой обыденности, надежные сети оплетут его, лишая мыслей и чувств.

И долгожданный, тщательно подготовленный миг настал. Энергетический выброс был столь велик, что отзвук его еще долго колыхал вселенский эфир.

Только вот Враг исчез. Словно бы тянулся по заснеженному полю глубокий след и вдруг оборвался. Единственным правдоподобным объяснением могла бы послужить внезапная гибель Врага: дескать, не справился с собственной мощью. Но верилось в это с трудом. Поиски, в ходе которых к Стражам присоединились все Просветленные, не прерывались ни на секунду. Пока новое, страшное событие, не остановило их.

Исчез огромный участок Вселенной — с тысячами солнц и десятками обитаемых миров. Исчез, как всегда, бесследно. И, хотя никто не наблюдал ни обезображенных планет, ни корчащихся в агонии людей, катастрофа от этого не переставала быть катастрофой. Нечто нанесло очередной удар — второй за последние пять лет. Если так продлится и дальше, никакая активность созидателей не в силах будет восполнить потери. Может быть, для демиургов гибель ими же созданных созданий и была безразличной. Иное дело — Просветленные, еще не расставшиеся с телесной оболочкой.

Внезапную утрату ощутили не только они: тысячи астрономов в сопредельных зонах Вселенной зарегистрировали это событие. Единственное различие — астрономы никогда не бывали и даже не мечтали когда-нибудь достичь сгинувших миров. А большую часть потери — сокрытые миры — они просто не заметили.

А мириады существ, в том числе и разумных, не заметили вообще ничего. К их числу относился и Юрий Николаевич Кондрахин, уроженец Земли, высшей волею находившийся на явленной планете Белведь, чья жизнь развивалась по универсальным социальным законам, не нами сочиненными, не нами перекраиваемыми.

— Ты приготовила мне рубашку? — недовольно спросил Юрий, собираясь в Университет. — Вечно у нас одно и то же.

Кэита Рут покорно склонила голову:

— Всё готово, просто ты не там ищешь.

Вот уже второй месяц они жили вместе: землянин и белведка. Два совершенно разных существа, с несовпадающей генетической программой, но психологически дополняющие друг друга. В какой-то, и немалой, степени зависящие друг от друга. Профессиональная жена Кэита Рут, готовая к ежеминутному соитию, — и избранник демиургов Юрий Кондрахин, долгие годы чуждавшийся физической близости с женщиной по причине не-хотения. Теперь их объединяла общая опасность, общая крыша над головой и такая же общая неопределенность. Находясь на Земле образца 1942 года, он, теоретически, мог вызвать остановку сердца у своего противника. Правда, только теоретически. Умения не хватало. Но уже на Тегле этот трюк был вполне доступен для него. И то, что Кондрахин им не пользовался, было следствием врожденного человеколюбия — чувства, о существовании которого Юрий давно забыл, о присутствии которого в Кондрахине усомнились Просветленные. Но он, вопреки всему, оставался человеком, со всеми его достоинствами и слабостями. Одной из них стала Кэита Рут.

— Кэита, я спешу. Сегодня мне предстоит весьма серьезная встреча. Ты же не хочешь, чтобы твой любимый муж потерял лицо? — японская фраза на языке уан звучала несколько иначе, но передавала то же содержание.

Хозяин сердится.

Кэита Рут вынесла Юрию свежую рубаху; на его мускулистое тело одежда села, как влитая. Вообще, по сравнению со студенческими годами, Кондрахин не только внешне повзрослел, что само по себе неотрицаемо, но и преобразился, как боец. Если бы не умение бесследно затягивать все шрамы, Кондрахин сейчас бы представлял собой экспонат для анатомического музея 1-го Московского медицинского института.

— Вернусь поздно. Все продукты на кухне. Оружие — рядом с тобой.

Уже месяц, как Кэита Рут обрела иллюзорную свободу. И уже месяц, как Кондрахин не видел и не слышал Манаити.

Они договорились встретиться у одной из читален, известных Кондрахину. Глупо, конечно, но решение принималось второпях. Как бы то ни было, но Манаити за это время не появился. Жив ли? Убит? Возможно, они просто разминулись, ведь Юрий не мог выбираться к месту обусловленной встречи ежедневно. Даже, если такая возможность была у Манаити. Да и место встречи было выбрано неудачно: довольно оживленная улица, где трудно припарковаться, открытая с обеих сторон, что упрощало наблюдение. Можно было зайти в саму читальню, но для Манаити это было бы неестественным. Уж что-что, а любителем литературы бандит не был никогда.

Условленное место находилось в нескольких минутах езды от Университета. Каждый раз, когда выпадала возможность, Кондрахин подъезжал к читальне, ждал не более гатча, но так и не дождался.

Зато Кэита Рут своего не упускала. Если она, по статусу, являлась профессиональной женой, то Юрий для неё был профессиональным мужем, как будто таковая каста в действительности существовала на Белведи. Она ходила за ним вернее, чем самая верная собачонка. Чем он приковал её к себе, Кэита не могла сказать. Во всяком случае, не красотой — по меркам этого мира Кондрахина уместней было бы назвать страшилищем. И не щедростью — Рут выросла в роскоши, а по уровню собственных доходов профессиональные жены превосходили прославленных бойцов погла. Просто Юрий вел себя с Руг не как самец, а по-доброму, хоть и давал себе волю поворчать по поводу и без повода. Наверное, это была первая в истории Белведи настоящая, в земном понимании этого слова, семья.

Готовить как следует Кэита не научилась. Жители Белведи вообще не отличались особыми гастрономическими изысками: ели когда и где придется, обходясь в основном полуфабрикатами. Особенно это бросалось в глаза здесь, в суматохе Занкара. Так что Кэита проводила свои дни в праздности, ничуть не страдая от одиночества днем, зато не отрываясь от Юрия по ночам.

Занятия в Университете шли своим чередом. Юрию предстояло уделить особое внимание нелинейным взаимосвязям процессов вблизи точек нарушения равновесия. Мун Коол сформулировал для своего ученика научное задание, подобрал программу лекций. Большинство из них — обзорные, дающие представление об уровне развития науки, и для Кондрахина практически бесполезные. Обо всем он уже читал в книгах ранее и сейчас уделял внимание не тому, что говорили лекторы, а тому, о чем они умалчивали. Впрочем, некоторые лекции захватывали его помимо его желания. Например, как и другие студенты, он не мог не заслушаться популярными в то время концепциям единства пространства-времени и их остроумным доказательствам.

Тяготение оказывалось не единственной возможной причиной замедления потока времени. Годилась и скорость. Но скорость не любая, а только очень большая, всерьез приближающаяся к скорости света. Суть здесь заключалась в том, что большой скорости соответствовала и большая инерция, а инерцию и тяготение в некотором смысле невозможно было различить, не зная системы координат, в которой находился подвергшийся влиянию объект.

— Инерция прижимает нас к борту автомобиля, когда он делает резкий поворот, — вещал лектор, — а тяготение прижимает нас к сиденью, когда машина стоит на месте. На своей планете мы легко их различаем. А в космосе? Если мы находимся в звездолете, иллюминаторы задраены, работа двигателей не ощущается, и вдруг на нас подействовала сила, прижавшая нас к переборке? Сможем мы установить ее происхождение? Что это: тяготение соседней звезды или ускорение, вызванное работой двигателей? Различить невозможно.

Из приведенного примера лектор делал вывод о единстве пространства-времени, которые в равной степени могли искривляться вблизи сильных источников тяготения. Отсюда получалось, что для путешественника, отправившегося в путешествие со скоростью, близкой к скорости света, время течет намного медленнее, чем для остающихся. По возвращении путешественник встретит своих взрослых правнуков или еще более далеких потомков. Тот же эффект наблюдался бы для путешественника, побывавшего рядом с сильным источником притяжения.

— Провалы поглощают материю, она навсегда исчезает из нашего мира. Однако теория допускает возможность существования и "фонтанов". Так мы условились называть объекты, извергающие материю в пространство. И очень может быть, что поглощенная провалом в одном месте-времени материя выбрасывается фонтаном где-то в другой точке пространства, а может быть, и времени.

Далее лектор уточнил, что использовать систему провал-фонтан для путешествий в пространстве или времени не удастся, насколько бы заманчиво не выглядела такая возможность. Не только потому, что это было бы путешествие в один конец, без возможности возвращения. Дело в том, что поля притяжения в провалах мощны настолько, что рвут на части и плющат даже атомы. И даже сообщение, записанное серией электромагнитных импульсов, не сумело бы пройти сквозь канал провал-фонтан в неизменном виде.

Юрий понял, что услышанное им в этот раз представляет для него интерес. Пусть лектор отвергал саму возможность путешествий во времени и пространстве; он-то знал, что Просветленные, Проводники, да и он сам теперь перемещались в пространстве, не умея объяснить, как оно так получается.

Если гипотетические провалы не годились для путешествий кратчайшим путем через искривленное пространство, то имелась теоретическая возможность создать такие проходы, используя свойства миг-материи. Возможность оставалась чисто теоретической, но наука ее не отрицала. Для устойчивого поддержания такого тоннеля требовалось вещество с отрицательной энергией, и такое вещество, пусть в предельно малых количествах, на Белведи создавать уже научились. А дальше вырисовывались интересные следствия.

Если на обоих концах тоннеля располагались два вокзала, скажем А и Б, каждый на каком-то космическом теле, и вокзал Б перенес путешествие в пространстве с высокой, околосветовой скоростью, или же побывал в интенсивном поле притяжения, то внутреннее время этого вокзала замедлилось. Допустим, на вокзале А часы показывают полдень, а на вокзале Б по его внутреннему времени на несколько часов раньше. Все, как полагается, в соответствием с общепринятыми уравнениями. Но посмотрим на ситуацию с другой стороны. Вокзалы А и Б — части внепространственного тоннеля и в системе координат этого тоннеля они относительно друг друга не двигались. Следовательно, часы на обоих вокзалах обязаны показывать одинаковое время. Иначе, если предположить, что после путешествия Б вокзалы расположились совсем неподалеку друг от друга, то мы получаем возможность путешествий во времени.

Скажем, кассир вокзала А в полдень осознал, что допустил в своей работе ошибку. Тогда он быстренько ракетой перелетает на вокзал Б, где еще раннее утро и, воспользовавшись внепространственным тоннелем, возвращается утром же на вокзал А. Там он застает самого себя и может исправить ошибку. Вопрос: что будут делать дальше два кассира? В лучшем случае путешественник во времени подождет, пока основной кассир в полдень не отбудет на вокзал Б. А если этого не произойдет? Если кассир-путешественник поссорится с основным кассиром и убьет его, то кто тогда отправился в полдень на вокзал Б?

Получается, отправляться уже некому. Тогда кто путешествовал во времени? Из возможности внепространственных перемещений, как не крути, следовала возможность и путешествий во времени. А они ну никак не сочетались с основными принципами белведской, да и земной, науки. От попыток разобраться в этих противоречиях у Кондрахина голова шла кругом. Приходилось признать, что разобраться во всем самостоятельно он не может.

Юрий не знал, пригодятся ли результаты его исследований Тхану Альфену, но сильно сомневался в этом. Правда, неизвестно, какие аспекты той же проблемы разрабатывали другие ученики мэтра. Сами по себе научные изыскания практически не интересовали Кондрахина. Он был почти уверен в том, что ученые Белведи страшно далеки от предсказания вселенских катастроф и даже не подозревают о возможной гибели собственного мира. Собственно, миссию можно было считать законченной, и удерживало Юрия на Белведи лишь одно — желание во что бы то ни стало понять, как смог достать его в этом мире, не пропускавшем ни астральных, ни ментальных волн, его личный, Предначертанный Враг.

В который раз он прокручивал в памяти историю этого нечаянного контакта. Начал он, это несомненно. Неосознанно, во сне. Глупый сон, но он за него не в ответе. Вызов Врага на поединок и — мгновенный ответ, продлившийся за пределами сна. Даже при воспоминании об этом правая рука начинала ныть. Спасибо Альфену, а то неизвестно, не остался бы Юрий инвалидом, по крайней мере, до эвакуации с Белведи.

Итак, не астральное и не ментальное излучение. А что? Как Он достал Юрия на Холмах Воплощений? Тоже ведь не совсем понятно. Допустим, черный камень. Но как он попал на холмы? Место, охраняемое самими Просветленными, казалось бы, должно быть надежно защищено. Как тогда сказала Лада? (Господи! Ничего в душе при этом имени не шевельнулось, а ведь они были близки!). Да, наставница сочла, что у Кондрахина имеется враг, во всём похожий на него, словно зеркальное отражение. Не только то отражение, где левое — это правое, но такое, в котором белое отражается, как чёрное. Сложнее сказать, чем почувствовать разницу. Это, как тень, которая всегда с тобой. Беда в том, что тень — это ты. Человек видит свою тень, но видит ли она его?

Машина, на которую Юрий потратил добрую часть своего состояния, тихонько подрагивала, когда он захлопывал дверцу. В проснувшейся любви к технике Кондрахин, не зная того, тоже повторял своего Предначертанного Врага. Каждый раз, садясь за руль, он испытывал чувство сродни медитативному погружению. Даже переизбыток автомобилей в занкарской столице не мешал этому. Много лет спустя, когда Кондрахин вновь окажется на Земле, это чувство уже не возвратится: рев моторов и запах бензина уничтожали всё.

По установившейся привычке Юрий по дороге к Университету завернул на параллельную улицу, где располагалась читальня. Чувство ожидания притупилось, поэтому Манаити он заметил только после того, как выключил двигатель. Бандит стоял около уличного киоска, торгующего чем попало. Поначалу Кондрахин хотел подъехать ближе и позвать Манаити в машину. Он даже вновь включил питание, но быстро передумал. Ни к чему Манаити знать, что Юрий ездит на автомобиле, тем более — на какой машине.

Фланирующей походкой занкарского денди Кондрахин приблизился к киоску и приник глазами к стеклянной витрине. Через несколько неторопливых перешагиваний он оказался рядом с Манаити.

— Один? — не шевеля губами, спросил он.

— Не раз проверялся, — отозвался бандит, косясь попеременно в обе стороны.

— Почему не приходил?

— То же самое могу спросить у тебя. Решил, что сегодня буду здесь в последний раз. Я что-то не понимаю, кто кому из нас нужен?

Кондрахин откровенно ухмыльнулся:

— Трогательная забота, Манаити-ган. Я без тебя просто погибаю. Кстати, был по случаю у твоего спортивного центра. Выгорел дотла — такая беда. Наверное, электропроводка подвела. Или молния ударила.

Манаити негромко, но выразительно выругался.

— Короче, — меняя тон, жестко сказал Кондрахин, — оба мы друг без друга выживем, во всяком случае, за себя я ручаюсь. Но выживать и жить — разные понятия. Смекнул? Или по-прежнему продолжишь качать права?

Юрий хорошо изучил этот район столицы. Улица, где находилась читальня, была не самым лучшим местом для конспиративных встреч, зато к ней прилегали сразу пять переулков, ведущих на разные транспортные уровни. Почти невероятно, что засады — если они вообще были — располагались везде. Да и до оставленной неподалеку машины можно было выскочить дворами. Кондрахин кивком головы указал Манаити нужное направление и, спустя минуту, двинулся туда же. Там, в нише каменной ограды, протекала их дальнейшая беседа.

— Я совершил ошибку, решив, что Пач Лу похитил профессиональную жену. Это простительно: обладать таким сокровищам ему не по карману. Но оказалось, что он честно выиграл ее в кости. Сейр Ют, её бывший владелец, большая шишка. Если бы наш налет прошел успешно, Пач Лу подумал бы, что его кинули. Не знаю, чем бы это разрешилось, но вряд ли он рискнул бы пойти против Юта. Утерся бы, одним словом. Но, к сожалению, они узнали меня и моих людей. С одним Пач Лу я справился бы без проблем, но с двоими… Ты прав, спортивный центр сожжен, одного за другим перестреляли всех моих людей. В аэропорту и на морском вокзале у Сейр Юта свои люди, которые не дадут мне ускользнуть.

— Ну, и как ты собираешься выскочить из этой передряги?

— Выбор у меня невелик. Точнее, его совсем нет. Я должен убить Пач Лу.

— И тотчас наступит всеобщий мир? — забыв о том, что иронии белведы не воспринимают, спросил Юрий.

Манаити ответил со всей серьезностью:

— Сейр Юту я ничего не сделал. Если Пач Лу умрет, а девчонка вернется к прежнему хозяину, Сейр Ют будет мне только благодарен. Ведь ты вернешь женщину?

— Какую женщину? — сделал удивленное лицо Кондрахин. — А, ту самую, которую освободила твоя бригада? Извини, Манаити, но её со мной нет. И давно. Ты же не считаешь меня дураком, так? Вот поэтому я рванул с твоей квартиры, едва успев попрощаться с тобой. Женщина — женщиной, но жизнь дороже.

Бандит недоверчиво посмотрел на Юрия.

— Ты хочешь сказать, что оставил профессиональную жену там?

— А ты бы потащил ее с собой? Кстати, куда? В отличие от тебя, занкарца, у меня здесь нет тайных пристанищ. Мне надо было отвести её в отель?

Бандит задумался. В словах Юрена-Островитянина была своя логика, но добровольно бросить профессиональную жену? Это всё равно что найти на улице туго набитый кошелёк, рассмотреть его содержимое и — положить на место. Приходилось принять объяснение бойца погла на веру.

— Где ты сейчас скрываешься? — спросил Манаити.

Самое смешное, но Кондрахин не скрывался. Ежедневные поездки в Университет и по магазинам тому свидетельство. Другое дело Кэита Рут. Вот её-то приходилось скрывать тщательнее, чем драгоценность. Но докладывать об этом кому-либо Юрий не собирался.

— Знаешь, Манаити, я не спрашиваю, где ты отсиживаешься. Лучше об этом не знать. Спать спокойнее. Давай условимся о будущих встречах: здесь, действительно, неудачное место.

— Хорошо. Но прежде ответь на один мой вопрос.

Кондрахин изобразил вежливое внимание.

— А зачем нам вообще встречаться? Признаюсь: я рассчитывал на то, что женщина у тебя. Теперь же, когда утеряна для нас, не будет ли лучше навсегда расстаться? Ведь в обозримом будущем я не смогу устраивать тебе бои, хоть по правилам, хоть без правил. Тогда в чём твоя выгода?

"Интересный вопрос, — подумал Юрий. Жаль, что я не подумал о нем заранее". Кондрахин скромничал. Конечно, он спрашивал себя, нужен ли ему Манаити. Правда, ответ не был облечен в слова. Просто интуитивное знание. Конечно, Манаити разгромлен, но не раздавлен. Он потерял имущество, а главное — людей. Но, тем не менее, успешно скрывался от могущественных врагов. И не надо быть знатоком преступного мира, чтобы понять: на уровень, занимаемый Манаити, нельзя выскочить внезапно, из грязи в князи. Стало быть, бандит сохраняет множество связей. Пусть сейчас он лишен возможности незаметно ускользнуть с Занкара. Зато наверняка способен устроить такой побег Кондрахину, случись в том нужда. Юрия не ищут — по той простой причине, что его никто не знает. Да, сравнительно недавно он выступал в Занкаре на площадке погла, но вне всякой связи с Манаити. А тогдашний его контакт с бандитом могли засвидетельствовать несколько человек, большинство из которых скоропостижно ушли из жизни. Единственное его уязвимое место — Кэита Рут. И здесь тоже можно рассчитывать на помощь Манаити. Но стоит ли говорить об этом вслух?

— Я отвечу тебе, Манаити. Но позже. Когда мы победим. Пока же просто знай, что я вижу много дальше тебя.

Простившись с занкарцем, Юрий быстрым шагом вышел на центральную улицу, прыгнул в первый же подошедший транспорт. Направление его мало интересовало, ибо на следующей остановке он сошел и проверился: никаких следов слежки. Ведь следовало вернуться за своей машиной. Жаль, конечно, что в этом мире невозможно прочитать астральные следы…

Университетский город был действительно настоящим городом. Он занимал несколько кварталов на севере столицы, захватывая изрядный кусок берега. Озеро, на берегу которого возникла столица Занкара, носило название Хомле. Так же официально именовалась и столица, но ее жители ее старинное название практически не употребляли. Столица, город, Занкар в их восприятии слились воедино. Город давно разросся настолько, что жители большинства районов озера Хомле никогда собственными глазами не видели. А вот студентам столичного университета повезло больше.

Учебные корпуса, лаборатории, а также спортивные комплексы, собственный яхт-клуб и множество кафе и магазинчиков вдоль набережной сливались воедино, благодаря сети транспортных развязок, пронизывающих организм Университета, подобно кровеносным сосудам. Большинство преподавателей, а также довольно многие студенты приезжали на собственных автомобилях. Для них была предусмотрена многоуровневая парковка, которой преподаватели пользовались бесплатно, остальным же приходилось раскошеливаться.

Юрий въехал на территорию и поставил машину на заранее оплаченное место. Отсюда до лаборатории, в которой он работал, было минут десять ходьбы, но проезд был разрешен только для специальных автомобилей с официальной эмблемой Университета.

Он едва успел приступить к запланированной его научным руководителем серии скучных экспериментов, как раздался громкий писк голосовой связи.

— Юрен, ты сегодня опоздал. Зайди ко мне, — раздался голос Мун Кола.

Кабинет ученого располагался тут же, на втором этаже здания, больше напоминавшего ангар. Кондрахин бодро поднялся по лестнице, на ходу надевая маску завзятого оптимиста. Здесь не принято было выказывать уныние или разочарование. Гордись тем, что ты студент лучшего в мире Университета, и тебе зачтется.

Ученый был не один. Второй — высокий жилистый белвед — Кондрахину был не знаком. По крайней мере, ранее Юрий его никогда не встречал.

— Вот это и есть студент, о котором я говорил, — возвестил Мун Коол, словно демонстрировал чудную диковинку из своей коллекции.

Юрий коротко кивнул.

— Очень талантливый юноша, — продолжал рекламировать своего ученика Мун Коол. — Главное достоинство — это его умение нестандартно мыслить.

Знал бы занкарец, что "нестандартному мышлению" Юрий был обязан скудным знаниям, почерпнутым из другой, земной, физики.

Высокий незнакомец рассматривал Кондрахина совершенно бесстрастно.

— Юрен? Так тебя зовут? — голос его был сух и деловит, под стать фигуре. — Я намерен сделать тебе предложение. Речь идет об эксперименте или серии экспериментов, для участия в которых требуется молодой, здоровый и выносливый белвед. К тому же умеющий мыслить и быстро принимать решения. Ты ведь до недавнего времени был бойцом погла и, говорят, неплохим?

— Почему был? У меня и сейчас контракт.

— Тем более. Так вот, в случае хорошо проделанной работы, вне зависимости от полученных результатов, я гарантирую тебе занкарское гражданство и высокооплачиваемую работу. Причем, уже сейчас, а не после окончания Университета.

Судя по столь серьезным гарантиям, предлагаемая работа была либо грязной, либо опасной. Вскоре Юрий убедился в этом. Впрочем, он немного ошибся: дело, которым ему предложили заняться, было и грязным, и опасным одновременно. Да к тому же совершенно секретным.

Он вопросительно взглянул на Мун Коола, ища подсказки или поддержки.

Ученый занкарец опустил глаза. Холодок пробежал по спинному хребту Кондрахина. Неприятный холодок, но неразрывно связанный с азартом. Там, где опасность, там и приз — в этом Юрий убеждался не раз.

— Как это повлияет на образ моей жизни и на учебу? — спросил он, глядя в глаза работодателя.

— Повлияет. Но не сразу. Более того, в ближайшее время твой обычный уклад не должен меняться без согласования со мной. А дальше… Сколько времени дать тебе на раздумье?

— Спасибо. Кто-то здесь говорил, что я умею быстро принимать решения. Твоё предложение, ган, меня заинтересовало.

— Мое имя Кван Туум. Я вскоре тебя отыщу.

Сегодняшний учебный день Юрию пришлось честно отработать в лаборатории Мун Коола. Сам же ученый и его высокопоставленный гость надолго задержались в кабинете.

По некоторым, трудно описуемым словами, но вполне определенным признакам можно было понять, что эту пару связывают давние отношения, волею судьбы подвергшиеся значительным метаморфозам. И действительно, Кван Туум некогда был учеником Мун Коола, студентом, а потом аспирантом. Из Университета он быстро и неожиданно для учителя перешел в военное ведомство и, благодаря недюжинным личным качествам, быстро достиг высоких постов. К моменту встречи с Кондрахиным Кван Туум занимал должность, равноценную званию полного генерала, тем не менее оставаясь талантливым ученым. Не будь его деятельность засекреченной, Юрий наверняка встретил бы в журналах массу его интереснейших статей.

— Выпьешь что-нибудь? — спросил Мун Коол.

— Не откажусь. Только не крепкое.

На открытой книжной полке стоял керамический кувшин, из которого Мун Коол разлил по широким чашкам янтарного цвета напиток. Такого понятия, как алкоголизм, на Белведи не существовало, как и самого заболевания, поэтому выпивка на рабочем месте не считалась чем-то предосудительным.

— Да-а, — задумчиво протянул Мун Коол, отпивая из своей чашки, — никогда бы не подумал, что на старости лет стану заниматься тёмной физикой.

— Брось, Мун. Мы с тобой ученые, а не идеологи от науки. Есть факты, которые необходимо объяснить, есть теории, требующие подтверждения.

— Или опровержения, — хмыкнул Мун Коол.

Кван Туум согласно кивнул.

— Опровержение старой теории — это рождение новой. Что-то мне сегодня не нравится твоё состояние духа. Какое нам дело для ярлыков? Прежде всего мы — физики. И патриоты. Или лучше переставить? Ну, чего ты скуксился?

Старый ученый с чашкой в руке прошелся по кабинету. Волосики на его голове совсем выцвели от времени, и Кван Туум впервые понял, насколько стар учитель. Тлен еще не тронул его тело грубой рукой, но уже явственно обозначил свое присутствие. Да, старость причудлива и разборчива. Вот и великий физик перед скорою кончиной стал сентиментален.

— Знаешь, Кван, мне почему-то жаль этого мальчика. Он ведь на самом деле очень способен. Ты даже не представляешь, насколько он меня поразил. Для целой кучи проблем, волновавших меня не один год, он предложил новые подходы…

Генерал-физик подошел к учителю и положил руку на его плечо.

— Эта работа чрезвычайно нужна нашему правительству. Оно не знает об этом, но знаем я и ты. Не сделаем мы, сделают в Гауризе или Хамселле. Не везде руководят слюнтяи, не признающие тёмную физику. И тогда конец всей нашей космической программе, всему Занкару конец. А твой студент… Предложи другого, не менее сметливого, и в то же время, такого же независимого, не связанного родственными узами с элитой республики, физически крепкого — я с удовольствием соглашусь. Мне тоже жаль Юрена, хотя вовсе не обязательно, что именно он погибнет. Да, и кто вообще сказал, что кому-то обязательно суждено погибнуть? Пойми, — он доверительно наклонился к плечу Мун Коона, — нельзя мне брать занкарца. Они же все — чьи-то сынки. Случись что, ору не оберешься. А это чужак, дикарь, он и сам-то своего происхождения не знает. Повезет — получит от жизни всё сполна, чего и нам с тобой не снилось.

— Мне почему-то кажется, что он всё понял, — глухо и не совсем уверенно отозвался Мун Коол.

Юрий вернулся домой позже обычного, напрасно прождав Кван Туума в университетской лаборатории. К обычаям белведов привыкнуть не просто, хоть и были они предельно просты: сказано — сделано. Это на Земле тебя бы напичкали секретными инструкциями, заставив подписать не одну расписку о неразглашении того, чего ты и сам пока не знаешь. На Белведи всё иначе: устное согласие и есть расписка, скрепленная самой что ни на есть кровью. Кван Туум просто счёл разговор законченным. Он появится, когда пробьёт час, установленный им.

Зато Кэита Рут ждала и дождалась своего мужчину, своего хозяина… Едва Юрий вошел в дом с двумя тяжелыми сумками с продуктами в дом, белведка кинулась ему на шею. Она осыпала Кондрахина градом поцелуев, чистосердечно принимая их за обычай аборигенов Островов Ледника. Эти нескромные обычаи пришлись ей по душе.

— Я заждалась, любимый. Тебя так долго не было…

Поначалу Юрий намеревался грубовато отшутиться, как он это делал всегда. Но на этот раз он позволил Кэите задержаться в своих объятиях дольше обычного. То ли чувство вины, то ли неизбежная предстоящая разлука, усмирили героя. Давно позабытое чувство жалости шевельнулось в его ожесточенной душе.

В чём виновата Кэита Рут? В том, что она женщина, хоть и белведка? В том, что она прикипела к земному человеку, сама о том не подозревая? Если и называть кого-то виноватым, то только его, Кондрахина. В этом мире он — незваный гость, присвоивший себе право решать, как и что нужно. Пусть во имя Вселенной, что по сути своей несоизмеримо с маленькими проблемами маленькой планеты, тем более, судьбой маленькой обитательницы маленькой планеты. Однако, маленькие не менее больших имеют право жить и самим выбирать свою судьбу.

— Спасибо, Кэита.

— Спасибо? За что?

Вместо ответа Юрий крепко поцеловал белведку — с этим интимным знаком внимания местные жители ранее не были знакомы. И если Кэита за время жизни с Юрием к этому привыкла, то не настолько, чтобы такой характер общения ей приелся.

— Юрен, что с нами будет?

В первый раз Кэита задала этот вопрос. А ведь Кондрахин честно думал, что ничего, кроме интимных отношений, пусть и скрашенных искренней привязанностью, белведку не интересует. Оказывается, не так.

Он понимал — не могут они дальше жить вместе. Туум, его новый работодатель, обязательно Кондрахина проверит. Где живет, на какие деньги, по средствам ли. И главное — его контакты. Да и Манаити — поверил ли он заявлению Юрена, что захваченный в сражении приз, профессиональная жена брошена на произвол судьбы? Вряд ли. Сам Манаити, пока Кондрахин не выйдет на следующий поединок, его не отыщет. А там — первая же газета сообщит, что он теперь студент, и Манаити легко отыщет его в Университете, проследит, и…

Последует очередной налет с целью похищения, только в роли людей Манаити окажутся бандиты Сейр Юта. Защитить Кэиту от них он не сможет. К тому же у Кондрахина кончались деньги. Пора было выходить на очередной поединок. От стремления Туума подобрать себе для секретной работы не занкарца, и связанной с таким стремлением опасности, его могла защитить только известность бойца погла. Стань он известен в Занкаре — и его жизнь постараются сберечь хотя бы для того, чтобы избежать шумихи в случае его смерти.

— Не знаю, Кэита. Один Бог знает. Сама-то ты чего желаешь?

Женщину привлекло незнакомое слово.

— Кто такой Бог?

— Тот, кто знает всё.

Кэита выполнила сложный жест вежливого отрицания. Поначалу Кондрахин не понимал причину надобности в выражении однотипных ответов разными способами. Будь он поляком, для которого слова "tak" и "owszem", переводимые на русский одним словом "да", не совсем одинаковы, он быстрее бы воспринял нюансы белведского общения. Сейчас Кэита Рут сказала ему: "Такого не бывает, но я верю тебе, господин".

— Может, есть, может, нет. Там, где я родился, было в ходу выражение: "Нельзя объять необъятное". Сначала я так тоже думал, потом резко переменил мнение, но, по прошествии времени, опять вернулся к нему. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Не всегда, — призналась Кэита Рут. — Ты очень умный. Умнее любого белведа, которых я встречала в жизни. Иногда я даже боюсь тебя. Стоит мне только о чём-то подумать, как ты уже знаешь, о чём. Скажи, Юрен, только честно, будь уверен, я не выдам тебя, даже если меня будут резать на куски: ты чей-то шпион? Клянусь, мне всё равно, на какой край света следовать за тобой, просто хотелось бы откровенности во всём.

