Рудольф Жакмьен Нэсси, или яйцо бронтозавра





Если бы кто-нибудь графически изобразил путь, пройденный по жизни Робертом Клиффордом, то получилась бы необычайно запутанная и узловатая линия, потому что Боб держался довольно сумасбродного курса. Эта линия начиналась в одной из тесных и грязных улочек Ист-Энда, фабричного района британской столицы, петляя затем по всем уголкам громадного дымного города на берегах старой Темзы, так как Боб с десяти лет зарабатывал себе на хлеб продажей газет. Из-за недостатка времени и интереса мальчишка проучился только пять лет. На своей пятнадцатой весне Бобби тайком пробрался в угольную яму большого парохода, который по дороге в Индию в Бискайском залнве попал в жестокий атлантический шторм. Здесь жизненная линия предприимчивого и жаждущего приключений паренька чуть не оборвалась.

От дикой килевой качки уголь в бункере неожиданно обвалился и засыпал Бобби в его темном укрытии. К счастью, минуту спустя лопата помощника кочегара наткнулась на потерявшего сознание «морского зайца» и спасла ему жизнь. Последствиями всего этого были хорошая трепка и место юнги на пароходе.

Затем он около тридцати лет бороздил моря и океаны на всевозможных «плавающих калошах» под различными флагами — в качестве матроса и кочегара. Плавал на шхуне, хозяин и капитан которой при случае приторговывал наркотиками. Был вышибалой в портовой таверне в Гонолулу. А однажды, когда оказался совсем на мели, поставлял клиентов в один из домов терпимости в Буэнос-Айресе.

Сорока пяти лет от роду он вдруг влюбился, да так, что без долгих размышлений согласился на главное условие милой и домовитой вдовы Мириам Гопкинс: оставить рискованную профессию моряка и навсегда бросить якорь в спокойной гавани супружества. Майк, брат Мириам, взял его на стройку, где сам работал десятником.

Ровно семь лет лазал бывший моряк по строительным лесам. На восьмом году под ним сломалась доска и он летел с одиннадцатого до девятого этажа, где спасительная рука судьбы в виде железного арматурного крюка схватила его за пояс и удержала от дальнейшего падения. Несколько минут висел он над уличной пропастью, болтая руками и ногами, онемев от испуга. Но тут подоспели товарищи и освободили его из затруднительного положения. И только после этого Боб обнаружил, что большой лоскут кожи со спины оставил на крюке... Этот случай внушил ему полное отвращение к воздушной акробатике на лесах, которые напоминали ему порой о мачтах и вантах. Поэтому он сразу уступил требованию перепуганной Мириам оставить это опасное занятие.

Счастливая звезда, в которую неисправимый оптимист Боб верил всегда, не обманула его и на этот раз. Знакомый капитан, с которым он однажды у берегов Голландии чуть не угодил к рыбам, замолвил за своего бывшего матроса словечко директору Британского музея естественной истории, которому омытый всеми водами и овеянный ветрами старый морской волк привозил иногда из своих странствий экзотические редкости.

Этот экскурс в прошлое был необходим, чтобы иметь представление о Роберте Клиффорде. Мы застали его в солнечный июльский день на его служебном месте в громадном зале палеонтолого-зоологического музея, чрезвычайно интересного хранилища, где он уже третий год оберегает собранные со всех концов земли и — будем откровенны!— частично даже награбленные сокровища. Самобытное местечко, где, не покидая стен, можно совершить путешествие вокруг земного шара.

Следует отметить, что Боб, несмотря на недостаток рвения к учению, с детства был страстным читателем и в этом полезном занятии неизменно предпочитал книги о путешествиях, хитро сплетенные криминальные истории и фантастические романы.

Его постоянным местом в музее был, собственно говоря, отдел южных морей. Он хорошо знал здесь многие экспонаты, так как во времена рискованных рейсов с контрабандой между вечнозелеными островами Полинезии они нередко попадались ему на глаза.

Однако с тех пор, как старая, высохшая, как египетская мумия, миссис Хиггинс полгода назад ушла на пенсию, музейное руководство назначило Роберта Клиффорда на ее место. Вначале ему было немного не по себе среди окаменевших скелетов доисторических гигантских ящеров и других подобных зверей, пока упомянутая старая дама не дала ему почитать богато иллюстрированную трехтомную книгу, страницы которой пестрели цветными изображениями громадных летающих птеродактилей, бронтозавров, внушающих ужас тиранозавров и им подобных предисторических монстров.

Эта книга заставила его смотреть другими глазами на остов бронтозавра двадцати метров в длину и семи в высоту, который громоздился посреди просторного зала. Это был гигант. Массивная арка могучего спинного хребта, колоннообразные кости ног, ребристый хвост создавали ясное представление о животном мире той далекой эпохи. Непомерно маленький череп в сравнении с громадным туловищем доказывал, что у этого первобытного гиганта был крохотный мозг.

Под самим потолком зала парило с распростертыми крыльями из искусственной ткани, размаха которых хватило бы для современного спортивного самолета, чучело птеронадона, а вдоль стены выстроилось страшное стадо маленьких и больших скелетов других зверей.

Пестрые таблички поясняли, что это окаменевшие остовы мамонтов, пещерных медведей, саблезубых тигров и других травоядных и хищных животных. Цветные картины изображали их всех так, как они должны были выглядеть в жизни.

В лондонских кинотеатрах в то время шел цветной широкоэкранный фильм «Миллионы лет назад». Боб Клиффорд с неослабевающим интересом просмотрел его несколько раз. При этом едва прикрытые мехом пленительные первобытные дамы привлекали его внимание гораздо меньше, чем воскресшие на экране древние чудовища, которые преследовали людей или нападали друг на друга. Что стоит один поединок между тираннозавром и одетым в броню рогатым трицератопcом! У Боба при этом от жути бегали по спине мурашки..

Но довольно отклонений. Пора уже, чтобы мы приступили к самой истории, которая, как уже упоминалось, началась в жаркий июльский день, когда над каменными массивами Лондона нависла духота и от знойного воздуха рябило в глазах.

Клиффорд только что проводил подозрительным взглядом группу школьников. С этим шаловливым народцем нужно быть всегда настороже, чтобы «случайно» не ушла вместе с ним какая-нибудь допотопная косточка.

Было уже далеко за полдень, и поэтому нашествие других посетителей вряд ли предвиделось. Клиффорд сел на стул рядом с выходом, откуда он мог следить за всем залом, и открыл свежий номер еженедельника «Сатердей ивниг пост». Листая газету, он вновь увидел заголовок, привлекший его внимание еще при первом, беглом, просмотре номера.

— Ага, вот он! — обрадованно произнес он.

«ЧУДОВИЩЕ ЛOX-НЭССА: МИСТИФИКАЦИЯ ИЛИ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ?»

Автор статьи, перед именем которого стояло ученое звание, подвергал критическому анализу сенсационные, противоречащие друг другу сообщения о неизвестном гигантском существе, которое по сообщениям, время от времени появляющимся в печати, живет в отдаленном, очень глубоком озере Лох-Нэсс на севере Шотландии. Некоторые из очевидцев, дескать, ночью или в сумерках видели торчащую из воды маленькую голову на длинной, змееподобной шее, другие — выпуклую, как у кита, спину. Несколько очевидцев клялись и божились, что собственными ушами слышали далеко раздававшееся фырканье и пыхтенье. Ученый автор статьи назвал большинство этих утверждений абсурдными, обманом зрения и слуха, однако в конце своих высказываний допустил возможность, что где-нибудь в мало исследованных и трудно доступных районах земли могли сохраниться какие-нибудь разновидности первобытного животного мира. Он указал в связи с этим на открытых только в двадцатых годах нашего столетия гигантских варанов индонезийского острова Комодо, упомянул о панцирной рыбе, которая, как полагали, вымерла пятьдесят миллионов лет назад и несколько живых экземпляров которой совершенно неожиданно были выловлены за последние годы в глубинах моря.

Клиффорд отложил газету и задумчиво посмотрел на яйцо бронтозавра, лежавшее в нескольких шагах от него. Солнечные лучи, падающие сквозь высокие окна зала, играли на серой потрескавшейся скорлупе ископаемого яйца, найденного среди окаменевших остатков бронтозавров. По форме и величине яйцо было похоже па мяч для игры в регби. Просто невероятно, чтобы из этого яйца мог вылупиться детеныш такого существа, как бронтозавр, скелет которого занимает добрую половину зала.

Сколько таких яиц мог снести этот колосс: десять, двадцать, сто или более? Ясно, что при своем весе высидеть их сам он, конечно, не мог, сразу бы получилась яичница! Видимо, он это длительное и скучное дело, подобно современным большим морским черепахам, поручал солнцу и нагретому его лучами песчаному «инкубатору» на берегу водоема, в котором он тяжело и неуклюже переваливался.

Клиффорд сонно посмотрел на яйцо. Вдруг он оцепенел. Правда ли это, или его обманывают глаза, на которые он до сих пор мог всегда положиться? Ему показалось, что яйцо шевельнулось. Но нет, это невозможно. Ископаемое яйцо, пролежавшее в земле миллионы и миллионы лет и... шевельнулось? Глупости, Роберт Клиффорд! Дело обстоит просто: солнечные лучи, преломляясь при прохождении сквозь стеклянный колпак, создали мираж, обманывают тебя.

Он, слегка ошарашенный, мотнул головой, чтобы спугнуть наваждение, потом встал и подошел к экспонату вплотную. Конечно же, яйцо лежало неподвижно в маленьком углублении на бархатной подкладке, и все это было явлением зеркального рефлекса. Боб отвернулся и спокойно прошелся по просторному, теперь пустому залу, испытующе скользя взглядом по уникальным, ставшим уже знакомыми экспонатам.

