В парке было тихо и сыро. Деревья шелестели чуть слышно, чирикала какая-то мелкая птаха в кустах, и ее не пугали появившиеся люди.
Шли тихо. Подследственный, два конвоира, понятые — две девушки, так неосторожно бегавшие в этом парке.
Неосторожно не потому, что их успел догнать участковый, который и попросил, вежливо, но непреклонно, быть понятыми, а затем сходил с ними за паспортами. Потому, что несколько дней назад в этом парке нашли мертвую шестнадцатилетнюю девушку.
Никто из жителей об этом, наверное, до сих пор не узнал. В парке бегали только спортсмены, гуляли собачники, но первых не интересовало ничего, кроме процента жира, а вторых — только четвероногие друзья. Один такой собачник труп и обнаружил, но группу дождался с трудом и убежал на работу. Район был новый, знакомых у всех мало. Участковый радовался, что нашел хотя бы понятых.
Шли оператор с камерой, криминалист, непонятно зачем притащившийся с утра пораньше к машине, адвокат, сонная женщина средних лет, и по лицу ее было видно, что она готова удавить подзащитного. Но позволить себе отправлять на назначение помощников могли только те, кто этих помощников имел. У этой женщины была только она сама — хмурая, со сжатыми губами. Валентин понимал, что она не станет придираться к процедуре, хотя могла бы начать уже с того, что погода не соответствует той, которая была во время убийства… Адвокат присутствует, потому что иначе не может и, как только начнется эксперимент, отвернется перекурить.
Следственный эксперимент был перестраховкой, чтобы подследственный не вздумал менять показания. Взяли его спустя несколько часов, он засветился на камерах, экспертизу сделали моментально, без очереди, улик было хоть отбавляй. Но каждое движение — на камеру, каждое слово — под протокол. Ни прокурор, ни судья, ни шеф не хотели затягивать следствие ни на одном из этапов и не хотели давать журналистам ни шанса раздуть на нем тиражи.
Валентин не очень беспокоился о следующих двух часах, куда сильнее его занимала предстоящая очная ставка. Два ублюдка, убившие женщину просто так. Сами они, конечно же, так не считали: выпивку не купила, и плевать, что половина второго ночи и в городе спиртное не продают, закусь как чертям в аду разогрела. Поэтому сначала ей в лицо полетела шкворчащая яичница, а затем, когда, до крови прокусив губы, женщина бросилась бежать — без крика, без жалоб, терпя невыносимую боль, — и столкнула со стола последние пятьдесят грамм, ее ударили по голове раскаленной сковородкой. Но умерла она не от этого: падая, ударилась виском о кухонный стол.
Экспертиза показала все как есть, кроме одного: кто именно ударил. По косвенным признакам — следам на стуле, на полу, на одежде, — выходило, что муж. Муж все валил на брата погибшей. Брат говорил, что был слишком пьян и ничего не помнит.
Валентин бился, пытаясь доказать умысел, умом понимая, что это сто девятая, часть первая. Шеф оттягивал сроки обвинительного заключения, как мог. На очную ставку, с учетом всех проведенных экспертиз, возлагались большие надежды.
— Вот тут я ее и увидел, — подал голос подследственный. Ему было за пятьдесят, выглядел он старше, был дважды судим. — Собаку отпустил, она у меня спокойная…
Оператор не сводил с него камеру. Подследственный нервничал — съемка его беспокоила. Но в остальном все шло как обычно.
— Подошел к ней, заговорил. Спросил, куда такая красивая бежит. Потом предложил ей сексом заняться. Она ответила, что не хочет.
Валентину что-то не нравилось в этом. Не слова и не действия подследственного, тут не было ничего непредсказуемого, все это он уже слышал и за восемь лет работы научился рассматривать только как факт, не пропуская через себя.
— Мне не то что не по себе стало… как-то неловко. Схватил ее и потащил. Ну, туда, — и он указал в кусты.
Валентин переглянулся с адвокатом и участковым.
— Осторожнее там, — обронил участковый конвоирам. — Там ямы.
— Дальше, — сухо приказал Валентин. — Идете — описывайте все, что делали, что говорили, что делала потерпевшая.
— Ну, она кричать начала, я ей рот зажал…
Он повел конвоиров в кусты. Оператор шел за ними, снимать ему было неудобно. Криминалист, адвокат и участковый отстали — всем вместе им было не разойтись. Понятые, подгоняемые уважением к людям при исполнении, шли сразу за вторым конвоиром.
— Подождите.
Валентин остановил одну из понятых. Та с удивлением замерла, окликнула подругу. Конвоиры и подследственный скрылись в густой листве.
— Разве сюда? — беспечно спросил криминалист. — Он что-то попутал…
Адвокат поморщилась. Все кусты тут были одинаковые, подумал Валентин, но указывать на ошибку нельзя. Неужели он действительно что-то задумал? Воспользовался экспериментом, чтобы затянуть следствие?
Валентин обогнул понятых, сильно этим возмутившихся. Следом протиснулся оператор, чуть не снеся загомонивших девушек камерой.
Совсем рядом проходила железная дорога и объездная трасса, по которой пронесся пустой автовоз, оглушив лязгом аппарелей. И тут Валентин понял.
Собачник, это был собачник. Он знал здесь все кусты, не мог не знать.
В два прыжка Валентин проскочил кусты, оказавшись в небольшой проплешине. За деревьями виднелись железнодорожные пути. Один конвоир лежал на земле, второй сцепился с подследственным.
Рецидивист, прекрасно знающий нравы на зоне, не готов был расставаться с полученным за прежние ходки авторитетом. Сейчас у него была не та статья.
Он не просто так завел группу в другое место. Он не перепутал, он заранее все спланировал. Он знал, на чем может сыграть.
Грохнул выстрел, и почти сразу второй. Валентин успел замахнуться на нападавшего рукоятью табельного пистолета, но тот дернулся, перекатываясь, удар пришелся по касательной.
Валентин отскочил в сторону, уже прицеливаясь и с ужасом думая, что вот сейчас покажутся понятые. До него откуда-то с другого конца света доносился визг, потом звук выстрела. И еще один. И еще.
Мир перевернулся с ног на голову, впереди кто-то рванулся и с криком упал, схватившись за ногу. Потом мелькнуло что-то огромное и тяжелое, и мир исчез.