"Весьма странная речь для белведки, — подумал Кондрахин. — Белведы не образуют устойчивых семей. Их физиология дарует им любовь на час. Хотя Кэита Рут — профессиональная жена…"

Вообще-то Кондрахин не впервой задумывался над перипетиями своего белведского существования. Могло статься, по независящим от него причинам, что пребывание здесь продлится неопределенно долго. И что тогда? Каково ему будет существовать в мире, отрицающем Бога (да Бог с ним, с Богом!), лишенным магии, не понимающим юмора? Почему-то в иных мирах, даже совершенно не похожих на Землю, например, Иоракау, он быстро обзаводился, если не друзьями, то верными соратниками. А ведь они были птицами! Здесь же, на Белведи, он впервые встретил (чуть не сказал — человека) личность, ради которой рискнул бы жизнью. Правда, до сих пор он общался только с мужскими особями, в то время, как белведские женщины более походили на землян. По крайней мере, те из них, кого на Занкаре называли профессиональными жёнами.

— Знаешь, Юрен, — сказала Кэита Рут, потупив свои миндалевидные глаза, — я хотела бы родить от тебя.

Вот тут Кондрахин, действительно, опешил. Существуй на то биологическая возможность, хотел ли бы он дитя от Кэиты? Не слишком много времени прошло, даже по человеческим меркам, когда он расстался навеки с Мариной и своим еще не родившимся ребенком. Где они? Что с ними? Странно, но даже на Земле, в изуродованном войной 1942 году, он ни разу не вспомнил о них. Почему? Не любил? А с белведкой, чужой по сути, расставаться не хочет…

— Кэита, нам надо серьезно поговорить…

Высокий поджарый белвед в звании, по земным меркам, не менее майора, провёл Кондрахина в лабораторию. Если смотреть снаружи, этого помещения здесь существовать не могло. Простая оптическая иллюзия, а сколько скрытой пользы и объёма! Должно быть, сами строители этого университетского комплекса не догадались, что они соорудили в своё время. Однако, элегантное архитектурное решение Юрий заметил походя.

— Прошу, — сказал провожатый.

Юрий отворил высокую дверь, оказавшись в просторном помещении, заполненным экранами многочисленных приборов. Увидев, что его ждет всего лишь один белвед, тот самый, с кем он уже встречался в кабинете Муна Коола, Юрий понял, что ошибался в оценке значимости собственной персоны. Недооценил себя. Вот если бы лаборатория оказалась заполненной ассистентами, всё было бы проще и понятней. Ну, подыскали нового, достаточно сметливого и расторопного помощника. Но когда оказывается, что ты — единственный сотрудник, зябкий холодок ожидания начинает буравить спину. Да, Кондрахин еще помнил такие уединенные, по сути, подпольные встречи на квартире своего институтского научного руководителя, профессора Мирицкого. Так же помнил и то, чем их эксперименты закончились. Он попытался прочесть хотя бы намерения своего нового начальства, но не смог.

— По ходу работы могут возникнуть какие-то новые вопросы. Отвечать следует внятно и правдиво, — предупредил его хозяин лаборатории.

— Слушаюсь, Кван Туум-ган.

— Можешь обращаться попроще: мы в научной лаборатории, а не на плацу. А теперь перейдём к делу. Всё это хозяйство, — ученый военный показал на приборы, — теперь твоё. С какими-то приборами ты уже знаком, другие освоишь по ходу дела. Вот твоё рабочее место. Впрочем, можешь переместиться куда-нибудь еще. Охранная блокировка дверей уже настроилась на тебя, так что провожатый тебе больше не потребуется. Только не пользуйся сильно пахнущими веществами — автоматика может тебя не распознать. После работы все записи обязательно запираешь вот в этот несгораемый шкаф. Выносить что-либо из лаборатории категорически запрещается, да ты и не сможешь. Поэтому тщательно проверяй карманы, чтобы какой-нибудь случайно завалившийся туда рабочий карандаш не привел к… нехорошим последствиям. Видишь эти оранжевые кнопки? Они все для экстренной связи со мной. Появились вопросы?

У Кондрахина появились не только вопросы, но даже некоторые ответы. Например, что во всех запорных механизмах здесь применены анализаторы запахов. Чудно для земного разума, но для белведов с их поистине собачьим обонянием — логично. И еще: работа предстоит опасная, судя по количеству продублированных кнопок экстренной связи. Стало быть, долбануть может где угодно, и надо успеть дотянуться хоть до какой кнопки.

— Вопрос пока один, Туум-ган. Почему для предстоящей работы ты выбрал именно меня? Согласись, что ссылки на ум и физическую подготовку звучат не очень убедительно.

Белвед еле заметно усмехнулся.

— Да, Мун говорил о тебе правду: ты умеешь ставить вопросы. Другой бы поинтересовался, чем ему предстоит заниматься. А теперь мне придется объяснять и то, и другое. Ты, Юрен, родом с Островов Ледника. Извини за резкость, но твоих сородичей мы привыкли считать за дикарей.

— Я не обижаюсь, — быстро вставил Юрий.

— Было бы на что… Так вот. Ты не погребен под научными догмами. Это главная причина моего выбора. Назову и другие. До сих пор твоя жизнь протекала в мире спорта, ты не связан ни с какой научной школой, иначе говоря, твоё мнение независимо. Сейчас ты являешься подданным Фитира. Мы выяснили, что бумаги ты справил не совсем законным путем. На это можно закрыть глаза, а можно и не закрывать. Но, полагаю, абсолютно легальные документы гражданина республики Занкар для тебя более предпочтительны. И, наконец, последнее. Нам известно, что ты человек не бедный. И источник твоих доходов известен тоже. Подставные бои и бои без правил. Конечно, это не преступление, но всё же неэтично. Узнай об этом газетные писаки… Кстати, ничего не имею против, если ты продолжишь выступать. Это будет убедительно объяснять твой высокий для студента-иностранца уровень жизни. Ноисце? Так, кажется, зовут твоего работодателя? Я слышал о нем. Говорят, доводится дальним родственником самому королю.

— Ваши службы изрядно потрудились, — признал Юрий. — Откуда такое внимание к моей скромной персоне?

Про себя же Кондрахин поблагодарил разработчиков своей легенды. Выдумать местом его рождения Острова Ледника было безупречным ходом. В этой северной стране по сей день главным занятием жителей оставалось рыболовство. Сотни рыбацких поселков, зачастую даже не имеющих названия, протянулись по побережью. Здесь не велось регистрации новорожденных и ушедших из жизни. Тем более, что ежемесячно аборигены отдавали дань морю — рыбаками с их маломерными промысловыми суденышками. Найти здесь след некоего Юрена было не под силу никакой разведке.

— Внимание к тебе вполне объяснимо, — ответил на вопрос Кондрахина белвед. — Ведомство, которое я представляю, имеет свои тайны. Доверять их случайному лицу неразумно, не так ли? Теперь о главном. Тебя не смущает название "тёмная физика"?

— Нисколько. Тем более, что я не знаю, о чём идет речь.

Кван Туум заметно оживился.

— Ну, и прекрасно. Но в таком случае мне придется тебя немного просветить. К настоящему времени в физике накопилось немало фактов, не согласующихся с господствующей теорией времени-пространства. Ну, хотя бы постоянство скорости света, не зависящей от того, к тебе или от тебя движется источник. В микромире таких парадоксов еще больше, и самый яркий из них — это влияние самого экспериментатора на ход и итог эксперимента. Собственно, это и есть тёмная физика, которой мы будем заниматься. Если о нашей деятельности прослышат коллеги хоть из Занкара, хоть из какого-либо иного государства, и моей карьере, и твоему ученичеству придет конец. Вот поэтому мы оба заинтересованы в строжайшей секретности проводимых экспериментов.

— Только ли поэтому? — усомнился Кондрахин.

Белвед внимательно посмотрел ему в глаза.

— Нет, не только. В конечном счете речь идет о создании абсолютно нового типа оружия. Страшного и пока что непредсказуемого. И я не уверен, что аналогичные разработки не ведутся за рубежом. Сколько бы они не насмехались над тёмными физиками. Если нас опередят, Занкару придется распроститься со своим статусом мирового лидера. Понимаю, что наша национальная гордость волнует тебя менее всего. Но дело не в ней. Просто Занкар — страна цивилизованная. Мы не применим первыми такое оружие, но за наших потенциальных противников я поручиться не смогу. Под угрозой судьба всего мира.

"Ну, насчет всего мира ты, приятель, пожалуй, погорячился, — подумал Юрий. — Ты даже не представляешь, насколько он велик — весь мир. А так — удивительно знакомый коктейль из лозунгов, посулов и угроз. Как будто где-то я всё это уже слышал". Но иронизировать над Кваном не было никакого смысла, поэтому Кондрахин деловито спросил:

— В чём будут состоять эксперименты, и моя роль в их проведении?

Дальше пошел сугубо научный разговор и, слушая монотонную речь Квана Туума, Кондрахин еле удерживался от смеха. Белвед излагал в силу своего понимания, а точнее, непонимания, основы магического воздействия на объекты! В другой ситуации Юрий бы похлопал снисходительно собеседника по плечу, говоря: "Друг! Всё это увлекательно, а в чём-то даже правдиво. Но — увы! — не для Белведи. Нет здесь магии, сам проверял, и не раз". Но, с другой стороны, откуда белведу знать пусть и отрывочные, но в целом верные сведения о принципах магии? Да, есть отчего закипеть мозгам!

По наблюдению прислуги Сэмюэль Форс с некоторых пор очень изменился. До этого старый гринго мог часами просиживать в своем любимом плетеном кресле, вынесенном на террасу, то ли любуясь изменчивым морским пейзажем, то ли роясь в своих старческих воспоминаниях. Он, казалось, не замечал, что вокруг снуют люди, ел, что подадут, спал, пока не разбудят. Но вот американец словно помолодел. Он по-прежнему практически не замечал прислуги, но время проводил по-иному: часто уединялся в своей комнате, и часами слышались за запертой дверью его шаги. А однажды он и вовсе удивил всех, спустившись к морю в купальном костюме.

Стояла солнечная погода, но порядком штормило. Пенистые буруны сходились грудь на грудь с прибрежными скалами, вздымая в воздух фонтаны радужных брызг. Купаться в такую погоду мог либо безумец, либо самоубийца. Именно эти предположения пришли в голову слугам. Несколько поспешно кинулись наперерез, пытаясь остановить пошатнувшегося в уме щедрого хозяина, но Форс остановил их попытку таким властным окриком, что пришлось отступить.

Когда гринго довольно легко для своих лет вскарабкался на скалу, несколько человек нервно перекрестились. А старик тем временем ловко бросился в воду, нырнув под набегающий трехметровый вал. Минуты две его не было видать, но когда все уже решили, что придется искать новую работу, седая голова показалась метрах в пятидесяти от берега. Форс тут же ушел под очередную волну, и вскоре совсем затерялся в бурном просторе.

Через час Сэмюэль Форс вновь появился на берегу, как старый Посейдон с молодым телом. "Наверное, — смекнули слуги, — наш гринго когда-то выиграл Олимпиаду по плаванию". Никто из них ни за что не решился бы повторить его заплыв, хотя многие выросли на море. Между тем, Он был недоволен. Как будто что-то утеряно, а что — не поймешь. Он почувствовал это сразу, как только вернулся в свою телесную оболочку. Конечно, она не вечна, и по всем человеческим законам ей полагалось уж многие сотни лет удобрять собою землю. Но воля, управляющая ею, неизменно поддерживала ее в идеальном состоянии. Но что-то изменилось. Безрезультатно Он часами размышлял над причинами столь неожиданных перемен, произошедших с ним, понапрасну медитировал, прочищая все шестьдесят четыре тысячи энергетических каналов, пронизывающих его тело. Вот тогда Он и решил, что только погружение в первородную среду Океана поможет ему вернуть утерянное. Погода мало волновала Его, еще меньше — что подумают слуги.

Не случилось, не состыковалось. Великолепно работали лёгкие, ни разу не сбилось с ритма сердце. Но чего-то не хватало. Вроде как чувствуешь: нет ноги, а посмотришь — вот она, на месте. Смирение не входило в число Его душевных качеств, и Он продолжил свои размышления.

Всё началось, когда Он выследил Кондрахина. А это значит, что изменения коснулись не телесных, а иных качеств. Но опробовать свои умения было бы верхом беспечности — Просветленные мгновенно бы отреагировали на информационный выброс. Итак, Кондрахин, предначертанный враг… Но это невероятно! Он еще дитя во всех смыслах! Но ведь именно Кондрахин не так давно послал ему сигнал, полный угроз и вызова. Послал с Белведи, из мира, лишенного магии. Теперь Он, побывав частью Вселенной, прекрасно это знал, не будь там Кондрахина, никогда не отыскал бы эту странную планету. Но как, а главное, зачем попал туда Предначертанный Враг? Такой поступок похож на добровольное изгнание: выбраться с Белведи невозможно. Мысли Его были мыслями одиночки, всю жизнь полагавшегося только на самого себя, не познавшего ни любви, ни дружбы, ни даже простого сотрудничества.

Но иных зацепок не находилось. Отправная точка — странная по содержанию мысль Кондрахина, посланная им с Белведи. Но этот мир непроницаем для астральных или ментальных волн. Тогда что это было? Он ответил немедленно, вплетя в кондрахинский посыл один единственный импульс, включающий программу разрушения. Так и только так Он не рисковал. А надо было не спешить, выяснить природу полученного сигнала. К сожалению, мгновенная реакция не всегда благо. Думать, думать, думать…

Работа в секретной лаборатории Квана Туума оказалась неожиданно интересной. Поначалу Кондрахин ожидал, что его ждет в той или иной степени повторение нудных опытов, некогда проводимых им совместно с профессором Мирицким в Москве, но не тут-то было. Занкарский ученый, хотя и не чурался темной физики, основополагающие условия экспериментов базировал всё же на традиционных представлениях. Внезапным разогревом или таким же мгновенным охлаждением участка пространства Кван рассчитывал вызвать изменение свойств пространства-времени. Такие опыты проводились в разных странах уже не первый год, но давали противоречивые результаты. То разогрев приводил к расширению пространства, то нет. То же самое в отношении охлаждения. В числе немногих Кван Туум предполагал, что результат зависит от самого экспериментатора. Ведь все остальные составляющие оставались практически неизменными, ну, разве кто-то охлаждал установку жидким гелием, а кто-то водородом, да и параметры используемых полей различались, конечно.

Сама установка внешне напоминала заключенный в клетку сверлильный станок. Роль прутьев выполняли системы охлаждения и магнитного экранирования. В случае взрыва в рабочем объеме исследовательской камеры — объемом всего в пять литров — они бы лабораторию не защитили. Автоматическая защита срабатывала только от одного фактора: от проникающих сквозь перекрытия потолка сверхэнергичных космических частиц. Их появление улавливалось датчиками, и автоматика прерывала эксперимент. Космические лучи проявляли себя, пусть и не разрушительным образом, примерно в шести процентах экспериментов. А стабильность результатов, хоть у Юрия, хоть у других исследователей — о подобных экспериментах писали журналы — не дотягивала даже до трети всех опытов.

И объяснить получаемые результаты не мог никто. Землянин достаточно быстро убедился, что его искушенность в магии и земная манера мышления не давали ему никаких преимуществ перед белведскими исследователями. Юрий исправно посещал положенные лекции, а работе в лаборатории отдавал всё свободное время, приезжая домой только чтобы переночевать. Если Кэита сердилась, то виду не подавала.

Уже в первые дни, знакомясь с приборами, Кондрахин понял, почему Кван Туум сам не сидит у экранов. Это было рискованно и требовало невероятно быстрой реакции, так как речь шла о мгновенно протекающих процессах. Избежать взрывного расширения пространства было невозможно, если бы оно случилось, но взрыв рабочей камеры был еще не столь страшен. Вслед за ним следовало разрушение установки с выбросом охладителя — а избежать вот этого уже можно было, используя аварийный слив охладителя. Ранее Юрий читал, что успешные работы в этой области ограничиваются пространством, занимаемым одним атомом. Оказалось, что не так. Некоторым исследователям удалось достичь объёма нескольких кубических метров, а кое-кому повезло при этих исследованиях выжить.

Руководитель вскоре поставил перед Кондрахиным вопросы, в военном значении которых не приходилось сомневаться: можно ли замедлить или вообще остановить время, не изменяя свойств пространства; существует ли возможность сжать или расширить пространство, окружающее саму установку. Готовить установку к экспериментам приходилось самому, других лаборантов у Квана не было. Инструкции были четкими, техника — многократно проверенная в сотнях экспериментов. Но Юрий не успел приступить к следующей серии опытов, поскольку совершенно неожиданно его вызвали в административный корпус Университета.

— Ты Юрен по прозвищу Островитянин? — грозно подступил к Кондрахину руководитель факультета. — Почему не сообщил, что работаешь по контракту в другом государстве?

— А не спрашивали. По крайней мере, мой научный руководитель в курсе. А в чём, собственно, дело? Мой контракт в Фитире касается только спорта.

— Знаю.

Белвед так резко протянул Юрию бумагу, словно собирался швырнуть ее и лишь в последний миг раздумал. Документ оказался официальным запросом Ноисце. Фитирский аристократ писал вежливо, зато содержание можно было понимать как угодно.

"Прошу руководство Университета республики Занкар обеспечить приезд королевского подданного студента Юрена (Островитянина) в соответствии с условиями действующего контракта". Подпись и дата. Как говорится, коротко и неясно.

— Я решил, что ты просто сбежал из Фитира. Пришлось звонить этому Ноисце. Думаешь, раз Занкар богат, то и Университету деньги считать незачем?

— Я возмещу расходы.

— Оставь себе, боец. Ты лучше объясни мне, почему твой спортивный хозяин отыскивает тебя через руководство Университета? Нельзя, что ли, было связаться напрямую? Тем более, что речь идет, как я выяснил, всего о двух-трех днях. На учебе это никак сказаться не может. Предупредил бы своего руководителя, вот и всё.

Кондрахин — сама скромность — потупил глаза.

— Дело в том, ган, что даты выступлений назначаю не я. А свой новый адрес я просто не успел сообщить. Поначалу планировал поселиться в гостинице, но одноместный номер мне не по карману, а иначе самостоятельно не позанимаешься. Потому, кстати, и продолжаю выступления. В общем, пришлось снять отдельное жильё…

Факультетский начальник еще говорил, правда, уже достаточно миролюбиво, что, дескать, раз Юрен такой востребованный боец погла, то мог бы защищать честь Университета, и что не такие уж высокие в спорте заработки, а одаренным, но малообеспеченным студентам можно выбить отдельную комнату в студенческой гостинице, но Кондрахин его не слушал. Он думал о том, что именно следует доложить Тхану Альфену. Ибо вызов был именно от Альфена, хоть и сочинил его, и подписал, и отправил в Занкар Ноисце. Так было условлено. Максимальная огласка в данном случае сохраняла строжайшую тайну.

И опять та же загвоздка — Кэита Рут. Какая дурь придет в её прелестную кошачью головку, пока Юрия не будет? Выдержит ли своё заточение? А если что случится: визит каких-нибудь секретных служб, например? Чёрт их знает, какие тут порядки. Эх, не хотелось, но придется рассказать о белведке Тхану Альфену. Тот, конечно, не обрадуется, зато что-нибудь наверняка придумает. Ну, и отругает, конечно, по полной программе. Интересно, вдруг подумал Кондрахин, а как бы отнеслись к его сомнительному приключению Просветленные?

Фитир расположен всего на двести семьдесят километров севернее Занкара, но климат обоих государств совершенно разный. Кондрахин понял это, едва сойдя с самолета. Два месяца тому назад он покинул королевство в погожий солнечный день. Теперь же всё небо затянули низкие серые облака, порывистый ветер норовил залезть под легкую спортивную куртку, в которую был одет Юрий. Пришлось тут же в аэропорту раскошелиться на толстый шерстяной свитер.

Поклажей он обременен не был — всего-то небольшая сумка со сменой белья, так что отправился, не мешкая, в клуб Ноисце.

Хозяин был уже на месте и искренне обрадовался Кондрахину.

После традиционных и ни к чему не обязывающих вопросов, что, очевидно, принято во всех обитаемых мирах, Ноисце сообщил:

— Бой назначен на завтра. Твой противник сейчас шестой по рейтингу, ставят на него, ведь ты давно не выступал. Давай обсудим варианты.

— Кто он? Я его видел?

— Не ручаюсь. Разве что в Хевеке — он оттуда. Зовут Юока. Я посмотрел два его боя. Парень напористый, работает в классической манере. На мой взгляд, ты сильнее.

— Рад слышать, — кивнул Кондрахин. — Тебя устроит, если я уложу его на двенадцатой минуте гатча?

Белвед оценивающе посмотрел на своего бойца. Взгляд его выражал некоторое сомнение.

— Ну, если ты так уверен в себе… Это был бы идеальный вариант. Только ответь честно: ты там, на Занкаре, тренировался?

— Угу, — соврал Юрий.

— Тогда на том и порешим, — облегченно сказал Ноисце. — Я заказал тебе номер в гостинице, это совсем рядом. Пойдешь туда или, может быть, пообедаем вместе?

— Для обеда еще рановато, да и не с руки с сумкой таскаться. Ты предупреди тренера, что я появлюсь где-то пополудни.

Когда Кондрахин получал ключ от номера, портье протянул ему неподписанный конверт.

— Тебе письмо.

Юрий небрежно сунул конверт во внутренний карман куртки, словно содержимое конверта волновало его менее всего на свете. Но, едва зайдя в номер, тотчас принялся за его изучение.

Конверт был самодельный, и склеен надежным клеем, не размокающим на пару. Внутри оказался сложенный пополам листок, тоже проклеенный в трех местах. Юрий убедился, что под одной из склеек белеет еле заметный волосок. Содержание самого послания, выполненного печатным образом, было предельно кратким: "Если будет желание встретиться, жду на том же месте". Ни даты, ни подписи. Но Юрий прекрасно знал, кто и где назначает ему свидание.

Раньше Кондрахин посмеивался над сверхосторожностью Тхана Альфена. Щепетильность и внимание белведа к каждой мелочи казались ему игрой в шпионов, рассчитанной на новообращенного. Теперь же понял, как он ошибался. Тхан словно чувствовал, что Юрий с неизбежностью попадет под пристальное внимание занкарских спецслужб. Так что принятые им меры предосторожности отнюдь не были излишними. Окажись письмо в чужих руках, Кондрахин узнал бы об этом с высокой долей вероятности, и просто не пошел бы на назначенную встречу. А вздумай контрразведка спросить его, кто назначил ему свидание, мог изобразить неоспоримую невинность. Дескать, знать не знаю, да и сомневаюсь, что письмо адресовано мне.

Содержание записки тоже было оговорено заранее. Если бы записка гласила: "Если будет желание встретиться, жду", значит, в силу каких-то причин Тхан Альфен назначает встречу в клубе у Ноисце. Тогда Кондрахину пришлось бы скрытно составить письменный отчет о своей деятельности в Занкаре и, улучив возможность, передать его Тхану. Письмо вообще не пришло бы в том случае, если Тхан Альфен или Юрий находились под слежкой.

Выходя из гостиницы, Юрий равнодушным голосом спросил у портье:

— Кто приносил письмо?

— Какая-то белведка, ган. Но она, по-моему, вне цикла.

Перекусить пришлось раньше общепринятого: Кондрахин понимал, что два месяца без тренировок не могут не сказаться. После обеда он немного побродил по городу, хотя погода к этому не располагала. Когда-то в учебно-диверсионном центре НКВД его учили не только маскироваться, но и определять спрятавшегося противника. Жаль, но полученные навыки не имели никакого отношения к крупным городам: готовили всё-таки диверсантов, а не шпионов. В любом другом мире Юрий просто обозрел бы астрал и без всякого труда установил бы слежку. На Белведи приходилось полагаться только на наблюдательность. Он припомнил все уловки, о которых когда-то приходилось читать. Резко менял темп и направление своего променада, задерживался у зеркальных витрин. Носи белведы обувь земного образца, он бы еще сделал вид, что возится с развязавшимся шнурком. Но все ухищрения ничего не дали. То ли слежки не было, то ли наблюдали за перемещениями Кондрахина профессионалы своего дела.

Внезапно он успокоился и даже высмеял себя. Что он за важная птица такая, что его непрерывно должны пасти? Да, он работает над военным проектом, но даже Кван Туум предупредил его о необходимости вести прежний образ жизни. "Эх, дружище, — сказал самому себе Кондрахин, — что-то нервы у тебя стали ни к чёрту. Тебе привычны азарт, погони, кровавые схватки! Вот тогда ты в своей тарелке".

Старик-тренер, в отличие от Ноисце, не расспрашивал, тренировался Юрий или нет. Многолетний опыт позволял ему определить это и на глазок.

— Становись к снарядам, — неодобрительно приказал он, после чего долго молча наблюдал, как Юрий отрабатывает удары по мешку.

Наконец он остановил бойца.

— Форму ты потерял. Если завтра будешь биться в этом же темпе, проиграешь. Юока, твой противник, еще молод, но уже не мальчик. Он одинаково хорошо работает обеими руками и очень легок в передвижениях по площадке.

— Дай мне кого-нибудь в пару, — еще не отдышавшись, попросил Кондрахин.

Тренер непреклонно покачал головой.

— Не хватало еще случайной травмы перед боем. Завтра и так с утра будешь чувствовать себя не лучшим образом. А сейчас тебе нужно хотя бы два гатча посидеть в горячей воде, какую только сможешь терпеть. Пока тебя не было, хозяин купил несколько занкарских автоматических ванн. Очень удобны. Ребята покажут, как пользоваться. И сегодня больше никаких нагрузок. Зато завтра, до завтрака, ты должен быть здесь. Проведем разминку, заодно и обсудим, как тебе вести бой.

Во всём, что касалось тренировок, включая чередование нагрузки и отдыха, указания тренера были окончательными. Возрази против этого Ноисце, тренер просто бы от него ушел. Потому и Юрий не стал перечить, понимая в то же время, что его физиология значительно отличается от белведской. Интересно, как бы вёл себя старик, попади он в учебный центр земного НКВД, где товарищ Иванов учил отдыхать непосредственно во время схватки.

Выполняя тренерские указания, Юрий послушно прошел в кабинку и забрался в ванну. Она была несколько иной, чем та, что стояла в арендуемом им доме. Несколько дополнительных кнопок оказались предназначенными для гидромассажа. Кондрахин перепробовал все режимы и остался очень доволен. "Непременно надо будет приобрести такую же, — подумал он, — сколько бы это чудо не стоило. Кэита с ума сойдет от радости".

В это время года темнело рано, вдобавок на столицу королевства опустился холодный туман. Хорошо хоть ветер стих. В такие моменты легко ускользнуть от слежки, но столь же легко не заметить шпиков.

Юрий довольно быстро — иначе сейчас это выглядело бы неестественно — шел по улице невдалеке от читальни, около которой впервые состоялась их конспиративная встреча с Тханом Альфеном. Здесь имелось очень интересное место — длинный подземный переход в выходом на четыре стороны. Своего рода жалкое подражание занкарским многоуровневым пешеходно-транспортным развязкам. У самого спуска стояла в сером тумане такая же серая машина с приоткрытой дверцей. Незаметно нырнуть в нее для Кондрахина не представляло труда. Если кто и шел по его пятам, то вот-вот себя обнаружит.

Тхан Альфен не заводил двигатель, только молча кивнул Юрию. Тот понял: нужно подождать. Когда же они наконец поехали, Кондрахин спросил:

— Твоя новая машина?

— Не моя и не новая. Свою я час назад отогнал в мастерскую, там же взял напрокат вот эту. Надеюсь, ты понимаешь, зачем.

Это Юрий понимал. Случайная мастерская, случайный автомобиль — великолепная гарантия от прослушивания.

Они ехали не торопясь, от чего Кондрахин совсем отвык. Когда знакомая крепостная стена осталась позади, Тхан резко прибавил оборотов, а потом внезапно свернул в какой-то проулок и выключил все огни. Сейчас они были практически не видны с основной дороги.

— Ну, рассказывай, боец, — предложил Тхан, поворачиваясь на сиденье. В густом сумраке его лицо белело перед Кондрахиным размытым пятном.

Юрий без утайки и очень подробно поведал о своей работе в лаборатории Квана Туума. По ходе его рассказа белвед задавал уточняющие вопросы. Более другого его заинтересовали подробности проверки Юрия занкарскими спецслужбами.

— Так, говоришь, они прознали, что фитирские документы ты приобрел незаконно? Кстати, а как было на самом деле?

Сам-то Тхан Альфен прекрасно знал эту историю. Знал без ведома Кондрахина. Его заинтересовало другое: механизм получения той же самой информации занкарцами.

Юрий добросовестно принялся пересказывать свою легенду.

— В Гауризе, где я обосновался в последние годы, вышел у меня маленький конфликт с властями. Честно говоря — тебе-то я могу признаться — погорел я на производстве атраки. Не было другой работы, а кушать хотелось. В Хевеке я сошел на берег без сигла в кармане — всё ушло на билет.

— Кстати, а почему именно Хевек? — перебил его Тхан Альфен.

— А куда еще мне было без документов податься?

— В Юбире тоже их не спрашивают, да и ближе к Гауризу.

— Хочешь, я расскажу тебе всю свою историю? — предложил Кондрахин. — В ней, конечно, мало интересного, зато мы сэкономим время в последующем. Так вот, я родился на Островах Ледника, ты это знаешь. А тебе доводилось там бывать? Нищета такая, что не жили, а выживали. Точнее, старались выжить, да не у всех это получалось. Я мальчишкой был резвым от природы, мог за себя постоять, даже против старших. Били, правда, часто. Смертным боем били. А рыбак из меня не получился. Вот община и продала меня на Погл. И от лишнего рта избавились и денег получили. Сколько? Откуда мне знать, сколько. Мне было двенадцать, когда я оказался на Погле: дикий, невежественный, драчливый до ужаса. Поначалу, среди сверстников, это даже помогало. Дети уважают прежде всего силу и наглость. Так прошло несколько лет, так быстро промелькнули, что я их и не помню — все на одно лицо. А потом наставники попытались меня переделать по своему вкусу. Но я где-то слышал такую присказку: "Горбатого могила исправит". Это, наверное, обо мне.

Словом, начал я потихоньку выступать, и с каждой победой всё больше верил в собственную значимость. Полной свободы захотел. А то, что за меня заплачено было, и после израсходовано на одежду и еду, это, вроде, меня не касается. Начал подрабатывать напрямую, без посредников. Хозяева поначалу смотрели на это сквозь пальцы. Потом стали журить. Потом строго предупреждать. Постепенно дошло до полного разрыва. Я стал выступать самостоятельно, но Погл — не то место, где это позволительно. Такими клещами меня стиснули, что шагу ступить стало нельзя. Другой бы пришел с повинной, а меня гордыня заела. Бросил я вызов, как оказалось, сразу всем. Тогда и приговорили меня. В Погле чтут обычаи старины.

Мне уж за двадцать тогда перевалило, а ума всё ещё не нажил. Никаких документов, кстати, тоже. Так и числился воспитанником школы. Конечно, из-за своего характера. Другие-то мои сверстники давно всё получили на руки. Но что там документы, когда над тобой смертный приговор висит! Кое-какие накопления у меня были, и я тайком перебрался в Гауриз. Выступать там, конечно, не мог. Тренировался самостоятельно. Кочевал из провинции в провинцию. Случалось и воровать, когда брюхо требовало. Ну, дальше ты уже слышал.

Итак, вступил я на берег Фитира. Думаю, городок Хевек небольшой, да славный. Куча богатых бездельников чуть ли не круглый год околачивается там: лыжи, горы и прочее. И тут, в первый же день, нарываюсь на приключение. Банда местного хулиганья пристала. Не чуяли, дурни, к кому. Словом, тут и решился я снова обмотать кулаки ремнями. Погл далеко, не достанут, да и позабыли обо мне. Тем более, именем другим назвался.

— Выходит, Юрен — это не настоящее твое имя? — спросил Тхан Альфен, терпеливо выслушивающий обстоятельный рассказ Кондрахина.