Черт возьми! Что это с ним сегодня? Ему показалось, что тигр особенно хищно скалит свои саблевидные зубы, пещерный медведь собирается облапить его и даже летящее чудовище под потолком шевелит гигантскими крыльями...

Клиффорд вытер со лба выступивший пот. Понятно, в этом сумасшедшем обмане чувств виновата проклятая жара, которая словно струится с улицы, от раскаленных крыш. Наверное, будет гроза... — Да, освежающий ливень сейчас не помешал бы.

Он повернул назад. Проходя мимо чертова яйца, не мог удержаться, чтобы не бросить на него подозрительный взгляд. Святой Патрик! Снова это еле заметное колебание!

Одним прыжком он оказался у экспоната и впился глазами в окаменевший «мяч для игры в регби». Вот, снова шевелится! На этот раз Клиффорд видел это отчетливо. Он готов поспорить на что угодно!

Подчиняясь внезапному побуждению, он поднял стеклянный колпак и положил руку на скорлупу древнего яйца. От него исходило живое тепло, которое не могло быть вызвано солнечными лучами. Вот... Боб невольно вздрогнул. Он пальцами почувствовал идущее изнутри легкое постукивание. Пусть это фантастично, но факт: в яйце бронтозавра проснулась жизнь!

Смутить, вывести из равновесия Роберта Клиффорда было трудно. Бурная жизнь научила его в любой ситуации сохранять спокойствие. Но на этот раз он стоял растеряный, даже испуганный биологическим чудом. Что ему делать? Кто поверит в невероятное?! Да, да, тут нужны свидетели! Там на столике телефонный аппарат. Лучше всего позвонить сейчас же сэру Эдварду Смиту, директору музея. Пусть он сию минуту придет и собственными глазами убедится в реальности этой небывалой сенсации.

Боб снова накрыл яйцо колпаком, бросился к аппарату, рванул трубку и... положил ее после недолгого колебания медленно на место. Фантастическая мысль мелькнула в его голове. Что если оставить честь открытия себе одному? Взять яйцо домой, заменить солнечные лучи рефлекторной лампой, искусственно довести до конца, стихийно начавшийся процесс... Вылупившегося детеныша выкормить и подарить безмерно удивленным современникам живого бронтозавра? Мысленно он уже видел жирные газетные заголовки:

«Фантастическое открытие смотрителя музея Клиффорда!»

«Невероятная биологическая сенсация!»

«Живой бронтозавр в двадцатом веке!»

Боб покачал головой. Безумная идея! Впрочем, почему безумная? В яйце действительно проснулась жизнь, в окаменевшей скорлупе что-то шевелится... А что может шевелиться кроме зародыша?!

Но не так-то просто взять яйцо с собой. Витрина не может быть пустой. Исчезновение допотопной редкости сразу заметят, и тогда разразится колоссальный скандал. Нет, он должен заменить экспонат копией, похожей на него, как... Ну, конечно, как одно яйцо на другое! Да разве нет у него дома извести, цемента и песка? Размеры и вес? Все точно указано на табличке под экспонатом, но ему даже не нужно туда смотреть, он и так знает: длина 24 сантиметра, диаметр 18 сантиметров, вес 3470 граммов!

Эге! Было бы смешно, если бы он не сумел сделать точную копию ископаемого уникума! Разве нет в одном из трех томов «Исторической фауны», что дала ему читать уважаемая миссис Хиггинс, снимка этого яйца с подробнейшим описанием?

Взгляд Боба упал на заголовок лежащей на столе газеты: «Чудовище Лox-Нэсса. Мистификация или действительность?»

Он вдруг засмеялся. Подождите немного, дорогие читатели. Роберт Клиффорд сделает мистификацию живой действительностью. Черт возьми! Это будет сенсацией века!


* * *

Он добрался, как всегда, на двухэтажном автобусе до Гидеапарка, чтобы продолжить оттуда дорогу домой на оставленном у Эндрью Текльтона велосипеде. Текльтон, школьный товарищ Клиффорда, держал небольшую овощную лавку на Майнстрит, в этом же предместье Лондона. Когда, поздоровавшись с женой Эндрью, Боб вошел в тесное помещение лавки, в которой вечно пахло луком, капустой, петрушкой и прочей зеленью, дородная, но подвижная и расторопная Доротея кивнула ему в ответ и показала на дверь в глубине лавки.

— Эндрью во дворе.

Клиффорд с трудом пробрался между расставленными вдоль стены ящиками с товаром, прошел расположенный за дверью коридор и вышел во двор. Текльтон, длинный и худой, с воинственными усами под острым, выпирающим вперед носом, очищал как раз кочаны капусты от поврежденных и слегка попорченных верхних листьев. Он повернул голову на звук открывающейся двери и выпрямился.

— А, это ты, Боб. Уже конец рабочего дня?

— Как видишь. Я же не торгую гнилой капустой, и мой музей закрывается в шесть часов.

Текльтон ответил на шпильку друга снисходительной улыбкой.

— Зато я сам себе хозяин и мне не нужно стеречь допотопные чудовища.

— Это не так скучно, как ты думаешь,— возразил Клиффорд.— Ты смотрел фильм «Миллионы лет назад»?

— Конечно. Он нам с Доротеей очень понравился.

— Вот видишь. Когда я смотрю на своих монстров, то пытаюсь иногда представить себе, как они выглядели в жизни, как дрались между собой. Часто пробирает меня при этом дрожь.

Текльтон рассмеялся.

— Хорошее времяпровождение! В таком случае моя капуста, мои помидоры и салаты нравятся мне больше.

«Если бы ты знал!» — подумал Боб.

Он едва мог удержаться от желания рассказать школьному товарищу о своем сенсационном открытии. Вот бы удивился! Но нет, нельзя. Ни в коем случае! Только когда вылупится детеныш динозавра и...

Он смотрел, как зеленщик бросает отходы капусты в корзину, и вдруг спросил:

— Ты куда деваешь эти отбросы, Энди?

Текльтон удивленно посмотрел на него.

— Смешной вопрос. В мусорный ящик, куда же еще. Может быть, возьмешь их для своей козы?

— Спасибо. Сейчас еще много свежей травы. Просто так подумал. Ими ведь можно накормить десятков кроликов.

Текльтон пожал плечами.

— Я эту скотину держал, да бросил. Уж очень хлопотливое занятие. К тому же Долли не переносит даже запаха кроличьего мяса. Да вот она сама.

Доротея Текльтон показалась в дверях дома, подошла и подала Клиффорду плетеную корзинку, покрытую сверху нежно-зелеными листьями салата.

— Вот, возьми для Мириам. Чудесная клубника. Сегодня получили большую партию. Передай ей привет, и пусть нас не забывает. Не видели ее уже целую вечность.

— Большое спасибо, Долли. Все передам.— Он полез в карман и достал кошелек.

Доротея замахала руками:

— Не надо. Пусть Мириам меня навестит. Вот и все.

Эндрью согласно кивнул:

— Приходите в воскресенье на чай, Боб.

— С удовольствием,— ответил Клиффорд. Он поблагодарил Долли еще раз за клубнику, вывел из-под навеса свой велосипед, повесил корзинку на руль и попрощался. — До завтра.

— Будь здоров. Привет Мириам.

Шесть километров до маленького собственного дома на окраине поселка Гринвуд он, спокойно нажимая на педали, преодолевал обычно за полчаса, а на этот раз уложился в двадцать минут. Мириам, как всегда в этот вечерний час, поливала цветы в крохотном палисаднике перед домом. Когда Боб провел велосипед через калитку в живой изгороди, отделяющей палисадник от улицы, она оставила лейку и пошла ему навстречу.

— Добрый вечер, Мири,— приветствовал ее Боб, снял корзинку с руля и подал жене.— Это посылает тебе Долли. Она пожаловалась, что ты не показываешься у них. Они приглашают нас на следующее воскресенье на чай. Пойдем?

— Добрый вечер, Боб,— ответила Мириам, принимая корзинку. Приподняв листья салата, она с восхищением воскликнула: — Клубника! А сорт-то какой! Виктория!

— Правильно,— подтвердил Клиффорд,— и если за ужином ты угостишь меня даже полной тарелкой этих ягод, я не откажусь,— закончил он весело.

— Знаю тебя, сластену,— засмеялась Мириам.— Иди тогда, поставь своего железного ослика в сарай и приходи ужинать.

Боб не замедлил выполнить первую часть этого требования. Он обошел кирпичный домик с легкой мансардой над входом, пересек мощеный двор и открыл одну створку ворот в просторный сарай, который раньше одновременно служил конюшней и помещением для телег, потому что отец Мириам долгое время держал небольшой гужевой извоз.

За деревянной перегородкой слева от входа ему навстречу раздалось вечно недовольное блеяние козы Лисси, за которой из-за жирного и вкусного молока Мириам заботливо ухаживала. Но Клиффорд не обратил на нее сегодня никакого внимания. Поставив велосипед, он подверг сарай детальному осмотру и пришел к выводу, что он будто специально приспособлен для задуманного дела. Около тридцати футов в длину, двадцати в ширину и десяти в высоту без верхнего сеновала, он очень подходил, под «хлев для бронтозавра». Когда это название ему пришло в голову, Боб про себя ухмыльнулся. Конечно, для взрослого бронтозавра сарай слишком мал, но как «детская комната» для детеныша вполне подходит.

