Нет моей вины

Глава девятая

В пятницу Катя встала на полчаса раньше обычного и заказала билеты на самолёт. Она приняла решение.

У Лены неделю назад родился долгожданный внук, до этого были только две внучки, и Лена со Светой осаждали с тех пор Катю, настаивали, чтобы Катя и Серёжа прилетели знакомиться с новорождённым.

Катя отказывалась, обещая, что они с Серёжей прилетят в новогодние каникулы. Они же вернулись из Бильбао меньше месяца назад, и теперь лететь обратно? Опять школу пропускать? Да и накладно…

Но после вчерашнего ужина с Суворовым Катя вспомнила любимую фразу Лены о том, что смена обстановки — лучшая психотерапия. Нужна встряска, положительные эмоции, движение!

Они улетят сегодня поздно вечером, побудут в гостях чуть больше трёх дней, вернутся во вторник, а в среду Серёжа пойдёт в школу.

Она обрадовала Серёжу, когда он проснулся, и сын всю дорогу до школы бойко и радостно болтал. В школе, молясь, чтобы нигде не наткнуться на директора, Катя быстро оставила заявление у Татьяны Юрьевны. К счастью, обошлось! Суворов не попался навстречу.

В двенадцатом часу, закончив работу в лаборатории, Катя решила сходить перекусить в ближайшее кафе.

Она вышла из здания медицинского центра, когда её кто-то окликнул по фамилии. Катя даже не поняла, мужской или женский голос. Она остановилась, удивлённо озираясь, и заметила худого и какого-то замызганного мужичка, поднявшегося со скамейки навстречу ей. Язык даже не поворачивался назвать это видение мужчиной, настолько он был плюгавый и какой-то чёрный.

— Не узнаёшь? — усмехнулся он, и Катя вспомнила…

Лучше бы никогда не помнить тот день, а ведь они с тех пор не виделись. Чигирев испарился с вокзала, видимо, сразу, как приехала скорая.

— Привет, Жора! Ты что здесь делаешь?

— Тебя, Бабушкина, жду! Хочу поговорить.

Ну обалдеть просто! Все призраки прошлого внезапно восстали из небытия, и все хотят поговорить с Катей.

Вздохнув, Катя опустилась на скамейку, где сидел Чигирев, и брезгливо отодвинулась подальше от него.

— Быстрее, Жора, говори, что хотел, и разбегаемся. Мне некогда.

— Хочу информацию тебе продать. Раньше всё боялся, Олеська стращала, а теперь мне всё равно. Я и так не жилец. А деньги не пахнут.

При упоминании Олеськи Катя поёжилась, словно подул холодный ветер.

— Если ты мне решил рассказать душещипательную историю, случившуюся пятнадцать лет назад, разочарую тебя! Я ещё тогда догадалась обо всём, не знаю лишь тонкостей. Так что попробуй меня удивить, если хочешь продать свою эпопею.

Он наклонился вперёд и поставил локти на колени.

— Добрая ты слишком, Катька! Святоша. За это и пострадала. Только знай, не тронул я тебя! Просто рядом полежал. Олеська опоила тебя, мы тебя перетащили на диван, раздели и уложили, а я рядом прилёг. Эту картину маслом и увидел твой Суворов. Говорят, вернулся он в наш город, а? Правду говорят?

— Не знаю, — нехотя ответила Катя. Её тошнило, как тогда, после приёма неведомого лекарства из рук Олеськи. А ведь Артём её предупреждал, просил не доверять Олесе и не видеться с ней!

Катя не послушалась, да ещё и Артёма обманула, придумав несуществующее собрание.

— Ох и рожа у него была! — хриплый голос Чигирева и резкий смех вернули Катю в действительность. — Я думал, его кондратий хватит, он реально стал зелёного цвета и закачался. А потом убежал, как будто за ним привидения гонятся.

Впервые Катя подумала, что, пожалуй, очень сложно ей теперь, при вновь открывшихся обстоятельствах, осуждать Артёма. Увидеть её, Катю, в постели с Чигиревым! Конечно, чтобы поверить в то, что она легла с Чигиревым, тоже надо очень своеобразно мыслить, но всё же!