— Юрен — как раз настоящее. Это на Погле нас всех звали по прозвищам. А в Гауризе я вовсе представлялся, коли в том случалась нужда, как в голову взбредет. Ну, так продолжать или хватит?

— Продолжай.

— Эта нечаянная драка в Хевеке пошла мне на пользу. В тот же день парни, которым я продемонстрировал, что умеет настоящий боец, свели меня с неким Куримом, содержащим спортивный клуб. Я признался ему, что нет у меня никаких документов. Он только отмахнулся. Сделаю, мол. И сделал. Как — не знаю, не спрашивал. Но жадным он оказался, каких свет не видывал. Простился я с ним…

— Погоди, — перебил Тхан Альфен, — этот момент поподробнее. Что именно ты рассказал Куриму о своем прошлом?

Кондрахин сделал вид, что вспоминает.

— Наверное, всё. Не так подробно, конечно, хотя он тоже кое о чем спрашивал.

— Но о твоих похождениях в Гауризе он знает?

Кондрахин засмеялся.

— Знает, как меня накрыли с атракой. Остальное-то ему зачем?

— А про жизнь на Погле?

— Только сам факт, что я там жил.

Тхан Альфен на мгновение задумался. К сожалению, Юрий не мог прочесть его мыслей.

— Юрен, — вдруг вкрадчиво попросил его белвед, — постарайся слово в слово вспомнить, что именно говорил тебе твой занкарский начальник, о чём намекал. Не мог ли он знать о твоей жизни в Гауризе? Кому ты еще говорил об этом?

Юрий засмеялся.

— Тхан, я уже далеко не тот своенравный самоуверенный дурачок, каковым являлся десять лет назад. Жизнь — великий учитель, и чем он бестолковей, тем лучше результат учебы. Конечно, я прекрасно знаю о разногласиях между Занкаром и Гауризом. Да заикнись я о том, что когда-то проживал на Гауризе, не видать бы мне лаборатории Квана Туума, как собственных ушей! Клянусь, что подробную мою биографию знаешь только ты. Кое-что отрывками слыхал Курим. Знай я, как повернутся события, и он бы знал обо мне не больше занкарцев. А для тех я — Юрен с Островов Ледника, перебравшийся оттуда в Фитир в поисках заработка: на Островах поглом не прокормишься.

Они проговорили ещё не меньше часа, на этот раз относительно затеянных Занкаром разработок нового поколения оружия. Тхану Альфену предстояло всё это запомнить наизусть. Он не был физиком, поэтому приходилось часто переспрашивать и уточнять. В конце встречи условились о новых способах связи. Кондрахин продиктовал свой занкарский адрес, но предупредил, что, вероятно, он скоро изменится — такое у него предчувствие. Слово "предчувствие" для логического мышления белведов было чем-то новеньким, но Тхан Альфен, кажется, понял.

— Ты будешь завтра на поединке? — спросил на прощание Кондрахин, уже открыв дверцу машины у пустынного перекрестка.

— Постараюсь, — отозвался Тхан Альфен, понимая, что лжет.

Не успел еще Юрий добраться до своей гостиницы, как Тхан вышел на связь с Гауризом, настаивая на незамедлительной встрече с Пандаром.

Юрию нравились такие бойцы, как Юока. Высокий и жилистый, белвед словно не ходил, а скользил над поверхностью площадки. Он даже чем-то походил на самого Кондрахина. Разве что стойка его оставалась традиционно высокой. Тем, кто никогда не занимался единоборствами, кажется, что стойка вполоборота к противнику с ногами, раздвинутыми на ширину плеч, самая что ни на есть удобная. Недаром её принимают практически интуитивно. Как и в любом другом утверждении, в этом есть своя доля правды. Высокая стойка делает передвижения очень быстрыми. Но амплитуда их слишком мала. Ускользнул ты с ближней дистанции на среднюю, избегая атаки рукой, как противник тут же настиг тебя ногой.

Иное дело низкие стансы. Ступни при этом отстоят друг от друга примерно на метр; мгновенное перемещение веса с одной ноги на другую — и ты уже недосягаем для противника. Только вот достигается такое умение тяжким, изнурительным трудом. Юрий помнил, как инструктор Иванов муштровал их в спортивном зале, заставляя часами оттачивать технику ударов и защит, оставаясь в позе всадника. Колени при этом полагалось держать максимально развернутыми в стороны.

Уже минут через двадцать ног совершенно не чувствуешь. В смысле: настолько они одеревенели. Кто-то начинал сближать и выпрямлять колени, кто-то выпячивал зад, кто-то заваливал корпус вперед. Товарищ Иванов при этом крутился вокруг курсантов, оттачивая фантастические связки блоков-атак, наказывая халтурщиков не сильными, но весьма чувствительными ударами в соответствующие части тела.

У Кондрахина на Белведи уже нашлись подражатели из числа молодых бойцов. Юрий посмеивался над ними: они не обладали необходимыми знаниями. А ведь небольшая ошибка при распределении веса, неправильный поворот носка, смещение проекции колена — и стойка из выигрышной превращается в проигрышную.

Юока к породе подражателей не относился. Он дрался так, как его учили, что получалось у него очень и очень неплохо. Главным его достоинством являясь атаки сериями ударов, что практически лишало противника возможности нанести встречный удар — впору бы защитить себя.

Но у Юрия, помимо низких стоек, были и другие преимущества. Например, недавно освоенная способность исчезать из поля зрения, всего на долю секунды, но этого оказывалось достаточно. После того, как он пропустил с десяток ударов Юоки, он не посчитал аморальным пользоваться этим своим умением. Промахиваясь, Юока не выходил из себя, но продолжал работать красиво, а главное, неутомимо. Но, главное, он прекрасно защищался, что было редкостью для белведов, от природы хорошо держащих удар. И всё же Юрий знал, что победа будет за ним.

Но победа требовалась не всякая, а именно полная и на предпоследней минуте боя. А для этого следовало сохранить силы. Легко сказать, когда тебя непрерывно атакуют, а тут еще и публика, чьи ожидания красивого поединка тоже нельзя обмануть. Чем больше народу, тем выше ставки.

А силы стремительно таяли. Два месяца безделья (в смысле погла) не прошли бесследно. К тому же тело отвыкло, и отзывалось болью на каждый пропущенный удар. Мимоходом Юрий вспомнил, как инструктор рассказывал о принципе "железной рубашки". Якобы, были в древности такие бойцы, что удары кулаками, ногами или палками не приносили им малейшего ущерба. Интересно, есть ли об этом в рукописи Иванова, спрятанной в Москве? Той самой, найти которую он завещал Кондрахину? Только вот вопрос: а вернется ли когда-нибудь Юрий на Землю. И уцелеет ли дом с тайником?

Это мимолетное воспоминание заставило его отвлечься, чем незамедлительно воспользовался соперник. Он так успешно врезал Юрию по челюсти, что тот отлетел к ограничительному кругу, ошалело мотая головой.

— Добей! Добей! — скандировала та часть публик, которая болела за Юока.

В этом гвалте Кондрахин едва услышал голос Ноисце, предупреждавшего, что пошла предпоследняя минута.

Юока прекрасно видел, что его соперник "поплыл", как выражаются спортсмены, но не ринулся в атаку, а приближался спокойно и расчётливо.

"Приступим", — сказал себе Юрий, ускоряя личное время. Нечасто он прибегал к этому приему — уж слишком много сил он отнимал. Да и на достойного того противника нарваться — не слишком большая редкость. Множество разумных существ в критических ситуациях интуитивно, не умея объяснить себе, как это происходит, прибегают к такому приему.

Юока, а вместе с ним и зрители, и судьи — всё вокруг словно погрузилось в прозрачную, но густую, как кисель, жидкость. Медленно-медленно поднимались и опускались руки, медленно-медленно раскрывались в крике рты. И Юока двигался, словно актер пантомимы. Кондрахин же и вовсе стоял неподвижно. До самого того момента, когда Юока занес кулак для удара.

И тогда Юрий взорвался. Даже не уходя с линии атаки, он правым крюком вонзился в бок противника, словно намереваясь пронзить его насквозь. Юока согнулся пополам, после чего Юрий, уже в режиме обычного времени, коротко ударил его основанием кулака по затылку. Белвед беззвучно рухнул к его ногам.

Зрители, разумеется, ничего не поняли с первым ударом, зато хорошо разглядели второй, и теперь меньшая часть зала разразилась бурей восторга. Островитянин вновь победил!

После боя, вымывшись и сменив одежду, Кондрахин заглянул к Ноисце. Белвед торопливо щелкам пальцами по клавишам маленькой счётной машинки, поминутно заглядывая в какие-то свои записи. Пришлось подождать. Наконец он, весь сияя, оторвался от своего занятия.

— Знаешь, сколько мы сегодня заработали? — торжественным шепотом спросил он. — По девять тысяч!

— Да, сумма немалая, — улыбнувшись в ответ, согласился Кондрахин, а про себя добавил: "Особенно вместе с теми десятью тысячами, что вчера вручил мне Тхан Альфен".

По пути в Гауриз по новому, но не менее запутанному маршруту, Тхан размышлял, говорить ли Пандару о гауризском периоде жизни Юрена Островитянина. И решил: не стоит. Конечно, агента полагалось проверять досконально, но гауризцы слишком щепетильны. Трудно сказать, как они отнесутся к сообщению, что завербованный им боец несколько лет нелегально прожил на их территории, успев совершить несколько преступлений. Да, мелких, но преступлений, за которые он до сих пор не понёс никакого наказания. Пандар, конечно, закроет глаза на подобные мелочи, но наверх доложит обязательно, таковы уж гауризцы. В любом случае неизбежны проволочки, дополнительные проверки — то есть риск засветить Юрена перед занкарскими спецслужбами. Нет и еще раз нет, утвердился Тхан Альфен в своем решении.

Для него намечавшаяся операция была не только служением безразличному Гауризу. Она позволяла Тхану свести личные счеты с Занкаром, некогда выбросившем его на обочину жизни. Теперь, благодаря Юрену, появлялась возможность расплатиться той же монетой. Тхан не мог даже предположить, что все эксперименты Юрена были чистой воды самодеятельностью Квана и занкарская контрразведка ничего о них не знала и, следовательно, никак главного агента Альфена не проверяла. То, что узнал о прошлом Островитянина Кван Туум, он узнал из результатов рутинной проверки, которой подлежал каждый иностранец, поступивший на физический факультет университета.

Даже не зная причины внезапного приезда своего агента, Пандар пребывал в нетерпении. Тхан Альфен не из тех, кто по пустяковому поводу помчится за тридевять земель. Тем не менее, церемонию встречи разведчик не сократил ни на минуту. Внимательно выслушал подробный доклад Тхана, Пандар надолго задумался. Со стороны могло показаться, что он просто заснул. Это впечатление еще более усилилось, когда Пандар внезапно встрепенулся.

— Всё это крайне интересно, мой друг, но вот что меня настораживает. Не слишком ли быстро и легко твой агент приобщился высших тайн государства Занкар? Очень похоже на дезинформацию. Я сам подобным не раз занимался. Понимаешь, я не исключаю, что подобные работы ведутся и у нас, но даже мне не положено знать, кто этим занимается. А тут какой-то пришлый студент…

— Давай рассмотрим с самого начала, — предложил Тхан Альфен. — В Фитир приехал некий боец погла. Таких десятки, если не сотни за год. Вскоре по легко объяснимым причинам он перебирается в столицу. Это не противоречит обеим версиям. С Юреном Уитамону я познакомился по своей инициативе, намереваясь использовать в качестве курьера. Для этого и предложил Ноисце организовать командные матчи фитирских и занкарских бойцов. Предположим, Юрен чист, а игру против нас организовал Ноисце. Но: он представил мне одновременно шестерых кандидатов на поездку. Из них я отобрал троих, еще трое были от моего клуба. Посчитай, сколько шансов на то, что Юрен попадет в сборную? Дальше еще интересней. Я присматривался ко всем шестерым, кого мог бы использовать в качестве курьера, и остановился на Островитяне. Прости, Пандар, не только здравый смысл, но и арифметика возражают против того, что моя встреча с Юреном и последующая его вербовка подстроены занкарцами.

Пандар нетерпеливо прервал его:

— Юрена могли перевербовать, могли использовать втёмную, наконец! Вполне вероятно, и в этом я тобой солидарен, что до приезда в Занкар он был честен с тобой. А что произошло с ним там, ты знаешь? Убежден?

— Погоди, Пандар, — растерянно произнес Тхан Альфен, — но это значит, что втёмную использовали не только Юрена, но и меня. Или даже перевербовали, и я вожу тебя за нос…

Разведчик стушевался и что-то пробормотал относительно перегибов. Но Тхан Альфен не мог поручиться, что не попал теперь под подозрение гауризца. В плане шпионофобии они похлеще всех других будут. Но ведь возможность использования втёмную его самого не исключалась, как ни горько об этом говорить. Но это значит…, это значит, что он раскрыт.

— Что мне теперь делать? — спросил он Пандара.

— Что и раньше делал. И агент твой пусть продолжает работать.

— Но если это, действительно, дезинформация?

— Оставь, Тхан, это мои трудности. Пока же составь очень подробный отчет. Я имею в виду всё, что касается занкарских разработок.

Доклад Тхана Альфена поставил начальника агентурной разведки Гауриза в сложное и двусмысленное положение. Если доставленные ему сведения подлинные, это станет его величайшим триумфом, главным делом его жизни. Если же это провокация… Значит, раскрыт его личный агент, Тхан Альфен. А ведь он самый осторожный, самый бдительный и самый законспирированный. Что же говорить об остальных?

Смущала легкость получения информации. Хотя, с другой стороны, подобные удачи время от времени судьба подбрасывает всем разведчикам. Правда, на этот раз слишком уж высок приз. Если он, конечно, будет вручен победителю. Пока всё это больше напоминает "заявление о намерениях", технической информации, то есть чертежей, формул и прочего нет.

Довольно долго и тщательно Пандар продумывал собственную тактику поведения, чтобы не выглядеть дураком в глазах начальства. И лишь выстроив сценарий, отправился к директору Управления. Люди его ранга в приёмной не ждут, и через минуту он оказался один на один с одной из самых властительных особ государства. Директор полулежал на толстом красно-синем ковре, окруженный ворохами бумаг.

— Что тебе? — не слишком приветливо спросил он Пандара, не отрываясь от чтения.

— Вот, — протянул Пандар доклад Тхана, — это я получил по своим каналам. Мы разрабатываем сложную, но многообещающую операцию, и не хотели бы попасть впросак. Нужна тщательная экспертиза.

— Ну, так и отпиши ее в экспертный отдел.

— Нет, ган, — твердо возразил Пандар, — здесь нужна твоя виза. Если сведения, указанные в донесении окажутся правдой, то они и у нас составляют одну из наиболее важных государственных тайн.

Директор оторвал глаза от документов, переводя их на Пандара.

— Даже так? А донесение не может оказаться фальшивкой?

— Может, и даже очень. Поэтому экспертиза должна быть поручена очень ограниченному кругу ученых, а я этим распоряжаться не имею права.

Директор хотел было подняться, поворочался, покряхтел, но передумал.

— Ладно, оставь свою бумагу.

Из кабинета Пандар вышел с легким сердцем. Первая часть задачи выполнена. При всех своих недостатках (а их у директора было немало) он оставался профессионалом самой высокой пробы.

Тем временем Тхан Альфен самолетом возвращался в королевство. Оба государства связывала прямая воздушная линия, но Тхан летел с пересадками сначала на Островах Всех Морей, а потом в Уанаре. Это стоило ему нескольких часов задержки, в его положении вполне оправданной.

И всю дорогу его глодала одна и та же мысль: раскрыт он или не раскрыт? Раз за разом он перебирал в уме все обстоятельства своей непростой жизни в последние годы, искал малейшую зацепку, свидетельствующую о провале. Но не находил. Хорошо, допустим, занкарцы подсунули Юрену фальшивку. Но они были обязаны проследить, кто переправит ее в Гауриз! Или они заранее знали? Остается одно: Юрен сдал его. Приперли к стене, пригрозили, он и раскололся. Но неужели он, Тхан, психолог не только по образованию, не смог раскусить предательства во время личной встречи?

Но, может статься, подозрения Пандара не имеют под собой никаких оснований? Ответ, полученный Юреном, о причинах выбора его кандидатуры на роль исследователя, выглядит правдоподобно. Тхан поставил себя на место Квана Туума (это, конечно, не настоящее имя, мимоходом отметил он) и решил, что тоже бы искал подобного Юрену исполнителя своих замыслов.

Пандар приказал продолжать работать. А что он еще мог предложить? Затаиться? Лечь на дно? Признаться в том, что в Гауризе разгадали затеянную игру? На языке разведчиков это называется принесение жертвы. Жертва в этой игре — это он, Тхан.

Во время третьего, заключительного перелета Альфен вспомнил еще об одном обстоятельстве, о котором не успел сообщить Пандару. Точнее, не запросил помощи, на которую изначально рассчитывал. Сейчас он решил, что это и к лучшему. А требовалось ему устранить Курима — спортивного дельца из Хевека, знающего о прошлом Юрена больше, чем следует. Единственного белведа, способного припомнить в биографии агента Гауриз, если, конечно, до конца верить Юрену. Что ж, эту неприятную работу придется взять на себя. Хотя очень не ко времени. А выхода нет.

Сомнения терзали его все больше и больше. Но с борта самолета в аэропорту Фитиро сошел самоуверенный и респектабельный ган. Мельком Альфен подумал, что именно в этом месте оказался много лет назад, вырвавшись из Занкара. Как схожи и не схожи эти ситуации, подумал он. Как и тот, оставшийся в воспоминаниях, и много раз перестроенный, аэродром. Но обе они несли отпечаток опасности, страха и ярости. Тхан Альфен даже бегло огляделся: не идут ли брать его дюжие молодцы. Никого, вызывающего подозрения, поблизости не оказалось. Чуть горбясь, он пошел к автостоянке, где четыре дня назад оставил свой автомобиль.

Пандар имел около десяти личных агентов в разных странах Белведи. Приблизительность их количества объяснялась просто: Пандар завербовал их давным-давно, кое-кто просто умер, кто-то сумел создать собственную агентурную сеть, члены которой не всегда знали, кому они реально служат. Пандар никогда не давал им рискованных заданий. Их главной задачей являлось предоставление убежища в тех случаях, когда уже некуда и некогда станет бежать. Но кое-кто из них, подобно Тхану Альфену, работал на свой страх и риск, зная, что в случае ареста никто не придет на выручку.

Одним из таких агентов, точнее, агенток, была Лака Дим, дочь высокопоставленного занкарского военного, чью жену (профессиональную) Пандар завербовал в те годы, когда судьба бросала его из одного государства в другое. Родители Лаки благополучно скончались больше пяти лет тому назад, но мать успела передать дочери нечто такое, что коренным образом изменило ее жизнь.

Белведки, как известно, делятся на цикличных самок и профессиональных жен. Виной всему особенности гормонального цикла. Лака относилась к тем, кто девять десятых года проводит в неопределенном обличье, не интересуя самцов. Мать научила ее, как исправлять этот недостаток природы. Всего-то одно инъекция — и жизнь, хоть ненадолго, но кардинально меняется. Нельзя сказать, что Лака часто прибегала к биохимической регуляции, хоть такое и случалось, время от времени.

Давняя агентка прибыла в Гауриз в качестве туристки спустя сутки после отлёта Тхана Альфена. Пандар принял её на той же конспиративной квартире. Лака Дим была в мужском обличье.

— Девонька, — ласково приветствовал её разведчик, — есть небольшое дельце, в котором ты сможешь показать себя с лучшей стороны.

— С какой? — молодая белведка кокетливо повернулась вокруг собственной оси.

Пандара она звала просто "дядя", большего ей знать не полагалось.

Пандару потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы изложить суть задания — Лака Дим оказалась понятливой. Она лишь уточнила:

— Бить будет?

Признаться, на этот вопрос о манерах Юрена Островитянина Пандар сам не мог ответить, но счёл нужным успокоить своего агента:

— Ни в коем случае!

Несколько дней спустя, благополучно завершив всю туристическую программу, Лака Дим отбыла на родину — в Занкар.

Поразительно, но как мы зависим от мелочей! Вернувшись в Занкар, Юрий Кондрахин первым делом объездил десятки магазинов в поисках ванны с гидромассажем. Как это обычно и случается, нужный ему магазин оказался почти рядом с его домом. Ванна была дорогой, но копить на старость Юрий не собирался.

Покупка прибыла вслед за ним, Кэита Рут даже не успела компенсировать тоску от кратковременной разлуки с любимым. Ей пришлось укрыться, пока рабочие устанавливали и подключали ванну. Кондрахин отворил окна настежь, выгоняя дух профессиональной жены, но, пожалуй, делал это напрасно. Рабочие, учуяв характерный запах, с повышенным вниманием отнеслись к заказчику.

Юрий был удовлетворен, но еще больше — Кэита. Едва рабочие покинули дом, как она уже погрузилась в воду, намекнув на то, что Кондрахин должен собственноручно её вымыть. Сдавалось, что она намерена отплатить своему "хозяину" тем же. Возможно, белведка в прежней своей жизни пользовалась куда более роскошными гигиеническими устройствами, но её поведение было безупречным. Юрий подумал, что вряд ли на Земле он сыскал бы лучшую жену.

Кое-как ему удалось уклониться, сославшись на необходимость незамедлительно явиться в Университет.

С этого дня в лаборатории начались настоящие эксперименты. В этой серии руководителя интересовало уже не статистическое распределение результатов. Отныне от Кондрахина ожидались вполне определенные результаты, а все остальное считалось неудачей. Позиция самого экспериментатора изменялась — это и было изменение параметров всего исследования. Некогда на Земле профессор Мирицкий с успехом использовал схожий прием. Эксперименты были другие. Вспоминать, чем они закончились, очень не хотелось.

Кван Туум, как и раньше, приходил в лабораторию не всегда, чаще оставляя на рабочем столе письменные указания, из чего Юрий сделал вывод, что не он один работает над проблемой. Но кто его коллеги и где они находятся, он не знал.

Постепенно работа начала приносить свои плоды. Следуя указаниям Квана Туума, Юрий научился создавать нужные параметры пространства. В основном для этого использовался режим мгновенного охлаждения миг-пространства. К оранжевым кнопкам опасности прибегать пока не приходилось. Было чрезвычайно интересно наблюдать, как неожиданно исчезает вещество. Одного лишь Юрий не мог понять: как ему это удаётся. Он порождал астральные колебания, но они не распространялись в пространстве. Кондрахин думал, но ментальные волны гасли в его черепе. Мистика какая-то.

Зато Кван Туум был доволен. Он чаще, а потом и вовсе ежедневно стал появляться в университетской лаборатории. В экспериментах он не участвовал, дабы не привнести собственное влияние, но отчеты просматривал чрезвычайно внимательно. Кондрахин чувствовал, что добром это не кончится. И не ошибся.

В один из таких насыщенных дней занкарец сказал:

— Вот что, Юрен, результаты, которых мы достигли, слишком значимы, чтобы рисковать. Поселишься здесь, в моем кабинете. Всё необходимое тебе будут доставлять.

Тон, которым это было высказано, исключал всякую возможность дискуссии.

— Ты хочешь сказать, ган, что подвергаешь меня домашнему аресту? — надменно вскинул подбородок Кондрахин. — Может быть, еще и запретишь посещать лекции?

— Нет, — подумав, ответил Кван, — на лекции ходи. И вообще в пределах университетского городка ты вправе делать, что хочешь. Но у меня слишком мало людей, чтобы сопровождать тебя по всей столице. Это ограничение, кстати, для твоего же блага. Никто не застрахован от утечки информации. Если она дойдет до наших потенциальных противников, ты будешь пребывать в постоянной опасности. Наверняка тебя попытаются выкрасть, а если не удастся, просто убьют.

Кондрахин громко рассмеялся. Кван Туум расценил его смех по-своему.

— Это дешевая бравада, Юрен. Да, я наслышан, что ты неплохой боец. Но здесь речь идет не о спортивном поединке, в котором ты, конечно же, сумеешь за себя постоять.

— Я не потому смеюсь, — возразил Юрий. — Мне позабавил твой расклад: или — или. Как будто не дано ни третьего, ни четвертого, ни пятого. Не будут меня красть. Убить — это еще возможно. Но прежде попытаются завербовать. Подумай сам: где, в какой стране найдется оборудование, равное нашему? Для противника идеальный вариант, если я продолжу работу здесь и буду поставлять им информацию. А красть есть смысл тебя, ученого. Я ведь лишь техник при установке. Теперь о твоем желании ограничить мою свободу. Мне не всё равно, где жить. Но дело не в этом. Я не знаю, насколько хорошо хранят секреты в твоем ведомстве. Может статься, уже сейчас за мной присматривают не только твои люди. И мы дадим им неоспоримый знак того, что достигли серьезных результатов? А как еще им расценить моё исчезновение из гражданской жизни?

Белвед был упрямым, но не настолько, чтобы поступать вопреки логике. А её в монологе Кондрахина хватало.

— Я с тобой согласен, Юрен. Это моя ошибка, что я слишком упростил ситуацию. Но есть одно "но". Вдруг тебя действительно завербуют? Ты понимаешь, чем я рискую?

— Ты полагаешь, что меня легко купить? Ган, ты предложил мне заработок, который я не считаю избыточным. Не сомневаюсь, что твои враги мне заплатят куда больше. Один, два или три раза. И всё. После чего уберут, как лишнего свидетеля. Я же простой исполнитель, по большому счёту им нужен ты, а не я. Кстати: о деньгах. Я очень неплохо заработал в Фитире. Не скажу, сколько, но больше, чем посулил мне ты. А ты ни разу не заплатил.

Белвед насупился.

— Напрасно упрекаешь, выплаты производятся в фиксированные дни, а ты еще не проработал требуемого. В положенный срок получишь. Таков порядок. Бюрократия неповоротлива, но зато точна. Тебя не обманут.

Юрий удовлетворенно кивнул.

Внезапно в его голове вызрел план, то ли идиотский, то ли гениальный.

— Кван Туум, для укрепления наших отношений я приглашаю тебя к себе в гости. Сегодня же. Поужинаем, посмотришь, как я живу. У меня всё равно сейчас не рабочее состояние — ты сам виноват.

Они подъехали к дому, когда город погрузился в ранние зимние сумерки. Достали купленные по пути продукты. Юрий быстро набрал цифры кодового замка и посторонился, пропуская гостя вперед. Оглянувшись через плечо, он заметил, как в сотне метров от его дома погасила огни подъехавшая машина. Естественно, у генерала должна быть свита, хочет он этого или нет.

Едва войдя в дом, Кван Туум насторожился и раздул ноздри. Пахло женщиной. Спустя несколько секунд появилась и она — сияющая и оживленная. Ни тени удивления не промелькнуло на ее прелестном личике при виде незнакомого белведа. Юрий представил ей гостя, как своего университетского товарища. Кэита грациозно присела.

Пока она собирала на стол, Кван Туум сдержанно поинтересовался:

— Давно она у тебя?

— Не очень. Но я понял смысл твоего вопроса. Могу успокоить: Кэита со мной еще до того, как я сдал экзамен в Университет.

— Да, славная у тебя женщина, — закатил глаза белвед, — даже не предполагал, что бойцы погла настолько хорошо зарабатывают.

Потом они долго и степенно ужинали. Юрий не забывал подливать своему шефу местного пьянящего напитка, сам довольствуясь соком. Кэита Рут, как и надлежит женщине, появлялась и исчезала, оставляя по себе аромат, превращающий любого белведа в одуревшего от желания самца. Кондрахин не преминул воспользоваться состоянием своего гостя.

— Кван, как я понимаю, не один я разрабатываю проблему. Скажи, только честно, кто-то еще добился значимых результатов? Мне это важно знать.

— Ты угадал, — кивнул занкарец, покусывая губы, — в полной мере эксперименты удаются только у тебя. И я не понимаю, как ты этого достигаешь.

— Вот и я тоже не понимаю, — задумчиво, словно говоря сам с собой, произнес Юрий.

Кван Туум был уже порядком навеселе, когда Юрий под благовидным предлогом отошел от стола, чтобы накоротке переговорить с белведкой.

— Кэита, ты в состоянии доставить удовольствие нашему гостю?

Рут вспыхнула.

— Я твоя женщина, Юрен. Или ты решил продать меня?

Кондрахин хотел было обнять ее, но белведка вырвалась. Тогда он сказал жестко:

— Кэита, это нужно нам: тебе и мне. Поверь на слово, когда-нибудь обязательно объясню. Возможно, тебе неприятно, но так надо. Изменяют не тела, а души.

Слова "душа" не было в уане, как и любом другом языке Белведи, поэтому Юрий произнес "дух", не донеся до сознания Кэиты Рут и сотой доли того, что хотел сказать.

— Хорошо, я выполню твою волю, — не менее жестко, чем Юрий, произнесла белведка. — Только боюсь, что мы поступаем неправильно.

Как бы то ни было, она удовлетворила желание распалившегося ученого. Кондрахин в это время убирал со стола. Он успел посетить несколько лекций на медицинском факультете Университета и знал, что половой акт у белведов весьма короток, протекает без всяких прелюдий, поэтому даже не пришлось придумывать повод для длительного отсутствия.

После соития Кэита осталась в спальне, а Кван Туум начал собираться. Юрий вышел проводить гостя. Зная, что шефа ждет машина, он всё-таки подыграл:

— Тебя отвезти?

— Спасибо, Юрен, не надо. За всё спасибо. Теперь я понял, почему ты не хочешь переселиться в лабораторию. Надо быть круглым идиотом или кастратом, чтобы послушаться меня. А ты ни тот и ни другой. Ну, я пойду.

Кондрахин закрыл входную дверь, оставшись наедине с уличной тьмой. Он проследил, как Кван Туум дошел до притаившейся неподалеку машины. Тотчас её габаритные огни вспыхнули, дверца приоткрылась, на миг осветив салон с двумя фигурами белведов. Проводив глазами отъезжающий автомобиль, Юрий вернулся в дом. Кэита по-прежнему оставалась в спальне. Кондрахин поболтал в бутыли остатки местного аналога алкоголя, понюхал, скривился и вылил в раковину.

Всякая культура порождает свою аристократию. Не обязательно ее представители зовутся баронами, князьями или маркизами. Существует аристократия в торговой, артистической и прочих средах. Но всякий раз — это ограниченная каста, неохотно допускающая в свою среду новичков. Не составлял исключения и Фитир.

В круг потомственных аристократов королевства Тхан Альфен внедрялся медленно и неназойливо. Он не стал одним из них, да и не мог стать при всех своих несомненных достоинствах. Среди родовой знати кое-кто, подобно выжившему из ума герцогу Мадира, сохранил колоссальные капиталы, но большинство не имело в дырявых карманах ломаного сигла. Ничего у них уже не было, кроме непомерной спеси и гордости за какого-нибудь достославного предка, коему высочайшим повелением было даровано право сморкаться в присутствии короля. Они задирали нос при встречах, но при этом принимали от дельца Тхана Альфена мелкие подачки.

Реальной властью эта публика давно уже не обладала, но королевская канцелярия традиционно подыскивала для них приличествующие титулу государственные кормушки. Члены советов, директора, секретари различных обществ и компаний, консультанты торговых домов, заседатели наблюдательных палат, председатели правлений газет и учебных заведений. Таким образом, даже самые нищие, но потомственные аристократы довольно много знали, и при этом не прочь были похвастаться своей осведомленностью. Они, сами не догадываясь о том, представляли практически бесплатный отряд информаторов Тхана Альфена.

Таковым был и дальний родственник короля Ноисце. Аристократ владел престижным спортивным клубом, разъезжал по Фитиру на дорогостоящем автомобиле, но всё это он имел благодаря материальной поддержке со стороны Тхана Альфена. Ноисце был, что называется, "выпендрежник", любитель пустить пыль в глаза. Щедрость его, с какой он рассчитывался, например, с Кондрахиным, в основе своей имела именно это качество характера. При этом он не считал зазорным регулярно отправлять в тайную канцелярию доносы на своего благодетеля (к чести аристократа: все они были благожелательными). Об этой стороне деятельности Ноисце Тхан прекрасно знал, но считал, что это в порядке вещей.