Насвистывая мелодию старой матросской песенки, Боб просматривал лежавший в углу строительный материал, которым он при случае пользовался, когда кому-нибудь в поселке помогал в постройке курятника или другого подобного сооружения. Цемент, известь, песок — все под рукой. Ему очень хотелось тут же приступить к работе, однако нетерпеливый голос Мириам позвал его домой.

— Где ты там пропадаешь, Боб? Клубника ждет тебя.

— Я уже иду,— отозвался он. Продолжая насвистывать, он вымыл в кухне руки, сел за стол и стал лакомиться клубникой.

— Превосходно! — весело похвалил он, сунув в рот сидящей против него Мириам несколько самых крупных ягод и взялся за ужин. Мириам подозрительно посмотрела на него через стол и заметила:

— У тебя сегодня какое-то приподнятое настроение. Уж не выпил ли у Энди рюмочку?

— Что ты, милая, ни капли.

— Ну тогда, наверно, в твой музей опять привезли какие-то исторические косточки.

— Тоже нет,— отрицал Боб. И уже второй раз за этот вечер подумал: «Если бы ты знала!»

Он, конечно, понимал, что волей-неволей должен посвятить жену в свой замысел. Но не сегодня. Она узнает об его открытии тогда, когда он принесет яйцо бронтозавра домой и потребуется рефлекторная лампа, которую они зимой иногда включают, чтобы в комнате стало теплей и уютней. Но пока...

— Нет, Мири,— продолжал он, смущаясь,— дело в том, что сэр Эдвард просил меня сделать копию яйца бронтозавра, что ты видела в моем отделе. Где-то открывается палеозо... Фу черт! Все еще спотыкаюсь об эти ученые выражения. Открывается, значит, палеонтолого-зоологическая выставка, и на ней должно экспонироваться наше яйцо бронтозавра. Однако директор музея опасается, что драгоценный экспонат может потеряться или повредиться, и поэтому хочет послать туда его копию. Дело не терпит отлагательства, и я попытаюсь «снести» такое большое яйцо ещё сегодня,— закончил он, смеясь.

Мириам с сомнением покачала седоволосой головой.

— А не много ли ты на себя берешь? Ты ведь не скульптор,— сказала она.

— Зато бывший штукатур! — ответил Клиффорд самоуверенно.— И было бы смешно, если бы не справился с этим делом.

У него буквально чесались руки сейчас же начать делать яйцо. Из чулана в конце коридора он достал свою старую спецовку, переоделся и пошел в сарай. В небольшом деревянном корыте он перемешал цемент с песком, добавил немного извести и воды и превратил все это в густую тягучую массу. Ему не сразу удалось найти нужный оттенок цвета, но после нескольких экспериментов он все-таки добился своего. Тогда он отложил в сторону мастерок и начал лепить яйцо руками. Это оказалось труднее, чем он предполагал.

— Эх, если бы была форма! — бормотал он с нетерпением. Но времени для изготовления формы у него не было. Он спешил, потому что должен был заменить оригинал в музее копией, прежде чем посетители заметят, что древнее яйцо шевелится. Поздние сумерки июльского вечера сгустились, стало темно.

Было уже около полуночи, когда Клиффорд наконец остался своим произведением доволен. Острием ножа подделал он по памяти на скорлупе яйца трещинки и бороздки, не забыл также маленькую зарубку, которая, быть может, была следствием удара мотыги при раскопках. Незначительные отклонения от оригинала едва ли кто заметит, тем более, что большинство посетителей этому невзрачному экспонату, как правило, уделяют мало внимания. Вероятно, не сойдется и вес, но это тоже не играет роли. Кому придет в голову взвешивать гигантское яйцо? Что же касается прочности копии... Он ведь лепил муляж из быстро твердеющего цемента, и до утра яйцо станет как камень. Как оригинал!

...Старая кожаная сумка, в которой он носил с собой второй завтрак, подозрительно разбухла, когда он туда спрятал цементное яйцо и утром раньше обычного поехал на работу. Однако ни Текльтоны, у которых он, как всегда, оставил велосипед, ни старый близорукий портье у служебного входа музея не заметили этого.

— А вы сегодня рано, мистер Клиффорд,— констатировал старик, взглянув на большие часы, висевшие на стене против его окошка.

— Успел на ранний автобус, папаша Хиггерт,— объяснил Боб и поспешил дальше. Он намеренно пришел раньше, чтобы без помехи осуществить свой план. До появления первых посетителей, которых в ранние утренние часы обычно было мало, оставалось достаточно времени, чтобы подменить яйцо. Он удостоверился, нет ли кого вблизи из его коллег-смотрителей, снял колпак над экспонатом и приложил ладонь к яйцу. Дрожь прошла у него по телу. Яйцо за ночь не остыло — верный признак того, что в нем была жизнь. И вот опять это легкое, почти неощутимое постукивание, идущее изнутри. Он поднял яйцо осторожно из бархатного углубления подстилки и переложил в кожаную сумку так бережно, словно боялся, что оно может рассыпаться на куски. Затем поместил в опустевшее «гнездо» свою подделку и накрыл ее стеклянным колпаком. Дрожащими от волнения руками спрятал он сумку с драгоценным содержимым в шкафчик, где хранил свою служебную форму, закрыл его на ключ и со вздохом облегчения опустился на стул.

Все идет, как было задумано. Муляж похож на оригинал, как... Правильно, как одно яйцо на другое. «Ну и бедовый ты парень, Клиффорд!», — похвалил он себя мысленно и с удовлетворением посмотрел на фальшивку в в витрине.

Скоро после открытия музея в отделе появилась группа школьников. Сопровождающий их учитель прочел им целую лекцию о динозаврах, неоднократно показывая при этом на гигантский скелет бронтозавра и на окаменевшее яйцо. Клиффорд про себя благодарил бога и покровителя моряков святого Патрика, что вовремя подменил оригинал цементной бутафорией, иначе любопытные и острые глаза ребятишек, обычно толпящихся вокруг этой витрины, могли бы заметить, что яйцо в возрасте нескольких миллионов лет подает признаки жизни...

В этот день Боб едва мог дождаться закрытия музея. Прикладывая ладонь к яйцу, он несколько раз убедился, что постукивание внутри продолжается. Он с возрастающим нетерпением снова и снова посматривал на часы. Когда он потом взял свой велосипед у Текльтонов, ему с большим трудом удалось скрыть желание, как можно скорее поехать домой. Но Энди, кажется, все-таки что-то заметил, потому что посмотрел на друга и спросил:

— Что-то ты сегодня очень торопишься. Может, что случилось?

— Нет, нет,— заверил Боб и тут же стал прощаться.— Мириам хотела сегодня пойти к своей золовке, чтобы помочь ей раскроить новое платье. Итак, до завтра.— Поблагодарив Долли еще раз, уже от имени Мириам, за вчерашнюю клубнику, он уехал.

Его жена была немало удивлена, когда он достал из сумки вчерашнее яйцо.

— Оно не понравилось? — спросила она доверчиво.

Клиффорд осторожно положил допотопное яйцо на

кухонный стол, предохранил его двумя посудными полотенцами от падения, велел Мириам сесть и заявил:

— Мири, я должен открыть тебе большую тайну. Тайну исторического значения. То, что ты здесь видишь, это не цементное яйцо, которое я вчера сделал, а настоящее яйцо бронтозавра из музея!

Она посмотрела на него, не понимая.

— Настоящее яйцо? Как же так?

Боб кивнул и продолжал:

— Ты не волнуйся, я тебе сейчас все объясню. Но сначала положи руку на яйцо.

Помедлив, она уступила его требованию, несмело положила свою маленькую ладонь на яйцо и через несколько секунд испуганно отдернула ее.

— Боже мой, Бобби! Что это значит? — прошептала она, словно боясь, что ее услышат.

— Это значит, уважаемая миссис Клиффорд, что в этом каменном яйце проснулась жизнь! Невероятно, но факт! Когда я случайно это заметил, тоже не поверил своим глазам, не смел довериться своим рукам, но чудо действительно свершилось. В этом яйце шевелится зародыш бронтозавра! В первое мгновение я хотел сообщить о своем открытии руководству музея, но потом мне пришла в голову блестящая идея. В музее яйцо часами освещалось солнцем, причем стеклянный колпак, под которым оно лежало, действовал как зажигательное стекло. Естественное солнце мы заменим электрической рефлекторной лампой и доведем процесс развития зародыша до конца. Ты понимаешь, что это значит, Мири? В один прекрасный день, который несомненно войдет в историю, мы подарим современникам живого бронтозавра!

Мириам озабоченно покачала головой.

— Не знаю, Боб, хорошо ли это кончится... Тебя не накажут, если скроешь это дело?

— Эх, глупышка! Кто посмеет наказать смотрителя музея Роберта Клиффорда, человека, открывшего живого бронтозавра и вырастившего его?! Напротив, Мири, мое имя станет известным во всем мире. Репортеры газет и операторы телевизионных компаний будут ломиться в наши двери, будут предлагать сотни, что я говорю, тысячи фунтов за одно интервью, нас с тобой будут показывать вместе с бронтозавром на экранах всего мира...

Клиффорд вошел в азарт, вдохновляясь соблазнительными перспективами, которые возникали мысленно перед его глазами.

— И в первую очередь ученые, Мири. Зоологи! Палеонтологи! Они созовут всемирный конгресс и пригласят нас с тобой, чтобы мы подробно рассказали о том, как все произошло.

Он, вероятно, еще долго наслаждался бы этими видениями, если бы их не прервал мелодичный звук дверного звонка. Они оба вздрогнули, словно попались в нечестных поступках. Неужели проделка с яйцом уже открылась? Боб первый взял себя в руки, схватил яйцо, отнес его быстро в спальню, недолго думая, сунул его под одеяло широкой супружеской кровати. Мириам подождала, пока он вернулся, и пошли открывать.