Только теперь она поняла, в каком шоке был Артём. Однако это шоковое состояние у него слишком затянулось.

— Конечно, я должен был тогда всё рассказать ему, — задумчиво и почти человеческим голосом рассуждал Чигирев. — Но Олеська мне угрожала. Дескать, знакомые её в асфальт меня упакуют. Или посадит она меня. А это запросто, она же безжалостная!

Катя молчала. Что тут скажешь? Если думать об этом напряжённо, недолго и свихнуться. Но кому нужно сейчас думать об этом? Дело сделано. Олеське всё удалось. Ворошить это всё не имеет абсолютно никакого смысла.

— Олеська-то всё думала, будто удачу за хвост поймала, а на деле от жизни огребла по полной.

— Почему? — равнодушно спросила Катя.

— Она же тут напакостила вам и сразу в Сочи смылась. И встретила там какого-то олигарха. И в Сочи-то у него дворец, и за границей! Каталась, как сыр в масле, и всё надеялась, что он на ней женится. Вот только ему нужны были наследники, а Олесечка наша после многочисленных походов к врачам забеременеть не могла. Чего только ни делала! Лечилась у лучших врачей, к знахаркам ездила, по всяким святым местам, к святым мощам, и в Израиль к Иордану… На Луну только не слетала! Это делала, как его? Не операцию, а…

— ЭКО? — подсказала Катя.

— Да! Несколько раз делала, всё бесполезно. Неудачно.

Кате не было жаль Олеську. Зря Жора сказал, что она, Катя, добрая. Нет, она не добрая. И всепрощение ей несвойственно. Извините уж!

— Дал ей пинка её олигарх, выставил с той самой сумочкой, с которой когда-то взял. Нашёл себе другую женщину, которая ему детишек нарожала. А Олеська покатилась по наклонной. Она вроде меня сейчас. Может, не пьёт столько, но видел я её года три назад, она к родителям приезжала. Опухшее лицо-то, и сама вся расплылась. Тебя, Бабушкина, лет на двадцать старше выглядит. Напились мы, вот она и рассказала мне всё, не выдержала. Ревела белугой. Живёт сейчас там в Сочи с каким-то, держат что-то вроде борделя. Знаешь, у дур молодых паспорта отбирают и заставляют «работать». На Олеську-то уж клиент не клюёт…

Жора опять хрипло рассмеялся. А Катя подумала о том, что её не интересует тема мести и возмездия. Она бы предпочла не видеть Жору и не слышать о них с Олесей ничего, совсем!

— Я дам тебе денег, Жора, — Катя поднялась. — Но при одном условии. Обещай. Нет, клянись!

— Что обещать-то? В чём поклясться? — обрадовался он.

— Забудь о Суворове, — сквозь зубы процедила Катя. — Не смей к нему на пушечный выстрел приближаться со своими байками, понял? Иначе я нанимать никого не буду, сама тебя закатаю куда-нибудь, своими руками! Понял?! И ко мне больше не приходи, не показывайся на глаза! Не дам больше потом ни копейки! И позову охрану или полицию, если тебя увижу вдруг!

— Понял, понял, — обрадовался Жора и тоже встал. — Нужен мне больно этот Суворов, неженка твой! Тем более, ты платишь!

Катя выгребла из сумочки всю наличку, какая была, швырнула ворохом на скамейку и быстро скрылась в здании клиники. Есть расхотелось.

* * * * * * * * * *

В среду рано утром Артём стоял в пробке по пути на работу. Он думал. Думал, хорошо, что выехал так рано, ему плохо спалось вот уже несколько ночей, после ужина с Катей.

Он тщательно обдумывал их встречу, весь разговор в подробностях, их поцелуй, и пришёл к выводу, что Катя обманула его. Она говорила, что он должен уйти, что не хочет говорить с ним. Но это были лишь слова. Её глаза говорили другое, и уж совсем другое говорило то, как она целовала его в ответ. У него до сих пор всё внутри замирало, когда он вспоминал тот поцелуй.