Они сошлись на почве погла, считаясь соперниками, но при этом были не прочь подыграть друг другу. Для довольно крупного промышленника Тхана Альфена выигрыш от подставных поединков был каплей в море его доходов, и его "друг" не догадывался, что именно из этих дополнительных заработков Тхан оплачивал его респектабельность.

В старинный ресторан "Воздушный замок" пускали не всех. Сюда изредка наведывался сам король, поэтому даже крупному, но не титулованному магнату вымуштрованные лакеи могли указать на дверь. Подобного унижения и позора Тхан Альфен тщательно избегал, и дождался приятеля, сидя в своей неброской машине.

Ноисце подкатил в назначенное время, Тхана Альфена приветствовал радушно, а прислуге ресторана милостиво позволил подхватить свой плащ. Они сели за предварительно сервированный столик в отдельной кабине.

— Жаль, что ты не был на поединке Юрена с Юокой, — налегая на еду, говорил Ноисце. — Это подлинный спектакль. Честно говоря, я был уверен, что мой боец проиграет.

— Я надеюсь, что ты этом неплохо заработал, — осторожно ввернул Тхан.

Ноисце самодовольно рассмеялся.

— А почему бы и нет? У меня нет тех денег, что раскидывает направо и налево герцог Мадирский, так почему бы не получить за свой труд? Кстати, Тхан, обрати внимание: нынешний соус к моллюскам пикантнее прежнего. Ну, а чем была вызвана спешность твоей поездки?

Тхан Альфен потряс пальцами в серебряной полоскательнице и снисходительно пояснил:

— Мои заводы, ган, не зависят от расписания спортивных поединков. Конечно, я понимаю, что для белведа твоего рода финансовая выгода — пустой звук, но что делать нам, людям из самых низов?

Как всегда, Ноисце проглотил неприкрытый подхалимаж с непроницаемым лицом.

Некоторое время они оба предавались чревоугодию. Переходя к очередному блюду, Тхан произнес:

— Находясь в дороге, я от безделья кое-что прикинул. Матчи в Занкаре принесли нам на порядок больше, чем мы правдами и неправдами, — Тхан оглянулся по сторонам, хотя в кабине их было двое, — зарабатываем в королевстве. Не пора ли тебе заняться этой темой вплотную? Скажем, сделать присутствие "Школы Ноисце" в Занкаре постоянным?

Аристократ впал в легкое замешательство. Для успокоения он сделал несколько долгих глотков из своего бокала.

— Хорошая мысль. Только почему я, а не мы?

— Потому, что это будет перебор. Занкарцы могут это неправильно расценить. К тому же твоя школа сильнее моей. Подумай. Только не медли: другие после нашей поездки тоже прочувствовали выгоду. Если нужно дополнительное финансирование, только намекни. В конце концов, это моя идея, мне и платить.

В итоге белведы остались вполне довольные друг другом. Ноисце уносил в кармане толстую пачку сиглов, а Тхан Альфен получил столь необходимую ему свободу для поездки в Хевек. Ноисце по-своему неплохой парень, но в последнее время стал уж слишком добиваться общения. Надоел, а еще больше мешает.

На иностранных картах столица Занкара значилась как Хомле, в то время как местные жители или вообще никак не именовали или называли просто: Занкар. Наверное, они были правы, ибо за последние десятилетия Хомле превратилась в конгломерат городов, захватывающий чуть ли не десятую часть территории государства. Более сорока миллионов жителей, расселившихся по всем восьми уровням гигантского города. Здесь ты — песчинка, затерявшаяся в пляжных просторах океанского побережья. Кажется, никто не в силах распознать тебя среди мириадов одинаковых форм. Однако, это не так.

Манаити видели то там, то здесь. Его разыскивала, впрочем, без особого рвения, служба безопасности. Их он не боялся — привык. Другое дело — бывшие коллеги по криминальному ремеслу. Ведь Манаити не вдруг занял свое место в занкарской преступной иерархии. Его знали многие. Раньше это давало пищу тщеславию, теперь же становилось самой главной помехой. Легко затеряться в многотысячной толпе, но невозможно длительное время прожить в городе, нигде не показываясь и ничем себя не проявляя. Особенно, если все твои помощники превратились в дым городских крематориев.

Острый холодок опасности всё чаще буравил хребет Манаити. Ещё неделя-другая, и его песенка будет спета до самого конца. В один из таких беспросветных дней Манаити вновь вспомнил о Юрене Островитянине. Не с этого ли бойца погла начались все его злоключения? Прихлопнуть Юрена? Просто из чувства мести? Хорошо бы, конечно, но продолжительности жизни самого Манаити такое деяние не увеличивает. С какого-то мгновения желание встретиться с Юреном стала для Манаити идеей-фикс. Рискуя, он раз за разом появлялся на месте условленной встречи, но фитирского бойца ждал напрасно (по правде, Кондрахин и думать забыл о занкарском бандите, занятый куда более актуальными проблемами). Но, несмотря на всё возрастающую опасность, своих попыток Манаити не прекращал. Почему-то он уверил себя, что Юрен обязан ему, а, стало быть, не сможет отказать в помощи. А требовалось Манаити не столь многое — отсидеться. Дальше — любые варианты: пластическая операция, подложные документы, жизнь с самого начала. Но первое — Юрен Островитянин.

День за днём Манаити пытался отыскать своего единственного сообщника. Через прессу до него дошли известия об успешном выступлении Юрена в Фитире, но дальше этого не пошло. Манаити вновь и вновь появлялся на новом месте встречи, неподалеку от Университета. Наступившая зима позволяла менять наряды, маскируясь, насколько это возможно. Он успел отчаяться, когда наконец увидел Юрена, выходящего из-за руля машины у въезда на университетскую территорию. Номеров у занкарских автомобилей не существовало, Манаити довольствовался тем, что запомнил ее марку, цвет и некоторые другие признаки. Одному ему ведомо, сколько времени и сил он потратил, чтобы проследить маршрут Юрена от Университета до скромного особняка, куда Юрен являлся поздним вечером. Когда это случилось, Манаити еле удержался от того, чтобы позвонить в дверь.

Но обостренное чувство осторожности подсказало: обожди, понаблюдай, кто еще заходит сюда, станет ли этот дом надежным убежищем, если Юрен предоставит кров. Манаити не сомневался, что боец не откажет ему. Несмотря на потерю всего недвижимого имущества, Манаити всё еще располагал крупными денежными суммами. Беда в том, что он не мог самостоятельно воспользоваться ими в полной мере. Любой визит в банк мог оказаться последним в его жизни. Даже питаться Манаити приходилось в самых жалких забегаловках, куда в прежней жизни он не заглянул бы из чувства отвращения. Но и там могли оказаться внимательные глаза, распознающего в жалком оборванце некогда грозного бандита. Единственным существом в Занкаре, кому он мог доверять, оставался Юрен Островитянин.

Тяжко приходилось Манаити. Дело в том, что выбирая себе жилье, Кондрахин позаботился о том, чтобы рядом не оказалось питейных или развлекательных заведений, а также, чтобы соседние дома не сдавались в аренду. Летом Манаити мог бы рассчитывать на поденную работу поблизости от жилища Юрена, но сейчас на это надеяться не приходилось. Белвед слонялся по улице, рискуя произвести впечатление мелкого воришки в глазах обывателей. Риск был велик, и Манаити решил ограничить время наблюдения возвращением Юрена домой.

Особняк производил впечатление вымершего. Ни тени, ни звука не вылетало из холодных окон, выходящих на проезжую часть. Но нечто иное привлекло внимание Манаити. Поначалу он подумал, что это молодой белвед, служащий какой-то коммунальной службы, судя по инструментальной сумке, висящей на боку. Но, столкнувшись нос к носу, понял, что за мужчину он принял белведку в мужском костюме, причем, находящуюся в начальной фазе полового цикла. Запах был еще не столь резкий и не лишал рассудка. К тому же поведение незнакомки показалось подозрительным. Не будь все чувства Манаити обострены, он, вероятно, этого бы не заметил.

Белведка определенно присматривалась к тому же объекту, что и он — к дому Юрена Островитянина. Это открытие неприятно поразило Манаити. Неужели Сейр Ют сумел отыскать Юрена? Это было наиболее вероятное предположение, ибо Манаити не имел ни малейшего представления о том, чем занимается боец погла. Услышь он, что Юрен заделался физиком, счёл бы сообщение глупой шуткой.

Как бы то ни было, белведка являлась не просто серьезной помехой. Точнее — она в любом случае представлялась угрозой. Если бы у Манаити имелись иные варианты, он предпочёл бы исчезнуть. Но выбор отсутствовал.

Лаке Дим белвед-оборванец тоже показался подозрительным. По сути, оба они оказались в равной ситуации неопределенности и, в то же время, необходимости что-то делать. И оба, по сути, были дилетантами. Белведка когда-то прошла ускоренные курсы агентурной разведки, но практически всю свою жизнь оставалась законсервированным агентом. А Манаити и вовсе не был учен шпионским премудростям. Но он первым решился на активные действия.

Заметив, что белведка начала больше внимания уделять его персоне, нежели дому Юрена, Манаити сделал вид, что избегает попадаться ей на глаза. Приём сработал. Теперь белведка сознательно искала его. Целью Манаити являлось завлечь противницу в укромное место и допросить, если нужно, с пристрастием. Единственным подходящим для его целей местом оказалась расположенная неподалеку огороженная высоким сплошным забором площадка для мусорных контейнеров. Вход в неё был извилистым, чтобы ветры не разносили запахи и отходы по всей округе.

Манаити спрятался за очередным поворотом прохода, приготовив пневматическое ружье, удобно размещавшееся за пазухой не по сезону легкой куртки. Его чуткий слух уловил крадущиеся шаги. И тогда он вступил в проход, вытаскивая оружие.

Он был прекрасным стрелком и уложил бы Лаку Дим одним выстрелом. Только его планы включали предварительный допрос. Но белведка оказалась более решительной и менее разборчивой, вероятно, из-за реалистической оценки своей физической силы. Она шла, держа такое же, как и Манаити, пневматическое ружье наизготовку. Первая, выпущенная ею дробина попала бандиту в плечо, он начал поднимать ствол, в то время как Лака продолжала стрелять. Манаити сделал шаг ей навстречу, разбрасывая руки, словно хотел заключить белведку в объятия, и упал ничком.

Подскочив к его неподвижному телу, Лака Дим разрядила ружье в его затылок. Выстрелы больше напоминали негромкие хлопки в ладоши. Она была напряжена, но действовала сноровисто. Ружье Манаити тут же перекочевало под ее одежду. Меньше минуты ушло на обшаривание карманов. В одном из них обнаружилась гражданская пластиковая карта с именем владельца. Лака торопливо сунула её в свой нагрудный карман, туда же последовали несколько тысяч сиглов, непонятно откуда взявшиеся у этого бродяги. Теперь предстояло срочно избавиться от тела.

Лака Дим с трудом подтащила труп к ближайшему мусорному контейнеру, на миг задержалась, но потом передумала и удлинила свой путь еще на несколько метров. Напрягая все силы, она перевалила неожиданное тяжелое и непослушное тело Манаити через край контейнера. Бак был наполовину заполнен отходами, и ноги долговязого белведа никак не хотели там помещаться. Лаке пришлось вспрыгнуть наверх и примять их всем своим весом. В одном из соседних контейнеров она отыскала широкий кусок ветоши и прикрыла ею труп. По крайней мере, теперь у нее оставался резерв времени до обнаружения тела.

Никого не повстречав на своем пути, агентесса вернулась к дому Юрена. Как и застреленный ею Манаити, она была уверена, что жилище пустует. Белведка обежала строение со всех сторон и обнаружила единственную лазейку: зарешеченное окошко в подвальное помещение. Решетка не была слишком толстой, алмазным кругом её можно было бы перепилить в считанные минуты. Но бешено вращающийся круг при соприкосновении с металлом издавал такой вой, что мог бы насторожить всю округу. К тому же Лака Дим не хотела оставлять столь видимые следы своего вторжения. Зато к стене решетка крепилась всего четырьмя болтами с расклепанными головками. Лака достала из своей инструментальной сумки абразивный круг и ловко закрепила его на оси ротора. Мощный аккумулятор давал высокую скорость вращения, шумовой эффект при этом был незначительным. Спустя короткий срок головки всех четырех болтов превратились в мельчайшую металлическую пыль. Лака потянула решетку на себя. Та со скрипом поддалась.

Оставалось только стекло в маленьком окошке. Управившись с ним, Лака просунула руку вовнутрь и нащупала шпингалет. Путь в дом был открыт.

Но расслабляться, а тем более, медлить было никак нельзя. Если Юрен Островитянин вернется домой в обычное время, уже установленное наблюдением, в запасе у нее не более восьми гатчей (двух земных часов). Надо успеть произвести тщательный обыск: вдруг да обнаружатся вещи или документы, проливающие свет на деятельность хозяина. Ежели нет, то осмотр помещения многое расскажет о привычках и пристрастиях Юрена, с которым Лаке еще предстоит познакомиться, сойтись настолько близко, чтобы он стал доверять ей, как самому себе. Как использовать мужские слабости для развязывания языка Лака Дим усвоила с подачи своей покойной матери — великой мастерицы по этой части.

Освещая себе путь миниатюрным фонариком, белведка двинулась по подвальным переходам. Дом был достаточно типичным, и заплутать она не боялась.

Кэита Рут почувствовало чужое присутствие, когда агентесса начала работать над решеткой. Профессиональная жена поначалу вслушивалась: не почудилось ли. Потом прильнула ухом к массивной двери, ведущей в подвал, и окончательно уверилась: там кто-то есть. Ее первым — паническим — желанием было забаррикадировать проход, подтащив к нему что-нибудь тяжелое. Но она быстро поняла бесплодность своей затеи, попытавшись сдвинуть с места шкаф. И тогда другая мысль, порожденная страхом и отчаянием, возникла в ее сознании. Схватив оставленную Юрием пневматическую трубку, Кэита отодвинула запор подвальной двери и быстро поднялась на внутренний балкон, окаймляющий гостиную. Она интуитивно заняло позицию прямо над дверью, чтобы вошедший в комнату не смог её сразу увидеть.

Кэита Рут могла постоять за себя, но ни разу в жизни ей не приходилось использовать для этого смертоносное оружие. Ружье плясало в ее руках, тогда Кэита положила ствол на балконное ограждение и навела его на пустое пока пространство, куда должен ступить проникший в дом злоумышленник.

Тем временем Лака Дим осторожно обследовала дверь, отделявшую ее от гостиной. Тихонько надавила на нее плечом, та без скрипа приотворилась. Это было удачей. Агентесса вступила в комнату, освещенную слабым, так называемым дежурным, светом. Ее ноздри учуяли женский запах, который она приняла за свой собственный. Но своей ошибки осознать Лака не успела.

В следующую секунду дробовой заряд ударил ее точно в основание шеи. Белведка умерла мгновенно и без мучений.

А Кэита Рут осталась на балконе. Духу не хватало, чтобы спуститься и посмотреть, кого она убила, и действительно ли убила. К тому же она не была уверенно, что у незваной гостьи не осталось напарника, который, может быть, притаившись за дверью, выжидает удобного момента. Так Кэита и простояла вплоть до приезда Кондрахина.

А тот явился неожиданно рано. Нехорошее предчувствие заставило его досрочно прекратить опыты. Он уже довольно хорошо чувствовал эмоции Кэиты, конечно, не так, как в сокрытых мирах или даже на Земле. Как назвать эмпанию на расстоянии в мире, лишенном магии, он не знал, но сейчас ему было не до терминов. Он ощутил страх и растерянность Кэиты и стремительно помчался домой. Увиденная им картина привела его в замешательство.

Как этот белвед (поначалу он тоже принял Лаку Дим за особу мужского пола) попал в дом? Ведь он строго настрого запретил Кэите открывать кому бы то ни было. Но расположение мертвого тела и приоткрытая подвальная дверь быстро дали подсказку.

Кэита Рут между тем оторвалась от перил балкона и спустилась на нижний ярус. Её била крупная дрожь. Мгновенно оценив состояние своей сожительницы, Юрий открыл шкаф и плеснул в чашку напитка, оставшегося после визита Квана Туума. При этом он умудрялся не отрывать взгляда от распростертого на полу тела.

— Пей! — протянул он чашку Кэите.

Расплескав половину напитка, женщина повиновалась.

— Ты его знаешь? — требовательно спросил Кондрахин, понимая, что только жесткостью сможет вернуть Рут в нормальное состояние.

— Это женщина, разве ты не слышишь запаха? Лица я не видела. Боялась.

Кондрахин рывком перевернул тело. В углу приоткрытого рта засохла тонкая струйка крови.

Да, это была женщина. Молодая и красивая. Как и полагается в начале цикла, ее лицо и фигура приобрели юношеское строение, давая повод для ошибок в установлении пола. Быстрыми движениями Кондрахин произвел обыск, обнаружив пневматическое ружье под полой, в нагрудном кармане девушки пачку денег и пластиковую карточку. Сиглы он ничтоже сумняшеся сунул в свой карман, а на гражданской карте задержал внимание.

И присвистнул от удивления. Манаити! Его карта! Каким образом она попала к покойнице?

— Я её вижу в первый раз, — боязливо заглядывая через плечо Юрия, произнесла Кэита.

Кондрахин молча кивнул, размышляя, какова может быть связь между Манаити и убитой женщиной. Мог ли бандит подослать ее, не поверив, что Юрен избавился от профессиональной жены? Теоретически мог. Но лишь теоретически: в его положении глупо допускать к тайне третье лицо. И это никак не объясняет нахождение его личного документа в кармане белведки. Может, что-то подскажет содержимое ее сумки? Но в ней оказался стандартный набор инструментов, которым пользуются занкарские слесари.

Так и не придя ни к какому заключению, Юрий упаковал труп вместе с инструментами в большой пластиковый мешок, оттащив его в подвал. Опасений Кэиты в том, что там может кто-то скрываться, он не разделял — почувствовал бы. Но на всякий случай оружие с собой захватил.

Осмотр подвала выявил маршрут вторгшейся в их убежище белведки и механизм проникновения. Юрий вставил новые болты взамен спиленных и заново укрепил решетку.

Глухой ночью, так никем и не опознанная, Лака Дим нашла вечно упокоение в черных водах реки Кукуана, на юго-западной окраине столицы, там, где она впадает в озеро Хомле.

Труп Манаити был обнаружен утром следующего дня. Газеты и эф-приемники о том не сообщали: кому интересна смерть какого-то бродяги, без документов и денег? Местные стражи порядка, соблюдая рутинную процедуру, предъявили его посмертную фотографию старожилам района, но никто покойного не опознал. По прошествии положенного времени тело Манаити сожгли, а его фотография пополнила и без того толстую папку "Неопознанные трупы". Юрия никто не допрашивал, и он так никогда и не узнал о злосчастной судьбе бывшего криминального воротилы.

Обычно директор вызывал начальников отделов и служб по предельно конкретному поводу. Соединяясь с кем-либо из них по внутренней связи, он командовал: ко мне со всеми документами по такому-то делу. На этот раз, позвонив Пандару, он коротко бросил: "Зайди". Поднимаясь к начальству, Пандар подумал, что поводом послужило донесение Тхана Альфена. И не ошибся.

— Ознакомься с этим, — директор протянул Пандару тонкую папку с грифом абсолютной секретности.

В папке оказалось заключение экспертов на пяти листах. Пандар бегло пролистал их, остановившись на выводах. Неизвестные ему ученые, они же кадровые сотрудники разведки, пришли в выводу, что указанная в агентурном донесении информация может оказаться истинной. Если удастся добыть чертежи установок и методику экспериментов, это принесет Гауризу многомиллионную экономию, а в конечном итоге, позволит самим создать самое мощное в истории Белведи оружие.

— Понял, что это такое? — спросил директор, возбужденно потирая свои пухлые ладони. — Я лично переговорил с экспертами, и вот что они поведали. Область знаний, о которой идет речь, называется тёмной физикой. Наука официально не признанная, тем не менее, опыты проводятся давно, в том числе и у нас. Но результаты не однозначные. Вполне вероятно, что Занкар обогнал нас в этом вопросе. Во всяком случае, направление исследований, о которых сообщает твой агент, для наших ученых оказалось неожиданным. Так что активизируй свою сеть. Нужна конкретика!

Об этом Пандар знал и без подсказки свыше. Уже неделя, как он отдал конкретный приказ Лаке Дим: войти в доверие к Юрену Островитянину, стать его любовницей, доверенным лицом. Пандару надо было сопоставить сведения, которые Юрен поставляет Тхану Альфену, и те, которые предстоит выведать Лаке Дим. Однако, агент не выходит на связь. Почему? Не добилась успеха? Всё равно была обязана доложить о проделанных шагах. Но "почтовый ящик" оставался пуст.

Сразу после разговора с директором Пандар распорядился о направлении в Занкар кадрового разведчика. Перед тем стояла ограниченная задача: выяснить, что с Лакой Дим.

Уже через три дня в Гауриз пришла шифровка, из которой явствовало, что гражданка Занкара Лака Дим бесследно исчезла. Пандар при всей своей выдержке испытал шок. Что значит исчезла? Арестована? Так что, Юрен раскрыт? Хотя, вывод, пожалуй, поспешный. Никакой информацией агентесса не владела. Просто получила задание войти с Юреном в контакт. Вероятно, парня пасли — а как иначе, если тот занимается секретными разработками? С другой стороны, внезапно подумал Пандар, исчезновение Лаки Дим практически исключает игру занкарских спецслужб. Те бы не преминули использовать возможность употребить ее в своих комбинациях. Что ж, хоть и весьма неожиданным путем, но он добился ответа на мучивший его вопрос. О судьбе же агента он оставался в неведении до конца своей жизни.

Ноисце внял совету старшего друга и отправился в Занкар налаживать более тесные спортивные связи, имея в виду, прежде всего, свой собственный клуб. Его отъездом немедленно воспользовался Тхан Альфен. У него не было официального повода, чтобы посетить Хевек, но он и не хотел, чтобы о его поездке стало известно. Зато в Южном Фитире Тхан имел несколько предприятий с тысячами рабочих, офисы с управляющими, каждый из которых был уверен: шеф где-то в Фитиро.

Странно, но отдыхать в Хевек ездили в основном иностранцы. При этом королевская власть совершенно не заботилась о том, чтобы придать городу хотя бы видимость современного курорта. Монарх к горным лыжам был совершенно равнодушен, равно как к скалолазанию, а большего Хевек предоставить не мог.

Со столицей город соединяла железнодорожная ветка, через цепь туннелей пронзающая горную гряду. Этой дорогой когда-то воспользовался Кондрахин, теперь же в обратном направлении старенький поезд увозил в полупустом вагоне Тхана Альфена.

На белведе была толстая спортивная куртка, высокие сапоги и вязаная шапочка. В таком наряде он совершенно затеряется среди публики, в это время года оккупирующей гостиницы Хевека. Впрочем, Тхан не собирался там ночевать, рассчитывая управиться за один день. Еще в Фитиро он внимательно изучил хевекские газеты, уделив особое внимание спортивному разделу. Для своей поездки он выбрал день проведения первенства Северного Округа по поглу. Традиционно это выливалось в соревнование клубов, стало быть, Курим обязательно там будет.

За окном вагона монотонно тянулся один и тот же пейзаж: бесконечные серые пастбища с отарами ленивых бильз, лишь изредка оживляемые маленькими полустанками. Поезд приостанавливался, проглатывал новых пассажиров, потом по вагонам пробегал кондуктор, обилечивая вошедших. Уже в конце пути появились горы. Состав с грохотом и свистом мчался сквозь черные туннели и, наконец, вырвался на простор, замедляя ход. На берегу пенистого моря стоял Хевек.

Тхан первый и единственный раз был здесь около десяти лет назад, и его глаз искал перемен в облике города. Напрасно. Хевек оставался прежним. Те же улицы, те же дома, те же ослепительно белые вершины, высокомерно взирающие с трех сторон на белведское поселение.

Зимой улицы Хевека часто заметало, но сейчас город был свободен от снега. Видимо, метели, затаившись в горах, терпеливо дожидались своего часа. Но было морозно и ветрено. Многочисленные кафе на привокзальной площади оказались заполненными публикой, ищущей, скорее, тепла, а не пищи. С трудом Тхан отыскал освободившееся местечно и, не чувствуя ни вкуса, ни жара, медленно выпил чашку горячего бульона с раскрошенной в нём лепешкой. Он думал.

Когда-то в далекой молодости ему пришлось совершить убийство. И Тхан никогда не морализовал по этому поводу. Потому что — пришлось, вынудили обстоятельства. Теперь же он должен совершить такое же деяние вполне осознанно, хладнокровно и расчетливо. Конечно, его профессия предполагала, что рано или поздно придется столкнуться с такой необходимостью, но, признался он себе, лучше бы с Куримом расправились люди Пандара.

Кто-то окликнул его. Тхан нехотя повернул голову, увидав незнакомого белведа.

— Извини, приятель, обознался, — сказал тот.

Тхан Альфен не опасался встретить кого-нибудь из знакомых. Случись такое (что само по себе маловероятно), что криминального в том, что состоятельный промышленник решил развлечься на горных спусках? Но всё же такой поворот событий был для Тхана нежелателен. Просто исходя из непредсказуемого будущего.

Однако, время неумолимо приближало развязку. Спортивный зал, где вот-вот начнутся поединки, располагался в двух кварталах ходу. Тхан Альфен пришел, когда основная часть зрителей уже заняли свои места.

Он занял место в задних рядах, где болельщики не сидели, а стояли — иначе ничего не видно. Официальная церемония открытия состязаний, как по собственному опыту знал Тхан Альфен, традиционно начиналась с представления владельцев клубов и тренеров. Он дождался, когда произнесут имя Курима. Бывшим хозяином Юрена оказался тучный белвед в красном халате. Тхан медленно и незаметно стал пробиваться в передние ряды.

Когда пришло время самих поединков, его движение ускорилось, благодаря тому что зрители то и дело вскакивали со своих мест, кричали и свистели, ни на что не обращая внимания. Курим, как и прочие клубные владельцы, находился в переднем ряду. До него было еще сравнительно далеко, но Тхан разглядел двух дюжих охранников, прикрывающих своего тучного шефа. Оставалось дождаться, когда на площадку выйдет кто-либо из бойцов Курима.

Расчет оказался верен. Едва на бой вызвали представителя клуба, охранники забыли о своих обязанностей. Вместе со всеми они орали и топали ногами. Курим тоже что-то кричал, наклоняясь вперед. Тхан Альфен медленно по диагонали продвигался к площадке, словно зритель, протискивающийся на свое место. За спиной Курима он оказался в кульминационный момент схватки. Практически не задерживаясь, он всадил, целясь в сердце, тонкую спицу в жирную спину Курима, выдернул ее, чтобы через несколько шагов выронить ее из рукава под ноги болельщиков.

Среди общего гвалта охранники не сразу заметили, что с Куримом творится что-то неладное.

— Курим-ган, что случилось? — стал тормошить хозяина один из них.

В это время Тхан Альфен находился уже в пяти шагах левее, постепенно выдавливаемый назад законными владельцами сидячих мест. Он видел, как охранник Курима начал пробиваться к судейскому столу, но делал это неправильно, рассчитывая главным образом на физическую силу. Когда поединок, наконец, был досрочно остановлен, Тхана Альфена уже не было в спортивном зале.

В ближайшем магазине он купил пару лыж, поспешив к канатной дороге. Подъемник забросил его на снежный склон, с которого он неумело скатился, несколько раз упав. Уже стемнело, но трассы для спусков подсвечивались с опор канатной дороги, и желающих покататься было немало.

— Плохо сегодня, — сообщил он служителю, помогающему лыжникам рассесться в кабинах подъемника, — сильный боковой ветер.

— Да уж стихает, — откликнулся тот. — Смотри, мы еще часа два будем работать. Скатись еще.

— Нет, хватит. И так весь извалялся за день.

Через час ночной поезд уносил Тхана Альфена обратно в Фитиро. Выходя на столичном вокзале, он "забыл" свои лыжи в вагоне.

А вскоре из Занкара вернулся Ноисце. Аристократ сиял от переполнявших его чувств. Он сумел не только договориться о проведении межгосударственных соревнований на постоянной основе, но и зарегистрировал в столице республики филиал своего спортивного клуба. И пусть этот филиал не имел пока ни помещения, ни тренеров, ни бойцов, начало было положено.

Они встретились в аристократическом кафе. Ноисце с ходу выложил все новости. Жажда деятельности, охватившая его, не позволяла долго рассиживаться. Уже убегая, он сказал:

— Кстати, слыхал: кто-то заколол нашего коллегу из Хевека, Курима. Того самого, у которого раньше работал Юрен. Помнишь такого? Представь, убили прямо во время соревнований, в переполненном зале. И никто ничего не видел.

— Да? — спросил Тхан Альфен. — Дикие нравы там, на севере.

Удовлетворен он был лишь частично. Хорошо, что Ноисце удалось обо всём договориться с занкарскими властями. Теперь у Юрена обязательно появится возможность отправлять информацию по мере необходимости, а не раз в месяц. Плохо, а может быть даже, и очень плохо, то, что Ноисце прочно связал у себя в памяти два имени: Юрен и Курим.

Всё чаще Кондрахину казалось: вот-вот и он ухватит разгадку за хвост. Теперь он безукоризненно управлял ходом экспериментов, все чаще получая желаемый результат. Да, он мог с уверенностью — не полной, на восемьдесят шесть процентов — заявить всем и самому себе прежде всего, что научился управлять пространством. Приборы показывали, что объем рабочей камеры согласно его пожеланию то увеличивался, то уменьшался. Пусть немного, на несколько кубических миллиметров, пусть результат этот глазом уловить невозможно — он, Кондрахин, порождал новый кусочек Вселенной. И значит, хоть в чем-то был подобен Демиургам.

Знать бы еще точно, как у него это получалось…. По его настоянию Кван Туум представлял результаты других экспериментаторов. Неизвестные ему, но, безусловно, отвечающие всем требованиям научных правил физики-белведы не выходили за пределы, позволенные статистикой. Разве что, как и Юрий, они постепенно добивались увеличения объема пространства, на которое пытались воздействовать. Но тут дело заключалось не в каких-то выдающихся качествах, а в непрерывном совершенствовании лабораторного оборудования.

Происходи это не на Белведи, а в любом другом мире, Юрий и голову бы не ломал. Его магические способности впервые проявились еще на Земле, а затем были многократно приумножены и развиты. Он еще не умел, подобно Просветленным, создавать из "ничего" вполне реальные предметы, но управлять ими силой мысли — чего проще? Но для всех подобных навыков требовалось владение собственным астральным и ментальным излучением, способность соединять собственную энергию с неисчерпаемой силой Космического Вихря. Ничего подобного на Белведи не происходило. Конечно, Юрий порождал и астральные, и ментальные колебания, но за границы его телесной оболочки они почему-то не распространялись. Но чем-то он воздействовал на пространств, выполняя лабораторные эксперименты!

В поисках ответа пришлось перевернуть целую гору печатных трудов занкарских и зарубежных психологов. Именно тогда Кондрахин впервые уяснил для себя причину бедной мимики, отсутствию интонаций в речи, а также невосприятию юмора у белведов. Оказалось, что функциональное устройство мозга у них таково, что чистая логика (интеллект) и эмоциональная сферы не просто контролируются разными полушариями, но не могут быть представлены одновременно. По этой причине и от него тренер погла требовал поначалу полного удаления чувств — требование, причину и смысл которого Юрий до сей поры не мог понять. А, оказалось, всё просто: овладей бойцом ярость, и он лишался всякой возможности управлять боем. Таким образом, Кондрахин обогатился знанием белведской психологии, но это ни на шаг не приблизило его к разгадке его способности мысленно воздействовать на пространство, подвергшееся мгновенной потере энергии.