Но это был только почтальон, который принес телеграмму-молнию. Мириам смущенно поблагодарила, развернула телеграмму дрожащими пальцами и прочитала подошедшему Бобу краткий текст. Вильям, ее сын от первого мужа, сообщал: «Поздравляем после двух внучек первым внуком зпт продолжателем рода тчк вес три зпт четыре кило тчк Джейн чувствует себя хорошо тчк ура тчк».

Мириам облегченно вздохнула, а Боб удивился:

— Три тысячи четыреста граммов! Почти столько же, сколько яйцо бронтозавра! Если это не хорошее предзнаменование, я готов проглотить корабельный якорь вместе с цепью!

Мириам слегка шлепнула его по тубам.

— У тебя в голове только это яйцо. Ты меня хоть поздравь. После двух девочек наконец крепкий мальчик!

— С удовольствием,— с готовностью заявил Боб, обнимая свою женушку и целуя ее. Она, смеясь, вырвалась из его объятий и теперь уже сама вернулась к прерванному разговору.

— Давай обсудим, где устроим гнездо для этого гигантского яйца.

За ужином они решили, что самое подходящее место — подвальная прачечная, где можно скрыть яйцо от случайных глаз. После чая Боб принес из сарая деревянный ящик, положил туда старое одеяло и поместил яйцо на мягкую теплую подстилку. Мириам принесла рефлекторную лампу. Боб подвесил ее на низкий потолок, включил и отрегулировал так, чтобы ее лучи падали на яйцо.

После короткого молчания у импровизированного гнезда Мириам тихо сказала:

— А сможет ли он вылупиться? Эта каменная скорлупа...

— Вылупится,— ответил Боб уверенно.— Если нужно, мы ему поможем.

Она посмотрела на него и весело съязвила:

— Роберт Клиффорд в качестве акушерки, в роли повивальной бабки бронтозавра!

Тут они оба рассмеялись и в мире и согласии вышли из подвала. В следующие дни и недели Роберт и Мириам внимательно следили за яйцом, заботились о том, чтобы оно не перегрелось. С радостным волнением они отмечали, что оно становится все «живее», а его колебательные движения все сильнее. В последнюю субботу августа Мириам встретила Боба с заметным возбуждением, повела его сразу в подвал и указала на одну из трещин в скорлупе, которая шла как раз посредине упомянутой уже зарубки.

— Посмотри Боб, она стала шире!

Клиффорд тотчас увидел, что трещина действительно расширилась на два-три миллиметра. Он взял яйцо из ящика и приложил ухо к шершавой скорлупе. Ему показалось, что он слышит слабый писк. Мириам последовала его примеру и кивнула утвердительно. Она тоже услышала шорох.

— Боб, — прошептала она,— я думаю, уже пора.

Клиффорд положил обе ладони на яйцо и четко ощутил, что внутри что-то шевелиться.

- Да, кажется, он хочет выбраться, но не может проломить окаменевшую скорлупу, — подтвердил он сиплым от волнения голосом. — Не спускай с него глаз, Мири. Я сейчас вернусь, возьму только из сарая стамеску.

Он пустился было бежать, но чтобы не привлекать внимание посторонних, умерил во дворе шаг. И все-таки ему не удалось пройти незамеченным. Когда он возвращался

с инструментом, уже на ступеньках заднего крыльца его остановил голос мистера Брауна, соседа, занятого рядом в своем саду уборкой урожая. Бывший сборщик налогов, давно уже вышедший на пенсию, стоял на высокой лестнице и снимал спелые плоды с верхушки раскидистой яблони.

— Добрый вечер, мистер Клиффорд,— поздоровался старик, махнув приветливо рукой, в которой держал краснобокое яблоко.— Хорошие яблоки в этом году. Особенно этот сорт. Сладкие, сочные. Угощайтесь... — Не дожидаясь ответа Клиффорда, он так ловко бросил яблоко через каменный забор, что Боб легко его поймал.

— Большое спасибо, мистер Браун! — поблагодарил он.— Будьте осторожны! Если вы с такой высоты будете спускаться без парашюта, это может кончиться плохо! «Провались ты со своими яблоками!» — подумал он про себя, досадуя на промедление.

Послышался смех Брауна, напоминающий блеяние козы.

— Не беспокойтесь, мистер Клиффорд! Я ведь здесь лазаю каждый год и яблоки снимать еще пока не разучился.

Боб стоял как на горячих углях.

— Ну, тогда ни пуха, ни пера! — пожелал он веселому старику, ответившему ему новым блеянием.

— С кем это ты так громко разговаривал? — спросила Мириам, когда он снова вошел в подвал.

— Наслаждался беседой с этим тугоухим сборщиком налогов,— усмехнулся Боб.— Он снимает свои яблоки. А вот это он мне бросил через забор. На, возьми. Ну, довольно об этом. Что поделывает наш малыш?

— По всему видно, хочет выбраться оттуда.

Боб нерешительно смотрел на яйцо. Теперь, когда с нетерпением ожидаемое мгновение наступило, его вдруг охватила робость. Не взял ли он на себя слишком большую ответственность своим самовольством? Один бог

65

знает, что действительно скрывается под этой шершавой скорлупой. Зародыш бронтозавра или другого чудовища той далекой эпохи гигантских пресмыкающихся?

Тут уже Мириам напомнила ему:

— Помоги ему, Боб, иначе зверек может задохнуться в своем каменном мешке.

Клиффорд внутренне напрягся и, выключив рефлекторную лампу, осторожно вложил острие стамески в трещину на скорлупе, пытаясь ее расширить. Но твердая скорлупа не поддавалась его усилиям. Он нажал на стамеску сильнее, и она с резким противным скрежетом, от которого у Мириам побежали мурашки по спине, стала углубляться... И вдруг яйцо распалось на две неравные части.

— Ох! — воскликнула Мириам от неожиданности.

Оба так быстро наклонились над ящиком, что больно

стукнулись головами, но не обратили на это внимание. Среди обломков скорлупы они увидели голое розовое существо величиной с маленькую курицу, которое тотчас начало шевелиться. Тонкая змееобразная шейка, на конце которой сидела головка с лесной орех, медленно вытянулась, качнулась раза два туда и сюда и снова бессильно опустилась, чтобы тут же опять вытянуться. Тело тоже пришло в движение, попыталось приподняться на куцые передние лапки.

— Бронтозавр! — вырвалось у Боба, так как сходство, несмотря на стократное уменьшение, было очевидным.— Настоящий детеныш бронтозавра!

Несколько минут они смотрели на новорожденного в немом удивлении, потом практичная Мириам сказала:

— Он голодный. Принесу ему немного молока.

Через пару минут она вернулась с ковшиком козьего

молока, мягко ткнула качающуюся головку детеныша в белую жидкость.

— Ну, пей же, глупыш,— ласково пробормотала она.

Звереныш поневоле открыл беззубый рот, глотнул, подавился, фыркнул и, захлебываясь, начал жадно пить.

Он чмокал, как младенец у груди матери. Два человека взволнованно смотрели на него, обмениваясь понимающими взглядами.

— Я уже тревожился, как и чем в начале будем его кормить,— заметил Боб.— Теперь у меня словно гора с плеч упала, Мири. Маленький разбойник сразу понял, что нужно, чтобы остаться в живых. Но беспокоюсь, как он будет развиваться дальше.

— А чем питались его предки? — поинтересовалась Мириам.

— Они были вегетарианцами, ели только растительную пищу,— рассказывал Боб, обрадованный тем, что может применить добытые из книг знания.— Они жили в болотистых местах, на окраинах мелких водоемов, валялись в иле и тине. При громадных размерах своего тела и гигантском весе они, хотя и умели плавать, но на суше передвигались с трудом, напоминая странствующие холмы. У них не было ни когтей, ни острых зубов, их единственным оружием был толстый мощный хвост. Ученые предполагают, что даже страшные тиранозавры не осмеливались нападать на этих колоссов, так как гигант одним ударом хвоста мог сломать им хребет.

— А ты веришь,— с сомнением в голосе прервала Мириам его научно-популярную лекцию, — что эта голая курица может превратиться в громадного бронтозавра?

— Надеюсь,— уверенно сказал Боб.— Но животное доставит тебе кучу хлопот, Мири, потому что прежде чем оно окрепнет, мы не должны спускать с него глаз. Я думаю, что в начале он должен оставаться в своей люльке из скорлупы, пока сам оттуда не выберется. А воздух в подвале для его маленького голого благородия, полагаю, слишком холодный. Я снова включу лампу и поставлю ее на минимальное тепло, чтобы он не закашлял,— закончил он, шутя.— А теперь пойдем, я тоже проголодался.

Говоря о дополнительных хлопотах для Мириам, Боб был прав. Как только детеныш проголодался, он начал пронзительно пищать, и Мириам поспешила снова наполнить его миску.

Когда она через неделю пришла однажды утром в подвал, чтобы накормить малыша, она, к своей радости, обнаружила, что он старается освободиться от остатков скорлупы. Он добрался до края скорлупы, та опрокинулась, он упал на спину, несколько минут беспомощно пищал и болтал в воздухе своими короткими тупыми ножками и лишь после нескольких напрасных попыток встал, наконец на свои косолапки. Как только это ему удалось, он тут же попробовал сделать первые самостоятельные шажки. При этом он несколько раз падал набок, торопливо поднимался и снова начинал осматривать тесный квадрат своего жилища. Усталый от первой прогулки вдоль стен ящика, он лег, вытянув шею, протянув вперед ножки, на мягкую подстилку и опустил большие веки над темными глазами.