Опять он, Артём, понял всё лишь задним числом… Задним умом… Через…, не иначе! Тугодум.

Он импульсивно схватил телефон и набрал номер Кати. Не в сети. Спит? Но ведь Сергею в школу, а ей на работу!

Сегодня же вечером он поедет к ним домой! И пусть Сергей знает всё! Если Катя не захочет пускать Артёма, он будет сидеть у них под дверью, пока Катя не сжалится над ним. В том, что она сдастся, он теперь не сомневался. Не только потому, что она очень добрая. А ещё и потому, что она любит его. Да, да, любит! Теперь он знает это наверняка.

Он не уйдет, пока не вымолит прощение у Кати. В том, что прощения должен просить именно он, Суворов теперь тоже не сомневался. И он задаст все свои вопросы.

Он снова набрал номер Кати, и опять она была вне сети…

Суворов же не знал, что Катя с Сергеем только вчера вечером прилетели из Бильбао. У Кати всегда было плохо с пониманием роуминга, однажды она попала на очень крупную сумму, и теперь просто отключала всё, улетая в Испанию. Оттуда общалась с мамой через интернет, работающий дома у Лены. И редкие срочные звонки совершала с телефона Лены.

Они вернулись, уставшие, и Катя ещё долго разбирала вещи. А про телефон просто забыла. Мама и Василий встречали их в аэропорте, а больше звонить было некому.

Пробка «рассосалась» быстро, и Артём прибыл к школе за полчаса до начала рабочего дня. Шёл от машины к школьным воротам, когда его окликнул по фамилии какой-то сиплый голос. В серых и пасмурных утренних сумерках и тумане Артём с трудом различил какую-то тщедушную фигуру, отделившуюся от забора.

Постепенно он узнал, и ему стало трудно дышать. Не очень-то легко дышать тому, перед кем материализуется его многолетний кошмарный сон.

— Тебе что нужно? — хрипло спросил он, не ответив на приветствие Чигирева.

— Поболтать с тобой хочу. Может, сядем где-нибудь? Есть, что порассказать тебе, столько лет не виделись, но не даром!

Превозмогая тошноту, отвращение и панику, Артём кивнул на скамейку, которая стояла у дверей отделения какого-то частного банка.

С одной стороны, ему очень хотелось сжать пальцы на шее Чигирева и наблюдать, как тот будет биться в конвульсиях, а с другой, противно было даже рядом сидеть, не то что прикоснуться. Взяв себя в руки, он решил, что послушает, какие такие откровения Чигирев намеревается ему продать.

Чигирев стрельнул у прохожего сигарету, сел рядом и затянулся.

— Не трогал я Катьку, — сообщил он. — То, что ты видел, — концерт, показанный тебе Олеськой. Она к Бабушкиной в гости напросилась, типа на девичник, пришла с тортом и налила Катьке что-то там в чай.

Артёму казалось, что он уже совсем не может дышать. От вонючей сигареты, или…

— А я в машине за углом ждал. Когда Бабушкина вырубилась, я прибежал, притащил сумку с вином. Олеська там всё организовала на столе, мы Катьку перетащили на диван, Олеська раздела её и мне велела рядом лечь. Потом тебе что-то с телефона Катьки отправила, и ты тут же прискакал. Ох, и боялся я, что ты меня по башке чем-нибудь… Но слабоват ты оказался, в обморок чуть не упал!

Чигирев хрипло рассмеялся.

— Олеська злой гений. Мускул не дрогнул. Она в подъезде была, когда ты прибежал и убежал. Потом мы всё вернули, как есть, Бабушкину Олеська одела. И свалили мы.

— Тебе зачем это всё было надо, Чигирев? Ну подружке твоей понятно, а тебе? Деньги?

Артём не узнавал свой голос.

— Конечно. Только обманула она меня, денег мало дала, да пригрозила дружками и тюрьмой.

— Хотел я ей тоже напакостить, да не знал, как. Решил вас с Катькой обратно свести, но так, чтобы не рассказывать правду. Пошёл к Катьке, а она тут как тут, такси вызывала, в погоню за тобой ехать на вокзал. Я подвёз её; хоть она и брезговала моей машиной, но очень уж спешила за тобой. Не знаю, что ты ей там сказал-то, но я удивляюсь, как она выжила после того.