Впрочем, он не совсем был уверен, что воздействие действительно мысленное. С астральными потоками было куда понятней: ты их просто видишь (если, конечно, умеешь). Сейчас же он не видел ничего. Но ведь и в домашних опытах с профессором Мирицким он ничего не видел. А получалось! Что же, выходит, что он обладает чем-то помимо астрала и ментала? Да нет, ерунда, иначе хоть кто-нибудь ему об этом качестве рассказал бы. Или это — удел Просветленных? "Чушь", — подумав, сказал себе Юрий.

Но, с другой стороны, он как-то связался во сне с Предначертанным Врагом. По прошествии времени, наполненного раздумьями, Кондрахин пришел к твердому выводу: причина — в нём, а Враг лишь воспользовался уже установленным каналом.

Обеими проблемами — официальной и личной — Юрий занимался параллельно и, несмотря на чрезвычайную нагрузку, был рад, что они отчасти совпадают. Но, кроме этого, приходилось посещать лекции, по крайней мере, избранные, худо-бедно поддерживать физическую форму и выполнять мужской долг в отношении Кэиты Рут. С первой же своей зарплаты, полученной непосредственно из рук Квана Туума безо всяких бюрократических ведомостей, Юрий приобрел для белведки целый ворох нарядов. Ручаться за свой вкус он не рискнул бы, поэтому выбирал самые дорогие. Действительно ли понравились они Кэите, он не знал, но та выразила восхищение.

Судьба добровольной узницы уже меньше занимала его. Не потому, что ситуация в чем-то изменилась. Просто притерпелся. Вроде, так и положено: пришел с работы, дома ждет ужин, утром — свежее белье и легкий завтрак. Всё, как у людей. К тому же белведка не упрекала его в невнимании, не жаловалась на одиночество, не устраивала скандалов. Просто ждала. Юрию от это было даже немного стыдно. Жаль, они не на Земле.

Таким образом, дни и ночи Кондрахина оказались загруженными до предела. Даже с Ноисце, посетившим Занкар, он встретился мельком. Голова была занята другим, и сбивчивую речь аристократа он выслушал вполуха. Он только уловил, что связь с Фитиро теперь станет регулярной, и понял, что это дело рук Тхана Альфена. Что ж, одной заботой меньше. Внезапно ему пришло на ум, что пасти его теперь станут прилежней. Все его встречи с "земляками" на Занкаре будут тщательно контролироваться.

Хотя Тхан придумал великолепно: поединки погла — идеальное время и место для передачи информации. Несколько заботило другое. В Фитире он так и не приступил к сборке радиопередатчика, и даже не купил необходимого для этого оборудования. Теперь это сделать практически невозможно. Юрий даже представил себя в роли советского разведчика из предвоенных романов. Расхаживает он по магазинам вражеской столицы и спрашивает у продавцов детали для рации. Потом пришла дерзкая, но вздорная мысль: заказывать необходимое оборудование через Квана Туума. Дескать, для дальнейшего усовершенствования лабораторной аппаратуры. Но эта мимолетная задумка только позабавила Кондрахина. Во-первых, Кван — крупный ученый, а не чиновник от науки. Он быстро разберется, что к чему. Во-вторых, а как переправить всё это в Фитир? Ведь именно в окрестностях Хевека, желательно на высокой горе, должен быть установлен передатчик.

А не использовать ли мне Тхана Альфена? — подумал Кондрахин. Уж для того точно не составит никакого труда скрытно приобрести всё необходимое. Тем более, что как-то он упоминал, что производит на своих заводах что-то для ретрансляторов эф-передач.

Но и этот вариант не удовлетворил Юрия. Тхан слишком осторожен. Пока он дает указания Кондрахину, его мысли сосредоточены на деле. Но стоит проявить инициативу Юрену, и Тхан немедленно задумается о том, каков этот Юрен изнутри и что им движет. Интуиция землянина подсказывала: кроме Кэиты, лишь Тхан мог придти к мысли об инопланетном происхождении Кондрахина. Так что просить его о чем-то не стоило. Не в том смысле, что побоится помочь. Просто начнет строить свои версии — зачем Юрену Островитянину вдруг потребовался радиопередатчик, причем не в Занкаре, а именно в горах Северного Фитира? Не иначе, парень ведет двойную, а то и тройную игру.

И эта проблема зависла в воздухе.

В тысячах световых лет от Белведи сидел на скале у океанского берега старый, но удивительно сохранившийся человек по имени Сэмюэль Форс. Он размышлял о том же, что и Юрий Кондрахин. У Форса, впрочем, это было одно из сотен его имен, не было хитроумных приборов, зато имелись знания и опыт, по сравнению с которыми весь арсенал Предначертанного Врага — набор первоклассника.

О том, что у него есть Предначертанный Враг, Он непостижимым образом узнал еще в дни своего монастырского детства. Но это знание было сродни тому, как любой человек знает, что когда-нибудь умрет. Когда-нибудь, но не сейчас. Перспектива сия никого из людей не пугает и не делает жизнь невыносимым ожиданием кончины. Но, подобно тому, как появление первых признаков близкой смерти заставляет содрогнуться, тождественное чувство реальности конца существования испытал и Он, едва волны ментального эфира донесли до его сознания весть о том, что Предначертанный Враг сделал первые шаги на магическом поприще.

Юрия еще легко можно было уничтожить, стереть его следы во всех мирах. Но Он был слишком занят началом мировой войны. Поэтому ограничился наложением нестираемого заклятия на камень в Холмах Воплощений. Этого должно было с лихвой хватить. Не хватило. Вторая попытка была предпринята на Земле. Кондрахин, несомненно, вырос к этому времени, но не настолько, чтобы мог противопоставить что-то смертельному удару из астрала. Тогда не хватило времени, и Просветленные спасли Юрия. На Тегле Он был представлен всего лишь своей проекцией, но без посторонней помощи Кондрахину не хватило бы сил справиться и с ней. Но даже свое поражение Он сумел превратить в победу, впитав в себя всю энергию нестабильного вариантного мира.

И вдруг Враг достал его неведомым способом. Неужели он познал что-то такое, что неведомо никому? Другого объяснения просто не существовало.

И второй вопрос, над которым размышлял Форс, была причина их вражды. Допустим, Кондрахин служит Просветленным. Но смешно, когда с противником воюет не барин, а его слуга. Он, даже в обличье Сэмюэля Форса, знал себе цену. Нет, за этим противостоянием крылось нечто другое. Что-то, до сути чего во что бы то ни стало надо докапаться.

Он всегда больше ценил свою свободу, чем власть. Просветленные ему мешали, и, чтобы не рисковать, он старался действовать чужими руками, оставаясь в тени. Впрочем, не будь Просветленных, Он бы способа действий не изменил. Самой его сути были глубоко чужды поклонение, слава, вообще известность. Однако, само существование Предначертанного Врага ограничивало его свободу больше, чем назойливый контроль кучки старцев, вообразивших себя благодетелями всего сущего. Что мог противопоставить предначертанности Он?

Проще всего казалось победить навязанного врага и тем получить свободу. Но Он быстро понял, что Предначертанный Враг не может быть повержен в результате быстротечной схватки. Для победы над ним — а она вовсе не была гарантирована — необходимо потратить массу времени и сил. Все чаще Он подумывал, что, вступив в противоборство с Кондрахиным, невольно спляшет под дудку Просветленных. Может, в этом и заключалась ловушка? Проиграет он Кондрахину — потеряет жизнь. Выиграет — потеряет ту свободу, какую сейчас имеет.

Теперь, зная местонахождение Кондрахина во Вселенной, Он попытался дотянуться до него щупальцами астрала — без гнева и пристрастия, просто почувствовать присутствие. Не получилось, как и следовало ожидать. Форс даже не смог отыскать Белведь. А ведь совсем недавно, растворившись во Вселенной, он легко сумел это сделать. И раньше, в других мирах, легко отыскивал Кондрахина. Нет, сначала нелегко, но потом это удавалось всё проще и, если бы не опека Просветленных, Он давно бы уничтожил своего Врага. Выходит, их обоих связывает нечто, о чем даже не упоминается в тех старинных монастырских манускриптах, написанных задолго до того, как человечеству пришла в голову сама идея письменности.

Тогда почему они — враги? Кто и зачем предначертал это? Не будет ли разумным заключить временное перемирие и вдвоем подумать над этим вопросом? А вдруг Кондрахин уже знает ответ?

Нарочитое покашливание за спиной заставило его недовольно оглянуться.

— Сеньор, Вас у дома дожидается какой-то господин, — переминаясь с ноги на ногу, произнес слуга.

Форсу хотелось послать к чертям и слугу, и незваного гостя, но он заставил себя подняться, на ходу надел халат, оставленный на берегу, и быстро взбежал по каменным ступеням лестницы, вырубленной в обрыве. Слуга здорово отстал.

Гость дожидался его на террасе, по-хозяйски развалившись в плетеном кресле. Несмотря на февральскую жару, он был в черном костюме и при галстуке, позволив себе лишь чуть-чуть распустить узел. Такую же черную шляпу он положил на столик, стоявший перед ним. "Хорошо еще, что ноги туда не задрал", — с неудовольствием подумал Форс, с первого взгляда признав в визитере американца.

— Господин Форс? — янки встал, словно сделал одолжение. — Я представляю правительство Соединенных Штатов Америки. И у нашего правительства накопилось к Вам несколько вопросов. Где мы можем побеседовать?

Государства, правительства — как всё было Ему смешно! Наглеца, занявшего хозяйское кресло, Он, к примеру, мог испепелить, как сделал это в Гетеборге с ослушником Фрицем Раунбахом. Но сейчас следовало сдерживать себя. Просветленные не дремлют, и любая его паранормальная активность будет мгновенно засечена. В том, что Просветленные нанесут по нему удар, Форс не сомневался. На их месте он бы так и поступил.

— Пройдем в кабинет, — сухо предложил он гостю, тихо злорадствуя про себя. Уходя, он закрыл окно, и сейчас в кабинете влажная жара быстро собьет спесь с молодого наглеца. Молодыми Он именовал практически всех и по полному праву. Но американец и на самом деле был молод — не старше сорока.

— Итак, чем могу служить? — спросил Форс, усаживая посетителя так, что солнце безжалостно слепило его. Если американец и заметил преднамеренность поступка Форса, то не подал вида, просто водрузил на нос тёмные зеркальные очки.

Общайся он с обычным человеком, это был бы беспроигрышный жест. Но Ему не требовалось заглядывать в глаза собеседнику — мысли он читал и так, возмущения информационного поля это практически не вызывало. А мысли американца были нехорошие. Форс всё же позволил своему гостю высказаться самостоятельно.

— Дело в том, мистер Форс, что департамент занимается сейчас расследованием незаконной выдачи американских паспортов в нескольких наших консульствах в разных странах мира. Вы ведь свой недавно получили в Парагвае, не так ли? Не знаю, сколько Вы выложили за него, не это самое главное. Главное — в Вашей липовой анкете. Мы проверили сведения, которые Вы указали, самым тщательнейшим образом. И ни одно из них не нашло своего подтверждения. Так кто Вы, мистер Форс?

— А какое Вам, собственно, дело? — после недолгого молчания спросил Он, впервые заставив собеседника опешить. Можно было загипнотизировать этого бдительного америкашку, но невозможно подвергнуть гипнозу весь их департамент. Жаль, что после гибели Густава Кроткого Он так и не подобрал нового достойного исполнителя своих замыслов.

— Что значит: какое дело? — с нажимом и угрозой в голосе произнес американец. — Вы безосновательно назвались гражданином великой страны…

— Знаете что, — предложил Форс, — убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Это Вам не Штаты, а суверенная Аргентинская Республика.

— Зарываетесь, мистер Форс, — прокричал американец, поспешив к своему автомобилю, — с правительством Аргентины у нас прекрасные отношения, и в Вашей экстрадиции нам не откажут.

Когда его машина скрылась из виду, Сэмюэль Форс подумал, что пора опять менять имя. А жаль. Ему понравилась эта местность.

Кван Туум не был богатым белведом. Средства на исследования он получал из республиканского военного бюджета, и за их расходованием приходилось регулярно отчитываться. Как ему сделать это сейчас, предстояло хорошенько подумать. Он усадил за подконтрольные ему дорогостоящие лабораторные установки полтора десятка исполнителей, но лишь один из них — Юрен Островитянин добился устойчивых результатов. Что же, выходит, что настоящая бомба — это он, Юрен, а вся аппаратура только приложение к нему. Но одноразовая бомба правительству не нужна. Опыты с преобразованием пространства вокруг самого экспериментатора пока не проводились, но Кван Туум не сомневался, что никакой организм их не перенесет. И что тогда? Погибнет исполнитель, остановится и вся программа.

Он видел, что Островитянин весь отдается работе, изучает литературу по смежным дисциплинам. Не понимая истинной причины активности Кондрахина, Тхан полагал, что тот хочет побыстрее распространить свой опыт. Это следовало отметить. И вообще подать происходящее, как первый, но многообещающий прорыв. Хорошо, что речь шла о финансовом, а не о научном отчете. Проводимые исследования были настолько засекречены, что в этом направлении Кван Туум оказался неподконтролен никому.

В соответствии со своими размышлениями он и поступил. В отчете все лаборанты были зашифрованы номерами, при этом лишь один из них — Юрен — был представлен, как лаборант-экспериментатор, а прочие — его ассистентами. Но выплаты им составляли ничтожную часть расходов; основные средства уходили на приобретение сложной техники, комплектующих и расходных материалов. Квану было немного смешно: бюджетная комиссия не могла проследить, на какую именно статью была потрачена та или иная сумма. Конечно, если бы программа зависла, не давая никаких результатов, финансисты потребовали куда более полного отчета.

На этот раз всё прошло не просто гладко: финансирование программы было существенно увеличено. На следующий день Кван сдержанно похвалился Юрию своими достижениями, конечно, не называя никаких цифр. Выслушав шефа, Кондрахин сделал свои собственные выводы: теперь режим секретности наверняка станет жестче. Как бы в подтверждение его мыслей Кван Туум сказал, когда оба они уже покинули лабораторию:

— Вот что я подумал, Юрен. Тебе обязательно надо переселиться. Нет, ты неправильно понял, не в лабораторию. Просто в более престижный и охраняемый район. Поближе к Университету. Твоя свобода никоим образом стеснена не будет. Наоборот, условия, полагаю, будут лучше. И для тебя, и для твоей женщины, — прибавил он со значением.

— Прости, ган, но мне это вряд ли по карману, — отвечал на это предложение Кондрахин. — Цены на жилье я знаю. В районе Университета они просто бешеные, я имею в виду особняки. Снимать же квартиру с общим входом для нескольких жильцов, по понятным причинам, я не смогу.

— Об этом не думай. Расходы на жилье берет на себя… - белвед замялся, не зная, как лучше назвать Юрию свое ведомство, — государство. Я сам обо всем позабочусь. Кстати, — он резко сменил тему, — что ты думаешь по поводу перехода к режиму разогрева миг-пространства?

Кондрахин усмехнулся.

— Плохо я об этом думаю.

— Почему? Можешь сказать?

— Причин несколько, ган. Прежде всего, это технические предпосылки. Где ты собираешься производить разогрев? В лаборатории? Мы разнесем ее в клочья при первом же настоящем опыте! Я говорю не о микровзрывах в рабочей камере — зачем нам тупо повторять сделанное предшественниками? Нет, масштабный разогрев — вот что было бы действительно интересно. Но для этого потребуются полевые испытания с дистанционным управлением. И вторая причина, не менее веская. А зачем вообще переходить к разогреву, если итог эксперимента — сжатие или расширение — зависит только от меня?

— Погоди, — остановил его монолог Кван Туум, — во всех опытах с полной мощностью установки ты давал устойчивые результаты только при сжатии пространства. Почему?

Они стояли у автомобиля Юрия. Кондрахин взглянул на собеседника так, словно усомнился в его умственных способностях.

— Наверное, у меня сильно развит инстинкт самосохранения. Расширение пространства — это в любом варианте взрыв, не так ли, ган?

Удивительно, как быстро Юрий из рядовых исполнителей стал незаменимым работником, с мнением которого приходилось считаться даже такому крупному ученому, как Кван Туум. Белвед тоже понимал это, но не чувствовал себя уязвленным. Он был нацелен на конечный результат и мыслил иными, более масштабными категориями. Так дирижер руководит огромным оркестром, не будучи сам способен так виртуозно сыграть на музыкальных инструментах, как это делают его скрипачи или саксофонисты.

Квана, как и многих других ученых, оказавшихся в его положении, уже начало заносить. Явление, более чем понятное. Оказаться в шаге от величайшего открытия, чему посвятил, по сути, всю свою жизнь — и проявлять постепенность и предусмотрительность? Кто же на такое способен? Следовало учесть еще и особые полномочия Квана, и секретность, которой ученый мог оправдать любые свои действия. Землянин уже догадывался, что нетерпение овладевает его руководителем все в большей степени. Когда-нибудь вся их совместная авантюра закончится крахом, но сейчас Юрий мог, благодаря увлеченности белведа, использовать его в собственных интересах. Стоило лишь поддерживать в руководителе уверенность, что все их совместные действия определяются его волей.

И всё же Кондрахин лукавил. По крайней мере, он не назвал Квану главную причину своего нежелания работать с режимом закачки энергии в пространство. Из отдельных обмолвок своего руководителя, а также собственных соображений Юрий смекнул, что готовится, прежде всего, ударное оружие. Стало быть, и испытания его должны, в конечном итоге, проводиться в космосе. Только там занкарцы смогут скрыть истинные масштабы его действия. Немногочисленные спутники иных стран контролировали весьма незначительные орбитальные сектора. Значит, космос. А там, на стационарной орбите, спутник, построенный и запущенный Стражами. Спутник, обеспечивающий его эвакуацию с Белведи. Будет горько и смешно, если он уничтожит его собственными руками. Упор на работу с охлаждением пространства позволял отдалить испытания до той поры, когда Кондрахин уже вернется в миры Вселенной.

Утром следующего дня Юрий прослушал лекцию Мун Коола — их он не пропускал хотя бы из чувства долга по отношению к своему официальному научному руководителю. Он уже направлялся в лабораторию, когда его встретил второй, неофициальный, шеф.

— Здравствуй, Юрен. Сегодня у тебя выходной день.

Кондрахин протестующее замахал руками. Белвед не пожелал выслушивать никакие возражения.

— Пойдем. Сам поймешь.

Они вышли с территории Университетского города.

— Здесь недалеко, — информировал Кван Туум, — машина на этот раз не потребуется.

Через десять минут неспешной ходьбы они оказались у высокого глухого забора, выполненного из разноцветных плит. Наметанным взглядом Кондрахин заприметил камеры слежения поверху забора. Они были совсем новенькие, укрепленные, видимо, только этим утром. Бетонный съезд с проезжей части упирался в массивные ворота. Кван Туум подошел к замку — подобию тех, что были установлены в лаборатории, и предложил Юрию приложить обе ладони к опознавателю. Раздался негромкий щелчок, створки ушли назад и плавно раздвинулись.

Кондрахину открылся вид на домик, небольшой, больше напоминающий летящий фитирский стиль, нежели рациональные постройки Занкара. Дом был окружен большим садом с зелеными лужайками. Юрий присвистнул: по меркам перенаселенного Занкара такая усадьба должна стоить кучу сиглов.

Дав Юрию оглядеться, Кван объявил:

— Всё это республика предоставляет в твое пользование. Все расходы по содержанию государство берет на себя. Так что не стесняйся.

Остаток дня Кондрахин посвятил переезду. Вещей, как таковых, у него практически не было, кроме, разве что, недавно приобретенной ванны с гидромассажем. Всё остальное — несколько комплектов одежды и скудный столовый набор — места в машине почти не занимали. Он оставил бы и ванну, но Кэита ни за что не захотела с ней расставаться. Пришлось Юрию демонтировать агрегат, подключенный к городской водопроводной сети, а потом устанавливать его на новом месте. Вдобавок, по общему решению, решили устроить что-то типа новоселья. Пришлось помотаться по магазинам. Кэита тем временем обустраивала их новое гнездышко по своему вкусу. Наконец всё было закончено: праздничный стол накрыт, спальная комната ждала своих обитателей, а работающая ванна подтвердила инженерные навыки Юрия.

Вечером, когда окончательно стемнело, Кэита набросилась на своего "хозяина", словно голодная кошка. Юрий подозревал, что камеры слежения установлены не только по внешнему периметру, но и внутри помещений. Искать их ему было недосуг, да и зачем — пусть завидуют.

Кэита Рут вовсе не была глупой. Вообще белведки, в силу того, что выполняли "мужскую" работу, практически все получали приличное образование, особенно в Занкаре. Статус профессиональной жены обязывал к большему. Каждая из них должна было проявить себя интересной во всех отношениях особой, будучи вынужденной проводить всё время в обществе одного и того же белведа, способного ее содержать. Конечно, были из них и те, что меняли партнеров по нескольку раз на неделе, но Кэита относилась к элите своего мира. Живя с Сэйр Ютом, она более менее регулярно выбиралась со своим покровителем на светские рауты, куда приезжали парами, хвастая друг перед другом профессиональными женами, как в земном мире богачи соревнуются между собой роскошными лимузинами, нарядами от лучших Кутюрье, а те, кто послабей умом — толщиной золотых цепей, навешанных на короткие шеи.

Судьба столкнула Кэиту с Кондрахиным, когда белведка была все себя от ярости и унижения, а потому, как это у них водится, совершенно лишилась возможности управлять собой. Позже, в более спокойные минуты, разглядев своего освободителя, она была неприятно поражена, даже разочарована: это не принц ее мечты. Лишь страх перед Пач Лу вынуждал ее беспрекословно подчиняться, ведя жизнь затворницы. Но понемногу Кэита присмотрелась к новому хозяину, обнаружив, что тот вовсе не урод, как ей показалось вначале. В его грубом лице было даже нечто пикантное. Но вот его поведение…

Она ожидала, что он будет груб и нетерпелив — что взять с бойца погла? Но, вопреки ее ожиданиям, Юрен вначале почти не замечал ее, воспринимая, скорее, как обузу, а не как неоспоримую ценность. Этим он коренным образом отличался от тех белведов, которых она когда-либо встречала на своем жизненном пути. Кэита терялась: о чём с ним следует говорить, как одеваться. Он не реагировал на ее призывный запах, заставлявший других мужчин плотоядно раздувать ноздри и постанывать от вожделения. Но потом наступала ночь, и начиналась сказка. Никогда в жизни Кэита не испытывала тех ощущений, которые ей дарил Юрен. В первый раз ей было больно, но даже эта боль приносила невыразимое наслаждение.

Самое смешное в том, что никакой заслуги Кондрахина в этом не было. Просто люди и белведы по-разному устроены. Детородный орган человека значительно больше белведского, кроме того большинство землян — и Юрий не был исключением — предваряют половой акт более-менее длительной игрой, что совершенно неведомо белведам. Страсть, овладевающая ими, совершенно лишает их способности к мышлению, а стало быть, выдумке. Какие уж тут игры! Раз — два — и готово.

Однако, секс сексом, но Кэита чувствовала свою беспомощность и бесполезность. Она не понимала Юрена, не знала, чем он живет. Каждый день он уходил, якобы, на работу. Что такое работа бойца погла, она представляла. Но где синяки и ушибы? Только однажды он вернулся домой через три нестерпимо долгих дня со следами травм на лице и груди. Тогда кто же он? Скорее, всего, бандит. Особенно укрепилась она в этом подозрении, когда застрелила незнакомую белведку, проникшую в их дом. Юрен не стал поднимать шум, не вызвал гвардейцев, а тихонько избавился от тела. Перенесенный тогда ужас остался в ней. Она боялась дома, своего одиночества, боялась повторения вторжения.

И вдруг Юрен перевозит ее в новый дом. Высокий забор, за которым ничего не видно. Можно на экране наблюдать за жизнью улицы. Можно самой гулять по саду. Юрен уверил, что теперь незваных гостей не будет никогда, показал ей, где расположены кнопки, нажав на которые она сможет немедленно вызвать его.

Жизнь стала приобретать новый смысл. И всё было бы хорошо, если бы Юрен не читал ее мысли, что, как известно каждому белведу, невозможно. Но еще более пугала ее появившаяся собственная привычка догадываться, о чем думает этот странный, но притягательный белвед с Островов Ледника. Конечно, ей ни разу это не удалось — она не пыталась обмануть себя, но вот чувства Юрена, его настроение, она ощущала даже на расстоянии.

Оба они — человек и белведка — стояли на пороге личных открытий. Кэита Рут открывала в себе способность любить, а Кондрахин…

"Разведчикам, подвизающимся на поприще военно-промышленного шпионажа, надо при жизни ставить памятники", — думал Юрий, осторожно припаивая к плате прибора несколько новых деталей. Накануне в Занкаре побывала небольшая делегация спортивного клуба Ноисце. Юрий провел несколько показательных боев, пообщался с бывшими товарищами по команде. Ноисце неожиданно принялся уговаривать Юрена выступить за команду Университета в любительском погле. Аргументировал он это тем, что такое выступление обеспечит благосклонность руководства Университета к спортивным отлучкам своего студента.

На дорожной сумке своего старого приятеля Треога, прибывшего вместе с хозяином клуба, Кондрахин, пока белвед нежился в ванне, невидимыми чернилами нарисовал схемы основных узлов лабораторного оборудования, на котором работал. Крошечный кристаллик вещества для тайнописи ему в свое время передал Тхан Альфен. Его хватило для приготовления литра чернил. Свои чертежи Кондрахин делал прямо на внешней поверхности сумки, ибо Тхан уверял, что надписям ничто не грозит. Как он в Фитире доберется до необычного "письма", Юрия не заботило.

Он вновь вернулся к своей ленивой мысли. Какая вопиющая несправедливость, что шпионов и в Москве, и в Берлине, и в Лондоне, и в Токио — да где угодно — непременно пытаются расстрелять, повесить, посадить на электрический стул и всё такое прочее. "А ведь именно мы, — размышлял Юрий, — оберегаем мир. Равенство вооружений — вот самая действенная защита от войны".

В лабораторию, как всегда, без предупреждения вошел Кван Туум. В последнее время он почти не расставался с Юрием.

— Как продвигается? — спросил белвед.

— Скоро заканчиваю, — Юрий отложил паяльник на подставку. — Если стендовые испытания покажут, что все в порядке, через час можно выезжать.

Белвед был необычайно доволен. Сама судьба (в лице Муна Коола) послала ему Юрена Островитянина! Правда, было в этом диком таланте и кое-что отталкивающее, неприятное. Например, его наигранный смех. Ведь не может же белвед от души смеяться и думать одновременно. А Юрен думал. Но это не главное, зато у него всё получалось. Что значит голова, не забитая догмами! Другие лаборанты проявляли не меньше рвения, и усидчивости, и дисциплины, но — тщетно. Кван не ожидал столь стремительных подвижек в реализации своего проекта. Он был бы счастлив, если бы группа достигла значимых результатов хотя бы года за два или три. Но, благодаря Юрену, все сроки сдвинулись, как будто ему в самом деле удалось воздействовать на время.

Теперь Кван вполне доверял своему сотруднику. Юрен практически ни с кем не общался. В лаборатории задерживался допоздна. Домой возвращался всегда на автомобиле, несмотря на близость расстояния. Никогда не брал попутчиков. Магазины, которыми пользовался ранее, сменил на те, что ближе к дому или Университету. Никто и никогда, как свидетельствовали камеры наблюдения, не входил на огороженную территорию его особняка. Кэита Рут также не покидала дома. Телефонная связь, проведенная оттуда, могла соединить Юрена или его женщину только с самим Кваном, лабораторией и службой безопасности. И внутри дома — никаких скользких разговоров, ни единого упоминания о работе.

Некоторое время назад, узнав, кого скрывает от посторонних взглядов Юрен, Кван заподозрил было того в нечестной игре. Профессиональная жена стоит прорвы денег, никаких спортивных трофеев на это не хватит. Но и эти подозрения развеялись после переезда Юрена на новую квартиру, нашпигованную "жучками". Квану Тууму довелось прослушать всю сцену соития Юрена и Кэиты. Она продолжалась более часа! Военный физик впал в отчаяние, вспомнив свои немногочисленные двухминутные "подвиги", и понял, что, скорее, белведка платит Юрену, чем он ей.

Две машины медленно тащились по бездорожью вдоль берега озера. Оборудованные купальни остались далеко позади, местность стала холмистой, и автомобилям приходилось выискивать себе путь. Кое-где берег обрывался к воде почти отвесно, заставляя водителей делать большой крюк. Впереди двигалась "легковушка" с водителем и Кваном Туумом на переднем сиденье; позади них разместился Кондрахин, придерживая от тряски несколько небольших ящиков, которые предпочли не ставить в багажное отделение. Следов, в некотором отдалении, ехал фургон, набитый сотрудниками службы безопасности в штатском. По случайному совпадению Кван Туум приказал водителю остановиться совсем недалеко от того места, где вода впадающей в озеро реки приняла в себя тело незадачливой шпионки Лаки Дим.

— Кажется, подойдет, — белвед, оглядываясь, вопросительно взглянул на Юрия.

Кондрахин был здесь глубокой ночью и подъезжал с противоположной стороны, но всё же не мог не узнать этого места. Ему было не очень-то приятно, но рельеф местности предрасполагал к проведению эксперимента. Холмы здесь образовывали глубокую и узкую лощину, воздух в которой должен быть практически неподвижен. Русло пересохшего ручья, прорезавшее глинозем, создавало более-менее приемлемое укрытие.

Из фургона выскочили и разбежались во все стороны охранники, свое дело они знали. Этот участок практически всегда пустовал. Для купания он малопригоден, да и любители рыбалки его не жаловали: небольшой дождь — и ты по щиколотку в глиняной жиже. Но проверить надо. Убедившись, что в пределах видимости никого нет, обеспечивающие безопасность сотрудники редкой цепью разошлись по сторонам, контролируя каждый свой сектор.

— Приступим, — предложил Юрий, выбираясь из машины и бережно вытаскивая ящики с заднего сиденья. Водитель помог им занести груз в лощину, после чего присоединился к охранникам.

Оставшись одни, Юрий с Кваном быстро установили несколько треног и водрузили на это основание сферическую конструкцию, собранную из полых трубок. В центре находилась рабочая камера, снабженная крупинкой вещества с отрицательной энергией. Эта крупинка и позволяла всей установке воздействовать на миг-пространство, соединяя его с пространством обычным. Стоила такая крупинка дороже всей установки, но и она значительно уступала в стоимости некоторым приборам измерения. Эксперименты Туума обходились Занкару дороже, чем содержание Университета.

Впрочем, для республики Занкар столичный Университет отнюдь не был статьей расходов. Наоборот! Совершенные его учеными открытия определяли настоящее и будущее процветание республики. Запуская систему электромагнитной защиты, землянин усмехнулся, подумав о том, что сейчас, стоит ему совершить неловкое движение или поскользнуться, разряд тока сможет прервать одну из самых многообещающих научных разработок. Но он, как всегда, действовал неспешно и аккуратно. В узлах сферы имелись ячейки, в которые Кондрахин поместил пять баллончиков с жидким гелием. В последнюю очередь он подсоединил к ним детонаторы.

Кван Туум в свою очередь расставил на разном удалении от сооружения датчики излучений и клетки с лабораторными животными, которых Юрий назвал кроликами, хотя ничем, кроме размеров, они не напоминали пушистых земных зверьков. Когда всё было готово, экспериментаторы укрылись, словно в окопе, в старом сухом русле. Юрий приготовил радиопульт. Их укрытие находилось в пятидесяти шагах от установки.

Поочередно пропищали в устройствах связи донесения от охранников: всё в порядке. Кван кивнул: "Пора!". Юрий, сосредоточившись, нажал кнопку.

Взорвавшись одновременно, радиодетонаторы разрушили стальные капсулы баллонов, и жидкий гелий вырвался наружу, мгновенно охлаждая всё вокруг. Конечно, не до космического холода — следовало принимать во внимание температуру воздуха, но вполне достаточно для резкого воздействия на протекание развернутых во времени обычнейших физических процессов.