Когда Клиффорд вечером пришел домой и, как уже стало для него привычным, сразу спустился в подвал, он некоторое время весело смотрел, как детеныш теперь уже активнее совершал моционы в ящике и даже делал попытки приподниматься, упираясь передними ножками в стенку.

— Как ты хочешь его назвать? — спросила Мириам.

— Да, да, пора ему уже иметь свое имя,— ответил Боб задумчиво. Ему вспомнилось загадочное существо в озере Лox-Нэсс. — Назовем его просто Нэсси, — решил он. — Это имя уже широко известно и подходит для нашего малыша. Как ты думаешь?

— Нэсси,— повторила Мириам нежно,— малыш Нэсси! Хорошо!

— Я полагаю, он быстро вырастет и здесь в подвале, конечно, оставаться не может,— возобновил Боб разговор.— Я подготовлю для него бывшую конюшню. Она большая и высокая, и места там хватит.

Уже в тот же вечер он принялся за работу: сломал перегородку, что отделяла друг от друга стойла двух лошадей покойного тестя, посыпал пол опилками и подвесил, наконец, старые кормовые ясли так, чтобы Нэсси удобно было есть. И однажды вечером, когда совсем стемнело и сосед Браун с женой уселся перед телевизором, Боб перенес ящик с детенышем в конюшню, вынул малышку и посадил на мягкую подстилку.

— Доброй ночи, Нэсси,— попрощался Боб.— Спи спокойно, и пусть тебе приснится, как ты скоро увидишь весь мир.

Однако оказалось, что Клиффорд заблуждался относительно быстрого роста детеныша. Через четыре месяца, к концу года, он стал всего лишь не более полуметра в длину. Его покрывала гладкая коричневая шерстка. И его стало трудно накормить досыта.

Чтобы решить проблему с кормом, Клиффорд был вынужден посвятить в тайну своих друзей Текльтонов.

— Или ваша коза стала такой прожорливой или ты завел еще и кроликов? — спросил однажды Эидрью, когда Боб попросил оставить для него все овощные отходы. Он пригласил друзей на следующее воскресенье на чашку чая, и когда они, следуя этому старому английскому обычаю, пришли к Клиффордам, те повели их в сарай. Однако до этого удивленные Текльтоны должны были поклясться, что при всех обстоятельствах они сохранят тайну, причастными к которой они станут.

Когда они все четверо подошли к хлеву, Боб театральным жестом показал в сторону Нэсси:

— Вот, посмотрите на него. Это и есть наш обжора!

Текльтоны с изумлением воззрились на коричневое

животное с массивным туловищем, выпуклой спиной, маленькой черепашьей головкой на длинной шее и пока коротким, мясистым хвостом.

— Ну, как вы думаете, что это? — спросил Клиффорд с гордой улыбкой.

Энди пожал плечами.

— Если бы не длинная шея, я бы подумал, что это какой-то мало известный вид тюленя.

Боб ухмыльнулся:

— Тюлени питаются, как известно, не сеном и не капустными листьями, а рыбой.

— Выглядит как черепаха без панциря,— робко сказала Долли.

Теперь засмеялась Мириам:

— Дорогая, ты хоть раз видела черепаху без панциря?

Текльтоны еще некоторое время терялись в догадках,

пока наконец у Эндрью не кончилось терпение:

— Ну скажите же, что это за смешное домашнее животное вы завели себе? — потребовал он с досадой.

Боб томил друзей ожиданием еще пару минут, а потом с таинственным видом заявил шепотом:

— Это детеныш бронтозавра!

— Что?.. — вытаращил Энди глаза.

— Настоящий детеныш бронтозавра! — повторил Клиффорд, наслаждаясь удивлением Текльтонов.

— Его зовут Нэсси, — добавила Мириам.

Энди с укоризной переводил взгляд с хозяина на хозяйку.

— Вы хотите нас разыграть? Однако постойте,— высказал он только что пришедшую в голову мысль.— Не происходит ли ваш урод от загадочного существа из озера Лох-Нэсс?

Клиффорд рассмеялся:

— Нет, Энди. Как он мог попасть из Шотландии в наш сарай?! Но ты не так далек от истины, поэтому не хочу вас больше мучить неизвестностью. Вы бывали у меня в музее. Помните, там было яйцо бронтозавра под стеклянным колпаком?

Текльтоны утвердительно кивнули, и Клиффорд снова показал на странное животное в хлеву:

— То, что вы здесь видите, вылупилось из того яйца!

— Плохая шутка, Боб, — заметил Текльтон. — Ты же

сам тогда рассказывал, что тому яйцу около сотни миллионов лет, а теперь утверждаешь...

Он с негодованием умолк, а Боб, успокаивая, положил руку на его плечо:

— Это звучит, конечно, неправдоподобно, и если бы Мириам и я не пережили все это сами, мы тоже сочли бы происшедшее за сказку или газетную утку.

Он в нескольких словах рассказал историю своего сенсационного открытия, признался, что ископаемое яйцо заменил подделкой, а естественное тепло — искусственным, чтобы процесс развития довести до конца.

— Сначала Мириам кормила маленькую Нэсси козьим молоком, и хотя она давно привыкла к зеленому корму (да, да, Энди, и к твоим отходам капусты), она до сих пор отдает предпочтение молоку нашей Лисси, которая, таким образом, сама не ведая об этом, стала кормилицей динозавра.

Мириам дополнила рассказ Боба интересными подробностями:

— Представь себе, Долли, Нэсси не было месяца от роду, но уже знала свое имя. Когда я приносила ей молоко, она, пошатываясь, спешила мне навстречу, и, когда я совала ей в рот палец, она принимала его за сосок.

Потеряв от удивления дар речи, Текльтоны молча смотрели на живое чудо, которое, повернув голову к людям, казалось, прислушивалось к их разговору.

— Смотрите,— сказал Боб,— она понимает, что речь идет о ней.— Он перегнулся через низкую дверь хлева и протягивал руку.— Ну, иди сюда, Нэсси,— позвал он ласково. — Ну, иди же!

Детеныш, переваливаясь с боку на бок, тотчас подошел и обнюхал руку. В это время из-за перегородки на другой стороне сарая послышалось блеяние его «кормилицы», козы Лисси. Нэсси подняла голову и прореагировала странно визгливым, но явным блеянием. Теперь уже удивляться пришла очередь Клиффордам, потому что они еще ни разу не слышали подобных звуков, исходящих из пасти Нэсси.

— Ты слышала, Мири? — ошеломленно спросил Клиффорд.

— Конечно, Бобби. И так же, как и ты, впервые.

— Ага! — воскликнул Текльтон, пришедший тем временем в себя после удивления.— Так это для вас тоже новость: детеныш бронтозавра, который блеет, как коза! От этого можно сойти с ума. Может быть, в один прекрасный день ваша Нэсси станет еще и доиться? Как ты думаешь, Боб?

Он весело засмеялся, другие вторили ему. Потом перед прощанием Текльтоны еще раз пообещали хранить тайну старой конюшни, пока Клиффорд не решит, что настала пора показать современникам зоологическое чудо, которое несомненно вызовет сенсацию.

Потом пошло все очень быстро. После того как отпраздновали Рождество и Новый год, Нэсси начала расти ошеломляющими темпами. В конце января она уже была пяти футов ростом, еще через четыре недели почти десяти футов, а в конце марта Клиффорд был вынужден разобрать пол сеновала над хлевом, так как Нэсси то и дело стукалась о него головой.

Доставка корма тоже стала проблемой, потому что вместе со стремительным ростом Нэсси рос и ее аппетит. Только с помощью преданных Текльтонов удавалось удовлетворить его. Еще счастье, что Нэсси тем временем пришлись по вкусу свекла и картошка. Чавкая, она перемалывала клубни, попеременно выражая свое удовольствие то хрюкающим блеянием, то блеющим хрюканием.

Мистер Браун, сосед, с возрастающим интересом следил за подвозом корма, скрывать который становилось все труднее. Однако, как истинный британец и джентльмен, он не проронил об этом ни слова. И вот однажды, когда фруктовые деревья в его саду стояли в полном цвету и в палисаднике Мириам распустились первые цветы, около полуночи зазвенел звонок у входной двери Клиффордов. Боб и Мириам, которые уже легли спать, но еще не заснули, с беспокойством посмотрели друг на друга.

— Кто это может быть? — пробормотал Боб.

Когда звонок раздался снова, он встал, спустился из спальни в мансарде вниз и открыл дверь настолько, сколько позволяла предохранительная цепочка. При тусклом свете горящей над крылечком лампочки он увидел стоящего перед дверью мистера Брауна в длинном халате, накинутом на сутулые плечи. У бывшего сборщика налогов был такой растерянный вид, что Боб поспешно распахнул дверь настежь и встретил позднего гостя словами:

— Мистер Браун? У вас что-нибудь случилось?

Старик покачал головой с козлиной бородкой:

— Нет, мистер Клиффорд, у нас нет, а у вас!

— У нас? — повторил Боб, не ожидая ничего хорошего.

— Да, у вас,— подтвердил Браун со странной интонацией в голосе.— Идемте, я покажу вам.

Клиффорд последовал за ним, как был, в пижаме. Они завернули за угол дома, и мистер Браун молча указал рукой в направлении сарая, крыша которого темнела па фоне освещенного полной луной неба. Боб сразу понял, о чем говорил старик: прямо над крышей сарая торчала длинная шея с маленькой головкой...

Нэсси встала, очевидно, во весь рост, вытянула шею во всю длину и прошибла при этом черепичную кровлю, чем невольно решила свою дальнейшую судьбу.