— В смысле? — Артём поднял голову.

— В коромысле. Беременная Катька была, а тут стала небеременная. Я столько кровищи в жизни не видел. Мне до сих пор снится иногда. Честно, думал помрёт она у меня на руках. Я скорую вызвал, сидел, держал голову Катьки-то, а сама она на перроне так и лежала, белая вся была. Я сижу и не знаю — живая или уже нет. Потом врачи её быстро увезли, сказали, счёт на минуты. А я свалил оттуда по-тихому. Мне оно надо?

…Странно устроен человек. Кажется, что ты умер, а какая-то часть тебя живёт, двигается, делает что-то.

Так и Артём. Поднялся, посмотрел на Чигирева:

— Подожди, я в банк. У меня налички нет, карта только.

Удивительно, но его карта обслуживалась в банкомате этого частного банка. Повезло.

Он вышел, держа в руке две бумажки. У Чигирева глаза от радости вспыхнули.

— Если узнаю, что ты к Кате пошёл, найду тебя и задушу, понял? Давно мечтаю.

Артём сказал это так, что Чигирев поверил. Да и был он уже у Бабушкиной, зачем ему опять к ней идти?

— Что мне к ней идти-то? Ещё я у матерей-одиночек денег не просил!

Артём смотрел на него.

— Знаю, знаю, второй раз не появляться, больше денег не дашь!

Чигирев быстро спрятал две бумажки в карман, повернулся, но не выдержал, поглумился:

— Всё-таки права была Олеська, размазня ты, Суворов! Нежная душа! Я ж видел тебя, когда лежал. Да и как можно было поверить, что Бабушкина — и вдруг со мной, а? Не жалко мне тебя. Катьку жалко, а тебя — нет!

Он хмыкнул, махнул рукой и быстро удалился. А то мало ли что.

Интересно, как Катя вообще может смотреть на него после всего, говорить с ним? А он ещё намечтал себе, что она его любит. Он чудовище. Как его можно любить?

Катя говорила ему на вокзале о провокации, о беременности… Катя, единственный человек, которому он должен был поверить! Он не должен был верить своим глазам, а ей должен был! Но он даже слушать её не хотел, не то что услышать!

Потом она лежала на холодном асфальте, а её голову держал этот вонючий Чигирев. А он, Артём, скрылся за линией горизонта.

У неё всегда была крепкая психика. Потому она и терпит его. А он ещё лез к ней… Единственное, на что он может рассчитывать, это на прощение. Точнее, просто на то, что Катя скажет, что простила. Соврёт. Такое нельзя простить. Просто нельзя, и всё. Без объяснений.

Но голос её он услышать должен. Убедиться, что она есть.

Войдя в кабинет, он вновь набрал номер Кати. Она появилась в сети. Но трубку не взяла. Она на работе, ей некогда. Он должен услышать её голос! Надо взять личное дело Сергея, там есть номер рабочего телефона Кати.

— Нина Андреевна, я возьму тут сам личное дело? Потом поставлю обратно.

— Да-да, конечно! — Нина Андреевна что-то быстро и сосредоточенно печатала.

Артём вернулся за свой стол, открыл папку и увидел заявление. Катя написала заявление в пятницу, когда он был на конференции в управлении образования.

Катя и Сергей улетели в Испанию. Всё правильно. Там Дуэнос-Хименес, который своего ребёнка не убил в отличие от него, Артёма. От шока он даже не понял, что Катя и Сергей уже вернулись. Не разобрался в числах.

— Артём Александрович, тут к вам пришли, — в дверях появилась Нина Андреевна. Из-за её спины выглядывала София Скоморохова. Круглые голубые глаза смотрят испуганно, щёки пылают. Она поздоровалась.

— Здравствуй, София, входи! Что-то случилось?

Нина Андреевна удалилась, а София встревоженно заговорила:

— Вы говорили, если что-то серьёзное, сразу к вам идти. Вот я и пришла.

— Рассказывай. Слушаю внимательно.