Охлаждение захватывало объем около пяти кубических метров, объем рабочей камеры — литров десять, но лишь центральный участок ее, не превышающий в диаметре одного миллиметра, Кондрахин реально мог использовать. Большего он не мог, поскольку приходилось работать, если так можно было назвать его влияние на ход эксперимента, с каждым отдельным атомом.

В самый момент взрыва Юрий непроизвольно бросил взгляд на клетки с несчастными лабораторными животными, и ему стало нестерпимо жаль их. Но в следующий момент взрывная волна оглушила его и вдавила в глину. Хуже пришлось белведу, неосторожно высунувшемуся из укрытия. Его отбросило назад и несколько раз перевернуло в воздухе, а шапочку, наподобие тюбетейки, сорвало с головы и унесло далеко в воду, прочь от берега.

Когда оба, наконец, пришли в себя и обнаружили, что серьезно не пострадали, двинулись в лощину. Поломанные треноги разнесло далеко по сторонам, равно как и прочее оборудование и безвинных "кроликов". Зато на месте бывшего сооружения возвышался почти двухметровый осколок скалы.

Кван Туум доковылял до него и долго, и, казалось, бессмысленно расковыривал его пальцем.

— Золото, — наконец, тупо сказал он, направляя внимание Юрия на тусклую грязно-желтую с зеленоватым отливом полосу, пересекающую по диагонали ровную, словно обрезанную грань скалы. — Юрен, ты что-нибудь понимаешь?

Вместо ответа Юрий поскреб в затылке. Чуткие пальцы передали в мозг, что если он в ближайшие дни не пострижется, быть ему экспонатом в естественнонаучном музее Занкара.

Позже, когда сбежавшиеся на звук взрыва охранники погрузили искореженное оборудование в машины, и экспедиция возвратилась в Университет, разговор продолжился.

— Ты собирался свернуть пространство, — напомнил Кван Туум.

— Собирался, — безропотно согласился Кондрахин. — Так всегда и происходило. Возможно, повлияло твое присутствие, дополнительный фактор, скажем так, ган.

Разумеется, это была допустимая и правдоподобная гипотеза, правда, ни в малейшей степени не объясняющая появление золотоносной скалы.

— Тёмное это дело — тёмная физика, — сказал Юрий, — но, во всяком случае, по куску золота мы с тобой сегодня честно заработали.

Уже дома Кондрахин раз за разом прокручивал в памяти ход эксперимента, так неожиданно закончившегося. Кэита притихла и старалась оставаться незаметной. Но ее натура долго вытерпеть такое не смогла, и белведка, опустившись на лежанку рядом с Кондрахиным, прильнула к его плечу.

— Я так волновалась за тебя сегодня, милый…

— Почему именно сегодня? — спросил он.

— Не знаю. Но вдруг стало так тревожно, что я места себе не находила.

Юрий ничего не сообщал Кэите о предстоящих полевых испытаниях, он вообще никогда не заводил с нею речь о своих занятиях.

— И когда, ты говоришь, появилась эта тревога?

Разумеется, Кэита не смотрела на часы, но по ряду признаков выходило, что она внезапно забеспокоилась именно в то время, когда университетские машины прибыли на импровизированный полигон. Это было что-то новенькое. Кондрахин попросил белведку приготовить что-нибудь на ужин, та стремительно вскочила. Есть Юрию не хотелось, просто надо было деликатно избавиться на время от общества Кэиты и хорошенько подумать. В мире Белведи передача мыслей на расстояние невозможна. Даже он ни разу не смог этого сделать. И Просветленные убеждали его в том же. Чего же он добился в ходе своих многократных попыток? Угадывать намерения. Вот именно, угадывать. Что же лежит в основе намерений? Конечно, желание. А желание — это больше чувство, чем мысль.

Умение читать эмоции называется, кажется, эмпатией. Раньше Кондрахин полагал, что эмпатия — низшая разновидность телепатии. Действительно, на той же Земле телепатов считанные единицы, а способностью сопереживать на расстоянии обладают большинство людей. Но не есть ли на самом деле, что это совершенно разные явления, например, как астрал и ментал?

Юрий был взбудоражен и не мог усидеть.

— Кэита, у тебя готово? — крикнул он.

Женщина заглянула в комнату и чудесно улыбнулась. Ей нравилось угождать своему гану.

Кондрахин протянул руку к опознавателю, но дверь в лабораторию оказалась незапертой. В помещении оказались Кван Туум и Мун Коол. Все приборы были выключены. Очевидно, ученые пришли сюда не для проведения экспериментов.

— Присоединяйся, — пригласил Кван, — послушай, что думает о вчерашнем Мун.

— Может, стоит вначале послушать Юрена? — предложил старый физик.

— Я высказал своё предположение еще вчера: по всей видимости, причиной взрыва, и непредсказуемого изменения пространства явилось участие в эксперименте Квана Туума.

— Это мелочь, — досадливо прервал его Мун. — Появление материального объекта — вот что действительно интересно. Я предполагаю, что это убедительное подтверждение теории сопряженности микро- и макромира.

Физик упомянул теорию, утверждавшую, что размерность во Вселенной носит характер не линейки, а кольца. Согласно этой теории, проходы системы провал-фонтан могут одновременно иметь размеры и гигантских звезд и внутриатомных частиц. По этой гипотезе, каждая субатомная частица могла представлять собой самостоятельную замкнутую Вселенную.

— То есть, ты хочешь сказать, ган, что каменная глыба имеет не белведское происхождение? — уточнил Кондрахин.

— Вот именно! Это — гость из иной Вселенной!

— Ну, это мы скоро узнаем, — вмешался в разговор Кван Туум, — я уже отправил образцы химикам и геологам.

Кондрахин признался себе, что об этом он как-то не подумал. Это слишком расходилось с его представлениями о мироустройстве. Одно дело научная гипотеза, и совсем другое — столкновение с неведомым. Но если ученые подтвердят внебелведское происхождение обломка скалы, значит… Что это значит, Юрий еще не знал.

Следовательно, подумал Кондрахин, Кван Туум возвращался на полигон. Почему же он не взял образцы камня сразу? Ответ на этот вопрос он получил сразу после ухода физика-теоретика.

— Что собираешься делать с этим? — Кван открыл сейф и вытащил золотой самородок, по форме напоминающий грушу. — Мне пришлось еще раз съездить к месту испытаний: ни к чему охранникам знать про золото.

— Оставь на черный день, — предложил Юрий.

— Что значит — черный день?

— Когда он наступит, сам поймешь, — вздохнув, ответил Юрий. — Так когда будут готовы результаты экспертизы?

— Обещали как можно скорее, думаю, дня через три. Пока займемся подготовкой к следующему полевому испытанию. Мне придется закупить кучу всего. Самое главное — датчики излучений. Практически все они уничтожены взрывом. Уцелели только фотопластины, но они годны только для регистрации радиоактивного излучения и тяжелых частиц. Ни того, ни другого не было, я уже проверил. Ну, а ты сегодня свободен. Нет, погоди. Есть еще один разговор, который я всё откладывал, но рано или поздно решать эту проблему придется.

Юрий насторожился. Судя по такой преамбуле, ничего хорошего этот разговор ему не сулил.

— Говори, ган, между нами не должно быть недомолвок.

— Я тебе очень благодарен, Юрен. Честное слово, с другими я не сделал бы за это время и десятой доли того, что мы оба достигли к настоящему времени. Но этого мало, и ты, наверное, сам уже догадался, в чем дело. Нужно тиражировать твой опыт. Пока ты остаешься единственным, кому удается управлять внутриатомными процессами, проект не может считаться осуществленным. Представь, если с тобой что-нибудь случится.

— Я понял, можешь не продолжать. Должен сказать, что сам хотел поднять эту тему. Но не знал, как ты отреагируешь. Вероятно, режим секретности требует, чтобы исполнители не знали друг друга?

— В принципе, верно, — кивнул головой белвед, — но ты — не рядовой исполнитель. После предоставления тебе занкарского гражданства я официально назначу тебя своим заместителем, кто бы этому не противился. Ну, так ты согласен поработать с нашими людьми?

— Разумеется, ган. Но сначала я хочу попробовать с другим исполнителем.

Кван Туум недоуменно посмотрел на Юрия.

— Это будет знакомая тебе белведка Кэита Рут.

Занкарец опешил, но длилось это лишь несколько секунд. Его мощный аналитический мозг тут же просчитал все выгоды. Неважно, чем обусловлен неожиданный выбор Юрена. Главное, в отношении Кэиты Рут не потребуется проводить никаких дополнительных проверок. По сути, она неотъемлемая часть самого Юрена Островитянина.

— Хорошо, — согласился он, — если ты полагаешь, что так надо, то я согласен. Но она хоть что-то соображает в физике?

— Не думаю, что ей это потребуется.

Зима в Южном Фитире — самое мерзкое время года. Господствующие в этот сезон северо-западные ветры несут с собой промозглый сырой воздух, иногда, но редко — снежные заряды, тут же тающие. В такую погоду хорошо сидеть у жарко натопленного камина с хорошей книгой и бутылью вина.

Тхан Альфен не мог позволить себе такого удовольствия. Он на самом деле был промышленником, не только не требующим с разведки Гауриза вознаграждения за свою неофициальную деятельность, но зачастую сам финансируя тайные мероприятия. Одним из таких направлений явлалась материальная поддержка им сообщества темных физиков. Он ничем не рисковал: не будучи представителем этой науки, Тхан просто проявлял интерес к ней. Так, на Земле какой-нибудь уважаемый человек вправе иметь склонность к оккультизму, и никому не придет в голову преследовать его за это. По крайней мере, в нормальном государстве, каковым был Фитир.

Кто привлекает внимание? Тот, кто слишком резко выделяется из общей массы. И неважно, белый он или черный, главное, что не такой, как все. Чёрт или ангел. Тхан Альфен был профессиональным психологом, отнюдь не интуитивно пришедшим к такому пониманию. Белвед без недостатков — самое подозрительное существо.

Но на темных физиков он вышел не сам, его ориентировал Пандар. Это было около пяти лет назад. Гауризский разведчик только намекнул: хорошо бы, дескать, чтобы работы в этой области знаний не прекращались. Тхан скоро раскусил, в чем была подоплека такого поручения. Темные физики в Фитире не могли беспрепятственно продавать свой интеллектуальный товар. Они с удовольствием сливали новейшую информацию за так, лишь бы нашелся слушатель. А слушать Тхан умел, да еще как!

Он не был физиком, но умел не только слушать, но и запоминать, тем более, что в этой околонаучной среде принято было оперировать звучными и запоминающимися терминами: Большой Скачок, Черное Кольцо. Вполне вероятно, что среди этих говорунов находилось и немало проходимцев, а то и просто чокнутых, но были и крупные ученые. Последних привлекал герцог Мадирский.

Его Высочество всегда отличался экстравагантностью. Первоначально его состояние, унаследованное от предков, было сравнимо с бюджетом всего королевства. Потом герцог его подыстощил, но не настолько, чтобы его друзья испытывали нужду. Для Тхана Альфена герцог стал не только денежным мешком, но, главное, великолепным прикрытием. На старика уж давно махнули рукой: и в королевской семье, и в правительстве. Пусть старое дитя потешится, ему уж немного осталось.

Раз в месяц — даты не всегда совпадали — в родовом замке герцога Мадирского собиралась разношерстная публика: молодые аристократы, настоящие ученые, и не только фитирские, прихлебатели тех и других, случайные гости. Среди них всегда присутствовало несколько осведомителей, но их, по большей части, игнорировали. Тхан Альфен был завсегдатаем этих сходок. Нищим ученым было всё равно, аристократы снисходительно отмечали стремление Тхана правдами и неправдами пролезть в высшее общество, может быть, даже получить титул — такое в истории Фитира бывало не раз, стукачам вообще было всё равно, на кого писать доносы.

Вечера у герцога Мадирского не были зваными. Зачастую кто-нибудь из старожилов притаскивал с собою новичка, а кто и кого — чаще всего оставалось невыясненным. Двух таких неизвестных личностей Тхан Альфен заприметил сразу. Они порознь передвигались по залу, вступая в короткие беседы то тут, то там. И лишь быстрые взгляды, которыми они порой обменивались, говорили об их связи. Спустя час один из них словно невзначай подошел к Тхану. Это был невзрачный полноватый белвед, довольно небрежно одетый.

— Тхан Альфен? — осведомился он. — Премного наслышан о тебе. Сочетание поразительных деловых качеств с научным складом ума — редкость в наше время. А говорят, ты к тому же великий знаток погла.

— С кем имею честь? — спросил насторожившийся Тхан.

— Моё имя Тагх, хотя оно вряд ли о чем-нибудь тебе говорит, ган. Я — гауризец. Да, представь, у нас тоже не жалуют темную физику. Фитир — одно из немногих мест, где мы можем свободно обменяться взглядами с коллегами.

"Да, — подумал про себя Тхан, — эти ваши перегляды я прекрасно заметил".

— Так не поговорить ли нам о чем-нибудь отвлеченном? Я, например, тоже любитель погла. Кстати, ты знаешь такого бойца — Юрена Островитянина?

— Кто в Фитире не знает Островитянина? — достаточно спокойно ответил Тхан Альфен.

— Но ты, вероятно, знаешь его лично?

— Силою обстоятельств — да. Правда, встречался с ним лишь единожды, когда вместе с хозяином его клуба мы формировали сборную команду для поездки в Занкар. А чем тебя так привлек этот боец?

Хороший вопрос — это тот, что не имеет ответа или же заставляет ответчика стушеваться. Судя по всему, Тхан ошибся. Вопрос беседы не оборвал, даже наоборот.

— О, Юрен — необычайная личность! Его манера боя превосходит логическое понимание.

— Послушай, — приглушив голос, сказал Тхан Альфен, — в конце концов, здесь собираются ученые, а не болельщики.

— К слову пришлось, — не моргнув глазом, парировал Тагх, — и, чтобы закончить эту тему, спрошу единственное: — ты меня с ним познакомишь?

— Насколько мне известно, Юрен Островитянин в настоящее время проживает в Занкаре. Так что ничем помочь не могу. Если хочешь, обратись к Ноисце, у которого он раньше служил, но, боюсь, толку от этого не будет.

Разочарование, которое промелькнуло по лицу Тагха, мог заметить только профессионал, каковым и являлся Тхан Альфен.

Белведы распростились. Тхан, не переставая зорко наблюдать, прошел в зал, где герцог Мадирский устраивал так называемые "лекции". Как успел заметить разведчик, Тагх и его сообщник покинули дворец герцога еще до этого.

Всё это дурно пахло, иначе говоря, смердело.

И Тхан не мог постичь источника этой вони: то ли Фитир, то ли Занкар, то ли кто-то другой. Тагх назвался гауризцем. Скорее всего, это правда. Та правда, которую всегда подозреваешь во лжи. Правда, вводящая в заблуждение. Агентурную разведку Гауриза возглавляет Пандар. Неужели сведения о Юрене Островитянине просочились от него? Нет, невозможно, чтобы такой ас, как Пандар, допустил утечку сверхсекретной информации. Может, засветился сам Юрен? Тогда никакие это не гауризцы, а занкарские разведчики. Но почему они обратились именно к нему, Тхану? Если Юрена взяли в оборот, никаких разговоров издалека не было бы и в помине. Мешок на голову — и в машину с затемненными окнами. Что-то здесь не то. Неужели Пандар подозревает его в двойной игре?

Тхан Альфен не впал в панику, но был уже на пути к этому. Что предпринять? Продолжать игру, как будто бы ничего не случилось? Или бежать из Фитира, сменив и имя, и обличье? Может, именно этого от него и ждут? Только встреча с Пандаром или Юреном, а лучше с ними обоими, могла подсказать правильный ход. И обе эти встречи сейчас для него находились под запретом.

Тхан заставил себя пробыть в замке до конца вечера. Он болтал со знакомыми, слушая и не слыша их, ибо мысли его витали очень далеко.

Белвед, назвавшийся Тагхом, вместе с напарником, похожим на него, как младший брат, катили по ночной столице королевства. В салоне автомобиля, взятого напрокат, было тепло и уютно.

Оба белведа, действительно, представляли разведку Гауриза, но вовсе не агентурную сеть, подчиненную Пандару. Они представляли отдел стратегических исследований, об истинных задачах и масштабах деятельности которого в конфедерации знали считанные единицы. Кадровых сотрудников в отделе было не столь уж и много для такого крупного государства, зато множество белведов работало на разведку, зачастую даже не подозревая об этом. Едва работы в какой-либо сфере приобретали стратегическую значимость, разведывательный департамент налагал на них гриф секретности, автоматически переподчиняя себе.

Многие ученые и изобретатели мечтали попасть в штат департамента, и кое-кому это удавалось. Те из них, кто продолжал продуктивно трудиться, довольствовались "широкой известностью в узком кругу", да еще более высокими окладами и ощущением сопричастности к тайнам власти. Счастливчики, зачисленные в штат, но исчерпавшие свой потенциал, в зависимости от прошлых заслуг становились экспертами, кураторами научных и производственных учреждений, либо же просто мальчиками на побегушках. К последнему разряду как раз и относились нынешние гости Фитира.

В королевство они прибыли с несколько туманным заданием: отыскать белведов с аномальными способностями любого рода, завести знакомства и, по возможности, переманить таких уникумов в Гауриз. Такие же группы направлялись и в другие государства Белведи. Они абсолютно ничем не рисковали, а потому вели себя естественно, не привлекая в силу этого обстоятельства внимания конкурирующих спецслужб. Никаких имен им заранее не сообщили, только общую ориентировку: больше всего шансов на удачу даст общение с адептами "темной" физики.

Пара, направленная в Фитир, про Юрена Островитянина услышала впервые. Имя бойца было на слуху после его последнего выступления, когда он произвел трюк с якобы мгновенным перемещением. Юрен оказался одним из пяти королевских подданных, взятых разведчиками на заметку. Работа с ним не предвещала никаких затруднений: бойца погла можно просто пригласить на выступления, даже официально. Удача сама шла в руки: оказалось, что один из завсегдатаев собраний у герцога, некий Тхан Альфен, не только любитель непризнанной науки, но и владелец клуба погла, причем направлявшего своих бойцов вместе с Юреном Островитянином на соревнования в Занкар. И вдруг — такой облом. Можно было бы махнуть рукой: уехал, так уехал, на нем свет клином не сошелся. Но Тагх заметил мгновенное замешательство Тхана Альфена, к которому была обращена в общем-то невинная просьба. Что-то здесь было не так.

Автором масштабной операции, в которой принимали участие Тагх и его партнер, был директор разведывательного департамента. Дело в том, что в Гауризе давно проводились собственные разработки, аналогичные тем, что в Занкаре делал Кван Туум. Разница состояла в том, что занкарцы упор делали на техническое решение вопроса, а гауризцы — на решение психологического аспекта проблемы. Для Гауриза это было вполне объяснимо: именно внедрение методик воздействия на сознание превратило их нацию в безукоризненных исполнителей и надежных партнеров. Но и гауризцы, и занкарцы зашли в тупик. Так продолжалось, пока в распоряжении занкарцев не оказался Юрен Островитянин.

Внимательно изучая последнее донесение Островитянина, директор пришел к однозначному выводу: ученые двигались в правильном направлении. Дело не в совершенстве техники, хотя без нее проблемы тоже не решить, а в исполнителях. Вот и в Занкаре: полтора десятка лаборантов работают на одинаковой аппаратуре, а предсказуемых результатов добивается только один из них. Значит, что-то в нем заложено такое, чему можно научить других. Может быть, речь идет о какой-нибудь аномалии. Тот же Островитянин за свою спортивную карьеру, наверняка перенес несколько сотрясений мозга, а ведь никто не слыхал, чтобы какой-либо другой боец погла занимался физикой.

Тогда директор и приказал разыскать по всему миру и доставить в Гауриз белведов, демонстрирующих какие-либо выдающиеся способности. Маловероятно, чтобы всех их удалось бы натаскать до уровня Юрена Островитянина. Скорее, это было сравнимо с обогащением руды. Больше концентрация — быстрей и весомей результат. Сейчас Гауризу следовало играть на опережение. Когда Островитянин появится в Гауризе — директор не допускал иной возможности — он должен начать работать немедленно. Входило ли это в планы самого Юрена, его не волновало.

Стражам не дано самостоятельно перемещаться между мирами, им требуется Проводник. Уловив возмущение астрального поля, каждый Страж самостоятельно решал, следует ли немедленно доложить об этом Просветленным, либо же спокойно продолжать нести вахту. Для этой работы требовался не только сверхчуткий мозг, но и великолепная память. Почерк каждого, кто способен возмутить астрал, индивидуален по частотам, амплитуде и профилю. Требовалось умение запоминать и отличать сигналы, идущие от разных источников.

С той поры, как Юрий Кондрахин высадился на Белведи, всё изменилось. Стражей ориентировали на поиск и идентификацию Предначертанного Врага. След его был взят, но практически сразу же утерян. Это было загадочно. Если выброс энергии ограничился пределами Земли, то там, судя по мощности сигнала, должна была произойти глобальная катастрофа. Однако, Проводники, побывавшие на Земле, не обнаружили признаков этого. Если же речь шла о перемещении между мирами, то всплески активности должны определять и в начальной, и в конечной точке путешествия. Так куда же делся Предначертанный Враг?

С некоторых пор в особой группе Стражей, осуществляющих наблюдение за сектором Вселенной, включающей Белведь, неотлучно находился Алишер. Просветленный волновался, хотя и осознавал, что подобное состояние ослабляет его. От Избранника демиургов не было вестей. А ведь давно пора возвратиться, точнее, запросить помощь в эвакуации, ведь со странной планеты нельзя просто так перенестись через пространство. На Белведи от Кондрахина требовалось не так уж много: установить возможность или невозможность с помощью достижений местной науки предсказывать грядущие космические катастрофы.

Причин затянувшегося молчания Кондрахина могло быть несколько. Избранник демиургов мог банально погибнуть от какой-нибудь болезни или травмы — от этого не застрахован никто. У него могли возникнуть непредвиденные сложности со сборкой радиопередатчика — но в это верилось с трудом. А уж совсем трудно было предположить, что Кондрахин не разобрался в возможностях белведской физики. Но он не давал о себе знать.

Стражи тем временем выполняли несвойственную им функцию: непрерывно прослушивали все частоты радиодиапазона. Кондрахин молчал.

Основное занятие не мешало Стражам по-прежнему выслушивать астрал. Да и как избавиться от возможности слышать? И вот они зарегистрировали внезапный всплеск активности необъяснимо правильной геометрической конфигурации. О факте незамедлительно сообщили Просветленному. Алишер тоже растерялся. Рисунок очень напоминал таковой при исчезновении миров, только был он гораздо меньшей мощности, а вершина импульса устремлялась не вниз, а вверх. Неужели Избранник демиургов внезапно поднялся до такого уровня? Нет, это было невозможно. Алишер знал возможности Юрия, даже скрытые от него самого, и возможности эти были немалые. Но не настолько, чтобы превзойти любого из Просветленных. Но ведь сигнал зародился на Белведи, в мире, где его по определению не могло быть!

Но после этого единственного всплеска вновь — молчок. Алишер связался с другими Просветленными, выразив готовность идти на выручку Кондрахину, но те охладили его порыв. Действительно, в мире Белведи Юрий намного превосходил любого из них. Главное, он был боец, способный защитить себя без использования магии. Зародившееся было предложение отправить в помощь Кондрахину его прежнего напарника — Ведмедя — также было отвергнуто. Ведмедь был эффективен, только когда пользовался магией. Оставалось Алишеру одно: ждать.

На большом белом листе Кондрахин изобразил нечто сферическое, в котором кое-кто, например, Кван Туум опознал бы их полевую установку. Кэита из-за плеча Юрия наблюдала за его работой.

— Что это? — спросила она.

— То, чего тебе следует бояться. Кстати, чего ты боишься больше всего в жизни?

Белведка задумалась.

— Наверное, огня, — наконец ответила она. — Я была маленькой, и однажды пришла к матери на работу. Она преподавала химию в школе. Мать ушла на урок, а меня оставила в кабинете, где хранились разные реактивы. Я всегда была непоседой и не смогла удержаться от того, чтобы не рассмотреть все эти баночки, стеклянные трубочки и разное другое. Представления не имею, что такое я смешала, но вспыхнуло такое пламя — прямо в моих детских ручонках. Помню, я закричала и не могла остановиться, даже когда пожар был потушен. А почему ты спрашиваешь?

Юрий не ответил, заканчивая рисунок. Воспоминание Кэиты о детском страхе оказалось весьма кстати. Даже сейчас, по прошествии долгих лет, она разволновалась, рассказывая о пережитом. Как раз то, что нужно. Но одного волнения слишком мало, необходима сильная эмоция, парализующая мышление.

— Вот что, девочка, — предложил Кондрахин, — раз уж ты вызвалась помогать мне, придется пойти до конца. Даже если будет неприятно. Ну-ка, вспомни, чего тебе хотелось, когда вспыхнул тот внезапный пожар?

— Это было так давно… Наверно, спрятаться, исчезнуть…

Рут вопросительно взглянула на Кондрахина.

— Вот и отлично! — воскликнул он. — А теперь у меня к тебе просьба. Сейчас ты будешь, не мигая, глядеть на эту картинку. Когда я скажу "Пуск!", вот здесь, здесь и здесь, — он указал на узлы нарисованной решетки, — вспыхнет яркое пламя. И ты мгновенно перенесешься в детство с единственной мыслью: сжаться, исчезнуть. Давай, попробуем.

Попытка за попыткой не давала должного результата. Кэита честно пыталась испугаться, но это был не страх, а воспоминание о страхе. Досадуя на самого себя, Юрий предложил Кэите отдыхать, сам же отправился в Университет. Он не знал точно, зачем он туда идет. Возможно, сработала привычка думать при ходьбе.

Был выходной день, хотя, в отношении непрерывно работающих исследователей, его следовало назвать как-то иначе. Это время, свободное от преподавания или экспериментов, использовалось для проведения текущего ремонта, переустановки и наладки оборудования и тому подобных процедур, которые Кондрахин про себя называл "сменой декораций".

К своему удивлению Квана Туума он застал в лаборатории. Ученый сидел перед рабочей камерой. Увидев Кондрахина, он выключил аппаратуру.

— Зря ты этим занимаешься, — сказал Юрий.

— Я должен понять, почему у меня не получается, — упрямо возразил белвед.

— Так ты спроси, а я отвечу. Слишком ты сосредоточенный, Кван. Думаешь слишком много.

Занкарец недоуменно взглянул на него.

— Никак не привыкну к твоей манере выражаться, Юрен. Видимо, не настолько я умный. Кстати, ты почему здесь?

— Нуждаюсь в помощи. Не подскажешь, где мне раздобыть какое-нибудь легко воспламеняющееся вещество, желательно без цвета и запаха?

Белвед подумал.

— Не спрашиваю, зачем это тебе, но попробую достать. Подожди здесь.

С этими словами он выскочил из лаборатории. Белведская готовность делать всё немедленно очень импонировала Юрию.

Через полчаса Кван Туум вернулся и протянул Кондрахину флакон с жидкостью.

— Вот, раздобыл у химиков. Кажется, это тебе подойдет.

Кондрахин не стал уточнять, что именно во флаконе, всё равно местное название химиката ему ни о чем не сказало бы. Вместо этого он капнул из флакона на бумажный лист, и щелкнул им же изготовленной зажигалкой. Пламя вспыхнуло со скоростью взрыва, почти сразу же погаснув. Юрий удовлетворенно покивал головой.

Вернувшись домой, он обильно пропитал горючей жидкостью свой рисунок, после чего позвал Кэиту.

— Держи перед собою на вытянутых руках, — велел он, передавая ей бумагу, сам же незаметно зажал в кулаке зажигалку.

Женщина чуть-чуть повела носом. Видимо, какой-то запах химикат все же издавал.

— Пуск! — громко крикнул Юрий, одновременно высекая искру.

Бумага ярко полыхнула в руках Кэиты. Белведка выронила ее, мелко затряслась, а глаза ее закатились.

— Спокойно, девочка, — произнес Кондрахин. — Крепко держи меня за руку, и я выведу тебя из детства в сегодняшний день безопасной дорогой.

Кондрахин был доволен. Пусть с помощью ухищрений, но он добился своей цели. Вообще белведы поддаются гипнозу не хуже людей, но только не через слуховое восприятие. Юрию же было необходимо соединить в сознании Кэиты и слово, и образ, и эмоции. Получилось. На полигоне горючая жидкость не потребуется, ее заменят детонаторы.

Кван Туум заметно волновался. Его так и подмывало вылезти из машины и присоединиться к Юрену и его женщине. Но он понимал, что может сорвать эксперимент. По большому счету, Островитянин тоже должен был остаться, несмотря на его уверения, что он не вмешается в ход испытаний. Что ж, всё впереди. Если, конечно, белведка справится.

Через опущенное ветровое стекло до него донесся хлопок — сработали детонаторы. Всё, теперь можно бежать.

Открывшаяся картина поразила его не меньше, чем появление скалы во время предыдущего испытания. Теперь скала, на которой в этот раз установили сферу аппарата, бесследно исчезла. А вместе с ней — изрядный кусок грунта. Складывалось такое впечатление, что некогда на этом месте лежал огромный тяжелый шар, оставив по себе идеально ровную глубокую вмятину. Кван Туум стоял на самом её краю.

Он оглянулся — почему не спешит Юрен? А тот держал за руку Кэиту, выводя её из глубокого транса.

— Юрен, ты видишь это?!

— Конечно, вижу, — отозвался Кондрахин. — А чему ты удивляешься? Кэита произвела сжатие пространства, оно и улетучилось через "фонтан". Как и предсказывал наш почтенный Мун Коол.

Белведка пришла в себя и вместе с Юрием подошла к яме.

— Здесь же был большой камень… — удивленно озираясь по сторонам, произнесла она. — Я же помню… Юрен, что случилось?

— Ничего не случилось, — ответил он, — просто сегодня ты очень порадовала нашего общего друга.

— Порадовала? Чем?

— Ну, об этом он сам тебе расскажет. Если, конечно, захочет.

Кван Туум этого не хотел. Напротив, он сам был не прочь пристрастно расспросить Кэиту. Действительно ли она сама, без помощи Островитянина, справилась с задачей? Этот вопрос занимал его более всего. Пока Юрен был единственным, кто способен воздействовать на пространственно-временную ткань, его практическая ценность вызывала сомнения. Действительно, случись с ним что-то, и вся работа бы встала. Но если его опыт можно тиражировать… От перспектив захватывало дух. Конечно, до создания действенного оружия еще ой как далеко. Но, по крайней мере, задача из разряда гипотез начала переходить в практическую сферу. Он был настолько взбудоражен, что в эти минуты даже перестал различать пьянящий запах, исходивший от профессиональной жены.

И к Юрену он стал относиться совершенно по-новому. И без того в последнее время Кван Туум воспринимал Островитянина как равного самому себе. Теперь же в его глазах тот вырос до масштабов гения.

Действительно, Юрену всё удавалось: и в науке, и в спорте, и в жизни. Без роду без племени, Островитянин всего достиг сам, в свои-то годы став сверхновою звездой. Даже профессиональной женой обзавелся, чего мог себе позволить далеко не каждый состоятельный белвед. Кван из любопытства даже посетил бой, который Юрен проводил в Занкаре. Он не был знатоком погла, но и его сразила элегантная и легкая манера боя, которую продемонстрировал Островитянин. Пройдет еще год или два, и Юрен станет самым авторитетным, самым высокооплачиваемым и самым оберегаемым ученым Занкара, даже не получив университетского диплома.

Впрочем, сам Юрен имел иное мнение относительно своего будущего.

На следующий день им пришлось горько пожалеть, что они так опрометчиво использовали скалу в качестве подставки. Эксперты, наконец, прислали своё заключение, из которого следовало, что представленные на анализ образцы никак не могли быть местного происхождения, хотя бы в силу того, что они на миллиарды лет старше самой Белведи. Дальнейшие исследования обещали сенсационные открытия. Сведения, отчетливо попахивавшие сенсацией, уже расползлись по университету. О потрясающем открытии Квана сообщили несколько занкарских газет. Но — скалы больше не существовало. Правда, в лабораторном сейфе сохранились извлеченные из нее золотые самородки, но Кван Туум предпочел не афишировать их происхождение.