После бессонной ночи Клиффорды еще до рассвета были на ногах. Боб убедительно просил Мириам по возможности мешать своевольной Нэсси высовывать голову через крышу, вскочил на велосипед и умчался в город. Как всегда он оставил своего железного ослика у Текльтонов, информировал их в нескольких словах о случившемся, а потом, преисполненный нетерпением, ждал в приемной директора музея появления сэра Эдварда Смита. Ученый муж имел похвальную привычку входить в свой кабинет ровно в девять часов утра, чем приучил и своих подчиненных к педантичной аккуратности. Увидев в это утро в передней служителя палеонтолого-зоологического отдела, который при его появлении быстро вскочил, он удивленно поднял кустистые седые брови.

— Мистер Клиффорд? Вы ко мне?

— Да, сэр.

— Неотложное дело?

— Очень даже неотложное!

— Тогда пойдемте.

Они вошли в кабинет, обставленный тяжелой темной мебелью викторианской эпохи. Директор занял свое место за массивным письменным столом, который словно барьер отделял его от всех посетителей.

— Так что же вас привело ко мне?

Роберт Клиффорд мысленно уже неоднократно представлял себе эту драматическую сцену, так как его здравый смысл и почтение к власть имущему подсказывали ему, что при обнародовании своего сенсационного эксперимента этого человека ему обойти нельзя. Из старой кожаной сумки, в которой транспортировал ископаемое яйцо и его подделку, он извлек вместо ответа папку, вытащил оттуда несколько фотографий большого формата и положил их молча перед директором на стол.

Сэр Эдвард Смит удивленно рассматривал снимки, на которых было изображено странное большое животное, поразительно похожее на допотопного динозавра. Он сразу понял, что речь здесь шла не о чучеле, так как животное было сфотографировано в разных положениях и, несомненно, оно было живое!

Боб словно читал эти мысли на широком лице руководителя музея. А тот устремил на него острый взгляд и заговорил с ноткой раздражения в голосе:

— Не объясните ли, Клиффорд, где вам удалось снять эти кадры? Только не говорите мне, что вам посчастливилось раскрыть тайну озера Лox-Нэсс и якобы живущее в нем мистическое животное позировало перед вашей камерой так, чтобы вы могли снимать его со всех сторон!

Клиффорд протестующе поднял руку.

— Нет, сэр, эти снимки я сделал дома!

Складка неудовольствия прорезала лоб директора:

— Это что, глупый розыгрыш?

— Упаси бог, сэр! Я бы себе этого никогда не позволил. Снимки я действительно сделал дома. На них сфотографирован детеныш бронтозавра.

Смит недоверчиво показал головой и сказал:

— Мистер Клиффорд! Или это дерзкая мистификация или...

— ...Воплощенная живая действительность! — закончил Боб фразу и продолжал: — Это действительно детеныш бронтозавра женского пола. Он вылупился восемь месяцев назад из яйца, лежавшего в моем отделе под стеклом.

— Лежавшего? Оно ведь лежит там до сих пор!

— Нет, сэр. Я должен вам признаться, что настоящее яйцо в июле прошлого года я заменил поддельным.

— Ага! А потом вы и ваша уважаемая супруга попеременно сидели на окаменевшем оригинале и высидели динозавра! — саркастически выпалил Смит и принужденно засмеялся. Он снова посмотрел на лежащие перед ним фотографии, вдруг встал, подошел к высокому окну и выглянул на улицу, словно хотел убедиться в том, что он находится в Лондоне, в своем кабинете, а не в доисторических джунглях... Потом вернулся, плюхнулся снова в свое кресло за столом и строго потребовал:

— А теперь расскажите мне все хорошенько по порядку и без вранья.

Роберт Клиффорд подробно описал все этапы своего рискованного предприятия: как он заметил колебания яйца, как он сначала хотел об этом доложить руководству музея и как ему затем пришла идея провести эксперимент самому. Конечно, подмена яйца — уголовное дело, однако сенсационный успех, как он надеется, оправдает его в глазах музейного начальства и широкой общественности. В самое ближайшее время так или иначе он поставил бы в известность сэра Смита, а теперь, когда Нэсси уже высовывает голову из крыши сарая, настало время показать зоологическое чудо всему миру.

— Значит, ее зовут Нэсси?

— Да, сэр. Так мы ее окрестили.

— Тааак, — протянул директор, помедлил еще с минуту, потом решительно поднял телефонную трубку: — Гараж? Перкинс, мою машину к центральному подъезду!

Он надел легкий пыльник, который снял было при входе в кабинет, и велел Клиффорду следовать за ним. Через минуту черный «форд» медленно продвигался сквозь сутолоку Сити и, только когда достиг окраины города, набрал скорость. Они быстро доехали до Гринвуда. Еще издали Боб заметил, что Мириам не удалось удержать Нэсси от рассматривания окрестности с высоты крыши сарая. Около дома и вдоль стены, что ограждала двор, собралась толпа. Шофер подвел машину поближе, и сэр Смит еще при выходе из нее увидел характерную шею бронтозавра с черепашьей головой, которая футов на пять возвышалась над крышей. Не без усилий пробрались они к входной двери дома, у которой двое полицейских с трудом сдерживали натиск любопытных.

Мириам встретила Боба и его спутника на пороге, беспомощно развела руками и торопливо доложила:

— Я сделала все, чтобы удержать Нэсси, но она, видимо, очень любопытна, и мои уговоры не помогают.

Сэр Смит вежливо поздоровался и последовал за Клиффордом во двор, где Боб увидел мистера Брауна, Текльтонов и представителя муниципалитета. Все они вошли вслед за ним в сарай. Директор музея, увидев массивное тело бронтозавра, которое заняло почти все помещение, когда-то отведенное для лошадей, остановился как вкопанный.

— Невероятно! — невольно вырвалось у него.

— Невероятно! — повторил он, потрясенный.

Клиффорд похлопал животное по мощной груди и вполголоса позвал:

— Нэсси!

Бронтозавр оттянул длинную шею назад из дыры в крыше, наклонил голову и приветствовал своего воспитателя радостным блеющим хрюканьем. Боб потрепал его по шее и сказал с упреком:

— Что ты натворила, Нэсси! Продырявила крышу, взбудоражила весь поселок! Что люди должны думать о тебе?!

Нэсси положила голову ему на плечо, и Боб мог бы поклясться, что она шаловливо подмигнула ему своим темным, раскосым глазом.

Сэр Смит смотрел на эту сцену нежности с возрастающим удивлением и вдруг спросил:

— Животное не опасно?

— Нисколько, сэр. До сих пор Нэсси не проявила никаких признаков агрессивности.

— А если ее выпустить во двор?

— Это будет впервые, сэр. Но я уверен, что вести себя она будет мирно. Прошу только всех покинуть сарай.

Посетители вышли. Боб распахнул дверь бывшей конюшни и позвал:

— Иди, Нэсси! Иди, милая, на свежий воздух и покажись людям!

Нэсси хрюкнула и замешкалась, поняв не сразу, что от нее хотят. Потом двинулась вперед, тяжело зашагала, переваливаясь с боку на бок, во двор, сопровождаемая слева и справа Бобом и Мириам. При ее появлении любопытствующая толпа пришла в движение. Послышались возгласы удивления. Многие, главным образом мальчишки и молодые парни, забрались на кирпичную ограду двора, и когда вдруг кто-то хлопнул в ладони, неожиданно раздались рукоплескания. Нэсси стояла посредине

двора, гордо вертела во все стороны высоко поднятой головой, несколько раз наклонила ее, словно благодаря за приветствие, что вызвало настоящую бурю аплодисментов. Роберт и Мириам не отходили от нее, гладили ее по шее и по круглым бокам, успокаивающе разговаривали с ней.

Сэр Смит стоял в нескольких шагах, не в силах оторвать глаз от зоологического чуда. Длинная шея, маленькая голова, мощный хвост...

— Да, мистер Клиффорд,—обратился он к Бобу,— это, несомненно, бронтозавр, живой потомок вымерших в третичном периоде гигантов. И вы сами понимаете: его рождение — событие мирового значения. Теперь безотлагательно следует принять меры, чтобы предохранить драгоценнейшее животное от всяких случайностей. Я этим займусь сам. Разумеется, здесь его оставить нельзя, нужно перевести его в другое место. Лучше всего, я думаю, в Лондонский зоопарк, где, наверное, для него найдется подходящее помещение. Где у вас телефон?

— В передней комнате. Мириам, проводи сэра Эдварда в гостиную.

Директор и Мириам исчезли в доме, но через пару минут они появились у распахнутого окна кухни, выходящего во двор, и Боб понял, что, воспользовавшись длинным шнуром аппарата, Смит перенес телефон туда. Он, очевидно, ни на минуту не хотел терять из виду Нэсси. Директор поставил аппарат на подоконник, уселся рядом и торопливо начал листать поданный ему Мириам толстый телефонный справочник. Набрав какой-то номер, он заговорил так громко, что Клиффорд без труда мог следить

за разговором.

«Хелло! Редакция «Дейли Геральд»? Кто у телефона? Дежурный редактор Слоутер? Слушайте внимательно, любезный. Говорит сэр Эдвард Смит, директор Британского музея естественной истории. Если вы не хотите прозевать величайшую зоологическую сенсацию двадцатого века, немедленно пришлите своих репортеров в Гринвуд,

где я покажу им живого бронтозавра величиной со слона. Мистификация? Запоздавшая апрельская шутка? За правдивость сообщения ручаюсь честным словом кавалера ордена Подвязки. Все!