Тем не менее, готовился разразиться скандал. Геологи, химики, астрофизики требовали информации: где именно был обнаружен объект, какова его масса, и всё такое прочее. После того, как Кван Туум намекнул им, что на анализ был представлен метеорит, ученые потребовали продемонстрировать его оставшуюся часть: специалисту нетрудно отличить целое от фрагмента. Потребовалось вмешательство самого высокого уровня, чтобы заткнуть излишне болтливые рты. Но всё равно информация просочилась наружу. Кван Туум к тому времени представил в верха подробные донесения, следствием стало полнейшее засекречивание деятельности его лаборатории. В числе прочих сотрудников Юрий Кондрахин оказался, по сути, под домашним арестом.

На работу и с работы его неизменно сопровождали четверо телохранителей, подозрительных личностей Юрий замечал и вблизи дома. Слава богу, никто не притязал на вторжение в жилище. Учебные занятия прекратились, и тут даже сам Кван Туум ничего не мог поделать.

Кондрахин оказался в изоляции. И без того весьма узкий круг его общения теперь ограничился Кэитой, Кваном Туумом и — редко — Муном Коолом. Прошли все сроки, в которые ему следовало отправить очередное донесение Тхану Альфену.

Кван Туум тоже ходил потерянный. Едва в исследованиях наметился колоссальный прорыв, как по указанию сверху пришлось свернуть все работы. И неизвестно, сколько будет продолжаться этот вынужденный перерыв. Возможно, всё сложилось бы по-иному, доложи он о результатах последних полевых испытаний. Но он не успел подготовить почву. Ведь оператором в последнем эксперименте была Кэита Рут, не имевшая допуска к исследованиям. Привлекая ее к работе, Кван Туум шел на риск, вполне оправданный в случае удачи, но непростительный при всех других исходах. Момент, вполне подходящий для того, чтобы сообщить о победе, оказался безвозвратно упущенным.

Тем не менее, каждое утро Кондрахин и Кван встречались в лаборатории. Никаких опытов не производилось — финансирование проекта было заморожено на неопределенный срок. Чинили и усовершенствовали старые приборы, предавались теоретическим рассуждениям. Следовало готовить новый эксперимент с дистанционным воздействием и разрабатывать пригодную для работы под открытым небом легкую и надежную установку.

Но если раньше занкарец блистал фейерверком идей, то теперь, что ни день, он становился всё мрачнее и насупленнее. Посмеиваясь в душе, Юрий наблюдал за метаморфозами, происходящими с его начальником. Ему было всё равно, когда продолжатся исследования, и продолжатся ли они вообще. Его работа на Белведи завершилась. Просветленные получат честный и однозначный ответ на поставленный перед ним вопрос: нет, белведская цивилизация очень и очень далека от возможности предсказания гибели Вселенной. Заодно Юрий сделал и другое, более значимое для него самого открытие. Теперь он был твердо убежден в том, что, помимо астрального и ментального полей, существует и третье — чувственное. У людей оно неотрывно связано с каким-либо из основных психических излучений. Но его можно отделить от них, сделать самостоятельным, придать ему силу и направленность. Чувственное поле не имеет отношения к астралу и проникает повсюду. Именно с его помощью Кондрахин проник в сознание Предначертанного Врага — других объяснений не существовало.

Как показал опыт с Кэитой, вряд ли белведы самостоятельно освоят управление собственными скрытыми способностями. Их психика альтернативна: они либо думают, либо переживают чувство, и в силу этого не способны придать чувствам необходимую направленность.

Дело оставалось за малым: пробраться в Северный Фитир и послать сообщение Стражам. Правда, у него до сих пор не было радиостанции, и приобрести ее, находясь под неусыпным оком службы безопасности, было немыслимо. Но Кондрахин продумал и этот вопрос. Ему, сам о том не ведая, поможет Кван Туум. И Юрий начал исподволь готовить его к этому.

— Ты как-то спрашивал, ган, — однажды сказал он, — что такое черный день. Мне кажется, он настал. Сдается, что нашу лабораторию прикрыли.

— Временно, — буркнул, словно огрызнулся Кван Туум.

— Ага. И ты будешь сидеть, сложа руки, и терпеливо ждать. Так я тебе и поверил.

— А что ты предлагаешь? Нам на дальнейшие эксперименты не выделили ни сигла!

— Ну и что? Забыл про содержимое нашего сейфа? На сколько потянет золото?

— Тысяч на сорок, — глаза белведа загорелись, — а если узнают его происхождение, то оно и вовсе бесценно!

— Вот именно — бесценно, — пригасил его порыв Юрий, — у нас его просто отберут. Так что продать придется, как обычные самородки. Это возможно?

Ученый задумался. Купить он мог, что угодно, а вот торговлей ему заниматься еще не приходилось.

— Попробую, — нерешительно сказал он. — А на что мы пустим эти деньги?

— Естественно, на подготовку масштабных испытаний, результат которых навсегда заткнет рты наших недоброжелателей. Послушай, что я надумал.

И Юрий вдохновенно поведал Квану о своих представлениях и планах. Из его рассказа вытекало, что лабораторные эксперименты бессмысленны. В силу здорового инстинкта самосохранения лаборанты неосознанно минимизируют эффект, опасаясь разлететься в клочья вместе с оборудованием. Поэтому для регистрации результатов приходится использовать высокоточное измерительное оборудование. Но уже первые полевые испытания показали, насколько мощным может оказаться воздействие на пространство. Точные и дорогостоящие измерения в подобных экспериментах вообще не требовались. И всё же, это тоже был не совсем полноценный опыт. Вспомнить хотя бы, как Квана ударной волной выбросило из укрытия. Лишь по счастливой случайности он не сломал ни конечностей, ни позвоночника. Дальнейшие испытания должны стать радиоуправляемыми. Только так можно доказать военным истинную силу будущего сверхоружия.

Кван Туум не мог спорить с Юрием. Пусть тот неправильно представлял себе причину свертывания экспериментов (об утечке информации Кван, разумеется, своему подчиненному не сообщал), зато Островитянин оставался единственным, кто знал, как достичь результата. Кэиту Рут пока в расчет принимать не следовало, ей еще предстояло доказать, что она самостоятельно, без помощи и вмешательства Юрена, достигла эффекта исчезновения вещества.

Но всё следовало хорошенько обмозговать. Где проводить испытания? Какое оборудование потребуется? Меры безопасности? Круг посвященных?

Программа была заморожена, но не свернута. Кван Туум по-прежнему оставался руководителем проекта, его сотрудникам исправно выплачивалось жалованье. В отличие от Кондрахина, он не подвергался столь бдительной опеке. Хватало тех двух телохранителей, что сопровождали его и ранее. Они не шпионили, а именно охраняли своего высокопоставленного подопечного. Режим секретности предусматривал: если кто из них попытается проникнуть в суть проводимой Кваном работы, подпишет тем самым себе смертный приговор.

Пандар шел к директору с пустыми руками. Его личный агент Тхан Альфен молчал, словно в воду канул. Стало быть, не было донесений и от Островитянина. У начальника агентурной разведки Гауриза не возникало сомнений, что вызвали его именно по этому поводу.

Вопреки ожиданиям Пандара, директор встретил его без упреков и придирок. По мнению начальника разведки дела шли, как надо. В Гауризе была скомплектована группа белведов, собранных по всему миру. Кто-то демонстрировал феноменальную память, кто-то обходился двумя часами сна в сутки на протяжении долгих лет. Были среди них страдающие волосатиком (директор был осведомлен о возможности аналогичной болезни у Юрена). В остальном это были самые заурядные личности, чьего исчезновения никто и не заметил. Материал для работы Островитянина был готов.

— Мы приступаем к завершающей стадии, Пандар, — без предисловий начал директор. — Необходимо в кратчайшие сроки вытащить Юрена Островитянина с Занкара.

— Это не так просто, — возразил разведчик, — наверняка его надежно охраняют.

— Разумеется, Пандар. Но я же не предлагаю тебе послать Юрену официальный вызов. Потребуется тщательно разработанная операция, в средствах не стесняйся: флот, авиация — всё, что потребуется, в твоем распоряжении. Но задача проще, чем кажется на первый взгляд, ведь Юрен сознательно работает на нас, поэтому в нужный момент подыграет. Приступай! План операции должен быть у меня через пять дней.

Легко сказать: составь план. Что-то планировать можно, располагая хотя бы минимально необходимыми данными. Где живет объект, где работает, каков режим охраны в обоих местах, по каким маршрутам передвигается. Только на то, чтобы это узнать, могла

потребоваться неделя.

А если Юрен безвылазно находится в каком-нибудь подземном бункере? Тогда что — брать убежище штурмом? Хотя нет, возразил себе Пандар, Юрен сообщал о начале полевых испытаний: стало быть, хоть изредка он куда-то выбирается. В любом случае это чрезвычайно рискованная операция, в которой каждый шаг должен быть досконально продуман. Занкар — серьезное государство, против его спецслужб нахрапом действовать не удастся. Оптимальным было бы выманить Юрена с острова, лучше всего в Фитир. Или, на худой конец, в Уанару. Фитир — сателлит Занкара. Исчезновение Юрена на его территории неизбежно приведет к охлаждению отношений. Уанара — буфер между Занкаром и Гауризом. По крайней мере, там не хозяйничают занкарские агенты. Но в любом случае без Тхана Альфена не обойтись, он один имеет выход на Юрена Островитянина.

Вернувшись к себе, Пандар незамедлительно послал Тхану вызов, предлагая уже завтра встретиться в одном из городов Уанары. Обычный кружной путь, которым Тхан добирался до Гауриза, отпадал по причине жесткого дефицита времени, отведенного директором разведки.

Любопытно, но директор разведывательного департамента был самым демократичным представителем гауризского руководства. Будучи сам профессионалом высочайшего уровня, он прекрасно понимал всю сложность поставленной им задачи и не стал бы пенять Пандару на день-другой задержки. Но гауризцы устроены так, что невыполнение приказа для них — всё равно что потеря лица для японского самурая.

Тхан Альфен гауризцем не был и, получив вызов от Пандара, не кинулся опрометью в аэропорт. Он предпочел подумать, стоит ли вообще являться на встречу. Очень может статься, что это станет его последним путешествием. Если он заподозрен в двойной игре, то, вероятно, уже поступил приказ о его ликвидации. На всякий случай. Как он сам ликвидировал Курима, слишком много знавшего о прошлом Юрена Островитянина. Профессия разведчика жестока и неблагодарна.

С другой стороны, игнорировать вызов — только оттягивать развязку. Тем более, что она может оказаться вовсе не такой, которой он опасался. Но те двое, выспрашивавшие о Юрене… Как они вписываются в сложившийся расклад? Пандару было это непонятно, а потому — вдвойне тревожно.

Существовал и третий путь: исчезнуть, начать всё сызнова. Где-нибудь на островах Союза Кари или в государствах острова Дня. С новым лицом и новыми документами. Деньги позволят всё. Прежней жизни, конечно, уже никогда не будет, зато сохранится сама жизнь. И новая стартовая позиция окажется куда выгоднее той, в которой он оказался, впервые попав в Фитир — без документов и без единого сигла в кармане, загнанный в угол, лишенный знакомств, пищи и крова.

Как легальный предприниматель Тхан Альфен практически все свои средства держал на банковских счетах. Доступную часть их он обналичил, небольшие суммы перевел в иностранные банки. Даже после этого, скрываясь, он потерял бы более девяноста процентов своего состояния. Заводы, оборудование, сырье и готовую продукцию с собой не возьмешь…. И только покончив с финансовыми делами, он сообразил, что встречи с Пандаром ему не избежать. Она, прежде всего, нужна ему самому. Только должна она пройти по его правилам и на его поле. Глубокой ночью он прибыл в Уанару, по телефону вызвал в гостиничный номер начальника охраны принадлежавшего ему завода, чтобы отдать необходимые распоряжения. Конечно, охранники в подмётки не годятся профессиональному разведчику, но их много, а Пандар — один.

Их встреча состоялась на территории завода, куда Пандара пропустили в том же порядке, что и других посетителей — подрядчиков, заказчиков и просто претендентов на работу. Уанарцы, как народ небогатый, не брезгуют мелкими хищениями с производства, поэтому проходная завода была оснащена металлодетекторами. Никакого оружия при Пандаре не оказалось. Конечно, в случае нужды он мог ликвидировать Тхана и голыми руками, но тогда ему уже не ускользнуть самому. Уанара была единственным государством Белведи, без раздумий применявшим смертную казнь за тяжкие преступления.

Пандару пришлось выстоять длинную очередь в приемной. Это раздражало, но в душе он не мог не признать, что выбранный Тханом способ конспирации, пожалуй, эффективнее тайных встреч на конспиративных квартирах. Заводы, принадлежавшие иностранцам, на территории Уанары были государствами в государстве. Они давали работу, которую не могло предоставить своим гражданам правительство, и обеспечивали солидные налоговые поступления в республиканскую казну. Уанарские власти в их дела не лезли, понимая, что так можно срубить сук под собою. Местная разведка так же не проявляла особого интереса к деятельности легального иностранного бизнеса, к тому же она была откровенно слаба.

Зайдя в кабинет, Пандар пальцем вопросительно указал на ухо: дескать, нет ли прослушки?

— Можешь говорить свободно, — успокоил его Тхан Альфен, в то же время зорко наблюдая за своим тайным руководителем. Жизнь сделала его очень хорошим психологом, и он не сомневался, что Пандару не удастся обвести его вокруг пальца.

— Мы не получаем новой информации, — сказал Пандар, не уточняя, о ком и о чем идет речь. Всё было понятно без слов.

— Я тоже. Сожалею, но мои возможности ограничены.

— Никто тебя не винит. Просто поставлена новая задача: Объект должен быть эвакуирован, во что бы то ни стало. Ты можешь с ним связаться?

Это был новый поворот ситуации. Во всяком случае, быстрая непосредственная гибель Тхану не грозила. Он спросил:

— Как скоро это должно быть сделано?

— Не знаю, — признался Пандар, и Тхан понял, что тот не врет. — Мне отведено пять, нет, уже четыре дня, чтобы определить все мероприятия.

Если это и было спектаклем, то представление готовилось для единственного зрителя — Тхана, и ставилось исключительно для него. В это, честно говоря, не верилось. У Тхана Альфена немного отлегло от души.

— Что я должен сделать?

— Во-первых, связаться и предупредить агента. Во-вторых, передать мне все сведения о нем: место жительства, маршруты перемещений и так далее.

В течение ближайшего получаса Тхан Альфен рассказал всё, что знал сам. Этого было и много, и недостаточно. О главном, событиях последних дней, он не имел малейших представлений.

— Так что же, с Островитянином нет постоянной связи? — уточнил Пандар.

— Этого я не говорил. Просто эта связь нерегулярная и во многом односторонняя. Так было определено с самого начала.

— Поясни, — потребовал гауризец.

— Необходимость в регулярных донесениях — прямой путь к провалу. Ты лучше меня знаешь, что большинство агентов сгорают как раз на связи. К тому же, учитывая род его деятельности, в этом нет нужды — ведь научные открытия не совершаются, а тем более, не реализуются ежедневно. У него подписан юридический контракт с известным тебе Ноисце. Согласно этому контракту боец должен один раз в месяц выступать в Занкаре, один раз — в Фитире. Тогда он и передает свои сообщения. Без посредников. Из Занкара его сообщения привозит кто-либо из спортсменов, совершенно не подозревая об этом. В королевстве с ним могу встретиться я сам. По крайней мере, такое уже происходило. Но теперь я не уверен…

— Не уверен? В чем?

— В целесообразности и обоюдной безопасности такой встречи.

И Тхан подробно рассказал о событиях двухнедельной давности, случившихся во дворце герцога Мадирского. Пандар слушал очень внимательно, и его лицо выражало всё большую озабоченность.

— Поначалу я подумал, что это ты решил подстраховаться, — признался Тхан Альфен, — но теперь склонен считать, что это были занкарские разведчики.

— Вполне возможно, — согласился Пандар, — однако, не паникуй. Парень угодил в серьезное дело, они просто обязаны проверять и перепроверять его фитирские связи. Точно так же поступили бы и мы. А теперь уточни: когда он должен появиться в королевстве? И сможешь ли ты встретиться с ним хотя бы мимолетно? Просто шепнуть ему несколько слов?

Конечно, Тхан Альфен мог всё это, и даже больше. Но, несмотря на несомненную искренность руководителя, ситуация ему активно не нравилась. Как личный агент Пандара, он очевидной ценности для разведки Гауриза не представлял, а вот угрозу — да. И дело не в Пандаре — тому просто прикажут. Когда прикажут? Когда Тхан Альфен станет не нужен.

Еще бы месяц назад Тхан принял бы самое активное участие в оперативной разработке: как вывезти Юрена в Гауриз, как обеспечить собственную непричастность к этому. Шестнадцать лет мимикрии стали основанием для появления стереотипов мышления, которые разрушились в один момент разговора Тханом с неким сомнительным гауризцем Тагхом. Вдруг, во всей своей невообразимой обнаженности, стал перед ним вопрос: что я значу в этой чужой игре? И, чем больше Тхан Альфен размышлял об этом, тем чаще он думал: в соперничестве разведок и правительств ценность индивидуальной жизни — величина конкретная и переменная — от максимума до нуля. Сегодня он еще что-то стоит, но как сложится завтрашний день? Юрена вывезут в Гауриз, как величайшее сокровище, позволительно разве, чтобы кто-то об этом знал? Конечно, Тхан мог бы продолжать по-тихому выведывать всё новые сведения о занкаро-фитирских отношениях, как он это делал на протяжении шестнадцати лет. Только вот будут ли они сравнимы с секретом Островитянина?

Тхан Альфен, хоть и считался своим среди фитирских "темных" физиков, на самом деле разбирался в этой науке весьма поверхностно, и только благодаря своим психологическим уловкам создавал вид незаурядного теоретика. Юрену с его донесениями он был вынужден верить на слово. Другое дело — его гауризские хозяева. Они-то, конечно, тщательнейшим образом проверили каждое слово, каждый чертеж. И, судя по всему, убедились в их достоверности.

И в важности. Иначе не примчался бы сюда Пандар лично и не выглядел бы таким озабоченным.

И Тхан Альфен выбрал решение. Конечно, он поможет Пандару и тем, кто за ним стоит, выполнить свою миссию. Но это будет его последней услугой гауризцам. Раньше, чем Островитянин попадет в их руки, королевский подданный Тхан Альфен бесследно исчезнет. Как — это технические детали. А пока же надо готовиться к уходу. Старое имя послужило ему верой и правдой, но с ним пора проститься.

Квану Тууму удалось-таки каким-то образом продать, не вызвав подозрений, около половины их золотого запаса. Это весьма приободрило его: глаза вновь заблестели, что ни день, то рождались новые идеи.

Однажды он встретил Кондрахина неожиданным предложением:

— Юрен, я закупил всё необходимое для контрольного эксперимента…

— Контрольного? Что ты имеешь в виду?

— Пусть Кэита Рут произведет это самостоятельно. Я не возьму ни охраны, ни кого бы то ни было, ни тебя.

— Ладно, хорошо…

Честно говоря, Кондрахин был уверен, что Квана более привлекают женские прелести белведки, а не её способности экспериментаторства. Что ж, по-мужски это, может быть, и обидно, но по-человечески правильно. Скоро настанет день, когда Юрий больше не увидит свою Кэиту. Это больно, но не смертельно. Так пусть её жизнь продолжится здесь не с каким-нибудь денежным бандитом, а с достойной личностью, к каковым Кондрахин относил и Квана Туума.

Кэита и Кван уехали на полигон в тот час, когда Кондрахина вызвали в администрацию Университета. Они просто воспользовались ситуацией, когда охрана, приставленная к Юрию, была вынуждена последовать за ним. Личные телохранители Квана подчинялись непосредственно ученому и помех не создавали.

Декан, встретивший Кондрахина, выглядел смущенным.

— Вот твой вызов, Юрен-ган, для выступлений в Фитире, но на нем, к сожалению, запрет руководства Университета. Я не знаю, в чём дело.

В отличие от руководителя факультета, Кондрахин знал, во всяком случае, предполагал. Если уж здесь, на своей территории, занкарцы столь бдительно пасут его, разве могут они допустить его выезд за рубеж? Да, у него законный контракт с Ноисце, но деятельность спецслубж противозаконна по своей сути. А в Фитир ему попасть надо, пусть не сейчас, но, чем скорее, тем лучше. Пора уходить. Препираться с деканом и настаивать на соблюдении своих прав бессмысленно. В этой игре тот был даже не пешкой — пустой клеткой на шахматной доске.

Покинув Университет, Юрий принялся без особой цели раскатывать по городу. Ему надо было отпустить сознание, дать волю свободным ассоциациям. Ненасильственный поиск выхода из тупика всегда самый продуктивный. Неожиданно он вспомнил о Кэите. Должно быть, белведка сейчас предается любви с изнывающим от вожделения Кваном Туумом. Неужели он ревнует? Да нет, конечно. Сам решил устроить ее судьбу. А, может, они сейчас на полигоне — от старины Квана вполне резонно и этого ожидать.

…А белведка, действительно, особа, приятная во всех отношениях. Не будь ее, вряд ли он постиг бы суть эмпатии в этом мире. Чем он может отплатить ей за бескорыстное служение? Деньги? Конечно, он оставит ей всё. А кому еще? Но этого мало. Как-то исподволь появилась мысль об устройстве что-то вроде прощального ужина. Кондрахин еще не знал, как и когда покинет Белведь, но всем своим существом интуитивно чувствовал, что исход близок.

Он заглянул в несколько продуктовых магазинов, выбирая любимые блюда Кэиты, и повсюду за ним следовали тенями агенты безопасности.

Дома Юрий накрыл стол. Правильнее его следовало бы назвать дастарханом — просто небольшое возвышение посреди расстеленных на полу ковров. Он никогда не был мастером сервировки, но постарался, чтобы выглядело красиво.

Пискнул сигнал домофона, и на внутреннем мониторе показалась машина Квана Туума, въезжающая во двор через распахнутые ворота. За темными тонированными стеклами ничего больше нельзя было разглядеть. Кондрахин поспешил навстречу.

С Кваном он столкнулся в дверях, но, вместо того, чтобы зайти в дом, ученый увлек Кондрахина вглубь сада. Вид у занкарца был странный — бледный, если можно представить себе бледного белведа — с трясущимися руками и в перепачканном костюме.

— Юрен, Кэита погибла, — дрожащим полушепотом произнес он.

— Как? — выдохнул Кондрахин, чувствуя неодолимое желание если не присесть, то хотя бы привалиться спиной к надежной опоре.

Ученый сбивчиво рассказал, как они с Кэитой приехали по импровизированный полигон. Свою охрану Кван предусмотрительно отослал, объявив, что намерен быть с женщиной. Из стандартного оборудования он захватил с собою только комплект деталей для сферы, баллоны с жидким гелием и взрыватели. Из-за отсутствия треног конструкцию пришлось расположить прямо на земле, в воронке, оставшейся после предыдущего испытания. Оставив Кэиту в укрытии, Кван вернулся в машину, откуда радиосигналом и активировал детонаторы. Взрыв был сильный — сильнее, чем тот, который произвел в свое время Кондрахин. Кван тут же побежал к месту испытаний. Воронка оказалась засыпанной кучей серого песка, а тело Кэиты он обнаружил метрах в десяти от укрытия. Белведка агонировала и скончалась у него на руках.

Юрий мог воочию представить происходящее. Вот Кэита спряталась в природном окопчике, но оттуда ей не видна сфера целиком. Женщине пришлось привстать, а в следующую секунду полыхнули взрыватели. Почему произошел вброс материи, а не её исчезновение — вопрос вторичный. Возможно, повлияло неосознанное вмешательство Квана с его неуправляемым половым влечением, парализующим разум.

— Где она? — спросил Юрий.

— В машине, — безвольно махнул рукой Кван, — не мог же я ее оставить там…

— Ты должен немедленно информировать о случившимся свое начальство, — жестко сказал Кондрахин, направляясь к автомобилю.

Несколько минут, приоткрыв дверцу, он неотрывно смотрел на тело белведки, скорчившееся на заднем сиденье. Несколько ссадин на лице не могли явиться причиной смерти. Скорее всего, был сломан позвоночник. Возможно, будь Кондрахин рядом с ней, он сумел бы оказать помощь.

— Как я доложу об этом, — оторвал его от тяжелых мыслей Кван, — она же не проходила ни по каким документам?

— Так и доложишь: виноват, мол. Хотел сочетать приятное с полезным. Ну, пожурят тебя — на этом всё и закончится. Песок из иной вселенной предъявишь, как результат. Иначе нам еще долго работать не разрешат.

— Я воспользуюсь твоим телефоном? — нерешительно спросил Кван.

— Конечно.

Оставшись один, Юрий втиснулся в автомобиль и долго держал в ладонях безжизненную руку Кэиты. Когда Кван Туум вернулся, он уже внутренне собрался.

— События приобретают более скверный оборот, чем мы предполагали, — доложил занкарец, — меня вызывают…

— Менее скверные, чем то, что случилось с девочкой, — отозвался Кондрахин. — И вот что, ган. Сейчас самая пора брать инициативу в свои руки. Несчастье случилось по их вине. Если бы проект не оказался заморожен, мы приняли бы все меры безопасности, и никто бы не пострадал. Короче, можешь объявить о создании супероружия.

— Юрен, но до этого еще страшно далеко!

— Ближе, чем ты думаешь. Можешь обещать проведение столь мощного взрыва, что он разнесет целую гору.

— Где мы возьмем гору в Занкаре?

— Гор предостаточно в Фитире, а это наш стратегический партнер. Думаю, разведка без труда утрясет этот вопрос. Тем более, что мне пришел очередной вызов на соревнования. Эти кретины посчитали, что меня не следует выпускать из страны. Они могли бы прямо объявить: Юрен Островитянин занят секретным проектом. Идиотизм! Сейчас просто необходимо быть на виду. Меня же весь университет знает! Пусть организуют команду, которая будет меня официально сопровождать. Оборудование через границу пройдет без досмотра. Позаботься, чтобы был мощный передатчик — я не хочу разделить участь несчастной Кэиты.

Кондрахин говорил так напористо, что Кван не сумел вставить ни слова возражения или сомнения. Казалось, начальник и подчиненный вдруг поменялись местами, и это никого не удивило. Кван Туум был настолько потрясен утренней трагедией, что готов был безропотно подчиняться. Так, даже своей смертью, Кэита Рут по-прежнему верно служила своему любимому гану.

Начальство пообещало Квану суровое наказание за самоуправство, однако не смогло устоять перед доводами, подсказанными Кондрахиным. Но еще большим искушением стало желание получить в свои руки потрясающее оружие. Необходимые распоряжения были сделаны немедленно. С бойцом погла в королевство направлялась небольшая делегация: тренер, врач, массажист и еще несколько белведов с неопределенным статусом. Правда, почему-то все они, за исключением Квана Туума, были слишком похожи друг на друга — хищными повадками, собранностью и оперативностью при выполнении всех поручений. Еще несколько белведов должны были присоединиться к группе уже на территории Фитира, чтобы слишком большая делегация не привлекала к себе ненужного внимания. А умеренная помпезность не повредит. Уровень бойца Юрена Островитянина не только позволял, но и требовал свиты сопровождения.

Кван Туум тем временем спешно комплектовал оборудование. Ничего принципиально нового не требовалось, разве что мощный радиопередатчик и несколько видеокамер. Сфера охлаждения стала в несколько раз более объемной для удобства наблюдения с большого расстояния. Каждый аппарат, каждую деталь Кондрахин проверял лично, в необходимых случаях "доводя до ума".

Сами испытания должны были пройти в горах Северного Фитира. Чтобы замотивировать приезд туда, Юрий по телефону договорился с Ноисце, что в этот раз проведет два боя: один в столице королевства, второй — в Хевеке, где в разгаре зимний сезон и множество богатых иностранцев, жаждущих развлечений. Переговоры и согласования где-нибудь на Земле длились бы не один месяц. Белведы управились за четыре дня.

И всё это время Юрий практически постоянно пребывал в университетской лаборатории. Дома он находиться не мог: здесь всё кричало о Кэите. Ее платья и милые безделушки, мнящийся в тишине звуки ее легких шагов, жаркого ночного шепота. Она была слишком жива, чтобы умереть. Только теперь Кондрахин по-настоящему понял смысл слов, некогда услышанных им от наставницы Лады. Дескать, ей не суждено подняться на более высокий уровень, ибо она не в силах совладать со своими привязанностями. Что это такое, Юрий узнал на собственной шкуре. Он и раньше терял близких ему существ, но всё это было не то и не так. Странно, совсем недавно он был готов навсегда расстаться с Кэитой, испытывая по этому поводу лишь легкую грусть. Он попытался уверить себя, что просто скорбит по юной жизни, оборвавшейся, в том числе, и по его вине.

Нужно было стиснуть зубы, попытаться загрузить себя работой. А работы для него практически и не было. Проверка исправности и надежности оборудования, закупленного Кваном Туумом — не в счёт. Белвед и сам в этом прекрасно разбирался, а после трагедии сделался вдвойне осторожнее. Единственное, что реально сделал Юрий, это усовершенствование радиопередатчика. Но и с этим он справился за несколько часов, благо в их лаборатории разного рода деталей было предостаточно.

Накануне вылета в Фитир Кондрахин заехал домой, где его — увы — не встретил и никогда уже не встретит ласковый женский щебет. Он бесцельно ходил по пустым комнатам, вдруг задерживаясь в самых неподходящих местах. Здесь ничего не изменилось за исключением, разве что, накрытого им стола для прощального ужина с Кэитой. Просто дом стал нежилым.

Юрий подошел к платяному шкафу, встроенному в стену, и потянул за ручку. На него выглянул край розового платья, подаренного им Кэите одним из первых. Она его очень любила. Неожиданно для себя Юрий схватил мягкую бархатистую ткань и поднес к губам.

В следующую секунду, не оглядываясь, он вышел из дома.

В Фитиро команда из восьми белведов вместе с Кондрахиным разместилась в многоместном номере. Уже через несколько минут один из сопровождающих принес местную прессу. Все газеты сообщали о предстоящем бое с участием Юрена Островитянина. Делались прогнозы, как в его пользу, так и в пользу его более молодого и менее именитого соперника. Значительно меньше внимания журналисты отвели поединку в Хевеке.

Юрий инструктировал своих то ли конвоиров, то ли телохранителей:

— В клуб Ноисце со мной пойдут двое, и не забывайте: это вы со мной, а не я с вами. Посторонних там не бывает, а вот по дороге будьте внимательны. Остающиеся в гостинице охраняют снаряжение — оно представляет особую ценность для вражеской агентуры, если та пронюхала истинную цель нашего появления в королевстве.

Все эти наставления охранники получили еще в Занкаре от своего непосредственного руководства, но выслушали Юрия с полным вниманием. Им было приказано охранять Юрена и Квана Туума даже ценой собственных жизней и, поскольку распоряжаться стал Юрен, они сочли его главным.

До клуба отправились пешком, благо до него было несколько шагов — с тем расчетом и выбиралась гостиница.

Ноисце встретил Юрия со всем радушием, на его сопровождение почти не обратил внимания. К своему удивлению Кондрахин увидел в помещении и Тхана Альфена. Визит разведчика сюда противоречил их договоренности: избегать личных встреч, кроме заранее назначенных. И, разумеется, происходящих в условиях полной конспирации. Что это — случайность? Или ситуация вышла из-под контроля? По большому счету судьба Тхана Альфена совсем не волновала Кондрахина. Но любое неожиданное изменение обстановки могло отразиться на его собственных планах.

— Ган? — он изобразил удивление. — Что привело тебя в стан противников? Или решил перекупить у Ноисце мой контракт?

Тхан Альфен добродушно улыбнулся.

— Мы больше не противники, боец. Вот, решил я передать свой клуб в руки Ноисце-гана. Уже не управляюсь с ним, а бойцов жалко.