Он продолжал набирать другие номера, и Боб понял, что Смит по очереди вызывал редакции крупнейших лондонских газет, затем директоров различных радио- и телекомпаний, и каждый раз, отчетливо произнося слова, с явным наслаждением повторял свое историческое сообщение. После этого он позвонил начальнику лондонской полиции, поставил и его в известность о происшедшем и попросил направить в Гринвуд наряд полисменов, так как предвидел, что с распространением сенсационного сообщения сюда устремятся тысячи любопытных, напор которых не смогут удержать двое местных констеблей в палисаднике Клиффордов. В заключение он известил еще директора зоопарка и посоветовал ему прислать для Нэсси самый большой имеющийся у него транспортер. Скоро, примчались десятки фотокорреспондентов, операторов радио- и телекомпаний, которым без помощи полиции едва ли удалось бы пробиться сквозь нарастающую людскую, стену к скромному дому на окраине поселка. Двор быстро наполнился репортерами и кинооператорами. Вспыхивал свет мощных юпитеров, и на Роберта и Мириам, которые оказались в центре всего происходящего, обрушился настоящий шквал вопросов.

Уже начали транслироваться первые прямые телепередачи, и Нэсси, которая оставалась спокойной, несмотря на возникшую вокруг нее сутолоку, превратилась в течение нескольких часов в телезвезду, вытеснив всех остальных на миллионах экранов.

Сэра Эдварда, естественно, тоже атаковали репортеры, и он должен был экспромтом прочитать небольшие лекции об эпохе динозавров, указывая то и дело на живой экземпляр. Телефон в доме Клиффордов звонил беспрерывно, и полицейский, которого лейтенант, командовавший нарядом, назначил здесь на пост, неустанно отвечал одно и то же:

— Сэр Смит и мистер Клиффорд заняты.

Следствием первых радиосообщений и особенно телепередач было то, что дороги в Гринвуд на целые мили были запружены машинами различных марок, о чем сэр Смит узнал только тогда, когда перед ним возник запыхавшийся и вспотевший господин, в котором он к своему удивлению узнал директора лондонского зоопарка. Стоявший рядом Роберт Клиффорд с трудом скрыл невольную улыбку, вызванную растерзанным видом прибывшего.

— Мистер Коллинз?! — воскликнул Смит.— Что слу... Что с вами?

Однако директор зоопарка молча и остолбенело смотрел на Нэсси и только через некоторое время, все еще задыхаясь, объяснил, что он потратил целый час, чтобы протиснуться через людскую массу, и что транспортер для слонов, о котором просил Смит, находится отсюда на расстоянии не меньше мили, застряв в необозримом потоке машин.

— Невозможно, сэр Эдвард, проехать с громоздким транспортером!

Мириам, совершенно изнуренная суматохой вокруг Нэсси, пыталась спастись от назойливой своры репортеров в доме, но ей это не удалось. Она была вынуждена, как она потом рассказала Бобу, показать представителям газет и телекомпаний подвал, в котором родилась Нэсси, скорлупу яйца, из которого она вылупилась, и даже миску, из которой хлебала молоко. Разумеется, на экранах появилась и «кормилица» бронтозавра — Лисси.

Впервые в жизни, смущенно улыбаясь, Мириам видела на экране себя, сияющее лицо Роберта, и только тут до ее сознания дошло значение этого момента.

Прошло еще несколько часов, пока удалось полиции протащить сквозь море средств передвижения транспортер зоопарка — громадный, открытый сверху фургон. Так

как проезд во двор для этой машины был слишком узок, водитель подал ее задом к воротам, опустил наклонную грузовую платформу и открыл дверь в фургон. Клиффорду стоило немало труда заставить Нэсси подняться туда. Он решил ехать с ней, и колонна двинулась. Впереди шла полицейская машина с синей «мигалкой», затем «форд» сэра Смита, за ним транспортер и, наконец, снова полицейский автомобиль, за которым потянулись сотни личных машин. Переселение Нэсси, длинная шея которой высоко торчала над бортами транспортера, стало настоящим триумфальным шествием, связанным, правда, со многими трудностями, потому что нужно было выбрать маршрут, где не было трамвайных проводов или других препятствий, которые могли стать для нее опасными.

У входа в зоопарк вереницу личных машин задержали, туда пропустили только фургон и машину Смита. Нэсси охотно последовала за шагающим впереди Клиффордом в пустое помещение для слонов, легла, явно усталая от непривычных переживаний и долгой езды, на знакомую подстилку из опилок, которыми покрыли по совету Боба пол, и дала этим понять, что теперь ей совершенно необходим отдых.

В тот же день Роберт Клиффорд увидел в экстренных выпусках вечерних газет жирные заголовки, о которых так мечтал: «Фантастическая сенсация в биологии», «Роберт Клиффорд — воспитатель бронтозавра», «В ископаемом яйце проснулась жизнь», «Инкубатор для бронтозавров в подвале», «Нэсси — родственница таинственного существа в озере Лох-Нэсс?», «Бронтозавр в лондонском зоопарке!»

Радио и телевидение снова и снова передавали короткие репортажи о сенсационном событии в маленьком доме Клиффордов, газеты публиковали во всю полосу богато иллюстрированные сообщения о Нэсси и ее воспитателях. Самолеты уже доставили любопытных и репортеров из Европы и из-за океана. Именитые ученые предлагали со-

81

звать международную конференцию, чтобы объяснить чудо рождения бронтозавра из ископаемого яйца. Один читатель «Дейли Геральд», явный оптимист, предложил проделать опыт по высиживанию всех яиц бронтозавров, какие имеются в музеях мира, чтобы разбудить возможно дремлющую в них жизнь. А вдруг тогда отыщется для Нэсси партнер мужского пола и это откроет фантастическую перспективу по разведению бронтозавров в двадцатом веке!

На следующий день выяснилось, что Нэсси, получившая за ночь всемирную известность, имеет свои причуды. Она отказывалась есть положенный перед ней корм, пока не пришла кому-то спасительная идея позвать Клиффордов. Встреча капризного молодого бронтозавра с воспитателями была необычайно трогательной. Нэсси хрюкала и блеяла, Мириам называла ее ласкательными именами, Роберт гладил ее по шее... И только после того как Клиффорды дотронулись до корма руками, она соблаговолила принять пищу.

Чтобы избежать осложнений в этом жизненно важном вопросе, руководство зоопарка предложило Роберту Клиффорду определиться сюда на работу в качестве смотрителя, на что Боб после переговоров с сэром Смитом дал свое согласие. Мириам при этом должна была ему помогать, а иногда и замещать его. Кроме того, директор зоопарка счел необходимым поручить полиции регулировать в первые недели бесконечный поток посетителей, так как иначе любопытные запрудили бы парк.

А Нэсси? Она быстро привыкла к новой обстановке, чувствовала себя здесь свободно. Особое предпочтение отдавала она большому бассейну, в котором охотно купалась, а иногда, к радости зрителей, сильными ударами хвоста по воде поднимала целые фонтаны. На всякий случай решетку из толстых железных прутьев, что окружала бывший слоновник, укрепили дополнительно густой металлической сеткой, так как шея Нэсси была намного длиннее, чем хобот слона, что могло привести к нежелательным последствиям.

Роберт уже устал снова и снова рассказывать посетителям биографию Нэсси. Руководство парка нашло здесь доходный выход: сообщение Клиффорда было записано на магнитофонную ленту, а перед слоновником установили автомат, который за один шиллинг кратко повторял его рассказ.

После многократного осмотра и обследования бронтозавра, чему содействовал миролюбивый характер Нэсси, в Британском музее естественной истории состоялась научная конференция, на которую съехались со всего мира сотни корифеев палеонтологии и зоологии. На конференцию официально были приглашены супруги Клиффорды, где их безыскусное описание рождения и воспитания Нэсси выслушали с безраздельным вниманием. Одно только существование молодого бронтозавра вызвало среди ученых мужей жаркие дискуссии и споры. Другим обстоятельством, продолжавшим держать в напряжении специалистов и широкую публику, были невероятные темпы роста бронтозавра. При гигантских размерах скелетов этих вымерших животных предполагали, естественно, что требовались десятки лет, чтобы они достигли полного роста. Но этот детеныш бронтозавра уже через десять месяцев вырос на семь метров в высоту и, учитывая хвост, на пятнадцать метров в длину. Предполагали, что он весит около двадцати тонн. Вес точно установить не могли, так как не было таких больших весов.

Время шло, поток посетителей постепенно слабел, но все-таки оставался настолько еще сильным, что Нэсси, как заявил Клиффорду директор зоопарка, благодаря информационному автомату, практически сама себя кормила, да еще и вносила круглую сумму в кассу парка. Она по-прежнему была очень привязана к своим воспитателям и всегда, трогательно хрюкая и блея, радостно встречала Роберта и Мириам. Иногда, когда Роберт обни-

83

мал ее за шею у головы, Нэсси, как игрушку, поднимала его так высоко, как позволяла длина шеи, качала его на высоте и снова осторожно ставила на ноги.

Предприимчивые дельцы, разумеется, не стали упускать удобный случай заработать на шумихе вокруг Нэсси. Появились миллионы открыток, целые альбомы с фотографиями живого чуда. Ее изображение было отштамповано на спортивных рубашках и хозяйственных сумках. Фабриканты игрушек выбросили на рынок миллионы маленьких, весело улыбающихся резиновых, тряпичных и целлулоидных Нэсси. Большие куклы Нэсси поразительно похоже имитировали хрюкающее блеяние и блеющее хрюканье живого образца. Сигаретная фабрика выпустила новую марку сигарет — «Нэсси». Продавался шоколад «Нэсси». Были даже духи ее имени, так как, в конце концов, она была представительницей прекрасного пола. В городском управлении Большого Лондона уже было намерение переименовать Гринвуд, место рождения бронтозавра, в Нэсситаун.

Прошло лето, приближался день рождения Нэсси. Он совпал снова с субботой. Бронтозавр-девчонка превратилась за это время, несмотря на неволю в зоопарке, в представительную бронтозавр-даму, которая по росту чуть уступала гигантскому скелету своего доисторического предка. Роберт и Мириам Клиффорды приготовили дородной имениннице особо лакомое юбилейное меню, а старые друзья, Энди и Долли Текльтоны, не забыли привезти с собой целый мешок кочанов цветной и обычной капусты и большой пучок сладкой моркови. Мистер Браун, сосед, угостил Нэсси корзиной сочных яблок. Поток посетителей в эту субботу удвоился, потом утроился, потому что пресса по случаю дня рождения Нэсси снова посвящала ей целые страницы с цветными фотографиями.

А сама именинница, будто понимая значение этой даты, чаще чем обычно заходила в этот жаркий августовский день в бассейн и поднимала мощными ударами хвоста такие фонтаны, в которых солнце отражалось всеми цветами радуги.

Вместе с Робертом она показывала настоящие цирковые номера, поднимала его, когда он обнимал ее за шею, на высоту двухэтажного дома, а когда он с помощью легкой лестницы забирался ей на выпуклую холмообразную спину, торжественно маршировала со своим «всадником» вдоль ограды.

Со своей гигантской лебединой шеей, массивным туловищем, длинным мясистым хвостом и гладкой светло-коричневой шкурой, она прекрасно выглядела и, несмотря на громадные размеры, ухитрялась быть изящной. Ее головка с немного выпуклыми темными глазами была постоянно в движении, что производило впечатление, будто Нэсси живо интересуется всем, что происходит вокруг.

Когда наступил вечер и последние посетители покинули зоопарк, Клиффорды обеспечили свою питомицу на воскресенье достаточным количеством корма, потому что хотели в этот день остаться дома, чтобы спокойно отметить день рождения Нэсси, на который пригласили Текльтонов. Усталые и счастливые уехали они домой на своей маленькой проворной «Тойоте», которую недавно приобрели. После ужина еще долго сидели, перебирая в неторопливой беседе события суматошного дня и эпизоды первого года жизни Нэсси. Утром они встали позже обычного, и когда они около десяти часов сидели за завтраком, вдруг резко и непрерывно начал звонить в гостиной телефон. Мириам испуганно посмотрела на мужа. Что это могло значить? А Боб в три прыжка оказался у аппарата и поднял трубку.

— Хэлло! Клиффорд слушает.

— Мистер Клиффорд! Случилось ужасное.

Боб узнал голос директора зоопарка и, предчувствуя неладное, прижал трубку плотнее к уху.

— Что стряслось, мистер Коллинз?

— Нэсси убежала!

— Убежала? Каким образом?

Коллинз торопливо сообщил:

— Своим огромным весом она в одном месте просто повалила ограду и, прежде чем ее могли остановить, вышла из парка на улицу и двинулась в направлении центра. Я вызвал по тревоге пожарников и полицию, но боюсь, что они с Нэсси не справятся и могут причинить ей вред. Приезжайте, пожалуйста, немедленно. Полицейская машина будет ждать вас на окраине города.

Коллинз так громко выкрикивал тревожное известие, что подошедшая тем временем Мириам все услышала и теперь смотрела на Боба широко открытыми от ужаса глазами.

— Оставайся дома, Мири,— бросил Клиффорд, кинулся к сараю, вывел «Тойоту» и умчался. Полицейская машина с «мигалкой» ждала у въезда на стоянку автомобилей, расположенную у самой дороги. Прежде чем Боб остановился около нее, он заметил вертолет, который стоял посреди площадки, медленно вращая лопастями. Лейтенант полиции шел навстречу Клиффорду. Роберт узнал в нем офицера, который четыре месяца назад руководил транспортировкой Нэсси в зоопарк.

— Мистер Клиффорд! Оставьте свою машину здесь. Мы воспользуемся вертолетом, потому что на машине трудно проехать. По последним сообщениям, Нэсси приближается уже к Трафальгар-скверу. Где она появляется, мгновенно возникает паника. Вы же знаете узкие улицы в центре. Пешеходы и пассажиры машин сломя голову спасаются в домах и переулках. Своим весом она уже смяла десятки машин, словно пустые консервные банки, поломала несколько двухэтажных автобусов. Счастье еще, что сегодня воскресенье и десятки тысяч владельцев машин, как обычно, еще вчера уехали из города, чтобы провести выходной на лоне природы.

— Люди не пострадали? — справился ужаснувшийся Боб.

— Об этом пока данных нет. Полиция и пожарники получили указание не применять силу. Идемте же, сверху обстановка просматривается лучше, да мы и быстрее догоним беглянку.

Они забрались в остекленную со всех сторон кабину вертолета, который сразу же оторвался от земли, поднялся в воздух и взял курс к центру города.

Дорога, по которой прошла Нэсси, хорошо просматривалась с высоты, так как была отмечена разбитыми машинами. Через несколько минут они догнали вырвавшегося на свободу бронтозавра и стали свидетелями того, как Нэсси медленно пробивалась к Трафальгар-скверу. Две большие пожарные автоцистерны и бронированный полицейский гидромонитор загородили улицу, по которой шагала Нэсси, и встретили ее мощными водяными струями из всех стволов. Пилот вертолета подал Клиффорду бинокль, и Боб увидел свою воспитанницу близко. Душ, которым встретили ее здесь, у выхода на площадь, кажется, ей доставлял даже удовольствие. Она вертела головой, подставляла водным струям широкую грудь, и Боб мог бы поклясться, что неожиданное купание она принимает с довольным хрюканием и блеянием, которые однако заглушались трещанием вертолета. Но затем, видимо, водная процедура ей надоела и она вдруг перешла в наступление, навалилась всем телом на ближайшую красную автоцистерну и отодвинула ее без видимого усилия в сторону. Когда она вслед за этим протискивалась в образовавшуюся щель, бронированный гидромонитор опрокинулся. Тут попыталась загородить ей дорогу вторая автоцистерна пожарников...

Клиффорд вырвал у лейтенанта, сидевшего с ним рядом, микрофон и крикнул:

— Пропустите ее! Пропустите ее, иначе она поранит себя! Слушайте, там, внизу! Пропустите ее!

Пилот догадался включить громкоговоритель, и голос Клиффорда прозвучал над площадью, как небесная труба.

Пожарники тотчас выполнили приказ, обе цистерны отодвинулись назад, перестали бить водяные струи, и Нэсси спокойно, неторопливо вышла на широкую площадь.

Многие собравшиеся там любопытные предусмотрительно отступили к домам. Не обращая на людей внимания, Нэсси направилась прямо к памятнику Нельсону в центре Трафальгар-сквера и легла у ног знаменитого британского адмирала между бронзовыми львами, чтобы отдохнуть, по-видимому, после трудного марша от зоопарка.

Лейтенант вопросительно взглянул на Клиффорда:

— Что делать теперь?

— Высадите меня скорее! Я попытаюсь привести Нэсси обратно в зоопарк. Позвоните туда, чтобы пригнали транспортер! — Вертолет сделал на малой высоте полукруг и мягко приземлился позади высокого столба с фигурой Нельсона наверху. Роберт Клиффорд выпрыгнул, обошел памятник и спокойно приблизился к виновнице неожиданного воскресного переполоха. Нэсси с любопытством потянулась ему навстречу и приветствовала его появление радостным блеянием. Боб вплотную подошел к ней, похлопал по шее и успокаивающе заговорил:

— Нэсси! Голубушка! Что тебе взбрело в голову? Тебе что, уже не нравится в зоопарке? Всполошила весь город, причинила столько вреда... Ты ведь чувствовала себя в зоопарке как дома, ходила свободно по своему просторному жилищу, купалась сколько хотела... Может быть, ты недовольна питанием? Мириам и я делаем все, чтобы ты чувствовала себя хорошо.

Несколько минут он говорил таким тоном, и Нэсси, чуть склонив голову набок, слушала его внимательно. Когда Боб умолк, она доверчиво положила голову, как уже часто бывало, ему на плечо, но вдруг раскрыла пасть с тупыми зубами, крепко схватила своего воспитателя за плечо и легко подняла его почти до бронзовой статуи храброго флотоводца Горацио Нельсона.

Из толпы, которая тем временем осмелилась подойти ближе, послышались тревожные крики. Клиффорд испуганно протестовал:

— Нэсси! Что за шалости? Мы же не в зоопарке! Опусти меня на землю, слышишь? Опусти меня немедленно на землю!

Рядом с собой он близко увидел глаз бронтозавра, который плутовски ему мигнул. Нэсси качнула Боба несколько раз туда и сюда, блеюще хрюкнула, что прозвучало издевательским смехом, и... разжала челюсти. Клиффорд громко вскрикнул от ужаса. Падал он, как ему казалось, бесконечно долго, сильно ударился и на мгновение как бы впал в беспамятство...


* * *

Очнулся он на каменном полу своего музейного отдела и обалдело осмотрелся вокруг. Посетителей не было. Рядом валялся опрокинутый стул, ветерок из окна шевелил листы газеты со статьей о таинственном существе из озера Лох-Несс. На своих местах стояли музейные витрины и в одной из них...

Да, в одной из них под стеклянным колпаком лежало окаменевшее яйцо ископаемого бронтозавра, которое — о, святой Патрик! — казалось, чуть-чуть шевелилось в потоке горячих, косо падающих солнечных лучей...

---

Перевод с немецкого А. Мякишевой.

Художник В.Ф. Рябинин.







Загрузка...