— Я ждал тебя вчера, — прервал их светский разговор Ноисце. — Ты рискуешь, Юрен. Провел хотя бы пару полноценных тренировок.

— Ерунда, — отмахнулся Кондрахин, — сейчас разомнусь, этого будет достаточно. Кто из серьезных бойцов сейчас на месте?

— Да почти все. Треог тебе подойдет? Тогда пойдем в зал.

Центральная площадка была окружена несколькими десятками бойцов, по большей части молодых. Некоторых Юрий помнил, других видел впервые. Рядом возник Треог, и товарищи по команде приветствовали друг друга традиционным несильным ударом кулак в кулак. Затем оба протянули вперед руки для обматывания их ремнями.

— Давай я, — предложил свои услуги Тхан Альфен, — в последний раз.

Он взял протянутые ему широкие ремни и стремительными витками обмотал ими сначала одну, а затем вторую кисть Кондрахина. Под самым первым витком Юрий почувствовал что-то мягкое и постороннее. На мгновенный вопросительный взгляд Тхана он незамедлительно ответил, опустив веки: понял.

Поступок для сверхосторожного Тхана Альфена был удивителен. Вот так, под надзором десятков глаз, решиться на передачу записки? Видать, что-то важное и не терпящее отлагательств заставило его пойти на риск. Но, надо признать, операцию он проделал с артистизмом фокусника-виртуоза.

Поединок с Треогом не был обременительным. Молодой боец понимал значимость Юрена для клуба и избегал причинить тому случайную травму. А Кондрахин, в свою очередь, думал не об этом и предстоящих поединках, а о том, что написал Тхан Альфен.

По окончании схватки бойцы направились в ванные кабины, на ходу освобождаясь от ремней. Скатанную в шарик записку Юрий прочно удерживал, прижав ее мизинцем к ладони. Следом за ним невозмутимо шагали охранники. Перед дверью ванной один из них опередил Кондрахина.

— Подожди, ган.

Что белвед делал там в течение нескольких минут, Кондрахин не знал. Может быть, произвел банальную проверку, а, может, установил какую-нибудь аппаратуру. В последнее верилось с трудом: во-первых, слушать там было некого, а видеонаблюдение через несколько минут станет невозможным из-за поднимающегося горячего пара. На всякий случай Юрий немного помедлил, прежде чем развернуть записку. Набранная мелким, но четким шрифтом, она гласила:

"Принято решение о срочной эвакуации. На финише ванная кабина N 3 со съемным потолком. Сразу под мансардным окном открытый грузовик с теплым бельем. Запасной вариант — северный склон горы, где кончается 6-й подъемник. Будет жарко". Ни даты, ни подписи.

Всё ясно. Тхан не может знать о занкарских намерениях. Стало быть просто подстраивает бегство или похищение Юрия ко времени его очередных выступлений в Фитире. Конечно, Тхан понимает, что секретного сотрудника занкарцы не выпустят без охраны. Значит, предусмотрен вариант со стрельбой — "будет жарко". Но основной расчет на его, Кондрахина, добровольное соучастие.

Юрий вновь скатал записку в маленький шарик и проглотил его.

Он вернулся в раздевалку, и почти одновременно с ним, с другой стороны туда вошел Ноисце.

— Юрен, надо посовещаться. Наедине, — он покосился на охранников.

— Говори при них.

Аристократ поморщился.

— Ты уверен? Ну, хорошо. Седьмая минута тебя устроит? Я беру во внимания, что еще придется биться в Хевеке.

— Ты рассчитал абсолютно правильно. А почему я сегодня не видел старину Соку?

Ноисце вздохнул.

— Не горюй о нём. Соку был прекрасным тренером, лучшим в Фитире. Он прожил долгую и полезную жизнь. Знаешь, я бы сейчас предложил тебе его место. Нет, я понимаю, ты занят другим. Это так, на будущее.

Они расстались до вечера, когда должен был состояться широко разрекламированный поединок. Кондрахин со своими охранниками вернулся в гостиницу, перекусил в номере, после чего велел его не беспокоить и углубился в себя, неподвижно лёжа на тюфяке.

Противник, по прикидкам Кондрахина, был тяжелее его килограммов на пятнадцать. Но двигался по площадке легко и быстро, словно не ощущал своего веса. Или Юрию так казалось? Бой мало интересовал его. Лишь бы не пропустить нокаутирующий удар, который может сорвать все планы. И уговор с Ноисце больше ничего не стоил — легенда бойца погла стремительно заканчивалась. На очереди карьера "темного" физика-экспериментатора. И тогда останется последняя, наверное, тоже выдуманная роль — Избранника Демиургов.

Отпала нужда красоваться перед публикой. Юрий применял весь арсенал боевого искусства, освоенный им в течение жизни. Но противник был достойный. Он стойко принимал удары, которые не успевал парировать, и сам в ответ бил беспощадно. Если так продлится до конца боя, неизвестно, кому судьи отдадут предпочтение. Лишь бы не выдохнуться до срока. Только для правильного распределения оставшихся сил Юрий продолжал отслеживать время.

Пошла седьмая минута гатча. Противник вновь атаковал. Юрий встретил его встречным прямым в голову. Боец попытался закрыться левой рукой, но делал это настолько медленно, что Кондрахин просто не мог не ударить его в область нервного сплетения. Здоровяк без звука рухнул к его ногам. Юрий даже не сразу понял, что произошла обыкновенная подставка, причем исполненная его противником не очень убедительно. Значит, Ноисце подстраховался. Ну, и правильно сделал.

Позже охранники внешне безучастно наблюдали, как Ноисце отсчитывает Кондрахину огромную сумму — целых десять тысяч сиглов. Деньги Юрию теперь были абсолютно ни к чему. Будь жива Кэита, он отдал бы ей всё, но — увы. Шевельнулась мысль передать свой гонорар Квану Тууму, но Юрий тут же пристыдил себя. Нет уж, не станет он даже косвенной причиной роста белведского милитаризма. Кван — не та фигура, которая потратит даже таким образом полученную прибыль на самого себя. Так что Кондрахин на глазах охранников небрежно сунул толстую пачку купюр в карман, словно ничего привычнее, чем расхаживать по городу с такими деньжищами для него не было.

Как-то всё вдруг потеряло смысл. А, может, смысла вообще никогда не было? Какой смысл, скажите, заключается в денежных знаках, оттягивающих карман, в продуваемом зимними ветрами Фитире, во всей этой, подобной Земле и столь же отличной от нее Белведи? Что-то непонятное случилось в душой Кондрахина, словно он очнулся от долгого болезненного сна, и теперь вынужден смотреть на окружающее непонимающее. Или, наоборот, он вернулся в явь?

Сопровождаемый двумя охранниками, Кондрахин зашел в продуктовый магазин и купил две бутыли самого дорогого местного пьянящего напитка. Он не знал, как тот называется — он и в земной жизни был чужд этому пристрастию — но, наверное, Квану понравится. Покупку он передал в руки своих охранников, как само собой разумеющееся. Для себя он не выбрал ничего.

Во всей необозримо огромной Вселенной у Юрия не осталось ни одной души, которую он смог бы, хотя бы с натяжкой, назвать родной. Москва образца 38-года осталась пожелтевшей черно-белой картинкой в фотоальбоме его памяти. Несостоявшаяся жена Марина, неродившееся тогда еще дитя, родители… Как все они далеко — не во времени и не в пространстве, а… в смысле жизни! Потому и бесконечно одинок бывший человек по имени Юрий Николаевич Кондрахин. Он — один по определению. Избранник демиургов. Спаситель мира.

Почему раньше осознание этого не вползало в душу холодным липким страхом? Нет, не страхом — ознобом. Постарел, что ли? Биологически ему всего тридцать четыре года. Гляди-кось, пережил Христа! Какой год сейчас на Земле? Пожалуй, что-то близко к семидесятому. Если перед войной у него родился ребенок, то они, пожалуй, теперь почти ровесники. Да, вот она — разница, границей пролегшая между ним и прошлым: он уже никогда не сможет туда вернуться.

Утром, когда занкарская группа с присоединившимся к ней Ноисце поездом двигалась в Хевек, эти мысли вернулись. Пользуясь тем, что сидящий напротив его Кван Туум откровенно клевал носом (накануне ученый прилично перебрал), Юрий тоже изобразил дремоту.

Итак, он один. Вроде бы стоящий на стороне добра, но при этом сеявший смерть во всех мирах, куда его посылали. Не белый ангел и не черный. Серый.

"Погоди, дружок, — тихим колокольчиком прозвучало с высот подсознания, — а как же твой Предначертанный Враг? Ведь он тоже один. И он — твой антипод. Противоположность серого. Как это будет выглядеть в цвете, интересно?".

Откровение свершилось, но еще не стало знанием.

Из физического оцепенения Кондрахина вывел голос охранника:

— Ган, тут молодой белвед, с которым ты вчера разминался, добивается разговора с тобой.

— Ну, так пусть подойдет, — отозвался Юрий, приоткрыв глаза.

К скамье, которую занимал Кондрахин, протиснулся Треог. Транспорт белведов, в отличие от жилья, всегда оборудовался сиденьями. Юрий жестом велел охранникам освободить место рядом с собой.

— Юрен, ты вчера так стремительно исчез, — с ноткой обиды в голосе начал Треог, — а мне сейчас необходимо посоветоваться с тобой. Ты знаешь, что мне тоже придется драться в Хевеке?

Юрий машинально кивнул, хотя слышал об этом впервые.

— Поздравляю.

— С чем? — возмущенно воскликнул молодой боец. — Мой противник в полтора раза тяжелее меня! По нему поезд проедет — он ничего не заметит. Вот если бы ты научил меня своим невидимым ударам… Не отпирайся: мы все прекрасно видели. Точнее, именно не видели. Тогда, в предыдущий свой приезд, ты непонятно как оказался за спиной у противника, и — ударил так быстро, что никто и не заметил.

Ага, смекнул Кондрахин, о подставе в минувшем поединке никто и не подумал. В упомянутом Треогом бою он, действительно, потряс белведских болельщиков доселе невиданным приемом. Но заключительный сокрушающий удар увидели все, ибо он и на самом деле был таковым. Раз боец способен к таким необъяснимым перемещениям, почему бы ему не обладать аналогичным ударом? Железная логика, которой в полной мере воспользовался хитроумный Ноисце, устраивая договорный поединок.

— Ноисце предлагал тебе какие-нибудь варианты? — спросил Юрий.

Треог поднял на него непонимающие невинные глаза.

— Ноисце — не тренер, что он может предложить? Пока был жив старый Соку… А правда, что ты вернешься в команду тренером?

На этот вопрос Юрий не ответил. Вместо этого он сказал:

— Проигрыш, мой друг, порой важнее победы. Если хочешь стать великим бойцом, то тренируйся не только в спортивных залах, но и в читальнях. Да-да, и не делай удивленных глаз. Необходимо изучать биомеханику тела, анатомию и психологию. Недурно бы еще выступить на родине погла.

Треог недоверчиво засмеялся:

— Когда я изучу всё это, то стану таким старым, что поздно будет обвязывать руки ремнями. Да и когда мне этим заниматься? Это ты выходишь на бой пару раз в месяц, а мне приходится биться в четыре раза чаще, чтобы прокормиться.

— Об этом я и толкую, — насмешливо ответил Кондрахин. — Чем больше ты будешь знать и уметь, тем выше твой заработок, тем реже придется подставлять затылок под чужие кулаки. А деньги… вот, возьми на первое время, — он вытащил из нагрудного кармана и протянул Треогу увесистую пачку сиглов, — отдашь, когда заработаешь.

Как ни сопротивлялся белвед, Юрий заставил его принять деньги.

Серия поединков — а Ноисце захватил в Хевек не только Треога — была назначена на вечер, когда наступающая темнота сгоняет с горных склонов последних любителей адреналина. Нынешняя зима выдалась на славу: снега достаточно, трассы накатаны, и вот уже которую неделю подряд стояла великолепная погода с лёгким морозцем. Город был переполнен иностранцами и, если бы Ноисце заранее не обеспокоился зарезервировать несколько номеров в отеле, найти ночлег было бы проблематично.

Юрена Островитянина со свитой поселили отдельно от команды в номере, рассчитанном на восьмерых. Впрочем, трое приезжих так и не появились там. С увесистым грузом за плечами они сразу же с вокзала направились в горы. Наверное, то были скалолазы.

Незадолго до начала выступлений, во время короткой разогревающей разминки, Ноисце улучил момент, чтобы оказаться наедине с Кондрахиным.

— Сегодня ты должен проиграть, — негромко сказал он.

— С какой стати?

— Иначе мы ничего не заработаем. Ни в этом бою, ни в следующем.

— Нет, Ноисце-ган, сегодня мне как раз нужна победа.

— Мы потеряем около тридцати тысяч…

— Не жадничай. Я оставлю свою карточку в шкафчике для переодевания. На ней как раз столько и есть. Тхан подскажет, как ею воспользоваться в мое отсутствие.

Имя Тхана Альфена Кондрахин вставил неожиданно для себя, но попал в точку: Ноисце всецело доверял промышленнику. Однако, маневры Островитянина для него остались непонятными. Вздохнув, он отошел к другому бойцу.

Вскоре начались сами поединки. Вначале выступали менее титулованные; бой Юрена Островитянина, по замыслам организаторов, должен был стать кульминацией представления.

Треог свой бой проиграл, к счастью, не нокаутом. Сразу за ним на площадку вышел Кондрахин. Публика ревела, предвкушая кровь, и Юрий не стал ее разочаровывать. Своего противника он отделывал по полной программе, не оставляя тому ни единого шанса. Вероятно, это был его самый мощный бой, проведенный на Белведи. Полная победа была достигнута уже на седьмой минуте и без всяких подставок.

Завершив бой, Кондрахин прошел в отведенную для него душевую кабину. Прежде чем залезть в ванну-бочку, он подтянулся и заглянул в маленькую форточку, служившую вытяжкой. Грузовой автомобиль стоял под самым окном. Потолок так же оказался не привинчен. Да, противная сторона готовилась по-серьёзному.

Юрий забрался в ванну и задумался. Разумеется, зарубежные хозяева Тхана Альфена предполагают, что их осведомитель, то бишь Юрен Островитянин, проявит горячую готовность помочь своему похищению. Но было невероятно предпологать, что их планы целиком базируются на этом. Стало быть, если Юрий заартачится, его умыкнут силой. Это в намерения Кондрахина не входило.

Ничего нового на этой планете больше он не откроет. Достаточно и того, что белведы в ближайшее столетие не догадаются о существовании угрозы для их мира. Всё остальное — достояние Кондрахина. И эмпатическая свзь, и технико-магические средства взаимопроникновения Вселенных. В какой мере об этих его достижениях должны знать Просветленные, да и должны ли вообще? Смерть Кэиты Рут внезапно и необъяснимо поставила рубеж на его взаимоотношениях с прежними наставниками. Неужели гибель одного единственного живого создания может повлиять на ход мировых процессов?

Горячая вода сегодня не успокаивала и не расслабляла, скорее, будоражила. Юрий выбрался из ванны раньше положенного срока и тут же оделся. Бессловесные охранники ждали в раздевалке.

— Домой! — скомандовал Кондрахин. По дороге он тщательно осматривался, ибо сейчас, перед исчезновением с Белведи, перспектива хоть добровольного, хоть насильственного переезда рушила все его планы. У него не было конкретных намерений: что делать, если спецгруппа попытается его "освободить". Лучше до этого не доводить. Только вот как это сделать, если он не имел ни малейшего представления ни о дислокации, ни о численности, ни о намерениях диверсионной группы? Он не воспользовался подготовленной для него возможностью бегства. Но к этому могли быть веские объективные причины, недаром ему был сообщен резервный вариант. Насколько вероятно, что диверсанты сыграют на опережение? На этот вопрос Юрий ответить не мог, поэтому решил, что лучше всего поторопиться ему самому.

Едва Юрен Островитянин в сопровождении охранников покинул раздевалку спорткомплекса, туда быстро вошел Ноисце. В шкафчике, которым пользовался боец погла лежало его пропитанное потом белье. Ноисце брезгливо приподнял его двумя пальцами. На полке больше ничего не было. Неужели Юрен обманул? Нет, на него это не похоже. Отводя нос в сторону, аристократ ощупал мокрую одежду. Ага! Плоский жесткий прямоугольник банковской карточки оказался не в кармане, а просто всунут в середину небрежно скомканного белья.

В ту же секунду Ноисце покинул раздевалку. Никто не видел, что он вообще туда входил. До ночного поезда, отходящего в столицу, оставалось совсем немного времени. Его спортсмены, должно быть, уже на вокзале и беспокоятся, куда запропастился хозяин. Только в Фитиро он смог подробно рассмотреть карточку. Типичная именная кредитка Занкарского Государственного Банка. Могла она быть настроена на запах, а могла и на отпечаток пальца Юрена. У занкарцев очень чувствительная техника, запах пота должен еще сохраниться, да и пальцевые отпечатки Островитянина тоже. Юрен намекнул, что получить наличные с карты ему поможет Тхан Альфен. Интересно, что их связывает?

Ноисце набрал номер предпринимателя. Отозвался секретарь компании, сообщивший, что босс соизволил отправиться на морскую прогулку.

"Нашел время", — подумал Ноисце, машинально взглянув на раскачиваемые ветром верхушки деревьев за выпуклым окном особняка. Ладно, карточка подождет, надо только позаботиться о том, чтобы не выветрился запах. Он аккуратно положил кредитку в пластиковый пакет и запер в потайной сейф. Вернется Тхан, тогда и можно будет ею заняться.

Но Тхан Альфен уже никогда не вернулся в Фитир. Вечером того же дня в программе новостей промелькнуло сообщение, что береговой охраной королевства обнаружен перевернутый прогулочный катер в пяти километрах от берега. Во время зимнего шторма у пассажиров не было шансов спастись. Скоро стало известно, что на борту находились моторист и два пассажира, один из которых — известный промышленник Тхан Альфен. Имя второго осталось невыясненным. За неимением наследников и завещательных распоряжений всё имущество и денежные активы погибшего удивительно быстро перешли в собственность короны. Ноисце, имевший к этому косвенное отношение немного удивился: он считал, что его друг был значительно богаче.

Итак, Тхан Альфен перестал существовать. Правда со счетов, некогда открытых им на предъявителя, еще много лет кто-то регулярно снимал не очень крупные суммы денег. Это происходило в самых различных странах, без какого-либо порядка по времени или географии.

Ноисце попытался самостоятельно обналичить карточку Юрена Островитянина. Хорошо, что он делал это в Фитире, где высокопоставленным родственникам удалось замять дело. В Занкаре его ждала бы тюрьма, что чувствительно ударило бы по репутации королевской фамилии.

Протяженность монорельсовой дороги составляла семь километров, но основная масса любителей горных лыж сходила много раньше: снега внизу хватало с избытком, а трассы были более накатаны. На самую вершину горы почти все кабинки обычно шли пустыми, но в этот раз были заняты пять из них. В каждой находилось по одному пассажиру с лыжами и заплечными сумками. От большинства прочих лыжников, приезжающих в Хевек не только покататься, но и покрасоваться, они отличались разве что неброской одеждой. Все пятеро сошли на самой верхней площадке, там, где монорельс изгибался вокруг конечной опоры. Отсюда до вершины горы оставалось не более пятисот метров. Не мешкая, группа лыжников энергично стала подниматься по нехоженому плотному снегу. Изредка то один, то другой бросал короткие взгляды назад — нет ли желающих присоединиться к ним. Но кабинки подъемника шли пустыми.

Понятную тревогу и настороженность испытывали все, но лишь Кондрахин знал, с какой стороны подстерегает опасность. Ведь он получил точные инструкции относительно того, по какому склону ему нужно спуститься. Стало быть, именно там его поджидают. И неизвестно, насколько хватит у группы захвата терпения. Сопровождающих Юрия занкарцев, конечно же, уничтожат — свидетели никому не нужны. Надо спешить, исчезнуть раньше, чем начнется заварушка.

Любопытно, что интересы трех сторон сошлись именно в горах Северного Фитира, и каждый из участников предстоящего действа имел к этому веские основания. Юрий — потому что должен был покинуть Белведь именно в высокогорье, чтобы причинить наименьший вред планете. Занкарцы — в силу того, что не имели подходящего полигона на собственной территории. Третья же сторона (Юрий мог только предполагать, что это Гауриз), разрабатывая операцию, руководствовалась чистой логикой: быть в Хевеке и не спуститься на лыжах с горы — странно и подозрительно

Когда лыжники добрались до вершины, солнце стояло высоко, и снег нестерпимо полыхал в его лучах голубым огнем. Трое охранников немедленно рассредоточились за скалами, из-за которых хорошо просматривались склоны горы. Если появится хоть кто-то, они немедленно дадут знать. Кондрахин же и Кван Туум немного спустились по противоположному склону. Перед ними, километрах в пяти на восток, сверкала вершина горы, приговоренной к уничтожению. Сюда за сутки до этого направились три члена их группы с основным оборудованием. Подъемником они не пользовались, а большую часть пути проделали на лыжах по ущелью.

Кван Туум вышел с ними на связь по рации. Те доложили, что сфера охладителя смонтирована, и они дожидаются лишь приказа для установки детонаторов.

Кван поднес к глазам армейский бинокль. Белая сфера на белом снегу была видна благодаря отбрасываемым ею теням. Рядом с ней в таких же белых комбинезонах мельтешили три фигурки белведов, казавшиеся на таком расстоянии почти точками.

— Приступайте, — сказал Кван в микрофон и принялся за установку телекамер. Одна из них давала общий план, длиннофокусный объектив второй приближал зрителя чуть ли не вплотную к установке. Третью — резервную — камеру ученый повесил себе не грудь. Это на тот случай, если взрывом повалит или собьёт наводку основных.

Пока занкарец был занят столь тонким процессом, Юрий быстро извлек из заплечного мешка рацию — единственный прибор, который имелся в его распоряжении. Первоначально это был простейший излучатель радиоимпульса определенной и неизменяемой частоты. Но за время лабораторных бдений Кондрахин основательно поменял его начинку. Направленная антенна была последним штрихом в картине усовершенствования. Юрий управился со своей — сугубо личной — частью работы ранее, чем Кван установил и сфокусировал первую из телекамер.

Юрий нажал единственную кнопку на панели рации. Радиосигнал, порожденный колебательным контуром, рванулся в эфир, но не к соседней горе, с которой уже съезжали на лыжах трое белведов, а строго в зенит. И воспринять его можно было совсем на иной частоте, чем планировали создатели прибора.

Некоторое время ничего не происходило, и в душу Кондрахина стали закрадываться сомнения. Достаточна ли мощность передатчика? Не разошлись ли контакты? Он уже был готов взяться за отвертку, как вдруг в метре от него из ниоткуда возникла и закрутилась синяя воронка. Не раздумывая, Юрий шагнул в неё.

Через минуту после этого Кван Туум, управившись со своей работой и получив донесения от охранников, что все они удалились на безопасное расстояние, обернулся к Кондрахину.

В первый момент он ничего не понял. Рация лежала на снегу, а самого Юрена не было видать. Вначале мелькнула мысль, что Островитянин отошел по малой нужде, но на снегу не оставалось следов помимо тех, что привели их сюда.

— Юрен, — негромко и растерянно позвал Кван и повторил уже громче, — Юрен,

где ты? Пора начинать…

Горы хранили молчание, но длилось оно недолго.

Кондрахин прибыл в мир Белведи, материализовавшись на высоте десяти тысяч метров над уровнем моря. Но и такая страховка не уберегла планету от возникновения сильной бури в горах. Покинул же планету он непосредственно с ее поверхности, пусть и с горной вершины. И последствия его исчезновения должны были проявиться куда сильнее.

Громада воздуха обрушилась на Квана, опрокинула его и вдавила в снег. Ему и трем белведам, непосредственно сопровождавшим его, относительно повезло. Они располагались практически на самой вершине, к которой ветер и прижимал их изо всех сил. А вот их товарищам, уходившим вниз по ущелью, не посчастливилось. В первые же минуты налета обезумевшей стихии они оказались погребенными под тысячами кубометров снега и камней, в буквальном смысле сдутых с окрестных вершин.

Столь же незавидная участь постигла и гауризцев, начавших подъем по северному склону. Ураган, возникший так внезапно, сбросил их вниз, смешал с клубящимся снегом и огромными валунами.

А затем разразилась такая буря, словно все тучи планеты собрались на шабаш над одной единственной горой.

Пострадали и те лыжники, что выбрали для спорта и отдыха склон по направлению к Хевеку. К счастью, здесь обошлось без жертв.

Стихия бушевала еще двое суток, не давая вести спасательные работы. А потом выдохлась так же внезапно, как и возникла. В Хевеке подсчитывали число пострадавших: кто вернулся в гостиницы и частные пансионаты, кто находится в больницах, кого до сих пор не обнаружили.

Со смешанными чувствами покидал королевство живой и лишь слегка помятый и простуженный Кван Туум. Погиб Юрен. Восполнима ли эта утрата? Он успел крепко привязаться к этому нестандартному белведу, во многом стал зависим от него, и скорбь его была неподдельной. И вместе с тем научные размышления доминировали над всем прочим. Что случилось? И как? Установка не было приведена в действие, и тем не менее… Результат противоречил постулатам не только официальной, но и "темной" физики. Один лишь Островитянин знал или мог знать ответ.

— Таким образом, я уверен, — закончил свое краткое выступление Юрий Кондрахин, — что ученые Белведи в ближайшие десятилетия не смогут получить данных об исчезновении миров. Может, и много дольше, ибо их физиология препятствует этому.

Если Юрий ожидал бурной эмоциональной вспышки своих слушателей, то он просчитался. Просветленные молчали.

— Если я разочаровал вас, прошу не винить, — добавил он, прерывая возникшую паузу.

Никогда нельзя было разобраться, почему тот, а не иной Просветленный в данный момент принимает на себя лидерство. Вот и на этот раз черту под общим молчанием подвел некий старец, доселе Кондрахиным не виданный.

— Мы не удивлены, Избранник. Тем более, не раздосадованы. Признаться, надежда на жителей Белведи была призрачной. Нами руководили несколько иные соображения, но лучше об этом скажет Алишер…

Просветленный, услышав свое имя, неспешно и без усилий поднялся, словно всплыл в воздух, и оказался за спиной Кондрахина.

— Юрий, мы пытались уберечь тебя от Предначертанного Врага, вычислить и парализовать его, пользуясь твоим отсутствием.

— Как я понимаю, задумка не удалась, — не скрывая сарказма, ответил Кондрахин.

— Не удалась — не то слово, — признался Алишер, — мы столкнулись с чем-то новым, неизведанным, и, надеемся, ты поможешь нам. Во-первых, слишком силен оказался Предначертанный Враг. Переместив тебя на Белведь, мы были уверены, что там он тебя при всём желании достать не сможет. Такова сущность этого мира. Ни одному из нас, — он широким жестом показал на рассевшихся перед Кондрахиным Просветленных, — этого не дано. Тем не менее, какая-то связь между вами состоялась. После этого Предначертанный Враг исчез, и следы его потеряны.

Второе, — продолжил он, — это серия астральных вспышек на Белведи, которых там не может быть по определению. И, в-третьих, исчезновение еще нескольких миров в этот период. Ты можешь что-нибудь прояснить?

Юрий подумал.

— Я, пожалуй, рискну ответить на второй вопрос. Зарегистрированные вами астральные вспышки порождены процессами экспериментальной переброски материи из нашей в другую Вселенную и наоборот. Впрочем, если Стражи были особо внимательны, они не могли упустить из виду, что эти астральные возмущения выглядели непривычными. По крайней мере, они должны быть таковыми. Их порождали сочетания сугубо физических процессов с эмоциональным воздействием на материю — мне трудно передать это словами. Возможно, это явление — боковая ветвь в развитии цивилизации, возможно, её новая ступень. А вот на остальные два вопроса я ответить не в силах. Предначертанный Враг, действительно, достал меня на Белведи. Не сильно, но чувствительно. Каким образом, я не знаю. Что же касается гибели миров — об этой трагедии я услышал только что: физиками и астрономами Белведи ничего подобного не зарегистрировано.

Юрий уловил моментальный обмен мыслями среди Просветленных. Всего-то доля секунды, в которую вместились сотни образов и мыслеформ. При такой скорости передачи не хватало времени, чтобы прочесть их.

— Юрий, — объявил Алишер, — Ареопаг пришел к общему решению. Ты волен пребывать в любом мире. И Ареопаг не собирается давать тебе какие-либо поручения. В помощи тебе не откажут, твой зов услышат, где бы ты ни был. Отныне ты волен сам выбирать свой путь.

По выщербленному асфальту тащился старик в серых парусиновых штанах, пропыленной фуфайке и нетрадиционной для сих мест тюбетейке. При нем не было никакой поклажи, ни котомки, ни посоха. Впрочем, вряд ли он нуждался в опоре. Несмотря на внешнюю неспешность, шаг его был упруг и тверд. Августовское солнце не выжало из его морщинистого загорелого лица ни капли пота. Трудно было определить его национальность: народы в Советском Союзе перемешались настолько, насколько позволяет генетика. Изредка пешехода обгоняли, подпрыгивая на ухабах, грузовики и легковушки. Одна из машин притормозила.

— Садись, отец, подкину, — из кабины выглянул белобрысый паренек в грязной майке и с папироской в углу рта.

Старик не заставил себя упрашивать.

— Далеко топаешь? — поинтересовался водитель.

Ответ прозвучал невразумительно, но парень не стал переспрашивать. Собственно, ему было всё равно. Нашелся попутчик — и ладно, есть с кем перемолвиться, глядишь, и время пройдет незаметно. Впрочем, относительно собеседника парень просчитался. Старик, если и говорил, то очень односложно и с сильным акцентом. Приходилось словоохотливому шоферу чесать языком за двоих.

Мотор вдруг несколько раз выразительно чихнул.

— Вот зараза! — беззлобно выругался водитель, остановясь на обочине и вылезая из-за руля. — Топливный насос, наверное.

Через минуту он уже копался в чреве машины. Вернулся в кабину, попробовал запустить двигатель и вновь исчез под крышкой капота. Вынужденная стоянка затягивалась. Ремонту не помогали даже крепкие словечки, которыми парень сопровождал каждое свое действие. Так длилось минут двадцать, после чего пассажир выбрался из кабины и отстранил незадачливого механика.

— Сядь за руль, — приказал он.

С поломкой он справился в считанные минуты. Двигатель довольно заурчал, а шофер только и сказал:

— Ну, ты, батя, спец!

Опять по обеим сторонам дороги потянулись бесконечные поля, разорванные на части лесопосадками. Старик безразлично смотрел в ветровое стекло.

Впереди показалось нелепое бетонное сооружение, от него вправо уходила грунтовая дорога.

— Всё, отец, я приехал, — водитель кивнул в сторону бетонного постамента, на котором красовалась надпись "Колхоз "Заря коммунизма". — А тебе далеко еще?

Вместо ответа старик вытащил из нагрудного кармана смятую трешку и протянул ее шоферу. Тот протестующее замахал руками. Тогда старик молча спрыгнул с подножки и, не оглядываясь, зашагал дальше. Он и сам не знал своего маршрута, как и цели приезда сюда. Двадцать лет назад он проехал здесь, сам будучи за рулем. Тогда на нем была форма генерала вермахта, хотя к этому ведомству он не имел ровно никакого отношения.

Впрочем, совсем недавно, меньше суток назад, он выглядел тоже иначе. Строгий двубортный костюм в полоску, широкий галстук с бриллиантовой булавкой. На ногах — туфли, чтобы купить такие, подвозившему его водителю пришлось бы крутить баранку не один месяц. Всё это добро вместе с паспортом на имя гражданина США Сэмюэля Форса сейчас покоилось в мусорном контейнере или на какой-нибудь свалке в окрестностях Москвы. Он не был привязан к вещам даже в дни нищего детства.

Одно Он знал точно: в этой стране, которой он принёс столько горя, его будет искать один единственный человек. И, рано или поздно, их встреча состоится. Предначертанное исполнится.